Сулима Елена. Московские эбани

   Не имея никакого особого плана в голове и ничего, кроме обиды, зависти и злости, Марианна набрала номер Тони.
   Голос этой женщины был столь ровен, что Марианна за долг посчитала вывести её из себя.
   - Здравствуйте. Мы с вами незнакомы, но Вадим дал мне ваш телефон, чтобы если что случиться, я могла через вас найти его. - Говорила Марианна с томным придыханием.
   - Через меня? - на том конце провода явно удивились, последовала пауза, и благородная тревога в голосе: - А что случилось?!
   - Ой, мне неудобно вам говорить, но видимо он доверяет вам, если оставил ваш телефон... - в момент этой паузы Марианна судорожно перебирала - что сказать. Можно было потребовать деньги на аборт, но вряд ли они покроют цену исчезнувшего компьютера. Можно было просто заинтересовать его беременностью, таким образом нарушить его планы на женитьбу на этой и, быть может, перейти к нему жить, а то, что она не может рожать, он и не поймет. Выкидыш можно инсценировать. Тогда все эти мытарства с надоевшим ей компьютером и мужем-компьютерщиком кончатся. Но Марианна тут же прикинула, что ребенок, для современных мужчин не аргумент. Тем более для такого самодовольного эгоиста, как этот. Заявлением о ребенке она может, конечно, испортить его связь с этой Тоней, но, скорее всего, ненадолго. Вдруг они только посмеются над ней, и она останется дура дурой при ста долларах на аборт?.. Марианна сосредоточилась, припоминая все качества характера Вадима. Однажды у него пропали сто долларов в её компании, и он, тратящий на выпивку всех и вся несоразмерно больше, не постеснялся закатить истерику с выяснением отношений. Да и подарков, хотя бы мелких, но приятных он ей никогда не дарил... А ведь сам ходит в дорогой обуви, галстуках и при дорогих часах. Наверняка он также скуп по отношению к той, на которой наметил жениться. Все это пронеслось в голове Марианны и она, после паузы наполненной вздохами, выговорила: - Он был так щедр ко мне!.. Он дарил мне такие дорогие подарки!..
   - Подарки? - недоуменно переспросила Тоня.
   - Конечно же. Одно его кольцо с бриллиантом стоило столько, что на него можно было купить отличную машину. Впрочем, и машину купил ничего... Только я её редко вожу, куда мне ездить - только и успевай дома бомонд принимать. У меня же отличная квартира. Да ещё на Фрунзенской набережной... Постоянно народ приходит. Но он, конечно, самый щедрый из моих поклонников. Если бы вы видели, какие он мне сережки подарил! Он купил их в антикварном магазине, по некоторым отметинам искусствоведы подозревали, что они принадлежали царской семье.
   - Царской семье?.. - глухо отозвалась Тоня и, тут же придя в себя, спросила: - Так что же вы хотите от меня?
   - Но меня обокрали! Передайте ему, что теперь я свободна - у меня нет ничего, чтобы хоть что-то напоминало мне о нашей страстной, длящейся годами, любви! - Воскликнула Марианна.
   - Длящейся годами?.. Да кто вы вообще такая?!
   - Меня зовут Марианна! Марианна!.. - на самых тонких нотках своего голоса пронзительно прокричала она свое имя и бросила трубку. Теперь она была удовлетворена. Можно было вызывать милицию по поводу этого чертового компьютера. Она сумеет скрыть от мужа то, что ему вовсе не следует узнавать. Теперь она заряжена энергией и оптимизмом.
   ГЛАВА 35.
   - Мама! У меня появились знакомые генералы из ФСБ. Я кое-что снимал им на заказ, - вошел в кухню Виктории полный оптимизма её сын. - Когда обмывали, я рассказал им про историю с твоими картинами. Они сказали, что расследовать это дело им раз плюнуть. Тебе только надо зайти...
   - Ничего мне не надо. Я уже знаю, кто сделал это, и у кого мои картины. - Спокойно ответила Виктория, не отрываясь от мытья посуды.
   - Тогда почему ты не отберешь их? Давай его накажем!
   - Я не бог, чтобы иметь право кого-нибудь карать или миловать.
   - Но кто это?! Кто?! И зачем он это сделал? Он что - решил с тобою поторговаться - "дашь на дашь"? Или помериться, кто из вас сильнее, как это делали твои прошлые мужчины? И почему они все вступают с тобой в какое-то негласное соревнование?! Ну и поколенице же у вас!..
   - Он моложе меня. И намного. Дело не в поколении - тут все перемешано. Ты же сам видишь, общаясь со своими ровесниками, что одни, словно из нор повыползали, а другие словно с неба свалились. И все общую кучу... Да и вообще... - отмахнулась Виктория и, окончив мыть посуду, оторвала бумажное полотенце, вытерла руки и пошла к себе в комнату.
   - Давай я завтра завалю к нему с моими ребятами, да и дело с концом! Проследовал за ней Митя.
   - Не надо. Это слишком грубо. Тут надо действовать - ой-е-ей - как осмотрительно. Я сама разберусь с этим игруном. Устроил мне игру в царя горы - кто первый занял - тот и царь! И даже не поймет, дурачок, на чем сидит. Не буду я с ним затевать свару. Не дождется! Тоже мне влюбленный пуп земли! Я думаю, он, таким образом, хочет заставить меня придти к нему. Нет. Этого не будет, дурачок. Так что Мить, мне некуда спешить - выставок пока что не предвидится, да и картины складывать некуда - слишком трудно оказалось получить право на мастерскую... БТИ наконец-таки выдало справку, теперь никак не попаду на прием к главе управы округа, всего лишь ради того, что бы поставить на прошении от Союза Художников его "не возражаю". И только потом мне начнут морочить голову в ГОРКОМИМУЩЕСТВЕ. Как же у нас долго оформляются документы на такую ерунду! Я этого не ожидала. За это время можно сто раз умереть или передумать... Кому это выгодно так тормозить людей - не пойму.
   - Взятку хотят.
   - Да нет. Говорят, глава Управы взяток не берет. Но любит солдатиков... Бред! Взятки пойдут потом!.. Целой чредою!..
   - Мама. Но ты отвлекаешься, что будем делать с этим? Я же вижу, как он словно подкосил тебя. Он мне ответит за твою психику!
   - Нет, я ещё не столь слаба. Не надо мне помогать, пока я сама у тебя не попрошу о помощи.
   Зазвонил телефон.
   - Я прошу тебя о помощи! - скороговоркой произнес Спиин.
   - Что произошло? - спокойно спросила она, зная, что её приятель юности относится к той части человечества, у которого всегда что-нибудь происходит, иначе они не будут чувствовать, что живут.
   - Камчатке конец!
   - Что?! Какой ещё Камчатке?!
   - Ну... Камчатке! Ты, что забыла географию своей страны?
   - Географию я-то не забыла, но и с психиатрией знакома. Как я могу спасти целый полуостров, да ещё находящийся так далеко?
   - Да не Камчатку спасать надо, а меня! Мне после развода здесь не жить! Квартиру я жене с детьми оставил. Сам же квартиру купить не могу, заработки не те. Перебиваюсь у родителей. Это дурдом на старости лет и им, и мне! А тут мне в Камчатке оказали. У них биологическая база закрывается. Все! Конец! Электроэнергии не хватает!
   - Так ты хочешь, чтобы я своей энергией освещала всю Камчатку?
   - Э-э это-то, пожалуй, ты можешь. А не могла ли ты меня пристроить в какой-нибудь заповедник? У тебя же столько знакомых?
   - Слушай, эндемик, ты меня достал! "Знакомых... заповедник"... Заповедник, для таких как ты ещё не создан! Да и зачем тебе вообще заповедник? Зарплата рублей в пятьсот, это же долларов двадцать, что на это можно купить? Да там и нет ничего: ни мыла, ни зубной пасты, стирального порошка... и никуда оттуда, в случае чего, уехать. И это предел твоих мечтаний?
   - Зачем мне мыло? Я мыло не ем.
   - А что ты там будешь есть?
   - Что охотой напромышляю.
   - Да что это за радость прятаться в каменный век! Уже двадцатый век на исходе!
   - И куда же мне теперь по твоему прятаться?
   - У тебя есть загранпаспорт?
   - Сделал. Сам не знаю зачем. Только кому я заграницей нужен?
   - Но ты же биолог! Классный ихтиолог! Ты же вообще не можешь жить без... - тут она запнулась, не зная, без чего он уже не может жить, но нашлась и продолжила: - Без своих разговоров о рыбах. Я до сих пор помню твои рассказы о рыбе, кажется, Пинктус, которая закусывает своим самцом после оплодотворения. Так, кажется, её называли? А о рыбе султан пасущей свой гарем ты так забавно рассказывал. Ищи свое место в своем мире!
   - Но как? Как это совместить с тем, чтобы с голоду не умирать?
   - Да просто - пойди в какую-нибудь туристическую фирму и устройся инструктором-подводником в давинг-центр. Ты же аквалангист! И при этом ты туристам не только покажешь, как пользоваться вентилем, как продувать уши и прочее, ты же им песнь моря споешь! Ты каждую рыбку наизусть знаешь! Я бы посчитала тебя бесценным работником в этом деле.
   - Хо-орошо го-оворишь, - протянул Спиин с тоской. - Да как это сделать не знаю. Не умею я...
   - Да обратись хотя бы... - тут на глаза ей попалась лежащая на столе визитная карточка Вадима, - Да вот... - Она продиктовала Спиину телефон Вадима. - Скажи, что я посоветовала. И еще... Как бы тебе это сказать?.. Не рассказывай обо мне много. Не пускайся в откровения. И все замечай, что увидишь, что он сказал. Потом все расскажешь в подробности. Понял?
   В дверь позвонили. Виктория прервала разговор и пошла открывать. На пороге стояла Зинаида. Ее растерянный вид, красные от слез глаза, разбухший нос - все говорило о том, что произошло нечто такое, что ни к кому другому она обратиться не могла. Виктория сразу отмела всякое поползновение припомнить ей былое.
   - Вот. - Протянула вскрытый конверт с письмом Зинаида. - Мне больше никто, никто не может помочь, кроме вас.
   - Что это? От кого? - Виктория растеряно повертела конверт в руках.
   "Курск п. Косиново" - было написано на конверте, а дальше шли буквы; "Угр Ох..."
   - От моего... - всхлипнула Зинаида, - Буйвол весточку прислал. Да вы читайте. Можно. Я прошу вас.
   Виктория ничего хорошего от её явления не ожидавшая, прямо в коридоре вынула из конверта письмо, раскрыла испещренные завитками над крупными буквами страницы и начала читать про себя. Письмо было написано вроде бы грамотно, и даже беспорядочно расставленные знаки препинания предавали ему особую выразительность:
   "День в радость!
   Здравствуй моя Зинулечка.
   Ты уж не обессудь, зато, что решился написать письмо, после того как вот так, сама знаешь как, расстался с тобой. Во первых строках хочу узнать о твоем здоровье и вообще, быть может, что не так, либо ты до сих пор хранишь на меня оскорбление, надеюсь, ты мне ответишь малышка? Не отмалчивайся. Я все равно тебя найду. Я надеюсь, что чтобы не случилось, что бы не произошло между нами - мы все равно муж и жена на веки. Потому что у нас растет дочь. Послушай, котенок, может быть тебя испугает откровенность, с которой я пишу, но я понял моим молчанием не решить нашей проблемы. Я понял - в недосказанности кроется что-то подленькое, нездоровое. А тут и так проблема - я не смогу долго видеть ни тебя, ни воли. Думаю, что тебе надо над этим подумать. Чтобы я знал, что у тебя не закралось никакого сомнения относительно тебя, так знай, я тебя часто вспоминаю. И дочку. Тоже. Поэтому хочу попросить тебя вот о чем - к тебе придет один человек и попросит пять тысяч зеленых. Если тебя что-нибудь смущает из вышесказанного мною, то помни, что я не питаю никаких иллюзий в отношении тебя, а здорово понимаю, что такие как ты, ждут от жизни большего нежели быть женой какого-то заключенного. Но, пойми малышка и не бойся. Страшнее смерти все равно ничего нет. Бойся в жизни одного - ошибиться в близком. Так что я же со своей стороны искренне желаю тебе, чтобы ты нашла капусту. На этом буду заканчивать. Не держи зла и не жмись. Мы и так достаточно озлоблены в жизни. Помни, что квартиру я тебе, считай, подарил.
   Всего самого наилучшего с искреннем уважением
   супруг твой навеки.
   Буйвол"
   - А что он там сидит? Уж не убил ли кого? - Виктория встряхнула головой, словно пытаясь очнуться от дурного сна.
   - Не знаю я.
   - Бр-р. Письмо какого-то людоеда: "Я тебя часто вспоминаю. И дочку". Через точку. Я представляю, как он произносит: "То-оже!" А ещё какие-то философские мысли пытается выдавать. Ужас! Неужели ты будешь помогать ему?
   - А как же?!
   - Твое дело. Я бы не стала.
   Но в ответ Зинаида затряслась, задрожала, слезы хлынули из её глаз: Он убьет меня! Он убьет! Если я ему их не достану. Вы же прочитали, прочитали! Вот здесь написано, вот здесь - после того как попросил свои зеленые, он пишет о том, что страшнее смерти ничего нет. Это он намекает.
   - Ах... намекает! - Виктория окинула недоверчивым взглядом. - А ты скройся. Уезжай куда-нибудь. И скажешь потом, что письма не получала.
   - На-айдет! - ревела Зинаида. - Человек-то только что приходил. Говорил, что это его шанс выйти. Две недели мне на ра-аздумия дал. Говорит, продай квартиру, купи меньшую, а пять тысяч найди. Да куда уж меньше покупать-то? Да и кто её у меня купит? Не успею за две недели-то я-а-а.
   - За три успеешь. - Соседка хоть и вызывала сочувствие, но до такой степени, чтобы все бросать и помогать ей. Виктория помнила, как перекрывшие разум алчность и закомплексованность обиженной позволили Зинаиде поступать непорядочно. В этом письме мог таиться подвох, рассчитанный на её жалостливость, цель которого была выманить из богатой соседки деньги.
   - А-а он говорит, - размазывала по лицу сопли и слезы Зинаида, - если не дам ему пять тысяч, выселит он меня из квартиры-то посредством свидетельства о смерти и Симку порешить может. Или заставит меня опекунство на кого надо написать. Обеща-ал что за-аставит.
   - Он, что пытать тебя собирается?
   - Го-ово-рил.
   - Чеченец что ли?
   - Не-е, вроде, русский.
   - Ну и выродки пошли! Хорошо. Я подумаю над твоей проблемой. Завтра зайду.
   Виктория закрыла дверь, и сев в кресло, застыла в глубокой задумчивости.
   ГЛАВА 36.
   Как не оправдывался Вадим тем, что ему некогда, мол, запарки на работе, поскольку начался самый разгар туристического сезона, Тоня все же вызвала его на свидание для решительного разговора.
   Они должны были встретиться у метро Сокол в полдень. Вадиму было в лом тащиться туда, тем более, что водитель его взял отгул и укатил на дачу, а сам он предпочитал не водить машину. Он вышел на Садовое кольцо из своего офиса, хотел поймать такси, но был затор, пришлось ехать на метро. По неопытности купил не талончик, а единый на целый июнь месяц. Ругая себя не из жадности, а за дурь, мял этот единый билет в кармане, переминаясь с ноги на ногу, ожидая Тоню среди нищих на паперти Храма Всех Святых. Нервозность его нарастала ещё оттого, что она заставила его стоять в таком месте. Уж не хочет ли она заставить его пойти с ней в церковь и покаяться?
   Она опоздала на пятнадцать минут, что обычно за ней не наблюдалась. Пришла бледная, в то время как летняя погода уже успела позолотить небалованную солнцем кожу москвичек. Вся какая-то еле двигающаяся, потерянная... В храм даже не заглянула, но бросила на него вопросительный взгляд, словно прикидывая - успел ли он помолиться богу, пока ожидал её или нет. Предложила пройтись с ним в парк. Они долго гуляли, перекидываясь малозначительными фразами. Жара была невыносимая. Потом сели на лавочку. Тоня достала из сумки пачку фотографий. Он вспомнил, как раскидывала перед ним фотографии картин Виктория, и напрягся. На фотографиях не было картин. На фотографиях была Тоня на фоне то стел, то каких-то зданий. Он догадался, что это Париж. Тоня передавала фотографии по одной и, достав из пачки следующую, забирала у него предыдущую, аккуратно отправляя в пачку.
   - И что ты мне хочешь этим сказать? Что мы могли бы жить красиво? усмехнулся он покровительственно.
   Она кивнула в ответ.
   - Ну и куда мне теперь тебя везти? В Париже же ты уже была.
   - Есть ещё очень много стран. - Загадочно ответила Тоня.
   - Ну и что? Будешь летать из одной страны в другую, - тоже мне ценность жизни!
   - Ценность?! Ценность?! - вдруг зашипела Тоня, и глаза её пронзительным прищуром уставились в его оторопелый взгляд. - Ты не любишь меня!
   - Ну почему же?..
   - Чем больше мужчина тратится на женщину, тем больше любит! Я теперь это точно поняла.
   - Ну вот - опять догмы!
   - Но где?! Где доказательства твоей любви?! Ты меня даже в Париж не свозил! Я сама, целый год, откладывая из своей зарплаты, и сделала себе такой подарок. В то время как тебе, имеющему туристическое агентство, это ничего бы не стоило! Что осталось мне в память о нашей любви?!
   - А что должно оставаться?
   - Почему-то когда ты дарил Марианне...
   - Кому-кому?! - не понял сразу о ком идет речь Вадим, но через мгновение уставился полный возмущенного удивления на Тоню. - И что же я дарил этой шл...?!
   Тоня дернулась от него, так словно он мог её ударить.
   Он взглянул на её шрамчик над губой. Он никогда её не спрашивал, кто рассек ей губу, думая, что это детская травма, но вдруг вспомнилось, как Виктория говорила, про преследовавшего её бандита, который даже своей первой любви рассек губу. Он воспитывался при дипкорпусе на Кубе. Тоня тоже.
   - Чувствуется, твоя первая любовь, там, на Кубе... - он выразительно уставился на её шрамчик, тоненькой змейкой извивающийся вверх от губы, оставила тебе рубец не только на лице, но и в мозгах.
   - Т-ты познакомился с ним?! - губы Тони задрожали.
   - Нет. Не бойся. Он уже мертв. Другая, не ты, научила его летать. Вот он и сломал себе шею.
   - Т-то есть как?
   - А так и метафорически и натурально. С дельтапланом упал.
   Она смотрела него и не могла произнести ни слова.
   - Все! Надоело. Ты никого не сможешь научить летать.
   - Но он же!.. Но ты же!.. Ты же и не хочешь!
   - С тобой и шеи не сломать... - задумчиво, глядя помимо нее, произнес Вадим. - Когда я познакомился с тобой, ты казалась мне сильной, уверенной в себе девушкой, теперь же, когда ты показала мне, что ревнуешь меня к этой!.. А сама-то и не эта и не та. И не туда и не сюда... Все трогаться пора. Затор какой-то... - Он вынул из кармана джинсов уже помявшийся проездной билет, сунул его ей в руку, - Вот тебе талисман! На память и на счастье. - И пошел на Песчаную улицу ловить такси.
   В офисе было много народу - посетители, желающие купить путевки, шмыгающие сотрудницы, какие-то рабочие... Вадим с трудом протиснулся в свой кабинет. Едва сел за стол, подбежала секретарша, женщина в возрасте, больше хозяйственная, чем деловитая:
   - Вадим Юрьевич, вам не кажется, что картины, которые сейчас развешивают рабочие по стенам коридора, не совсем подходят по тематике нашей туристической фирме? И зачем их вообще надо здесь вешать?!
   - Какие картины?! Кто приказал?!
   - Вы и приказали.
   - Тогда вешать!
   - Но тогда надо написать хотя бы пояснительную табличку, что это выставка картин художника... из какой он страны? Подпись по-английски... А по фамилии не поймешь откуда. Что писать?
   - Напишите: "трофеи из Таиланда".
   - Как так трофеи?! Трофеи, Вадим Юрьевич, это когда с войны привозят. Мы же не находимся с Таиландом в состоянии войны.
   - А я нахожусь! Сбегайте-ка в магазин, купите мне бутылку водки. И марки "Кристалл" чтоб!
   - Ва-адим Юрьевич! - секретарша даже присела перед ним. - Да что ж это с вами? То войну Таиланду объявляете... то за водкой посылаете...
   - А знаете ли вы Нина Яковлевна, что это за страна такая - Таиланд? Вот мы путевки в неё продаем, а вы знаете?
   - А как же не знать - страна любви! - романтично вздохнула Нина Яковлевна, - Страна породившая роман "Эммануэль"! Все действие этого романа происходит в Таиланде. А жена брата там - тайка. Помните?
   - Ничего не помню. И помнить не хочу. Надоело.
   - Что?
   - Да любовь всякая. Не видел я её в этом Таиланде. Секс-индустия развита. Ничего не скажу. Но назвать его страной любви!.. Это уж слишком! Какая любовь? Где?..
   - Что где?
   - Водка где?!
   - Я вам, как женщина, годящаяся в матери, скажу - если у вас какие проблемы - успокойтесь. Мужчина вы видный, молодой, у вас все впереди. Да вам любая на шею рада повеситься. Но вы не спешите. Займитесь работой. Работа лечит. Тем более что сейчас такой наплыв народу. Всем постоянно требуются ваши указания.
   - Указания... Пишите указ. Пишите.
   Нина Яковлевна села за компьютер и приготовилась писать.
   - Так и пишите и повесьте повсюду.
   - Что писать-то?
   - Наша туристическая фирма, все выходные данные, объявляет войну стране любви! В лице Таиланда. Так и пишите.
   - Но Вадим Юрьевич! У нас такая запарка! А в Таиланде все равно не сезон. Надо кого-то посылать в Европу перезаключать договора, народу столько, что мы не знаем, как их всех по отелям разместить, билетов на самолеты не хватает, а вы уже, кажется, просто пьяны!
   - В Европу поеду я! - Вадим с трудом встал из-за стола, вынул из сейфа свой загранпаспорт и бросил на стол. Оформляйте мне визу. Бронируйте лучшие отели в Берлине, Лондоне, Барселоне, а главное - в Париже! Но сначала принесите мне бутылку водки! И на том указе я хочу поставить печать в виде расплющенной пробки от той бутылки водки, которую вы мне принесете.
   - Хорошо, хорошо. Успокойтесь, ради бога! - Вскочила секретарша, но застыла в дверях: - А как выставку назовем?
   - Я же сказал! Трофеи страны любви! Или как это?..
   Зазвонил телефон. К ужасу секретарши, Вадим поднял трубку, обычно, когда с ним случались подобные казусы, он прятался, представляя секретарше вести все текущие дела.
   Звонил Спиин. Едва он представился и сказал, что звонит по рекомендации Виктории, Вадим словно протрезвел. Он окликнул секретаршу, попросил вызвать такси, так чтобы, когда она принесет бутылку водки, он все-таки оставил крышку с неё в своем кабинете для печати, а сам поехал бы с открытой бутылкой домой. Спиину он назначил свидание дома.
   ГЛАВА 37.
   - Ну... ты мне и устроила! - Докладывал Спиин Виктории о своем визите к Вадиму. - Это был сплошной бред! Ну... ты даешь! Мне, конечно, забавно было наблюдать очередной осколок твоей армады, но...
   - Какой армады, о чем ты говоришь, он ещё не был парусником в моем море!
   - Был ли, не был, но парня ты явно травмировала.
   - Слушай, рассказывай подробно. Вот ты пришел к нему...
   - Вот я пришел к нему. Квартира огромная, хотя и двухкомнатная, евроремонт - а внутри такой бардак! Все вперемежку: книги, носки, газеты, несвежие белые рубашки, галстуки, какие-то сувениры! Если б на столе стоял ботинок, я б не удивился.
   В общем, не живет он там, а так... ночует иногда, как я понял. На столе стаканы, рюмки, бокалы и все дорогое. Одни чистые, из других пили уже. Он второй раз из той же посудины не пил. Эстет. Каждый раз новую брал.
   В общем, встретил он меня с широкими объятиями, как будто давно не виделись. Проходи, говорит, брат Спиин, за стол садись, рассказывай, в чем твоя проблема.
   Сели мы, я рассказывать стал. Пили, тем временем, не чокаясь. Потом, ему видно скучно стало меня слушать, я же все про рыб, да про тонкости работы с аквалангами, - встал он из-за стола, пошел в ванную комнату, меня манит. Подумал я, что он сума сошел. Не к месту как-то в ванную идти. Но пошел, а там весы напольные. Взвесились. Он сто десять весит, а я восемьдесят семь всего, после чего он почему-то с прискорбием заключил, что я потолстел.
   Это я то потолстел?! Я же килограмм на двадцать на пять его легче!
   В общем, потом мы вернулись к столу, снова выпили. Он необычно образованный мужик, в этом нет сомнения. Но почему-то он заключил, что я твой бывший любовник. Я говорю: - "Не-не, я её старый друг. Я-то её знаю! Во времена её юности, многие в неё влюблялись, мне в манишку горючими слезами плакались. После неё - как выжженное поле".
   - Эх ты, старый друг! Зачем же ты такие вещи говорил? И кто же это тебе плакался?..
   - Ну... было. Было, лет, этак, двадцать, пятнадцать назад. Я, может, чего конкретно не знаю, но чувствую - у парня как пожар в душе, жжет его по сердцу напалмом. Надо ж мне было его успокоить. А он все о тебе спрашивал. И вдруг схватил нож, кулаки сжал, сидит передо мной и рычит:
   - Влюблен в нее? Признавайся!
   Я бы и признался со страху, но держусь:
   - Не-не-не. Сейчас ни как нет. А вот был, был. Каюсь. - Говорю.
   - Вот как? - воскликнула Виктория.
   А что? Ты даже не помнишь. Для тебя это был черно-белый эпизод, а для меня все гораздо больше. Слава те, я до такого же состояния, как он не дошел.
   Сижу и любуюсь его переживаниями. Понимаю его я. А он говорит:
   - Рассказывай!
   А я говорю:
   - Это святое.
   Ну... выпили ещё раз. Он мне фотографию показал, где он на слоне. А потом снова, мол, чтоб я рассказывал, а то возьмет и не пошлет, говорит, меня в хижину под пальмовыми листьями и придется мне в Москве куковать. Деспот прям какой-то!..
   Ты со своей свободолюбивой натурой никак бы не вписалась в это. Но и я не из тех, кто ломается. Говорю ему:
   - Сейчас - это сейчас, а тогда - это тогда. И переживания своего прошлого вторгаться не позволю никогда!
   В общем, то, что произошло потом, - драматизма я в этом особого не вижу, - два фингала и... все.
   - Как два фингала?!
   - А так. Натурально.
   - Кто кому?
   - Он мне. Я ему. Зато успокоились.
   Порешили, что не будем опускаться до обсуждения твоего морально-этического облика, и никаких слов на этот счет от других не допустим. Потом позвонила его мать, узнав, что он пьет, она так орала в трубку, что даже я, находясь в метрах трех от него, слышал.
   Грубо орала, настоятельно, как трамбовщик. А он что-то гундосил, как виноватый ребенок, а потом трубку положил и снова в мужика превратился.
   Выпили мы ещё немного, он стал мне сто долларовые купюры совать. Но я от денег отказался. Тогда он меня спросил, удивленно так, а чего я вообще у него дома делаю, и что от него хочу?