Таманцев Андрей. Россия - Разборка

   Я посоветовал:
   - Начните с конца.
   Он внимательно прочитал приговор трибунала.
   - Неслабо! Откуда это у вас?
   - Господин Мамаев поручил нам собрать о Калмыкове всю информацию, какая только возможна. По ходу дела мы наткнулись на эти документы.
   - Почему вы принесли их не ему, а мне?
   - Он не заплатил за работу.
   - Не заплатил за работу? - недоверчиво переспросил Буров. - Не заплатил за эти документы? Не понимаю.
   - Он не знал про эти документы.
   - Сколько?
   - Двадцать тысяч долларов.
   - Я даю вам тридцать.
   - Нет, - сказал я. - Я хочу получить за них не деньги.
   - Что?
   - Информацию.
   - Какую?
   - Игорь Сергеевич, прошу извинить, - раздался голос референта. Он появился в гостиной, держа в руках черный узкий сюртук. Буров поднялся, снял куртку, позволил надеть на себя сюртук и махнул длинной худой рукой:
   - Исчезните, друг мой.
   - В девять ноль-ноль - господин Малышев, - напомнил референт.
   - Подождет.
   У референта округлились глаза:
   - Господин Малышев?!
   - Исчезните, сударь!
   Клерк исчез.
   - Ну вот, - с усмешкой, призванной скрыть раздражение, прокомментировал Буров. - Взял и заставил меня раскрыть перед вами карты. Вы поняли, Сергей Сергеевич, о чем я говорю?
   - Он проявил вашу заинтересованность в этом деле.
   - Верно.
   - Большую.
   - И это верно. Да, я заинтересован в этом деле. Но хотел бы понять, в чем заключается ваш интерес.
   - Калмыков отсидел два с половиной года ни за что.
   - За приготовление к убийству, - возразил Буров.
   - Он не собирался никого убивать. И вы это знаете.
   - Ну, допустим, - подумав, кивнул он. - И что?
   - Мы не хотим, чтобы он сел за убийство, которое он намерен совершить.
   - А он намерен?
   - Да. И это вы тоже знаете.
   - А что знаете вы, сударь?
   - Кое-что. А хочу знать все.
   - Если я отвечу на ваши вопросы, вы продадите мне эту папку?
   - Нет. Но я не продам ее и Мамаеву.
   - Спрашивайте.
   - Мне известно, что в начале девяносто восьмого года между вами и Мамаевым возник конфликт. Из-за права обслуживать счета ГУИНа...
   - Конфликт? О чем вы? - перебил Буров. - Между нами не было и не могло быть никакого конфликта. Со стороны Мамаева была предпринята попытка шантажировать меня. Только и всего.
   - И вы поддались шантажу?
   - С чего вы взяли?
   - Вы отозвали свою заявку. Право на обслуживание счетов ГУИНа получил "ЕвроАз".
   - Вас когда-нибудь шантажировали?
   - Однажды было.
   - Каким образом?
   - Украли мою жену и дочь.
   - Вам это понравилось?
   - Не очень.
   - Чем это кончилось?
   - Нормально кончилось.
   Буров неожиданно захохотал, закудахтал, откинув голову и от избытка чувств хлопая себя по коленям. Я смотрел на него с искренним недоумением. Мне почему-то казалось, что ничего смешного я не сказал.
   - Немного зная вас, Сергей Сергеевич, я представил, что означает ваше "нормально", - отсмеявшись, объяснил Буров. - Мне тоже не нравится, когда меня шантажируют. Но у меня другие методы защиты, - добавил он, и его усы грозно затопорщились, а в наглых навыкате глазах мелькнули искорки веселого бешенства.
   - Попытка шантажа была предпринята до двадцать седьмого июля девяносто восьмого года, - вернул я его к теме разговора.
   - Вы много знаете, сударь, - уважительно оценил Буров. - Что ж, я расскажу вам, как это было. В первых числах июля ко мне пришел молодой следователь из Таганской прокуратуры. Проинформировал, что ведет дело о подготовке покушения на господина Мамаева, и предъявил мне несколько совершенно замечательных документов. Из них следовало, что мой банк через промежуточные инстанции заплатил двенадцать тысяч долларов риэлторской фирме за коммуналку, из окна которой за Мамаевым вел наблюдение наемный убийца.
   - Ерунда, - сказал я. - Деньги были посланы с почты какой-то студенткой.
   - Это мы сейчас понимаем, что ерунда. А тогда я не понимал ничего. Я понятия не имел ни о какой коммуналке, ни о каком покушении. Я попросил дать мне копии этих документов, чтобы разобраться, что к чему. Следователь сказал, что не имеет права этого сделать. Он предупредил, что будет вынужден вызвать меня повесткой для допроса в качестве свидетеля по уголовному делу о подготовке покушения на господина Мамаева. Я сказал, что подумаю. Через неделю я уже имел всю информацию. Я позвонил следователю и приказал ему передать Мамаеву, что он получит то, чего добивается. И после этого отозвал заявку.
   - Но позвольте! Документы, которые он показал, были фальшивкой?
   - Разумеется. Очень хорошо сделанной фальшивкой, тут господин Мамаев проявил немало изобретательности.
   - Нельзя было доказать, что это фальшивка и Народный банк к оплате коммуналки не имел отношения?
   - Почему? Можно.
   - Тогда зачем вы отдали Мамаеву счета ГУИНа?
   - Вы плохо разбираетесь в таких делах, сударь.
   - Совсем не разбираюсь, - подтвердил я.
   - Представьте на секунду, что на моих глазах произошло какое-то происшествие, хотя бы дорожная авария. И меня вызывают к следователю для дачи свидетельских показаний. Что на следующий день будет в газетах? Я скажу что. Аршинные заголовки: "Вор должен сидеть в тюрьме". А под ними - маленькая информация о том, что президент Народного банка был вызван в прокуратуру. Это если я приду к следователю. А если не приду, и того хуже: "Сбежит ли Буров?" Прелесть в том, что я не смогу даже обратиться в суд. В самом деле, разве вор не должен сидеть в тюрьме? Это в случае дорожной аварии. А если меня вызовут в прокуратуру по делу о покушении на конкурента? Вы представляете, что было бы в газетах и к чему бы все привело?
   - Это торпедировало бы ваше назначение заместителем министра финансов?
   - Совершенно верно, Сергей Сергеевич. Могло. А в таких делах рисковать нельзя.
   - Но и спускать шантажисту - на вас это не похоже.
   - А кто вам сказал, что я спустил? Я сказал, что у меня другие методы защиты. И они, сударь, ничуть не менее эффективны, чем ваши.
   По ходу дела у меня возник еще один вопрос, и я помедлил, не решаясь его задать.
   - Ну-ну! - подбодрил меня Буров. - У нас откровенный разговор.
   - Вскоре после суда над Калмыковым следователь, который вел его дело, был убит. Вы знаете об этом?
   - Разумеется, - кивнул Буров. - Я всегда владею всей информацией. Абсолютно всей. Без этого я никогда не подступаюсь к проблеме. Он был убит ночью на Рязанском шоссе, в сорока километрах от Москвы. Его застрелили в салоне "БМВ". Я вам больше скажу. Машину ему купил Мамаев. Во всяком случае, деньги за нее были перечислены со счета "ЕвроАза". Я знаю, о чем вы думаете. Нет, сударь, это не мои методы. Я никогда не свожу счеты с исполнителями.
   - Зачем вы прилетали к Калмыкову в колонию?
   - Вы и это знаете? Значит, знаете и зачем.
   - Почему вы прилетели сами, а не послали кого-нибудь?
   - Я дам вам, Сергей Сергеевич, хороший совет. Важные дела нельзя передоверять никому.
   - Документы, которые вы показали Калмыкову в лагере, были липой? О том, что квартиру его жены вы перекупили у Мамаева?
   - Квартира сейчас полностью принадлежит ей, - уклонился он от прямого ответа.
   - Ее купили вы?
   Буров некоторое время молчал, закручивал в стрелки усы. Потом спросил:
   - Вы узнали, кто послал семьдесят тысяч долларов за квартиру?
   - Нет.
   - Вы очень удивитесь, если узнаете. Очень, сударь.
   - Мне рассказывали, что в бытность заместителем министра финансов вы помогали Мамаеву, поддерживали его проекты. Это так?
   - А почему нет? У него серьезный бизнес. Он умело руководит своим делом. Сейчас успешно реализует проект, связанный с нефтью. Очень перспективный проект. Таких бизнесменов не так уж много в России. Для чего мне ему мешать? Это было бы непатриотично.
   - Тогда зачем вам нужно, чтобы Калмыков его убил?
   - Да с чего вы взяли, что мне это нужно? - очень искренне, как мне показалось, удивился Буров.
   - А нет?
   - Нет.
   - Калмыков понял свою задачу так.
   - Он правильно понял.
   - Не понимаю.
   - А должны бы понять, это близко к вашей профессии. Вы станете угрожать кому-нибудь незаряженным пистолетом?
   - Нет.
   - А почему? Потому что ваша угроза будет пустой. И тот, кому вы угрожаете, это почувствует. Пистолет должен быть заряжен, если вы намерены получать нужный вам результат. Даже если не хотите стрелять. Калмыков должен знать, что он убьет Мамаева. Но это вовсе не значит, что я хочу его смерти. Это было бы слишком просто, негуманно и экономически нецелесообразно.
   - Чего же вы хотите?
   - А вот этого я вам не скажу. Почему, собственно, вас так волнует судьба Мамаева?
   - Меня не волнует судьба Мамаева. Меня волнует судьба Калмыкова. Выведите его из игры.
   - Нет, сударь, этого я не сделаю.
   - Тогда это сделаю я.
   - Каким образом?
   - Отдам эту папку Мамаеву.
   - И Калмыков сядет в тюрьму.
   - Но не за убийство. И не за подготовку к убийству. Пусть сядет. Он просидит недолго.
   - Так-так, - протянул Буров. - А вы, сударь, не проста сопля, как говаривал мой дед. С пузырьком. Значит, у вас в рукаве есть еще кое-что, кроме этих протоколов? Какой-то козырь?
   - Может быть.
   - Сделаем так, - предложил он и подался вперед, навис над столом, усы затопорщились, глаза азартно заблестели. - Я обещаю, что не спущу курок. Ну, разве что ситуация выйдет из-под моего контроля. А вы подыграете мне. И тем самым поможете Калмыкову. Согласны?
   - Что для этого нужно?
   - Я куплю у вас эти документы. За тридцать тысяч долларов. Деньги будут перечислены вам немедленно. Но с одним условием. Сразу от меня вы поедете к Мамаеву и продадите эти бумаги ему. Слупите с него побольше. Тысяч пятьдесят. Он заплатит. Дайте ему немного порадоваться, а потом выложите из рукава то, что у вас есть.
   - Смысл?
   - Какой самый верный способ деморализовать контрагента? Сначала дать ему надежду, а потом отнять. А когда вы лишите его последней надежды выкрутиться из этого дела, дайте совет: пусть попробует договориться со мной.
   - Вы затеяли опасную игру, - предупредил я.
   - Опасную для кого?
   - Для всех. В том числе для себя.
   - Ее начал не я. И не я устанавливал правила. Мне навязали эту игру. Я всего лишь играю по тем правилам, которые мне навязали. В бизнесе, сударь, есть главное правило: никогда никому ничего не прощать. И не только в бизнесе, в жизни тоже. Никогда! Никому! Ничего! - презрительно повторил он. - Если, конечно, вы не хотите, чтобы о вас вытирали ноги.
   - Не продолжайте. Я уже понял, что насчет непротивления злу насилием у вас все в порядке.
   - А у вас? - парировал Буров. - Что вы сказали тем, кто похитил вашу жену и дочь? Иди и больше не греши?
   - Вы уверены, что в рукаве у меня есть козырь. А если нет?
   Буров снисходительно усмехнулся:
   - Вы удивились, для чего я веду аудио- и видеозапись всех переговоров. А между тем из всего, о чем мы с вами сейчас говорили, вы не уловили главного. Самого главного. Хотя я сказал это совершенно ясно, открытым текстом. Признайтесь, сударь, не уловили?
   - Что вы считаете главным?
   - Я сказал, что никогда не приступаю к решению проблемы, если не обладаю всей информацией. Абсолютно всей.
   - У нас уже очередь, - с похоронным видом сообщил возникший в дверях референт.
   - Иду. Возьмите у господина Пастухова банковские реквизиты. Тридцать тысяч долларов. Перевести немедленно. Проследите. Нет, сорок. А с Мамаева, Сергей Сергеевич, слупите шестьдесят тысяч. Да, шестьдесят. И ни центом меньше! Иначе я перестану вас уважать!
   Буров пожал мне руку, заговорщически подмигнул и устремился в кабинет, как узкая черная хищная пиратская шхуна. "Веселый Роджер" незримо трепетал над ним на свежем морском ветру.
   Ну и ну. Если десятками тысяч долларов пробрасываются, как мелкой монетой, что же за ставки в этой игре?
   Или, как говорят современные пираты: какова же цена вопроса?
   Отъезжая от Народного банка, я оглянулся. В черных стеклах, разрезавших мрамор облицовки, плыли низкие белые облака. Тихая золотая осень понемногу смещалась от Москвы к югу.
   III
   Я предпринял попытку дозвониться до Мамаева, но она закончилась ничем. Секретарша сначала сказала, что у него важный посетитель, потом совещание. По сучьей интонации в ее голосе и нескрываемому злорадству я понял, что стал персоной нон грата. Пришлось действовать по-другому.
   Я заехал на Главпочтамт и сделал ксерокс обложки папки с протоколами трибунала, приговорившего Калмыкова к смертной казни. На ксерокопии поставил адрес нашего полуподвала на Неглинке и написал: "Если Вас это интересует, жду в 12.00 в офисе агентства "МХ плюс". Пастухов". Сбросил все это по факсу в секретариат Мамаева, обзвонил ребят и назначил общий сбор. Перед встречей с Мамаевым нужно было разобраться, что мы имеем.
   Офис детективно-охранного агентства "МХ плюс" являл собой зрелище грустное и трогательное, как воспоминания о красивой, но не сбывшейся, увы, мечте. Ах, с каким рвением Боцман и Муха ремонтировали этот старый полуподвал, перестилали полы, обшивали панелями стены, рушили одни перегородки и воздвигали другие. Раз в неделю устраивались воскресники, и вся наша команда, включая Дока, вовлекалась в созидательный процесс. В конце концов общими усилиями удалось превратить полуподвал в довольно уютное помещение с пятнадцатиметровой приемной, в которой будущая секретарша должна была сортировать будущих посетителей и угощать их кофе "эспрессо", и с восьмиметровым кабинетом для переговоров с клиентами. С какими яростными, до взаимных обид спорами выбиралась вывеска агентства! Муха непременно хотел медную с гравировкой, Боцман настаивал на стеклянной, черной с золотом, как на Администрации Президента. Сошлись посередине - на такой, как в мэрии.
   А каким торжественным было открытие агентства! Как тонко звенели хрустальные бокалы с французским шампанским, содвинутые в ознаменование того, что двое наших друзей, уважаемый господин Мухин и уважаемый господин Хохлов, обретают солидный социальный статус! Долго-долго этот звон стоял в ушах счастливых совладельцев агентства.
   Примерно два месяца.
   Каждое утро они являлись в офис и просиживали до вечера в ожидании клиентов, которые должны были выстраиваться в очередь, прочитав рекламу в газете "Из рук в руки". Клиентов за два месяца было трое. Первой пришла старушка, у которой пропал ее любимый кот. Двух других клиентами можно было назвать с очень большой натяжкой, потому что это были местные братки, которые решили, что за вывеской "МХ плюс" скрывается торговая фирма, с которой совершенно необходимо что-нибудь поиметь. В припадке разочарования Муха и Боцман умесили братков и ссыпали их в мусорный контейнер. После этого Боцман произнес историческую фразу:
   - Нет ли у тебя такого ощущения, что мы начали дело не с того конца?
   Теперь офис стоял заброшенный. Торжественная, как на мэрии, вывеска была снята и пылилась в углу, а единственными живыми организмами были кофеварка и подключенный к Интернету компьютер, по которому и осуществлялась связь с внешним миром. Лишь изредка, когда намечались деловые встречи, наводился порядок, и офис обретал жилой вид.
   Я просмотрел электронную почту. Ничего заслуживающего внимания не было. Потом сварил кофе и стал ждать.
   ...Первым появился Боцман с пачкой цветных снимков, сделанных телевиком возле офисов компании "Интертраст" и Народного банка. Снимков было с полсотни. Он разложил их на большом столе в приемной и предложил полюбоваться.
   Сытые самодовольные лица, по большей части молодые, дорогие машины, костюмы от хороших портных. Холеные женщины, как из рекламных журналов. Было такое впечатление, что снято все это не в Москве, а где-нибудь за границей, в Швейцарии.
   - Новая порода, хозяева жизни! - обобщил Боцман с нотками классовой неприязни.
   Пока мы рассматривали снимки, позвонил Док и сказал, что, если можно, он не приедет, так как на счет реабилитационного центра неожиданно поступили сорок тысяч долларов и нужно срочно выкупить кое-какие лекарства и договориться с немецкой фирмой о поставке инвалидных колясок.
   - Деньги откуда? - спросил я.
   - От Народного банка. Я несколько раз забрасывал им просьбы. Все мимо, а вот поди ж ты. Даже не ожидал.
   - Может, они вспомнили о душе? - предположил я. - С богатыми это бывает. Не помнят, не помнят, а потом вдруг раз - и вспомнят.
   - Почаще бы вспоминали! - выразил пожелание Док.
   Потом подкатил Артист, которому впервые за несколько дней не нужно было тащиться рано утром в бассейн, и по этому поводу он от души выспался. Последним появился Муха. Он занимался поиском сотрудницы почты в Перове, которая год назад уволилась. На мой вопрос об успехах только рукой махнул. Девчонку нашел, обстоятельно расспросил, но толком ничего не узнал. Человека, который перевел семьдесят тысяч долларов в рублевом эквиваленте на счет риэлторской фирмы "Прожект", она помнила.
   Мужик лет пятидесяти, высокий, хорошо одетый, с ухоженными ногтями, представительный. Не красавец, но ничего. Приехал, вероятно, на машине, так как шел дождь, а он был без плаща. На какой машине, она не видела. Волосы с проседью. Лицо нормальное, чисто выбритое. Глаза нормальные, нос нормальный, уши нормальные. Обручального кольца нет.
   - Таких мужиков в Народном банке каждый четвертый, вон их сколько! подвел итог Муха, кивнув на стол с фотографиями. - Съезжу еще раз, покажу снимки. Может, узнает. Но надежды мало. Она больше не на него смотрела, а на артистку, с которой он приехал. Вся почта на нее таращилась, даже из экспедиции прибежали.
   - Что за артистка? - спросил я.
   - Какая-то Забелина. Она ждала в машине, потом зашла и спросила: "Котик, ты еще долго?" Котик, мать его.
   - Забелина? - заинтересовался Артист. - Нина?
   - Да, Нина Забелина. Не знаю, что за Забелина. Я в этом не Копенгаген.
   - Ты не знаешь Нинон Забелину? - поразился Артист. - А я считал тебя интеллигентным человеком!
   - А она меня знает?
   - Вынужден тебя разочаровать. Боюсь, что нет.
   - А почему я должен ее знать?
   - А ты ее знаешь? - задал резонный вопрос самый практичный из всех нас Боцман.
   - Обижаешь, - ответил Артист. - В этой тусовке я знаю всех. С Нинон мы снимались в одном фильме. У нее была главная роль, а у меня роль третьего плана. В том смысле, что я был третьим слева в массовке. Неплохая актриса. Хотя, если честно, слава ее несколько преувеличена.
   - Так чего ты сидишь? - сердито спросил Боцман. - Звони и спроси, с каким котиком она была на почте в Перове!
   - Да она всех называет котиками. У нее этих котиков!
   - А вдруг?
   - Можно попробовать, - без особой уверенности согласился Артист. Он порылся в пухлой записной книжке, набрал номер и замурлыкал: - Неужели?! Неужели я слышу голос несравненной Нинон Забелиной?! Я? Издеваюсь? Бог с тобой, рыбка моя! Мы сидим с друзьями и возмущаемся... Как это чем? Тем, что Любимов не дал тебе главную роль! Он совсем выжил из ума!.. А что Демидова, что Демидова? Я ушел со второго акта!.. А... Да... Нет, конечно... Ну что ты!.. Еще как... Никогда... Всегда... Ну да... Да нет... Что ты говоришь?! Кофе мне никто не нальет?.. Это я не тебе... Иди ты!.. Не может быть!.. А я тебе другое скажу... Дай мне сказать! Публика вовсе не дура! Ты только послушай! Жена одного моего друга в тебя влюблена! Знаешь, что было для нее самым неизгладимым впечатлением?.. Если помолчишь, скажу... Нет, не кино. Кино тоже, но... Да нет! Твое посещение почты в Перове! Она там работала. И до сих пор вспоминает, как ты приезжала туда с каким-то банкиром... Понятия не имею, с каким банкиром... С таким представительным, лет пятидесяти, ногти холеные, обручального кольца нет... Да я и сам не верю. С какой стати тебе связываться с каким-то старым козлом?.. Не старый?.. Ах-ах, какие мы!.. Не банкир? А кто?.. Погоди, выйду в другую комнату, а то мешают...
   Артист прихватил кофе и закрылся в кабинете. Вышел он через двадцать минут, беззвучно матерясь и вытирая вспотевший лоб.
   - Ну? - спросил Боцман.
   - Расскажу. Вое расскажу. А сейчас дайте мне помолчать. Хоть полчаса. Всего полчаса, мне хватит. Могу я полчаса помолчать?
   - Ну, помолчи, - разрешил Боцман.
   До встречи с Мамаевым оставалось сорок минут. Я решил использовать это время, чтобы ввести ребят в курс дела. Сначала рассказал о моем утреннем разговоре с президентам Народного банка, потом выложил на стол диктофон и нажал кнопку "рlау". В динамике прозвучало:
   "- Начните с начала. С восемьдесят четвертого года. Что было четырнадцатого декабря в Кандагаре?
   - Четырнадцатого декабря в Кандагаре был очень сильный буран..."
   Глава девятая
   ГИБЕЛЬ "КАСКАДА"
   "- Четырнадцатого декабря в Кандагаре был очень сильный буран. Мы готовили большой десант в тыл моджахедов. Подготовка, как всегда, велась в строжайшей тайне. Но у нас были сведения, что агентура Ахмед-хана получила информацию и будет сделана попытка сорвать операцию. На аэродроме выставили усиленное охранение. Приказ был стрелять на поражение по любой подозрительной цели... Ты куришь?
   - Нет.
   - Я тоже бросил. Сейчас бы закурил. Ну да ладно. Так вот. В двадцать три пятнадцать по московскому времени или в три пятнадцать по местному одному солдату показалось, что кто-то подкрадывается к стоянке бомбардировщика. Он дал очередь из АКМ. Пуля срикошетила от бетонки и попала во взрыватель бомбы на самолетной подвеске.
   - И что?
   - И всё ёбнуло.
   - Значит, это была не диверсия?
   - Нет. Это была нелепая, чудовищная случайность. Любая война - это цепь случайностей. И более ничего. Политики могут начать войну. Дальше им остается только хвататься за голову. В Афган планировалось ввести войска на два-три месяца. Завязли на десять лет. Порядок в Грозном хотели навести за два часа. Завязли бессрочно. Ладно. Я был на месте через двадцать минут. Решение нужно было принимать очень быстро, пока слухи о взрыве не разошлись. Я связался с Москвой. Мне дали "добро". Часового отправили в госпиталь, командира полка и начальника аэродромной охраны отстранили от должности. Сразу же передали в эфир сообщение, что на аэродроме совершена диверсия. Шифром, который был известен Ахмед-хану. Подняли по тревоге войска, разослали ориентировки на диверсантов. На майора Калмыкова и на двух наших агентов-таджиков. Тем же шифром.
   - А майор Калмыков в это время сидел с женой в Большом театре и знать ничего не знал.
   - Да. Его доставили на "Су-27". В девять утра по местному времени он был в Кандагаре. На бэтээре его и таджиков вывезли в предгорье. Инсценировали погоню, бэтээр взорвали. Буран еще не кончился, так что все прошло чисто. Им нужно было добраться до горного кишлака на границе с Пакистаном и там затаиться.
   - Почему на роль диверсанта выбрали его?
   - У нас не было времени вводить в комбинацию кого-то другого. Он был готов к этой роли. Работал в Афгане с восемьдесят первого по восемьдесят четвертый, владел ситуацией. Восточная внешность, это у него от матери-узбечки. Еще с детства знал узбекский и таджикский, свободно говорил на пушту, дари и урду. Он был лучший. Опасность он чувствовал на уровне подсознания, у него было очень мощное биополе. Он был прирожденным разведчиком. И главное - у него была практически готовая легенда. Мусульманин, вынужденный скрывать свою веру. Отчисленный из Академии ГРУ по религиозным мотивам. Тайно сочувствующий "джихаду". При всей своей изощренности Восток в чем-то очень простодушен. Верность исламу сомнениям не подвергается. Особенно когда она подкреплена серьезным делом. А взрыв эскадрильи шурави - это очень серьезно. Ответил я на твой вопрос?
   -Да.
   - Прикрыли мы его очень тщательно. В Кандагаре провели заседание трибунала. Майор Калмыков был разжалован, лишен всех наград и заочно приговорен к смертной казни. Приказ об этом был зачитан в войсках. Это подкрепило его легенду. В ней было только одно слабое место. Мы были вынуждены задействовать его под своей фамилией. Времени на подготовку других документов не было. Но он знал, на что шел.
   - Вы не допускали, что он может отказаться?
   - Майор Калмыков. Отказаться. Не мог.
   - Что было дальше?
   - Через полтора месяца их нашла агентура Ахмед-хана. К тому времени среди моджахедов об их подвиге уже ходили легенды. Неизвестные герои, устроившие диверсию на аэродроме шурави. Их переправили в Пешавар, встретили с почестями. Калмыкова принял сам Ахмед-хан. Потом началась проверка. Проверяли его со всех сторон, но легенда выдержала. Теперь ты понял, почему я ничего не мог сообщить его жене, почему не мог даже подойти к ней?
   - Не совсем.
   - Для прокачки Калмыкова были задействованы все каналы. В том числе и агентура ЦРУ в Москве. За Галиной следили. Мы не могли ничего для нее сделать, потому что это значило расшифровать его.
   - Теперь понял. Вы его не расшифровали.
   - Да. Он выдержал проверку и стал вторым человеком в контрразведке моджахедов. Ему доверял Ахмед-хан. Калмыков был его советником. Он знал систему работы ГРУ, знал нашу армию, наши методы. Впрочем, что значит "доверял"? Азия это серпентарий. В разведке редко кому доверяют до конца. В Азии никому не доверяют вообще. Четыре года Калмыков жил в этом гадюшнике. Работал, создавал агентуру. Тысячи наших матерей должны молиться за него, он спас жизнь их сыновьям. Зорге. Абель. Ким Филби. Да они рядом с ним не стояли! По сравнению с ним они работали в курортных условиях. "Каскад" был лучшим диверсионно-разведывательным отрядом со времен Отечественной войны. Лучшим, говорю я тебе. А Калмыков был лучшим в "Каскаде".
   - Что было в восемьдесят восьмом году?
   - Ничего хорошего.
   - Это я уже понял.
   - Ничего ты не понял. Никто этого так и не понял. Нельзя было уходить из Афгана. Никому это было не нужно. Ни нам, ни американцам, ни самим афганцам.