Как ему это ни претило, он залез своей верхней частью обратно в люк трюма и встал на прежнее место. Он вынырнул с такой силой, что голова ударилась о дно лодки. Боль прожгла все тело. Между тем запас воздуха истощался на глазах; лодка постепенно погружалась. Теперь, чтобы набрать воздуха, приходилось задирать голову, высовывая из воды только рот и нос.
Он согнул ногу и стал ощупывать рукой, чтобы найти, что ее держит. Мгновение назад он думал, что нога, может быть, запуталась в канате. Но сейчас он понимал, что это не так. Может, нога за что-то зацепилась?..
Для раздумий времени не было. Глубоко вдохнув, он снова бросился вперед.
Но не успел он нырнуть, как увидел, что призрачное человекоподобное тело с обвитой волосами головой движется к люку. Будто специально для того, чтобы закрыть ему выход, тело жены темной тенью направлялось туда в доходящем снизу тусклом свете с другой стороны, словно в медленном танце.
Из-за этого зрелища Хироюки наглотался морской воды. Испуганный пляской жены, он, будто по собственной воле, выпустил из легких остатки воздуха.
...Выход закрыт.
Не остается ничего, кроме как выныривать снова. Сейчас ему приходилось почти лизать дно лодки, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. Он открыл рот в немом крике. Запах горючего, должно быть вылившегося из двигателя, ударил в ноздри.
Все кончено.
Он обмочился от страха и расплакался. Наверху дно лодки. Внизу море. Выход закрывает жена. Нет ему места, чтобы жить.
Он как угорь в ловушке. Труп его жены — резиновый клапан, закрывающий трубку. Подбоченясь, с мрачной цепкостью держалась она за края люка, чтобы не дать ему выйти.
У Хироюки не хватало сил, чтобы рассмеяться тому, как все забавно выходит. Человек, поймавший в трубки с приманкой без счета угрей, сейчас сидел в такой же ловушке и ждал смерти.
Шум воды, бьющей о борт, звучал все грознее, но вокруг него царило странное спокойствие. Смерть приближалась безмолвно. Избежать ее было невозможно.
При мысли о неминуемой смерти его вдруг осенило. Двадцать лет назад, как раз когда исчезла его мать, отец Хироюки еле избежал смерти. Хироюки никогда не сомневался в той истории, которую рассказывал отец. Но сейчас, когда смерть смотрела ему в лицо, он понял правду. Его отец, так же как сам Хироюки, убил свою жену и использовал обычный рыбный промысел как алиби, чтобы бросить ее тело в море. Душевная болезнь отца была никак не связана с тем, что он ударился головой о борт. Ужасное преступление, совершенное им, постепенно свело его с ума.
В его жилах текла та же кровь, и прошлое повторялось. Даже если Хироюки вернется домой живым и как-нибудь поставит сына на нога, Кацуми однажды совершит то же самое. Где обрубится эта ужасная цепочка?
В смерти. Все, что он должен сделать, — умереть. Если умрут оба родителя, ребенок вырастет в новой обстановке. Эта мысль примирила Хироюки с происходящим. Может быть, он сумеет встретить смерть спокойно.
Затем он услышал, как сверху доносятся два шума, один вслед за другим. Потом опять — те же два шума. Это не волны о борт. Звучало так, будто гудение производило какое-то создание рук человеческих.
Сначала он слушал равнодушно. Но когда значение звука дошло до него, он насторожился и задрал голову. Оставалось еще немного воздуха. Еще несколько ударов раздалось со стороны киля.
Он спасен!
Вместе с надеждой на спасение он получил второй шанс. Хироюки был свидетелем подобной сцены несколько лет назад. Спасательный корабль Службы морской безопасности пришел на помощь лодке, опрокинувшейся вследствие неправильного управления. Хироюки, который как раз тогда был на промысле, прервал работу, чтобы поглазеть. Спасатели как раз так простукивали лодку, чтобы узнать, нет ли кого живого в рубке. Оседлав киль перевернутой лодки, они стучали по дну, давая знать, что помощь идет; если кто-то отзывался, они посылали ныряльщиков. Последние брали с собой дополнительный воздушный баллон, чтобы дать его спасенным. Другие рыбацкие лодки тоже торчали вокруг, и их хозяева пялились на операцию, и когда незадачливый рыбак живым и здоровым выбрался из потонувшей лодки — то-то было смеху!
Звуком, доносившимся сверху, Служба морской безопасности давала ему понять, что идет ему на помощь. Хироюки потерял чувство времени. Он не помнил, как давно лодка опрокинулась. Скорее всего, патрульный корабль нашел его случайно.
Хироюки взвыл от радости — какая удача! Срок, на который ему дана в аренду жизнь, продлен. Он снова сможет дышать настоящим воздухом.
Он опустил голову и посмотрел в воду. Он ожидал увидеть закрывающее проход тело жены, но его там не было. Оно исчезло. Может быть, волной унесло. Может, ушло на дно. Хироюки не мог поверить в происходящее. Ведь без тела — кто ему теперь предъявит обвинение?
Сейчас, когда все уже, казалось, было потеряно, судьба изменилась в последний момент. Как раз теперь, когда тело его жены исчезло, спасатели найдут его. Хироюки не мог дождаться этой минуты.
Внезапно сильные руки подхватили его тело. Они тут!
Он не слышал голосов своих спасителей, но ободряющий внутренний твердил ему: «Теперь все в порядке».
Хироюки почувствовал руку ныряльщика и вцепился в нее. Тот обнял плечи Хироюки и половчее поднес ко рту трубку дыхательного баллона. Сжимая ее зубами, он стал жадно вдыхать воздух. Это был аромат горного плато, никогда еще воздух не казался ему настолько чистым и свежим. Решив никогда от него не отрываться, Хироюки поглубже засунул загубник в рот, снова и снова наполняя легкие.
Он был в экстазе. Когда он вернется, он всех их будет любить — сына, дочь, даже отца-маразматика. Панцирь, отделявший его от мира, ныне лопнул. К сожалению, не все будет так, как прежде. Но он будет просить жену о прощении. Он не знал, как извиняются за причиненную смерть, но желание его было неподдельным.
Хироюки был уверен, что сейчас они нырнут вниз, но вместо этого они сразу же всплыли на поверхность. Внезапно он увидел киль «Хамакуци», который едва виднелся из воды. Лодка напоминала лист, плывущий по течению, и выглядела так, будто все крушение произошло в одну минуту. К ним спешил патрульный катер. На палубе толпились люди. Кажется, они кричали, но Хироюки не слышал голосов.
Он мог видеть все вокруг — море и небо. Пробиваясь сквозь тучи, сноп света упал на гребни волн, расходящихся и роняющих пену. Поймав отблески света, брызги рассыпались, как жемчуга, во все стороны. Это было море, известное ему с детства. Прямо перед ним лежал мыс Футцу. Волны и ветер не унимались. Никогда он прежде не видел такого великолепного, такого блистающего моря. Чувство успокоения пришло к нему, и тело его становилось все легче и легче.
На ум ему пришла фраза, которую он никогда прежде не произносил: «Все ясно».
Он произнес эти слова. Они звучали хорошо. Он произнес их еще раз и еще.
Чего они, однако, не могли уяснить, так это почему мужчина умер, держа труп женщины в объятиях. Не похоже было, что он схватился за него в панике, в отчаянии. Лицо мужчины было безмятежным, на нем не читалось никакого ужаса Что особенно удивило спасательную команду — это большой палец правой руки женщины у мужчины во рту. Как, ради всего святого, может мертвая женщина засунуть палец в рот к мужчине? И все же трупы были обнаружены именно в таком положении.
Мужчина сильно вгрызся в палец, так что челюсти его не удалось разомкнуть, даже когда тела погрузили на патрульную лодку. Когда рот разжали, оказалось, что палец почти откушен. Мужчине попытались сделать искусственное дыхание, думая, что его еще можно вернуть к жизни. Это оказалось бесполезным. Он умер. Если бы они подошли несколькими минутами раньше, его еще можно было бы спасти.
Безмятежное выражение лица мужчины, однако, успокаивающе подействовало на спасателей. Непросто вгрызаться так яростно в чужой палец, сохраняя при том такую безмятежность. Но этот мужчина примирил противоречия.
Путешествие в страну грез
Он согнул ногу и стал ощупывать рукой, чтобы найти, что ее держит. Мгновение назад он думал, что нога, может быть, запуталась в канате. Но сейчас он понимал, что это не так. Может, нога за что-то зацепилась?..
Для раздумий времени не было. Глубоко вдохнув, он снова бросился вперед.
Но не успел он нырнуть, как увидел, что призрачное человекоподобное тело с обвитой волосами головой движется к люку. Будто специально для того, чтобы закрыть ему выход, тело жены темной тенью направлялось туда в доходящем снизу тусклом свете с другой стороны, словно в медленном танце.
Из-за этого зрелища Хироюки наглотался морской воды. Испуганный пляской жены, он, будто по собственной воле, выпустил из легких остатки воздуха.
...Выход закрыт.
Не остается ничего, кроме как выныривать снова. Сейчас ему приходилось почти лизать дно лодки, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. Он открыл рот в немом крике. Запах горючего, должно быть вылившегося из двигателя, ударил в ноздри.
Все кончено.
Он обмочился от страха и расплакался. Наверху дно лодки. Внизу море. Выход закрывает жена. Нет ему места, чтобы жить.
Он как угорь в ловушке. Труп его жены — резиновый клапан, закрывающий трубку. Подбоченясь, с мрачной цепкостью держалась она за края люка, чтобы не дать ему выйти.
У Хироюки не хватало сил, чтобы рассмеяться тому, как все забавно выходит. Человек, поймавший в трубки с приманкой без счета угрей, сейчас сидел в такой же ловушке и ждал смерти.
Шум воды, бьющей о борт, звучал все грознее, но вокруг него царило странное спокойствие. Смерть приближалась безмолвно. Избежать ее было невозможно.
При мысли о неминуемой смерти его вдруг осенило. Двадцать лет назад, как раз когда исчезла его мать, отец Хироюки еле избежал смерти. Хироюки никогда не сомневался в той истории, которую рассказывал отец. Но сейчас, когда смерть смотрела ему в лицо, он понял правду. Его отец, так же как сам Хироюки, убил свою жену и использовал обычный рыбный промысел как алиби, чтобы бросить ее тело в море. Душевная болезнь отца была никак не связана с тем, что он ударился головой о борт. Ужасное преступление, совершенное им, постепенно свело его с ума.
В его жилах текла та же кровь, и прошлое повторялось. Даже если Хироюки вернется домой живым и как-нибудь поставит сына на нога, Кацуми однажды совершит то же самое. Где обрубится эта ужасная цепочка?
В смерти. Все, что он должен сделать, — умереть. Если умрут оба родителя, ребенок вырастет в новой обстановке. Эта мысль примирила Хироюки с происходящим. Может быть, он сумеет встретить смерть спокойно.
Затем он услышал, как сверху доносятся два шума, один вслед за другим. Потом опять — те же два шума. Это не волны о борт. Звучало так, будто гудение производило какое-то создание рук человеческих.
Сначала он слушал равнодушно. Но когда значение звука дошло до него, он насторожился и задрал голову. Оставалось еще немного воздуха. Еще несколько ударов раздалось со стороны киля.
Он спасен!
Вместе с надеждой на спасение он получил второй шанс. Хироюки был свидетелем подобной сцены несколько лет назад. Спасательный корабль Службы морской безопасности пришел на помощь лодке, опрокинувшейся вследствие неправильного управления. Хироюки, который как раз тогда был на промысле, прервал работу, чтобы поглазеть. Спасатели как раз так простукивали лодку, чтобы узнать, нет ли кого живого в рубке. Оседлав киль перевернутой лодки, они стучали по дну, давая знать, что помощь идет; если кто-то отзывался, они посылали ныряльщиков. Последние брали с собой дополнительный воздушный баллон, чтобы дать его спасенным. Другие рыбацкие лодки тоже торчали вокруг, и их хозяева пялились на операцию, и когда незадачливый рыбак живым и здоровым выбрался из потонувшей лодки — то-то было смеху!
Звуком, доносившимся сверху, Служба морской безопасности давала ему понять, что идет ему на помощь. Хироюки потерял чувство времени. Он не помнил, как давно лодка опрокинулась. Скорее всего, патрульный корабль нашел его случайно.
Хироюки взвыл от радости — какая удача! Срок, на который ему дана в аренду жизнь, продлен. Он снова сможет дышать настоящим воздухом.
Он опустил голову и посмотрел в воду. Он ожидал увидеть закрывающее проход тело жены, но его там не было. Оно исчезло. Может быть, волной унесло. Может, ушло на дно. Хироюки не мог поверить в происходящее. Ведь без тела — кто ему теперь предъявит обвинение?
Сейчас, когда все уже, казалось, было потеряно, судьба изменилась в последний момент. Как раз теперь, когда тело его жены исчезло, спасатели найдут его. Хироюки не мог дождаться этой минуты.
Внезапно сильные руки подхватили его тело. Они тут!
Он не слышал голосов своих спасителей, но ободряющий внутренний твердил ему: «Теперь все в порядке».
Хироюки почувствовал руку ныряльщика и вцепился в нее. Тот обнял плечи Хироюки и половчее поднес ко рту трубку дыхательного баллона. Сжимая ее зубами, он стал жадно вдыхать воздух. Это был аромат горного плато, никогда еще воздух не казался ему настолько чистым и свежим. Решив никогда от него не отрываться, Хироюки поглубже засунул загубник в рот, снова и снова наполняя легкие.
Он был в экстазе. Когда он вернется, он всех их будет любить — сына, дочь, даже отца-маразматика. Панцирь, отделявший его от мира, ныне лопнул. К сожалению, не все будет так, как прежде. Но он будет просить жену о прощении. Он не знал, как извиняются за причиненную смерть, но желание его было неподдельным.
Хироюки был уверен, что сейчас они нырнут вниз, но вместо этого они сразу же всплыли на поверхность. Внезапно он увидел киль «Хамакуци», который едва виднелся из воды. Лодка напоминала лист, плывущий по течению, и выглядела так, будто все крушение произошло в одну минуту. К ним спешил патрульный катер. На палубе толпились люди. Кажется, они кричали, но Хироюки не слышал голосов.
Он мог видеть все вокруг — море и небо. Пробиваясь сквозь тучи, сноп света упал на гребни волн, расходящихся и роняющих пену. Поймав отблески света, брызги рассыпались, как жемчуга, во все стороны. Это было море, известное ему с детства. Прямо перед ним лежал мыс Футцу. Волны и ветер не унимались. Никогда он прежде не видел такого великолепного, такого блистающего моря. Чувство успокоения пришло к нему, и тело его становилось все легче и легче.
На ум ему пришла фраза, которую он никогда прежде не произносил: «Все ясно».
Он произнес эти слова. Они звучали хорошо. Он произнес их еще раз и еще.
* * *
Патрульный корабль выловил одновременно два тела. Одно принадлежало женщине, которая, очевидно, уже была мертва. Другое — мужчине, который только что испустил дух. В ходе расследования стало понятно, что все это значило.Чего они, однако, не могли уяснить, так это почему мужчина умер, держа труп женщины в объятиях. Не похоже было, что он схватился за него в панике, в отчаянии. Лицо мужчины было безмятежным, на нем не читалось никакого ужаса Что особенно удивило спасательную команду — это большой палец правой руки женщины у мужчины во рту. Как, ради всего святого, может мертвая женщина засунуть палец в рот к мужчине? И все же трупы были обнаружены именно в таком положении.
Мужчина сильно вгрызся в палец, так что челюсти его не удалось разомкнуть, даже когда тела погрузили на патрульную лодку. Когда рот разжали, оказалось, что палец почти откушен. Мужчине попытались сделать искусственное дыхание, думая, что его еще можно вернуть к жизни. Это оказалось бесполезным. Он умер. Если бы они подошли несколькими минутами раньше, его еще можно было бы спасти.
Безмятежное выражение лица мужчины, однако, успокаивающе подействовало на спасателей. Непросто вгрызаться так яростно в чужой палец, сохраняя при том такую безмятежность. Но этот мужчина примирил противоречия.
Путешествие в страну грез
Мамуки Эноеши сидел, прислонившись к мачте и вытянув ноги. Он небрежно развалился и, казалось, нарочно отвернулся от рубки. Когда установлен главный парус и бом-кливер, так сидеть невозможно: человек, находящийся здесь, мешал бы движению парусов всякий раз, когда судно меняло курс. Однако как раз сейчас небольшая яхта, семи с половиной метров в длину, шла под мотором в Токийский залив. Они двигались между насыпными островами, будто внутри большого залива был создан второй, маленький. Все паруса были спущены. Яхтам запрещалось идти на этом участке под парусами, чтобы не создавать помех маневрированию на участке, где и без того образуются «пробки».
Эноеши предполагал, что супруги Юшиджима, владельцы яхты, собирались использовать это время, чтобы поговорить с ним. У Юшиджимы еще не было опыта, и он не слишком профессионально управлял парусами. Это было видно с первого взгляда. Неспособный предугадать изменения ветра, он, с тревогой на лице, возбужденный, суетился, то спуская, то ставя паруса. Эноеши больше беспокоило состояние Юшиджимы, чем неровный ход яхты, хотя сам он не представлял, удастся ли им благополучно завершить морское плавание.
Именно Юшиджима стоял за рулем в рубке за спиной Эноеши. Когда пришло время включить двигатель в девять лошадиных сил, рулевому сразу показалось, что управлять яхтой не так уж и сложно. Оставляя за собой полоску белой пены, яхта шла сейчас между насыпными островами, служившими волнорезами на Аракаваской переправе. Если обогнуть Морской парк Вакаса и немного подняться вверх по реке Аракава, окажешься на Морском Острове Грез. Снова поверив в свою способность вести судно, Юшиджима самодовольно поставил ногу на скамеечку и принял позу заправского рулевого. Минако, жена Юшиджимы, на палубе не появлялась. Должно быть, она сейчас находилась в салоне в поисках выпивки. Эноеши не страдал из-за отсутствия этой говорливой дамы, он только рад был ненадолго наставшей тишине.
Эноеши посмотрел на часы. Скоро шесть. План короткого плавания заключался в том, чтобы бегло ознакомиться с лагунами Токийского зализа и к вечеру вернуться на Остров Грез.
На западе садилось солнце. Будь это открытое море, они увидели бы сейчас волшебную картину заката, рассеявшего свой свет по бесконечному горизонту. Отсюда вид был почти такой же, как с мыса, но у неопытного рулевого недоставало ни смелости, ни умения выйти в открытое море. На новосозданной земле тянулись в небо строящиеся небоскребы, как будто гигантские побеги бамбука выросли на питательной почве насыпных островов.
Легкий туман начинал обволакивать черные стальные скелеты этих возводимых небоскребов, чьи силуэты выделялись на багряном вечернем небе. Хотя в воскресенье никаких строительных работ не велось, какие-то тяжелые, громовые удары доносились до яхты. Трудно было сказать, откуда именно исходил этот звук, но он лишь усиливал беспокойство Эноеши. Хотя он не мог определить источник своей тревоги, это ничего не меняло. Звуки, отражающиеся от морского дна и доходящие до днища судна, отзывались у Эноеши в кишках.
Высунувшись из дверей салона, Минако указала на нечто, находящееся как раз напротив закатного солнца — на востоке.
— Эй, смотрите! — прокричала она с юным задором.
В этот момент яхта, названная в честь этой женщины «Минако», миновала Морской парк Вакаса. Как только они повернули, показался Диснейленд. Наступил вечер, и там начали зажигать огни. Сияние Диснейленда и свет от отелей на берегу и были той диковиной, на которую Минако своим писклявым голоском приглашала посмотреть мужчин. Ее манера говорить, которая подошла бы маленькой девочке, не была свидетельством младенческой невинности — скорее так проявлялось ее себялюбие, желание подчинить себе других людей. Эноеши в ответ лишь бросил взгляд на берег и сделал вид, что не замечает ее.
Но она обратилась к нему снова:
— Что ты тут дурью маешься? Пойдем выпьем пива!
Держась за мачту, Эноеши повернулся и посмотрел на нее — она держала в руках банку с пивом.
Эноеши невнятно пробормотал что-то себе под нос и задумался о том, что ему делать. Он чувствовал, что не сможет просто сказать «нет». Что же ему, спрятаться от ее приставаний, оставшись в своем убежище, либо протянуть руку за пивом и в качестве платы выслушать ее «путевые заметки»? Пить ему хотелось, и соблазн был силен.
Держась одной рукой за мачту, а другой за гик, он выбрался к салону и взял пиво, предложенное Минако.
— Спасибо! Вот это то, что мне нужно.
Он одобрительно прокачал головой, резким движением открыл банку и выпил пиво. Оно было прохладным и приятным на вкус. Заметив доброжелательное выражение лица Эноеши, Минако начала свою песню:
— Ну? Ты не находишь, что это очаровательно?
Когда он услышал вопрос, пиво сразу потеряло часть своей прелести. Сколько раз за сегодня он выслушивал все это? Судя по ее тону, она хотела услышать не его мнение, а подтверждение своему. Он в ответ промычал что-то неопределенное.
Хорошо бы сменить тему, но Эноеши тщетно пытался заставить себя думать о чем-либо другом. У трех человек, находящихся на этой яхте, было мало общих тем для разговора. Он третий раз в жизни видел Юшиджиму, а с Минако познакомился только сегодня утром.
Юшиджима, всегда молчаливый, встрял:
— Ты можешь сделать это. Это тебе под силу.
Эноеши не ответил. Только бы снова поставили паруса! Тогда оба они заткнутся. Им станет не до того, чтобы приставать к нему, когда нужно будет следить за главным парусом и бом-кливером. Потом они начнут в растерянности носиться по палубе. А пока они идут на моторе по ровной водичке — конечно, тут легко, попивая пивко, чуть-чуть ворочать рулем.
Эноеши познакомился с Юшиджимой два месяца назад на встрече школьных товарищей: не одноклассников, а всех ребят, когда-то учившихся в их школе. Такие мероприятия каждый год посещали сотни человек. Эноеши за десять лет после окончания школы ни разу на такую встречу не заглянул. В этом году он был в выходные свободен и решил изменить обыкновению. Разочарованный тем, что не нашел многих одноклассников, которых рассчитывал повидать, Эноеши шлялся по залу, выискивая знакомые лица. По пути он обменялся с Юшиджимой несколькими фразами, и они обменялись визитными карточками. Юшиджима закончил школу на семь лет раньше Эноеши, и его карточка гласила: «Министерство сельского хозяйства, лесоводства и рыбной промышленности». Через месяц Юшиджима пригласил Эноеши выпить и предложил принять участие вот в этой загородной прогулке.
Сейчас-то очевидно: Эноеши должен был догадаться, что движет Юшиджимой, и быть поосмотрительнее. У него уже были знакомые, которые искали с ним встречи на дружеской ноге, ссылаясь на добрые старые времена, которые так хочется припомнить, а на самом деле пытались втянуть его в какую-то сомнительную аферу. Это же сейчас очевидно — если кто-то приглашает на водную прогулку совершенно постороннего человека, пусть даже учившегося с ним в одной школе, у него что-то на уме. Будь они оба по-прежнему студентами — еще куда ни шло. Но во взрослом мире отношения между людьми обычно строятся на какой-либо корысти.
— Начнем вот с чего: назови что-нибудь, чего ты страстно желаешь, что хочешь заполучить.
Юшиджима склонился к нему, и голос его звучал где-то справа от уха Эноеши. В сумеречном свете стали видны морщинки на его лбу. Да и волосы, чтобы он там не думал, уже редели. Эноеши почувствовал, что этот человек, казавшийся моложе своих лет, вдруг заметно постарел.
— Чего ты хочешь от жизни?
Понятно было, что Юшиджима имеет в виду нечто, что можно купить — например, яхту или «мерседес». Эноеши выбрал вещь другого рода. Он решил назвать то, что купить невозможно в принципе.
— Ну, если вы так настаиваете, скажем, я хотел бы иметь ребенка.
Эноеши не был женат и не имел невесты. Он был один и говорил уже об этом Юшиджиме.
Парочка обменялась удивленными взглядами.
— Разве ты женат? — спросила Минако, широко раскрыв глаза. Затем, нахмурившись, она посмотрела на мужа: неужто тот ее неверно информировал?
Юшиджима раздраженно посмотрел на Эноеши.
— Ты же, кажется, сказал, что ты один?
— Да, я холост. Но есть девушка, с которой я живу, и если бы у нас сложились полноценные отношения, я бы уговорил ее выйти за меня замуж.
Это была ложь. В жизни Эноеши не было никакой женщины. Он совсем заврался и чувствовал отвращение к себе. Его неспособность просто сказать «нет» кому бы то ни было дошла до предела, и вследствие этого он чувствовал себя ребенком, который никогда не повзрослеет. Все, что он мог сделать, — это отвечать невпопад в надежде, что другие поймут: разговор не представляет для него интереса.
Он рассчитывал, что так все и случится, но Минако уцепилась за его ложь.
— Допустим, у тебя есть ребенок и в результате ты женишься. Тебе понадобятся деньги. Свадьба стоит больших денег, и жить на что-то нужно. И ребенок тоже, конечно... Ты понимаешь, сколько это стоит — вырастить ребенка?
Супруги Юшиджима были бездетны, ко это не мешало им со знанием дела учить Эноеши. Они доказывали, что на обычную зарплату семью не прокормишь. Вечно стараясь свести концы с концами, он не сможет осуществить свои собственные мечты...
Юшиджима пытались втянуть его в торговую «пирамиду», основанную на иностранном капитале. Эноеши был вполне уверен, что эта организация наверняка не замешана ни в чем противозаконном. Идея снижать цены, продавая товары в розницу вне магазинов, а разницу отдавать продавцам, была совсем неплоха. Продавцы принадлежали к разным слоям сложной иерархии, которая и образовывала эту пирамиду: чем выше уровень, тем выше бонус. Юшиджима принадлежали к третьему снизу слою и рвались подняться выше. А для этого нужно было — силком или лаской — втянуть в бизнес еще кого-нибудь. Привлекать «свежую кровь» для продажи продукции этой компании, учить новичков разным хитростям, без которых не прослывешь хорошим продавцом — только так и можно продвинуться. Продавец машин, без сомнения знакомый с маркетинговыми технологиями, Эноеши был для супругов Юшиджима хорошей поживой. Кстати, компания торговала и линиями по ремонту автомобилей.
Подняться — это значило заработать больше денег, достаточно, чтобы всего за один год накопить на квартиру. Супруги Юшиджима мечтали с помощью этой финансовой схемы заработать столько же, сколько они получали на государственной службе. Иначе они не стали бы покупать яхту. Яхта была совершенно незаменимым орудием в деле подбора кадров. Оказавшись в море, они могут убалтывать жертву без опасений, что та сбежит. Яхта также служила доказательством тому, что схема поможет осуществить любые грезы.
Для супругов Юшиджима яхта была чем-то вроде домашних вечеринок, где хозяин пытается всучить гостю какой-нибудь товар.
— Воображать что-нибудь — вот ключ к успеху. Если твоя творческая фантазия рисует это достаточно долго и достаточно отчетливо — это сбудется.
Юшиджима настойчиво описывал, как все замечательно сложилось у них, но Эноеши все это было не нужно. Мир, который расписывал Юшиджима, был ему просто неинтересен. Не то чтобы его совсем не интриговало зарабатывание денег, но он не готов был жертвовать ради этого человеческими отношениями. Он даже представить себе не мог, куда это его заведет, если он устремится в погоню за все большими бонусами. Он окажется втянутым в подобие религиозного культа, в секту одинаково мыслящих фанатиков с одной целью и одним идеалом, и разбить эти цепи будет невозможно.
Юшиджима в ответ раздражались и выражали недовольство. Они обвиняли Эноеши в недостатке воображения, называли его дурачком, даже намекали, что он принадлежит к людям низшего класса. Своим обычным хвастливым тоном они предрекали, что Эноеши проживет всю жизнь как жалкий трудяга, без стоящих грез, без настоящей мечты.
Эноеши с ними и спорить не хотел. Конечно, провести всю жизнь простым продавцом — не слишком заманчиво. Но... глупо было бы твердить им, что их идея совсем его не занимает. Это было бы скучно... Эноеши желал только одного — как можно скорее покинуть эту яхту. Хватит с него — он хочет ощущать твердую землю под ногами, он не хочет больше находиться ни на чьей яхте. Эноеши раздражало то, что нестандартная ситуация, в которой он оказался, пробуждала в нем подхалима.
Яхта медленно двигалась на север примерно в ста метрах к востоку от площадки для гольфа в парке Вакаса, тянущейся с севера к югу по пологой местности. До моста через реку Аракава оставалось полторы мили, а оттуда уже рукой подать до Морского Острова Грез. Теперь он с этими людьми — никуда Прочь с яхты, и больше ничего с ними общего у него не будет.
Однако его надежды были слишком поспешными: двигатель «Минако» заглох, и яхта остановилась. Это было столь дико, что Юшиджима запнулся и замолк на полуслове. Он выглянул за борт и посмотрел на подвесной мотор.
— Странно, очень странно.
Эноеши механически посмотрел на часы. Почти половина седьмого — столько было, когда яхта остановилась. Поезд на Кейо с отчетливым шумом проехал по мосту над Аракавой. Свет из его окон белой струйкой тек в вечернем небе над устьем реки. Освещение зажглось почти в каждом здании, выходившем фасадом на берег моря. Яхта остановилась как раз в тот момент, когда поверхность моря начала играть с отражениями этих огней.
— Двигатель заглох, да? — несмело спросил со своего сиденья Эноеши.
Юшиджима с недоуменным видом поднял крышку топливного бака, чтобы убедиться, что тот не пуст. Юшиджима осторожно дернул на себя пускач. Двигатель немедленно завелся. Юшиджима успокоился, но ненадолго — едва попытался потянуть рычаг газа, двигатель заглох снова.
Теперь, вместо того чтобы еще раз завести двигатель, Юшиджима вынул мотор из воды.
— Что это? — вдруг воскликнул он так, что Эноеши вскочил. Все трое, не отрывая глаз, смотрели на гребной винт.
В сгущающихся сумерках застрявший предмет, пропитанный морской водой, казался почти черным. Юшиджима протянул руку и обнаружил между приводом и винтом детский голубой матерчатый ботиночек. Должно быть, он плавал поодаль, шнурок попал в лопасти винта — и весь ботиночек туда затянуло.
Это был продукт Диснеевской фирмы, украшенный нашивкой с Микки-Маусом. Юшиджима перевернул ботинок, чтобы разглядеть размер. Он был совсем маленьким — наверняка принадлежал какому-нибудь мальчику всего нескольких лет от роду.
Пожав плечами, Юшиджима протянул ботинок Эноеши и скорчил гримасу. По его лицу было видно: он хочет, чтобы Эноеши каким-либо образом избавился от этого предмета. Казалось бы, в море плавало столько всякой дряни, что немудрено найти и детский ботинок тоже. Но Юшиджима выглядел так, будто натолкнулся на что-то ужасающе зловещее, и это его испугало. Всучив ботиночек Эноеши, он брезгливо отер об себя правую руку.
Эноеши уже собирался зашвырнуть ботинок в море, когда заметил надпись, сделанную черными чернилами, на внутренней поверхности ботинка в районе пятки — имя Казухиро.
— Крошка Казухиро, — пробормотал себе под нос Эноеши.
— Выброси это, ладно? — с ноткой угрозы в голосе приказал Юшиджима.
Эноеши скорее не выбросил ботиночек, а поставил на воду, как маленький кораблик, и мягко подтолкнул его в пятку — плыви, мол.
Новенький левый ботинок запрыгал по волнам, как будто отплывая от яхты. В этой части моря, настолько близко к устью реки Аракава, течение довольно слабое. Ботинок двигался к югу и вскоре растаял в темной морской дали. Эноеши представил себе маленького мальчика, прыгающего на одной правой ножке.
Юшиджима опустил двигатель в воду. Закрепил его и начал опять заводить мотор. Ботинок, мешавший движению, они вынули; казалось бы, они были готовы к отплытию. Эноеши посмотрел на часы. Шесть тридцать пять. Пять минут потеряли, но все идет к тому, что к семи, по расписанию, они должны вернуться.
— Трогаемся, — сказал Юшиджима, берясь за рычаг газа. На сей раз двигатель не подвел и завелся.
Эноеши предполагал, что супруги Юшиджима, владельцы яхты, собирались использовать это время, чтобы поговорить с ним. У Юшиджимы еще не было опыта, и он не слишком профессионально управлял парусами. Это было видно с первого взгляда. Неспособный предугадать изменения ветра, он, с тревогой на лице, возбужденный, суетился, то спуская, то ставя паруса. Эноеши больше беспокоило состояние Юшиджимы, чем неровный ход яхты, хотя сам он не представлял, удастся ли им благополучно завершить морское плавание.
Именно Юшиджима стоял за рулем в рубке за спиной Эноеши. Когда пришло время включить двигатель в девять лошадиных сил, рулевому сразу показалось, что управлять яхтой не так уж и сложно. Оставляя за собой полоску белой пены, яхта шла сейчас между насыпными островами, служившими волнорезами на Аракаваской переправе. Если обогнуть Морской парк Вакаса и немного подняться вверх по реке Аракава, окажешься на Морском Острове Грез. Снова поверив в свою способность вести судно, Юшиджима самодовольно поставил ногу на скамеечку и принял позу заправского рулевого. Минако, жена Юшиджимы, на палубе не появлялась. Должно быть, она сейчас находилась в салоне в поисках выпивки. Эноеши не страдал из-за отсутствия этой говорливой дамы, он только рад был ненадолго наставшей тишине.
Эноеши посмотрел на часы. Скоро шесть. План короткого плавания заключался в том, чтобы бегло ознакомиться с лагунами Токийского зализа и к вечеру вернуться на Остров Грез.
На западе садилось солнце. Будь это открытое море, они увидели бы сейчас волшебную картину заката, рассеявшего свой свет по бесконечному горизонту. Отсюда вид был почти такой же, как с мыса, но у неопытного рулевого недоставало ни смелости, ни умения выйти в открытое море. На новосозданной земле тянулись в небо строящиеся небоскребы, как будто гигантские побеги бамбука выросли на питательной почве насыпных островов.
Легкий туман начинал обволакивать черные стальные скелеты этих возводимых небоскребов, чьи силуэты выделялись на багряном вечернем небе. Хотя в воскресенье никаких строительных работ не велось, какие-то тяжелые, громовые удары доносились до яхты. Трудно было сказать, откуда именно исходил этот звук, но он лишь усиливал беспокойство Эноеши. Хотя он не мог определить источник своей тревоги, это ничего не меняло. Звуки, отражающиеся от морского дна и доходящие до днища судна, отзывались у Эноеши в кишках.
Высунувшись из дверей салона, Минако указала на нечто, находящееся как раз напротив закатного солнца — на востоке.
— Эй, смотрите! — прокричала она с юным задором.
В этот момент яхта, названная в честь этой женщины «Минако», миновала Морской парк Вакаса. Как только они повернули, показался Диснейленд. Наступил вечер, и там начали зажигать огни. Сияние Диснейленда и свет от отелей на берегу и были той диковиной, на которую Минако своим писклявым голоском приглашала посмотреть мужчин. Ее манера говорить, которая подошла бы маленькой девочке, не была свидетельством младенческой невинности — скорее так проявлялось ее себялюбие, желание подчинить себе других людей. Эноеши в ответ лишь бросил взгляд на берег и сделал вид, что не замечает ее.
Но она обратилась к нему снова:
— Что ты тут дурью маешься? Пойдем выпьем пива!
Держась за мачту, Эноеши повернулся и посмотрел на нее — она держала в руках банку с пивом.
Эноеши невнятно пробормотал что-то себе под нос и задумался о том, что ему делать. Он чувствовал, что не сможет просто сказать «нет». Что же ему, спрятаться от ее приставаний, оставшись в своем убежище, либо протянуть руку за пивом и в качестве платы выслушать ее «путевые заметки»? Пить ему хотелось, и соблазн был силен.
Держась одной рукой за мачту, а другой за гик, он выбрался к салону и взял пиво, предложенное Минако.
— Спасибо! Вот это то, что мне нужно.
Он одобрительно прокачал головой, резким движением открыл банку и выпил пиво. Оно было прохладным и приятным на вкус. Заметив доброжелательное выражение лица Эноеши, Минако начала свою песню:
— Ну? Ты не находишь, что это очаровательно?
Когда он услышал вопрос, пиво сразу потеряло часть своей прелести. Сколько раз за сегодня он выслушивал все это? Судя по ее тону, она хотела услышать не его мнение, а подтверждение своему. Он в ответ промычал что-то неопределенное.
Хорошо бы сменить тему, но Эноеши тщетно пытался заставить себя думать о чем-либо другом. У трех человек, находящихся на этой яхте, было мало общих тем для разговора. Он третий раз в жизни видел Юшиджиму, а с Минако познакомился только сегодня утром.
Юшиджима, всегда молчаливый, встрял:
— Ты можешь сделать это. Это тебе под силу.
Эноеши не ответил. Только бы снова поставили паруса! Тогда оба они заткнутся. Им станет не до того, чтобы приставать к нему, когда нужно будет следить за главным парусом и бом-кливером. Потом они начнут в растерянности носиться по палубе. А пока они идут на моторе по ровной водичке — конечно, тут легко, попивая пивко, чуть-чуть ворочать рулем.
Эноеши познакомился с Юшиджимой два месяца назад на встрече школьных товарищей: не одноклассников, а всех ребят, когда-то учившихся в их школе. Такие мероприятия каждый год посещали сотни человек. Эноеши за десять лет после окончания школы ни разу на такую встречу не заглянул. В этом году он был в выходные свободен и решил изменить обыкновению. Разочарованный тем, что не нашел многих одноклассников, которых рассчитывал повидать, Эноеши шлялся по залу, выискивая знакомые лица. По пути он обменялся с Юшиджимой несколькими фразами, и они обменялись визитными карточками. Юшиджима закончил школу на семь лет раньше Эноеши, и его карточка гласила: «Министерство сельского хозяйства, лесоводства и рыбной промышленности». Через месяц Юшиджима пригласил Эноеши выпить и предложил принять участие вот в этой загородной прогулке.
Сейчас-то очевидно: Эноеши должен был догадаться, что движет Юшиджимой, и быть поосмотрительнее. У него уже были знакомые, которые искали с ним встречи на дружеской ноге, ссылаясь на добрые старые времена, которые так хочется припомнить, а на самом деле пытались втянуть его в какую-то сомнительную аферу. Это же сейчас очевидно — если кто-то приглашает на водную прогулку совершенно постороннего человека, пусть даже учившегося с ним в одной школе, у него что-то на уме. Будь они оба по-прежнему студентами — еще куда ни шло. Но во взрослом мире отношения между людьми обычно строятся на какой-либо корысти.
— Начнем вот с чего: назови что-нибудь, чего ты страстно желаешь, что хочешь заполучить.
Юшиджима склонился к нему, и голос его звучал где-то справа от уха Эноеши. В сумеречном свете стали видны морщинки на его лбу. Да и волосы, чтобы он там не думал, уже редели. Эноеши почувствовал, что этот человек, казавшийся моложе своих лет, вдруг заметно постарел.
— Чего ты хочешь от жизни?
Понятно было, что Юшиджима имеет в виду нечто, что можно купить — например, яхту или «мерседес». Эноеши выбрал вещь другого рода. Он решил назвать то, что купить невозможно в принципе.
— Ну, если вы так настаиваете, скажем, я хотел бы иметь ребенка.
Эноеши не был женат и не имел невесты. Он был один и говорил уже об этом Юшиджиме.
Парочка обменялась удивленными взглядами.
— Разве ты женат? — спросила Минако, широко раскрыв глаза. Затем, нахмурившись, она посмотрела на мужа: неужто тот ее неверно информировал?
Юшиджима раздраженно посмотрел на Эноеши.
— Ты же, кажется, сказал, что ты один?
— Да, я холост. Но есть девушка, с которой я живу, и если бы у нас сложились полноценные отношения, я бы уговорил ее выйти за меня замуж.
Это была ложь. В жизни Эноеши не было никакой женщины. Он совсем заврался и чувствовал отвращение к себе. Его неспособность просто сказать «нет» кому бы то ни было дошла до предела, и вследствие этого он чувствовал себя ребенком, который никогда не повзрослеет. Все, что он мог сделать, — это отвечать невпопад в надежде, что другие поймут: разговор не представляет для него интереса.
Он рассчитывал, что так все и случится, но Минако уцепилась за его ложь.
— Допустим, у тебя есть ребенок и в результате ты женишься. Тебе понадобятся деньги. Свадьба стоит больших денег, и жить на что-то нужно. И ребенок тоже, конечно... Ты понимаешь, сколько это стоит — вырастить ребенка?
Супруги Юшиджима были бездетны, ко это не мешало им со знанием дела учить Эноеши. Они доказывали, что на обычную зарплату семью не прокормишь. Вечно стараясь свести концы с концами, он не сможет осуществить свои собственные мечты...
Юшиджима пытались втянуть его в торговую «пирамиду», основанную на иностранном капитале. Эноеши был вполне уверен, что эта организация наверняка не замешана ни в чем противозаконном. Идея снижать цены, продавая товары в розницу вне магазинов, а разницу отдавать продавцам, была совсем неплоха. Продавцы принадлежали к разным слоям сложной иерархии, которая и образовывала эту пирамиду: чем выше уровень, тем выше бонус. Юшиджима принадлежали к третьему снизу слою и рвались подняться выше. А для этого нужно было — силком или лаской — втянуть в бизнес еще кого-нибудь. Привлекать «свежую кровь» для продажи продукции этой компании, учить новичков разным хитростям, без которых не прослывешь хорошим продавцом — только так и можно продвинуться. Продавец машин, без сомнения знакомый с маркетинговыми технологиями, Эноеши был для супругов Юшиджима хорошей поживой. Кстати, компания торговала и линиями по ремонту автомобилей.
Подняться — это значило заработать больше денег, достаточно, чтобы всего за один год накопить на квартиру. Супруги Юшиджима мечтали с помощью этой финансовой схемы заработать столько же, сколько они получали на государственной службе. Иначе они не стали бы покупать яхту. Яхта была совершенно незаменимым орудием в деле подбора кадров. Оказавшись в море, они могут убалтывать жертву без опасений, что та сбежит. Яхта также служила доказательством тому, что схема поможет осуществить любые грезы.
Для супругов Юшиджима яхта была чем-то вроде домашних вечеринок, где хозяин пытается всучить гостю какой-нибудь товар.
— Воображать что-нибудь — вот ключ к успеху. Если твоя творческая фантазия рисует это достаточно долго и достаточно отчетливо — это сбудется.
Юшиджима настойчиво описывал, как все замечательно сложилось у них, но Эноеши все это было не нужно. Мир, который расписывал Юшиджима, был ему просто неинтересен. Не то чтобы его совсем не интриговало зарабатывание денег, но он не готов был жертвовать ради этого человеческими отношениями. Он даже представить себе не мог, куда это его заведет, если он устремится в погоню за все большими бонусами. Он окажется втянутым в подобие религиозного культа, в секту одинаково мыслящих фанатиков с одной целью и одним идеалом, и разбить эти цепи будет невозможно.
Юшиджима в ответ раздражались и выражали недовольство. Они обвиняли Эноеши в недостатке воображения, называли его дурачком, даже намекали, что он принадлежит к людям низшего класса. Своим обычным хвастливым тоном они предрекали, что Эноеши проживет всю жизнь как жалкий трудяга, без стоящих грез, без настоящей мечты.
Эноеши с ними и спорить не хотел. Конечно, провести всю жизнь простым продавцом — не слишком заманчиво. Но... глупо было бы твердить им, что их идея совсем его не занимает. Это было бы скучно... Эноеши желал только одного — как можно скорее покинуть эту яхту. Хватит с него — он хочет ощущать твердую землю под ногами, он не хочет больше находиться ни на чьей яхте. Эноеши раздражало то, что нестандартная ситуация, в которой он оказался, пробуждала в нем подхалима.
Яхта медленно двигалась на север примерно в ста метрах к востоку от площадки для гольфа в парке Вакаса, тянущейся с севера к югу по пологой местности. До моста через реку Аракава оставалось полторы мили, а оттуда уже рукой подать до Морского Острова Грез. Теперь он с этими людьми — никуда Прочь с яхты, и больше ничего с ними общего у него не будет.
Однако его надежды были слишком поспешными: двигатель «Минако» заглох, и яхта остановилась. Это было столь дико, что Юшиджима запнулся и замолк на полуслове. Он выглянул за борт и посмотрел на подвесной мотор.
— Странно, очень странно.
Эноеши механически посмотрел на часы. Почти половина седьмого — столько было, когда яхта остановилась. Поезд на Кейо с отчетливым шумом проехал по мосту над Аракавой. Свет из его окон белой струйкой тек в вечернем небе над устьем реки. Освещение зажглось почти в каждом здании, выходившем фасадом на берег моря. Яхта остановилась как раз в тот момент, когда поверхность моря начала играть с отражениями этих огней.
* * *
Место остановки яхты никоим образом не предполагало возможности наскочить на мель. Они были примерно в километре к западу от волнореза, который тянется точно к югу от морских парков близ бывшего устья реки Эдогава. Этот мелководный участок был отмечен створами, предупреждающими об опасности. По ночам края этих створов освещались. Так что риск сесть на мель было очень невелик — разве что в сильный ветер или в густой туман. Управление Морского Острова Грез предупреждало обо всех мелях на подходе к нему, так что, каким бы никудышным моряком ни был Юшиджима, за тем, чтобы избежать мелей, он следил внимательно.— Двигатель заглох, да? — несмело спросил со своего сиденья Эноеши.
Юшиджима с недоуменным видом поднял крышку топливного бака, чтобы убедиться, что тот не пуст. Юшиджима осторожно дернул на себя пускач. Двигатель немедленно завелся. Юшиджима успокоился, но ненадолго — едва попытался потянуть рычаг газа, двигатель заглох снова.
Теперь, вместо того чтобы еще раз завести двигатель, Юшиджима вынул мотор из воды.
— Что это? — вдруг воскликнул он так, что Эноеши вскочил. Все трое, не отрывая глаз, смотрели на гребной винт.
В сгущающихся сумерках застрявший предмет, пропитанный морской водой, казался почти черным. Юшиджима протянул руку и обнаружил между приводом и винтом детский голубой матерчатый ботиночек. Должно быть, он плавал поодаль, шнурок попал в лопасти винта — и весь ботиночек туда затянуло.
Это был продукт Диснеевской фирмы, украшенный нашивкой с Микки-Маусом. Юшиджима перевернул ботинок, чтобы разглядеть размер. Он был совсем маленьким — наверняка принадлежал какому-нибудь мальчику всего нескольких лет от роду.
Пожав плечами, Юшиджима протянул ботинок Эноеши и скорчил гримасу. По его лицу было видно: он хочет, чтобы Эноеши каким-либо образом избавился от этого предмета. Казалось бы, в море плавало столько всякой дряни, что немудрено найти и детский ботинок тоже. Но Юшиджима выглядел так, будто натолкнулся на что-то ужасающе зловещее, и это его испугало. Всучив ботиночек Эноеши, он брезгливо отер об себя правую руку.
Эноеши уже собирался зашвырнуть ботинок в море, когда заметил надпись, сделанную черными чернилами, на внутренней поверхности ботинка в районе пятки — имя Казухиро.
— Крошка Казухиро, — пробормотал себе под нос Эноеши.
— Выброси это, ладно? — с ноткой угрозы в голосе приказал Юшиджима.
Эноеши скорее не выбросил ботиночек, а поставил на воду, как маленький кораблик, и мягко подтолкнул его в пятку — плыви, мол.
Новенький левый ботинок запрыгал по волнам, как будто отплывая от яхты. В этой части моря, настолько близко к устью реки Аракава, течение довольно слабое. Ботинок двигался к югу и вскоре растаял в темной морской дали. Эноеши представил себе маленького мальчика, прыгающего на одной правой ножке.
Юшиджима опустил двигатель в воду. Закрепил его и начал опять заводить мотор. Ботинок, мешавший движению, они вынули; казалось бы, они были готовы к отплытию. Эноеши посмотрел на часы. Шесть тридцать пять. Пять минут потеряли, но все идет к тому, что к семи, по расписанию, они должны вернуться.
— Трогаемся, — сказал Юшиджима, берясь за рычаг газа. На сей раз двигатель не подвел и завелся.