Страница:
Зрители замерли с открытыми ртами. На полу неподвижно лежал их знаменитый чемпион.
– Воды! – крикнул Фиорелло, а в груди у него все ликовало. – Воды! Скорее плесните на него!
Наконец-то свершилось то, о чем он мечтал: у его ног лежит распластанный чемпион.
Репортеры, опережая друг друга, кинулись к Фиорелло.
Сержант полиции, выплюнув окурок, растолкал газетчиков. Фиорелло дружески улыбнулся разбитыми губами и протянул руки:
– С представителями власти предпочитаю находиться в дружбе.
Сержант ловко защелкнул наручники. Фиорелло, не теряя времени, проводил свою единственную пресс-конференцию.
– Мое имя Фиорелло Боноски! Фиорелло Боноски из Сан-Франциско, – повторял он. – Запишите, что я готов сразиться с любым чемпионом! Мое имя Фиорелло Боноски. Я стопроцентный американец и готов защищать честь Соединенных Штатов на любых состязаниях! Мое имя Фиорелло Боноски!
Он шел в сопровождении молчаливого сержанта и улыбался в направленные на него темные зрачки фотообъективов. Он думал, что фортуна, наконец, улыбнулась ему. Завтра все газеты будут кричать об этом необычном поединке, создавая ему громкое имя и славу. Фиорелло ехал в полицейский участок и верил, что ему обеспечен выход на большой ринг.
Однако неудача следовала за ним по пятам. Он не спал ночь. И перед рассветом отдал последние два доллара надзирателю с просьбой принести ему свежие номера газет. Он с трепетом разворачивал страницы и жадно всматривался в фотографии. О нем не было написано ни строчки! В ожидании выхода очередных выпусков он до мяса искусал ногти. Но ни в вечерних выпусках, ни в последующие дни никаких сообщений о поединке он не находил. Даже в разделах происшествий и местной хроники. Словно ничего и не было. У Фиорелло защемило под сердцем, и он заплакал. Беззвучно, по-мужски. Скупые слезы медленно катились по щекам, и он не стыдился их.
Лишь пять лет спустя, после отбытия наказания за покушение на жизнь мистера Юлиуса Шиллинга, он узнал правду. Менаджер чемпиона, опасаясь скандальной сенсации и развенчания непобедимого Шиллинга, выбросил несколько тысяч долларов. Он в ту же ночь, когда Фиорелло с надеждой ждал выхода газет, побывал во всех редакциях и выкупил за баснословную цену у спортивных репортеров и редакторов фотопленки, снимки, заметки, листки блокнотов, напечатанные на машинке и выведенные от руки отчеты, гранки статей, написанные и ненаписанные репортажи. Кроме того, менеджер дал крупную взятку судье и присяжным, чтобы те упрятали ненавистного наглеца подальше и на длительное время.
После всего пережитого в черных вьющихся кудрях итальянца начала пробиваться седина, а в больших глазах появилась непотухающая грусть. Боноски навсегда расстался с мечтой о карьере чемпиона. Помогая другим выбиваться на большой ринг, он тайно завидовал счастливцам, но чистосердечно отдавал им свои знания, опыт и мастерство. Он часто говорил:
– Я типичный неудачник! Так случилось, что с самого начала я взял неправильный старт… Я типичный неудачник!
Его так и прозвали «Фиорелло-неудачник».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Норисон встретил Джэксона в номере гостиницы и, заставив боксера переодеться в нарядный костюм, повез его на «смотрины».
Они встречались с какими-то незнакомыми Сиднею господами, важными и чванливыми. Сидней с болью в сердце видел, что с ним обращаются, как с дорогим товаром: восторгаются, ощупывают, оценивают… Каждая такая встреча поднимала в его душе бурный протест. Но он терпеливо сносил все, ибо верил Норисону, который утверждал, что такие встречи – необходимые формальности на пути к титулу чемпиона.
Антрепренер по-прежнему относился к Сиднею любезно и покровительственно, щедро угощал дорогими обедами и выписывал чеки. Но в его поведении стали пробиваться властные нотки хозяина. По всему было видно, что первая часть пьесы окончилась, что хорошо разыгранная комедия с «парнем из народа» привела к желаемым результатам. Теперь закреплялись достигнутые успехи. Приближалось время основного действия.
Максуэлл, который не сопровождал боксера на встречи и приемы, ворчал и просил Норисона не срывать график тренировок, особенно в вечерние часы. В отсутствие шефа он учил боксера тому, как надо независимо себя держать на таких встречах, и повторял:
– В наш век, малыш, судьба чемпионатов решается не на ринге, а в тихих кабинетах, за чашкой кофе или бокалом коктейля.
Максуэлл и раньше говорил об этом, но тогда Сидней просто не придавал этому значения. Теперь же слова тренера стали доходить до него. Не зря же его таскают по приемам…
Только на третий день Норисон разрешил Джэксону навестить своих родных.
Дома все было по-прежнему. После просторного многокомнатного номера отеля квартира показалась ему еще более тесной и бедной. «Как только стану чемпионом, – подумал Джэксон, – первым делом перевезу семью в новую квартиру. Хватит им жить в такой тесноте».
Миссис Джэксон ласково встретила сына.
– Какой ты стал элегантный! Смотрю на тебя и не нарадуюсь. Вот бы отец дожил до этих дней.
Торопливо накрывая на стол, она рассказывала домашние новости.
– Как хорошо, мой мальчик, что тридцатого апреля ты не приехал. Видимо, самой пресвятой деве было так угодно. Она отвела беду от твоей головы. Уж я молилась ей за тебя, благодарила.
– Что же случилось? Я ничего не знаю.
– Иллай со своими профсоюзами устроил забастовку. Как раз Первого мая. Собрались все около завода и пошли с плакатами в Манхеттен на какой-то митинг. Сколько народу собралось! Как в национальный праздник. Идут, песни поют, радуются. А на них полиция и солдаты… На безоружных-то. Что было! Бьют, хватают, стреляют… Страх! – Миссис Джэксон смахнула слезу. – Многих покалечили, многих в тюрьму бросили. Иллаю, бедному, тоже досталось. Голову ему разбили и посадили за решетку. Что я пережила!.. Сколько слез выплакала…
Сидней сразу понял, какая опасность нависла над братом.
– Где сейчас Иллай? В какой тюрьме?
– Что ты, мой мальчик, Иллай не в тюрьме. Он на заводе. Спасибо мистеру Норисону, спас его.
– Мистер Норисон? – переспроспл Сидней.
– Да, мой мальчик, мистер Норисон.
Она рассказала, что сразу же после демонстрации позвонила в гостиницу, но Сиднея там уже не было, трубку взял Норисон. Он внимательно выслушал и обещал помочь.
– Только просил, чтобы мы тебе не рассказывали, не беспокоили. Мистер Норисон так и сказал: «Сиднея не тревожьте напрасно. Он сейчас готовится к очень большому матчу».
Джэксон слушал мать и думал о Норисоне, о его благородном поступке. Как он заботится о нем, о его семье! Сиднею даже стало совестно, что он иногда плохо думал о своем антрепренере.
– А Иллай после забастовки похудел. Такой раздражительный, нервный, – в глазах миссис Джэксон была затаенная тревога.
Вошла Рита. Нарядная, самоуверенная. Увидав брата, она бросилась к нему:
– Сидди!
Узнав, что Сидней приглашен центральным клубом Христианского союза молодых людей на «Бал молодых знаменитостей», она повисла на шее брата:
– Я обязательно должна быть там, Сидди!
– Меня пригласили с девушкой.
– Чудесно! Мы и пойдем. Мама, ты слышишь? Мы с Сидди пойдем на бал! Надо заняться подготовкой. Немедленно!
– Но ты же просто сестра. Как же я там буду с тобой?
– Ну и что из того, что сестра? – вспыхнула Рита. – Милый Сидди, ведь моя судьба зависит от тебя. Там можно завести такие знакомства, которые, может быть, решат мою судьбу!
– А Френк что на это скажет?
– Он мне совсем не пара. Неужели ты не понимаешь?
Когда заговорила миссис Джэксон, Сидней понял, что и мать на стороне дочери. Он сдался.
– Ладно.
Сестра наградила его поцелуем и убежала в свою комнату.
Сидней был буквально ошарашен, когда к нему в гостиницу явилась взбудораженная и счастливая Рита в сопровождении негра, который нес два огромных картонных короба.
– Наконец-то я тебя нашла!
– А дома ты не могла собраться?
– Что ты, Сидди! – Рита подняла на него удивленные глаза. – В таком наряде быть в нашем районе? Ну как ты этого не понимаешь?
– Ты мне срываешь тренировку.
– Подумаешь, какая важность! Один день ради меня можешь и не помахать руками.
Спорить с ней было бесполезно. Сидней направился в ванную. Когда он, закутав шею полотенцем, вышел из ванны и попытался открыть дверь в гостиную, его остановил раздраженный голос сестры.
– Неужели трудно побыть там еще немножко? Я же просила тебя!
Сидней не помнил, о чем она просила. Скрепя сердце он еще четверть часа томился в узком коридоре.
– Можешь входить.
Первое, что бросилось в глаза боксеру, был газовый ком, голубое облако, из которого выглядывала всклокоченная голова сестры. Модная короткая прическа делала ее чужой, незнакомой. Туфельки узконосые, на тонких каблучках, продолговатая сумочка были одного цвета и даже из одной кожи. Длинные, до локтей перчатки и широкий шарф дополняли ее наряд. При каждом движении пышное платье из натурального тонкого шелка приятно шуршало.
– Ну как? – спросила она, не отрывая взгляда от зеркала.
Сидней молча любовался сестрой.
– Что ж ты молчишь? Или тебе не нравится?
– Нет, что ты, нравится. И даже очень!
– Правда? – Рита оторвалась от зеркала и, шурша платьем, подлетела к брату. – Честное слово?
Бал был уже в разгаре, когда они, наконец, переступили порог клуба.
В просторном зале, украшенном национальными флагами, зеленью, разноцветными флажками, лентами, цветами, уже толпилась молодежь. Оркестр, составленный из трех джазов, раскатисто гремел. В широко распахнутых дверях стояли нарядные девушки. Они вручали гостям небольшие букетики живых цветов.
Сидней с Ритой медленно прошлись по залу. Молодые богатые джентльмены и роскошно одетые девушки стояли группами, оживленно беседовали.
– Сиди, взгляни. Это Юркинг, – шепнула Рита. – Самый знаменитый спортсмен, как пишут газеты.
– Он шарлатан, – Сидней повторил слова тренера.
– Сид, ты просто ему завидуешь. Он настоящий спортсмен! За последние годы еще ни один человек в Америке не сумел плюнуть дальше, чем он. Ему принадлежат все рекорды по дальности и точности.
Спорить с Ритой и доказывать ей, что чемпион по плевкам не может быть настоящим спортсменом? Объяснить ли ей, наконец, что такое настоящий спорт?! Но она уже схватила его под руку и тащила куда-то в глубь зала.
– Сид! Конечно, это Сид! – От группы богато одетых молодых людей отделился один и направился к Джэксону. – Рад приветствовать тебя, старина!
Рита незаметно ущипнула брата и зашептала:
– Не будь дубиной.
Сидней взглянул на того, кто его дружески окликнул, и обомлел. Он узнал его. Это был Блайд. Блайд Букспурд. На нем был черный смокинг, в галстуке сверкал крупный бриллиант.
– Ты делаешь большой бизнес, старина! Твоими победами гордится Нью-Йорк!
Джэксон на мгновение растерялся. Он не знал, что делать: улыбаться или хмуриться. Блайд говорил так, словно встретил лучшего друга. Пока боксер разбирался в этом вопросе, Блайд захватил инициативу.
– Друзья, вы слышали? – Блайд обнажил в улыбке свои крупные белые зубы. – Знаменитый боксер пришел на бал со своей сестрой! Я спасен! Мы с Сиднеем меняемся местами.
Компания одобрительно загудела. Джэксон не понял.
– Как это меняемся местами? Ты хочешь стать боксером?
– Нет! Что ты! Просто, я отбираю у тебя сестру, так как я в настоящий момент один, а без дамы быть не положено.
Рита наградила Блайда улыбкой. Ободренный, он щелкнул каблуками, подражая военным, подставил ей руку:
– Прошу, миледи! – а Сиднею бросил шутя. – Ты можешь блуждать в этой пустыне в поисках очаровательного пола и отбивать любую.
– Только не кулаками, – добавил тощий высокий студент, и компания дружно захохотала.
Их непринужденная пустая болтовня и беззаботная веселость сбивали Джэксона с толку. Он, привыкший всегда быть серьезным и целеустремленным, терялся и шел, как говорят, не в ногу. Особенно мучил его вопрос о Блайде. Почему тот так к нему отнесся? Потому что он стал известным боксером? Сидней не верил ему ни на йоту и все время был внутренне начеку. Мало ли что тот может выкинуть! Особенно он опасался за сестру. Такие пройдохи не одну девушку заставили проливать горькие слезы и дорого расплачиваться за краткие радости. Но ничего опасного в поведении компании он не замечал. Наоборот, все открыто восторгались им, его силой и славой. И завидовали ему. Это он видел по их глазам.
Блайд не отходил от Риты. В его взглядах, которые перехватывал Сидней, светилось восхищение.
Широко распахнулись высокие двери, ведущие в соседний зал, и распорядители бала торжественно пригласили гостей к праздничному столу. Оркестр грянул туш. Все устремились в открытые двери. К Сиднею подошел лакей в расшитой золотыми галунами ливрее и поклонился:
– Сэр, вас просит к себе верховный глава Христианского союза. Я провожу вас, сэр.
Джэксон последовал за ним. Они прошли вдоль праздничных столов к возвышению – к самому почетному месту. За продолговатым столом восседали важные и солидные американцы. Среди них, к своей радости, Сидней увидел Норисона. Тот улыбкой ободрил боксера, встал и представил его двум джентльменам. Один из них, седой и тощий, долго смотрел на Джэксона подслеповатыми глазами сквозь очки в золотой оправе, потом сказал:
– Хорош!
Другой, в два раза толще Норисона, с головой, круглой, как голландский сыр, долго тряс руку Сиднею.
– Стопроцентный американец!
Сидней осторожно держал в ладони пухлые пальцы джентльмена, унизанные массивными кольцами. Потом его усадили рядом с толстяком. Норисон находился тут же. Он успел шепнуть Сиднею:
– Тебе везет! От этих людей в большой степени зависит судьба чемпионского титула.
Джэксон по-новому посмотрел на своих соседей. Так вот они какие, сильные мира сего! Гости меж тем шумно рассаживались.
Первый тост предоставили тощему старику. Все сразу смолкли. Он сдернул с груди салфетку и начал шамкающим голосом речь о величии Соединенных Штатов, о прогрессе и технике, о благородной и возвышенной нации – американцах, представителях белой расы, которой сам всевышний предопределил руководящую роль в этом мире.
Когда он кончил, оркестр грянул «Жил был весельчак Джон». Сидней пил безалкогольный напиток, составленный из фруктовых соков. Он уже догадался, что его сосед, тощий старик, и есть верховный глава Христианского союза.
После нескольких общих тостов в зале началось оживление. Джэксон с возвышения хорошо видел Риту. Она, счастливая и веселая, упивалась успехом.
Полный джентльмен поднял бокал и, предложив выпить за успех белой расы, повернулся к Сиднею:
– За ваш успех!
К Сиднею потянулись бокалы.
Вскоре верховный глава в сопровождении своих приближенных покинул зал. Норисон ушел вместе с ними.
Начались танцы. Молодежь устремилась в соседний зал. Джэксон попытался предупредить Риту, чтобы она была осторожнее. Но сестра зло сверкнула глазами:
– Не твое дело. У меня своя голова на плечах.
И, положив руку на плечо Блайда, закружилась с ним в вальсе.
Сидней отошел к стойке, уселся на высокий стул. Он пил фруктовый коктейль и смотрел на проплывающие мимо пары. Рядом шумно беседовали подвыпившие джентльмены.
– Клянусь Девой, наша мисс Кальвира купила своему бульдогу бриллиантовый ошейник. Он стоит почти двадцать тысяч долларов.
– Ерунда! Мой дядя закатил званый ужин в шахте, которая дала ему первый миллион, – вот это была сенсация!
Сидевший рядом высокий юноша наклонился к Джэксону.
– Плутократия! Скоро бриллианты жрать станут. А мне еще два года на карачках ползать…
– Вы тоже знаменитость?
– А что прикажете? Если я перестану ползать на четвереньках, то подохну с голоду. А мне еще два года до окончания университета.
Сидней мысленно представил себе этого долговязого парня, бегущего на карачках по грязному полу под свист и улюлюканье пьяной толпы. И ему стало жаль его.
Джэксон недавно прочел биографию механика, который стал автомобильным королем – одним из богатейших людей Америки. Джэксон тоже мечтал о славе и богатстве. В сущности, чем он хуже Форда? Тот сделал бизнес, строя своими руками самокаты – «коляски без лошади», а он, Джэксон, тоже делает своими руками бизнес на ринге. Значит, и у него должен быть свой миллион. Миллион может быть у каждого человека, об этом пишут в журналах и газетах. Он сам видел фотографии преуспевающих американцев, которые в прошлом были бедными.
Правда, он знал человека, чья тропа к миллиону пролегла через ринг, и который так ничего и не добился в жизни. Но при одной мысли о Фиорелло Сидней только грустно улыбался и пожимал плечами. Что может быть общего между ним, любимцем фортуны, и этим типичным неудачником, чья жизнь с самого начала пошла кувырком?
Что же касается второго спарринг-партнера, то о жизни Оргарда Джефриса Сид не знал ничего. Джефрис не любил распространяться о своем прошлом, предоставляя окружающим его людям право удовлетворять любопытство догадками и предположениями. Джексон не раз задумывался о его судьбе: как же мог бывший чемпион так опуститься и стать «человеком для избиения»?
Спросить Оргарда Сидней не отважился – их отношения были далеко не дружескими. Недавний чемпион держался независимо и часто подчеркивал свое превосходство. Да и на ринге, несмотря на то, что Сидней был в десять раз сильнее его, Оргард не раз угощал Сиднея неожиданными и коварными ударами. В подобных случаях Боноски останавливал поединок и, медленно повторяя удар, объяснял Сиднею его ошибку и показывал, как лучше и эффективнее защищаться. Когда же удавалось провести удар Оргарду, тот только усмехался и рычал:
– Защищайся! Неужели тебя не учили азбуке бокса?
На самом же деле его удары были не азбукой, а высшей математикой бокса. Когда же тренер требовал медленно повторить удар, Оргард только злился и делал совсем не то.
Джэксон с первых же встреч на ринге раскусил коварство Оргарда и платил ему той же монетой. К концу тренировочного поединка Оргард иногда получал столько, что еле уползал за канаты. Особенно много хлопот доставлял Оргард во время учебных боев, когда отрабатывался тот или иной вариант защиты или тактическая комбинация. Боноски мог сотни раз повторять одно и то же, спокойно, ритмично, постепенно увеличивая темп и силу. Оргард после двух-трех медленных движений увлекался боем и, забывая обо всем, проводил удары в полную силу. Напрасно тренер останавливал поединок и делал ему замечания. Он улыбался, обнажая крупные зубы.
– Бокс – это не балет!
Чем ближе подходило время поединка с чемпионом Соединенных Штатов, тем тверже у Сиднея зрело решение, что после боя он навсегда расстанется с Оргардом. Когда на эту тему он стал говорить с Максуэллом, тот неопределенно ответил:
– Все зависит от шефа.
Прилив энергии, накапливавшейся в мышцах Джэксона, ощущали на себе спарринг-партнеры. Они стали «слишком быстро» выдыхаться. По просьбе Максуэлла, шеф прислал еще одного боксера – Дарроу.
Дарроу был типичным «человеком для битья». Он был вынослив, гибок, казался нечувствительным к ударам, словно сделанным из резины. У Дарроу были сильные руки и легкие ноги. Он выходил на помост после Оргарда и Боноски и боксировал четыре раунда. Потом отдыхал и снова работал. Его молодое, но уже огрубевшее лицо с плоским боксерским носом и вспухшими губами хранило следы трудной и опасной профессии.
За неделю до матча Максуэлл отменил тренировочные бои.
Лето вступало в свои права. С полей доносился аромат цветущих луговых трав. Склоны гор оделись в густую зелень. Зацвели каштаны. Их запах, чуть пряный и медовый, насыщал воздух.
Сидней с удовольствием бродил по узким тропинкам среди леса. Купался два раза в день. Он любил плавать в маленьком уютном водохранилище, образовавшемся благодаря насыпной плотине, на которой была построена небольшая гидростанция.
Но и в воде Сидней подчинял все главной цели – подготовке к решающему матчу. Купаясь, он вел бой с воображаемым противником, отрабатывал удары, особенно боковые и апперкоты, удары снизу. Двигаться в воде было труднее, хотя тело как будто становится легче и послушнее.
Как приятно сознавать свою силу, ощущать каждый мускул, радоваться и наслаждаться своей гибкостью, быстротой, ловкостью и выносливостью! Тот, кто никогда в жизни не занимался спортом, не поймет этих чувств и ощущений, этого вдохновенного сознания полноты жизни!
Тренер следил за тем, чтобы Джэксон реже оставался наедине с самим собой, развлекал его, чем мог, давал читать занимательные книги, старался всеми способами отвлечь мысли боксера от предстоящего матча и добивался того, чтобы Сидней относился к нему, как к обыкновенному рядовому матчу. Все это входило в программу психологической подготовки боксера.
Максуэлл без охоты встретил распоряжение Норисона прибыть в Нью-Йорк за три дня до матча. Не считаясь с мнением и планами антрепренера, он привез Джэксона накануне поединка. А на вопрос патрона, в котором чувствовалось раздражение хозяина, ответил с достоинством специалиста:
– Я делал все так, как надо для победы, мистер Норисон.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Ма, сейчас должен приехать Блайд, – сказала Рита, взглянув на часы. – А я еще туфли не зашнуровала!
Миссис Джэксон открыла нижний ящик гардероба.
– Какие достать? Коричневые?
– Что ты, ма! Только черные.
Через несколько минут Рита была готова к выезду. Но Блайд не являлся. Он где-то задерживался. Рита устроилась у окна.
– Ма, понимаешь, нас пригласил его друг. У него в Нью-Джерси шикарная вилла. Правда, прелестно провести праздник за городом?
Раздался звонок. Рита бросилась открывать дверь. Но это был не Блайд, а молодой негр. Робко улыбаясь, он вежливо спросил:
– Прошу прощения, здесь живет мистер Сидней Джэксон.
– Да. Я его сестра.
– Мэм, я вас сразу узнал, вы стали такой красивой, – негр улыбнулся, обнажая белоснежные зубы. – А вы меня не помните, мэм. Конечно, нет! Меня зовут Роб. Роб Гриберст. Вы со своим братом приезжали к нам, в Гарлем. Помните, мэм? Привезли тогда пять, долларов. Как они нам пригодились! Моя мама столько раз молилась за вас, мэм, за вашу семью.
Подошла миссис Джэксон. Она пригласила Роба в квартиру.
Негр робко вошел. Он держался застенчиво и постоянно оглядывался, видимо боясь переступить ту незримую заветную черту, которая отделяла белых от чернокожих.
– Мы сейчас все работаем, мэм. Даже младший братишка, он устроился чистильщиком в порту. – Гриберст с нескрываемой радостью рассказывал о своей семье. – Мы с мамой и решили в День национального праздника вернуть вам пять долларов, которые вы так любезно тогда дали. Большое вам спасибо! Мама передает вам еще этот подарок. Она сама его вышила, мэм.
Роб протянул небольшой сверток. Рита развернула его и не смогла удержаться от восхищения:
– Ах! Какая красивая скатерка!
С улицы послышались продолжительные автомобильные гудки. Настойчивые, требовательные. Миссис Джэксон выглянула в окно.
– Рита, это, кажется, за тобой.
Рита подлетела к зеркалу, поправила прическу, еще раз осмотрела себя и стремительно побежала к выходу.
– Я пошла, мама!
Блайд сидел за рулем в роскошном двухместном «бюике» последней марки. Он небрежно открыл дверцу:
– Ты заставляешь себя ждать. Я полчаса сигналю.
– Воды! – крикнул Фиорелло, а в груди у него все ликовало. – Воды! Скорее плесните на него!
Наконец-то свершилось то, о чем он мечтал: у его ног лежит распластанный чемпион.
Репортеры, опережая друг друга, кинулись к Фиорелло.
Сержант полиции, выплюнув окурок, растолкал газетчиков. Фиорелло дружески улыбнулся разбитыми губами и протянул руки:
– С представителями власти предпочитаю находиться в дружбе.
Сержант ловко защелкнул наручники. Фиорелло, не теряя времени, проводил свою единственную пресс-конференцию.
– Мое имя Фиорелло Боноски! Фиорелло Боноски из Сан-Франциско, – повторял он. – Запишите, что я готов сразиться с любым чемпионом! Мое имя Фиорелло Боноски. Я стопроцентный американец и готов защищать честь Соединенных Штатов на любых состязаниях! Мое имя Фиорелло Боноски!
Он шел в сопровождении молчаливого сержанта и улыбался в направленные на него темные зрачки фотообъективов. Он думал, что фортуна, наконец, улыбнулась ему. Завтра все газеты будут кричать об этом необычном поединке, создавая ему громкое имя и славу. Фиорелло ехал в полицейский участок и верил, что ему обеспечен выход на большой ринг.
Однако неудача следовала за ним по пятам. Он не спал ночь. И перед рассветом отдал последние два доллара надзирателю с просьбой принести ему свежие номера газет. Он с трепетом разворачивал страницы и жадно всматривался в фотографии. О нем не было написано ни строчки! В ожидании выхода очередных выпусков он до мяса искусал ногти. Но ни в вечерних выпусках, ни в последующие дни никаких сообщений о поединке он не находил. Даже в разделах происшествий и местной хроники. Словно ничего и не было. У Фиорелло защемило под сердцем, и он заплакал. Беззвучно, по-мужски. Скупые слезы медленно катились по щекам, и он не стыдился их.
Лишь пять лет спустя, после отбытия наказания за покушение на жизнь мистера Юлиуса Шиллинга, он узнал правду. Менаджер чемпиона, опасаясь скандальной сенсации и развенчания непобедимого Шиллинга, выбросил несколько тысяч долларов. Он в ту же ночь, когда Фиорелло с надеждой ждал выхода газет, побывал во всех редакциях и выкупил за баснословную цену у спортивных репортеров и редакторов фотопленки, снимки, заметки, листки блокнотов, напечатанные на машинке и выведенные от руки отчеты, гранки статей, написанные и ненаписанные репортажи. Кроме того, менеджер дал крупную взятку судье и присяжным, чтобы те упрятали ненавистного наглеца подальше и на длительное время.
После всего пережитого в черных вьющихся кудрях итальянца начала пробиваться седина, а в больших глазах появилась непотухающая грусть. Боноски навсегда расстался с мечтой о карьере чемпиона. Помогая другим выбиваться на большой ринг, он тайно завидовал счастливцам, но чистосердечно отдавал им свои знания, опыт и мастерство. Он часто говорил:
– Я типичный неудачник! Так случилось, что с самого начала я взял неправильный старт… Я типичный неудачник!
Его так и прозвали «Фиорелло-неудачник».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
1
Во второй половине мая Норисон вызвал Сид-нея Нью-Йорк для проведения, как он сказал по телефону, деловых встреч. Что собой представляют подобные встречи, Джэксон уже хорошо знал и без особого энтузиазма отправился в вояж. Вместе с ним поехал и тренер.Норисон встретил Джэксона в номере гостиницы и, заставив боксера переодеться в нарядный костюм, повез его на «смотрины».
Они встречались с какими-то незнакомыми Сиднею господами, важными и чванливыми. Сидней с болью в сердце видел, что с ним обращаются, как с дорогим товаром: восторгаются, ощупывают, оценивают… Каждая такая встреча поднимала в его душе бурный протест. Но он терпеливо сносил все, ибо верил Норисону, который утверждал, что такие встречи – необходимые формальности на пути к титулу чемпиона.
Антрепренер по-прежнему относился к Сиднею любезно и покровительственно, щедро угощал дорогими обедами и выписывал чеки. Но в его поведении стали пробиваться властные нотки хозяина. По всему было видно, что первая часть пьесы окончилась, что хорошо разыгранная комедия с «парнем из народа» привела к желаемым результатам. Теперь закреплялись достигнутые успехи. Приближалось время основного действия.
Максуэлл, который не сопровождал боксера на встречи и приемы, ворчал и просил Норисона не срывать график тренировок, особенно в вечерние часы. В отсутствие шефа он учил боксера тому, как надо независимо себя держать на таких встречах, и повторял:
– В наш век, малыш, судьба чемпионатов решается не на ринге, а в тихих кабинетах, за чашкой кофе или бокалом коктейля.
Максуэлл и раньше говорил об этом, но тогда Сидней просто не придавал этому значения. Теперь же слова тренера стали доходить до него. Не зря же его таскают по приемам…
Только на третий день Норисон разрешил Джэксону навестить своих родных.
Дома все было по-прежнему. После просторного многокомнатного номера отеля квартира показалась ему еще более тесной и бедной. «Как только стану чемпионом, – подумал Джэксон, – первым делом перевезу семью в новую квартиру. Хватит им жить в такой тесноте».
Миссис Джэксон ласково встретила сына.
– Какой ты стал элегантный! Смотрю на тебя и не нарадуюсь. Вот бы отец дожил до этих дней.
Торопливо накрывая на стол, она рассказывала домашние новости.
– Как хорошо, мой мальчик, что тридцатого апреля ты не приехал. Видимо, самой пресвятой деве было так угодно. Она отвела беду от твоей головы. Уж я молилась ей за тебя, благодарила.
– Что же случилось? Я ничего не знаю.
– Иллай со своими профсоюзами устроил забастовку. Как раз Первого мая. Собрались все около завода и пошли с плакатами в Манхеттен на какой-то митинг. Сколько народу собралось! Как в национальный праздник. Идут, песни поют, радуются. А на них полиция и солдаты… На безоружных-то. Что было! Бьют, хватают, стреляют… Страх! – Миссис Джэксон смахнула слезу. – Многих покалечили, многих в тюрьму бросили. Иллаю, бедному, тоже досталось. Голову ему разбили и посадили за решетку. Что я пережила!.. Сколько слез выплакала…
Сидней сразу понял, какая опасность нависла над братом.
– Где сейчас Иллай? В какой тюрьме?
– Что ты, мой мальчик, Иллай не в тюрьме. Он на заводе. Спасибо мистеру Норисону, спас его.
– Мистер Норисон? – переспроспл Сидней.
– Да, мой мальчик, мистер Норисон.
Она рассказала, что сразу же после демонстрации позвонила в гостиницу, но Сиднея там уже не было, трубку взял Норисон. Он внимательно выслушал и обещал помочь.
– Только просил, чтобы мы тебе не рассказывали, не беспокоили. Мистер Норисон так и сказал: «Сиднея не тревожьте напрасно. Он сейчас готовится к очень большому матчу».
Джэксон слушал мать и думал о Норисоне, о его благородном поступке. Как он заботится о нем, о его семье! Сиднею даже стало совестно, что он иногда плохо думал о своем антрепренере.
– А Иллай после забастовки похудел. Такой раздражительный, нервный, – в глазах миссис Джэксон была затаенная тревога.
Вошла Рита. Нарядная, самоуверенная. Увидав брата, она бросилась к нему:
– Сидди!
Узнав, что Сидней приглашен центральным клубом Христианского союза молодых людей на «Бал молодых знаменитостей», она повисла на шее брата:
– Я обязательно должна быть там, Сидди!
– Меня пригласили с девушкой.
– Чудесно! Мы и пойдем. Мама, ты слышишь? Мы с Сидди пойдем на бал! Надо заняться подготовкой. Немедленно!
– Но ты же просто сестра. Как же я там буду с тобой?
– Ну и что из того, что сестра? – вспыхнула Рита. – Милый Сидди, ведь моя судьба зависит от тебя. Там можно завести такие знакомства, которые, может быть, решат мою судьбу!
– А Френк что на это скажет?
– Он мне совсем не пара. Неужели ты не понимаешь?
Когда заговорила миссис Джэксон, Сидней понял, что и мать на стороне дочери. Он сдался.
– Ладно.
Сестра наградила его поцелуем и убежала в свою комнату.
2
Накануне бала у Риты уже был самый модный наряд, такой же, как у знаменитой голливудской кинозвезды с фотографии в журнале «Лайф».Сидней был буквально ошарашен, когда к нему в гостиницу явилась взбудораженная и счастливая Рита в сопровождении негра, который нес два огромных картонных короба.
– Наконец-то я тебя нашла!
– А дома ты не могла собраться?
– Что ты, Сидди! – Рита подняла на него удивленные глаза. – В таком наряде быть в нашем районе? Ну как ты этого не понимаешь?
– Ты мне срываешь тренировку.
– Подумаешь, какая важность! Один день ради меня можешь и не помахать руками.
Спорить с ней было бесполезно. Сидней направился в ванную. Когда он, закутав шею полотенцем, вышел из ванны и попытался открыть дверь в гостиную, его остановил раздраженный голос сестры.
– Неужели трудно побыть там еще немножко? Я же просила тебя!
Сидней не помнил, о чем она просила. Скрепя сердце он еще четверть часа томился в узком коридоре.
– Можешь входить.
Первое, что бросилось в глаза боксеру, был газовый ком, голубое облако, из которого выглядывала всклокоченная голова сестры. Модная короткая прическа делала ее чужой, незнакомой. Туфельки узконосые, на тонких каблучках, продолговатая сумочка были одного цвета и даже из одной кожи. Длинные, до локтей перчатки и широкий шарф дополняли ее наряд. При каждом движении пышное платье из натурального тонкого шелка приятно шуршало.
– Ну как? – спросила она, не отрывая взгляда от зеркала.
Сидней молча любовался сестрой.
– Что ж ты молчишь? Или тебе не нравится?
– Нет, что ты, нравится. И даже очень!
– Правда? – Рита оторвалась от зеркала и, шурша платьем, подлетела к брату. – Честное слово?
Бал был уже в разгаре, когда они, наконец, переступили порог клуба.
В просторном зале, украшенном национальными флагами, зеленью, разноцветными флажками, лентами, цветами, уже толпилась молодежь. Оркестр, составленный из трех джазов, раскатисто гремел. В широко распахнутых дверях стояли нарядные девушки. Они вручали гостям небольшие букетики живых цветов.
Сидней с Ритой медленно прошлись по залу. Молодые богатые джентльмены и роскошно одетые девушки стояли группами, оживленно беседовали.
– Сиди, взгляни. Это Юркинг, – шепнула Рита. – Самый знаменитый спортсмен, как пишут газеты.
– Он шарлатан, – Сидней повторил слова тренера.
– Сид, ты просто ему завидуешь. Он настоящий спортсмен! За последние годы еще ни один человек в Америке не сумел плюнуть дальше, чем он. Ему принадлежат все рекорды по дальности и точности.
Спорить с Ритой и доказывать ей, что чемпион по плевкам не может быть настоящим спортсменом? Объяснить ли ей, наконец, что такое настоящий спорт?! Но она уже схватила его под руку и тащила куда-то в глубь зала.
– Сид! Конечно, это Сид! – От группы богато одетых молодых людей отделился один и направился к Джэксону. – Рад приветствовать тебя, старина!
Рита незаметно ущипнула брата и зашептала:
– Не будь дубиной.
Сидней взглянул на того, кто его дружески окликнул, и обомлел. Он узнал его. Это был Блайд. Блайд Букспурд. На нем был черный смокинг, в галстуке сверкал крупный бриллиант.
– Ты делаешь большой бизнес, старина! Твоими победами гордится Нью-Йорк!
Джэксон на мгновение растерялся. Он не знал, что делать: улыбаться или хмуриться. Блайд говорил так, словно встретил лучшего друга. Пока боксер разбирался в этом вопросе, Блайд захватил инициативу.
– Друзья, вы слышали? – Блайд обнажил в улыбке свои крупные белые зубы. – Знаменитый боксер пришел на бал со своей сестрой! Я спасен! Мы с Сиднеем меняемся местами.
Компания одобрительно загудела. Джэксон не понял.
– Как это меняемся местами? Ты хочешь стать боксером?
– Нет! Что ты! Просто, я отбираю у тебя сестру, так как я в настоящий момент один, а без дамы быть не положено.
Рита наградила Блайда улыбкой. Ободренный, он щелкнул каблуками, подражая военным, подставил ей руку:
– Прошу, миледи! – а Сиднею бросил шутя. – Ты можешь блуждать в этой пустыне в поисках очаровательного пола и отбивать любую.
– Только не кулаками, – добавил тощий высокий студент, и компания дружно захохотала.
Их непринужденная пустая болтовня и беззаботная веселость сбивали Джэксона с толку. Он, привыкший всегда быть серьезным и целеустремленным, терялся и шел, как говорят, не в ногу. Особенно мучил его вопрос о Блайде. Почему тот так к нему отнесся? Потому что он стал известным боксером? Сидней не верил ему ни на йоту и все время был внутренне начеку. Мало ли что тот может выкинуть! Особенно он опасался за сестру. Такие пройдохи не одну девушку заставили проливать горькие слезы и дорого расплачиваться за краткие радости. Но ничего опасного в поведении компании он не замечал. Наоборот, все открыто восторгались им, его силой и славой. И завидовали ему. Это он видел по их глазам.
Блайд не отходил от Риты. В его взглядах, которые перехватывал Сидней, светилось восхищение.
Широко распахнулись высокие двери, ведущие в соседний зал, и распорядители бала торжественно пригласили гостей к праздничному столу. Оркестр грянул туш. Все устремились в открытые двери. К Сиднею подошел лакей в расшитой золотыми галунами ливрее и поклонился:
– Сэр, вас просит к себе верховный глава Христианского союза. Я провожу вас, сэр.
Джэксон последовал за ним. Они прошли вдоль праздничных столов к возвышению – к самому почетному месту. За продолговатым столом восседали важные и солидные американцы. Среди них, к своей радости, Сидней увидел Норисона. Тот улыбкой ободрил боксера, встал и представил его двум джентльменам. Один из них, седой и тощий, долго смотрел на Джэксона подслеповатыми глазами сквозь очки в золотой оправе, потом сказал:
– Хорош!
Другой, в два раза толще Норисона, с головой, круглой, как голландский сыр, долго тряс руку Сиднею.
– Стопроцентный американец!
Сидней осторожно держал в ладони пухлые пальцы джентльмена, унизанные массивными кольцами. Потом его усадили рядом с толстяком. Норисон находился тут же. Он успел шепнуть Сиднею:
– Тебе везет! От этих людей в большой степени зависит судьба чемпионского титула.
Джэксон по-новому посмотрел на своих соседей. Так вот они какие, сильные мира сего! Гости меж тем шумно рассаживались.
Первый тост предоставили тощему старику. Все сразу смолкли. Он сдернул с груди салфетку и начал шамкающим голосом речь о величии Соединенных Штатов, о прогрессе и технике, о благородной и возвышенной нации – американцах, представителях белой расы, которой сам всевышний предопределил руководящую роль в этом мире.
Когда он кончил, оркестр грянул «Жил был весельчак Джон». Сидней пил безалкогольный напиток, составленный из фруктовых соков. Он уже догадался, что его сосед, тощий старик, и есть верховный глава Христианского союза.
После нескольких общих тостов в зале началось оживление. Джэксон с возвышения хорошо видел Риту. Она, счастливая и веселая, упивалась успехом.
Полный джентльмен поднял бокал и, предложив выпить за успех белой расы, повернулся к Сиднею:
– За ваш успех!
К Сиднею потянулись бокалы.
Вскоре верховный глава в сопровождении своих приближенных покинул зал. Норисон ушел вместе с ними.
Начались танцы. Молодежь устремилась в соседний зал. Джэксон попытался предупредить Риту, чтобы она была осторожнее. Но сестра зло сверкнула глазами:
– Не твое дело. У меня своя голова на плечах.
И, положив руку на плечо Блайда, закружилась с ним в вальсе.
Сидней отошел к стойке, уселся на высокий стул. Он пил фруктовый коктейль и смотрел на проплывающие мимо пары. Рядом шумно беседовали подвыпившие джентльмены.
– Клянусь Девой, наша мисс Кальвира купила своему бульдогу бриллиантовый ошейник. Он стоит почти двадцать тысяч долларов.
– Ерунда! Мой дядя закатил званый ужин в шахте, которая дала ему первый миллион, – вот это была сенсация!
Сидевший рядом высокий юноша наклонился к Джэксону.
– Плутократия! Скоро бриллианты жрать станут. А мне еще два года на карачках ползать…
– Вы тоже знаменитость?
– А что прикажете? Если я перестану ползать на четвереньках, то подохну с голоду. А мне еще два года до окончания университета.
Сидней мысленно представил себе этого долговязого парня, бегущего на карачках по грязному полу под свист и улюлюканье пьяной толпы. И ему стало жаль его.
3
На следующий день после бала Сидней был снова на ферме и с жаром тренировался. В гимнастике и беге, в прыжках со скакалкой и работе со спортивными снарядами он находил не только удовлетворение, но и внутреннее спокойствие. Тренировочная площадка и помост ринга стали для него тем местом, где он становился самим собой. Тут не нужно глупо улыбаться и заискивать перед теми, кто оценивает тебя, как фермер, покупающий лошадь. Тут если кто-нибудь и рассматривает тебя, то робко стоит в стороне, завороженный силой и ловкостью, следя восхищенным взглядом за каждым движением!Джэксон недавно прочел биографию механика, который стал автомобильным королем – одним из богатейших людей Америки. Джэксон тоже мечтал о славе и богатстве. В сущности, чем он хуже Форда? Тот сделал бизнес, строя своими руками самокаты – «коляски без лошади», а он, Джэксон, тоже делает своими руками бизнес на ринге. Значит, и у него должен быть свой миллион. Миллион может быть у каждого человека, об этом пишут в журналах и газетах. Он сам видел фотографии преуспевающих американцев, которые в прошлом были бедными.
Правда, он знал человека, чья тропа к миллиону пролегла через ринг, и который так ничего и не добился в жизни. Но при одной мысли о Фиорелло Сидней только грустно улыбался и пожимал плечами. Что может быть общего между ним, любимцем фортуны, и этим типичным неудачником, чья жизнь с самого начала пошла кувырком?
Что же касается второго спарринг-партнера, то о жизни Оргарда Джефриса Сид не знал ничего. Джефрис не любил распространяться о своем прошлом, предоставляя окружающим его людям право удовлетворять любопытство догадками и предположениями. Джексон не раз задумывался о его судьбе: как же мог бывший чемпион так опуститься и стать «человеком для избиения»?
Спросить Оргарда Сидней не отважился – их отношения были далеко не дружескими. Недавний чемпион держался независимо и часто подчеркивал свое превосходство. Да и на ринге, несмотря на то, что Сидней был в десять раз сильнее его, Оргард не раз угощал Сиднея неожиданными и коварными ударами. В подобных случаях Боноски останавливал поединок и, медленно повторяя удар, объяснял Сиднею его ошибку и показывал, как лучше и эффективнее защищаться. Когда же удавалось провести удар Оргарду, тот только усмехался и рычал:
– Защищайся! Неужели тебя не учили азбуке бокса?
На самом же деле его удары были не азбукой, а высшей математикой бокса. Когда же тренер требовал медленно повторить удар, Оргард только злился и делал совсем не то.
Джэксон с первых же встреч на ринге раскусил коварство Оргарда и платил ему той же монетой. К концу тренировочного поединка Оргард иногда получал столько, что еле уползал за канаты. Особенно много хлопот доставлял Оргард во время учебных боев, когда отрабатывался тот или иной вариант защиты или тактическая комбинация. Боноски мог сотни раз повторять одно и то же, спокойно, ритмично, постепенно увеличивая темп и силу. Оргард после двух-трех медленных движений увлекался боем и, забывая обо всем, проводил удары в полную силу. Напрасно тренер останавливал поединок и делал ему замечания. Он улыбался, обнажая крупные зубы.
– Бокс – это не балет!
Чем ближе подходило время поединка с чемпионом Соединенных Штатов, тем тверже у Сиднея зрело решение, что после боя он навсегда расстанется с Оргардом. Когда на эту тему он стал говорить с Максуэллом, тот неопределенно ответил:
– Все зависит от шефа.
Прилив энергии, накапливавшейся в мышцах Джэксона, ощущали на себе спарринг-партнеры. Они стали «слишком быстро» выдыхаться. По просьбе Максуэлла, шеф прислал еще одного боксера – Дарроу.
Дарроу был типичным «человеком для битья». Он был вынослив, гибок, казался нечувствительным к ударам, словно сделанным из резины. У Дарроу были сильные руки и легкие ноги. Он выходил на помост после Оргарда и Боноски и боксировал четыре раунда. Потом отдыхал и снова работал. Его молодое, но уже огрубевшее лицо с плоским боксерским носом и вспухшими губами хранило следы трудной и опасной профессии.
За неделю до матча Максуэлл отменил тренировочные бои.
Лето вступало в свои права. С полей доносился аромат цветущих луговых трав. Склоны гор оделись в густую зелень. Зацвели каштаны. Их запах, чуть пряный и медовый, насыщал воздух.
Сидней с удовольствием бродил по узким тропинкам среди леса. Купался два раза в день. Он любил плавать в маленьком уютном водохранилище, образовавшемся благодаря насыпной плотине, на которой была построена небольшая гидростанция.
Но и в воде Сидней подчинял все главной цели – подготовке к решающему матчу. Купаясь, он вел бой с воображаемым противником, отрабатывал удары, особенно боковые и апперкоты, удары снизу. Двигаться в воде было труднее, хотя тело как будто становится легче и послушнее.
Как приятно сознавать свою силу, ощущать каждый мускул, радоваться и наслаждаться своей гибкостью, быстротой, ловкостью и выносливостью! Тот, кто никогда в жизни не занимался спортом, не поймет этих чувств и ощущений, этого вдохновенного сознания полноты жизни!
Тренер следил за тем, чтобы Джэксон реже оставался наедине с самим собой, развлекал его, чем мог, давал читать занимательные книги, старался всеми способами отвлечь мысли боксера от предстоящего матча и добивался того, чтобы Сидней относился к нему, как к обыкновенному рядовому матчу. Все это входило в программу психологической подготовки боксера.
Максуэлл без охоты встретил распоряжение Норисона прибыть в Нью-Йорк за три дня до матча. Не считаясь с мнением и планами антрепренера, он привез Джэксона накануне поединка. А на вопрос патрона, в котором чувствовалось раздражение хозяина, ответил с достоинством специалиста:
– Я делал все так, как надо для победы, мистер Норисон.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
В день национального праздника Рита долго не отходила от зеркала, сменила несколько платьев, пока ее выбор не остановился на серебристо-сером модном костюме. Миссис Джэксон не отходила от дочки, помогая ей собраться.– Ма, сейчас должен приехать Блайд, – сказала Рита, взглянув на часы. – А я еще туфли не зашнуровала!
Миссис Джэксон открыла нижний ящик гардероба.
– Какие достать? Коричневые?
– Что ты, ма! Только черные.
Через несколько минут Рита была готова к выезду. Но Блайд не являлся. Он где-то задерживался. Рита устроилась у окна.
– Ма, понимаешь, нас пригласил его друг. У него в Нью-Джерси шикарная вилла. Правда, прелестно провести праздник за городом?
Раздался звонок. Рита бросилась открывать дверь. Но это был не Блайд, а молодой негр. Робко улыбаясь, он вежливо спросил:
– Прошу прощения, здесь живет мистер Сидней Джэксон.
– Да. Я его сестра.
– Мэм, я вас сразу узнал, вы стали такой красивой, – негр улыбнулся, обнажая белоснежные зубы. – А вы меня не помните, мэм. Конечно, нет! Меня зовут Роб. Роб Гриберст. Вы со своим братом приезжали к нам, в Гарлем. Помните, мэм? Привезли тогда пять, долларов. Как они нам пригодились! Моя мама столько раз молилась за вас, мэм, за вашу семью.
Подошла миссис Джэксон. Она пригласила Роба в квартиру.
Негр робко вошел. Он держался застенчиво и постоянно оглядывался, видимо боясь переступить ту незримую заветную черту, которая отделяла белых от чернокожих.
– Мы сейчас все работаем, мэм. Даже младший братишка, он устроился чистильщиком в порту. – Гриберст с нескрываемой радостью рассказывал о своей семье. – Мы с мамой и решили в День национального праздника вернуть вам пять долларов, которые вы так любезно тогда дали. Большое вам спасибо! Мама передает вам еще этот подарок. Она сама его вышила, мэм.
Роб протянул небольшой сверток. Рита развернула его и не смогла удержаться от восхищения:
– Ах! Какая красивая скатерка!
С улицы послышались продолжительные автомобильные гудки. Настойчивые, требовательные. Миссис Джэксон выглянула в окно.
– Рита, это, кажется, за тобой.
Рита подлетела к зеркалу, поправила прическу, еще раз осмотрела себя и стремительно побежала к выходу.
– Я пошла, мама!
Блайд сидел за рулем в роскошном двухместном «бюике» последней марки. Он небрежно открыл дверцу:
– Ты заставляешь себя ждать. Я полчаса сигналю.