Страница:
23. После разрушения Артаксаты16 Корбулон решил воспользоваться еще владевшей врагами растерянностью и захватить Тигранокерту, чтобы или, уничтожив ее, вселить в них еще больший ужас, или, пощадив, - породить молву о своем милосердии Он направляется к городу, не производя со своим войском опустошений, чтобы не отнимать надежды на снисхождение, и вместе с тем не забывая о мерах предосторожности, ибо он хорошо знал, как непостоянен этот народ, столь же малодушный в опасности, сколь вероломный при благоприятных для него обстоятельствах. Варвары, смотря по нраву каждого, одни обращаются к нему с мольбами, другие - покидают свои селения и уходят в глухие места; были и такие, которые вместе со всем, что было для них дороже всего, укрылись в пещерах. Поэтому и римский полководец поступал с ними по-разному: был милостив к взывающим о пощаде, стремителен в преследовании бегущих и безжалостен к засевшим в убежищах: он закладывает входы и выходы пещер сучьями и валежником и разводит огонь. А когда он проходил мимо пределов мардов, привычные к разбойным набегам и защищенные от вторжения горами, они совершили на него нападение; бросив на них иберов, Корбулон разорил их земли и дерзость врагов отмстил чужой кровью.
24. Сам он и его войско, хоть оно и не понесло потерь от сражений, вынужденные утолять голод одним только мясом, изнемогали от лишений и трудностей; недостаток воды, знойное лето, дальность переходов - все это умерялось лишь терпением полководца, переносившего наравне с рядовым воином те же и даже большие тяготы. Наконец выбрались в обитаемые места и сняли жатву; из двух крепостей, в которых укрылись армяне, одна была взята приступом; тех же, кому удалось отбить первый натиск, вынудили к сдаче осадою. Перейдя затем в область тавравнитов, Корбулон избегнул нежданной опасности: возле его палатки был схвачен с оружием некий варвар из знатного рода. Под пыткою он раскрыл заговор и его цели, назвался его главой и зачинщиком и выдал своих сотоварищей; и были изобличены и наказаны те, кто под личиной друзей готовил злодейское покушение. Вскоре прибывшие из Тигранокерты послы заявили, что их город открыл ворота и его жители ждут приказаний; при этом в качестве дара гостеприимства они поднесли золотой венец; Корбулон благосклонно принял его, и городу не было причинено никакого ущерба, дабы горожане с тем большей готовностью соблюдали повиновение.
25. Но крепость Легерда, в которой заперлась отважная молодежь, была захвачена не без борьбы: враги осмелились дать битву у ее стен и, загнанные внутрь укреплений, перестали сопротивляться лишь после того, как нами был насыпан осадный вал и наши силою ворвались в крепость. Это было облегчено тем, что парфян связывала война с гирканами. Тогда же гирканы направили к римскому принцепсу посольство с просьбой о заключении с ними союза, указывая как на залог дружбы, что они сдерживают царя Вологеза. Корбулон при возвращении послов дал им охрану, чтобы, переправившись через Евфрат, они не были схвачены вражескими отрядами: их проводили до берегов Красного моря, откуда, избежав пределов парфян, они возвратились на родину.
26. А когда Тиридат, пройдя через земли мидян, вторгся в пограничные с ними пределы Армении, Корбулон вынудил его удалиться и оставить мысль о войне, выслав против него со вспомогательными войсками легата Верулана и поспешив вслед за ним с легионами; опустошив огнем и мечом владения тех, о чьей враждебности к нам он был осведомлен, Корбулон уже держал в своих руках всю Армению, когда прибыл Тигран, избранный Нероном ее властителем; он происходил из каппадокийской знати, был внуком царя Архелая, но длительное пребывание в Риме заложником воспитало в нем рабскую приниженность. Принят он был не всеми с одинаковою готовностью, так как некоторые все еще питали привязанность к Арсакидам; но большинство ненавидело парфян за надменность и предпочитало иметь царя, присланного из Рима. Тиграну дали охрану из тысячи легионеров, двух союзнических когорт и двух отрядов вспомогательной конницы, и чтобы ему было легче удерживать за собою новый престол, определенным частям Армении, смотря по тому, к чьим землям они примыкали, было велено повиноваться Фарасману, Полемону, Аристобулу и Антиоху. Со смертью Умидия Квадрата Корбулон отбыл в Сирию, оставшуюся без наместника и отданную ему в управление.
27. В том же году Лаодикея, один из славнейших городов Азии, была разрушена землетрясением и без нашей помощи, своими средствами сама себя подняла из развалин. В Италии старинный город Путеолы получил от Нерона права колонии и название по его имени17. К Таренту и Анцию были приписаны ветераны, не способствовавшие, однако, заселению этих пустынных местностей, так как в большинстве они разбрелись по провинциям, в которых закончили срок своей службы; не привыкшие к брачным союзам и воспитанию рожденных от них детей, они оставляли свои дома безлюдными, без наследников. К тому же теперь выводились на поселение не легионы в полном составе, со своими центурионами и трибунами, - как в былые времена, когда каждый воин вместе со своими товарищами составляли общину, живущую в добром согласии, - но воины, друг друга не знавшие, из различных манипулов, без руководителя, без взаимной привязанности, наскоро собранные все вместе как бы из разноплеменных людей, - скорее какое-то сборище, чем колония.
28. Так как избрание преторов, обычно производившееся сенатом, сопровождалось на этот раз особенно ожесточенной борьбой, принцепс внес успокоение, назначив троих из соискателей легатами легионов18, так что число оставшихся сравнялось с числом преторских мест. Он также возвысил достоинство сената, определив, что апеллирующие к нему на решения судей по гражданским делам рискуют такой же суммой, как и апеллирующие к императору, тогда как ранее обращавшиеся с этим в сенат не вносили никакого залога. В конце года римский всадник Вибий Секунд по обвинению, выдвинутому против него мавританцами, осуждается за вымогательство и изгоняется из Италии; он избежал более сурового наказания лишь благодаря заступничеству своего брата Вибия Криспа.
29. В консульство Цезенния Пета и Петрония Турпилиана19 нам пришлось понести в Британии тяжелое поражение; Авл Дидий, как я упоминал выше, сохранил в ней только старые приобретения, а его преемник Вераний, незначительными набегами разорявший силуров, умер, не успев расширить военные действия; пользуясь при жизни славою мужа строгих нравственных правил, он выказал себя в завещании суетным честолюбцем: расточив Нерону обильную лесть, он под конец заявлял, что окончательно подчинил бы его власти эту провинцию, доводись ему прожить еще хотя бы два года. Но в описываемое время британцами правил Светоний Паулин, знанием военного дела и славой в народе, который для всякого находит соперника, состязавшийся с Корбулоном и стремившийся укрощением неприятеля сравняться в заслугах с покорителем Армении. Итак, он решает напасть на густонаселенный и служивший пристанищем для перебежчиков остров Мону и с этой целью строит плоскодонные корабли, не боящиеся мелководья и подводных камней. На них он и перевез пехотинцев; всадники же переправились следуя по отмелям, а в более глубоких местах - плывя рядом с конями20.
30. На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины; похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды21 с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся на них удары. Наконец, вняв увещаниям полководца и побуждая друг друга не страшиться этого исступленного, наполовину женского войска, они устремляются на противника, отбрасывают его и оттесняют сопротивляющихся в пламя их собственных факелов. После этого у побежденных размещают гарнизон и вырубают их священные рощи, предназначенные для отправления свирепых суеверных обрядов: ведь у них считалось благочестивым орошать кровью пленных жертвенники богов и испрашивать их указаний, обращаясь к человеческим внутренностям. И вот, когда Светоний был занят выполнением этих дел, его извещают о внезапно охватившем провинцию возмущении.
31. Царь иценов Прасутаг, славившийся огромным богатством, назначил в завещании своими наследниками Цезаря и двух дочерей, рассчитывая, что эта угодливость оградит его царство и достояние от насилий. Но вышло наоборот, и царство стали грабить центурионы, а достояние - рабы прокуратора, как если бы и то и другое было захвачено силой оружия. Прежде всего была высечена плетьми жена Прасутага Боудикка и обесчещены дочери; далее, у всех видных иценов отнимается унаследованное от предков имущество (словно вся эта область была подарена римлянам), а с родственниками царя начинают обращаться как с рабами. Возмущенные этими оскорблениями и страшась еще худших, поскольку их земля стала частью провинции, ицены хватаются за оружие и привлекают к восстанию тринобантов, а также всех тех, кто, еще не сломленный порабощением, поклялся на тайных собраниях отвоевать утраченную свободу, питая особую ненависть к ветеранам. И в самом деле, недавно выведенные в колонию Камулодун, они выбрасывали тринобантов из их жилищ, сгоняли с полей, называя пленниками и рабами, причем воины потворствовали своеволию ветеранов и вследствие сходства в образе жизни, и в надежде на то, что им будет дозволено то же. К тому же возведенный божественному Клавдию храм представлялся тринобантам как бы оплотом вечного господства над ними, а назначенные его жрецами разоряли их под предлогом издержек на отправление культа. Между тем восставшим казалось делом отнюдь нетрудным уничтожить колонию, не имевшую никаких укреплений, ибо наши военачальники об этом не позаботились, думая более о приятном, чем о полезном.
32. При таком положении дел статуя Виктории в Камулодуне безо всякой явной причины рухнула со своего места и повернулась в противоположную сторону, как бы отступая перед врагами. И впавшие в исступление женщины стали пророчить близкую гибель: в курии камулодунцев раздавались какие-то непонятные звуки, театр оглашался воплями, и на воде в устье Тамезы явилось изображение поверженной в прах колонии; Океан стал красным, как кровь, и на обнаженном отливом дне виднелись очертания человеческих трупов. Все это толковалось как знамения, благоприятные для британцев, зловещие для ветеранов. И так как Светоний был далеко, обратились за помощью к прокуратору Кату Дециану. Тот прислал не более двухсот человек, и к тому же без надлежащего вооружения; стоял в Камулодуне и малочисленный отряд воинов. Уповая на храм как на неприступную крепость и встречая противодействие в осуществлении разумных мероприятий со стороны тех, кто был тайным сообщником восставших, они не провели вала и рва и не отослали женщин и стариков, с тем чтобы оставить при себе только боеспособных; и вот тьма варваров окружает их, столь же беспечных, как если бы кругом царил мир. Напавшие разграбили и сожгли все, кроме храма, в котором сосредоточились воины и который после двухдневной осады был также захвачен врагами. Победители-британцы, выйдя навстречу шедшему на выручку Камулодуна легату девятого легиона Петилию Цериалу, рассеяли его легион, перебив всех пехотинцев; сам Цериал с конницей ускользнул в лагерь и укрылся за его укреплениями. Устрашенный этим разгромом и ожесточением провинции, которую его корыстолюбие ввергло в мятеж. Кат переправился в Галлию.
33. А Светоний, с поразительной стойкостью пробившийся среди врагов, достиг Лондиния, города, хотя и не именовавшегося колонией22, но весьма людного вследствие обилия в нем купцов и товаров. Здесь, размышляя над тем, не избрать ли его опорою для ведения дальнейших военных действий, он, учтя малочисленность своего войска и пример Петилия, которому дорого обошлась его опрометчивость, решает пожертвовать этим городом ради спасения всего остального. Ни мольбы, ни слезы взывавших к нему о помощи горожан не поколебали его решимости, и он подал сигнал к выступлению, взяв с собою в поход пожелавших ему сопутствовать; те, кого удержали от этого пол или преклонный возраст или привлекательность этого места, были истреблены врагами. Такая же участь постигла и муниципий Веруламий, так как варвары, обрадованные возможностью грабежа и не расположенные к бранным трудам, обходя стороною крепости и гарнизоны, накидывались на то, что сулило особенно богатую добычу и недостаточно охранялось защитниками. Известно, что в упомянутых мною местах погибло до семидесяти тысяч римских граждан и союзников. Ведь восставшие не знали ни взятия в плен, ни продажи в рабство, ни каких-либо существующих на войне соглашений, но торопились резать, вешать, жечь, распинать, как бы в предвидении, что их не минует возмездие, и заранее отмщая себя.
34. Светоний перестал выжидать и решился дать сражение неприятелю лишь после того, как в его распоряжении оказались четырнадцатый легион с вексиллариями двадцатого и подразделения вспомогательных войск из размещенных поблизости - всего около десяти тысяч вооруженных. Для сражения он избирает местность с узкой тесниною перед нею и с прикрывавшим ее сзади лесом, предварительно уверившись в том, что враг только пред ним на равнине и что она совершенно открыта и можно не опасаться засад. Итак, легионеров он расставил сомкнутым строем, по обе стороны от них - легковооруженных, а на крайних флангах - конницу в плотных рядах. А у британцев в каждом отряде конных и пеших шло ликование; их было такое множество, как никогда ранее, и они были преисполнены такой самоуверенности, что взяли с собою жен, дабы те присутствовали при их победе, и посадили их на повозки, находившиеся у краев поля.
35. Боудикка, поместив на колеснице впереди себя дочерей, когда приближалась к тому или иному племени, восклицала, что британцы привыкли воевать под предводительством женщин, но теперь, рожденная от столь прославленных предков, она мстит не за потерянные царство и богатства, но как простая женщина за отнятую свободу, за свое избитое плетьми тело, за поруганное целомудрие дочерей. Разнузданность римлян дошла до того, что они не оставляют неоскверненным ни одного женского тела и не щадят ни старости, ни девственности. Но боги покровительствуют справедливому мщению: истреблен легион, осмелившийся на битву; остальные римляне либо прячутся в лагерях, либо помышляют о бегстве. Они не выдержат даже топота и кликов столь многих тысяч, не то что их натиска и ударов. И если британцы подумают, сколь могучи их вооруженные силы и за что они идут в бой, они убедятся, что в этом сражении нужно победить или пасть. Так решила для себя женщина; пусть же мужчины цепляются за жизнь, чтобы прозябать в рабстве.
36. Не молчал в столь решительный час и Светоний; убежденный в доблести своих воинов, он тем не менее обратился к ним с увещаниями и просьбами презреть вопли и пустые угрозы варваров; все видят, что среди них больше женщин, чем боеспособных мужей; малодушные, кое-как вооруженные, столько раз битые, они сразу же побегут, как только узнают доблесть и мечи своих победителей. Даже при большом числе легионов судьбу сражений решают немногие, и им достанется тем больший почет, если столь малый отряд покроет себя славою, выпадающей на долю целого войска. Только пусть они не расстраивают рядов и, метнув дротики, продолжают непрерывно поражать и уничтожать неприятеля выпуклостями щитов и мечами и не думают о добыче. После того как они одержат победу, все достанется им. Эти слова полководца вызвали такое воодушевление и старые испытанные в походах воины с такой ловкостью изготовились- метнуть дротики, что, уверившись в успешном исходе, Светоний подал сигнал к началу сражения.
37. Сначала легион, не двигаясь с места, стоял за тесниною, заменявшей ему укрепления, но, выпустив все свои дротики в подступивших на расстояние верного удара врагов, бросился на них в боевом порядке наподобие клина. Столь же стремительным был натиск воинов вспомогательных войск; ринулись на неприятеля и всадники с копьями наперевес, смявшие преграждавших им путь и оказывавших сопротивление. После этого остальные враги обратились в бегство, которому, однако, мешали расставленные повсюду и загромождавшие проходы телеги. Наши воины истребляли противника, не щадя и женщин; к грудам человеческих тел добавлялись и трупы пронзенных дротиками и копьями лошадей. Одержанная в тот день победа не уступает в блеске и славе знаменитым победам древности. Ведь было истреблено, как утверждают некоторые, немногим менее восьмидесяти тысяч британцев, тогда как мы потеряли лишь около четырехсот убитыми и не намного более ранеными Боудикка лишила себя жизни ядом. А префект лагеря второго легиона Пении Постум, узнав об успешных действиях воинов четырнадцатого и двадцатого легионов, сразил себя мечом, ибо лишил свой легион той же славы, не выполняв, вопреки воинскому уставу, приказа полководца.
38. Затем для завершения войны все войско было сосредоточено в одном месте, где содержалось в зимних палатках. Цезарь усилил его, направив из Германии подкрепления - две тысячи легионеров, восемь когорт вспомогательных войск и тысячу всадников. Легионеры были использованы для пополнения девятого легиона, а когорты и конница размещены на зимовку во вновь устроенном лагере, и земли всех подозрительных или открыто враждебных народов римское войско подвергло опустошению огнем и мечом. Но больше всего британцы страдали от голода, ибо своевременно не позаботились о посевах и потому, что и старые и молодые отправились на войну, и потому, что рассчитывали на захват наших продовольственных складов. И все же эти неукротимые племена затягивали сопротивление, так как присланный взамен Ката Юлий Классициан, неприязненно относясь к Светонию, из личной вражды препятствовал общему благу, сея слухи о том, что вскоре должен прибыть новый легат, который без злобы к противнику и свойственного победителю высокомерия милостиво отнесется к сдавшимся. Одновременно он писал в Рим, чтобы там не ждали скорого прекращения боевых действий, если не будет назначен преемник Светонию, чьи неудачи он объяснял его непригодностью, а успехи благоприятствованием судьбы.
39. Итак, чтобы обследовать положение в Британии, туда был направлен вольноотпущенник Поликлит, на которого Нерон возлагал большие надежды, рассчитывая, что его влияние сможет не только установить согласие между легатом и прокуратором, но и внести успокоение в непокорные души варваров. Поликлит не замедлил отправиться в путь; на Италию и Галлию он произвел впечатление пышностью и многочисленностью сопровождавших его, а переплыв Океан, внушил страх и нашим воинам: но враги, у которых тогда еще царила никем не стесняемая свобода и которым было неведомо могущество вольноотпущенников, смеялись над ним и поражались тому, что полководец и войско, завершившие такую войну, повинуются каким-то рабам. Однако обо всем он доложил императору в смягченных выражениях; за Светонием было оставлено руководство делами, но так как после этого он потерял на берегу несколько кораблей с гребцами, что было сочтено свидетельством продолжающейся войны, ему было приказано сдать войско закончившему срок своего консульства Петронию Турпилиану. Тот, не раздражая врагов и не тревожимый ими, пребывал в ленивом бездействии, которому присвоил благопристойное наименование мира, 40. В том же году в Риме были совершены два выдающихся преступления, одно сенатором, другое - дерзким рабом. Бывший претор Домиций Бальб, и вследствие преклонного возраста, и вследствие бездетности, при большом богатстве был беззащитен против злокозненных посягательств на его собственность. И вот его родственник Валерий Фабиан, которому был открыт путь к занятию высших должностей в государстве, подделал его завещание с ведома и при содействии римских всадников Виниция Руфина и Теренция Лентина. Те, в свою очередь, привлекли к соучастию Антония Прима и Азиния Марцелла. Антоний отличался решительностью и дерзостью, Марцелл был правнуком знаменитого Азиния Поллиона и мог бы считаться неплохим человеком, если бы не находил бедность худшим из зол. Итак, Фабиан скрепляет завещание печатями упомянутых мною и других менее видных соучастников этого дела. Подлог был изобличен в сенате, и Фабиан, а также Антоний с Руфином и Теренцием осуждаются по Корнелиеву закону23. Марцелла избавили больше от наказания, чем от бесчестия, уважение к памяти его предков и заступничество Цезаря.
41. Сразил этот день и Помпея Элиана, молодого человека, прошедшего квестуру; ему, как знавшему о преступных деяниях Фабиана, было запрещено проживать в Италии и Испании, которая была его родиной. Такому же бесчестию подвергся Валерий Понтик, который, дабы воспрепятствовать привлечению виновных к ответственности через префекта города Рима, обратился с их обвинением к претору, прикрываясь законами и намереваясь выступить на суде таким образом, чтобы избавить их от заслуженной кары. В сенатском постановлении по его делу было добавлено, что виновные в подобном сговоре и подкупленный, и подкупивший - подлежат такому же наказанию, какое назначается уголовным судом за клеветническое обвинение24.
42. Немного позднее префекта города Рима Педания Секунда убил его собственный раб, то ли из-за того, что, условившись отпустить его за выкуп на волю, Секунд отказал ему в этом, то ли потому, что убийца, охваченный страстью к мальчику, не потерпел соперника в лице своего господина. И когда в соответствии с древним установлением25 всех проживавших с ним под одним кровом рабов собрали, чтобы вести на казнь, сбежался простой народ, вступившийся за стольких ни в чем не повинных, и дело дошло до уличных беспорядков и сборищ перед сенатом, в котором также нашлись решительные противники столь непомерной строгости, хотя большинство сенаторов полагало, что существующий порядок не подлежит изменению. Из числа последних при подаче голосов выступил со следующей речью Гай Кассий:
43. "Я часто присутствовал, отцы сенаторы, в этом собрании, когда предлагались новые сенатские постановления в отмену указов и законов, оставшихся нам от предков; я не противился этому, и не потому, чтобы сомневался, что некогда все дела решались и лучше, и более мудро и что предлагаемое преобразование старого означает перемену к худшему, но чтобы не думали, будто в своей чрезмерной любви к древним нравам я проявляю излишнее рвение. Вместе с тем я считал, что, если я обладаю некоторым влиянием, то не следует растрачивать его в частых возражениях, дабы оно сохранилось на тот случай, если государству когда-нибудь понадобятся мои советы. Ныне пришла такая пора. У себя в доме убит поднявшим на него руку рабом муж, носивший консульское звание, и никто этому не помешал, никто не оповестил о готовящемся убийстве, хотя еще нисколько не поколеблен в силе сенатский указ, угрожающий казнью всем проживающим в том же доме рабам. Постановите, пожалуй, что они освобождаются от наказания. Кого же тогда защитит его положение, если оно не спасло префекта города Рима? Кого убережет многочисленность его рабов, если Педания Секунда не уберегли целых четыреста? Кому придут на помощь проживающие в доме рабы, если они даже под страхом смерти не обращают внимания на грозящие нам опасности? Или убийца и в самом деле, как не стыдятся измышлять некоторые, лишь отмстил за свои обиды, потому что им были вложены в сделку унаследованные от отца деньги или у него отняли доставшегося от дедов раба? Ну что же, в таком случае давайте провозгласим, что, убив своего господина, он поступил по праву.
44. "Быть может, вы хотите, чтобы я привел доводы в пользу того, что было продумано людьми, превосходившими меня мудростью? Но если бы нам первым пришлось выносить приговор по такому делу, неужели вы полагаете, что раб, решившийся убить господина, ни разу не обронил угрозы, ни о чем не проговорился в запальчивости? Допустим, что он скрыл ото всех свой умысел, что припас оружие без ведома всех остальных. Но неужели ему удалось обмануть охрану, открыть двери спальни, внести в нее свет, наконец совершить убийство, и никто ничего не заметил? Многие улики предшествуют преступлению. Если рабам в случае недонесения предстоит погибнуть, то каждый из нас может жить один среди многих, пребывать в безопасности среди опасающихся друг друга, наконец знать, что злоумышленников настигнет возмездие. Душевные свойства рабов внушали подозрение нашим предкам и в те времена, когда они рождались среди тех же полей и в тех же домах, что мы сами, и с младенчества воспитывались а любви к своим господам. Но после того как мы стали владеть рабами из множества племен и народов, у которых отличные от наших обычаи, которые поклоняются иноземным святыням или не чтят никаких, этот сброд не обуздать иначе, как устрашением. Но погибнут некоторые безвинные? Когда каждого десятого из бежавших с поля сражения засекают палками насмерть, жребий падает порою и на отважного. И вообще всякое примерное наказание, распространяемое на многих, заключает в себе долю несправедливости, которая, являясь злом для отдельных лиц, возмещается общественной пользой".
24. Сам он и его войско, хоть оно и не понесло потерь от сражений, вынужденные утолять голод одним только мясом, изнемогали от лишений и трудностей; недостаток воды, знойное лето, дальность переходов - все это умерялось лишь терпением полководца, переносившего наравне с рядовым воином те же и даже большие тяготы. Наконец выбрались в обитаемые места и сняли жатву; из двух крепостей, в которых укрылись армяне, одна была взята приступом; тех же, кому удалось отбить первый натиск, вынудили к сдаче осадою. Перейдя затем в область тавравнитов, Корбулон избегнул нежданной опасности: возле его палатки был схвачен с оружием некий варвар из знатного рода. Под пыткою он раскрыл заговор и его цели, назвался его главой и зачинщиком и выдал своих сотоварищей; и были изобличены и наказаны те, кто под личиной друзей готовил злодейское покушение. Вскоре прибывшие из Тигранокерты послы заявили, что их город открыл ворота и его жители ждут приказаний; при этом в качестве дара гостеприимства они поднесли золотой венец; Корбулон благосклонно принял его, и городу не было причинено никакого ущерба, дабы горожане с тем большей готовностью соблюдали повиновение.
25. Но крепость Легерда, в которой заперлась отважная молодежь, была захвачена не без борьбы: враги осмелились дать битву у ее стен и, загнанные внутрь укреплений, перестали сопротивляться лишь после того, как нами был насыпан осадный вал и наши силою ворвались в крепость. Это было облегчено тем, что парфян связывала война с гирканами. Тогда же гирканы направили к римскому принцепсу посольство с просьбой о заключении с ними союза, указывая как на залог дружбы, что они сдерживают царя Вологеза. Корбулон при возвращении послов дал им охрану, чтобы, переправившись через Евфрат, они не были схвачены вражескими отрядами: их проводили до берегов Красного моря, откуда, избежав пределов парфян, они возвратились на родину.
26. А когда Тиридат, пройдя через земли мидян, вторгся в пограничные с ними пределы Армении, Корбулон вынудил его удалиться и оставить мысль о войне, выслав против него со вспомогательными войсками легата Верулана и поспешив вслед за ним с легионами; опустошив огнем и мечом владения тех, о чьей враждебности к нам он был осведомлен, Корбулон уже держал в своих руках всю Армению, когда прибыл Тигран, избранный Нероном ее властителем; он происходил из каппадокийской знати, был внуком царя Архелая, но длительное пребывание в Риме заложником воспитало в нем рабскую приниженность. Принят он был не всеми с одинаковою готовностью, так как некоторые все еще питали привязанность к Арсакидам; но большинство ненавидело парфян за надменность и предпочитало иметь царя, присланного из Рима. Тиграну дали охрану из тысячи легионеров, двух союзнических когорт и двух отрядов вспомогательной конницы, и чтобы ему было легче удерживать за собою новый престол, определенным частям Армении, смотря по тому, к чьим землям они примыкали, было велено повиноваться Фарасману, Полемону, Аристобулу и Антиоху. Со смертью Умидия Квадрата Корбулон отбыл в Сирию, оставшуюся без наместника и отданную ему в управление.
27. В том же году Лаодикея, один из славнейших городов Азии, была разрушена землетрясением и без нашей помощи, своими средствами сама себя подняла из развалин. В Италии старинный город Путеолы получил от Нерона права колонии и название по его имени17. К Таренту и Анцию были приписаны ветераны, не способствовавшие, однако, заселению этих пустынных местностей, так как в большинстве они разбрелись по провинциям, в которых закончили срок своей службы; не привыкшие к брачным союзам и воспитанию рожденных от них детей, они оставляли свои дома безлюдными, без наследников. К тому же теперь выводились на поселение не легионы в полном составе, со своими центурионами и трибунами, - как в былые времена, когда каждый воин вместе со своими товарищами составляли общину, живущую в добром согласии, - но воины, друг друга не знавшие, из различных манипулов, без руководителя, без взаимной привязанности, наскоро собранные все вместе как бы из разноплеменных людей, - скорее какое-то сборище, чем колония.
28. Так как избрание преторов, обычно производившееся сенатом, сопровождалось на этот раз особенно ожесточенной борьбой, принцепс внес успокоение, назначив троих из соискателей легатами легионов18, так что число оставшихся сравнялось с числом преторских мест. Он также возвысил достоинство сената, определив, что апеллирующие к нему на решения судей по гражданским делам рискуют такой же суммой, как и апеллирующие к императору, тогда как ранее обращавшиеся с этим в сенат не вносили никакого залога. В конце года римский всадник Вибий Секунд по обвинению, выдвинутому против него мавританцами, осуждается за вымогательство и изгоняется из Италии; он избежал более сурового наказания лишь благодаря заступничеству своего брата Вибия Криспа.
29. В консульство Цезенния Пета и Петрония Турпилиана19 нам пришлось понести в Британии тяжелое поражение; Авл Дидий, как я упоминал выше, сохранил в ней только старые приобретения, а его преемник Вераний, незначительными набегами разорявший силуров, умер, не успев расширить военные действия; пользуясь при жизни славою мужа строгих нравственных правил, он выказал себя в завещании суетным честолюбцем: расточив Нерону обильную лесть, он под конец заявлял, что окончательно подчинил бы его власти эту провинцию, доводись ему прожить еще хотя бы два года. Но в описываемое время британцами правил Светоний Паулин, знанием военного дела и славой в народе, который для всякого находит соперника, состязавшийся с Корбулоном и стремившийся укрощением неприятеля сравняться в заслугах с покорителем Армении. Итак, он решает напасть на густонаселенный и служивший пристанищем для перебежчиков остров Мону и с этой целью строит плоскодонные корабли, не боящиеся мелководья и подводных камней. На них он и перевез пехотинцев; всадники же переправились следуя по отмелям, а в более глубоких местах - плывя рядом с конями20.
30. На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины; похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды21 с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся на них удары. Наконец, вняв увещаниям полководца и побуждая друг друга не страшиться этого исступленного, наполовину женского войска, они устремляются на противника, отбрасывают его и оттесняют сопротивляющихся в пламя их собственных факелов. После этого у побежденных размещают гарнизон и вырубают их священные рощи, предназначенные для отправления свирепых суеверных обрядов: ведь у них считалось благочестивым орошать кровью пленных жертвенники богов и испрашивать их указаний, обращаясь к человеческим внутренностям. И вот, когда Светоний был занят выполнением этих дел, его извещают о внезапно охватившем провинцию возмущении.
31. Царь иценов Прасутаг, славившийся огромным богатством, назначил в завещании своими наследниками Цезаря и двух дочерей, рассчитывая, что эта угодливость оградит его царство и достояние от насилий. Но вышло наоборот, и царство стали грабить центурионы, а достояние - рабы прокуратора, как если бы и то и другое было захвачено силой оружия. Прежде всего была высечена плетьми жена Прасутага Боудикка и обесчещены дочери; далее, у всех видных иценов отнимается унаследованное от предков имущество (словно вся эта область была подарена римлянам), а с родственниками царя начинают обращаться как с рабами. Возмущенные этими оскорблениями и страшась еще худших, поскольку их земля стала частью провинции, ицены хватаются за оружие и привлекают к восстанию тринобантов, а также всех тех, кто, еще не сломленный порабощением, поклялся на тайных собраниях отвоевать утраченную свободу, питая особую ненависть к ветеранам. И в самом деле, недавно выведенные в колонию Камулодун, они выбрасывали тринобантов из их жилищ, сгоняли с полей, называя пленниками и рабами, причем воины потворствовали своеволию ветеранов и вследствие сходства в образе жизни, и в надежде на то, что им будет дозволено то же. К тому же возведенный божественному Клавдию храм представлялся тринобантам как бы оплотом вечного господства над ними, а назначенные его жрецами разоряли их под предлогом издержек на отправление культа. Между тем восставшим казалось делом отнюдь нетрудным уничтожить колонию, не имевшую никаких укреплений, ибо наши военачальники об этом не позаботились, думая более о приятном, чем о полезном.
32. При таком положении дел статуя Виктории в Камулодуне безо всякой явной причины рухнула со своего места и повернулась в противоположную сторону, как бы отступая перед врагами. И впавшие в исступление женщины стали пророчить близкую гибель: в курии камулодунцев раздавались какие-то непонятные звуки, театр оглашался воплями, и на воде в устье Тамезы явилось изображение поверженной в прах колонии; Океан стал красным, как кровь, и на обнаженном отливом дне виднелись очертания человеческих трупов. Все это толковалось как знамения, благоприятные для британцев, зловещие для ветеранов. И так как Светоний был далеко, обратились за помощью к прокуратору Кату Дециану. Тот прислал не более двухсот человек, и к тому же без надлежащего вооружения; стоял в Камулодуне и малочисленный отряд воинов. Уповая на храм как на неприступную крепость и встречая противодействие в осуществлении разумных мероприятий со стороны тех, кто был тайным сообщником восставших, они не провели вала и рва и не отослали женщин и стариков, с тем чтобы оставить при себе только боеспособных; и вот тьма варваров окружает их, столь же беспечных, как если бы кругом царил мир. Напавшие разграбили и сожгли все, кроме храма, в котором сосредоточились воины и который после двухдневной осады был также захвачен врагами. Победители-британцы, выйдя навстречу шедшему на выручку Камулодуна легату девятого легиона Петилию Цериалу, рассеяли его легион, перебив всех пехотинцев; сам Цериал с конницей ускользнул в лагерь и укрылся за его укреплениями. Устрашенный этим разгромом и ожесточением провинции, которую его корыстолюбие ввергло в мятеж. Кат переправился в Галлию.
33. А Светоний, с поразительной стойкостью пробившийся среди врагов, достиг Лондиния, города, хотя и не именовавшегося колонией22, но весьма людного вследствие обилия в нем купцов и товаров. Здесь, размышляя над тем, не избрать ли его опорою для ведения дальнейших военных действий, он, учтя малочисленность своего войска и пример Петилия, которому дорого обошлась его опрометчивость, решает пожертвовать этим городом ради спасения всего остального. Ни мольбы, ни слезы взывавших к нему о помощи горожан не поколебали его решимости, и он подал сигнал к выступлению, взяв с собою в поход пожелавших ему сопутствовать; те, кого удержали от этого пол или преклонный возраст или привлекательность этого места, были истреблены врагами. Такая же участь постигла и муниципий Веруламий, так как варвары, обрадованные возможностью грабежа и не расположенные к бранным трудам, обходя стороною крепости и гарнизоны, накидывались на то, что сулило особенно богатую добычу и недостаточно охранялось защитниками. Известно, что в упомянутых мною местах погибло до семидесяти тысяч римских граждан и союзников. Ведь восставшие не знали ни взятия в плен, ни продажи в рабство, ни каких-либо существующих на войне соглашений, но торопились резать, вешать, жечь, распинать, как бы в предвидении, что их не минует возмездие, и заранее отмщая себя.
34. Светоний перестал выжидать и решился дать сражение неприятелю лишь после того, как в его распоряжении оказались четырнадцатый легион с вексиллариями двадцатого и подразделения вспомогательных войск из размещенных поблизости - всего около десяти тысяч вооруженных. Для сражения он избирает местность с узкой тесниною перед нею и с прикрывавшим ее сзади лесом, предварительно уверившись в том, что враг только пред ним на равнине и что она совершенно открыта и можно не опасаться засад. Итак, легионеров он расставил сомкнутым строем, по обе стороны от них - легковооруженных, а на крайних флангах - конницу в плотных рядах. А у британцев в каждом отряде конных и пеших шло ликование; их было такое множество, как никогда ранее, и они были преисполнены такой самоуверенности, что взяли с собою жен, дабы те присутствовали при их победе, и посадили их на повозки, находившиеся у краев поля.
35. Боудикка, поместив на колеснице впереди себя дочерей, когда приближалась к тому или иному племени, восклицала, что британцы привыкли воевать под предводительством женщин, но теперь, рожденная от столь прославленных предков, она мстит не за потерянные царство и богатства, но как простая женщина за отнятую свободу, за свое избитое плетьми тело, за поруганное целомудрие дочерей. Разнузданность римлян дошла до того, что они не оставляют неоскверненным ни одного женского тела и не щадят ни старости, ни девственности. Но боги покровительствуют справедливому мщению: истреблен легион, осмелившийся на битву; остальные римляне либо прячутся в лагерях, либо помышляют о бегстве. Они не выдержат даже топота и кликов столь многих тысяч, не то что их натиска и ударов. И если британцы подумают, сколь могучи их вооруженные силы и за что они идут в бой, они убедятся, что в этом сражении нужно победить или пасть. Так решила для себя женщина; пусть же мужчины цепляются за жизнь, чтобы прозябать в рабстве.
36. Не молчал в столь решительный час и Светоний; убежденный в доблести своих воинов, он тем не менее обратился к ним с увещаниями и просьбами презреть вопли и пустые угрозы варваров; все видят, что среди них больше женщин, чем боеспособных мужей; малодушные, кое-как вооруженные, столько раз битые, они сразу же побегут, как только узнают доблесть и мечи своих победителей. Даже при большом числе легионов судьбу сражений решают немногие, и им достанется тем больший почет, если столь малый отряд покроет себя славою, выпадающей на долю целого войска. Только пусть они не расстраивают рядов и, метнув дротики, продолжают непрерывно поражать и уничтожать неприятеля выпуклостями щитов и мечами и не думают о добыче. После того как они одержат победу, все достанется им. Эти слова полководца вызвали такое воодушевление и старые испытанные в походах воины с такой ловкостью изготовились- метнуть дротики, что, уверившись в успешном исходе, Светоний подал сигнал к началу сражения.
37. Сначала легион, не двигаясь с места, стоял за тесниною, заменявшей ему укрепления, но, выпустив все свои дротики в подступивших на расстояние верного удара врагов, бросился на них в боевом порядке наподобие клина. Столь же стремительным был натиск воинов вспомогательных войск; ринулись на неприятеля и всадники с копьями наперевес, смявшие преграждавших им путь и оказывавших сопротивление. После этого остальные враги обратились в бегство, которому, однако, мешали расставленные повсюду и загромождавшие проходы телеги. Наши воины истребляли противника, не щадя и женщин; к грудам человеческих тел добавлялись и трупы пронзенных дротиками и копьями лошадей. Одержанная в тот день победа не уступает в блеске и славе знаменитым победам древности. Ведь было истреблено, как утверждают некоторые, немногим менее восьмидесяти тысяч британцев, тогда как мы потеряли лишь около четырехсот убитыми и не намного более ранеными Боудикка лишила себя жизни ядом. А префект лагеря второго легиона Пении Постум, узнав об успешных действиях воинов четырнадцатого и двадцатого легионов, сразил себя мечом, ибо лишил свой легион той же славы, не выполняв, вопреки воинскому уставу, приказа полководца.
38. Затем для завершения войны все войско было сосредоточено в одном месте, где содержалось в зимних палатках. Цезарь усилил его, направив из Германии подкрепления - две тысячи легионеров, восемь когорт вспомогательных войск и тысячу всадников. Легионеры были использованы для пополнения девятого легиона, а когорты и конница размещены на зимовку во вновь устроенном лагере, и земли всех подозрительных или открыто враждебных народов римское войско подвергло опустошению огнем и мечом. Но больше всего британцы страдали от голода, ибо своевременно не позаботились о посевах и потому, что и старые и молодые отправились на войну, и потому, что рассчитывали на захват наших продовольственных складов. И все же эти неукротимые племена затягивали сопротивление, так как присланный взамен Ката Юлий Классициан, неприязненно относясь к Светонию, из личной вражды препятствовал общему благу, сея слухи о том, что вскоре должен прибыть новый легат, который без злобы к противнику и свойственного победителю высокомерия милостиво отнесется к сдавшимся. Одновременно он писал в Рим, чтобы там не ждали скорого прекращения боевых действий, если не будет назначен преемник Светонию, чьи неудачи он объяснял его непригодностью, а успехи благоприятствованием судьбы.
39. Итак, чтобы обследовать положение в Британии, туда был направлен вольноотпущенник Поликлит, на которого Нерон возлагал большие надежды, рассчитывая, что его влияние сможет не только установить согласие между легатом и прокуратором, но и внести успокоение в непокорные души варваров. Поликлит не замедлил отправиться в путь; на Италию и Галлию он произвел впечатление пышностью и многочисленностью сопровождавших его, а переплыв Океан, внушил страх и нашим воинам: но враги, у которых тогда еще царила никем не стесняемая свобода и которым было неведомо могущество вольноотпущенников, смеялись над ним и поражались тому, что полководец и войско, завершившие такую войну, повинуются каким-то рабам. Однако обо всем он доложил императору в смягченных выражениях; за Светонием было оставлено руководство делами, но так как после этого он потерял на берегу несколько кораблей с гребцами, что было сочтено свидетельством продолжающейся войны, ему было приказано сдать войско закончившему срок своего консульства Петронию Турпилиану. Тот, не раздражая врагов и не тревожимый ими, пребывал в ленивом бездействии, которому присвоил благопристойное наименование мира, 40. В том же году в Риме были совершены два выдающихся преступления, одно сенатором, другое - дерзким рабом. Бывший претор Домиций Бальб, и вследствие преклонного возраста, и вследствие бездетности, при большом богатстве был беззащитен против злокозненных посягательств на его собственность. И вот его родственник Валерий Фабиан, которому был открыт путь к занятию высших должностей в государстве, подделал его завещание с ведома и при содействии римских всадников Виниция Руфина и Теренция Лентина. Те, в свою очередь, привлекли к соучастию Антония Прима и Азиния Марцелла. Антоний отличался решительностью и дерзостью, Марцелл был правнуком знаменитого Азиния Поллиона и мог бы считаться неплохим человеком, если бы не находил бедность худшим из зол. Итак, Фабиан скрепляет завещание печатями упомянутых мною и других менее видных соучастников этого дела. Подлог был изобличен в сенате, и Фабиан, а также Антоний с Руфином и Теренцием осуждаются по Корнелиеву закону23. Марцелла избавили больше от наказания, чем от бесчестия, уважение к памяти его предков и заступничество Цезаря.
41. Сразил этот день и Помпея Элиана, молодого человека, прошедшего квестуру; ему, как знавшему о преступных деяниях Фабиана, было запрещено проживать в Италии и Испании, которая была его родиной. Такому же бесчестию подвергся Валерий Понтик, который, дабы воспрепятствовать привлечению виновных к ответственности через префекта города Рима, обратился с их обвинением к претору, прикрываясь законами и намереваясь выступить на суде таким образом, чтобы избавить их от заслуженной кары. В сенатском постановлении по его делу было добавлено, что виновные в подобном сговоре и подкупленный, и подкупивший - подлежат такому же наказанию, какое назначается уголовным судом за клеветническое обвинение24.
42. Немного позднее префекта города Рима Педания Секунда убил его собственный раб, то ли из-за того, что, условившись отпустить его за выкуп на волю, Секунд отказал ему в этом, то ли потому, что убийца, охваченный страстью к мальчику, не потерпел соперника в лице своего господина. И когда в соответствии с древним установлением25 всех проживавших с ним под одним кровом рабов собрали, чтобы вести на казнь, сбежался простой народ, вступившийся за стольких ни в чем не повинных, и дело дошло до уличных беспорядков и сборищ перед сенатом, в котором также нашлись решительные противники столь непомерной строгости, хотя большинство сенаторов полагало, что существующий порядок не подлежит изменению. Из числа последних при подаче голосов выступил со следующей речью Гай Кассий:
43. "Я часто присутствовал, отцы сенаторы, в этом собрании, когда предлагались новые сенатские постановления в отмену указов и законов, оставшихся нам от предков; я не противился этому, и не потому, чтобы сомневался, что некогда все дела решались и лучше, и более мудро и что предлагаемое преобразование старого означает перемену к худшему, но чтобы не думали, будто в своей чрезмерной любви к древним нравам я проявляю излишнее рвение. Вместе с тем я считал, что, если я обладаю некоторым влиянием, то не следует растрачивать его в частых возражениях, дабы оно сохранилось на тот случай, если государству когда-нибудь понадобятся мои советы. Ныне пришла такая пора. У себя в доме убит поднявшим на него руку рабом муж, носивший консульское звание, и никто этому не помешал, никто не оповестил о готовящемся убийстве, хотя еще нисколько не поколеблен в силе сенатский указ, угрожающий казнью всем проживающим в том же доме рабам. Постановите, пожалуй, что они освобождаются от наказания. Кого же тогда защитит его положение, если оно не спасло префекта города Рима? Кого убережет многочисленность его рабов, если Педания Секунда не уберегли целых четыреста? Кому придут на помощь проживающие в доме рабы, если они даже под страхом смерти не обращают внимания на грозящие нам опасности? Или убийца и в самом деле, как не стыдятся измышлять некоторые, лишь отмстил за свои обиды, потому что им были вложены в сделку унаследованные от отца деньги или у него отняли доставшегося от дедов раба? Ну что же, в таком случае давайте провозгласим, что, убив своего господина, он поступил по праву.
44. "Быть может, вы хотите, чтобы я привел доводы в пользу того, что было продумано людьми, превосходившими меня мудростью? Но если бы нам первым пришлось выносить приговор по такому делу, неужели вы полагаете, что раб, решившийся убить господина, ни разу не обронил угрозы, ни о чем не проговорился в запальчивости? Допустим, что он скрыл ото всех свой умысел, что припас оружие без ведома всех остальных. Но неужели ему удалось обмануть охрану, открыть двери спальни, внести в нее свет, наконец совершить убийство, и никто ничего не заметил? Многие улики предшествуют преступлению. Если рабам в случае недонесения предстоит погибнуть, то каждый из нас может жить один среди многих, пребывать в безопасности среди опасающихся друг друга, наконец знать, что злоумышленников настигнет возмездие. Душевные свойства рабов внушали подозрение нашим предкам и в те времена, когда они рождались среди тех же полей и в тех же домах, что мы сами, и с младенчества воспитывались а любви к своим господам. Но после того как мы стали владеть рабами из множества племен и народов, у которых отличные от наших обычаи, которые поклоняются иноземным святыням или не чтят никаких, этот сброд не обуздать иначе, как устрашением. Но погибнут некоторые безвинные? Когда каждого десятого из бежавших с поля сражения засекают палками насмерть, жребий падает порою и на отважного. И вообще всякое примерное наказание, распространяемое на многих, заключает в себе долю несправедливости, которая, являясь злом для отдельных лиц, возмещается общественной пользой".