Страница:
Их было трое, этих охотников за рабами, – бородатые, в безрукавках из овечьих шкур, они, въехав на своих лохматых лошадях прямо в реку и размахивая сулицами, приказали ему поворачивать к берегу. Наречие их заметно отличалось от того, на котором говорили в Бежети, но понять можно было.
Пристав к берегу и кинув им торбу с продуктами и одеждой, он дождался, когда они спешатся, отставят в сторону сулицы и сунутся развязывать торбу, после чего вытащил из-за спины свой клевец и молча, без предупреждения обрушился на всех троих. Бил обушком не насмерть, а лишь чтобы опрокинуть и оглушить. Поединок с Весельчаком пошел впрок, теперь Дарник хорошо знал возможности своего оружия и действовал наверняка. Только третий, самый рослый, из охотников успел отпрыгнуть в сторону и броситься наутек, но и его удалось зацепить ударом по ногам, причем Дарник немного промахнулся, и удар обушка раздробил косточку на щиколотке беглеца.
Связав двух первых охотников, которые уже стали приходить в себя, Дарник присел на землю, чтобы решить, как быть дальше.
– Кто ты такой? – угрюмо спросил охотник с кривым носом, его, как потом выяснилось, так и звали – Кривонос.
Раненый тихо стонал, держась двумя руками за разбитую ногу, и бормотал угрозы в адрес полоумного юнца.
Дарник не отвечал, понимая, что любой его ответ будет слабостью, которую он после своей победы не мог себе позволить. Больше всего его смущала раздробленная щиколотка третьего охотника. Отпускать пленных нельзя, но тащить с собой увечного?.. Наконец решение было принято. Развязав Кривоноса, он протянул ему нож и указал на раненого:
– Убей его!
– Лучше оставим его здесь, – попробовал возражать тот.
– Убей! – Дарник красноречиво перехватил руками клевец, давая понять, что произойдет, если тот не подчинится.
И Кривонос испуганно подчинился: одной рукой отвел руки раненого в сторону, а второй вонзил нож в самое сердце. Третий рыжебородый охотник лишь тупо наблюдал, никак не реагируя.
Дарник и сам не знал, почему отдал такую команду. Уж очень много в Бежети и Каменке говорили о первом убийстве врага, которое-де всегда дается нелегко. Вот и захотелось, чтобы одновременно было и убийство, и как бы его не было. Заодно общей кровью были повязаны и охотники, признав его тем самым своим новым главарем. Можно было на время не бояться их предательства. Удар в спину последует, только если они надолго останутся без пищи. Здесь как в волчьей стае: вожак до тех пор вожак, пока обеспечивает остальным безопасность, обилие еды и отсутствие необходимости принимать собственные решения. И ни в коем случае нельзя было им показывать, что он не знает, что делать, следовало действовать уверенно и решительно. Жестом он приказал Кривоносу развязать рыжебородого.
– Закопаем? – спросил тот, кивая на убитого.
– Клади в дубицу, – распорядился Дарник.
Отстегнув у мертвого товарища кошель со звякнувшими монетами, забрав оружие, безрукавку и сапоги, охотники уложили тело в дубицу и, получив утвердительный кивок Дарника, столкнули лодку на середину реки. Дарник проводил взглядом дубицу без всякого сожаления. Два безопасных дня, проведенных на ней, и так были неплохим подарком судьбы, и если есть шанс пересесть на спину лошади, то какие могут быть сомнения.
– Это все? – спросил Рыбья Кровь, указывая на лошадей.
– Нет, не все, – сказал Кривонос.
Пройдя в глубь леса, они вышли к стану охотников, где находилась еще одна лошадь с волокушей, стояли два шалаша, а под деревом сидели связанные двое рабов: круглолицая некрасивая девушка и тщедушный подросток одних лет с Дарником. Таким образом, количество тех, кого ему предстояло обеспечить едой и заботой, сразу увеличилось вдвое.
Первым делом новый вожак ватаги приказал развязать рабов. Некрасивую девушку звали Вета, освобожденная от веревки, она продолжала сидеть возле дерева, глядя перед собой пустыми глазами. Подросток по прозвищу Селезень проявил бо2льшую живость. Тотчас же признав в Дарнике главного и симпатичного хозяина, он беспрестанно вопросительно заглядывал ему в глаза, словно выпрашивая, что надо немедленно сделать. Для Дарника это было совершенно новое ощущение – поминутно кем-то распоряжаться. В своих мечтаниях он всегда готовился командовать большим войском на ратном поле или при взятии крепостей, но вот так, в бытовой повседневности, был совсем не готов. Выручило воспоминание о наказе в одном из свитков, что безделье для воинов – самое главное зло. Теперь оставалось только беспрестанно придумывать и отдавать команды своему маленькому отряду.
Солнце уже пошло на закат, дождь продолжал накрапывать, поэтому выступать в путь не имело смысла. Немало дел можно было найти и в самом стане. Кривоноса с рыжебородым, которого, видимо, за цвет бороды звали Лисич, Дарник отрядил готовить жерди с острыми сучьями для подковообразной ограды. Вету с Селезнем отправил с пустыми мешками нарезать траву для лошадей. Сначала он думал, что где-то бродят другие сотоварищи охотников. Но, осмотрев доставшееся имущество, понял, что здесь весь отряд. Действительно, двух-трех человек было вполне достаточно для захвата отошедшей от селища за лечебными травами девушки или подростка-пастуха. Вооружение у охотников было тоже не ахти какое: топоры, луки, сулицы, палица с железными шипами и два кистеня. Еще имелись пила, две лопаты, запас наконечников для стрел и сулиц. Небольшая торба пшена и ржаных лепешек свидетельствовала, что не так давно они встречались с местными сельчанами. Отсутствие ценных вещей, кроме трех дирхемов в кошеле убитого, ясно говорило о неудачности их воровской жизни. По более нарядному оружию он выяснил, что убитый был главарем охотников, причем главарем, не очень подходящим для своей роли, раз так легко произошла его смена.
Когда охотники натаскали достаточно жердей, Дарник указал, как именно их надо укладывать, и скоро вокруг шалашей выросло полукольцо ограждения, через которое без шума пролезть не мог ни человек, ни крупный зверь. У входа в полукольцо горел костер, надежно оберегая от хищников. Лица обоих охотников при окончании работы заметно помягчели – сделанное своими руками укрепление пришлось им по вкусу.
Наблюдая за ними, Дарник все время ждал, что они, рассмотрев его как следует, непременно устыдятся подчиняться пятнадцатилетнему юнцу. Привыкнув к такому отношению к себе со стороны взрослых в Бежети, он совершенно не представлял, как он выглядит для незнакомых взрослых. Несмотря на подростковый возраст, у него было вполне сложившееся телосложение, лицо не совсем чистое и гладкое, глаза светились умом и смелостью, движения отличались сдержанностью. Поэтому, когда он через какое-то время объявил своим спутникам, что ему двадцать лет, те, без всяких сомнений, приняли это за чистую монету.
Его надежда на то, что, воспользовавшись случаем, Вета с Селезнем сбегут, не сбылась. Те раз за разом отправлялись в лес и тут же возвращались с полными мешками травы. Скоро ее хватало уже и для лошадей, и на подстилку. Приказав рабам готовить еду, Дарник занялся охотниками. Пока они работали, он приготовил шесть одинаковых палок в аршин длиной и теперь предложил, вернее, велел устроить на парных палках поединок: двое против него одного. Те подчинились не очень охотно, но, получив первые удары по бокам, оживились и принялись атаковать Дарника со всей серьезностью. Определенная сноровка у них была, но вот быстроты и изощренности приемов сильно не хватало. За весь поединок ни одному, ни другому так и не удалось коснуться своими палками тела юного противника, зато сами по бокам, рукам и ногам всевозможных, правда несильных, ударов получили предостаточно. Селезень, раскрыв рот, с восторгом смотрел, как они дерутся. Вымотав как следует охотников, Дарник передал палки мальчишке. С ним, правда, уже не сражался, а только показывал, как нужно нападать и защищаться с двух рук, давая возможность охотникам понаблюдать со стороны. Как он и рассчитывал, его умение произвело на них должное впечатление. Чтобы окончательно поставить их на место, он выбрал толстое дерево и устроил состязание по метанию легких копий. Разумеется, брошенные им сулицы попадали в середину ствола в несколько раз точнее и втыкались под одним и тем же углом, что свидетельствовало о правильности броска.
Когда еда была готова, все собрались возле костра, причем Дарник каждому указал его место. Чашки с кашей и жареным салом раздавал по определенному ранжиру: сначала себе, потом Кривоносу, Лисичу, Селезню и Вете. На правах вождя-жреца принес жертву предкам, то, чего никогда раньше не делал: сыпанул ложку каши в огонь. Его примеру последовали и остальные, а затем, вслед за Дарником, приступили к еде.
Пока ели, Дарник мысленно решал вопрос, как обезопасить себя от сговора охотников между собой. Сначала хотел их просто разделить, чтобы один был старшим над мальчиком, а другой подчинялся лично ему, Дарнику. Но затем передумал.
– Вас будет пара, ты старший, – сказал он Кривоносу, – а ты младший, – ткнул пальцем в сторону Лисича. – Я буду говорить старшему, а ты младшему. Селезень и Вета будут подчиняться только мне. Понятно?
Чего уж тут было непонятно? Чтобы закрепить новый порядок, он отозвал Кривоноса в лес и устроил с ним первый военный совет, вернее, простой допрос: говори, кто вы и откуда, но выглядело как действительно тайный совет со старшим бойником, что, конечно, должно было порядком уязвить Лисича. Что поделаешь – об этом тоже говорилось в свитках: разделяй и властвуй.
Из сбивчивого рассказа Кривоноса выяснилось, что все трое (вместе с убитым) раньше входили в большую ватагу других охотников. Но не поделили между собой добычу, и Рваный, так звали их вожака, увел их с собой. Сначала ими был захвачен у дальнего северного селища Селезень, а чуть позже Вета. Думали захватить еще одного-двух рабов и продать их в Перегуде или даже Корояке. О себе Дарник ничего говорить не стал, а Кривонос не решился спрашивать.
На ночь лошадей привязали внутри ограды перед нарезанной травой, а дежурить у костра Дарник назначил Селезня, слишком он ему надоел своим желанием угодить. Лучший шалаш Дарник занял сам вместе с Ветой. В другом на ночлег расположились охотники. Все распоряжения юного вожака уже воспринималось ими как должное. Никто не догадывался, что все у него происходит впервые. Даже Вета, когда он лег рядом с ней на лосиной шкуре, не поняла, что имеет дело с девственником, приняв его действия за особые привычки.
Так в один день для Дарника сошлись воедино первое убийство, первое главенство над взрослыми вооруженными людьми и первая женщина. Больше всего он был доволен убийством. Как бы сейчас пришлось возиться с раненым, проявляя неуместную жалостливость. И еще неизвестно, на ком больше вина: на нем, приказавшем, или на Кривоносе, исполнившем приказание. С главенством тоже получалось не трудно, надо только заранее подготовиться к следующему дню, и все будет как надо. Простота обхождения с женщиной и разочаровала, и принесла облегчение. Дарнику даже показалось, что он нашел лучший способ такого обхождения: надо не смотреть на нее долго издали, попадая в подчинение собственной страсти, а просто прийти и взять свое, и тогда ты по-прежнему сам себе хозяин.
Вета давно уже спала, а он все лежал и думал, чутко прислушиваясь к окружающим звукам, особенно к тем, что доносились из шалаша охотников. Короткая майская ночь пролетела незаметно. На рассвете Дарник взял пращу и клевец и выбрался из шалаша. Селезень спал у погасшего костра, привалившись к трухлявому пеньку. Дарник вывел из ограды лошадей и пустил их на длинном поводу пастись на поляну, потом направился в лес, держа пращу наизготовку. Не успел отойти от стана и сотню шагов, как косуля сама выскочила на него и на мгновение замерла, пораженная, дав ему возможность сделать бросок. Камень угодил животному в основание рогов, не пришлось даже добивать. Никогда еще не было у Дарника столь быстрой удачной добычи.
Его спутники еще только просыпались и выползали из шалашей, когда Рыбья Кровь сбросил к их ногам уже освежеванную тушу косули. Сбросил с нарочитым равнодушием, словно совершил самое обычное дело, лишний раз заставив охотников и рабов переглянуться: как им повезло с новым вожаком.
Пока Вета с полусонным Селезнем готовила еду, Дарник снова устроил состязание с охотниками на палках. Сам сражался вполсилы, намеренно давая Кривоносу и Лисичу войти во вкус и почувствовать бо2льшую уверенность в собственных силах. Но большую не значит победную – до себя их палкам он опять так и не дал дотронуться. Палочный поединок был дополнен метательным состязанием, на этот раз метали топоры и ножи. В завершение вожак показал возможности своей пращи-ложки и приказал охотникам вырезать себе по такой же, дабы не тратить зазря железные наконечники стрел.
После еды последовали еще более неожиданные распоряжения. Вете – своим деревянным гребнем расчесать свалявшиеся волосы и бороды охотников и самой впредь не ходить, выпятив вперед живот. Селезню – держать закрытым свой вечно открытый рот. Кривоносу – поменять прохудившиеся сапоги Лисича на хорошие сапоги Рваного.
Когда собирались в путь, только и слышно было, как Кривонос покрикивает на Лисича, а тот вяло оправдывается за свою придуманную старшим напарником неуклюжесть. Дарник не вмешивался, давая укрепиться раздору между прежними товарищами.
С волокушей по лесным дебрям пробираться было не очень сподручно, да и шумно, поэтому Дарник велел ее бросить, а груз распределить на двух лошадей. В число второй вьючной лошади попала кобылка Лисича, что было сделано тоже с расчетом. Старшие напарники пускай едут верхом, младшие шагают рядом.
В путь выступили, когда солнце стало заметно припекать. Седла у лошадей были со стременами, и охотники снова отметили про себя, как Дарник со знанием дела вдел ногу в стремя и легко вскочил на спину мерина Рваного – у их юного вождя действительно не видно было никаких недостатков.
Кривонос предлагал двинуться на север, мол, там больше селищ и городищ, но у Дарника были свои планы, поэтому двинулись в юго-восточном направлении прямо через нехоженые леса на Корояк. На вопрос Кривоноса, будут ли они добывать новых рабов, Дарник только хмыкнул, сказав, что теперь они будут добывать рабов по-другому. Как «по-другому», объяснять не стал, да охотникам особых разъяснений и не требовалось – на любом направлении и без того их ждало немало неожиданностей, в этом сомневаться не приходилось.
7
Пристав к берегу и кинув им торбу с продуктами и одеждой, он дождался, когда они спешатся, отставят в сторону сулицы и сунутся развязывать торбу, после чего вытащил из-за спины свой клевец и молча, без предупреждения обрушился на всех троих. Бил обушком не насмерть, а лишь чтобы опрокинуть и оглушить. Поединок с Весельчаком пошел впрок, теперь Дарник хорошо знал возможности своего оружия и действовал наверняка. Только третий, самый рослый, из охотников успел отпрыгнуть в сторону и броситься наутек, но и его удалось зацепить ударом по ногам, причем Дарник немного промахнулся, и удар обушка раздробил косточку на щиколотке беглеца.
Связав двух первых охотников, которые уже стали приходить в себя, Дарник присел на землю, чтобы решить, как быть дальше.
– Кто ты такой? – угрюмо спросил охотник с кривым носом, его, как потом выяснилось, так и звали – Кривонос.
Раненый тихо стонал, держась двумя руками за разбитую ногу, и бормотал угрозы в адрес полоумного юнца.
Дарник не отвечал, понимая, что любой его ответ будет слабостью, которую он после своей победы не мог себе позволить. Больше всего его смущала раздробленная щиколотка третьего охотника. Отпускать пленных нельзя, но тащить с собой увечного?.. Наконец решение было принято. Развязав Кривоноса, он протянул ему нож и указал на раненого:
– Убей его!
– Лучше оставим его здесь, – попробовал возражать тот.
– Убей! – Дарник красноречиво перехватил руками клевец, давая понять, что произойдет, если тот не подчинится.
И Кривонос испуганно подчинился: одной рукой отвел руки раненого в сторону, а второй вонзил нож в самое сердце. Третий рыжебородый охотник лишь тупо наблюдал, никак не реагируя.
Дарник и сам не знал, почему отдал такую команду. Уж очень много в Бежети и Каменке говорили о первом убийстве врага, которое-де всегда дается нелегко. Вот и захотелось, чтобы одновременно было и убийство, и как бы его не было. Заодно общей кровью были повязаны и охотники, признав его тем самым своим новым главарем. Можно было на время не бояться их предательства. Удар в спину последует, только если они надолго останутся без пищи. Здесь как в волчьей стае: вожак до тех пор вожак, пока обеспечивает остальным безопасность, обилие еды и отсутствие необходимости принимать собственные решения. И ни в коем случае нельзя было им показывать, что он не знает, что делать, следовало действовать уверенно и решительно. Жестом он приказал Кривоносу развязать рыжебородого.
– Закопаем? – спросил тот, кивая на убитого.
– Клади в дубицу, – распорядился Дарник.
Отстегнув у мертвого товарища кошель со звякнувшими монетами, забрав оружие, безрукавку и сапоги, охотники уложили тело в дубицу и, получив утвердительный кивок Дарника, столкнули лодку на середину реки. Дарник проводил взглядом дубицу без всякого сожаления. Два безопасных дня, проведенных на ней, и так были неплохим подарком судьбы, и если есть шанс пересесть на спину лошади, то какие могут быть сомнения.
– Это все? – спросил Рыбья Кровь, указывая на лошадей.
– Нет, не все, – сказал Кривонос.
Пройдя в глубь леса, они вышли к стану охотников, где находилась еще одна лошадь с волокушей, стояли два шалаша, а под деревом сидели связанные двое рабов: круглолицая некрасивая девушка и тщедушный подросток одних лет с Дарником. Таким образом, количество тех, кого ему предстояло обеспечить едой и заботой, сразу увеличилось вдвое.
Первым делом новый вожак ватаги приказал развязать рабов. Некрасивую девушку звали Вета, освобожденная от веревки, она продолжала сидеть возле дерева, глядя перед собой пустыми глазами. Подросток по прозвищу Селезень проявил бо2льшую живость. Тотчас же признав в Дарнике главного и симпатичного хозяина, он беспрестанно вопросительно заглядывал ему в глаза, словно выпрашивая, что надо немедленно сделать. Для Дарника это было совершенно новое ощущение – поминутно кем-то распоряжаться. В своих мечтаниях он всегда готовился командовать большим войском на ратном поле или при взятии крепостей, но вот так, в бытовой повседневности, был совсем не готов. Выручило воспоминание о наказе в одном из свитков, что безделье для воинов – самое главное зло. Теперь оставалось только беспрестанно придумывать и отдавать команды своему маленькому отряду.
Солнце уже пошло на закат, дождь продолжал накрапывать, поэтому выступать в путь не имело смысла. Немало дел можно было найти и в самом стане. Кривоноса с рыжебородым, которого, видимо, за цвет бороды звали Лисич, Дарник отрядил готовить жерди с острыми сучьями для подковообразной ограды. Вету с Селезнем отправил с пустыми мешками нарезать траву для лошадей. Сначала он думал, что где-то бродят другие сотоварищи охотников. Но, осмотрев доставшееся имущество, понял, что здесь весь отряд. Действительно, двух-трех человек было вполне достаточно для захвата отошедшей от селища за лечебными травами девушки или подростка-пастуха. Вооружение у охотников было тоже не ахти какое: топоры, луки, сулицы, палица с железными шипами и два кистеня. Еще имелись пила, две лопаты, запас наконечников для стрел и сулиц. Небольшая торба пшена и ржаных лепешек свидетельствовала, что не так давно они встречались с местными сельчанами. Отсутствие ценных вещей, кроме трех дирхемов в кошеле убитого, ясно говорило о неудачности их воровской жизни. По более нарядному оружию он выяснил, что убитый был главарем охотников, причем главарем, не очень подходящим для своей роли, раз так легко произошла его смена.
Когда охотники натаскали достаточно жердей, Дарник указал, как именно их надо укладывать, и скоро вокруг шалашей выросло полукольцо ограждения, через которое без шума пролезть не мог ни человек, ни крупный зверь. У входа в полукольцо горел костер, надежно оберегая от хищников. Лица обоих охотников при окончании работы заметно помягчели – сделанное своими руками укрепление пришлось им по вкусу.
Наблюдая за ними, Дарник все время ждал, что они, рассмотрев его как следует, непременно устыдятся подчиняться пятнадцатилетнему юнцу. Привыкнув к такому отношению к себе со стороны взрослых в Бежети, он совершенно не представлял, как он выглядит для незнакомых взрослых. Несмотря на подростковый возраст, у него было вполне сложившееся телосложение, лицо не совсем чистое и гладкое, глаза светились умом и смелостью, движения отличались сдержанностью. Поэтому, когда он через какое-то время объявил своим спутникам, что ему двадцать лет, те, без всяких сомнений, приняли это за чистую монету.
Его надежда на то, что, воспользовавшись случаем, Вета с Селезнем сбегут, не сбылась. Те раз за разом отправлялись в лес и тут же возвращались с полными мешками травы. Скоро ее хватало уже и для лошадей, и на подстилку. Приказав рабам готовить еду, Дарник занялся охотниками. Пока они работали, он приготовил шесть одинаковых палок в аршин длиной и теперь предложил, вернее, велел устроить на парных палках поединок: двое против него одного. Те подчинились не очень охотно, но, получив первые удары по бокам, оживились и принялись атаковать Дарника со всей серьезностью. Определенная сноровка у них была, но вот быстроты и изощренности приемов сильно не хватало. За весь поединок ни одному, ни другому так и не удалось коснуться своими палками тела юного противника, зато сами по бокам, рукам и ногам всевозможных, правда несильных, ударов получили предостаточно. Селезень, раскрыв рот, с восторгом смотрел, как они дерутся. Вымотав как следует охотников, Дарник передал палки мальчишке. С ним, правда, уже не сражался, а только показывал, как нужно нападать и защищаться с двух рук, давая возможность охотникам понаблюдать со стороны. Как он и рассчитывал, его умение произвело на них должное впечатление. Чтобы окончательно поставить их на место, он выбрал толстое дерево и устроил состязание по метанию легких копий. Разумеется, брошенные им сулицы попадали в середину ствола в несколько раз точнее и втыкались под одним и тем же углом, что свидетельствовало о правильности броска.
Когда еда была готова, все собрались возле костра, причем Дарник каждому указал его место. Чашки с кашей и жареным салом раздавал по определенному ранжиру: сначала себе, потом Кривоносу, Лисичу, Селезню и Вете. На правах вождя-жреца принес жертву предкам, то, чего никогда раньше не делал: сыпанул ложку каши в огонь. Его примеру последовали и остальные, а затем, вслед за Дарником, приступили к еде.
Пока ели, Дарник мысленно решал вопрос, как обезопасить себя от сговора охотников между собой. Сначала хотел их просто разделить, чтобы один был старшим над мальчиком, а другой подчинялся лично ему, Дарнику. Но затем передумал.
– Вас будет пара, ты старший, – сказал он Кривоносу, – а ты младший, – ткнул пальцем в сторону Лисича. – Я буду говорить старшему, а ты младшему. Селезень и Вета будут подчиняться только мне. Понятно?
Чего уж тут было непонятно? Чтобы закрепить новый порядок, он отозвал Кривоноса в лес и устроил с ним первый военный совет, вернее, простой допрос: говори, кто вы и откуда, но выглядело как действительно тайный совет со старшим бойником, что, конечно, должно было порядком уязвить Лисича. Что поделаешь – об этом тоже говорилось в свитках: разделяй и властвуй.
Из сбивчивого рассказа Кривоноса выяснилось, что все трое (вместе с убитым) раньше входили в большую ватагу других охотников. Но не поделили между собой добычу, и Рваный, так звали их вожака, увел их с собой. Сначала ими был захвачен у дальнего северного селища Селезень, а чуть позже Вета. Думали захватить еще одного-двух рабов и продать их в Перегуде или даже Корояке. О себе Дарник ничего говорить не стал, а Кривонос не решился спрашивать.
На ночь лошадей привязали внутри ограды перед нарезанной травой, а дежурить у костра Дарник назначил Селезня, слишком он ему надоел своим желанием угодить. Лучший шалаш Дарник занял сам вместе с Ветой. В другом на ночлег расположились охотники. Все распоряжения юного вожака уже воспринималось ими как должное. Никто не догадывался, что все у него происходит впервые. Даже Вета, когда он лег рядом с ней на лосиной шкуре, не поняла, что имеет дело с девственником, приняв его действия за особые привычки.
Так в один день для Дарника сошлись воедино первое убийство, первое главенство над взрослыми вооруженными людьми и первая женщина. Больше всего он был доволен убийством. Как бы сейчас пришлось возиться с раненым, проявляя неуместную жалостливость. И еще неизвестно, на ком больше вина: на нем, приказавшем, или на Кривоносе, исполнившем приказание. С главенством тоже получалось не трудно, надо только заранее подготовиться к следующему дню, и все будет как надо. Простота обхождения с женщиной и разочаровала, и принесла облегчение. Дарнику даже показалось, что он нашел лучший способ такого обхождения: надо не смотреть на нее долго издали, попадая в подчинение собственной страсти, а просто прийти и взять свое, и тогда ты по-прежнему сам себе хозяин.
Вета давно уже спала, а он все лежал и думал, чутко прислушиваясь к окружающим звукам, особенно к тем, что доносились из шалаша охотников. Короткая майская ночь пролетела незаметно. На рассвете Дарник взял пращу и клевец и выбрался из шалаша. Селезень спал у погасшего костра, привалившись к трухлявому пеньку. Дарник вывел из ограды лошадей и пустил их на длинном поводу пастись на поляну, потом направился в лес, держа пращу наизготовку. Не успел отойти от стана и сотню шагов, как косуля сама выскочила на него и на мгновение замерла, пораженная, дав ему возможность сделать бросок. Камень угодил животному в основание рогов, не пришлось даже добивать. Никогда еще не было у Дарника столь быстрой удачной добычи.
Его спутники еще только просыпались и выползали из шалашей, когда Рыбья Кровь сбросил к их ногам уже освежеванную тушу косули. Сбросил с нарочитым равнодушием, словно совершил самое обычное дело, лишний раз заставив охотников и рабов переглянуться: как им повезло с новым вожаком.
Пока Вета с полусонным Селезнем готовила еду, Дарник снова устроил состязание с охотниками на палках. Сам сражался вполсилы, намеренно давая Кривоносу и Лисичу войти во вкус и почувствовать бо2льшую уверенность в собственных силах. Но большую не значит победную – до себя их палкам он опять так и не дал дотронуться. Палочный поединок был дополнен метательным состязанием, на этот раз метали топоры и ножи. В завершение вожак показал возможности своей пращи-ложки и приказал охотникам вырезать себе по такой же, дабы не тратить зазря железные наконечники стрел.
После еды последовали еще более неожиданные распоряжения. Вете – своим деревянным гребнем расчесать свалявшиеся волосы и бороды охотников и самой впредь не ходить, выпятив вперед живот. Селезню – держать закрытым свой вечно открытый рот. Кривоносу – поменять прохудившиеся сапоги Лисича на хорошие сапоги Рваного.
Когда собирались в путь, только и слышно было, как Кривонос покрикивает на Лисича, а тот вяло оправдывается за свою придуманную старшим напарником неуклюжесть. Дарник не вмешивался, давая укрепиться раздору между прежними товарищами.
С волокушей по лесным дебрям пробираться было не очень сподручно, да и шумно, поэтому Дарник велел ее бросить, а груз распределить на двух лошадей. В число второй вьючной лошади попала кобылка Лисича, что было сделано тоже с расчетом. Старшие напарники пускай едут верхом, младшие шагают рядом.
В путь выступили, когда солнце стало заметно припекать. Седла у лошадей были со стременами, и охотники снова отметили про себя, как Дарник со знанием дела вдел ногу в стремя и легко вскочил на спину мерина Рваного – у их юного вождя действительно не видно было никаких недостатков.
Кривонос предлагал двинуться на север, мол, там больше селищ и городищ, но у Дарника были свои планы, поэтому двинулись в юго-восточном направлении прямо через нехоженые леса на Корояк. На вопрос Кривоноса, будут ли они добывать новых рабов, Дарник только хмыкнул, сказав, что теперь они будут добывать рабов по-другому. Как «по-другому», объяснять не стал, да охотникам особых разъяснений и не требовалось – на любом направлении и без того их ждало немало неожиданностей, в этом сомневаться не приходилось.
7
Три дня пробирались они по лесу, проходя не более восьми – десяти верст и не встречая никаких поселений. Дарник постепенно входил в роль вожака, а спутники привыкали к нему. Лес местами был совершенно непроходим, и дорогу прокладывали с помощью топоров. Иногда просто плутали, обходя большие заболоченные места и буреломы, однажды всю ночь шел дождь, потом кончились пшено и ржаные лепешки. Ватага постепенно втягивалась в порядок, заведенный Дарником: обязательное строительство ограды вокруг места ночевки, боевые упражнения три раза в день, строгое выполнение любой его команды. Когда охотники, быстро освоившись со сдержанным и на первый взгляд добродушным нравом своего главаря, позволили вести себе чуть развязней, чем следовало, Дарнику пришлось основательно поколотить Кривоноса, чтобы тот не прекословил, а слепо повиновался. И опять всех поразило, что он устроил взбучку совершенно невозмутимо, без всякого гнева, раздражения и крика. Они уже знали его бежецкое прозвище Рыбья Кровь, но оно им, особенно после избиения Кривоноса, внушало только трепет и почтение.
Селезень менялся на глазах. Из испуганного неловкого подростка превращался в смышленого расторопного отрока, быстро осваивал любое оружие и научился на привалах задавать вожаку нужные вопросы, отвечая на которые Дарник объяснялся не только с ним, но и с остальными членами своего маленького отряда. Так, о своем отце Маланкин сын сообщил, что тот был судьей трех городищ, а о своем стремлении попасть в Корояк – что именно там им всем суждено сделать выбор: поступать на княжескую службу или подаваться в вольные бойники. Показал Дарник Селезню и остальным и карту Хазарского и Русского каганатов со всеми их городами и торговыми реками, заодно как бы невзначай продемонстрировал свое знание словенской грамоты, что сняло последние сомнения в его знатности и обоснованности честолюбивых замыслов.
С Ветой получалось не так складно. Она тоже была достаточно исполнительна, вот только никогда не знала, что именно ей надо исполнять. Даже к своим ежедневным кухарским обязанностям приступала лишь после обязательного напоминания. Хорошо еще, что днем она никак не пыталась заигрывать с Дарником, как это делали подружки парней на Сизом Лугу. Не пыталась и ночью, лишь покорно позволяя Дарнику делать то, что ему хочется. Он принимал ее пассивность за отсутствием нужного опыта как что-то естественное и должное.
К исходу четвертого дня они вышли к Тростецу, городищу на полуострове, образуемом развилкой двух мелких речек. Вместо землянок здесь были высокие деревянные избы, вместо неказистого плетня – крепкий дубовый тын с воротами, которые сторожили два вооруженных стражника. Вернее, это были два обычных парня в простых рубахах, любезничавших с какой-то молодкой, а их щиты, копья и секиры лежали рядом на траве. При виде вышедшего из леса маленького отряда они мигом похватали свое оружие и застучали обухом секиры по висевшему рядом с воротами куску железа. Женщины, стиравшие белье на берегу речки, тут же подхватили игравших поблизости детей и поспешили к воротам.
Дарник дал знак своим остановиться, спешился и направился к городищу один.
Ему навстречу из ворот вышел крепкий седовласый мужчина с серебряным оберегом на шее. Его сопровождали трое мужчин с короткострижеными бородками. У всех на поясе висели мечи. Позади, в воротах, виднелись другие любопытные.
– Мы в Тростец чужаков не пускаем, – сказал староста после обмена традиционными приветствиями. – Купцы торгуют прямо здесь. – Он указал на покатый луг, спускавшийся к реке, который действительно был сильно утоптан и усыпан всяким мусором. Но кроме долбленок самого городища других судов на берегу не было.
– Мы не торговать. Мы идем в Корояк на княжескую службу и возьмем тех, кто захочет с нами пойти. Можно ли до рассвета остановиться здесь? – Дарник указал на пустое торжище.
– Ну что ж, останавливайтесь, – неохотно сказал староста, видимо успокоенный малым числом чужаков. – Но отроков мы вам не дадим. Те, кто хотел, ушли месяц назад.
Дарнику достаточно было, что его слова слышали все, кто стоял поблизости.
Как он и предполагал, не успели его подручные поставить шалаши и зажарить на костре оленину, как к их стану приблизилась группа из пяти парней по семнадцать-восемнадцать лет. Все рослые, подтянутые, в опрятной одежде и с расчесанными волосами.
Рыбья Кровь делал вид, что целиком занят снаряжением стрел, рядом на траве лежал верный клевец.
– К князю приходят со своим мечом, а где ваши мечи? – обратился к Дарнику самый бойкий из тростенцов с красивым румяным лицом.
– Зачем тащить лишнюю тяжесть, если можно взять ее прямо на месте, у врагов.
Парни дружелюбно засмеялись.
– Но князь уже в походе, вы опоздали.
– Из похода вернутся не все, князю нужны будут новые гриди.
– На зиму он новых гридей не набирает, – гнул свое бойкий.
– Тебе-то что за дело? Ты же к князю с нами не пойдешь, – ответил Дарник.
– Если бы знать, что возьмут, то пошел бы.
– Это если мы тебя еще с собой возьмем. Берем лишь того, кто выстоит против меня, пока не прогорит эта палка. – Дарник указал на небольшую валежину.
Глаза бойкого загорелись, но, кроме ножа на поясе, у него другого оружия не было.
– А если на кулаках?
– Можно и на кулаках, – согласился Дарник, поднялся с коряги, достал свои бойцовые рукавицы и приготовился бросать в костер валежину.
Бойкого звали Лузгой, у него были широкие плечи, легкие упругие ноги, и здесь он был, видимо, первым бойцом. Но в Тростеце, как и в Бежети, еще не владели ударом костяшками пальцев, и после первого же хорошего выпада Лузга упал на землю с окровавленным ртом. Вторым вызвался толстый молодец по имени Борть, не уступающий Дарнику в росте, но предложил не драться, а бороться, от чего Дарник благоразумно отказался, мол, занимайся борьбой с девками, а не со мной.
Потом в ход пошли парные палки. Парни один за другим выходили против Дарника, однако не только не могли выстоять положенный срок, но после трех-четырех ударов по рукам и торсу живо обращались в бегство. Не убежал лишь один, кудрявый, жилистый, со шрамом через весь лоб, он старался не только парировать удары, но и сам нападал, не обращая внимания на боль, и лишь сильный удар палкой по голове заставил его в беспамятстве рухнуть на землю.
– Вот его бы я взял, – сказал Дарник зрителям, с удивлением обнаружив, что тех стало в три раза больше, были среди них и девушки. В отличие от бежецких и каменецких молодок они были хорошо ухожены и в нарядной одежде.
– Как тебя зовут? – спросил Лузга, когда желающие получать побои закончились.
– Дарник Рыбья Кровь.
Кто-то из парней хохотнул.
– А почему Рыбья Кровь? Это девки тебя так прозвали? – полюбопытствовал толстяк Борть.
– Потому что еще никому не удавалось меня разозлить.
– Неужели один только Меченый достоин? – кивнул Лузга на приходящего в себя кудрявого паренька.
Вместо ответа Дарник предложил парням попытать счастья в метании сулицы и топора.
И Лузга, и толстяк Борть владели сулицами гораздо ловчее охотников, а Меченый отличился великолепной стрельбой из лука. Вместо собственных бросков Дарник показал молодым тростенцам другое: с десяти шагов Кривонос и Лисич метнули в него четыре сулицы, и все четыре он поймал за древко в вершке от собственной груди. Такого здесь действительно никогда не видели. Если и были обиды за полученные побои, то они оказались мигом забыты: от такого бойца не грех и пострадать.
Договориться, впрочем, так ни до чего и не удалось – едва стало смеркаться, пришел один из стражников и погнал парней в городище. Те с неохотой подчинились, оставив Дарника в сильном сомнении относительно пополнения своих рядов.
К ночи начался дождь, и ватага попряталась в шалашах. Внешнюю ограду не выставляли – неизвестно было, как к этому отнесутся жители городища, а еще к ним добровольным сторожем прибилась одна из собачонок, что была с парнями. Прикормленный Лисичем куском мяса, пегий песик тут же определил, что в человеческой стае главный все же Рыбья Кровь, и вился только возле него, хотя юный вождь не делал ни малейшей попытки приласкать или покормить его.
Кривонос, который во время боевых игрищ безуспешно пытался выменять у тростенцов оленину на хлеб, пожаловался:
– Меня от мяса уже воротит. Хлеба хочу.
– Завтра у нас будет хлеб, – пообещал ему Дарник, отнюдь в этом не уверенный.
Ранним утром ватага Дарника тронулась в путь, увеличившись ровно вдвое, – кроме Лузги, толстяка Бортя и Меченого к ним присоединились еще две миловидные девушки-подружки, Черна и Зорька, которые прямо заявили, что им лучше быть наложницами храброго богатыря в Корояке, чем прозябать чьими-то женами в Тростеце. У девушек было по два каравая ржаного хлеба и четыре серебряных дирхема их «приданого», и Дарник сделал перед охотниками вид, что именно так им все и задумывалось.
Парни взяли с собой по круглому деревянному щиту с выпуклым железным умбоном посередине и настоящему мечу, а Лузга вообще явился на оседланной лошади, что вызвало ревнивое недовольство Кривоноса и Лисича, ведь меч, а тем более конь делал парней сразу более важными воинами, чем сами охотники. Рыбья Кровь легко разрешил их недовольство, разделив ватагу на новые пары: Кривоносу достался Лузга, Лисичу – толстяк Борть, а упрямца Меченого взял в напарники к себе. Кладь с кобылки Лисича Дарник приказал переложить на лошадь Лузги. Больше всех доволен перестановкой остался Лисич: и тем, что снова ехал верхом, и уравнением себя в старшинстве с Кривоносом. Сам Лузга не возразил ни слова, покладисто принимая все условия своей новой жизни.
Боясь из-за девушек погони старших родичей тростенцов, отряд долго шел по руслу мелкого ручья, а выйдя на лесную тропу, рубил и валил за собой молодые деревья, создавая возможным преследователям помехи. Вскоре они пошли по руслу другого ручья и только к полудню уверились, что погони нет.
Местные тропы были гораздо лучше проторены, и Лузга уверенно показывал нужный путь. Дарника смущала лишь ситуация с девушками: что ему делать с ними тремя? Затруднение само разрешилось на первом дневном привале. Пока охотники и парни занимались приготовлением к еде и отдыху, Черна и Зорька позвали Дарника в лес. Там они принялись всячески играться с ним, упрашивая сделать их тоже настоящими воинами. Многочисленные шлепки и касания закончились тем, что они все трое оказались лежащими в траве без одежды в веселом и непринужденном переплетении. Как и Вета, тростенчанки восприняли новую для себя роль совершенно естественно, но если с рабыней это было простое молчаливое соитие, то с ними – как некий радостно-праздничный ритуал.
Селезень менялся на глазах. Из испуганного неловкого подростка превращался в смышленого расторопного отрока, быстро осваивал любое оружие и научился на привалах задавать вожаку нужные вопросы, отвечая на которые Дарник объяснялся не только с ним, но и с остальными членами своего маленького отряда. Так, о своем отце Маланкин сын сообщил, что тот был судьей трех городищ, а о своем стремлении попасть в Корояк – что именно там им всем суждено сделать выбор: поступать на княжескую службу или подаваться в вольные бойники. Показал Дарник Селезню и остальным и карту Хазарского и Русского каганатов со всеми их городами и торговыми реками, заодно как бы невзначай продемонстрировал свое знание словенской грамоты, что сняло последние сомнения в его знатности и обоснованности честолюбивых замыслов.
С Ветой получалось не так складно. Она тоже была достаточно исполнительна, вот только никогда не знала, что именно ей надо исполнять. Даже к своим ежедневным кухарским обязанностям приступала лишь после обязательного напоминания. Хорошо еще, что днем она никак не пыталась заигрывать с Дарником, как это делали подружки парней на Сизом Лугу. Не пыталась и ночью, лишь покорно позволяя Дарнику делать то, что ему хочется. Он принимал ее пассивность за отсутствием нужного опыта как что-то естественное и должное.
К исходу четвертого дня они вышли к Тростецу, городищу на полуострове, образуемом развилкой двух мелких речек. Вместо землянок здесь были высокие деревянные избы, вместо неказистого плетня – крепкий дубовый тын с воротами, которые сторожили два вооруженных стражника. Вернее, это были два обычных парня в простых рубахах, любезничавших с какой-то молодкой, а их щиты, копья и секиры лежали рядом на траве. При виде вышедшего из леса маленького отряда они мигом похватали свое оружие и застучали обухом секиры по висевшему рядом с воротами куску железа. Женщины, стиравшие белье на берегу речки, тут же подхватили игравших поблизости детей и поспешили к воротам.
Дарник дал знак своим остановиться, спешился и направился к городищу один.
Ему навстречу из ворот вышел крепкий седовласый мужчина с серебряным оберегом на шее. Его сопровождали трое мужчин с короткострижеными бородками. У всех на поясе висели мечи. Позади, в воротах, виднелись другие любопытные.
– Мы в Тростец чужаков не пускаем, – сказал староста после обмена традиционными приветствиями. – Купцы торгуют прямо здесь. – Он указал на покатый луг, спускавшийся к реке, который действительно был сильно утоптан и усыпан всяким мусором. Но кроме долбленок самого городища других судов на берегу не было.
– Мы не торговать. Мы идем в Корояк на княжескую службу и возьмем тех, кто захочет с нами пойти. Можно ли до рассвета остановиться здесь? – Дарник указал на пустое торжище.
– Ну что ж, останавливайтесь, – неохотно сказал староста, видимо успокоенный малым числом чужаков. – Но отроков мы вам не дадим. Те, кто хотел, ушли месяц назад.
Дарнику достаточно было, что его слова слышали все, кто стоял поблизости.
Как он и предполагал, не успели его подручные поставить шалаши и зажарить на костре оленину, как к их стану приблизилась группа из пяти парней по семнадцать-восемнадцать лет. Все рослые, подтянутые, в опрятной одежде и с расчесанными волосами.
Рыбья Кровь делал вид, что целиком занят снаряжением стрел, рядом на траве лежал верный клевец.
– К князю приходят со своим мечом, а где ваши мечи? – обратился к Дарнику самый бойкий из тростенцов с красивым румяным лицом.
– Зачем тащить лишнюю тяжесть, если можно взять ее прямо на месте, у врагов.
Парни дружелюбно засмеялись.
– Но князь уже в походе, вы опоздали.
– Из похода вернутся не все, князю нужны будут новые гриди.
– На зиму он новых гридей не набирает, – гнул свое бойкий.
– Тебе-то что за дело? Ты же к князю с нами не пойдешь, – ответил Дарник.
– Если бы знать, что возьмут, то пошел бы.
– Это если мы тебя еще с собой возьмем. Берем лишь того, кто выстоит против меня, пока не прогорит эта палка. – Дарник указал на небольшую валежину.
Глаза бойкого загорелись, но, кроме ножа на поясе, у него другого оружия не было.
– А если на кулаках?
– Можно и на кулаках, – согласился Дарник, поднялся с коряги, достал свои бойцовые рукавицы и приготовился бросать в костер валежину.
Бойкого звали Лузгой, у него были широкие плечи, легкие упругие ноги, и здесь он был, видимо, первым бойцом. Но в Тростеце, как и в Бежети, еще не владели ударом костяшками пальцев, и после первого же хорошего выпада Лузга упал на землю с окровавленным ртом. Вторым вызвался толстый молодец по имени Борть, не уступающий Дарнику в росте, но предложил не драться, а бороться, от чего Дарник благоразумно отказался, мол, занимайся борьбой с девками, а не со мной.
Потом в ход пошли парные палки. Парни один за другим выходили против Дарника, однако не только не могли выстоять положенный срок, но после трех-четырех ударов по рукам и торсу живо обращались в бегство. Не убежал лишь один, кудрявый, жилистый, со шрамом через весь лоб, он старался не только парировать удары, но и сам нападал, не обращая внимания на боль, и лишь сильный удар палкой по голове заставил его в беспамятстве рухнуть на землю.
– Вот его бы я взял, – сказал Дарник зрителям, с удивлением обнаружив, что тех стало в три раза больше, были среди них и девушки. В отличие от бежецких и каменецких молодок они были хорошо ухожены и в нарядной одежде.
– Как тебя зовут? – спросил Лузга, когда желающие получать побои закончились.
– Дарник Рыбья Кровь.
Кто-то из парней хохотнул.
– А почему Рыбья Кровь? Это девки тебя так прозвали? – полюбопытствовал толстяк Борть.
– Потому что еще никому не удавалось меня разозлить.
– Неужели один только Меченый достоин? – кивнул Лузга на приходящего в себя кудрявого паренька.
Вместо ответа Дарник предложил парням попытать счастья в метании сулицы и топора.
И Лузга, и толстяк Борть владели сулицами гораздо ловчее охотников, а Меченый отличился великолепной стрельбой из лука. Вместо собственных бросков Дарник показал молодым тростенцам другое: с десяти шагов Кривонос и Лисич метнули в него четыре сулицы, и все четыре он поймал за древко в вершке от собственной груди. Такого здесь действительно никогда не видели. Если и были обиды за полученные побои, то они оказались мигом забыты: от такого бойца не грех и пострадать.
Договориться, впрочем, так ни до чего и не удалось – едва стало смеркаться, пришел один из стражников и погнал парней в городище. Те с неохотой подчинились, оставив Дарника в сильном сомнении относительно пополнения своих рядов.
К ночи начался дождь, и ватага попряталась в шалашах. Внешнюю ограду не выставляли – неизвестно было, как к этому отнесутся жители городища, а еще к ним добровольным сторожем прибилась одна из собачонок, что была с парнями. Прикормленный Лисичем куском мяса, пегий песик тут же определил, что в человеческой стае главный все же Рыбья Кровь, и вился только возле него, хотя юный вождь не делал ни малейшей попытки приласкать или покормить его.
Кривонос, который во время боевых игрищ безуспешно пытался выменять у тростенцов оленину на хлеб, пожаловался:
– Меня от мяса уже воротит. Хлеба хочу.
– Завтра у нас будет хлеб, – пообещал ему Дарник, отнюдь в этом не уверенный.
Ранним утром ватага Дарника тронулась в путь, увеличившись ровно вдвое, – кроме Лузги, толстяка Бортя и Меченого к ним присоединились еще две миловидные девушки-подружки, Черна и Зорька, которые прямо заявили, что им лучше быть наложницами храброго богатыря в Корояке, чем прозябать чьими-то женами в Тростеце. У девушек было по два каравая ржаного хлеба и четыре серебряных дирхема их «приданого», и Дарник сделал перед охотниками вид, что именно так им все и задумывалось.
Парни взяли с собой по круглому деревянному щиту с выпуклым железным умбоном посередине и настоящему мечу, а Лузга вообще явился на оседланной лошади, что вызвало ревнивое недовольство Кривоноса и Лисича, ведь меч, а тем более конь делал парней сразу более важными воинами, чем сами охотники. Рыбья Кровь легко разрешил их недовольство, разделив ватагу на новые пары: Кривоносу достался Лузга, Лисичу – толстяк Борть, а упрямца Меченого взял в напарники к себе. Кладь с кобылки Лисича Дарник приказал переложить на лошадь Лузги. Больше всех доволен перестановкой остался Лисич: и тем, что снова ехал верхом, и уравнением себя в старшинстве с Кривоносом. Сам Лузга не возразил ни слова, покладисто принимая все условия своей новой жизни.
Боясь из-за девушек погони старших родичей тростенцов, отряд долго шел по руслу мелкого ручья, а выйдя на лесную тропу, рубил и валил за собой молодые деревья, создавая возможным преследователям помехи. Вскоре они пошли по руслу другого ручья и только к полудню уверились, что погони нет.
Местные тропы были гораздо лучше проторены, и Лузга уверенно показывал нужный путь. Дарника смущала лишь ситуация с девушками: что ему делать с ними тремя? Затруднение само разрешилось на первом дневном привале. Пока охотники и парни занимались приготовлением к еде и отдыху, Черна и Зорька позвали Дарника в лес. Там они принялись всячески играться с ним, упрашивая сделать их тоже настоящими воинами. Многочисленные шлепки и касания закончились тем, что они все трое оказались лежащими в траве без одежды в веселом и непринужденном переплетении. Как и Вета, тростенчанки восприняли новую для себя роль совершенно естественно, но если с рабыней это было простое молчаливое соитие, то с ними – как некий радостно-праздничный ритуал.