"Лаль – бог, а бог может принять любой облик, войти в тело смертного, живя его жизнью, или сорвать с губ умирающего последний вздох, желая ощутить вкус смерти, оставаясь при этом не менее живым, чем был прежде…-задумчиво прошептала Кигаль.
   Затем ее взгляд, обратившийся на караванщика, стал холоден, наполнившись пламенем угрозы. – Но он бессилен порвать цепи заклятья, сковавшие его вечность назад! Самозванец…" Смех, разнесшийся, казалось, над всей землей, заставил ее умолкнуть.
   "Ну, Кигаль, и повеселила ты меня! Поверишь ли, мне давно не было так смешно!" – тот был беззаботен, ничуть не испуганный яростью грозной богини, будто убежденный, что она ничего не сможет ему сделать.
   И повелительница смерти растерялась. Она не привыкла, чтобы над ней смеялись.
   Это не позволяли себе не только смертные, но и другие боги. Кигаль не дозволяла даже думать о чем-то подобном, одним своим взглядом, видом предупреждая, что наглец пожалеет о непростительной дерзости. Единственным исключением до сего дня был Нергал, но…
   Ей стало не по себе от одной мысли о бывшем супруге, по стихийному телу прошла волна дрожи. Она не хотела думать… Нет, это было просто невозможно! Все, что угодно: пусть уж лучше это действительно проснувшийся Лаль, только не…
   "Не пугайся, Кигаль. Я действительно всего лишь маленький божок сновидений, а не твой грозный супруг. Что же до тела… Возможно, – он взглянул на свои руки, – я и выгляжу как этот жалкий торговец, но на самом деле я – даже куда больше я, чем был прежде! Ты спрашиваешь, как такое возможно? Как это вообще произошло? Все ты, Кигаль. Именно тебе и только тебе я должен быть благодарен за свое освобождение!" "Я не шевельнула бы и пальцем ради этого!" "Знаю, – спокойно кивнул Лаль, – и потому не спешу с благодарностью. Но ведь это ничего не меняет, когда я здесь, стою перед тобой… Так что, Кигаль, хотела ты этого или нет, но ты освободила меня".
   "Значит… – глаза богини сощурились. – Ты с самого начала запланировал все это?" Тот чуть наклонил голову так, что это можно было понять и как да, и как нет.
   "У меня было несколько планов. Не забывай, мне была дана вечность, чтобы придумать их, все подготовить и воплотить в реальность, зная, что хотя бы один достигнет цели".
   "Ты украл детей каравана, зная, что они – спутники Шамаша…" "Ну… В некотором роде…" – уклончиво ответил он. Ведь никогда заранее не знаешь, как будет выгоднее повернуть дело.
   Лаль-Ри чуть повернул голову, взглянул на склонившегося над спавшей девочкой, не просто не слушая разговора богов, но и не слыша его вовсе, Шамаша. Если бы кто-то заглянул в это мгновение в глаза того, кто только лишь выглядел караванщиком, он увидел бы в них усмешку. Но никто этого не сделал. А Лаль уже через миг, полностью подчинив себе смертное тело, стер с его лица те чувства, которые был не в состоянии утаить от небожителей человек, но вполне мог сохранить в тайне бог.
   "Впрочем, ты должна признать, что я вернул их в целостности и сохранности…" "Кроме одной…" – глаза Кигаль сощурились, скрывая за приопущенными ресницами огонь, в котором гнев соединился с болью.
   "Это… Это уже от меня не зависело… Поговорим лучше о другом. О том, как ты меня освободила. Ты не просто привела смертных в мой мир, но и сделала все, чтобы убедить одного из них в том, что он – это я. А ведь заклятью мира сна все равно, какого Лаля удерживать – настоящего или мнимого, когда оно не распознает различий между правдой и обманом".
   "Чем ты, конечно же, не преминул воспользоваться!" "И что я тебе объясняю? Ты ведь сама все прекрасно понимаешь".
   "Да…" – с трудом, через нежелание, выдавила из себя богиня смерти, которой было невыносимо больно признаваться в том, что она не просто потерпела поражение, но сама, своими собственными руками, отдала победу врагу. Ее лицо запылало, затрепетало, теряя очертания. Оно то вспыхивало яростью, то блекло в бессилии.
   "Перевоплощение…" – в глазах богини прошлого читалось любопытство. Гештинанна отодвинулась чуть в сторону, словно стремясь отстраниться от реальности, стать не действующим лицом, но наблюдателем за всем происходившим, стремившимся не пропустить ничего, чтобы потом занести в летописи прошлого, но не более того.
   Шамаш застыл, скрестив руки перед грудью. Он глядел себе под ноги, погрузившись в размышления, воспринимая при этом все, творившееся вокруг с тем спокойствием, будто с самого начала знал, что так и будет.
   И лишь Нинти устремилась к богу сновидений:
   "Лаль, мы с тобой никогда не были врагами…" "Мы помогали друг другу", – кивнул тот.
   "Так неужели мы станем ими сейчас? Лаль, то, что было…" "Увы, – прервал ее повелитель сновидений, – сейчас не время для воспоминаний о происходившем две вечности назад".
   "Лаль, – торопливо заговорила Нинти, почувствовав, что тот в любой момент может исчезнуть, и стремясь задержать его хотя бы на мгновение, – Лаль, мы хотим поговорить с тобой… Только поговорить! Лаль, мы не считаем тебя врагом… Мы понимаем, – оглянувшись на бога солнца, продолжала она, – то, что произошло, было случайностью… Недоразумением. Нужно лишь все исправить… Ты ведь думаешь так же, да? Поэтому ты и вернул детей, правда? Осталось возвратить лишь двоих и тогда…" Бог сновидений несколько мгновений глядел на нее, раздумывая… В его глазах забрезжило что-то… Толи сомнение, толи озарение. Не важно. Все равно кроме него этого никто не знал, а для него имело значение одно единственное чувство.
   Все остальное было игрой. Или обманом, способным приблизить цель.
   "Шамаш, – он окликнул бога солнца, а затем, когда тот повернулся к нему, продолжал: – Ты, наверно, страшно зол на меня за то, что я похитил сон детей, которым ты покровительствуешь… " "Ты вернул шестерых. Помоги возвратить остальных. И я забуду о случившемся", – глядя на него пристальным взглядом настороженно сощуренных глаз проговорил тот.
   "Нет, постой, – вмешалась в их разговор Кигаль. Она не желала прощать, и вообще…
   – Прежде чем отпускать грехи, следует узнать, в чем они состоят – неведении или злом намерении!" "В доверчивости, – поспешно проговорил Лаль. В его глазах отразились боль, печаль, сожаление о том, что все произошло именно так, а не иначе. – Я лишь стремился к свободе. Это все Нергал! Нергал обещал мне помочь порвать цепи, удерживавшие меня на месте. Он предложил мне… Сделку".
   "Почему именно эти смертные?" – продолжала расспросы Кигаль… Хотя это скорее походило на допрос.
   "У нас мало времени…" "Отвечай!" – не терпящем возражений голосом приказала богиня смерти.
   "Хорошо, – смиренно вздохнул Лаль, – детей выбрал Нергал. Он хотел причинить боль Шамашу. Я же ничего не знал! Во всяком случае, до тех пор, пока не стало уже слишком поздно что-либо менять".
   Кигаль кивнула, бросила быстрый взгляд на брата, затем переглянулась с подругой.
   Она не сомневалась, что собеседник говорит правду. Пусть разум, складывавший слова в фразы принадлежал одному из повелителей лжи, но произносились они губами простого смертного, который был бы не способен лгать великой богине.
   "В сущности, – между тем продолжал Лаль, – в его плане я был всего лишь тенью…Тенью Нергала, как вы понимаете. Он моими руками делал свое дело, прячась за моей спиной, так чтобы никто не заподозрил его… Он хотел, чтобы Шамаш думал, что я его противник, а не бог погибели… А я… Я всего лишь надеялся получить в награду за услуги свободу… – замолчав, он закрыл глаза, подставляя лицо под лучи небесных светил, проникавшие через плотный полог шатра, вдохнул полной грудью воздух, наполненный терпким духом костров и сладковатым запахом талого снега. – Я так долго мечтал об этом, что готов был заплатить всем, что угодно, лишь бы вырваться из этой вечной темнице!" Кигаль еще сильнее помрачнела. Пламень, полыхавший в ее глазах, уже не таился, вырывался наружу из-за грани век, полня всполохами полумрак шатра.
   "Значит, все это было затеяно лишь ради того, чтобы отомстить Шамашу…" – прошептала Гештинанна.
   "Не только ему. Хотя, конечно, ему в первую очередь. Кому приятно проигрывать?" "Но почему тогда он просто не вызвал Шамаша на бой, вместо того…" "Нинти, Нинти, – качнул головой Лаль, – ты стала еще более наивной, чем была прежде! Или мы говорим не о том, кого люди называют не иначе как Губителем?" "Он прав, Гулла, – хоть ей того и совсем не хотелось, Кигаль была вынуждена признать правоту бога сновидений. – Нергал опасен именно своей непредсказуемостью… Лаль, ты сказал, что готов нам помочь…" "Да. Все, чего я хотел – обрести свободу. Теперь, достигнув ее, мне нужно подумать о том, как сохранить полученное…" "И ты, как умный мальчик, понимаешь, что проиграешь, если настроишь против себя нас четверых?" "Конечно! Разве мне одному с вами справиться?" "Мне не нравится эта усмешка в твоем голосе, – Кигаль нахмурилась. – Лучше не зли меня. Я и так стою у самой грани, за которой буду готова не просто вернуть тебя обратно в темницу, но придумать и что-нибудь похуже… И не надейся, что в этом сражении с нами Нергал встанет на твою сторону…" "Конечно, – поспешил согласиться с ней Лаль. – Я достаточно хорошо его знаю, чтобы не ждать поддержки в открытом бою".
   "Что ж, вот и умниц, -Кигаль улыбнулась, но не тепло, умиротворенно, а напряженно, как улыбается зверь своему врагу перед тем, как наброситься на него.
   – А теперь, давай вернемся к спящим. Итак?" "Возвратить того, чьим телом я воспользовался, легко. Нужно лишь чтобы Айя сняла свое удерживающее заклятие с мира сновидений. Раз уж я все равно здесь…" "Значит, этим мы займемся потом. А девочка?" "Девочка… – Лаль на миг замолчал, медля с ответом, скользнул быстрым взглядом по лицам окруживших его богов, пытаясь понять, что: ложь или правда – послужат ему лучше… Наконец, он решился: – Нергал вынудил меня отдать малышку ему. Она была частью нашей сделки, – продолжал бог сновидений, не спуская с Шамаша внимательного взгляда, пронзавшего насквозь, заглядывая не только в самое сердце души, но и за нее, стремясь разглядеть, что она скрывает даже от себя. – Я пытался уговорить Нергала оставить ее. Но ты же знаешь, как он упрям. И как яростен в своем гневе.
   Он чуть было не сжег мой мир. Если бы я мог помешать ему…" – он развел руками, словно говоря: "Кто я такой? Маленький божок. А Нергал – повелитель погибели. У меня и оружия-то против него никакого нет, ведь ему в полной мере подчинены те же самые силы, которые в какой-то незначительной своей части открыты мне…" "Опять Нергал! – всплеснула руками Кигаль. – Свышние знают, как же мне он надоел!" "Но зачем ему понадобилась девочка…" – начала Нинти, общаясь к Лалю, но Кигаль прервала ее, отвечая на вопрос прежде, чем он был задан:
   "Чтобы заманить Шамаша в ловушку, конечно!" "Думаю, он хочет отвести ее в Куфу…" "Нужно остановить его…!" "Боюсь, уже поздно. Мы не успеем. Увы".
   "Что ж, – вздохнула Гешти, – значит, нам не остается ничего иного, как смириться…" Кигаль резко вскинула голову, с вызовом глянув на богиню прошлого. В каком бы отчаянном положении повелительница смерти ни была, признать свое поражение даже не вступив в бой было выше ее сил.
   "Мы не должны вмешиваться…" – стремясь урезонить подругу, начала Гештинанна, качая головой.
   "Перестань! Мы уже говорили с тобой об этом! – набросилась на нее богиня смерти.
   "И ни о чем не договорились!" – о, нет, на этот раз она не собиралась отступать, нисколько не заботясь о том, что ее упрямство могло не только обидеть, но и разозлить повелительницу подземного мира. Она знала, что истина на нее стороне, все же остальное – эмоции, и не более того.
   "Хватит! – крикнула на нее Кигаль. – Я не собираюсь тебя слушать! Я уже раз бросила брата в тот миг, когда была ему нужна и не сделаю этого вновь, даже если это будет стоить мне…" "Если ты не хочешь слушать ее, – заговорил вдруг Шамаш, обращаясь к богине смерти, – то послушай меня. Уходи".
   "Ты не понимаешь… – ее черты исказила боль, которую она была не в силах выразить словами. -Ты не знаешь, что происходит…" "Но он понимает, что может случиться, если мы не остановимся, сейчас, немедленно!" – прервала ее Гештинанна.
   "Остановимся! – вскричала Кигаль. – Если бы это было возможно – остановиться!
   Шамаш не сделает этого. Никогда!"
   "Он сказал…" "Он просто не хочет вмешивать во все это нас – и только! Ведь так?" – она повернулась к брату.
   "Да, – спокойно кивнул тот, а затем повторил вновь: – Уходи. Не ввязывайся из-за меня в бой, в котором тебя ждет беда. Если бы я заранее знал о том, что мне не до конца ясно и сейчас, то не позвал бы тебя".
   "Но Шамаш, идя на бой, ты ведь хочешь победить, не проиграть, так? Ради тех, кто нуждается в твоей помощи, правда? А раз так, выслушай меня: Шамаш, ты плохо знаешь Нергала, не знаешь его так, как я! Его месть опаснее всех сражений, ведь в ней он наносит удар по тому, что причиняет самую большую боль и при этом менее всего защищено – по чувствам. Как бы ты не скрывал их, как бы не отрекался, надевая маску льда…" "Я знаю".
   "К чему все это? – Гештинанна качнула головой, отрешенно глядя куда-то в сторону.
   – Мы уже выпустили на волю одного врага мира. Если мы продолжим путь в том же направлении, то освободим и все остальные беды мироздания…" "Не вмешивайся…" "Не в свое дело? – закончила она фразу, которая готова была сорваться с уст богини смерти. – Разве я прошу тебя не о том же? Кигаль, ты самая мудрая и великая из богинь. Неужели ты не понимаешь: мы не можем! Мы не должны…" – не договорив до конца, она умолкла, взглядом, движением головы, порывом души стремясь напомнить Кигаль что-то очень важное и, в то же время, столь тайное, что это было невозможно доверить даже мысленной речи небожителей.
   "Уходите…" – Шамаш не знал, что имела в виду богиня памяти, лишь понимал – нечто очень важное для их обоих. Поэтому на этот раз он не просил – приказывал, чувствуя, сколь труден и болезнен выбор для сестры, а потому принимая решение за нее.
   "Но ты…"
   "Я постараюсь все исправить".
   "Ты вернешь малышку? "
   "Да".
   "И вернешься сам?" – Кигаль глядела на него, моля: скажи "да"!
   И колдун кивнул:
   "Да".
   "Пойдем, Кигаль, – Гештинанна взяла ее за локоть, повлекла за собой. – Мы сделали все, что было в наших силах. Теперь же, стремясь к добру, мы принесем этим смертным лишь зло".
   Богиня несколько мгновений смотрела на Шамаша. В ее глазах была боль, беспомощность, вина…
   – Прости… – прошептала она, а затем исчезла.
   – Спасибо тебе, – Гештинанна на миг склонила голову в знак признательности и уважения. – Спасибо, что понял нас, не стал ни допытываться до причин, двигавших нами, ни настаивать на своем… Если тебе понадобится наша помочь в чем-то другом… В чем-то, что не будет связано с сражением с Нергалом – только позови…
   И еще. Когда все закончится, я приду и помогу твоему спутнику – летописцу написать легенду – возможно, самую грустную и, вместе с тем, самую мудрую из тех, что были написаны за все минувшие вечности…" – и она растаяла воздухе, словно клубы дыма.
   – В этом вся Гештинанна, – мрачно пробормотала Нинти. – Чуть что – сразу в сторону. И одни мысли – о легенде. Будто она и не живет вовсе, лишь наблюдает за происходящим… И, ведь самое такое, это же не страх. Во всяком случае, мне так кажется. А… – она поморщилась. – Брезгливость, что ли. Она словно боится, вляпавшись в грязь, запачкаться. Что же до Кигаль… – она оглянулась, словно проверяя, что богиня смерти действительно ушла, а не стоит, став невидимкой, прислушиваясь к их разговору. – Она никогда не пойдет против Нергала, не станет с ним сражаться, даже если иного способа его остановить не будет, возможно, даже выбирая смерть… и уж точно – худой мир любым сражениям с ним… – она думала, что, заинтересованный ее словами, Шамаш спросит о причинах столь странного поведения старшей из его сестер, всегда казавшейся такой властной и грозной. Но тот молчал, опустив голову на грудь, размышляя о чем-то своем. А уже подобранные, подготовленные слова рвались наружу, не желая, так и не прозвучав, кануть во мрак пустоты. – Я не знаю точно, – продолжала она, – но, кажется Нергал имеет над ними какую-то особую власть. Возможно, знает их тайну. Или еще что-то… Во всяком случае, все говорит за то, что дело не в простом безразличии к делам смертных…
   – Нинти…
   – Нет, Шамаш, действительно, спроси у сестры. Тебе-то она скажет.
   – Зачем? – устало взглянул на нее колдун, не понимая, к чему вообще весь этот разговор.
   – Неужели тебе не интересно узнать, что происходит между ней и Нергалом? Мне уже начинает казаться, что все дело в чувствах, которые не угасли. Несмотря ни на что…
   – Остановись, – прервал ее колдун. – Что бы там ни было, это их личное дело.
   – Я понимаю, – кивнула Нинти. Ей самой было бы неприятно, если бы кто-то стал судачить о ней и Ларсе. Но, с другой стороны, она была не властна над своим любопытством. – Просто… Я подумала… Может быть, все дело в чем-то…Что можно исправить… А Кигаль с Гешти слишком горды, чтобы просить о помощи.
   – Нинти, – вмешался в их разговор Лаль, – давай оставим проблемы Кигаль на потом.
   Они могут и подождать. А вот если Шамаш хочет спасти эту маленькую смертную, то ему действительно следует поторопиться.
   – Но я именно об этом и думаю…! – воскликнула богиня врачевания, а затем, в какое-то мгновение осознав, что в своей спешке несется, как говорят торговцы, впереди дозора, не давая другим ничего объяснить и уж тем более сделать, покраснела, словно горизонт на заре. – Прости, – чувствуя, что ведет себя глупо, шепнула она. – Я… Я просто хотела помочь… Люди этого каравана не безразличны мне, когда и они внесли свою часть в спасение Керхи.
   – Да. Если бы не они, я б не стал вмешиваться ни во что происходившее в твоем городе, зная, что перемена судьбы редко дает спасение, но всегда является шагом навстречу новым бедам… Однако, сейчас разговор не о городе.
   – Конечно, – вздохнула богиня врачевания, смирившись с тем, что все, что ей было дано сделать, она уже сделала. – Только… Шамаш, ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? – она храбрилась, однако же, охвативший ее душу страх был слишком силен, чтобы она смогла его скрыть.
   – Нет, – он улыбнулся ей. – Спасибо тебе. Ты и так очень мне помогла.
   – Тогда… Хочешь, я побуду пока в караване, дождусь твоего возвращения здесь? Ну, мало ли, если моя помощь еще понадобится…
   – Нинти, тебе не о чем беспокоиться, – не спуская с нее взгляда открытых, как широкие небесные просторы, и таких же ясно-голубых глаз, проникновенным голосом промолвил Лаль. – Поверь мне, я действительно хочу помочь девочке. Она – такое милое, светлое создание! Если бы я только смог сопротивляться власти Нергала! Но он – великий бог, а я – всего лишь маленький божок, которого некоторые смертные и богом-то не считают… А тебе лучше вернуться в свой город. Кто знает, каким будет следующий шаг Губителя.
   – Шамаш? – богиня врачевания в нерешительности взглянула на повелителя небес.
   Действительно, она уже начинала беспокоиться о своей Керхе.
   – Ступай, девочка, – тихо проговорил колдун… …-Жалеешь, что обратился к ним за помощью? – проводив Нинти взглядом, спросил Лаль. – Да, проще все делать самому, никого не прося, ни от кого не завися. Один всегда и во всем… Никто не предаст, никто не осудит. И ничьи слова не потревожат души сомнениями…
   – Что дальше? – опустив голову на грудь, глядя куда-то в сторону, словно в пустоту, спросил Шамаш.
   – Давно бы так! А то все разговоры, да разговоры, – проворчал Лаль, затем встрепенулся, собрался, обращаясь в движение: – Идем. Я отведу тебя к Куфе.
   Он взмахнул рукой и тотчас мир внутри шатра затрепетал, заскользил, теряя очертания, открывая взгляду еще один полог, доселе пребывавший невидимым оку, за которым была не снежная пустыня, и даже не земля вовсе, а совершенно иной мир, же бескрайний и загадочный.
   Караванщики, решившие, что перед ними явились просторы божественных небес, пали ниц, читая молитвы, повинуясь не разуму и даже не вере, но слепым чувствам, которые повелевали словно хозяин над рабами, не терпя прекословия и не допуская ни тени сомнений.
   – Зачем? – повернувшись к Лалю, спросил колдун, понимая, что бог сновидения сделал все намеренно и вряд ли из-за простого желания показать свою власть над смертными.
   – У нас нет времени прощаться с ними, – холодно ответил тот, – объясняя перед уходом что, как и зачем. Пусть верят и ждут. Разве не таков их удел?
   Шамаш качнул головой, однако не стал возражать. Он уже подошел к тонкой грани, отделявший один край мироздания от другого, но тут на его пути выросла тень.
   – Господин… – призрак летописца древнего времени склонился перед богом солнца в низком поклоне, застыл в смиренном покорстве, будто не замечая, что преграждает небожителю дорогу.
   – Шамаш, поторопись, – крикнул из-за грани Лаль.
   – Не надо, господин, не делай этого! – взмолился призрак.
   – Но я должен.
   – Не верь богу сновидений! Он обманет! Его стремление помочь Тебе – лишь обман!
   – Шамаш, не медли! – голос Лаля звучал все более напряженно, вбирая в себя дыхание заплутавшего среди бескрайних просторов ветра. – Этот смертный… вернее, уже мертвый просто боится меня…
   – Да, боюсь! – воскликнул призрак, о небывалой смелости которого, однако же, свидетельствовало то, что он не испугался не просто вступить в разговор небожителей, но встал на пути исполнения Их планов. – Боюсь, потому что знаю, что было когда-то, и предчувствую, что все может повториться! Господин, – он устремил на бога солнца умоляющий взгляд, – остановись! Прошу Тебя, молю! Ты нужен мирозданию!
   – Я тебе не враг, Шамаш… – в голосе невидимки нервозность сменилась болезненной тоской. Так говорил бы тот, кто уже устал каяться в единственном грехе и объяснять вновь и вновь окружающим, что более ни в чем он не виноват. – Да и кто я такой – мальчишка, полудух – полубог – чтобы сражаться с повелителем небес?
   – Летописец, – задумчиво взглянул на призрака колдун, – происходит лишь то, что должно произойти. Не больше и не меньше.
   – Но…
   – Я знаю, что случится, как и то, что не случится никогда.
   – Ты говоришь загадками, господин.
   – Да. Но разве будущее – не загадка? Не мешай его исполнению, ведь если ничего не произойдет, в первый же миг после ухода прошлого мир растает в объятьях пустоты.
   – Но Ты…
   – Не беспокойся обо мне. Лучше позаботься о смертных, которых я вынужден покинуть в такой миг. Утешь их душу историей.
   – Да, господин, я расскажу им о прошлом. Может быть, оно поможет им принять настоящее таким, какое оно есть…
   – Спасибо, – и он повернулся к черте, чтобы, не задерживаясь более ни на миг, перешагнуть через нее.
 

Глава 17

 
   – Ну что, ты готова к путешествию? – громкий, низкий голос, прозвучавший совсем рядом, заставил Мати вздрогнуть. Ойкнув, она вскочила на ноги, оглянулась, застыла, увидев всего лишь в шаге от себя высокого мускулистого мужчину с вьющимися рыжими волосами, такими же усами и бородой. Из-под густых бровей сверкали глаза – тоже рыжие, с красноватым отливом и таким сухим блеском, что, стоило заглянуть в них, как начинала мучить нестерпимая жажда.
   Пришелец был похож… Она забыла, на кого. Но, как ей казалось, эта схожесть проявлялась не только во внешнем виде, но и одежде, вообще всем облике.
   Девочка не чувствовала себя испуганной или удивленной, просто ветерок неизвестного, налетев в ее крошечный мирок, складывавшийся из ее самой и того, что видели глаза, но уже перестал понимать разум, подхватил душу, словно та была упавшим с дерева листочком, заставил ее затрепетать, понес куда-то…
   – Кто ты? – с неизменным интересом глядя на все новое, что случайно оказывалось рядом с ней, расширяя мир до новых, как казалось, бесконечных пределов, спросила она.
   – Эрра. Мы только что говорили с тобой. Неужели ты не помнишь?
   – Нет, – качнула головой девочка, улыбнувшись своему собеседнику. Все происходившее забавляло ее, но нисколько не расстраивало тем, что с каждым мигом она теряла куда больше, чем находила. Или, может быть, она просто не замечала этого.
   – Я бог войны.
   – Бог? Войны? – оба эти слова были ей столь же незнакомы, как и произносивший их.
   – Кто такой бог? А война? – она провела рядом с собой ладонью, подняла то, чего, холодного и твердого, коснулась ладонь. – Это война?
   – Нет, – он взял из протянутой руки кусочек красного мрамора, удивляясь его чистоте и невинности. "Как он попал сюда? – удивленно подумал он. – Как реальная вещь могла оказаться в мире сна?" Нергал вовсе не собирался что-то объяснять этой маленькой смертной, ничтожной, как песчинка у его ног. Зачем ему делать это? Однако же, обратив свой взгляд на лицо девочки, на котором было ожидание ответа и не сравнимое ни с чем горение любопытства, он проговорил: – Это камень. Простой камень.
   – Ка-а-мень, – протянула та незнакомое слово. В ее глазах, устремленных на маленький кусочек мрамора, сначала был только интерес. Но уже через мгновение за ним забрезжило что-то, похожее на узнавание. – У меня… У меня раньше был камень. Другой. Но сейчас его нет. Наверно, я потеряла его. Я стала такой рассеянной… – она виновато взглянула на своего собеседника, словно извиняясь.