Повернувшись, он увидел крепкого высокого мужчину лет сорока пяти, одетого под стать непогоде — в длинный светло-серый плащ.
   — Марк! — шагнул Риббентроп навстречу.
   Рыболовы, стоящие на причале, даже не посмотрели в сторону этих мужчин. Не принято! А потом, каких только встреч не происходит в Стокгольме.
   Обнявшись, они крепко потискали друг друга за плечи. Так радоваться встрече могут только старинные приятели.
   — Сколько мы не виделись, Иоахим? — спросил мужчина, с интересом рассматривая Риббентропа. — Лет десять?
   — Семь, — поправил его Риббентроп, — последняя наша встреча произошла в Вене. Ты тогда работал в американском дипломатическом корпусе.
   — Я и сейчас там работаю.
   — Но как тебе это удалось, ведь ты же канадец!
   — Мой отец был американец. У меня двойное гражданство.
   — Хм, что-то мне подсказывает, что это не основная твоя работа.
   Марк махнул рукой:
   — И не говори, Иоахим! В этом мире все так перемешалось, что даже не понять, где настоящее, а где фальшивое. Вот взять хотя бы тебя, ты имел все, чтобы стать великим игроком. Да и хоккей для тебя был не просто спорт, а настоящая жизнь! Когда мы вместе с тобой играли в хоккей, ты был лучшим нападающим. Тебе пророчили блестящее будущее! А потом ты неожиданно занялся другим делом.
   Риббентроп расплылся в широкой доброжелательной улыбке. Воспоминания о молодости доставили ему радость.
   — Я часто вспоминаю наши игры. У нас была сильная команда. Но ты не забывай, шел четырнадцатый год, начиналась Первая мировая война, Германия воевала, и я не мог оставаться вдали от своей родины.
   — Верно, не мог, ты на все сто процентов немец. Вот у меня, например, французские корни, но что происходит на моей прародине, честно говоря, меня мало волнует.
   — Сорвалась! — кивнул Риббентроп в сторону причала.
   — Что? — растерянно спросил Марк.
   — Это я про того рыбака, что стоит на пристани. Вон, видишь, в желтом плаще. Таскает рыбу за рыбой! А тут сорвалась. Крупная была…
   — Ничего, в следующий раз повезет, — сдержанно отозвался Марк. — Я слышал, что в Первую мировую ты хорошо воевал.
   — Хорошо — это громко сказано. Я делал то, что и все остальные. Просто мне повезло больше, чем другим. Теперь я кавалер ордена Железного креста первой и второй степеней. — В голосе министра иностранных дел Германии прозвучала скрытая гордость.
   — В то время просто так кресты не раздавали. Ты всегда был храбрецом. Вот и сейчас рядом с тобой я не вижу никакой охраны.
   — В Стокгольм я приехал как частное лицо. Может быть, меня и охраняют, но мне об этом ничего не известно. Давай немного пройдемся.
   — С удовольствием.
   Некоторое время они шли молча. Прошли через мост и направились вдоль стен ратуши.
   — Где ты сейчас служишь? — спросил Риббентроп. — Мне кажется, ты меня пригласил в Стокгольм не для того, чтобы говорить о пустяках. Ты из военной разведки?
   — От тебя ничего не скроешь, — широко заулыбался Марк.
   — Все очень просто, сейчас не так-то легко попасть в Стокгольм, а тебе это удалось. Значит, тебя поддерживают какие-то очень серьезные и заинтересованные силы. А такими силами в наше время может быть только военная разведка. А потом все эти плащи, шляпы, — Риббентроп слегка поморщился, — от тебя так и тянет шпионом.
   Марк расхохотался.
   — Но я работаю в дипломатической миссии.
   — И это ты говоришь министру иностранных дел?! — удивился Риббентроп. — Восемьдесят процентов дипломатической миссии составляют профессиональные разведчики. Может, даже и больше.
   — Что ж, это упрощает дело. Тогда я опускаю все условности и перехожу к главному: очень серьезные парни поручили мне сказать тебе, что мы не заинтересованы в полном разгроме Германии, как того хотят русские.
   Риббентроп ощетинился:
   — А с чего ты взял, что Германия будет разгромлена?
   Марк невольно улыбнулся, узнав в министре иностранных дел Германии того самого хоккеиста-нападающего, с которым когда-то был очень дружен. Именно поэтому Даллес обратился с просьбой к нему, зная, как непросто Риббентропу будет отказать бывшему приятелю и коллеге по команде.
   — Перестань, Иоахим. Германия выдохнется. У нее уже нет тех могучих ресурсов, какими она владела в самом начале войны. Если вам не удалось победить русских в сорок первом году, то как же вам победить их в сорок четвертом? Только ты не перебивай меня… Речь сейчас идет даже не об этом. Я знаю, что в Германии ты весьма влиятельная фигура, имеешь свободный доступ к Гитлеру, и он охотно прислушивается к твоему мнению…
   — Не тяни, говори, что тебе надо!
   — Мы знаем, что очень многие люди в Германии относятся к американцам с симпатией. Мы тоже не испытываем ненависти к немецкому народу. Мы согласны заключить с вами мир, но для этого вы тоже должны постараться.
   — Что ты имеешь в виду? Если речь пойдет о Гитлере…
   — Ты не дослушал меня.
   — Я слушаю тебя, — Риббентроп набрался терпения.
   — Вы должны будете устранить Сталина!
   Риббентроп даже не пытался сдержать удивления:
   — Вот как! Я ожидал от тебя всего, что угодно, но только не этого. Интересная получается ситуация — министр иностранных дел занимается терроризмом.
   — Ты меня не так понял, Иоахим. Тебе не придется заниматься этим делом лично. Ты вполне влиятельный человек, и тебе достаточно будет кому-нибудь поручить это дело.
   Вышли на угол ратуши. Риббентроп остановился, посмотрел на Марка. За годы, что они не виделись, тот слегка обрюзг, на шее образовались глубокие морщины. Сейчас трудно было поверить, что двадцать лет назад своей статью он напоминал Геркулеса. Даже ростом сделался как-то пониже.
   — И кому же я могу поручить такое дело?
   На лице ни тени улыбки.
   — Например, Кальтенбруннеру или Шелленбергу.
   Вот так работает американская разведка. Оказывается, они уже распланировали операцию и даже назначили руководителей. А что, если применить против этого янки силовой прием, как когда-то в их далекой хоккейной молодости? Пусть поплескается в соленой водичке.
   Дипломатический талант заключается в том, чтобы не показать своего настоящего настроения. Любезность, господа, правит миром! С нею можно выиграть самое серьезное дипломатическое сражение.
   — Я бы предпочел Шелленберга. — Риббентроп помолчал, потом продолжил: — В любом случае такие вещи не делаются без согласия фюрера. На следующей неделе я должен быть в Ставке фюрера и попробую переговорить с ним. Но указывать сразу на Кальтенбруннера или Шелленберга не стоит. Это может вызвать подозрение. Я вызовусь сам уничтожить Сталина.
   Марк не сумел скрыть своего веселья. Заулыбался широко, как когда-то в далеком четырнадцатом году.
   — Иоахим, ни Гитлер, ни Кальтенбруннер не воспримут твои слова всерьез.
   — Вот этого я как раз и добиваюсь. Я уже давно работаю дипломатом, так что многому успел научиться. Хороший дипломат всегда переиграет хорошего разведчика. Наверняка они поморщатся, а потом предложат собственные услуги.
   — Так, значит, ты согласен, Иоахим?
   — Да. Я сделаю это ради будущего Германии.
   — Ты не ошибся. Если Сталина не будет, то война закончится сама собой. Союзники сразу заключат с Германией мирные соглашения. Вместо Сталина придет новый человек. А он уже не будет обладать тем огромным авторитетом, какой сейчас имеет Дядюшка Джо. И, опершись на нашу помощь, вам легче будет заключить мирный договор с Россией.
   — Я сделаю все, что в моих силах, — согласился Риббентроп. — А теперь давай выпьем за встречу. Еще неизвестно, когда мы увидимся в следующий раз. И увидимся ли вообще! Здесь, сразу за ратушей, есть очень хороший кабачок, ты даже не представляешь, какие вкусные свиные ребрышки там подают.
   — С удовольствием полакомлюсь, — с видимым облегчением согласился Марк. — Только давай я тебя угощу!
   — Э, нет! — воспротивился Риббентроп. — Все-таки ты находишься у меня в гостях, а значит, я тебя и угощаю.
   — Это каким же образом я оказался у тебя в гостях? Все-таки это Швеция, а не Германия. А может, пока я летел над океаном, Швеция уже капитулировала?
   Риббентроп расхохотался:
   — Нам ни к чему воевать с нейтральными странами, здесь и без того полно наших агентов. Ты мне скажи, каково расстояние от Швеции до Германии?
   — Так вы же соседи.
   — Вот то-то и оно! А теперь скажи, каково расстояние от Швеции до Америки?
   — Теперь я понимаю, к чему ты клонишь. Хорошо, пусть будет выпивка за твой счет, но вот остальное беру я, а то так получается взятка должностному лицу.
   — Договорились.
   — Так где там находится твой ресторанчик?
   — Он совсем недалеко отсюда, каких-то пятьсот метров. Ну что же ты стоишь? А еще там красивые официантки. Ты по-прежнему в форме?
   — Разумеется!
   — Раз так, пойдем! Я вот что у тебя хотел спросить, а тот гол в игре с американцами ты специально пропустил? Ведь ты же должен был отбить его стопроцентно. — В ответ Марк только рассмеялся. Риббентроп погрозил пальцем: — Теперь я понимаю, что ты еще тогда подыгрывал американцам!
   Подождав, пока они скроются за углом, самый удачливый из рыболовов быстро свернул удочку и, положив ее рядом со своим богатым уловом, направился следом за приятелями.

Глава 10 УБРАТЬ СТАЛИНА

   Замок Фушл считался резиденцией министра иностранных дел рейха Иоахима Ульриха Фридриха Вилли фон Риббентропа, обергруппенфюрера СС, а потому совершенно не случайно, что в нем проходили приемы иностранных дипломатических миссий.
   Правда, свое влияние в международной политике Риббентроп заметно подрастерял с началом войны: большинство стран разорвало с Германией дипломатические отношения, а страны-союзники с подозрением посматривали на МИД Германии, скомпрометировавший себя по еврейскому вопросу.
   Вместе с этим ослабело и влияние Риббентропа на Гитлера. В минуты наваливающейся на него хандры Риббентроп удалялся в свое имение под Зальцбургом, а тоску глушил охотой. Звери в окрестностях замка Фушл были не пугливые, подходили настолько близко, что их можно было отстреливать из окна.
   В последний день марта 1944 года в замке Фушл проходил торжественный прием по случаю прибытия в Германию Муссолини. После того как были представлены все высшие чины и перед предстоящим банкетом возникла небольшая пауза, Риббентроп, взяв под локоток Шелленберга, сказал:
   — Мне нужно с вами поговорить. Вы не возражаете, если мы это сделаем на свежем воздухе?
   Шелленберг с интересом посмотрел на Риббентропа. Весьма неожиданный поворот. В замке Фушл Шелленберг оказался случайно, сейчас он должен был бы находиться в Берлине, в своей штаб-квартире. Вчера вечером в район Смоленска, Пскова и Новгорода транспортными самолетами было выброшено одновременно пятнадцать диверсионных групп. В назначенное время на связь вышло только шесть радистов, доложив о своем благополучном приземлении. Остальные девять пока молчали. Не исключено, конечно, что у некоторых из них при приземлении повредилась рация. Но могло оказаться, что остальные группы угодили в лапы русской контрразведки.
   Группы, заброшенные на территорию русских, были разведывательно-диверсионными, но главная их задача заключалась в том, чтобы взорвать мосты через реки, имеющие стратегическое значение. Эти диверсии должны были сорвать доставку оружия к линии фронта. Однако в последнюю минуту планы неожиданно поменялись: Гитлер пожелал, чтобы Шелленберг лично сопровождал его до Зальцбурга, и, оставив руководство операцией на заместителей, Шелленберг вылетел в Австрию.
   Вальтер Шелленберг, начальник военного управления имперской безопасности, не считал себя паркетным генералом, а потому неимоверно тяготился пустыми светскими беседами и изнывал от тоски в обществе праздных дам.
   Единственное, что его привлекало на приемах, так это отличный ужин и великолепные французские вина, которыми были забиты подвалы замка.
   Он не без зависти наблюдал за тем, как Риббентроп легко, будто скользя по льду, пробирался по переполненному залу, одаривая любезной улыбкой каждого встречного. Дипломатическая деятельность не прошла для бывшего торговца винами бесследно, он сумел обрести немалое обаяние и теперь щедро расточал его во все стороны: дамам отпускал красивые комплименты, замечая их украшения, а мужчинам по-свойски пожимал руки, широко улыбаясь.
   Вальтер Шелленберг всерьез завидовал пусть и наигранному настроению министра, у него бы так не получилось. Самое большее, на что он был способен, так это нелепо скривить губы, выражая нечто похожее на беззаботное настроение. Хотя с тем же успехом можно было бы предположить, что у бригадефюрера СС от зубной боли сводит скулы.
   Риббентроп вышел на крыльцо, шумно вдохнул горный воздух и, вскинув руки, восторженно протянул:
   — Посмотрите, какая красота! Ну чем не рай! А ведь меня уговаривали не приобретать этот замок. Знаете, теперь я его не променяю на все сокровища мира.
   Весна в горах наступает рано, а первые цветы так и вовсе пробиваются буквально из-под снега, и у Шелленберга невольно возникло ощущение, что они шагнули прямиком в тропический рай. Особенно красивыми были кусты, посаженные близ крыльца, — распустившись белым цветом, они напоминали хлопок. А между ветками виднелось озеро, зажатое со всех сторон горами. Поговаривали, что в нем водится необыкновенно вкусная форель, которой здесь так много, что она буквально бросается даже на голый крючок.
   При наличии свободного времени можно будет проверить все эти россказни.
   — Дышится и впрямь великолепно, — вынужден был признать Шелленберг.
   — Вы знаете о том, что Фушл очень старинный замок? — с гордостью в голосе продолжал Риббентроп.
   Еще одна скверная привычка рейхминистра заключалась в том, что даже самые серьезные разговоры он начинал с затяжной преамбулы. Вальтера Шелленберга подобная манера разговора несказанно раздражала, но из опасения нажить из-за пустяков серьезного и опасного врага приходилось выслушивать эти долгие предисловия, а чтобы не выпасть из образа, нужно было принимать учтивый вид.
   — Только почему вы все время называете этот дом замком? — пожал плечами Шелленберг, стараясь скрыть нарастающее раздражение. — Я не вижу здесь ни крепостных стен, ни башен, ни каких-то других фортификационных сооружений.
   Рассмеявшись негромким смехом, Риббентроп повел бригадефюрера СС Шелленберга к озеру. Под ногами негромко захрустел гравий. Как только раздвинули ветки, взору предстала ровная сверкающая водная гладь. Тишь и благодать. Даже слабый ветерок не потревожит этого покоя.
   — Фушл — это не замок в нашем понимании. Некогда это был всего лишь охотничий домик для местных князей и епископов. — Рейхсминистр спустился к воде. — Место было чрезвычайно популярное, и знатные вельможи приезжали сюда со всей округи. Так что ни о каких фортификационных сооружениях не может быть и речи. Затем этот домик перешел в собственность кайзеровской семьи, но, видно, в то время у него были более сильные увлечения, а потому здание приходило во все больший упадок, и единственными жителями в нем были местные лесничие. Позже замок неоднократно перепродавался, закладывался, сдавался в аренду, пока наконец у него не нашелся в моем лице прекрасный хозяин. А сейчас залы замка украшают великолепные коллекции живописи и старинной мебели, лучшей в Европе. — Чуть подумав, он добавил: — А может быть, даже и в мире.
   — Вы что-то хотели мне сказать, господин рейхсминистр, — сдержанно напомнил Шелленберг. — Скоро ужин, и я всерьез опасаюсь, что он начнется без нас.
   Риббентроп улыбнулся:
   — Не беспокойтесь, в этом доме не начинают ужин раньше хозяина. Обещайте мне: то, что я вам скажу, останется между нами.
   — Господин Риббентроп, секретность — моя профессия. Да и ваша тоже…
   — То, о чем я вам сейчас скажу, никто, кроме фюрера и Бормана, не знает. На нашем последнем с фюрером заседании я предложил убрать Сталина!
   Где-то на середине озера раздался сильный плеск, словно кто-то ударил по поверхности широкой доской. Так могла шалить только щука. Разгоряченная погоней, она могла выпрыгнуть из озера и, ударив по воде хвостом, продолжить свою охоту.
   Заявление было неожиданным. Шелленберг невольно повернулся в сторону источника шума, не представляя, как надо реагировать на высказывание министра. Не дождавшись ответа, Риббентроп со страстью продолжал:
   — Сталин — это страшная коммунистическая зараза, от которой нужно избавляться. Жаль, что мы не сделали этого раньше, тогда, возможно, не было бы таких больших потерь на Восточном фронте. Но наше дело не проиграно, ошибку можно исправить. Весь советский режим держится исключительно на личности только одного человека, на Сталине! И если мы его устраним, Советский Союз рассыплется, как карточный домик, а мы поможем ему рухнуть своими победами на фронтах. Так что вы на это скажете?
   — Значит, вы говорили с фюрером об этом? — как можно сдержаннее спросил Вальтер Шелленберг.
   — Разумеется! Наш разговор состоялся в «Бергхофе». Я предложил организовать конференцию, в которой должен принять участие Сталин, а там ради фюрера и тысячелетнего рейха я готов пожертвовать собой и убить Сталина!
   Не удержавшись, Шелленберг слегка поморщился:
   — И как вы это собираетесь сделать — один? Без поддержки со стороны? Вы не подумали о том, что конференции подобного рода очень тщательно охраняются, а потом, нужна соответствующая причина для того, чтобы Сталин приехал туда, где будут наши представители, ведь он очень осторожен и подозрителен.
   Рейхсминистр одобрительно кивнул:
   — Примерно то же самое мне сказал и фюрер. Но я сумел убедить его в своей правоте, и он попросил назвать мне имя человека, который мог бы мне помочь. Я назвал вас!
   Теперь плеснуло у самого берега, и волна накатила на песчаный берег.
   — Можно вам задать вопрос?
   — Разумеется!
   — Почему именно я, а не Кальтенбруннер или, скажем, Канарис? Например, у военной разведки в таких делах немалый опыт.
   — С Канарисом у меня не такие доверительные отношения, как с вами. А потом, он мне неприятен как человек. Например, он весьма резко отзывается о внешней политике Германии. Удивляюсь, как до сих пор фюрер не лишил его должности! На такой должности обязан быть не этнический грек, а настоящий стопроцентный ариец. А потом, я вам доверяю больше, чем кому-либо. Вы удовлетворены?
   — Вполне!
   — Я, конечно, понимаю, что на конференции будет весьма строгая охрана и что каждый человек будет тщательно досматриваться. Однако каждая серьезная разведка имеет свои маленькие хитрости. Шелленберг, фюрер велел мне с глазу на глаз обсудить возможность устранения Сталина и выразил надежду, что вы найдете какое-нибудь техническое решение этого вопроса, чтобы осуществить поставленную задачу.
   Рейхсминистр выглядел возбужденным, говорил громко, сильно размахивая руками, и Вальтер Шелленберг всерьез опасался, что найдутся невольные свидетели их тайного диалога. Он уже пожалел о своем визите в замок: если бы предполагал, что разговор затронет столь щекотливую тему, то предпочел бы отсидеться в этот день в Берлине.
   Имелось еще одно обстоятельство, которое очень раздражало Шелленберга, — он не терпел дилетантов, включая высших должностных лиц, которые, пусть даже косвенно, вмешиваются в его дела. Ведь он же не встревает в службу кабинета иностранных дел и не советует рейхсминистру, с кем следовало бы дружить Германии.
   Положительные результаты можно получить только там, где действуют настоящие профессионалы.
   И еще одна черта Риббентропа была не по нраву Шелленбергу. Подражая фюреру, он все свое окружение предпочитал называть по фамилии. Для него как будто бы не существовало ни имени, ни звания, просто фамилия, и все! В юности Риббентроп жил в Канаде и даже получил гражданство этой страны. Не исключено, что на многие его привычки наложил отпечаток американский сталь жизни.
   Риббентроп сверлил Шелленберга взглядом, ожидая от него ответа. Кульминационный момент беседы настал, следовало как можно более тщательно подбирать слова, потому что его ответ будет доложен Гитлеру.
   Вальтер Шелленберг понимающе кивнул:
   — Мы примем участие в этой акции и разработаем план по устранению Сталина.
   — Я бы хотел играть в этом деле главную роль, — воодушевился Иоахим Риббентроп. — Мой дипломатический иммунитет и ваши технические возможности гарантируют нам успех. Я, например, знаю о том, что в одной из лабораторий политической полиции изготавливают револьверы, которые ничем не отличаются от карандаша. Такой револьвер способен стрелять крупнокалиберными патронами и поражает цель на расстоянии до семидесяти метров, — уверенно вещал Риббентроп.
   Из распахнутых окон зала раздавалась громкая музыка. Гости понемногу рассаживались на свои места.
   — Да, такими новшествами у нас занимается группа «VI Ф», — не стал отрицать Шелленберг.
   — Главное, что от меня потребуется, так это твердая рука. Но уверяю вас, когда речь идет о врагах рейха, я не промажу! А потом, я надеюсь, у меня будет возможность попрактиковаться.
   Бригадефюрер едва заметно улыбнулся. Интересно, Риббентроп идейный фанатик или человек необычайного мужества? Впрочем, какая разница, подчас между этими двумя понятиями отсутствует всякая грань. Но как объяснить тогда этому фанатику, что от его плана веет изрядной долей авантюризма и что с первой же минуты он обречен на провал?
   Но ответить Риббентропу сейчас отказом означало подписать себе смертный приговор, тем более что рейхсминистр уже сумел заручиться поддержкой самого Гитлера. Шелленберг самоубийцей не был.
   Выдержав паузу, бригадефюрер уверенно заговорил:
   — Ваш план в целом выполним. Хотя он не лишен некоторых недостатков. Но думаю, что если мы подключим свои технические службы, то сумеем его воплотить.
   Пора было возвращаться к столу. Развернувшись, бригадефюрер Шелленберг зашагал в сторону замка, увлекая за собой рейхсминистра.
   — Только меня смущает один момент, — неожиданно приостановился Шелленберг.
   — Какой же? — мгновенно насторожился Риббентроп.
   — Нужно действительно найти подходящую причину для того, чтобы заманить Сталина на подобную конференцию. Хотя, честно говоря, я смотрю на это дело с некоторым пессимизмом, особенно после нашего неудачного контакта с англичанами в Стокгольме.
   — Может, вам попробовать связаться с русскими по своим каналам? Так сказать, неофициальным путем, все-таки вы возглавляете политическую разведку. Ведь наши официальные контакты с Россией прерваны.
   Свет, струившийся из больших окон, падал на кусты, аккуратно стриженные длинными коробами, и освещал узкие дорожки, посыпанные гравием.
   — Наши разведки установили такой контакт в Стокгольме, вы это знаете. Однако, уважаемый господин Риббентроп, вы сделали все, чтобы сорвать эти переговоры. А потом — я не особенно доверяю русским. Я солдат и готов подчиниться любому приказу. Лучше возьмите организационную часть на себя, придумайте причину, по которой Сталин приедет, и как только заручитесь его согласием, так я немедленно подключаюсь к операции.
   Громкая музыка умолкла, на смену ей зазвучала скрипка. Иоахим Риббентроп предпочитал исключительно живую музыку, считая, что она благотворно влияет на аппетит. Шелленберг слышал о том, что в струнном оркестре первой скрипкой был старый еврей, который прежде играл в Венской опере. Правда, он выдавал себя за мадьяра. При брезгливости Риббентропа к неполноценным расам оставалось только удивляться, почему скрипач до сих пор не в Освенциме. А может, рейхсминистр настолько любит искусство, что решил не обращать внимание на его иудейское происхождение.
   — Шелленберг, вы правы. В моем плане действительно имеются кое-какие неясности. Мне нужно будет проконсультироваться, а потом мы с вами поговорим об этом более обстоятельно. Пойдемте в обеденный зал. Знаете, я чертовски проголодался! — Подхватив Шелленберга под руку, он повел его в замок. — Вам уже сообщили, что будет на ужин?
   Вальтер Шелленберг расслабленно улыбнулся, трудная часть разговора была завершена.
   — Не имею ни малейшего понятия.
   — Устрицы! Я ведь знаю, что вы к ним особенно неравнодушны.
   — Совершенно верно, господин Риббентроп, — расхохотался Шелленберг. — Я думал, что вы дипломат, а вы, оказывается, настоящий разведчик!

Глава 11 НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

   Пошел уже третий месяц, как Таврина переправили в шталагерь, или по-другому — постоянный лагерь для военнопленных. В какой-то степени жизнь здесь была упорядочена: на огромной территории, вмещавшей около пяти тысяч военнопленных, стояло несколько бараков, прачечная и даже баня, чего не наблюдалось во фронтовых сборных лагерях.
   В сравнении с тремя другими лагерями, в которых пришлось побывать Таврину, шталагерь представлялся воплощением порядка. Может быть, потому, что располагался он вблизи промышленного предприятия, которому никак было не обойтись без рабского труда. Вот и приходилось таскать уголек с железнодорожной ветки к сталелитейному заводу. С пустым желудком не очень-то наработаешь, а потому похлебка была сносной (попробовать сальцо не доводилось, но вот жижа явно была погуще).
   Вся территория лагеря была поделена на зоны по национальному признаку, в каждой из зон имелся крепенький барак. Любые контакты между обитателями зон строго пресекались с чисто немецкой бескомпромиссностью — короткая автоматная очередь с вышки, и активисты оттаскивали очередного жмурика в яму. Поэтому нельзя было услышать никаких ободряющих криков через колючую проволоку, отсутствовал даже случайный интерес — ровным счетом ничего такого, что не вписывалось бы в устав лагеря. За соблюдение внутрилагерного режима отвечали дежурные коменданты и разного рода помощники из числа военнопленных.