Все приключения персонажей тоже выглядели вполне патриархальными: один раз боевой взвод заблудился в пурге, другой раз любимец заставы, частушечник и гармонист Иван Краснощеков едва не утонул в зыбучих песках, но его тоже спасли, и так далее. Ткань романа состояла из чередующихся "бытовых" эпизодов (чай из самовара в караулке, обсуждение свежего номера "Правды", привезенного стратопочтой, чтение писем из дому и тому подобное). Единственный трагический эпизод был тоже в духе сюжета: из письма, полученного от подруги своей невесты, пограничник Семен Рябов узнавал, что его Анна решила выйти замуж за другого. Первоначально несчастный Семен даже намеревался было покончить с собой, однако одумывался: как же он может лишить себя жизни, когда тут, на посту, его некем заменить? Эта мысль придавала герою силы, и он отказывался от своей пагубной затеи. В дальнейшем выяснялось, что подругино письмо на самом деле было злым наветом: Анна верна Семену и будет ждать его возвращения. Помимо этого, автор делал своему герою еще один подарок. Именно во время дежурства рябовского боевого взвода и происходит торжественное и важное событие. Впервые за весь роман тревога оказывалась не совсем учебной, однако - как понимал позже читатель - и не боевой. Луну в финале романа посещают с дружественным визитом космические гости - пришельцы с Сириуса. Там, откуда они прибыли, давно установилось всеобщее равенство и братство, победила социальная революция, Гости желают пограничникам того же и в качестве дара оставляют сувенир, который им теперь совсем без надобности, а Советской стране очень сгодится: мощную электронную пушку, нечто вроде кургузовской катапульты. Отныне ни один захватчик уж точно не сможет покуситься и вторгнуться в наши пределы.
На этой донельзя оптимистической ноте роман заканчивался Вероятнее всего, произведение очень устроило С.Кургузова потому, что было, казалось бы, специально создано в ответ на только что высказанную просьбу Климента Ефремовича. Публикация "Границ неба" сразу же после оборонно-литературного совещания стала бы важным тактическим шагом руководителя Секции. Буквально в тот же день Степан Петрович связался с директором издательства "Молодая гвардия" и настоятельно предложил опубликовать "Границы..." вне очереди. Такая оперативность вызвала, конечно, известное недовольство "подкургузников" - в первую очередь, Ник.Шпаковского, который самым тщательным образом конспектировал речь Ворошилова, надеясь в дальнейшем как-нибудь превратить ее в роман. Правда, кроме Шпаковского, никто не рискнул открыто выказать свое недовольство, а предусмотрительный Понятовский даже посчитал необходимым лично засвидетельствовать шефу Секции свое восхищение рукописью (которой, кстати, и не читал за недосугом).
Через три недели - очень короткий срок для "Молодой гвардии"! сигнальный экземпляр был готов. Кургузов, зная пристрастия генсека, почти не волновался, посылая ему экземпляр "Границ...". Но все-таки он не без волнения вскрыл три дня спустя конверт, доставленный в Союз писателей спецпочтой. Письмо было довольно лаконичным. Сталин писал (цитирую по собранию сочинений И.В.Сталина, том 32): "Кто автор? Надо поощрить, тов. Кургузов! Книга хорошая, нам нужны такие. Распорядитесь, чтобы роман попал в библиотеки воинских частей и особенно погранзастав. Как только этот автор напишет еще что-нибудь, дайте мне знать. С удовольствием прочту. С комприветом - Сталин. 13 апр. 37".
Первый вопрос сталинской записки интересовал и самого Кургузова. Он распорядился направить автору "Границ..." официальное приглашение переехать в Москву. ("Вам будет оказано всяческое содействие", - говорилось в том приглашении.) После чего Кургузову оставалось только ждать, когда новая надежда советской фантастики прибудет в столицу.
Если бы Степан Кургузов хоть немного был знаком с этим человеком, его ожидание, вероятнее всего, было бы отнюдь не радостным, а даже очень тревожным.
Ибо роман "Границы неба" написал никто иной, как Вячеслав Курицын [6].
В числе миллионов безымянных жертв сталинского "лунного проекта" трагикомическая судьба и гибель писателя Вяч.Курицына может, на первый взгляд, показаться нетипичной, каким-то анекдотом со скверным финалом. Однако в этой судьбе, как в капле воды, видны все перипетии "Проекта-К", отраженного в зеркале изящной словесности. Даже видимость делового партнерства, которую в свое время предлагал властям Алексей Лежнев, для Сталина уже становилась излишней: с конца 30-х Союз писателей и его "серый кардинал" С.Кургузов уже не нуждались ни в какой идеологической "накачке". Первичный импульс был столь силен, что на многие годы вперед отечественная фантастика была обеспечена, четким и ясным направлением и летела вперед без остановки. Генсек мог только пожинать плоды, поощрять наиболее отличившихся или - изредка - снимать с шахматной доски отыгранные фигуры. Роман "Границы неба" Вяч.Курицына в этом смысле оказался переломным, и Кургузов не случайно воспринял произведение всерьез: система подмяла под себя даже полуиздевательский сюжет, поставив и его на службу сталинской космической утопии. В статье, опубликованной в журнале "Урал" к 50-летию со дня гибели Вячеслава Курицына, известный историк литературы Кирилл Богомолов назвал писателя "великим шутом, чей бенефис состоялся в столь страшную эпоху, что никто не осмелился назвать клоунские выходки забавными. Вместо положенного смеха партер встретил его торжественными аплодисментами; пережить такой актерский провал у Курицына просто не хватило сил.""
В год, когда не стало создателя "Границы неба", на небосклоне Секции фантастики ненадолго взошла звезда Глеба Вершинина, автора книги "Заговор против "Елены" (1940). Само строгое чередование "любимцев" было вполне характерно для эпохи Великих Лунных Эпопей: Обольянинова сменяли ""селениты", тех, в свою очередь, теснил Кургузов, позднее сам пестуя в качестве преемников Шпаковского, Курицына и прочих. Природа не терпела пустот, а желающих занять пустую вакансию всегда хватало. Глеб Вершинин был, может быть, одним из самых неглупых и, во всяком случае, одним из самых циничных питомцев Секции.
Автор "Заговора против "Елены" пророс в атмосфере шпиономании и подозрительности, когда проект "Катапульта" наводился еще в первой фазе, а Германия (после пакта 1939 года) становилась союзником, негласно продолжая оставаться и противником. Правда, после того как Сталин убедился в отсутствии у Третьего Рейха полноценной космической программы, генсек уже почти не обращал внимание на опасные игры за "линией Зигфрида", считая Гитлера небольшой угрозой. Образы немецких шпионов, которыми время от времени кормила читателей (до июля 1939 года) советская бульварная литература, трансформировались в какого-то "шпиона вообще" - то ли агента невиданных международных троцкистских центров, то ли выходца из недр парижской эмиграции. Вершинин пошел еще дальше по дороге обобщений: главным "отрицательным героем" в его романе становился шпион с... Марса! (При любых внешнеполитических раскладах - образ беспроигрышный.) Этот злоумышленник с неясными до конца романа целями проникал на лунную базу СССР "Циолковский" - туда, где занимался научными исследованиями дружный интернациональный экипаж: русский, таджик, армянин и даже советский грек. Шпион же выдавал себя за потерпевшего катастрофу близ Моря Дождей поляка и, используя временную политическую близорукость и отсутствие бдительности со стороны экипажа, втирался к ним в доверие. Проект "Елена", против которого резидент - согласно заглавию - организовывал в одиночестве свой заговор, состоял в разведке лунных шельфов на предмет нефти. Шпион недаром называл себя "Ковальский": к моменту выхода романа в свет часть Польши уже была объявлена германским протекторатом, а другая часть - исконной исторической территорией СССР, Поэтому бестактные намеки могли бы оскорбить только солдат-поляков, если бы кому-нибудь из них попалась на глаза книжечка Вершинина. Однако ни в гитлеровские, ни тем более в наши концлагеря этот опус не проник. И потому будущие подчиненные генерала Андерса или будущие бойцы Гвардии Людовой так и не узнали, что однажды побывали в некотором родстве с "марсианами". (Правда, Фрэнк Джослин, один из старейших сотрудников "Би-би-си", не так давно рассказал в программе "Глядя из Лондона", что весной 1941 года книжечка Вершинина какими-то окольными путями попала в Англию - прямо в руки находящемуся в эмиграции генералу Бур-Коморовскому. Не исключено, что позднее именно смертельная обида за "марсианина Ковальского" обусловила целый ряд дипломатических ошибок генерала, из-за которых Варшавское восстание и осталось без поддержки: обращаться лишний раз с просьбой к соотечественникам Вершинина Бур-Коморовский посчитал ниже своего достоинства...)
Сам сюжет "Заговора..." был достаточно занудным. Глеб Вершинин не придумал ровно ничего нового, просто добросовестно перелицевал несколько "антигерманских" шпионских романов, поменяв только агентов и место действия. Будь литературная критика чуть менее подконтрольным жанром, любой смог бы указать на великое множество чисто логических несоответствий в романе. К примеру, совершенно излишними оказывались все "выходы в эфир" шпиона - ибо на протяжении сотен тысяч километров не было никого, кто смог бы принять его шифровки. К тому же эта деталь сюжета противоречила предыдущим утверждениям автора, будто "Ковальский" - агент настолько автономный, что все свои инструкции получает только однажды и навсегда. Тем не менее марсианский шпион исправно выходил в романе в пустой эфмр вероятно, для того, чтобы у героев был хотя бы один шанс застукать врага врасплох. В момент своего разоблачения агент, как водится, намеревался взорвать лунную базу. Происходило это в то время, когда интернациональная четверка находила, наконец, нефть для Страны Советов. Почему эта сомнительная лунная нефть была так необходима марсианам, каким образом они смогли бы перекачивать на Марс (равно как и наши - на Землю) - всё это оставалось "за кадром". Главное было в конечной победе советских людей над чуждым пришельцем марсианско-польского происхождения. Финальный абзац живописал, как гордо полощется красный стяг над куполом станции. Роман был издан в то время, когда даже невинное замечание о том, что флаг едва ли смог бы "полоскаться" в безвоздушном пространстве Луны, воспринято было бы как выпад. Все и помалкивали. Один только Шпаковский - на правах классика во время обсуждений книги на Секции ворчливо влез было с пожеланиями убрать со станции грека и заменить его "хотя бы китайцем", но был строго одернут председательствующим Кургузовым.
По всей вероятности, хладнокровный автор романа Глеб Вершинин и рассчитывал, что любые претензии к "антишпионскому" роману вряд ли будут высказаны: любой из критикующих мог автоматически попасть в число "защитников шпионов"; а этого никому не хотелось. Вершинин ничуть не обольщался по поводу своих писательских способностей, однако полагал, что на таком-то уровне сможет сотворить не хуже всех остальных. Если Шпаковский сам был уверен, что его "Вспашка" действительно великая вещь, если Курицын сочинял свой роман из очевидно хулиганских побуждений, то Глеб Вершинин прекрасно знал, что делает. Фантастика была в фаворе. Значит, Глеб Вершинин [7]должен был сделаться фантастом. Простой и естественный логический ход.
Помимо наиболее известных произведений В. Курицына и Г.Вершинина, в конце 30-х и в начале 40-х выходили в свет научно-фантастические произведения авторов, о которых уже говорилось выше (Сем.Шпаныря, А.Зайцева, Ан.Спирина, самого С.Кургузова и других). Все они так или иначе развивали "лунные" идеи и потому считались идеологически приемлемым и полезным чтением. Все они задавали соответствующие сюжетные координаты, которые советский читатель уже полагал давно привычными. Луна неизбежно становилась частью повседневного быта, непременным атрибутом многих газетных отчетов и радиопередач. К сожалению, собственно научно-техническая составляющая "Проекта-К" в те годы сильно отставала от составляющих "идеологической" и "культурной": несмотря на все усилия, группа Королева-Бармина так и не успела до лета 1941 года создать ракетный двигатель необходимой мощности. "Побочным" результатом их исследований стало разве что создание ракеты для гвардейского миномета - знаменитой "катюши", что пригодилось в годы войны. Война же и - прежде всего - потеря объекта Киев-17 (что стало для Верховного куда большим ударом, нежели сдача Киева) вынудили Сталина несколько отодвинуть основную часть проекта "Катапульта". Только с сентября 1945 года сотрудники 2-го авиационного Наркомата могли по-настоящему возобновить свою работу "по основному профилю".
Примерно с этого же времени начинается следующий этап в советской фантастике - рекордный по количеству новых книг за сравнительно небольшой срок в восемь лет. О "качестве" - речь впереди.
V. БОРЬБА ЗА ПЕРВЕНСТВО МИРА СО СМЕРТЕЛЬНЫМ ИСХОДОМ (1945 - 1953)
На этой донельзя оптимистической ноте роман заканчивался Вероятнее всего, произведение очень устроило С.Кургузова потому, что было, казалось бы, специально создано в ответ на только что высказанную просьбу Климента Ефремовича. Публикация "Границ неба" сразу же после оборонно-литературного совещания стала бы важным тактическим шагом руководителя Секции. Буквально в тот же день Степан Петрович связался с директором издательства "Молодая гвардия" и настоятельно предложил опубликовать "Границы..." вне очереди. Такая оперативность вызвала, конечно, известное недовольство "подкургузников" - в первую очередь, Ник.Шпаковского, который самым тщательным образом конспектировал речь Ворошилова, надеясь в дальнейшем как-нибудь превратить ее в роман. Правда, кроме Шпаковского, никто не рискнул открыто выказать свое недовольство, а предусмотрительный Понятовский даже посчитал необходимым лично засвидетельствовать шефу Секции свое восхищение рукописью (которой, кстати, и не читал за недосугом).
Через три недели - очень короткий срок для "Молодой гвардии"! сигнальный экземпляр был готов. Кургузов, зная пристрастия генсека, почти не волновался, посылая ему экземпляр "Границ...". Но все-таки он не без волнения вскрыл три дня спустя конверт, доставленный в Союз писателей спецпочтой. Письмо было довольно лаконичным. Сталин писал (цитирую по собранию сочинений И.В.Сталина, том 32): "Кто автор? Надо поощрить, тов. Кургузов! Книга хорошая, нам нужны такие. Распорядитесь, чтобы роман попал в библиотеки воинских частей и особенно погранзастав. Как только этот автор напишет еще что-нибудь, дайте мне знать. С удовольствием прочту. С комприветом - Сталин. 13 апр. 37".
Первый вопрос сталинской записки интересовал и самого Кургузова. Он распорядился направить автору "Границ..." официальное приглашение переехать в Москву. ("Вам будет оказано всяческое содействие", - говорилось в том приглашении.) После чего Кургузову оставалось только ждать, когда новая надежда советской фантастики прибудет в столицу.
Если бы Степан Кургузов хоть немного был знаком с этим человеком, его ожидание, вероятнее всего, было бы отнюдь не радостным, а даже очень тревожным.
Ибо роман "Границы неба" написал никто иной, как Вячеслав Курицын [6].
В числе миллионов безымянных жертв сталинского "лунного проекта" трагикомическая судьба и гибель писателя Вяч.Курицына может, на первый взгляд, показаться нетипичной, каким-то анекдотом со скверным финалом. Однако в этой судьбе, как в капле воды, видны все перипетии "Проекта-К", отраженного в зеркале изящной словесности. Даже видимость делового партнерства, которую в свое время предлагал властям Алексей Лежнев, для Сталина уже становилась излишней: с конца 30-х Союз писателей и его "серый кардинал" С.Кургузов уже не нуждались ни в какой идеологической "накачке". Первичный импульс был столь силен, что на многие годы вперед отечественная фантастика была обеспечена, четким и ясным направлением и летела вперед без остановки. Генсек мог только пожинать плоды, поощрять наиболее отличившихся или - изредка - снимать с шахматной доски отыгранные фигуры. Роман "Границы неба" Вяч.Курицына в этом смысле оказался переломным, и Кургузов не случайно воспринял произведение всерьез: система подмяла под себя даже полуиздевательский сюжет, поставив и его на службу сталинской космической утопии. В статье, опубликованной в журнале "Урал" к 50-летию со дня гибели Вячеслава Курицына, известный историк литературы Кирилл Богомолов назвал писателя "великим шутом, чей бенефис состоялся в столь страшную эпоху, что никто не осмелился назвать клоунские выходки забавными. Вместо положенного смеха партер встретил его торжественными аплодисментами; пережить такой актерский провал у Курицына просто не хватило сил.""
В год, когда не стало создателя "Границы неба", на небосклоне Секции фантастики ненадолго взошла звезда Глеба Вершинина, автора книги "Заговор против "Елены" (1940). Само строгое чередование "любимцев" было вполне характерно для эпохи Великих Лунных Эпопей: Обольянинова сменяли ""селениты", тех, в свою очередь, теснил Кургузов, позднее сам пестуя в качестве преемников Шпаковского, Курицына и прочих. Природа не терпела пустот, а желающих занять пустую вакансию всегда хватало. Глеб Вершинин был, может быть, одним из самых неглупых и, во всяком случае, одним из самых циничных питомцев Секции.
Автор "Заговора против "Елены" пророс в атмосфере шпиономании и подозрительности, когда проект "Катапульта" наводился еще в первой фазе, а Германия (после пакта 1939 года) становилась союзником, негласно продолжая оставаться и противником. Правда, после того как Сталин убедился в отсутствии у Третьего Рейха полноценной космической программы, генсек уже почти не обращал внимание на опасные игры за "линией Зигфрида", считая Гитлера небольшой угрозой. Образы немецких шпионов, которыми время от времени кормила читателей (до июля 1939 года) советская бульварная литература, трансформировались в какого-то "шпиона вообще" - то ли агента невиданных международных троцкистских центров, то ли выходца из недр парижской эмиграции. Вершинин пошел еще дальше по дороге обобщений: главным "отрицательным героем" в его романе становился шпион с... Марса! (При любых внешнеполитических раскладах - образ беспроигрышный.) Этот злоумышленник с неясными до конца романа целями проникал на лунную базу СССР "Циолковский" - туда, где занимался научными исследованиями дружный интернациональный экипаж: русский, таджик, армянин и даже советский грек. Шпион же выдавал себя за потерпевшего катастрофу близ Моря Дождей поляка и, используя временную политическую близорукость и отсутствие бдительности со стороны экипажа, втирался к ним в доверие. Проект "Елена", против которого резидент - согласно заглавию - организовывал в одиночестве свой заговор, состоял в разведке лунных шельфов на предмет нефти. Шпион недаром называл себя "Ковальский": к моменту выхода романа в свет часть Польши уже была объявлена германским протекторатом, а другая часть - исконной исторической территорией СССР, Поэтому бестактные намеки могли бы оскорбить только солдат-поляков, если бы кому-нибудь из них попалась на глаза книжечка Вершинина. Однако ни в гитлеровские, ни тем более в наши концлагеря этот опус не проник. И потому будущие подчиненные генерала Андерса или будущие бойцы Гвардии Людовой так и не узнали, что однажды побывали в некотором родстве с "марсианами". (Правда, Фрэнк Джослин, один из старейших сотрудников "Би-би-си", не так давно рассказал в программе "Глядя из Лондона", что весной 1941 года книжечка Вершинина какими-то окольными путями попала в Англию - прямо в руки находящемуся в эмиграции генералу Бур-Коморовскому. Не исключено, что позднее именно смертельная обида за "марсианина Ковальского" обусловила целый ряд дипломатических ошибок генерала, из-за которых Варшавское восстание и осталось без поддержки: обращаться лишний раз с просьбой к соотечественникам Вершинина Бур-Коморовский посчитал ниже своего достоинства...)
Сам сюжет "Заговора..." был достаточно занудным. Глеб Вершинин не придумал ровно ничего нового, просто добросовестно перелицевал несколько "антигерманских" шпионских романов, поменяв только агентов и место действия. Будь литературная критика чуть менее подконтрольным жанром, любой смог бы указать на великое множество чисто логических несоответствий в романе. К примеру, совершенно излишними оказывались все "выходы в эфир" шпиона - ибо на протяжении сотен тысяч километров не было никого, кто смог бы принять его шифровки. К тому же эта деталь сюжета противоречила предыдущим утверждениям автора, будто "Ковальский" - агент настолько автономный, что все свои инструкции получает только однажды и навсегда. Тем не менее марсианский шпион исправно выходил в романе в пустой эфмр вероятно, для того, чтобы у героев был хотя бы один шанс застукать врага врасплох. В момент своего разоблачения агент, как водится, намеревался взорвать лунную базу. Происходило это в то время, когда интернациональная четверка находила, наконец, нефть для Страны Советов. Почему эта сомнительная лунная нефть была так необходима марсианам, каким образом они смогли бы перекачивать на Марс (равно как и наши - на Землю) - всё это оставалось "за кадром". Главное было в конечной победе советских людей над чуждым пришельцем марсианско-польского происхождения. Финальный абзац живописал, как гордо полощется красный стяг над куполом станции. Роман был издан в то время, когда даже невинное замечание о том, что флаг едва ли смог бы "полоскаться" в безвоздушном пространстве Луны, воспринято было бы как выпад. Все и помалкивали. Один только Шпаковский - на правах классика во время обсуждений книги на Секции ворчливо влез было с пожеланиями убрать со станции грека и заменить его "хотя бы китайцем", но был строго одернут председательствующим Кургузовым.
По всей вероятности, хладнокровный автор романа Глеб Вершинин и рассчитывал, что любые претензии к "антишпионскому" роману вряд ли будут высказаны: любой из критикующих мог автоматически попасть в число "защитников шпионов"; а этого никому не хотелось. Вершинин ничуть не обольщался по поводу своих писательских способностей, однако полагал, что на таком-то уровне сможет сотворить не хуже всех остальных. Если Шпаковский сам был уверен, что его "Вспашка" действительно великая вещь, если Курицын сочинял свой роман из очевидно хулиганских побуждений, то Глеб Вершинин прекрасно знал, что делает. Фантастика была в фаворе. Значит, Глеб Вершинин [7]должен был сделаться фантастом. Простой и естественный логический ход.
Помимо наиболее известных произведений В. Курицына и Г.Вершинина, в конце 30-х и в начале 40-х выходили в свет научно-фантастические произведения авторов, о которых уже говорилось выше (Сем.Шпаныря, А.Зайцева, Ан.Спирина, самого С.Кургузова и других). Все они так или иначе развивали "лунные" идеи и потому считались идеологически приемлемым и полезным чтением. Все они задавали соответствующие сюжетные координаты, которые советский читатель уже полагал давно привычными. Луна неизбежно становилась частью повседневного быта, непременным атрибутом многих газетных отчетов и радиопередач. К сожалению, собственно научно-техническая составляющая "Проекта-К" в те годы сильно отставала от составляющих "идеологической" и "культурной": несмотря на все усилия, группа Королева-Бармина так и не успела до лета 1941 года создать ракетный двигатель необходимой мощности. "Побочным" результатом их исследований стало разве что создание ракеты для гвардейского миномета - знаменитой "катюши", что пригодилось в годы войны. Война же и - прежде всего - потеря объекта Киев-17 (что стало для Верховного куда большим ударом, нежели сдача Киева) вынудили Сталина несколько отодвинуть основную часть проекта "Катапульта". Только с сентября 1945 года сотрудники 2-го авиационного Наркомата могли по-настоящему возобновить свою работу "по основному профилю".
Примерно с этого же времени начинается следующий этап в советской фантастике - рекордный по количеству новых книг за сравнительно небольшой срок в восемь лет. О "качестве" - речь впереди.
V. БОРЬБА ЗА ПЕРВЕНСТВО МИРА СО СМЕРТЕЛЬНЫМ ИСХОДОМ (1945 - 1953)
Скандальные слухи о помешательстве Генерального секретаря Иосифа Сталина просочились в американские бульварные газеты в августе 1945 года и были немедленно пресечены Госдепартаментом. Впрочем, эти сенсационные сведения не получили бы никакого резонанса в любом случае: авторитет СССР и его лидера после победы над германским фашизмом был настолько высок, что скандал едва бы смог разгореться в такой атмосфере. Поводом же к несостоявшейся сенсации, очевидно, послужила утечка информации из кулуаров Потсдамской конференции, проходившей близ Берлина с 17 июля по 2 августа. Дело в том, что под занавес встречи Сталин, беседуя с Трумэном, в свойственной ему лаконичной манере предложил обсудить все проблемы, связанные с разделом Луны между державами-победительницами и, может быть, подписать еще одно четырехстороннее соглашение "с учетом несомненного приоритета СССР в этой сфере и с правом решающего голоса у его руководителя". Американский историк и политолог Роберт Майлин, бывший в ту пору переводчиком Трумэна, много позднее в своей книге "Перед Хиросимой был Потсдам" (1966) так описывал и комментировал этот в высшей степени странный разговор: "Трумэну вначале показалось, что он ослышался или слова "Дяди Джо" ему неверно перевели. "Простите, господин Сталин, Вы имеете в виду, конечно, раздел Германии?" - переспросил он. Сталин затянулся своею знаменитой трубочкой и очень четко повторил: "Луны. О Германии ведь мы уже договорились. Я имею в виду именно Луну. И учтите, господин президент, у Советского Союза есть достаточно сил и технических возможностей, чтобы доказать наш приоритет самым серьезным образом". Гарри Трумэн заметно встревожился. Ему вдруг показалось, будто "Дядя Джо" таким вот необычным образом даег понять американскому президенту, что ему уже всё известно о "Толстяке" и "Малышке" - двух ядерных устройствах, которыми как раз в эти дни снаряжали в Лос-Аламосе бомбовые отсеки двух специально оборудованных бомбардировщиков типа "Летающая крепость". Президент США первоначально намеревался уведомить Сталина о предстоящем авиационном налете на Хиросиму и Нагасаки только накануне события, 5 августа. Однако теперь он неожиданно изменил своё решение и поспешил сделать признание немедленно, невольно проигнорировав сам вопрос о Луне. Это не укрылось от внимания Сталина. Он выслушал краткое сообщение о новой бомбе с непроницаемым выражением лица и, тщательно подбирая слова, сказал: "Мы об этом знали, господин Трумэн. Однако даже ваша атомная бомба не сможет помешать нам добиться своей цели. Запомните, от Луны мы никогда не отступимся!" - после чего дал понять, что разговор окончен. Сразу после конференции вашингтонские эксперты тщательно проанализировали этот диалог и окончательно отбросили версию о якобы спонтанном помешательстве Сталина. "Лунная" тема была признана аналитиками хитрым дипломатическим маневром. Сам Гарри Трумэн был уверен, что все посторонние разговоры о Луне - есть всего лишь проявление азиатского коварства Сталина, который хотел, обескуражив собеседника, заставить его проговориться о весьма интересующих советскую сторону подробностях американского атомного проекта..."
Сталин же сделал из короткого разговора с президентом собственные выводы. Растерянность Трумэна и его непонятно легкое признание факта появления у США новой сверхмощной бомбы Сталин расценил как самое убедительное доказательство его подозрений: Штаты действительно имеют свои виды на историческую мечту советского народа Луну и не собираются от них отказываться. (Забавно, но Сталин в тот раз перехитрил сам себя и сам невольно спровоцировал реальное создание Лунного проекта США. Тема Луны, до тех пор не возникавшая в Конгрессе, после отчета экспертов неожиданно всплыла, и часть оборонных ассигнований было на всякий случай отпущена закрытому институту Вернера фон Брауна, который ныне работал на американцев и которому до того случая практически не выделяли средств на полноценные исследования такого масштаба.)
С этого момента и началась первая фаза изнурительной "холодной войны" бывших союзников по антигитлеровской коалиции.
Между тем, угрожающие фразы Сталина насчет "наших сил и технических возможностей" были блефом чистейшей воды. К лету 1945 года больше половины служб второго авиационного Наркомата было еще не расконсервировано, а опыты, начатые конструкторами до войны, пока не давали должных результатов. К тому же "Комета" - экспериментальная модель навесного реактивного двигателя средней мощности - просто-напросто взорвалась во время первых же ходовых испытаний, разнеся только что выстроенный новенький стартовый комплекс на островном полигоне в Городомле. Берия, назначенный курировать одновременно и Курчатова, и Королева, метался между двумя полигонами, устраивая ведущим инженерам изнурительные проверки на лояльность. У курчатовцев дела шли сравнительно неплохо, а Королев мог пока только предъявлять взору куратора многостраничные отчеты и искореженные обломки "Л-1". Два завода в Первоуральске готовы были в любой момент начать сборку ракетного снаряда, но из четырех сотен комплектующих капсулы по-настоящему было разработано и опробовано на стендах только четырнадцать не самых важных узлов - да и те на полигоне показывали крайне посредственные результаты. До старта было так же далеко, как и до самой Луны...
Пожалуй, один только Степан Кургузов деятельно выполнял и перевыполнял свои обязательства перед "Проектом-К". Если бы то, о чем трубили в своих романах его подопечные фантасты, в самом деле вошло в строй или хотя бы дошло до стадии промышленной обкатки, то Луну можно было считать космическим "филиалом" СССР со всеми вытекающими отсюда последствиями. Благодаря Кургузову и его Секции население уже подготовилось к тому, что задача освоения спутника Земли будет не сегодня-завтра просто вписана в планы текущего дня, станет рядовым техническим фактом пятилетки. К концу 40-х многие читатели в СССР искренне полагали, что наша лунная программа давным-давно начата, идет полным ходом, и граждан пока не информируют лишь из соображений секретности. Эти умонастроения в обществе хорошо отразил, например, тогдашний роман А.Полещука "Падает вверх": в нем гражданам советской страны в один прекрасный день просто объявляли, как о чем-то само собой разумеющемся, что наши космонавты не первый год летают на Луну и что у нас там выстроено уже несколько баз.
И А.Полещук, и прочие члены кургузовской Секции своими книгами старались укрепить читателей в сознании, что их фантастика правдива в этом главном, - вполне возможно, некоторые из авторов постепенно и сами уверились в этом. На такого рода идеологической "базе" и была начата в конце 40-х годов так называемая "борьба за приоритеты" - шумная пропагандистская кампания, в которой фантасты, увы, не могли не оказаться в первых рядах. В печально знаменитом постановлении ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград" (14 августа 1946 года) указанные издания обвинялись в "низкопоклонстве перед Западом". Официальной причиной разгрома этих журналов считалась публикация в них произведений "хулигана и пошляка Зощенко" и стихов Ахматовой,'"типичной представительницы чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии". Истинная же причина была совсем в другом. По сути, постановление от 14 августа было первым серьезным предупреждениям ленинградским писателям, которые, в отличие от москвичей и множества провинциалов, еще недостаточно активно включились в "идейную борьбу" и недостаточно часто обращались к "лунному" жанру в научной фантастике. "Как могло случиться, - говорилось, в частности, в постановлении, - что журналы "Звезда" и "Ленинград", издающиеся в Ленинграде, городе-герое, известном своими передовыми революционными традициями, городе, всегда являвшемся рассадником передовых идей и передовой культуры, допустили замалчивание нашей замечательной научно-фантастической литературы, посвященной научному и космическому гению человека труда Страны Советов? Ведь именно фантастика помогает государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолевать всякие препятствия". Судя по стилистике постановления, Жданов сочинял его явно не без помощи Степана Кургузова. Не случайно уже в сентябре 1946 года сам Кургузов посетил Ленинградское отделение Союза писателей СССР, при закрытых дверях беседовал с А.Прокофьевым, а заодно устроил дотошную инспекцию редакционных портфелей Лениздата и местных филиалов столичных "Советского писателя" и "Молодой гвардии". Уже в дни приезда Кургузова в городе на Неве в оперативном порядке было создано ленинградское отделение Секции фантастов, на первых порах его возглавил критик Анатолий Логинов (позже заподозренный в космополитизме и смещенный со столь высокого поста). А буквально через три месяца после отбытия Кургузова обратно в Москву были выпущены в свет сразу три романа - "Битая карта" Олега Хрусталева, "Если враг не сдается..." Марка Рутберга и "Далекое - близкое" Ильи Садофьева. Каждый из трех романов был по-своему любопытен - в том плане, что в каждом было очень хорошо виден руководящий нажим столичного начальства и острое желание быть "в струе".
В "Битой карте" шпион некой чрезвычайно зловредной заокеанской державы на протяжении всей первой части книги пытался выведать секреты устройства нашего космического корабля "Гром" и во второй части даже проникал "зайцем" на борт. Автор довольно остроумно использовал сюжетную канву известного американского рассказа "Неумолимое уравнение" Томаса Годвина. И у американца, и у советского автора появление лишнего человека на борту было гибельно для экспедиции (на корабле рассчитан каждый грамм веса и при дополнительной нагрузке просто не хватит горючего для посадки). Однако у Годвина астронавт-командир выбрасывал бедную девушку-"зайца" в соответствии с инструкцией, испытывая потом некоторые муки совести. В нашем же случае "заяц" оказывался отнюдь не невинной девушкой, а матерым врагом, и его выталкивали за борт "по закону", в соответствии с приговором Временной Чрезвычайной Тройки (командир корабля, первый помощник и парторг).
Таким же стойким борцом, как и О.Хрусталев, выглядел автор романа "Если враг не сдается..." Марк Рутберг. В центр произведения попадала весьма несимпатичная фигура доктора наук Лаврентьева. В свое время осужденный на процессе "Промпартии", Лаврентьев сделал тогда вид, что осознал свою вину, и потому был помилован нашим самым беспощадным и вместе с тем самым гуманным в мире судом. Более того: оступившийся ученый получил возможность работать по специальности, в авиакосмической лаборатории государственного значения. Многие годы Лаврентьев таил свою сущность и даже преступным образом хорошо зарекомендовал себя - в результате чего получил доступ к совершенно секретным документам. В пору, когда иностранные разведки стали протягивать свои загребущие щупальца к нашим тайнам (без помощи шпионов зарубежные лаборатории и институты буквально останавливали свою работу!), иуда-Лаврентьев решился на предательство. Так случилось, что чертежи нашего родного корабля "Мечта" едва не попали в зарубежный исследовательский центр, где иностранные мудрецы бились над своим насквозь выморочным проектом "Аризона". К счастью, наша "Мечта" (и мечта без кавычек) не досталась врагу: чекисты вовремя выследили агента и подсунули ему имитацию вместо чертежей. Созданная по фальшивым чертежам, "Аризона" взорвалась на старте. (Интересно, что в описании аварии автор, сам того не зная, угадал некоторые подробности нашей тщательно скрываемой городомлинской катастрофы "Кометы" - хотя, конечно, в нашем случае обошлось без иностранных козней...)
Сталин же сделал из короткого разговора с президентом собственные выводы. Растерянность Трумэна и его непонятно легкое признание факта появления у США новой сверхмощной бомбы Сталин расценил как самое убедительное доказательство его подозрений: Штаты действительно имеют свои виды на историческую мечту советского народа Луну и не собираются от них отказываться. (Забавно, но Сталин в тот раз перехитрил сам себя и сам невольно спровоцировал реальное создание Лунного проекта США. Тема Луны, до тех пор не возникавшая в Конгрессе, после отчета экспертов неожиданно всплыла, и часть оборонных ассигнований было на всякий случай отпущена закрытому институту Вернера фон Брауна, который ныне работал на американцев и которому до того случая практически не выделяли средств на полноценные исследования такого масштаба.)
С этого момента и началась первая фаза изнурительной "холодной войны" бывших союзников по антигитлеровской коалиции.
Между тем, угрожающие фразы Сталина насчет "наших сил и технических возможностей" были блефом чистейшей воды. К лету 1945 года больше половины служб второго авиационного Наркомата было еще не расконсервировано, а опыты, начатые конструкторами до войны, пока не давали должных результатов. К тому же "Комета" - экспериментальная модель навесного реактивного двигателя средней мощности - просто-напросто взорвалась во время первых же ходовых испытаний, разнеся только что выстроенный новенький стартовый комплекс на островном полигоне в Городомле. Берия, назначенный курировать одновременно и Курчатова, и Королева, метался между двумя полигонами, устраивая ведущим инженерам изнурительные проверки на лояльность. У курчатовцев дела шли сравнительно неплохо, а Королев мог пока только предъявлять взору куратора многостраничные отчеты и искореженные обломки "Л-1". Два завода в Первоуральске готовы были в любой момент начать сборку ракетного снаряда, но из четырех сотен комплектующих капсулы по-настоящему было разработано и опробовано на стендах только четырнадцать не самых важных узлов - да и те на полигоне показывали крайне посредственные результаты. До старта было так же далеко, как и до самой Луны...
Пожалуй, один только Степан Кургузов деятельно выполнял и перевыполнял свои обязательства перед "Проектом-К". Если бы то, о чем трубили в своих романах его подопечные фантасты, в самом деле вошло в строй или хотя бы дошло до стадии промышленной обкатки, то Луну можно было считать космическим "филиалом" СССР со всеми вытекающими отсюда последствиями. Благодаря Кургузову и его Секции население уже подготовилось к тому, что задача освоения спутника Земли будет не сегодня-завтра просто вписана в планы текущего дня, станет рядовым техническим фактом пятилетки. К концу 40-х многие читатели в СССР искренне полагали, что наша лунная программа давным-давно начата, идет полным ходом, и граждан пока не информируют лишь из соображений секретности. Эти умонастроения в обществе хорошо отразил, например, тогдашний роман А.Полещука "Падает вверх": в нем гражданам советской страны в один прекрасный день просто объявляли, как о чем-то само собой разумеющемся, что наши космонавты не первый год летают на Луну и что у нас там выстроено уже несколько баз.
И А.Полещук, и прочие члены кургузовской Секции своими книгами старались укрепить читателей в сознании, что их фантастика правдива в этом главном, - вполне возможно, некоторые из авторов постепенно и сами уверились в этом. На такого рода идеологической "базе" и была начата в конце 40-х годов так называемая "борьба за приоритеты" - шумная пропагандистская кампания, в которой фантасты, увы, не могли не оказаться в первых рядах. В печально знаменитом постановлении ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград" (14 августа 1946 года) указанные издания обвинялись в "низкопоклонстве перед Западом". Официальной причиной разгрома этих журналов считалась публикация в них произведений "хулигана и пошляка Зощенко" и стихов Ахматовой,'"типичной представительницы чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии". Истинная же причина была совсем в другом. По сути, постановление от 14 августа было первым серьезным предупреждениям ленинградским писателям, которые, в отличие от москвичей и множества провинциалов, еще недостаточно активно включились в "идейную борьбу" и недостаточно часто обращались к "лунному" жанру в научной фантастике. "Как могло случиться, - говорилось, в частности, в постановлении, - что журналы "Звезда" и "Ленинград", издающиеся в Ленинграде, городе-герое, известном своими передовыми революционными традициями, городе, всегда являвшемся рассадником передовых идей и передовой культуры, допустили замалчивание нашей замечательной научно-фантастической литературы, посвященной научному и космическому гению человека труда Страны Советов? Ведь именно фантастика помогает государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолевать всякие препятствия". Судя по стилистике постановления, Жданов сочинял его явно не без помощи Степана Кургузова. Не случайно уже в сентябре 1946 года сам Кургузов посетил Ленинградское отделение Союза писателей СССР, при закрытых дверях беседовал с А.Прокофьевым, а заодно устроил дотошную инспекцию редакционных портфелей Лениздата и местных филиалов столичных "Советского писателя" и "Молодой гвардии". Уже в дни приезда Кургузова в городе на Неве в оперативном порядке было создано ленинградское отделение Секции фантастов, на первых порах его возглавил критик Анатолий Логинов (позже заподозренный в космополитизме и смещенный со столь высокого поста). А буквально через три месяца после отбытия Кургузова обратно в Москву были выпущены в свет сразу три романа - "Битая карта" Олега Хрусталева, "Если враг не сдается..." Марка Рутберга и "Далекое - близкое" Ильи Садофьева. Каждый из трех романов был по-своему любопытен - в том плане, что в каждом было очень хорошо виден руководящий нажим столичного начальства и острое желание быть "в струе".
В "Битой карте" шпион некой чрезвычайно зловредной заокеанской державы на протяжении всей первой части книги пытался выведать секреты устройства нашего космического корабля "Гром" и во второй части даже проникал "зайцем" на борт. Автор довольно остроумно использовал сюжетную канву известного американского рассказа "Неумолимое уравнение" Томаса Годвина. И у американца, и у советского автора появление лишнего человека на борту было гибельно для экспедиции (на корабле рассчитан каждый грамм веса и при дополнительной нагрузке просто не хватит горючего для посадки). Однако у Годвина астронавт-командир выбрасывал бедную девушку-"зайца" в соответствии с инструкцией, испытывая потом некоторые муки совести. В нашем же случае "заяц" оказывался отнюдь не невинной девушкой, а матерым врагом, и его выталкивали за борт "по закону", в соответствии с приговором Временной Чрезвычайной Тройки (командир корабля, первый помощник и парторг).
Таким же стойким борцом, как и О.Хрусталев, выглядел автор романа "Если враг не сдается..." Марк Рутберг. В центр произведения попадала весьма несимпатичная фигура доктора наук Лаврентьева. В свое время осужденный на процессе "Промпартии", Лаврентьев сделал тогда вид, что осознал свою вину, и потому был помилован нашим самым беспощадным и вместе с тем самым гуманным в мире судом. Более того: оступившийся ученый получил возможность работать по специальности, в авиакосмической лаборатории государственного значения. Многие годы Лаврентьев таил свою сущность и даже преступным образом хорошо зарекомендовал себя - в результате чего получил доступ к совершенно секретным документам. В пору, когда иностранные разведки стали протягивать свои загребущие щупальца к нашим тайнам (без помощи шпионов зарубежные лаборатории и институты буквально останавливали свою работу!), иуда-Лаврентьев решился на предательство. Так случилось, что чертежи нашего родного корабля "Мечта" едва не попали в зарубежный исследовательский центр, где иностранные мудрецы бились над своим насквозь выморочным проектом "Аризона". К счастью, наша "Мечта" (и мечта без кавычек) не досталась врагу: чекисты вовремя выследили агента и подсунули ему имитацию вместо чертежей. Созданная по фальшивым чертежам, "Аризона" взорвалась на старте. (Интересно, что в описании аварии автор, сам того не зная, угадал некоторые подробности нашей тщательно скрываемой городомлинской катастрофы "Кометы" - хотя, конечно, в нашем случае обошлось без иностранных козней...)