Такер Шелли. Не удержать в оковах сердце

   Впервые за несколько часов она искоса взглянула на человека, которого вместе с ней повезут в Лондон — угрюмого бродягу с подбитым глазом и распухшей губой, в одежде с пятнами запекшейся крови.
   Он лежал на спине с закрытыми глазами и в ту минуту не казался особенно опасным. Странно, но он выглядел довольно спокойным. Закинув за голову руку, он удобно расположился на полу, вытянув мускулистое тело. Ткань рубахи натянулась на мощной груди, а шевелюра и борода на фойе белого рукава казались черными как смоль. Сэм решила было, что он спит.
   Однако мгновение спустя, словно почувствовав ее взгляд, странный человек открыл глаза и посмотрел в ее сторону. Глаза были холодными, острыми, непростившими. Было в нем, что то еще… какая то опасная сила. Сэм вздрогнула. Его взгляд пугал даже больше, чем мысль о том, что при малейшей возможности он мог бы без труда задушить ее голыми руками. А в том, что он мог это сделать, она не сомневалась.
   При этой мысли у Сэм по спине пробежали мурашки, но она не отвела взгляда, такого же холодного и враждебного. Никогда не показывай слабость, особенно перед мужчиной. Тем более перед мужчиной, который больше и сильнее тебя.
   Мгновение спустя уголки сурово сжатых губ приподнялись и на его лице появилось насмешливое выражение. Потом бродяга снова закрыл глаза, явно не озабоченный пи ее враждебностью, ни собственным незавидным положением.
   Сэм нахмурилась. Может быть, он думает, что, если невиновен, ему и беспокоиться не о чем, стоит только объяснить все судье в Лондоне? У нее, к сожалению, все обстояло по-другому. Она была виновна во всех преступлениях, в которых ее обвиняли.
   Неясный звук за дверью заставил ее вздрогнуть. Загремели засовы, застонали дверные петли. Сэм ждала этого момента несколько часов, но, когда он настал, у нее душа ушла в пятки.
   Вошел Бикфорд с фонарем в руке, бодро насвистывая незнакомую мелодию и не обращая внимания на раздраженную брань разбуженных арестантов. Вслед за ним шли полицейские. Один… второй… третий. Их сопровождал пятый — неуклюжий смуглолицый тип, которого она раньше не видела. Он волок по полу объемистый мешок.
   Сэм вздернула подбородок и медленно, грациозно поднялась на ноги, как будто находилась не в вонючей тюремной камере, а в великосветской гостиной. Собрав все свое самообладание, которое отточили в ней нянюшки и гувернантки, она разгладила руками разорванную юбку и приготовилась с достоинством встретить все, что ей предстоит.
   Бродяга в смежной камере продолжал лежать. Он даже не шевельнулся, а только зевнул. Суинтон остановился перед камерой Сэм.
   — Доброе утро, ваша светлость, — издевательским тоном сказал он и, словно гадкий мальчишка, мучающий животное в клетке, провел по металлическим прутьям дулом пистолета.
   Сэм даже не вздрогнула. Она стояла с опущенными глазами, спокойная, чуть приподняв одну бровь, чтобы подчеркнуть свое презрение. Это обычно помогало держать на расстоянии тех, кого она хотела поставить на место.
   — Эй, Суинтон, — обратился к нему Бикфорд, выбирая из связки нужный ключ, — давай начнем с него. Поднимайся, приятель, обратился он к Николасу.
   Бродяга — она уже привыкла мысленно называть его так — медленно поднялся на ноги, держась за грудь и якобы превозмогая боль. Он был вынужден пригнуться: низкий потолок не позволял ему выпрямиться во весь рост, а в нем было, наверное, более шести футов.
   Полицейские направили на него пистолеты.
   — Одно лишнее движение… — пригрозил один из них.
   — К чему насилие? — спокойно ответил тот и поморщился.
   Голос его звучал глухо и холодно, словно исходил из глубин моря. Что-то в его тоне отозвалось мелкой дрожью внутри Сэм.
   — Все же я считаю, надо взять еще одного или даже двух человек, — сказал самый младший из охранников, который, кажется, даже не умел обращаться с оружием. У него была густая рыжая шевелюра, широко расставленные голубые глаза и огромный синяк на челюсти. — Вы же видели, как он отделал Тиббса прошлой ночью. У нас еще есть время подыскать одного двух парней, а, Лич?
   — Забудь об этом, Такер, — ответил ему первый полицейский. — Мы и так делим деньги на четверых.
   — И я не собираюсь делить их на пятерых или шестерых, — проворчал Суинтон, со зловещим щелчком взводя курок пистолета.
   — Подними-ка вверх руки, приятель, чтобы я их видел.
   — Полегче, парни. — Бикфорд отыскал наконец ключ и вставил в замочную скважину. — Не забудьте, он стоит пятьдесят фунтов.
   — Там ничего не говорится о том, что его нельзя продырявить в одном двух местах, — сказал Лич, взводя курок.
   Бродяга не шевельнулся, молча разглядывая нацеленное на него оружие. Потом, не спеша, поднял руки.
   Бикфорд открыл дверь камеры. Как только арестованный переступил порог, полицейские окружили его плотным кольцом. Лич и молодой Такер, заломив ему руку за спину, развернули его лицом к решетке камеры. Суинтон приставил дуло пистолета прямо к виску Брогана, а Бикфорд принялся торопливо связывать ему руки. Наконец дело было сделано. Кажется, пленника связали слишком туго, но он и бровью не повел.
   — У тебя все готово? — обратился Бикфорд к пятому, тому, что нес мешок.
   — Да, сэр, — ответил смуглокожий гигант. До сих пор он равнодушно стоял без дела, теперь же подошел поближе и вытряхнул содержимое мешка. На пол с грохотом выпало что то металлическое. Сэм показалось, что это, либо какое-то неведомое оружие, либо орудия пыток… либо…
   — Кузнечные инструменты? — удивленно произнес ее сосед по камере. — На кой черт они вам понадобились?
   Полицейские засмеялись.
   — Мы не привыкли возить туда-сюда арестантов, — объяснил Лич. — Обычно мы их держим в тюрьме до выездной сессии.
   — Но мы хотим, чтобы у тебя не было шанса сбежать, — добавил Такер.
   Кузнец выбрал из кучи металлического хлама цепь из толстых железных звеньев, на обоих концах которой было по толстому разъемному кольцу.
   — Послушайте, — сказал бродяга дружелюбно. — В этом нет необходимости. Я уже говорил вам, что невиновен. И со мной у вас не будет никаких хлопот…
   — Это ты Тиббсу расскажи, — фыркнул Суинтон, а кузнец, не дожидаясь, чем закончатся переговоры, защелкнул одно из колец на лодыжке пленника.
   Сэм, не чувствуя ни малейшей жалости к своему соседу, спокойно наблюдала, как кузнец закрепил кольцо с помощью толстого металлического болта, загнав его на место молотком. Более того, она даже почувствовала облегчение.
   Если ей предстоит путешествие в компании этого неотесанного бродяги, то в ее интересах, чтобы руки у него были связаны за спиной — по крайней мере, так он не сможет схватить ее за горло, — а ноги закованы в кандалы. Это, возможно, несколько умерит его прыть.
   Кузнец, проверив качество работы, подобрал с пола второе кольцо. Бикфорд отпер дверь ее камеры.
   — Выходи, девушка.
   Она подчинилась, стараясь не делать резких движений и не спуская глаз с пистолета, который он держал в руках.
   Молодой Такер нервно хохотнул:
   — Да, приятель, мы постараемся сделать так, что тебе будет действительно трудно удрать.
   — И ее светлость нам в этом поможет, — добавил Лич.
   Сэм не поняла, что он имеет в виду, но, взглянув на кузнеца, похолодела. Он держал второе кольцо открытым.
   — Прежде чем замыслить побег, — с ухмылкой продолжал Суинтон, — подумай о том, как сильно это может замедлить твой бег.
   С замирающим сердцем Сэм медленно подняла глаза на презренного бродягу, стоявшего рядом. Ее взгляд встретился с его озадаченными изумрудно зелеными глазами. И в этот момент Сэм почувствовала, как тяжелое кольцо замкнулось на ее лодыжке.

Глава 4

   Повозка громыхнула, попав колесом в колдобину, и деревянный борт больно ударил Сэм между лопаток. Но она почти не почувствовала боли: с того момента, как утром кузнец защелкнул железное кольцо на ее щиколотке, она так и не пришла в себя. Ей было нехорошо — голова кружилась, поташнивало. Струйки пота скатывались по шее за лиф платья, а влажные волосы липли к коже жаркими клейкими прядями. Ей, как и ее соседу, связали руки, и сейчас она не могла даже шевельнуться. Все тело ломило, кисти рук онемели. От жары и пыли, запорошившей ей глаза, от вонявшей кислятиной охапки старой соломы, на которой Сэм сидела, хотелось плакать.
   Но хуже всего была жара, не боль и даже не металлическое кольцо вокруг лодыжки, а направленный на нее недобрый взгляд мужчины, сидевшего напротив, того, кто был прикован к ней восемнадцатью звеньями металлической цепи.
   Восемнадцатью.
   У Сэм было время их сосчитать. Восемнадцать толстых, черных звеньев. Цепь была достаточно прочной, чтобы удержать даже необъезженного жеребца. Бикфорд, усаживая Сэм в повозку, сказал, давясь от смеха, что в Лондоне, чтобы снять кандалы с ног, придется пригласить кузнеца. При этих словах удивление на лице бродяги сменилось угрюмой злобой. И теперь всякий раз, когда Сэм взглядывала на него, он, стиснув зубы, отвечал ей таким враждебным взглядом, будто она была виновата в случившемся.
   Впрочем, она смотрела на него так же. Ей вся эта ситуация нравилась не больше, чем ему. Она надеялась сбежать под покровом ночи, но теперь, когда ее приковали к этому шестифутовому злодею, она едва ли сможет сдвинуться с места. Неужели остался один путь — Лондон?
   Отвернувшись от попутчика, Сэм перевела взгляд на открывавшиеся просторы полей и попыталась успокоиться, хоть на какое то время забыть о своем положении.
   «Все не так уж безнадежно, — уговаривала она себя. — Надо только не поддаваться панике и перестать жалеть себя. Надо думать».
   До Лондона они доберутся не раньше, чем через неделю. Возможно, в дороге сломается колесо повозки… Нет, едва ли, сразу же остановила себя Сэм, — на такое везение глупо надеяться. Полицейские взяли, конечно, исправную повозку, крепкую, надежную, приспособленную к перевозкам тяжелых грузов по бездорожью. Ей не страшны равнины и ухабы, которые встречались здесь на каждом метре. Сэм собственным задом чувствовала каждый проклятый ухаб. Нет, надеяться на то, что с повозкой что-нибудь случится, нельзя. Тем более задумывать побег, основываясь на этой надежде.
   А если кто-нибудь из охранников утратит бдительность? Нет, все четверо не спускали глаз с захваченной добычи, следили за пленниками, словно стая волков. Еще бы! Их ждет неплохое вознаграждение.
   Бикфорд правил лошадьми, насвистывая веселенький мотивчик, действующий Саманте на нервы. Рядом с ним беспокойно ерзал молодой Такер, каждые несколько минут оглядывавшийся на арестованных. Он не спускал палец с курка пистолета, и Сэм опасалась, как бы он случайно не нажал на курок.
   Лич ехал впереди верхом, а Суинтон сзади. Он ехал молча, даже обычных колкостей не было слышно. Это молчание пугало Сэм. Он ехал так близко, что она ощущала его дыхание. Даже не оглядываясь, она чувствовала, как черные птичьи глаза следят за каждым ее движением, за каждой капелькой пота, стекающей по шее. Ее бесило, что Суинтон, наверное, радуется тому, как она страдает.
   Сэм вздрогнула: Суинтон напомнил ей дядюшку Прескотта в его самых отвратительных проявлениях. От этой мысли у нее даже перехватило дыхание, но она постаралась побороть страх, чтобы, не дай Бог, не расплакаться. Нет, ни Суинтону, ни дяде Прескотту и никому другому никогда не удастся заставить ее почувствовать себя беспомощной.
   Должен же быть какой то выход!
   На щеку села муха. Сэм тряхнула головой, чтобы прогнать ее, и на глаза упали волосы. Нахмурив брови, Сэм потерлась щекой о плечо, кляня свою беспомощность. Наконец ей удалось откинуть волосы, но на глазах, раздраженных дорожной пылью и грязью, выступили слезы.
   В тот самый момент, когда она подняла голову, оглянулся Такер, и в выражении его веснушчатого лица она заметила нечто неожиданное.
   Сочувствие. Сожаление.
   Времени на раздумья не было. Сэм приняла решение почти инстинктивно. Вместо того чтобы прогнать выступившие слезы, она позволила себе расплакаться, слезинка заскользила вниз по щеке, оставляя дорожку на грязной коже. За ней следом другая. К этому она добавила трогательную дрожь нижней губки. Потом опустила ресницы, словно устыдившись того, что он заметил ее слезы, и тихо всхлипнула.
   Сэм снова медленно подняла глаза — паренек смотрел на нее. Лицо Такера напряглось. Похоже было, что он едва сдерживается, чтобы не броситься к ней и не развязать руки. Но… он резко отвернулся. Сэм нахмурилась. Как видно, чувство долга взяло верх над сочувствием. Пропади ты пропадом!
   С противоположной стороны повозки донесся сдержанный смешок. Бродяга смотрел на нее с издевательской ухмылкой на разбитых губах, а плечи тряслись от еле сдерживаемого смеха.
   Сэм почувствовала, что краснеет; вздернув подбородок, она отвернулась, мысленно призывая чуму на его голову. Ее не интересуют его грязные мысли. Го, что он правильно понял разыгранную сценку, еще ровным счетом ничего не значит.
   Ей все-таки удалось произвести на молодого полицейского нужное впечатление, а это главное!
   Теперь каждый раз, когда Такер оглядывался назад, она безошибочно замечала в выражении его лица мягкость. Более того, жалость. А жалость может оказаться весьма полезной.
   Сэм снова украдкой взглянула на бродягу — он улыбался. «Смейся, сколько влезет, недоумок. Увидим, кто будет смеяться последним, когда я окажусь на свободе, а ты все еще будешь под арестом», — думала Сэм.
   Вполне удовлетворенная достигнутым результатом, она откинулась на деревянный борт повозки, любуясь ясным синим небом над головой. День уж не казался ей таким безнадежно унылым.
   Если не считать урчания в пустом желудке мучил голод. Боже, когда же это она в последний раз по-настоящему обедала? Какие-то закуски, которые ей удалось перехватить вчера вечером на приеме у леди Хэммонд, в счет не идут. Приглашения на вечер у Сэм не было, и она не рискнула слишком долго находиться в толпе гостей, а быстро направилась к шкафчику со столовым серебром.
   Вся эта вчерашняя авантюра с вечеринкой была с самого начала рискованной затеей. Ей следовало исчезнуть из Стаффордшира еще две недели назад. Работать в одном округе четыре месяца подряд — это слишком долго. Но богатые загородные особняки открывали столько возможностей легкой добычи, а ей не хватало всего какой-то сотни фунтов!
   Чтобы навсегда уехать из Англии. Начать новую жизнь. И, наконец почувствовать себя в безопасности.
   От радости, что ее мечта близка к осуществлению, Сэм вчера вечером была в слишком приподнятом настроении. А в таких случаях у нее всегда притуплялась бдительность. Она сделала всего один промах, но этого оказалось достаточно, чтобы леди Хэммонд ее поймала с поличным.
   И всего-то полдюжины креветочных вилок! Как будто такая дама, как леди Хэммонд, вообще могла заметить пропажу этих несчастных вилок.
   Сэм поморщилась. Все это, черт побери, так несправедливо! Она никогда не брала у людей помногу. Отчасти потому, что боялась жадностью привлечь к себе нежелательное внимание и оказаться в петле, но главным образом потому, что не хотела никому причинять страдания. Даже такой, как леди Хэммонд.
   Закрыв глаза, Сэм постаралась выбросить из головы мысли о еде и о вчерашнем досадном промахе.
   Повозка, трясясь и скрипя, катилась к югу, и Сэм после бессонной ночи, от изнуряющей жары задремала. Сквозь сон она слышала, как шумно дышали лошади. Время перевалило за полдень. Солнце стояло высоко и припекало нещадно.
   Ее разбудил зловещий крик. Открыв глаза, Сэм настороженно выпрямилась. Они приближались к опушке большого лесного массива. Высоко в небо поднялась стая птиц, криками предупреждая лесных обитателей о вторжении людей.
   Окончательно проснувшись, Сэм огляделась. Они въехали в лес. Густая листва закрывала солнце, и она чуть не застонала от облегчения. Опаленную солнцем кожу нестерпимо саднило, и прохладная тень показалась ей целительным бальзамом.
   Дорога и жара, по-видимому, утомили и ее стражей. Бикфорд, лениво выругавшись, погрозил кулаком ворону, слишком низко пролетевшему над головой. Такер, будущий предполагаемый спаситель, сидел, привалившись к борту повозки. Треуголка сползла ему на глаза, веснушчатая щека покоилась на ладони. Пистолет лежал на коленях.
   Даже Лич и Суинтон, ссутулясь, сонно покачивались в седлах и казались такими же усталыми, как и их лошади.
   Сэм, зевнув, бросила взгляд на бродягу, уверенная, что он тоже дремлет. Но нет. Он сидел, прижавшись спиной к борту и опустив на грудь голову, но не спал. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь листву, поблескивали на его черных волосах. Сэм заметила седину. Как ни странно, но вчера он почему то показался ей совсем молодым парнем. Самоуверенным. Дерзким. Интересно, сколько же ему лет на самом деле?
   Под колесами хрустела сухая листва, как будто давили яичную скорлупу. Сэм снова переключила внимание на лес. Какая ей разница, сколько ему лет, кто он такой и чем он занимается? При первом удобном случае она исчезнет из этих мест, убежит и от него, и от охранников.
   Вероятно, они скоро доберутся до какого-нибудь городишки и остановятся там на ночь. Сэм надеялась, что ей удастся уговорить их ненадолго оставить ее в одиночестве, чтобы она могла привести себя в порядок. На Бикфорда и прочих ее уговоры, конечно, не окажут воздействия… по этого рыжего паренька, возможно, удастся уговорить найти кузнеца и ненадолго освободить ее от цепи — всего на минутку, чтобы освежиться и справить естественные потребности. И тогда она сбежит. Сэм тихонько вздохнула и улыбнулась.
   Дорога резко повернула на восток, огибая лес. Интересно, подумала Сэм, почему дорога огибает лес, ведь проще было бы проложить ее прямиком через лес.
   И тут она поняла, где они находятся — в самой южной части Стаффордшира. Должно быть, это и есть тот самый пользующийся дурной славой лес под названием Каннок-Чейз.
   Это был самый обширный, самый глухой и мрачный лесной массив в Англии, место, где скрывались воры, мятежники и разбойники всех мастей. Даже теперь, когда большая часть земель была поделена на участки, обнесенные заборами, Каннок-Чейз был таким же глухим местом, как много лет назад, во времена средневековья. Отсюда разбойники совершали свои полночные набеги, а законопослушные граждане предпочитали обходить его стороной. Этим и объяснялся странный крутой поворот дороги.
   За спиной послышался едва слышный резкий металлический звук. Сэм оглянулась. Бродяга сидел выпрямившись, устремив пристальный взгляд в лесную чащу. Он сидел совершенно неподвижно.
   Ее насторожил странный блеск его зеленых глаз. Сэм не могла бы сказать точно, что именно встревожило ее, но что-то было в его взгляде. И откуда бы взяться этому металлическому звуку? На лязганье цепи это не похоже.
   Бродяга бросил взгляд вправо, на Лича, едущего впереди. Довольно далеко впереди. К концу дня полицейский мало-помалу увеличил дистанцию между ними, существенно опередив повозку.
   Заметив, что бродяга бросил такой же острый взгляд влево, Сэм замерла. На сей раз, он поглядел на Суинтона. Тот тоже был далеко — в нескольких ярдах от повозки.
   Сердце ее учащенно забилось. Похоже, что… но нет, не может быть, что этот мерзавец… тоже, что-то замышляет.
   Не сейчас. Не при дневном свете. Стражники, конечно, утомились, но одно подозрительное движение, и они изрешетят незадачливого бедолагу пулями. И ее вместе с ним.
   Не может же он замыслить побег при дневном свете! Не сумасшедший же он, в самом деле!
   Сэм попыталась успокоиться. Он производил впечатление человека здравомыслящего. В изумрудных глубинах глаз, несомненно, светился разум — цепкий, находчивый. Нет, его лицо, обрамленное черной бородой и копной непокорных черных волос, тронутых сединой, нельзя было назвать тупым. Эта мысль обнадеживала. Немного успокоившись, Сэм вгляделась в худощавое загорелое лицо и вновь увидела то, что уже заметила в нем вчера вечером при тусклом свете факелов — вызывающую дерзость. Безрассудство. Вчера это вызвало у нее презрение, теперь же испугало. Она поняла, что значила эта дерзость: ему нечего терять.
   Бродяга меж тем перевел взгляд с Суинтона на Бикфорда, затем на Такера, потом как бы невзначай взглянул на нее, затем вниз, на связывающую их цепь, на ее закованную щиколотку, дюйм за дюймом поднимая взгляд вверх, по ее ногам и телу.
   Сэм бросило в жар. Однако это был не тот похотливый, оценивающий взгляд, которым он смотрел на нее вчера. Нет, это было что-то совсем другое, отчего у нее перехватило дыхание. Словно он оценивал ее и… одобрял. Да, она ясно прочла на его странное одобрение.
   Он снова посмотрел на полицейского. Сэм замерла. Вокруг стояла тишина. Даже птицы в лесу угомонились.
   Пульс у нее учащенно бился. Неужели он действительно что-то затеял? Безумец! Неужели он решился бежать днем, да еще с ней на привязи?
   Сэм шевельнула ногой, слегка погремев цепью, чтобы привлечь его внимание. Он взглянул на нее в упор. Она беззвучно произнесла губами одно слово:
   — Нет!
   Он приподнял бровь — то ли вопросительно, то ли с вызовом, она не поняла. Может быть, этот сумасшедший просто не знал, что означает слово «нет»? Особенно когда его произносит женщина.
   Посмотрев мимо нее на лес, он зевнул и с самым невинным видом пожал широкими плечами, словно не понимая, что она имеет в виду.
   Заплывший глаз и разодранная щека и — ангельски непорочное выражение лица. Ее не проведешь! У воровки и обманщицы есть одно преимущество — ее не обманут такие же, как она, мошенники.
   Она не поверила ему, даже когда он удобно улегся на охапке соломы, такой спокойный и умиротворенный, словно сапожник, наслаждающийся однодневным отдыхом за городом.
   Прошло полчаса. Он не шевельнулся.
   Может быть, она неправильно его поняла? Вполне возможно, что ее ввела в заблуждение его мимолетная ухмылка. Конечно, убеждала себя Сэм, он ничего не замышляет. Просто горько посмеивается нал их судьбой.
   Или он все-таки что-то задумал?
   Несмотря на его небрежную позу, она не могла избавиться от ощущения, что он что-то затевает. Что-то такое опасное, что и словами не передать.

Глава 5

   Броган не изменил равнодушного выражения лица и небрежной позы даже в тот момент, когда с мягким звуком лопнула последняя веревка, стягивавшая его запястья. Боль иголками колола руки, но ему удалось даже не поморщиться. Сохраняя на лице беззаботность, он попробовал пошевелить пальцами.
   Никакому заурядному разбойнику не удалось бы развязать узлы, мастерски затянутые натренированными руками полицейских, но он, Николас Броган, провел всю жизнь в море и потому умел обращаться с узлами лучше, чем все полицейские Англии, вместе взятые.
   За время, что они провели в дороге, узлы ослабли. Помогла и повозка. Она предназначалась для перевозки соломы, а не людей, и болты, которыми тяжелые оси крепились к днищу, торчали наружу, их даже не потрудились утопить вровень с днищем. Николас сразу обнаружил выступающий металлический верх болта, достаточно острый, чтобы перерезать путы.
   Ему удалось освободить руки почти бесшумно и незаметно, во многом ему помогла эта светловолосая девица. Разыграв сценку с дрожащими ресницами и обиженно надутыми губками, она отвлекла внимание не только полоумного Суинтона, но и распустившего слюни Такера. Николас подавил улыбку, представив себе, как бы она рассердилась, если бы поняла, что, сама того не желая, помогла ему.
   Все еще опираясь спиной на деревянный борт повозки, он осторожно потянулся, пытаясь восстановить кровообращение в затекших руках и исподтишка наблюдая при этом за соседкой.
   Он видел, как она пытается соблазнить веснушчатого парня. Роль соблазнительницы была явно не из ее амплуа. Она, конечно, воронка, а уж грязные ругательства, знание которых она продемонстрировала вчера вечером… но было в ней что то… невинное.
   Николас нахмурился, удивившись тому, что в голову лезут подобные мысли. Может быть, он ошалел от жары? Она преступница, вчера сама призналась ему в этом, и везут ее в Олд Бейли. К. тому же вчера, чтобы снасти свою шкуру, она пыталась отправить на виселицу его.
   Тоже мне образец чистоты и добродетели! Как бы ни были соблазнительны ее свежая кожа, округлые формы и золотисто янтарные глаза, он стреляный воробей, и на мякине его не проведешь. В отличие от этого безмозглого рыжего паренька он, Николас Броган, знает о женщинах не меньше, чем о веревках. Кстати, между теми и другими есть немало общего. Во-первых, они, женщины и веревки, ненадежны. Во вторых, связывают мужчине руки. А главное — и те и другие могут быть опасны. Впрочем, полезны тоже.
   К сожалению, эта заносчивая красотка, прикованная к нему цепью, скорее опасна, чем полезна. Она явно догадалась, что он что-то задумал! Это тревожило его. Она настороже и будто ждет, что он будет делать дальше. Ее соблазнительная грудь быстро вздымалась и опускалась, натягивая шелк и кружево лифа. Если она не успокоится, кто-нибудь из этих проклятых стражников наверняка ее заподозрит.
   Лениво развалившись на соломе, он ждал, чтобы в его руки и плечи вернулись силы. Равнодушно глядя на лес, Николас пытался вспомнить подходящее место… ага, это немного дальше. Ярдов этак через тридцать. Лес там спускался в овраг, обрываясь с одной стороны дороги крутым склоном, густо заросшим вечнозеленым кустарником. Глубина оврага, пожалуй, будет около пятидесяти футов. Лучше не придумаешь.
   Повозке, медленно одолевающий бесконечные ухабы, потребуется не меньше десяти минут, чтобы добраться до того места. А девушка могла с минуты на минуту спутать все его планы. Николас снова попытался всем своим видом убедить ее, что у него нет сил, что он измучен и его нечего опасаться. Он зевнул. Она не расслабилась. Он закрыл глаза, как будто собрался вздремнуть. Она по-прежнему дышала учащенно, так что он слышал ее дыхание.