Страница:
Глава 3
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ МАНЬЯКА
Показав на свободный стул, Крылов открыл папку.— Тебе известно, что обнаружен еще один труп на Дмитровском шоссе? — поднял он на Чертанова внимательные глаза.
— Бог ты мой! — невольно ахнул Михаил. — Что, тоже девушка?
— Да, — по-деловому произнес Крылов. — Молодая, двадцать один год, зовут Юлия Петровна Ситдикова. Продавщица магазина «Женская одежда» на Мичуринском проспекте. Посмотри, — подтолкнул он папку с фотографиями. — Убийство один в один повторяет предыдущие. Даже черная ночнушка и то присутствует.
Подняв снимок, Михаил с минуту рассматривал убитую. С закрытыми глазами, вытянувшись во всю длину, она выглядела совершенно безмятежной. Создавалось впечатление, что девушка надумала отдохнуть, вот только место для этого было подобрано не самое подходящее, в небольшой канавке, под толстым стволом ели. Место это никак не должно было располагать ко сну. Рядом виднелись трое мужчин, один из которых рассматривал ее правую кисть, а двое других укладывали в сумку какие-то предметы.
Сердце Чертанова невольно наполнилось жалостью:
— У нее тоже отрублен палец?
— Вот именно. Ты вот мне что объясни, зачем он это делает? — в сердцах произнес полковник. — Он что, коллекционирует конечности?
Чертанов пожал плечами:
— Может, и коллекционирует. Когда она была убита?
— Предположительно в то же время. Где-то поздней осенью. Он даже поленился ее закапывать, лишь слегка присыпал землей и закидал лапником. Странно, что она не была обнаружена раньше.
— Кто же ее нашел?
— Подростки из близлежащего поселка. Хотели сократить дорогу, решили пройти через лесопосадку. И вот на тебе, сократили!.. Почерк, как видишь, тот же. У меня такое ощущение, что убивал их один и тот же преступник. Получается, что все четыре убийства укладываются в одно делопроизводство.
— Вы думаете, что убивал маньяк? — задал Чертанов вопрос, который мучил его на протяжении последних суток.
— Вне всякого сомнения. Говорю, здесь чувствуется один почерк, он душил их, а потом обрубал конечности.
— Все эти преступления произошли в прошлом году осенью. Почему же он не проявляет себя сейчас?
— Меня этот вопрос тоже занимает… Хотя я не думаю, что этот серийный убийца вдруг поверил в человеколюбие и перестал убивать. Здесь возможны два варианта. Или он мертв, что мало вероятно, такие скоты живут долго, или преступления совершаются в другом районе. Ты вот что сделай: собери базу данных по всему Подмосковью, может быть, что-нибудь аналогичное выплывет.
— Хорошо, — кивнул Чертанов.
— То, что это маньяк, я уже нисколько не сомневаюсь. Мне пришлось однажды участвовать в группе по поимке маньяка. Это лет десять назад было… Так вот, прежде чем мы его изловили, он успел сгубить одиннадцать душ. К таким нельзя применять обычные методы поисков.
— Почему?
— По одной простой причине. В основном с какими убийствами нам приходится иметь дело?
— С бытовыми.
— Верно, с бытовыми. Кто-то кого-то в сердцах порезал. Тут же выявляется круг подозреваемых. Так?
— Конечно.
— Или, к примеру, произошло квартирное ограбление с убийством. В этом случае тоже улавливается некоторая система. Скорее всего, есть наводчик, существуют конкретные исполнители. Часто преступник и жертва очень давно знают друг друга… А с маньяками не работают никакие схемы, он и его жертва не связаны между собой. Часто жертвами становятся совершенно случайные люди, которых он видит впервые. Поэтому убийца так долго остается неуловимым.
— А как поймали того маньяка?
Полковник усмехнулся:
— Совершенно случайно. В общем, так их и ловят… Всем городом его разыскивали, организовывали засады в самых глухих местах, использовали наших сотрудниц как приманку в надежде на то, что он все-таки клюнет. И все напрасно! А поймал его обыкновенный механик с автобазы. Возвращался домой мужик со второй смены. Пошел напрямик через лесочек. Смотрит, в кустах какой-то мужчина согнулся над лежащей женщиной и блузку на ней расстегивает. Так механик как двинет ему в челюсть, тот сразу сознание потерял. Парень-то здоровый был… Потом связал его, вызвал наряд милиции. Поначалу мужичка за простого насильника приняли, а потом тот как стал колоться, так даже у бывалых оперов волосы дыбом поднялись… Нет настоящих специалистов, чтобы серийных убийц ловить. Мы-то к ним со старыми мерками подходим, а тут по-особому нужно. Вот что еще сделай, — Крылов побарабанил пальцами по столу. — Нам очень помог один психотерапевт. Тогда он был совсем молодой парень, но уже кандидат наук. Занимался аномалиями головного мозга. Так вот в своих исследованиях он вывел, что если у человека была повреждена лобная или височная кость, то имеется большая вероятность того, что он станет маньяком. Парень он был способный, за те десять лет, что мы с ним не виделись, я думаю, он ушел очень далеко. Ты почитай дела, в которых он участвовал, найдешь там много интересного… Сейчас он, наверное, работает над докторской, а может быть, уже и защитился.
— Как его зовут?
Крылов на секунду задумался:
— Имя его я уже позабыл. Но фамилию помню, Шатров!
— Я уже о нем слышал, — не стал уточнять подробности Чертанов.
— Вот и прекрасно! Работает он в Первой психбольнице. Найти его там будет нетрудно, — продолжал Крылов. — Он там один такой… незаурядный!
Геннадий Васильевич уложил фотографии в папку и аккуратно прижал ладонью сверху. Жест, подразумевавший окончание разговора. Ну и славно!
— Разрешите идти?
— Ступай. Вечером мне доложишь, как обстоят дела.
* * *
Начальником отдела кадров в больнице оказалась женщина лет сорока — сорока пяти. С виду необыкновенно строгая. Услышав фамилию Шатрова, она с интересом взглянула на визитера. Наверняка ее любопытство было бы меньше, если бы Чертанов представился, например, инопланетянином. Видно, этот некий Шатров и впрямь был незаурядной личностью.— А, собственно, зачем он вам? — наконец разомкнула она каменные уста.
Чертанов не стал томить ее, развернув удостоверение, произнес:
— Я из милиции, он мне нужен по делу.
— Ах вот оно в чем дело. Он у нас больше не работает, — с каким-то скрытым злорадством ответила она.
— Вот как… А вы не знаете случайно, где его можно отыскать?
— Обратитесь на кафедру судебной психиатрии, — передернула плечом женщина. — Там работает его приятель доцент Тимашов Матвей Борисович. Только он один может знать, где в настоящее время находится Шатров.
Поблагодарив, Чертанов вышел, затылком ощущая колючий взгляд дамы.
Матвей Борисович Тимашов оказался моложавым мужчиной лет тридцати пяти. Высокий, импозантный, в модных дымчатых очках, с тяжеловатой оправой. Впечатление он производил самое благоприятное. По внешнему виду Тимашов скорее напоминал какого-нибудь физика-ядерщика, обремененного решением труднейшей теоретической задачи, чем доцента по психиатрии. Только глаза, прямые и невероятно внимательные, указывали на то, что это не так. Его направленный взгляд казался просто-таки материальным. У Чертанова невольно возникло ощущение, что подобный взгляд способен запросто вскрыть черепную коробку, а следовательно, этому человеку подвластна и воля других людей.
Чертанов слышал о том, что дистанция между докторами и душевнобольными чрезвычайно мала. Существует даже мнение, что врачи с годами понемногу становятся похожими на своих клиентов. Как ни всматривался Чертанов, но никаких отклонений в поведении Тимашова не уловил. С ним разговаривал очень внимательный и чуткий собеседник. Разве что слегка медлительный, но ведь это же не болезнь!
— Спрашиваете, почему Дмитрий Степанович не работает? Не простой вопрос, — после длительной паузы протянул Матвей Борисович. Подняв со стола карандаш, он покрутил его между пальцев, после чего небрежно бросил на стол. Внимательным взглядом он проследил за тем, как карандаш прокатился по ровной поверхности и, прошуршав по бумаге, затерялся под сложенной газетой. — Шатров просто не мог остаться в нашей больнице, слишком он был неординарным человеком, как в поведении, так и в образе мышления. А что касается науки, то здесь он был вообще гений! — убежденно заявил Тимашов.
Чертанов вскинул брови:
— Высокая оценка. Откуда она?
— Я учился с ним в одной группе. Еще тогда он выделялся своими знаниями. Для него главное было учеба. Порой до смешного доходило, все его друзья идут пиво пить после экзамена, а он в библиотеку спешит.
— Действительно, немножко смешно, — улыбнулся Чертанов, вспомнив свою бесшабашную студенческую молодость. — Почему он занялся судебной психиатрией?
По лицу Тимашова пробежала тень. А может, просто показалось?
— В этом нет ничего удивительно, он бредил ею буквально с первого курса. И здесь он опять не вписывался в общий поток! У нас в группе все мечтали стать хирургами и непременно выдающимися, а он жаждал заниматься проблемами мозга. Особенно той его стороной, что толкает человека на преступления. В общем-то, сейчас это уже доказано зарубежными специалистами, что лобовая и височная части мозга отвечают за поведение человека. И если наблюдается повреждение костей в этой области, то нормальный человек может переродиться в серийного убийцу.
— Вот даже как, — не скрыл своего удивления Чертанов.
— Это совершенно точно! Так вот Шатров был одним из первых, кто выдвинул эту идею. И причем блестяще и убедительно аргументировал эту теорию на множестве примеров. Для доказательства своей гипотезы он совершал поездки по колониям, тюрьмам и разговаривал с разного рода убийцами и маньяками. Кто из студентов способен на такое?.. У многих из его собеседников наблюдались травмы головы. Но почему-то его теория не получила широкого распространения.
— Знаю из личного опыта, что уголовников не очень-то просто разговорить. Почему же они с ним откровенничали? — удивился Михаил.
— Трудно сказать, чем брал он убийц. Может быть, это были какие-то особенные приемы, а может, просто гипноз, но убийцы в его обществе становились необычайно покладистыми и разговорчивыми. Он добивался от них того, чего не могли сделать целые бригады следователей.
— Мне известно, что он помогал раскрытию преступлений. Вы об этом ничего не знаете?
— Знаю. Уже на старших курсах следственные органы привлекали его в качестве консультанта. Он составлял психологические портреты преступников, причем весьма удачно. В тридцать три года он уже был доктором наук. В нашей области это очень редкий случай. Но Шатров был, безусловно, достоин этого звания. А еще добавьте к этому, что он необычайно честолюбив, трудоголик. Всегда знал, чего хотел, и при этом оставался очень независимым и свободолюбивым человеком.
— Понятно. Как к нему относились окружающие?
— По-разному… Подобная одержимость многим не нравилась, в первую очередь руководству больницы. Как это обычно бывает, его попытались приструнить. Дмитрию это не понравилось, тем более что это попытались сделать те, кто совершенно не смыслил в науке! Шатров никогда не пытался даже скрывать своего пренебрежения к ним, а тут они решили поставить его на место. Показать, так сказать, свою власть. Обстановка накалилась, работать стало невозможно, и Дима вынужден был уйти из больницы. Наука же потеряла блестящего ученого.
— А вы поддерживаете с ним отношения?
Матвей Борисович виновато улыбнулся:
— Не скажу, что так, как раньше. В прежние времена дня не проходило, чтобы мы не увиделись или хотя бы не созвонились.
— Почему же вы тогда отдалились?
Тимашов выглядел слегка растерянным, потом, пожав плечами, ответил:
— Трудно сказать… Может, потому, что нас уже больше не связывала работа. Для мужчин ведь главное — дело. Хочу признаться вам откровенно, что мне не хватает общения с ним. — Лицо Матвея Борисовича осветила широкая располагающая улыбка. Наверняка медсестры были от него без ума. — Но он как-то сам от меня отдалился. Шатров из тех людей, кто привык выбирать, с кем ему дружить. Он может неожиданно охладеть к прежней дружбе, и ты теряешься в догадках, какая же кошка пробежала между вами. Нечто подобное случилось и с нами… Я же не умею навязывать своего общества. — В голосе Матвея Борисовича промелькнула грусть. — Вот так мы и живем.
— Понятно. А вы не могли бы мне сообщить, где сейчас работает Шатров?
Руки Тимашова вновь пришли в движение, он было скрестил их на груди, затем сцепил пальцы в крепкий замок. Неожиданно Матвей Борисович поднялся и, показав рукой на девятиэтажку, видневшуюся в окне, произнес:
— Видите это здание?
Михаил Чертанов подошел к окну.
— И что? — непонимающе протянул он.
— Сейчас Дима работает в нем, на втором этаже, паркетчиком. — Невесело улыбнувшись, добавил: — Он никогда не останавливался на достигнутом, и сейчас лучший паркетчик в бригаде. Вот видите, как получается, теперь он смотрит из окон этого здания на место своей прежней работы. Парадокс!
— А как вы думаете, он скучает по своему прежнему делу?
— Знаете, я никогда не представлял Шатрова вне медицины. Собственно, наука всегда держалась на таких людях, как он. И вот, как видите… А по поводу того, скучает он или нет… — Матвей Борисович только повел плечами. — Человек ко всему может привыкнуть.
— Что ж, спасибо за беседу.
— Не за что, — проводил гостя до дверей Матвей Борисович. — Если что, заходите!
* * *
Уже поднимаясь по лестнице девятиэтажки, Чертанов услышал методичные и несильные удары молоточком. Так мог работать только паркетчик, приколачивая гвоздями плашки. Поднявшись на второй этаж, Чертанов без особого труда определил нужную дверь, постучавшись, вошел.Первое, что удивило Чертанова, так это немалый размер прихожей, которая запросто могла потягаться с вестибюлем Большого театра. Михаил невольно хмыкнул, если это только начало квартиры, так что же может ожидать его в глубине? Впрочем, размерами сейчас никого не удивишь. Можно отгрохать квартиру и с Манежную площадь, были бы только деньги.
У стены в черном халате, вооружившись небольшим молоточком, приколачивал паркет молодой мужчина. Даже не обернувшись на стук отворяемой двери, он уверенно прилаживал паркетины, составляя замысловатый узор. Судя по тому, как ловко он работал, чувствовалось, что он немало преуспел в своем деле.
— Простите, вы не подскажете, где мне можно найти Дмитрия Шатрова? — обратился к мужчине Чертанов.
Мастер едва взглянул на вошедшего и, продолжая мерно поколачивать молоточком, ответил:
— Я — Шатров! Вы, наверное, по поводу паркета? Знаете, в ближайшие четыре недели ничем не могу помочь. Просто загружен работой. После этой квартиры собираемся работать в коттедже. — В последних словах прозвучала хорошо различимая гордость.
— Понимаете, тут такое дело… — прошел Чертанов в комнату, стараясь не наступать на неуложенный паркет.
Шатров отложил молоточек в сторону и недоуменно посмотрел на Чертанова.
— Мы уже с вами обо всем переговорили. Я не отказываюсь, приходите через месяц, просто в данный момент я связан обещаниями…
— Вы меня не за того приняли, — сразу решил внести в разговор ясность Чертанов. — Я — майор милиции, — раскрыл он удостоверение. — Занимаюсь расследованием убийств. Мне бы хотелось с вами переговорить, Дмитрий Степанович.
Шатров напрягся, помассировал натруженную спину:
— Так вы меня и по отчеству знаете?
Чертанов продолжал улыбаться, демонстрируя дружелюбие:
— Выходит, что так.
На первый взгляд мужчина совсем не походил на светило науки. В выцветшем халатике да в стареньких ботинках с истоптанными задниками, он больше годился бы на роль электрика какого-нибудь захудалого домоуправления. Этакий несостоявшийся Эйнштейн, изгнанный из вуза со второго курса за дебош и пьянку. В молодости, поди, хотел потрясти мир своими познаниями, а вместо этого вынужден заменять перегоревшие лампочки в подъездах.
И только достоинство, с которым Шатров держался, указывало на то, что за плечами у этого человека серьезная и весьма содержательная биография.
— Тогда вам должно быть известно, что я давно не консультирую. Теперь это не мой профиль! С некоторых пор мое дело — паркет. — Его голос прозвучал почти восторженно. — Здесь я сделал для себя массу интереснейших открытий. Например, никогда не думал, что дерево может иметь душу. И в этом я уже неоднократно убеждался. А чтобы создать такой узор, как, например, этот, — показал Шатров на паркет под ногами, — одного умения недостаточно, здесь как минимум нужны способности. А они у меня есть! Паркетчик — такая специальность, что я без работы никогда не останусь. Тем более с такими руками, как у меня. Деньги сейчас у людей есть, не то что раньше… Все желают строиться. Через недельку я в одном коттедже паркет буду класть… Олигарх пригласил. Так там только одного паркета нужно будет постелить на шестьсот метров! Деньги, которые он обещал выложить мне за это, я ни за какую консультацию не получу.
— Жаль, что у нас с вами не получается разговора. Хотя, честно говоря, я готовился к этой встрече. Правда, представлял ее немного по-другому, что ли… Разрешите сделать вам комплимент, Дмитрий Степанович?
— Я отвык от них.
— И все-таки послушайте. Знаете, что меня поразило во всех уголовных делах, что вы консультировали?
— Что же? — В глазах Шатрова блеснуло любопытство.
— Что вы смогли безукоризненно составить психологический портрет разыскиваемых преступников. У меня такое мнение, что если бы не ваша интуиция и знания, то их искали бы еще очень долго.
— Я только составлял портрет, — буркнул Шатров, — а ловила маньяков милиция.
Из соседней комнаты выглянул коренастый здоровяк с толстой шеей и, смерив неодобрительным взглядом Чертанова, повернулся к Шатрову:
— Ты работать-то будешь? Или целый день так простоишь?
— Дай мне поговорить с человеком, — раздраженно отозвался Шатров. И когда здоровяк ушел в соседнюю комнату, Дмитрий Степанович негромко произнес: — У нас, как вы сумели убедиться, свой план, а у вас свой. А потом, нам ведь за простой деньги не платят. Так что прошу прощения…
— Что ж, извините за беспокойство, — Чертанов повернулся к выходу.
— Постойте, так что именно вы хотели узнать у меня? — В Шатрове заговорил профессиональный интерес.
— Вы слышали об убийствах девушек на Дмитровском шоссе?
Нахмурившись, Шатров утвердительно кивнул:
— Разумеется. В числе жертв есть одна девушка, с которой я был близко знаком. Ее звали Мария Копылова. Вы хотите сказать, что не знали об этом?
Лукавить Чертанов не стал:
— Знал.
— Может, вас интересует, что это была за девушка? Пожалуйста, отвечу. Милая, очаровательная, добрая. Мне ее не хватает. Я очень сожалею, что нам пришлось расстаться. Но к тому, что с ней произошло, я не имею никакого отношения!
— Вас никто не подозревает… Хотя о Марии Копыловой я бы, возможно, переговорил с вами немного позже. Меня интересует другое. В городе действует маньяк, а у нас нет ни единой зацепки. Мы даже не знаем, от чего нам следует оттолкнуться. Вы не могли бы составить предполагаемый портрет убийцы?
Паркетчик посетовал:
— Странные вы, однако, люди! Как вы себе это представляете? Чтобы я по газетным вырезкам составил психологический портрет? Поверьте мне, я не медиум какой-нибудь, а серьезный ученый… точнее, бывший ученый. Меня интересуют только конкретные факты. Мне нужно как минимум познакомиться с делами…
— Мы предоставим вам материалы.
На мгновение в глазах Шатрова вспыхнул огонек, но тотчас погас.
— Но у меня нет ни желания, ни тем более возможности.
— Жаль… А может, вы могли бы тогда сказать, почему преступник отрубает у своих жертв пальцы? И кисти рук?
После некоторого раздумья Шатров ответил:
— Мое мнение такое… Вам это может показаться странным, но маньяк рубит конечности своим жертвам от большой любви. Это настолько всепоглощающая любовь к своей жертве, что она сжигает его изнутри. Он готов оставить себе какую-то часть тела жертвы. Очень часто это бывает голова, даже нога. В вашем случае — это пальцы и кисть. Как это ни покажется вам кощунственно, в моей практике был такой маньяк, который носил пальцы своих жертв в портсигаре, а другой и вовсе надевал в качестве амулета отрезанное ухо жертвы на шею.
Чертанов был поражен.
— Зачем они это делают?
— Для них куски человеческого тела являются чем-то вроде талисмана. Если хотите, своеобразным тотемом, что ли, который способен приносить им удачу и отгонять злых духов. А все потому, что у всех маньяков извращенное понятие о любви. Они просто живут в каком-то другом измерении, недоступном нашему пониманию. И убивают людей они не от ненависти, а от большой привязанности. Они скверно себя чувствуют в обществе живых людей, по-настоящему им хорошо только с покойниками.
Михаил был потрясен.
— Вы рассказываете невероятные вещи.
Шатров отрицательно покачал головой:
— Вовсе нет… Невероятные вещи я рассказывал на своих лекциях в институте, а то, что вы услышали сейчас, это всего лишь прописные истины. Вы интересовались когда-нибудь историей ацтеков? — неожиданно спросил он.
— Только в общих чертах, — обескураженно сказал Михаил, сбитый с толку неожиданным вопросом. — Знаю только, что они убивали своих пленников.
Улыбка Шатрова выглядела печальной:
— Не совсем точно. Они приносили пленников в жертву своим богам. Вырывали у них сердца и даже съедали отдельные части их тел. До нас дошли настенные рисунки этих безобразных кровавых сцен. Вы думаете, что это происходило от чрезмерной жестокости?
Пожав плечами, Чертанов предположил:
— Наверное, такова была их религия.
— Вот именно, религия! Но она замыкалась на том, чтобы любить своих пленников, как детей и братьев. Их ведь не сразу убивали. До жертвоприношения пленники жили в хижинах своих победителей. К ним относились как к самым почитаемым родственникам. Пленники жили в любви и почете, им отдавалась лучшая пища, одежда. Хозяин дома называл своих пленников не иначе как любимыми сыновьями. Но наступал день, и пленников приводили к храму смерти, где у жертвенного камня жрец вырывал им сердца, а паства лакомилась человеческим мясом… И все это проделывалось тоже от большой любви. Я вам хочу сказать, что действия серийных убийц мне очень напоминает психологию древних ацтеков. Вас не шокирует подобное откровение?
— Признаюсь, неожиданные рассуждения. Но такое полезно услышать, может что-то пригодиться в работе. А вы можете хотя бы примерно сказать, какого возраста наш маньяк. Это нам помогло бы значительно сузить поиск.
— Разве что примерно… Для более точной характеристики нужно располагать материалами дела. Но то, что он молод, это однозначно. К тому же он очень сексуально активен. Его возраст где-то от тридцати до сорока пяти лет. Больше я ничем не могу вам помочь, — развел руками Шатров. — Увы!
— Спасибо и на этом. Если все-таки надумаете помочь следствию, так мы будем только рады сотрудничеству. Я слышал, что ректор мединститута недавно предложил вам возглавить кафедру.
— Вы и об этом знаете, — невесело буркнул Дмитрий Степанович.
— У нас профессия такая — знать, — улыбнулся Чертанов. — Прежде чем встретиться с вами, я разговаривал с очень многими людьми, и все они, как один, говорят о том, что вы блестящий ученый и что вы непременно должны вернуться в науку.
— Я еще сам не решил, как мне поступить, а они уже за меня решают, — раздраженно проворчал Шатров.
— Не в моих правилах давить на совесть, но от вашего профессионализма зависит очень многое, а именно — быть ли следующим жертвам.
— Говорите, что не хотелось бы, а сами давите, — возразил Шатров.
Дверь из соседней комнаты отворилась вновь, и в проеме предстал тот же самый коренастый тип с толстой шеей. Зыркнув на Чертанова недобрыми темно-карими глазами, он заговорил, процеживая слова сквозь стиснутые зубы:
— Послушай, ты думаешь, что тебе за простой платят? С нас хозяин стружку снимет!
Посмотрев на Чертанова, Дмитрий Степанович печально констатировал:
— Вот с такими типами приходится работать. — И уже по-деловому добавил: — Если бы он попал ко мне в свое время в психлечебницу, то я бы покопался в нем и, поверьте мне, поставил бы с полдюжины диагнозов. В общем, мне пришлось бы с ним повозиться! Вот что я тебе скажу, — повернулся он к крепышу, снимая халат, — забери свою амуницию. Я уволился! Пойдемте.
— Ты еще пожалеешь, — бросил ему в спину коренастый, — будешь обратно проситься, не возьму!
— Не обольщайся, — громко хлопнул дверью Дмитрий Степанович.
Выйдя на улицу, они некоторое время шли молча. Неожиданно Шатров остановился и произнес с заметной грустью:
— А ведь я задумал прекрасный узор! Такой есть в одном из залов Лувра. Жаль, что доделывать его буду не я… Знаете, майор, о чем я сейчас мечтаю?
— О чем же?
— Когда-нибудь у меня будет свой дом, и в огромном зале (метров на сто!) я непременно выложу именно такой итальянский паркет. Итальянцы понимают в этом толк. Что у вас там еще есть, показывайте. Вы ведь рассчитывали, что я должен заинтересоваться этими преступлениями. Ведь так? — строго спросил Дмитрий Степанович.