Евгений Сухов

Король медвежатников

Пролог

   Наступил дождливый, сумеречный октябрь, потом резко похолодало и стало ясно — зима в этом году будет как никогда суровая.
   Может быть, от рано наступивших холодов, сырых сумерек, порывистого ветра, безжалостно срывавшего с деревьев остатки листвы, Варяг вдруг почувствовал, как тяжко — хронически тяжко — он устал. Усталость копилась много лет, а теперь навалилась неподъемной гранитной плитой — ни сдвинуть, ни выкарабкаться.
   Сразу припомнились нелегкие — ох какие нелегкие! — ходки к «куму», изнурительные допросы, промозглый озноб долгих этапов, удушье карцеров, резкие окрики конвоиров, лай лагерных овчарок, синяя тоска бескрайней тайги.
   Наверно, с тех пор Варяг недолюбливал лес. Даже этот светлый подмосковный березнячок, окружавший уединенный дом, где он жил в последнее время, казался ему угрюмым и враждебным. Владислав понимал, что это смешно, но в окна, выходящие на рощу, он старался не смотреть. Верней, даже не старался, а просто замечал за собой, что интуитивно не смотрит туда, где среди белых стволов холодно и пронзительно поблескивала голубизна осеннего неба.
   Да и дни на воле легкими назвать было трудно. Он — смотрящий по России, казначей общака, коронованный вор, живая легенда криминального мира России, его слово — закон, его власти могут позавидовать многие… Но кто взвесит груз, лежащий на его плечах? Кто знает, чего стоит хрупкий мир среди воров в законе, «крышующих» регионы? Порой Варяг не спал по нескольку ночей, разводя сцепившиеся в смертельной схватке воровские бригады. А сколько забот доставлял общак! Мало того, что деньги — и очень немалые! — надо было сохранить, их еще надо было преумножить, выгодно вложить. Здесь незаменимым советчиком Варяга был, к сожалению, покойный ныне Егор Сергеевич Нестеренко, человек с большими связями и с четко выраженным аналитическим мышлением. Пожалуй, никто не разбирался в хитросплетениях нынешней экономики так, как Нестеренко. Он умел делать деньги. Ведь расходы шли колоссальные: и на «грев» бродягам, топчущим зону, и на адвокатов и судей, и на проведение воровских сходняков… Да мало ли на что в их напряженной, короткой и опасной жизни требуется презренный металл.
   А в случае чего — с кого спрос? Конечно, с казначея, с главного, с Варяга… Поневоле начнет мучить бессонница, а уж если и заснешь, то без кошмара не обойдешься.
   Впрочем, хоть и тяжела «шапка смотрящего», а многие точат на нее зубы. Да что там зубы — настоящие клыки. Многим не терпится наложить лапу на деньги братвы, и тут только держись — голову оторвут, не поморщатся. Конечно, разговор с такими короткий — был человек и нету. Где он? То ли в безвестной могиле в лесной чаще, то ли под асфальтом широкой дороги, бегущей в синюю даль, то ли на дне реки, с цементным блоком на ногах. Тоже, однако, нелегко — приговорить человека, ведь в конце концов Варяг честный вор, а не душегуб, сатанеющий от запаха крови. Такие тоже ворам не в масть, из-за этих отморозков да маньяков менты рогами землю роют, бошки сносят и правым, и виноватым, работать спокойно не дают. Так что порой прямо на удивление менты и воры охотятся вместе, одного зверя ловят, кто быстрее. Даже, случается, помогают друг другу, хоть правильному вору и западло с ментовкой иметь дело.
   Вот такая она, фартовая жизнь смотрящего…
   Варяг очнулся от глубоких раздумий. Бесцельно прошелся по кабинету, закурил. Потом, словно повинуясь какому-то импульсу, выглянул в коридор. Тут же навстречу ему шагнул поджарый широкоплечий парень — личный охранник.
   — Что-нибудь надо, Владислав Геннадьевич?
   Вопрос прозвучал сдержанно и корректно, никакого подобострастия — человек на службе и службу свою знает отменно, в чем Варяг не раз убеждался.
   — Да, Сергей. Свяжись, пожалуйста, с Константином Игоревичем и, если он не очень занят, пригласи его ко мне.
   — Хорошо, Владислав Геннадьевич, — кивнул охранник.
   Константин Игоревич Друщиц, в определенных кругах больше известный как Тарантул, был у Варяга начальником службы безопасности. Этот тоже знал свое дело. Впрочем, других у Варяга и не было. Непрофессионалы быстро выходили из строя, сраженные пулей, пронзенные заточкой или взлетевшие на воздух в собственном шикарном автомобиле. Прошлое Друщица-Тарантула было подернуто глубоким мраком. Но только не для Варяга. О своих людях Владислав знал все — иначе и невозможно: как деньги, так сказать, оперативные деньги, всегда должны быть под рукой, так и надежные люди должны быть рядом…
   Так вот, в прошлом Тарантул служил в очень конкретном ведомстве и явно был там не последним оперативником, знал все секреты слежки, сбрасывания «хвоста», умел построить тактику допроса, глубоко, не упуская мельчайших деталей, разработать сложную операцию. Варяг помнил, как Тарантул разделался с «лаврушниками», наехавшими на одного магаданского золотопромышленника, который исправно «отстегивал» в общак и находился под «крышей» Варяга. Тогда заезжие отморозки в полном составе так и остались в вечной мерзлоте, рядом с так нравившимся им золотом. Тарантул не только разработал операцию, но и лично руководил ею, рискуя, между прочим, жизнью.
   Варяг знал, как Константин Игоревич пришел в их ряды, но никогда не заговаривал с ним на эту тему. Владиславу достаточно было знать, что Тарантул глубоко и искренне предан ему и не подведет в самой сложной ситуации.
   Тарантул объявился часа через полтора после просьбы Варяга.
   — Прошу прощенья, раньше не мог. Была важная встреча с курганскими ребятами, — извинился он, усаживаясь в кресло напротив Варяга и беспокойно потирая густо поросшие черным волосом руки. Его руки напоминали мохнатые лапы паука, возможно, именно им он и был обязан своим прозвищем. — Что-нибудь случилось?
   — Как раз ничего и не случилось, — улыбнулся Варяг. — Вот потому-то я, Костя, тебя и вызвал.
   Тарантул удивленно поднял брови.
   — Что, если нам с тобой немного отдохнуть? — продолжил Варяг. — Воспользоваться, так сказать, затишьем.
   — Очень качественное решение, — тут же расслабился Тарантул. — Давно твержу тебе, что отдыхать надо уметь. А ты все не слушаешь… Заказать билеты на какой-нибудь южный рейс?
   — Не угадал, — покачал головой Варяг, усмехаясь горячности своего обычно сдержанного начальника службы безопасности. — Давно собираюсь я, Константин Игоревич, навестить родные края. Что-то надоели мне эти Ниццы да Карибы. — Он вздохнул. — Хочется подышать родным воздухом, вспомнить детство, родных… Дым отечества, знаешь ли… — За ироничным тоном Варяга чувствовалось настоящее волнение.
   И Тарантул понял его.
   — Владислав, дай мне сутки, чтобы закрыть кое-какие делишки и подготовить твою поездку. Как я понимаю, ты собрался в… — Тарантул назвал город в одной из областей Центральной России.
   Варяг снова усмехнулся. Выходит, не он один досконально осведомлен о своих подчиненных, они тоже кое-что знают о смотрящем. Впрочем, Тарантул должен знать это по долгу своей службы. Ведь он в системе — что-то вроде начальника контрразведки, везде шарит своими мохнатыми щупальцами.
   — Хорошо, Костя, — кивнул Варяг, соглашаясь. — Я тоже позвоню кой-кому… — Он встал, показывая, что время не терпит.
* * *
   В родной город Варяга они приехали ближе к полудню. Два джипа преодолели немалое расстояние от Первопрестольной, прежде чем остановились на центральной площади маленького провинциального городка.
   С Варягом был Сергей, два шофера и еще трое телохранителей. Тарантул так и не смог отправиться вместе с ними — дела не отпустили его из Москвы.
   Тихие улочки захолустного городка дышали покоем. Казалось, годы пронеслись над ними, не тронув ничего. Владислав ходил по улицам, вспоминал детство, родителей, старых друзей и знакомых. Вспоминал, что рассказывала ему мать про деда. Судьба деда была сложной и интересной, жаль, что тогда Славка не прислушивался к ее словам.
   Дом, где они жили, уже снесли, но рядом остался дом соседей. Владислав решил зайти, поговорить, может, кто и вспомнит его семью, да и его самого тоже. Но в доме шел капитальный и, судя по всему, дорогой ремонт. Работяги отвечали односложно, да они ничего и не могли знать.
   Разочарованный Варяг вышел со двора на улицу, и тут Сергей обратил его внимание на старушку, сидящую на лавочке у ворот противоположного дома.
   — Владислав Геннадьевич, вон та старушка что-то уж очень пристально на вас смотрит. Явно припоминает. Может, поговорите?
   Владислав кивнул и перешел улицу. На вид женщине было лет восемьдесят, но глаза ее еще живо поблескивали, да и держалась она бодро.
   — Здравствуйте, бабушка, — сказал Владислав, присаживаясь рядом. Сергей скромно отошел в сторону, не забывая при этом зорко оглядывать улицу. — Что-то ваши соседи такой ремонт затеяли? Разбогатели, что ли? — Он улыбнулся, вглядываясь в лицо старушки. Что-то смутно шевельнулось в глубине его памяти.
   — Да какие там соседи, — охотно отозвалась старушка, махнув сухонькой ладонью, — от соседей-то один Василий остался. Вот его из дому-то родного и выгнали.
   — Кто выгнал? — удивился Варяг. Василия, или дядю Васю, как он его называл в детстве, он хорошо помнил. Василий еще с мальчишек дружил с его отцом и был своим человеком в их доме.
   — Есть тут у нас один… — проворчала старушка. — Этот… как их теперь называют… бисмен, что ли…
   — Бизнесмен? — подсказал Владислав.
   — Во-во, только бандит он, и все. Власть тут большую в городе заимел, никого не боится. Управы на них, иродов, нету. Бензином он здесь торгует. Ну, это для видимости. А так больше обирает всех, никого не жалеет. Дом ему, вишь ты, Василия понравился. Вот он и насел на старика — продай да продай. А купить-то хотел за сущие гроши. Василий ему: не продаю, мол, родовое гнездо. А тот свое. Пугать начал. Прошлым годом баня у Василия сгорела, не иначе этот ирод поджег. Пугал старика-то одинокого. Не знаю, как уж там у них получилось. Вроде как обманом он заставил Василия какие-то бумаги подписать. А потом тут же его и выселил. По документам вроде законно, а по-людски нынче никто не живет. — Старушка обиженно поджала губы.
   Варяг озадаченно молчал. Потом, словно очнувшись, спросил:
   — И где же теперь дядя Вася?
   — Где-где… В Заречье он его отправил. Живет теперь в бараке, болеет. Все собиралась сходить к нему туда, да, боюсь, не дойду. Ноги что-то слабые стали. А ты что же, знал его? — с любопытством спросила старушка, искоса поглядывая на незнакомца.
   — Знал… — кивнул Владислав.
   — А ты, случаем, не Игнатов? — неугомонно продолжала она свои расспросы.
   — Игнатов, — подтвердил Владислав.
   — Славка! — всплеснула руками старушка. — Я тебя вот с таких-то годов помню, — показала она ладонью. — А меня-то ты не признал?
   — Нет, что-то не могу припомнить… — неуверенно ответил Владислав.
   — Завьялова я, Ольга Матвевна. Я, правда, уезжала отсюда, вот ты меня и не запомнил. — Старушка во все глаза рассматривала Владислава. — О тебе тут много чего болтали. Прямо не знаю, верить или нет…
   — Вот фамилию вашу я помню. И дядю Матвея припомнил, — улыбнулся Владислав.
   — Вот-вот, конечно, помнишь, — обрадовалась старушка. — Тут ведь, почитай, никого и не осталось. Поразбежались кто куда, и наш век подходит. Не знаю даже, жив ли Василий, нет ли… — Она всхлипнула.
   — Я попробую отыскать его… — пообещал ей Варяг, вставая.
* * *
   Заречье — самый захолустный район города, как это было ясно из его названия, притулился за рекой. И если для Ольги Матвеевны путь туда действительно был неблизок, то джип Варяга уже через пятнадцать минут остановился в начале улицы, состоящей из порядком обветшавших бараков.
   Найти Василия Кузьмина оказалось нетрудно. Какой-то небритый старичок тут же указал барак, где теперь проживал дядя Вася, и, получив на опохмелку, радостно удалился.
   Сергей вошел в длинный барачный коридор первым. Парень знал свое дело и оберегал шефа как зеницу ока. Видать, Тарантул проинструктировал его по всей форме. Девочки, игравшие в коридоре, указали на обшарпанную дверь, в которую Сергей опять вошел первым.
   Владислав сразу узнал дядю Васю, хотя видел перед собой глубокого старика, который, как-то беспомощно ссутулившись, сидел у окна. Да и старик, едва глянув на них, безошибочно указал на Варяга.
   — Славка… — и ткнулся небритой щекой в его плечо.
   Они долго стояли, неловко обнявшись, припоминая каждый свое, далекое и почти забытое. А потом долго говорили, радуясь общим воспоминаниям и печалясь утратам.
   Парни Варяга наскоро организовали стол, и захмелевший дядя Вася без устали вспоминал былое. Когда же Варяг начал расспрашивать его о том, как он оказался в этом полуразрушенном бараке, Василий Павлович мрачно и безнадежно махнул рукой.
   — Это все Мокеев обстряпал. Выставил меня сюда. Видишь, дом мой ему приглянулся, хочет там коттедж с сауной сделать. Тихо, мол, зелено. Обвел меня вокруг пальца. Я, старый дурак, и понять ничего не успел. Да, Славка, я ведь тебя ждал. Как знал, что ты приедешь, — неожиданно сменил тему старик. — Я ведь, когда меня из моего дома увозили, кое-что прихватил с собой. Ну-ка, погляди, вон, под кроватью…
   Варяг пошарил и вытащил из-под железной кровати не очень большой старый сундук, обитый медными полосками.
   — Это сундук деда твоего — Савелия, — сообщил ему дядя Вася. — Я его хорошо помню. Матерый был мужик. Он тогда старый уже был, все писал что-то да в этот сундук складывал. Смеялся: внукам, мол, на развлеченье. Когда ваш дом-то сносили, я этот сундук взял да все берег его. Думал, Славка приедет — отдам. Вот и дождался. Бери дедово наследство, да давай выпьем в его память…
   Выпили. Посидели, помолчали, прислушиваясь к шороху деревьев за подслеповатым окном барака.
   — Ладно, дядя Вася, ты не горюй. Попробую я разобраться с твоим горем. Может, с Мокеевым этим и договорюсь о чем… — неопределенно протянул Варяг, вставая. — А за память и дедово наследство тебе спасибо. Ладно, бывай, я к тебе еще загляну. Сундук-то я с собой заберу…
   Он простился со стариком и вышел в темный ненастный вечер.
* * *
   В гостинице Варяг откинул крышку сундука. Он оказался набит битком. Пожелтевшие пачки бумаги, исписанной старинным разборчивым почерком, были аккуратно перевязаны бечевкой и плотно уложены друг на друга. Бумаг было на удивление много — какие-то старинные документы с печатями, тетради… Чьи-то тусклые фотографии… Варяг взял в руки увесистую стопку бумаги, и в глаза ему бросился крупно выведенный на верху первой страницы заголовок:
   «ОГРАБЛЕНИЕ БАНКА».
   Варяг сел за стол, включил лампу. За окном завывала осенняя непогода. Он нетерпеливо развязал бечевку и начал читать…

Часть I Ограбление банка

Глава 1 На приеме у императора

   В этот раз государь назначил аудиенцию министру внутренних дел в Аничковом дворце, в кабинете, некогда принадлежавшем его отцу, Александру Третьему.
   Самодержец поднялся с глубокого резного кресла, над спинкой которого, победно расправив крылья, возвышался двуглавый орел, и сделал навстречу несколько небольших шагов. Ровно столько, чтобы выразить уважение Святополк-Мирскому, новому министру внутренних дел. Прежний, весьма толковый, Вячеслав Константинович Плеве, известный как сторонник жесткого курса, был убит террористами. Помнится, он любил повторять: «Чтобы победить революцию, нам нужна маленькая победоносная война». Нынешний, похоже, придерживается не столь радикальных взглядов и пытается примирить волка с ягненком. Впрочем, нужно как следует присмотреться, время на это еще имеется.
   Петр Дмитриевич подобострастно тряхнул вялую руку государя и сразу перешел к делу:
   — Я предлагаю назначить руководителем парижской агентуры Скрябина Виталия Юрьевича, бывшего морского офицера.
   Министр ощущал некоторую неловкость: Николай Второй не предложил ему присесть, что подразумевало непродолжительную аудиенцию. Петр Дмитриевич незаметно огляделся, ему рассказывали о том, что еще сравнительно недавно на столе государя можно было увидеть портрет балерины Матильды Кшесинской.
   Стол Николая находился рядом, всего лишь в каких-то двух шагах. Кроме небольшой стопки тетрадей и нескольких книг, на нем в самом деле стояло четыре фотографии в аккуратных рамочках. Но, чтобы удостовериться в навязчивых слухах, мало было вытянуть шею, следовало сделать несколько шагов вперед. Неужели государь держит портрет бывшей любовницы вместе с семейными фотографиями?
   Презабавно, однако!
   — Припоминаю, — маленькая, ухоженная голова императора слегка наклонилась. — Ве-есьма-а толковый офицер! Таких бы поболее на флот, тогда никакие турки и японцы нам не страшны… Кажется, он был одним из тех, что предложили создать при Морском министерстве отделение внешней разведки.
   — Он был вдохновителем и автором этого проекта, — сдержанно уточнил министр.
   — Очень талантливый человек! Мне на стол попал его подробнейший доклад с картами и сведениями об иностранных флотах и портах их временного и постоянного базирования. Признаюсь, я был удивлен его информированностью, — заметил государь. — Когда он это успел?
   — Хочу заметить, ваше величество, капитан второго ранга Скрябин весьма цельная натура, и если остальные офицеры в свободное время предавались романтическим увлечениям, то он занимался тем, что составлял подробное военно-стратегическое описание Средиземноморья.
   — Вот как!
   — Он всецело поглощен своей работой. Порой, выполняя ее, вкладывает собственные сбережения.
   — Хм… Такое бескорыстие в наше время редкость. Помнится, он был связан с организацией воздухоплавательного дела на флоте. Я ничего не путаю?
   — Точно так, — охотно поддакнул Святополк-Мирский. — Скрябин предлагал наладить постоянное наблюдение за районом плавания с воздушных шаров типа аэростатов, которые базировались бы на кораблях.
   — Кажется, эта идея заглохла… Жаль!
   Император, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Как бы невзначай, он бросил взгляд в сторону рабочего стола, и министр увидел, как лицо Николая заметно потеплело. Возможно, подобные эмоции и были связаны с балериной Кшесинской.
   Его роман со звездой русского балета начинался в то время, когда будущий император служил в должности командира первого батальона лейб-гвардии Преображенского полка. Николай Александрович тогда не чурался веселых дружеских пирушек, где непременно завязывались любовные романтические отношения, — как известно, вокруг высшего дворянства всегда вертится клубок весьма ветреных барышень. Так что будущий государь мог вполне оценить силу своего мужского обаяния. А Малечка Кшесинская уже тогда была весьма раскованной и лишенной всяких предрассудков особой, и будущий царь частенько оставался у нее на ночь. Да и какая женщина способна устоять, если на нее обратил внимание сам наследник престола. Причем их роману не мешали даже родители балерины, которые жили с Матильдой в одной квартире. Можно только догадываться, какие честолюбивые помыслы вынашивал старик Кшесинский, когда цесаревич поскрипывал пружинами в комнате балерины.
   Расставались бывшие возлюбленные очень нервно и драматично. Поговаривают, что именно государь был инициатором размолвки. Скорее всего, так оно и было. Между молодыми людьми, несмотря на возможную страсть, пролегала непреодолимая пропасть. В конце концов, Николай Александрович всегда был предан долгу и престижу династии, а уж чтобы связать свою судьбу с легкомысленной танцовщицей, такое можно было увидеть только в дурном самодеятельном спектакле.
   — Все дело упирается в средства, — осторожно высказался министр внутренних дел.
   — Да, я понимаю, — кивнул Николай, — но сейчас у нас с этим не густо. К этой идее придется вернуться через несколько лет, обещаю! Значит, вы считаете, что он полностью подходит для такого дела? — задумчиво переспросил государь.
   — Да, ваше величество. Он очень одаренный человек. Я бы сказал, богом меченный. Знает несколько языков, обладает исключительным даром перевоплощения. Три года назад, прикинувшись крымским татарином, он работал в Стамбуле толмачом турецкого адмирала и собрал весьма важные сведения об их флоте. В другой раз представился арабским купцом и исколесил все берега Адриатики. Бывал в Китае, выучил их язык. В Японии изучал джиу-джитсу. А однажды, представившись правоверным, даже совершил хадж в Мекку.
   — Похвально, — снова кивнул Николай. — Я читал этот отчет. Он утверждает, что турки наращивают военную мощь, но это явно расходится со сведениями нашего посла на Ближнем Востоке Чарыкова. Все эти донесения следует тщательно перепроверить!
   Теперь государь стоял немного сбоку, и Святополк-Мирский почтительно развернулся к нему лицом.
   — Извините меня, ваше величество, но Чарыков человек не военный, он, конечно, прекрасно разбирается в «паркетной политике» Зимнего дворца и старается говорить то, что вы хотите услышать…
   — Хм, — проронил государь.
   — …Но, уверяю вас, действительность иная, Османская империя сейчас необычайно сильна! Скрябину можно верить. Он ведь был одним из тех, кто налаживал там агентурную сеть.
   — Вот как? У вашего протеже есть хоть какие-нибудь недостатки?
   — Он неравнодушен к красивым женщинам, — честно признал министр.
   Император неожиданно весело рассмеялся, тряхнув рыжеватой бородкой:
   — Помилуйте, батенька, удивили так удивили! Вы мне найдите хотя бы одного мужчину, который был бы к ним равнодушен!.. Лично я не считаю это недостатком, а даже наоборот: в таком деле, как разведка, умение нравиться дамам — первейшее дело. Ведь они наши ближайшие помощницы!
   Петр Дмитриевич улыбнулся:
   — Тогда у него нет недостатков.
   Государь повернулся и, чуть приподняв красивую голову, неторопливыми мелкими шагами отправился в путешествие по комнате. Святополк-Мирский осмотрелся. С высокого потолка свисала трехъярусная люстра с канделябрами, по углам кабинета возвышались старинные резные шкафы с дорогими старинными книгами, стулья были обшиты зеленым бархатом, и длинная бахрома слегка касалась пола. Все это радовало и успокаивало взор.
   — А вот здесь вы опять не правы, недостатки есть у всех, — отчего-то помрачнел Николай, — но будем считать, что это никак не помешает нашему делу. В своей докладной записке вы пишете, что турки очень активизировались. Что вы имели в виду?
   — Например, в Париже у них сильная и очень разветвленная агентура. Они активно занимаются сбором данных о флотах, в том числе и о российском. Я думаю, что ни один корабль, прибывающий в Европу, не остался без их внимания. Они очень активно сотрудничают с немцами, получая от них новейшие технические разработки. И стараются усиливать свое влияние на Балканах. Если мы не вмешаемся сейчас, то момент будет упущен. Нашу задачу я вижу в том, чтобы нейтрализовать деятельность турецкой разведки. Этого можно добиться путем подкупа, если хотите, даже шантажа некоторых ключевых резидентов. Через перевербованных агентов следует снабжать турков ложной информацией. Кроме того, в Париже сейчас представлено сборище революционеров разных мастей, которые во имя своих призрачных идей готовы принимать любую помощь. Мне стало известно, что многие террористы весьма тесно связаны с зарубежными разведками, в первую очередь с немецкой. За ними следует усилить наблюдение, по возможности, внедрять в их ряды своих людей.
   — Понятно… Какая разведка представляет сейчас для России наибольшую опасность?
   Министр на секунду задумался, после чего уверенно отвечал:
   — По этому поводу у меня уже был разговор с Гариным, директором департамента полиции. — Государь молчаливо кивнул. — На наш взгляд — турецкая, она действует более агрессивно.
   — Известно, кто руководит турецкой разведкой? — спросил Николай.
   — Имени его мы пока не знаем. А описания его внешности тоже очень противоречивы. Нам даже не известно, сколько ему лет… Но, судя по его делам, немало. По всей Европе мы натыкаемся на его следы, и всюду он работает против России. Такое впечатление, что к Российской империи он испытывает патологическую ненависть. Но что нам известно точно — он неоднократно бывал в Москве и Санкт-Петербурге и очень хорошо знает русский язык. Кличка у него — Янычар!
   — Так, как вы его охарактеризовали, она целиком соответствует его характеру. Значит, вы считаете, что он сейчас живет в Париже?
   — Без всякого сомнения! — уверенно отвечал министр.
   — Очень неплохо было бы с ним поговорить. Наверняка он может рассказать массу полезного.
   Государь, чуть приподняв голову, задиристо взирал на Петра Дмитриевича, и тот, смешавшись, проклинал свой немалый рост. Странное это ощущение — смотреть на государя свысока.
   — Да, ваше величество.
   — Полноте вам, — отмахнулся Николай Второй, — зовите меня по имени-отчеству.
   — Николай Александрович… у меня есть кое-какой план. Если турецкий резидент клюнет, то его можно будет переправить в Россию.
   — Вот как, — воодушевился Николай. — Очень хотелось бы взглянуть на вашего… Янычара! Кстати, а сколько лет Скрябину?
   — Ему немногим больше тридцати.
   — Для своих лет он много успел, — произнес государь, задумавшись. — Он очень способный человек…