Страница:
Только так Док мог узнать что-то стоящее.
Но сразу возникало несколько досадных вопросов. Первый: а здесь ли вообще этот солидный человек в английском костюме? Ведь Док вел только его молодого напарника. Правда, на стоянке он видел «мерседес» той же марки и той же расцветки, что и тот, в котором укатил этот солидный «костюм» от гостиницы «Москва», но надо было убедиться наверняка. И второй — если «костюм» все-таки здесь, то как его вести? Своя «шестерка» была бы незаменима, но Пастух бросил ее на Киевском шоссе, а Киевское — это полчаса — минут сорок туда да столько же обратно, и это еще в лучшем случае… В конце концов Док решил, что час-полтора ничего не изменят, а рисковать тем, что можно оказаться без средства передвижения в самый неподходящий момент, он не хотел. Спустившись вниз. Док вышел на улицу и отправился ловить такси. А когда через час двадцать он вернулся назад, но уже на своей «шестерке», то зарулил на стоянку и выключил двигатель. Вот теперь можно было спокойно действовать дальше. Прогулявшись между машин, Док обнаружил, что и фиолетовый «фольксваген», и «мерседес» остались на своих местах, а значит, хозяева их все еще здесь. Более того, проходя мимо «мерса», он заметил краем глаза трехсотграммовую пластиковую бутылочку из-под минеральной воды. Она была наполовину пуста и лежала на заднем сиденье. Не останавливаясь, Док вернулся к своей машине, сел и закурил. Он был уверен, что это тот самый «мерседес» того самого человека — он вспомнил такую бутылочку в его руках на Манежной площади.
Едва ли могло быть столько совпадений.
Теперь оставалось только ждать.
На этот раз он больше не чувствовал свою бесполезность, не ощущал бессмысленности ожидания. Сидя в своей «шестерке», он был совершенно спокоен и уверен. Между тем день становился невыносимо жарким: солнце заливало московские улицы так, словно хотело спалить их, а в машине, несмотря на открытые окна, было душно, как в газовой камере. Но Док не обращал на это внимания. Откинувшись в водительском кресле, под шум и гул Нового Арбата и приглушенно гудящий радиоприемник он пристально наблюдал за подъездом высотки.
Спустя три часа из подъезда вышел «телохранитель» и укатил куда-то на своем пикапе. Док даже не рыпнулся — теперь он ждал только того, другого человека. Еще через час «телохранитель» вернулся и скрылся в подъезде. А когда по радио сообщили, что в Москве ровно четыре часа дня, у Дока, как по команде, запикал пейджер — пришло большое послание от Пастуха. Он сообщал, что дома никого не застал, что есть большое желание завтра собраться послушать духовую музыку, а сегодня он не может, потому что идет на вечер воспоминаний прозаика Губермана, и под конец поинтересовался, не приобрел ли он, Док, тот фиолетовый пикапчик, который ему так понравился сегодня утром. Док прочитал сообщение, убрал пейджер и усмехнулся. Смешное вышло послание. Но главное, теперь он точно знал, что все сделал правильно, а кроме того, знал дальнейшие планы и был спокоен за самого Пастуха.
Все было предельно ясно.
Во-первых, Пастух опоздал к себе в Затопино и его семью взяли в заложники.
Во-вторых, Пастуху удалось успешно уйти от ареста его людьми Управления и теперь он находится в недосягаемости для них. В-третьих, Пастух тоже считает, что основной объект внимания сейчас — это тот самый «костюм» с Манежной, а значит, Док не ошибся. В-четвертых, Сергей что-то узнал сам и собирается выяснить подробности у Губермана (Док сразу же вспомнил этого человека — в свое время их команда спасла жизнь известному политику и очень крупному предпринимателю Аркадию Назарову, и, по всей видимости, руководитель его личной службы безопасности Ефим Губерман согласился теперь оказать Пастуху небольшую услугу).
Что ж, это очень кстати. Губерман — просто кладезь информации. Ну и, в-пятых, капитан Пастухов собирает завтра свою команду, потому что ситуация стала слишком серьезной, и собирает он ее в джазовом клубе «Хорус», где все они бывали до этого не один раз.
Все это было очевидно. Доку оставалось только до завтрашнего утра играть роль наружки, чтобы выяснить как можно больше маршрутов передвижения своего клиента по городу. Хорошо было бы, если бы клиент его об этом побеспокоился и попередвигался активно, а не сидел до утра в своем офисе.
Впрочем, эта последняя невольная мысль оказалась лишней. Уже через двадцать минут, около половины пятого вечера, «костюм» вышел из подъезда в сопровождении «телохранителя» и водителя. Втроем они погрузились в «мерседес» и аккуратно вырулили со стоянки. Док завел двигатель и так же аккуратно вырулил следом за ними. Теперь у него была только одна задача — ни в коем случае ничем не выдавать своего присутствия и очень хорошо все запоминать.
Но сразу возникало несколько досадных вопросов. Первый: а здесь ли вообще этот солидный человек в английском костюме? Ведь Док вел только его молодого напарника. Правда, на стоянке он видел «мерседес» той же марки и той же расцветки, что и тот, в котором укатил этот солидный «костюм» от гостиницы «Москва», но надо было убедиться наверняка. И второй — если «костюм» все-таки здесь, то как его вести? Своя «шестерка» была бы незаменима, но Пастух бросил ее на Киевском шоссе, а Киевское — это полчаса — минут сорок туда да столько же обратно, и это еще в лучшем случае… В конце концов Док решил, что час-полтора ничего не изменят, а рисковать тем, что можно оказаться без средства передвижения в самый неподходящий момент, он не хотел. Спустившись вниз. Док вышел на улицу и отправился ловить такси. А когда через час двадцать он вернулся назад, но уже на своей «шестерке», то зарулил на стоянку и выключил двигатель. Вот теперь можно было спокойно действовать дальше. Прогулявшись между машин, Док обнаружил, что и фиолетовый «фольксваген», и «мерседес» остались на своих местах, а значит, хозяева их все еще здесь. Более того, проходя мимо «мерса», он заметил краем глаза трехсотграммовую пластиковую бутылочку из-под минеральной воды. Она была наполовину пуста и лежала на заднем сиденье. Не останавливаясь, Док вернулся к своей машине, сел и закурил. Он был уверен, что это тот самый «мерседес» того самого человека — он вспомнил такую бутылочку в его руках на Манежной площади.
Едва ли могло быть столько совпадений.
Теперь оставалось только ждать.
На этот раз он больше не чувствовал свою бесполезность, не ощущал бессмысленности ожидания. Сидя в своей «шестерке», он был совершенно спокоен и уверен. Между тем день становился невыносимо жарким: солнце заливало московские улицы так, словно хотело спалить их, а в машине, несмотря на открытые окна, было душно, как в газовой камере. Но Док не обращал на это внимания. Откинувшись в водительском кресле, под шум и гул Нового Арбата и приглушенно гудящий радиоприемник он пристально наблюдал за подъездом высотки.
Спустя три часа из подъезда вышел «телохранитель» и укатил куда-то на своем пикапе. Док даже не рыпнулся — теперь он ждал только того, другого человека. Еще через час «телохранитель» вернулся и скрылся в подъезде. А когда по радио сообщили, что в Москве ровно четыре часа дня, у Дока, как по команде, запикал пейджер — пришло большое послание от Пастуха. Он сообщал, что дома никого не застал, что есть большое желание завтра собраться послушать духовую музыку, а сегодня он не может, потому что идет на вечер воспоминаний прозаика Губермана, и под конец поинтересовался, не приобрел ли он, Док, тот фиолетовый пикапчик, который ему так понравился сегодня утром. Док прочитал сообщение, убрал пейджер и усмехнулся. Смешное вышло послание. Но главное, теперь он точно знал, что все сделал правильно, а кроме того, знал дальнейшие планы и был спокоен за самого Пастуха.
Все было предельно ясно.
Во-первых, Пастух опоздал к себе в Затопино и его семью взяли в заложники.
Во-вторых, Пастуху удалось успешно уйти от ареста его людьми Управления и теперь он находится в недосягаемости для них. В-третьих, Пастух тоже считает, что основной объект внимания сейчас — это тот самый «костюм» с Манежной, а значит, Док не ошибся. В-четвертых, Сергей что-то узнал сам и собирается выяснить подробности у Губермана (Док сразу же вспомнил этого человека — в свое время их команда спасла жизнь известному политику и очень крупному предпринимателю Аркадию Назарову, и, по всей видимости, руководитель его личной службы безопасности Ефим Губерман согласился теперь оказать Пастуху небольшую услугу).
Что ж, это очень кстати. Губерман — просто кладезь информации. Ну и, в-пятых, капитан Пастухов собирает завтра свою команду, потому что ситуация стала слишком серьезной, и собирает он ее в джазовом клубе «Хорус», где все они бывали до этого не один раз.
Все это было очевидно. Доку оставалось только до завтрашнего утра играть роль наружки, чтобы выяснить как можно больше маршрутов передвижения своего клиента по городу. Хорошо было бы, если бы клиент его об этом побеспокоился и попередвигался активно, а не сидел до утра в своем офисе.
Впрочем, эта последняя невольная мысль оказалась лишней. Уже через двадцать минут, около половины пятого вечера, «костюм» вышел из подъезда в сопровождении «телохранителя» и водителя. Втроем они погрузились в «мерседес» и аккуратно вырулили со стоянки. Док завел двигатель и так же аккуратно вырулил следом за ними. Теперь у него была только одна задача — ни в коем случае ничем не выдавать своего присутствия и очень хорошо все запоминать.
7
— Я просто вынужден принять меры, Константин Дмитриевич. Ты же сам прекрасно знаешь, чем мы рискуем. Времени и так потеряно слишком много, а теперь по милости твоего Пастухова мы должны начинать все сначала.
— А я вовсе не уверен, что Пастухов имеет к нашим проблемам прямое отношение.
— Да-да, я помню, что ты всегда полностью доверял ему, поэтому и решил с тобой поговорить. Через час будет совещание, и нам всем придется не только резко менять планы, но и решать, как ликвидировать последствия наших проблем. Надеюсь, что мы еще не все проорали… Но ты ведь не поспоришь с тем, что наша попытка зацепить Крымова с треском провалилась?
— Без треска.
— Да?
— Да… Провалилась — да, но без треска.
— В общем, так. Я не хочу никакого противостояния между теми, кто занимается китайской темой. Ни на совещании, ни тем более после него. У нас нет на это времени. Поэтому хочу с тобой сейчас, так сказать, провентилировать все возможные осложнения… Генерал-майор Александр Николаевич Нифонтов возглавлял Управление уже около года после неожиданного самоубийства предыдущего начальника — генерала Волкова.
Нифонтову очень не нравилось его положение. Мало того, что до сих пор ходили странные слухи о смерти Волкова, о том, что он, скорее всего, был попросту ликвидирован, так к тому же Нифонтов все это время был только «и.о.» — исполняющим обязанности. Конечно, такое положение не могло его устраивать. Не то чтобы он боялся за свое кресло или жизнь (хотя в последние годы всевозможные «и.о.» заканчивали, как правило, очень плохо), но несколько опасался. Ничего не поделаешь, такая опаска едва ли не каждому чиновнику на роду написана, тем более чиновнику, возглавляющему спецслужбу… Наверное, поэтому в общем-то порядочный человек и очень толковый специалист Александр Николаевич Нифонтов в последние полгода был особенно осторожен. Каждый раз, когда возникали серьезные осложнения, он предпочитал ориентироваться на кураторов из администрации президента.
Голубков все это прекрасно понимал и поэтому, когда Нифонтов вызвал его к себе, сразу догадался, о чем тот хочет с ним переговорить. А еще полковник Голубков понимал, что если в ближайшее время ситуация не утратит свою остроту, то все шишки посыплются на него, — ведь официально-то операция сорвалась не во Флоренции, а после убийства Крупицы и выкрутасов Пастуха. Непосредственным начальником и того и другого был Голубков — стало быть, ему и расхлебывать.
Свалить вину на людей, за которых он отвечает, полковнику не позволяла совесть, оказаться же крайним — самолюбие, а закрыть на все глаза и вообще не выяснять, что произошло, ему не позволял профессионализм. Как развязаться с такими противоречиями и выбраться из всего этого дерьма незапятнанным? Ответа он пока не знал.
Не знал, но надеялся его получить по ходу дела. В конце концов, на месте он не топтался, кое-что уже нашел, да и Нифонтов, хоть и не хотел идти на конфликт с кураторами, все-таки оставался человеком порядочным, с которым у полковника сложились неплохие отношения. Даже называли они друг друга по-прежнему — по имени-отчеству, но на «ты» — несмотря на то, что новая должность Нифонтова не очень-то к этому располагала. Одним словом. Голубков сидел сейчас в кабинете генерала Нифонтова и гадал, что Александр Николаевич ему собирается сообщить. А то, что появились какие-то новые факты — у него не было никаких сомнений. Иначе бы не вызвал.
— Александр Николаевич, — сказал Голубков, — давай без обходных маневров.
— Ну что ж, давай без обходных. Нифонтов пододвинул к себе какую-то папку средней пухлости и положил на нее ладонь.
— Мокин только что принес мне новые материалы, — сообщил он. — Они были отработаны в течение сегодняшнего утра.
Это была не очень хорошая новость, но чего-то подобного Голубков и ожидал.
Значит, служба собственной безопасности Управления, эта контрразведка в квадрате, все-таки занялась Пастухом вплотную. А раз материалы подшивает и приносит собственноручно ее шеф, подполковник Мокин, значит, Пастуху уже подписали от имени СБ приговор. Что тут скажешь? Либо слишком тяжелые обвинения, либо Пастух их здорово раздражает. Скорее второе.
— Что за материалы? — заинтересованно спросил Голубков.
— Все то же. Твой капитан. — Нифонтов открыл папку. — Вот послушай. Сегодня около семи часов утра он проник в квартиру Крупицы, и ровно в семь с ним связался Крымов… — Крымов?!
— Да. Он позвонил по телефону на номер Крупицы, когда там был Пастухов, и назначил ему место и время встречи… — Расшифровка есть?
Нифонтов передал лист бумаги с текстом разговора Пастуха и Крымова.
Полковник быстро пробежал его глазами, отложил и озадаченно поднял взгляд на генерала.
— Далее, — продолжил Нифонтов, — в семь сорок пять они встретились на Манежной площади у фонтана… у этих самых четырех задниц и двадцать минут о чем-то беседовали… Он извлек из папки несколько фотографий, на которых разговор был зафиксирован в крупных и общих планах, и передал Голубкову.
— Потом они разбежались, и Мокин решил брать Пастухова. Задержание было произведено быстро, вполне корректно. При задержании у твоего капитана изъяли револьвер «смит-вессон»… вот этот… — Нифонтов выложил еще одну фотографию. — Экспертиза показала, что именно из этого оружия был убит Крупица. Кстати, Мокин утверждает, что этот револьвер и принадлежал ему. Крупице.
— Я не понял, Александр Николаевич, Пастухов арестован или нет?
— В том-то и дело, что ему удалось уйти. Он не оказывал никакого сопротивления при задержании, но посадить в машину его не успели. Люди Мокина неожиданно попали под прицельный огонь из проезжавшего мимо автомобиля. Сам понимаешь — Пастухов человек подготовленный, и этого ему вполне хватило, чтобы благополучно унести ноги… Ну, что скажешь, Константин Дмитриевич?
Голубков закурил сигарету — все какая-то пауза, чтобы хоть немного переварить услышанное.
— Если бы я не был в курсе событий и судил о них только из этого рассказа, — произнес он наконец, — я бы сказал, что все это, с точки зрения более-менее грамотного специалиста, какой-то махровый абсурд. За каким дьяволом надо было забираться в засвеченную и явно прослушиваемую квартиру для разговора по телефону? Неужели Крымов, бывший профессиональный разведчик самого высокого класса, который, как ты знаешь, не потерял по своей вине ни одного агента, не смог придумать ничего получше? Абсурд!
— Абсурд.
— Капитан Пастухов тоже профессионал и тоже весьма высокого класса. А ведь его отпечатки наверняка остались на этом «смит-вессоне», так?
— Конечно остались.
— Если это он застрелил Крупицу, причем из его же собственного оружия, неужели он стал бы оставлять этот пистолет у себя, да еще со своими пальчиками?..
— А теперь послушай версию Мокина. — Нифонтов собрал фотографии и бумаги обратно в папку, закрыл ее и отправил в сейф. — Он представляет себе все примерно следующим образом. Крымов перекупил Пастуха… — Это когда и как он мог на него выйти?
— А как они смогли вовремя вычислить нашу операцию?
— Видимо, у Крымова осведомитель… -Кто?
— Есть у меня кое-какие соображения… — Ладно, об этом лучше отдельно. В любом случае: если есть осведомитель, значит, он и на операцию выйти мог. И потом, не забывай, что работа твоего капитана и его команды нами оплачивается. А если есть цена, значит, всегда можно перекупить. Согласен?
— Не согласен.
— Тогда слушай дальше. — Нифонтов встал и прошелся по кабинету. — Крымов перекупил Пастуха, потому что осведомитель — это одно, он лишь передает информацию, а курьер — это другое. Он информацией обладает. Таким образом Крымов выяснил, что именно нам удалось узнать и, соответственно, что ему надо менять в своих планах. Совершенно очевидно, что были засвечены место операции и ее сроки.
Что же касается кассеты, где, насколько мы знаем, был записан разговор Крымова с его заказчиками, то есть компромат на него самого, то эту кассету ему требовалось уничтожить. Он ее уничтожил. И опять при помощи твоего Пастухова.
Все концы обрублены. Фактов, подтверждающих, что бывший кадровый разведчик Андрей Сергеевич Крымов работает в интересах американцев и Североатлантического блока, нет. Зацепиться нам опять не за что, и они могут спокойно продолжать.
Наша игра на опережение провалилась, у них опять появились все шансы сорвать наши переговоры с Китаем.
— Уж не собирается ли Мокин свалить возможный провал переговоров с Китаем на Пастуха?
— Не утрируй. Он просто делает вывод, что капитан Пастухов выполнил оплаченную нами работу, но только на этот раз — не в наших интересах.
— А зачем ему это надо?
— Затем, например, чтобы наверняка отвязаться от нас, от своей полной зависимости, вытекающей из его положения негласного исполнителя спецмероприятий, получить приличную сумму и осесть для безбедного существования где-нибудь в Колорадо. Такая причина для Мокина более чем достаточна. А чтобы исчезнуть надежно, он намеренно подставляется нам, дабы его однозначно считали предателем и больше никогда не пытались искать. Когда в ближайшем времени он инсценирует свою смерть, мы просто вздохнем с облегчением и будем уверены, что это вообще наша собственная работа.
Голубков слушал все это со смешанным чувством удивления и раздражения.
Потом вздохнул и покачал головой:
— Ну и насочинял ты, Александр Николаевич. Похлеще Ханса Христиана Андерсена.
— Во-первых, это Мокин насочинял… — Но это же бред какой-то!
— Возможно, что это действительно не совсем логично с точки зрения твоих собственных убеждений, но существуют факты, очень много фактов, и все они вполне подтверждают эту или такого рода версию… Понимаешь теперь, какая петрушка получается? Все действия Пастухова играют на руку Крымову и срывают наши планы.
Значит, подытожим. Записанные на пленку переговоры Крымова с представителями военной разведки Североатлантического блока и ЦРУ, которые — подчеркиваю — не только компрометировали предателя Крымова, но и давали возможность оперативно схватить НАТО за руку, эти записи не доходят до нас. Они уничтожены пластиковой взрывчаткой, которую доставил Пастухов. Причем, обрати внимание, эта взрывчатка должна была рвануть у тебя в руках, и никто не может поручиться, что Пастух об этом не знал. Во-вторых, капитан Владимир Крупица убит двумя выстрелами в голову сразу после того, как он предупреждает начальника службы собственной безопасности о том, что с Пастуховым могут возникнуть осложнения… — Ты же прекрасно знаешь, что в таких случаях совсем не так звонят и совсем не то говорят.
— Подожди, — поднял ладонь Нифонтов, — я закончу… После чего револьвер, из которого убили Крупицу, оказывается в кармане Пастухова с отпечатками его пальцев, в том числе и на спусковом крючке. И при всем моем осторожном отношении к Мокину он ко всему перечисленному не имеет никакого отношения. В-третьих, следом за всем этим зафиксирован разговор Пастухова и Крымова по телефону, где они договариваются о встрече, а потом и сама эта встреча. И, в-четвертых, кто-то срывает захват Пастухова, и здесь возможны только два варианта. Либо это люди Крымова, и тогда вопрос закрывается окончательно — ведь отбивать свидетеля, вместо того чтобы уничтожить его, необходимо только в том случае, если их договор с Крымовым еще не завершен и Пастухов ему еще нужен, — например, для операции в Амстердаме, о которой мы должны были получить информацию. Либо это был кто-то из команды самого Пастухова, и тогда дело еще серьезней, потому что начинает вмешиваться еще и его команда. Мокин склоняется к первому варианту.
Таким образом, выводы напрашиваются сами.
— У меня, Александр Николаевич, возникает странное ощущение какой-то нарочитости от этой истории. Я все больше убеждаюсь в том, что все это игра Крымова. Ему она нужна, чтобы увести нас, запутать хотя бы на время. Ему очень нужно выиграть это время. И мы сейчас сами себя ловим на эту удочку… — Возможно, но это никак не перечеркивает фактов Мокина. Зачем твоему Пастухову уходить? Ведь речь шла только о выяснении обстоятельств его ссоры с Крупицей. Откуда у него этот «смит-вессон»? Какие у него общие интересы с Крымовым?..
Голубков слушал и понимал, что он, пожалуй, знает теперь ответы на все вопросы и знает все, что произошло. Но он чувствовал, что не должен говорить об этом. Полковник не забыл ночного звонка Пастуха и его вопроса «Где моя семья?».
Очевидно теперь, что семья Пастуха у Крымова и, скорее всего, уже за территорией России. Вот вам и общие интересы, которые можно обсуждать на встрече. Но поди расскажи об этом! Да Мокин только обрадуется — еще один факт в его копилку:
Пастух уже переправил свою семью на Запад, да еще и при помощи Крымова! Нет сомнений, что скоро он и сам последует туда.
— Но дело даже не в этом, — сказал вдруг Нифонтов, неожиданно вписавшись в размышления Константина Дмитриевича. Он сел обратно в кресло и чуть наклонился в сторону Голубкова. — Дело в том, что Мокин, по всей видимости, докладывается наверх мимо меня. И, по всей видимости, в Главное управление охраны Президента.
Это я понял сегодня утром у президента на совещании. Кое-кто оказался в курсе некоторых наших проблем в китайской теме, о которых я еще не успел доложить.
— Этого и следовало ожидать. ГУО никогда не имело над нами полного контроля и всегда хотело его иметь. Ясно, что они будут пытаться поставить на твое место своего человека, и почему бы этим человеком не стать Мокину? А потом он вместе с руководством ГУО отправится к президенту с предложением слить наши структуры.
— И заметь, что протолкнуть Мокина проще всего на наших с тобой ошибках.
Голубков усмехнулся:
— Теперь ясно, откуда у него такая версия. Пастухов идеально подходит для роли предателя, который развалил все дело. А от предателя ниточка, естественно, потянется к нам… — Полковник раскурил еще одну сигарету и пододвинул к себе пепельницу. — Только ведь это еще не все, Александр Николаевич. Есть и другой вариант.
— Что ты имеешь в виду?
— Вспомни материалы по Крымову. Это сейчас он в отставке и попал в наше поле зрения потому, что мы занялись подготовкой и обеспечением информационной безопасности договора России с Китаем. Естественно, что информация внешней разведки о контактах Крымова легла нам на стол и мы начали его разрабатывать.
Так?
— Так.
— А теперь вспомни его прошлое. Это не просто «комитетские» операции, это что-то покруче, возможно, дела ЦК, мы сейчас даже не знаем всех подробностей. А если предположить, что эти старые дела тянутся до сих пор? Причем не столь важно — боится их кто-то, интересуется ими кто-то. Важно, что им нужен Крымов. Один. В надежных руках. Например, в руках Мокина. Но для этого нужна веская причина, чтобы его плотно подключить. Какая причина лучше всего подходит для смены шефа внутренней безопасности?
— Действующий агент Крымова.
— Точно. И, заметь, Пастухов для поддержания этой версии идеально подходит.
Нифонтов откинулся в кресле, несколько секунд пристально смотрел на полковника.
— На совещании у президента, — произнес он, — от меня потребовали, чтобы наши внутренние проблемы были разрешены в течение двух суток.
— Значит, на нашем совещании, — подхватил Голубков, — Мокин будет требовать свободы действий для себя, — Именно так… Кстати, нам пора. Минут через пятнадцать все соберутся. Давай решать, Константин Дмитриевич, что нам делать.
— А что делать? Надо срочно искать дополнительную информацию на Крымова. Я займусь этим. Засажу наших аналитиков, выйду на контрразведку и на СВР, посмотрим, что сможем достать… — Согласен.
— Нам необходимо узнать, что за игру начал Мокин и не ошиблись ли мы с нашими версиями. А что касается Пастухова… — А что касается Пастухова, — вдруг перебил и.о. начальника Управления, — это твоя епархия. Я рассказал тебе все, что знал. Думай.
На этом их разговор закончился, и Голубков вернулся к себе, а через пятнадцать минут они снова встретились, только уже на совещании. И в ближайшие же два часа на этом самом совещании подтвердилось очень многое из того, что Нифонтов с Голубковым предположили. Подполковнику Мокину действительно были предоставлены дополнительные полномочия и свобода действий для скорейшего завершения внутреннего расследования обстоятельств утечки информации и гибели заместителя оперативного отдела. В связи с этим работа самого отдела ограничивалась наружным наблюдением за Крымовым и передавалась под контроль внутренней службы безопасности и лично Мокина до выяснения всех обстоятельств.
Арестовать Крымова и полностью выключить Голубкова из темы было совершенно невозможно, поскольку это лишало Мокина выхода на секретную операцию в Амстердаме. Но все же ход он сделал сильный.
Весь вечер этого дня Константин Дмитриевич Голубков анализировал ситуацию и искал выход. Он думал о том, что произошло за последнюю неделю и особенно за последние три дня с того момента, как 15 июля Пастух во Флоренции стал свидетелем их провала и чуть не нарвался на пулю снайпера. Да, именно так и надо было это квалифицировать — стал свидетелем их провала. Голубков вспоминал все и анализировал, пока завершал дела у себя в кабинете, потом продолжил по дороге домой; и даже ночью, когда жена уже спала, он все еще прикидывал вероятность удачи того или иного решения проблемы, глядя в проем неплотно зашторенного окна.
И все больше склонялся к одному из найденных решений.
Ночная телефонная дуэль с Пастухом, разговор с Нифонтовым и схватка с Мокиным на совещании — все это дополняло и подхлестывало размышления полковника Голубкова, и теперь он был уже совершенно уверен в своей версии. А выстраивалось у полковника вот что:
В свое время именно Управление выдвинуло идею подписания договора о военном сотрудничестве с Китаем. Поскольку уже давно предполагалось восстанавливать отношения между Пекином и Москвой, то было бы логичным ускорить этот процесс, дополнить его неофициальной частью, касающейся военного сотрудничества, и организовать встречу на высшем уровне для подписания такого договора сразу после отказа Брюсселя приостановить расширение НАТО на Восток. По мнению многих аналитиков, военная коалиция России с Китаем несравнима по своим масштабам с Варшавским Договором. Это будет мощный ход российской дипломатии. Идея была утверждена и около полугода назад принята к разработке. Управлению была поручена в том числе и информационная безопасность подготовки договора. Очень быстро по каналам СВР и самого Управления была выявлена утечка информации в Брюссель и примерно в то же время ориентировка на некоего бизнесмена Крымова, имевшего контакты с офицерами Объединенного военного командования НАТО. Немедленно все это свели в одно дело. Так появилась «китайская тема», и таким образом они занялись Андреем Сергеевичем Крымовым, бывшим офицером Первого Главного Управления КГБ Страны Советов и нынешним бизнесменом.
Достаточно быстро удалось установить, что в Брюсселе разработана операция по переброске на Тайвань крупной партии российских ракет средней дальности нового поколения. Тайвань, конечно, это самая большая головная боль Китая, с этим не поспоришь. Пекин до сих пор никак не может проглотить этот кусок окончательно. И тут не то что ракет — пороха из русской гильзы достаточно, чтобы не состоялся никакой договор между Москвой и Пекином. Но каким образом, кто в Брюсселе собрался перебросить на Тайвань российские ракеты (причем нового поколения), пусть даже и при содействии американцев? Да еще по каналам, якобы существующим больше пятнадцати лет, в течение которых Россия якобы продавала Тайваню военные технологии?! Все это, с точки зрения Голубкова, очень смахивало на бред, потому что даже дезинформации такой не бывает!
Но вскоре все прояснилось. Речь шла не об «операции по переброске», а о грандиозной провокации. Задумано все предельно просто. В каком-нибудь европейском порту арестовывается Интерполом сухогруз, на борту которого обнаруживаются даже не сами ракеты, а какие-нибудь незначительные, но весьма убедительные комплектующие к ним или что-нибудь в этом роде. Одновременно арестовывается сотрудник российских спецслужб, якобы осуществлявший контроль за транспортировкой груза, который очень быстро «колется» и рассказывает о поставке на Тайвань российских ракет средней дальности, причем по каналам, которые использовались в подобных целях больше пятнадцати лет. Информация об этом как бы невзначай попадает к китайским властям, а чуть погодя начинает развиваться крупный скандал в прессе. Здесь самое главное — найти очень убедительную фигуру на роль сотрудника российских спецслужб, и тогда такая провокация способна отодвинуть подписание договора о военном сотрудничестве с Китаем очень надолго.
— А я вовсе не уверен, что Пастухов имеет к нашим проблемам прямое отношение.
— Да-да, я помню, что ты всегда полностью доверял ему, поэтому и решил с тобой поговорить. Через час будет совещание, и нам всем придется не только резко менять планы, но и решать, как ликвидировать последствия наших проблем. Надеюсь, что мы еще не все проорали… Но ты ведь не поспоришь с тем, что наша попытка зацепить Крымова с треском провалилась?
— Без треска.
— Да?
— Да… Провалилась — да, но без треска.
— В общем, так. Я не хочу никакого противостояния между теми, кто занимается китайской темой. Ни на совещании, ни тем более после него. У нас нет на это времени. Поэтому хочу с тобой сейчас, так сказать, провентилировать все возможные осложнения… Генерал-майор Александр Николаевич Нифонтов возглавлял Управление уже около года после неожиданного самоубийства предыдущего начальника — генерала Волкова.
Нифонтову очень не нравилось его положение. Мало того, что до сих пор ходили странные слухи о смерти Волкова, о том, что он, скорее всего, был попросту ликвидирован, так к тому же Нифонтов все это время был только «и.о.» — исполняющим обязанности. Конечно, такое положение не могло его устраивать. Не то чтобы он боялся за свое кресло или жизнь (хотя в последние годы всевозможные «и.о.» заканчивали, как правило, очень плохо), но несколько опасался. Ничего не поделаешь, такая опаска едва ли не каждому чиновнику на роду написана, тем более чиновнику, возглавляющему спецслужбу… Наверное, поэтому в общем-то порядочный человек и очень толковый специалист Александр Николаевич Нифонтов в последние полгода был особенно осторожен. Каждый раз, когда возникали серьезные осложнения, он предпочитал ориентироваться на кураторов из администрации президента.
Голубков все это прекрасно понимал и поэтому, когда Нифонтов вызвал его к себе, сразу догадался, о чем тот хочет с ним переговорить. А еще полковник Голубков понимал, что если в ближайшее время ситуация не утратит свою остроту, то все шишки посыплются на него, — ведь официально-то операция сорвалась не во Флоренции, а после убийства Крупицы и выкрутасов Пастуха. Непосредственным начальником и того и другого был Голубков — стало быть, ему и расхлебывать.
Свалить вину на людей, за которых он отвечает, полковнику не позволяла совесть, оказаться же крайним — самолюбие, а закрыть на все глаза и вообще не выяснять, что произошло, ему не позволял профессионализм. Как развязаться с такими противоречиями и выбраться из всего этого дерьма незапятнанным? Ответа он пока не знал.
Не знал, но надеялся его получить по ходу дела. В конце концов, на месте он не топтался, кое-что уже нашел, да и Нифонтов, хоть и не хотел идти на конфликт с кураторами, все-таки оставался человеком порядочным, с которым у полковника сложились неплохие отношения. Даже называли они друг друга по-прежнему — по имени-отчеству, но на «ты» — несмотря на то, что новая должность Нифонтова не очень-то к этому располагала. Одним словом. Голубков сидел сейчас в кабинете генерала Нифонтова и гадал, что Александр Николаевич ему собирается сообщить. А то, что появились какие-то новые факты — у него не было никаких сомнений. Иначе бы не вызвал.
— Александр Николаевич, — сказал Голубков, — давай без обходных маневров.
— Ну что ж, давай без обходных. Нифонтов пододвинул к себе какую-то папку средней пухлости и положил на нее ладонь.
— Мокин только что принес мне новые материалы, — сообщил он. — Они были отработаны в течение сегодняшнего утра.
Это была не очень хорошая новость, но чего-то подобного Голубков и ожидал.
Значит, служба собственной безопасности Управления, эта контрразведка в квадрате, все-таки занялась Пастухом вплотную. А раз материалы подшивает и приносит собственноручно ее шеф, подполковник Мокин, значит, Пастуху уже подписали от имени СБ приговор. Что тут скажешь? Либо слишком тяжелые обвинения, либо Пастух их здорово раздражает. Скорее второе.
— Что за материалы? — заинтересованно спросил Голубков.
— Все то же. Твой капитан. — Нифонтов открыл папку. — Вот послушай. Сегодня около семи часов утра он проник в квартиру Крупицы, и ровно в семь с ним связался Крымов… — Крымов?!
— Да. Он позвонил по телефону на номер Крупицы, когда там был Пастухов, и назначил ему место и время встречи… — Расшифровка есть?
Нифонтов передал лист бумаги с текстом разговора Пастуха и Крымова.
Полковник быстро пробежал его глазами, отложил и озадаченно поднял взгляд на генерала.
— Далее, — продолжил Нифонтов, — в семь сорок пять они встретились на Манежной площади у фонтана… у этих самых четырех задниц и двадцать минут о чем-то беседовали… Он извлек из папки несколько фотографий, на которых разговор был зафиксирован в крупных и общих планах, и передал Голубкову.
— Потом они разбежались, и Мокин решил брать Пастухова. Задержание было произведено быстро, вполне корректно. При задержании у твоего капитана изъяли револьвер «смит-вессон»… вот этот… — Нифонтов выложил еще одну фотографию. — Экспертиза показала, что именно из этого оружия был убит Крупица. Кстати, Мокин утверждает, что этот револьвер и принадлежал ему. Крупице.
— Я не понял, Александр Николаевич, Пастухов арестован или нет?
— В том-то и дело, что ему удалось уйти. Он не оказывал никакого сопротивления при задержании, но посадить в машину его не успели. Люди Мокина неожиданно попали под прицельный огонь из проезжавшего мимо автомобиля. Сам понимаешь — Пастухов человек подготовленный, и этого ему вполне хватило, чтобы благополучно унести ноги… Ну, что скажешь, Константин Дмитриевич?
Голубков закурил сигарету — все какая-то пауза, чтобы хоть немного переварить услышанное.
— Если бы я не был в курсе событий и судил о них только из этого рассказа, — произнес он наконец, — я бы сказал, что все это, с точки зрения более-менее грамотного специалиста, какой-то махровый абсурд. За каким дьяволом надо было забираться в засвеченную и явно прослушиваемую квартиру для разговора по телефону? Неужели Крымов, бывший профессиональный разведчик самого высокого класса, который, как ты знаешь, не потерял по своей вине ни одного агента, не смог придумать ничего получше? Абсурд!
— Абсурд.
— Капитан Пастухов тоже профессионал и тоже весьма высокого класса. А ведь его отпечатки наверняка остались на этом «смит-вессоне», так?
— Конечно остались.
— Если это он застрелил Крупицу, причем из его же собственного оружия, неужели он стал бы оставлять этот пистолет у себя, да еще со своими пальчиками?..
— А теперь послушай версию Мокина. — Нифонтов собрал фотографии и бумаги обратно в папку, закрыл ее и отправил в сейф. — Он представляет себе все примерно следующим образом. Крымов перекупил Пастуха… — Это когда и как он мог на него выйти?
— А как они смогли вовремя вычислить нашу операцию?
— Видимо, у Крымова осведомитель… -Кто?
— Есть у меня кое-какие соображения… — Ладно, об этом лучше отдельно. В любом случае: если есть осведомитель, значит, он и на операцию выйти мог. И потом, не забывай, что работа твоего капитана и его команды нами оплачивается. А если есть цена, значит, всегда можно перекупить. Согласен?
— Не согласен.
— Тогда слушай дальше. — Нифонтов встал и прошелся по кабинету. — Крымов перекупил Пастуха, потому что осведомитель — это одно, он лишь передает информацию, а курьер — это другое. Он информацией обладает. Таким образом Крымов выяснил, что именно нам удалось узнать и, соответственно, что ему надо менять в своих планах. Совершенно очевидно, что были засвечены место операции и ее сроки.
Что же касается кассеты, где, насколько мы знаем, был записан разговор Крымова с его заказчиками, то есть компромат на него самого, то эту кассету ему требовалось уничтожить. Он ее уничтожил. И опять при помощи твоего Пастухова.
Все концы обрублены. Фактов, подтверждающих, что бывший кадровый разведчик Андрей Сергеевич Крымов работает в интересах американцев и Североатлантического блока, нет. Зацепиться нам опять не за что, и они могут спокойно продолжать.
Наша игра на опережение провалилась, у них опять появились все шансы сорвать наши переговоры с Китаем.
— Уж не собирается ли Мокин свалить возможный провал переговоров с Китаем на Пастуха?
— Не утрируй. Он просто делает вывод, что капитан Пастухов выполнил оплаченную нами работу, но только на этот раз — не в наших интересах.
— А зачем ему это надо?
— Затем, например, чтобы наверняка отвязаться от нас, от своей полной зависимости, вытекающей из его положения негласного исполнителя спецмероприятий, получить приличную сумму и осесть для безбедного существования где-нибудь в Колорадо. Такая причина для Мокина более чем достаточна. А чтобы исчезнуть надежно, он намеренно подставляется нам, дабы его однозначно считали предателем и больше никогда не пытались искать. Когда в ближайшем времени он инсценирует свою смерть, мы просто вздохнем с облегчением и будем уверены, что это вообще наша собственная работа.
Голубков слушал все это со смешанным чувством удивления и раздражения.
Потом вздохнул и покачал головой:
— Ну и насочинял ты, Александр Николаевич. Похлеще Ханса Христиана Андерсена.
— Во-первых, это Мокин насочинял… — Но это же бред какой-то!
— Возможно, что это действительно не совсем логично с точки зрения твоих собственных убеждений, но существуют факты, очень много фактов, и все они вполне подтверждают эту или такого рода версию… Понимаешь теперь, какая петрушка получается? Все действия Пастухова играют на руку Крымову и срывают наши планы.
Значит, подытожим. Записанные на пленку переговоры Крымова с представителями военной разведки Североатлантического блока и ЦРУ, которые — подчеркиваю — не только компрометировали предателя Крымова, но и давали возможность оперативно схватить НАТО за руку, эти записи не доходят до нас. Они уничтожены пластиковой взрывчаткой, которую доставил Пастухов. Причем, обрати внимание, эта взрывчатка должна была рвануть у тебя в руках, и никто не может поручиться, что Пастух об этом не знал. Во-вторых, капитан Владимир Крупица убит двумя выстрелами в голову сразу после того, как он предупреждает начальника службы собственной безопасности о том, что с Пастуховым могут возникнуть осложнения… — Ты же прекрасно знаешь, что в таких случаях совсем не так звонят и совсем не то говорят.
— Подожди, — поднял ладонь Нифонтов, — я закончу… После чего револьвер, из которого убили Крупицу, оказывается в кармане Пастухова с отпечатками его пальцев, в том числе и на спусковом крючке. И при всем моем осторожном отношении к Мокину он ко всему перечисленному не имеет никакого отношения. В-третьих, следом за всем этим зафиксирован разговор Пастухова и Крымова по телефону, где они договариваются о встрече, а потом и сама эта встреча. И, в-четвертых, кто-то срывает захват Пастухова, и здесь возможны только два варианта. Либо это люди Крымова, и тогда вопрос закрывается окончательно — ведь отбивать свидетеля, вместо того чтобы уничтожить его, необходимо только в том случае, если их договор с Крымовым еще не завершен и Пастухов ему еще нужен, — например, для операции в Амстердаме, о которой мы должны были получить информацию. Либо это был кто-то из команды самого Пастухова, и тогда дело еще серьезней, потому что начинает вмешиваться еще и его команда. Мокин склоняется к первому варианту.
Таким образом, выводы напрашиваются сами.
— У меня, Александр Николаевич, возникает странное ощущение какой-то нарочитости от этой истории. Я все больше убеждаюсь в том, что все это игра Крымова. Ему она нужна, чтобы увести нас, запутать хотя бы на время. Ему очень нужно выиграть это время. И мы сейчас сами себя ловим на эту удочку… — Возможно, но это никак не перечеркивает фактов Мокина. Зачем твоему Пастухову уходить? Ведь речь шла только о выяснении обстоятельств его ссоры с Крупицей. Откуда у него этот «смит-вессон»? Какие у него общие интересы с Крымовым?..
Голубков слушал и понимал, что он, пожалуй, знает теперь ответы на все вопросы и знает все, что произошло. Но он чувствовал, что не должен говорить об этом. Полковник не забыл ночного звонка Пастуха и его вопроса «Где моя семья?».
Очевидно теперь, что семья Пастуха у Крымова и, скорее всего, уже за территорией России. Вот вам и общие интересы, которые можно обсуждать на встрече. Но поди расскажи об этом! Да Мокин только обрадуется — еще один факт в его копилку:
Пастух уже переправил свою семью на Запад, да еще и при помощи Крымова! Нет сомнений, что скоро он и сам последует туда.
— Но дело даже не в этом, — сказал вдруг Нифонтов, неожиданно вписавшись в размышления Константина Дмитриевича. Он сел обратно в кресло и чуть наклонился в сторону Голубкова. — Дело в том, что Мокин, по всей видимости, докладывается наверх мимо меня. И, по всей видимости, в Главное управление охраны Президента.
Это я понял сегодня утром у президента на совещании. Кое-кто оказался в курсе некоторых наших проблем в китайской теме, о которых я еще не успел доложить.
— Этого и следовало ожидать. ГУО никогда не имело над нами полного контроля и всегда хотело его иметь. Ясно, что они будут пытаться поставить на твое место своего человека, и почему бы этим человеком не стать Мокину? А потом он вместе с руководством ГУО отправится к президенту с предложением слить наши структуры.
— И заметь, что протолкнуть Мокина проще всего на наших с тобой ошибках.
Голубков усмехнулся:
— Теперь ясно, откуда у него такая версия. Пастухов идеально подходит для роли предателя, который развалил все дело. А от предателя ниточка, естественно, потянется к нам… — Полковник раскурил еще одну сигарету и пододвинул к себе пепельницу. — Только ведь это еще не все, Александр Николаевич. Есть и другой вариант.
— Что ты имеешь в виду?
— Вспомни материалы по Крымову. Это сейчас он в отставке и попал в наше поле зрения потому, что мы занялись подготовкой и обеспечением информационной безопасности договора России с Китаем. Естественно, что информация внешней разведки о контактах Крымова легла нам на стол и мы начали его разрабатывать.
Так?
— Так.
— А теперь вспомни его прошлое. Это не просто «комитетские» операции, это что-то покруче, возможно, дела ЦК, мы сейчас даже не знаем всех подробностей. А если предположить, что эти старые дела тянутся до сих пор? Причем не столь важно — боится их кто-то, интересуется ими кто-то. Важно, что им нужен Крымов. Один. В надежных руках. Например, в руках Мокина. Но для этого нужна веская причина, чтобы его плотно подключить. Какая причина лучше всего подходит для смены шефа внутренней безопасности?
— Действующий агент Крымова.
— Точно. И, заметь, Пастухов для поддержания этой версии идеально подходит.
Нифонтов откинулся в кресле, несколько секунд пристально смотрел на полковника.
— На совещании у президента, — произнес он, — от меня потребовали, чтобы наши внутренние проблемы были разрешены в течение двух суток.
— Значит, на нашем совещании, — подхватил Голубков, — Мокин будет требовать свободы действий для себя, — Именно так… Кстати, нам пора. Минут через пятнадцать все соберутся. Давай решать, Константин Дмитриевич, что нам делать.
— А что делать? Надо срочно искать дополнительную информацию на Крымова. Я займусь этим. Засажу наших аналитиков, выйду на контрразведку и на СВР, посмотрим, что сможем достать… — Согласен.
— Нам необходимо узнать, что за игру начал Мокин и не ошиблись ли мы с нашими версиями. А что касается Пастухова… — А что касается Пастухова, — вдруг перебил и.о. начальника Управления, — это твоя епархия. Я рассказал тебе все, что знал. Думай.
На этом их разговор закончился, и Голубков вернулся к себе, а через пятнадцать минут они снова встретились, только уже на совещании. И в ближайшие же два часа на этом самом совещании подтвердилось очень многое из того, что Нифонтов с Голубковым предположили. Подполковнику Мокину действительно были предоставлены дополнительные полномочия и свобода действий для скорейшего завершения внутреннего расследования обстоятельств утечки информации и гибели заместителя оперативного отдела. В связи с этим работа самого отдела ограничивалась наружным наблюдением за Крымовым и передавалась под контроль внутренней службы безопасности и лично Мокина до выяснения всех обстоятельств.
Арестовать Крымова и полностью выключить Голубкова из темы было совершенно невозможно, поскольку это лишало Мокина выхода на секретную операцию в Амстердаме. Но все же ход он сделал сильный.
Весь вечер этого дня Константин Дмитриевич Голубков анализировал ситуацию и искал выход. Он думал о том, что произошло за последнюю неделю и особенно за последние три дня с того момента, как 15 июля Пастух во Флоренции стал свидетелем их провала и чуть не нарвался на пулю снайпера. Да, именно так и надо было это квалифицировать — стал свидетелем их провала. Голубков вспоминал все и анализировал, пока завершал дела у себя в кабинете, потом продолжил по дороге домой; и даже ночью, когда жена уже спала, он все еще прикидывал вероятность удачи того или иного решения проблемы, глядя в проем неплотно зашторенного окна.
И все больше склонялся к одному из найденных решений.
Ночная телефонная дуэль с Пастухом, разговор с Нифонтовым и схватка с Мокиным на совещании — все это дополняло и подхлестывало размышления полковника Голубкова, и теперь он был уже совершенно уверен в своей версии. А выстраивалось у полковника вот что:
В свое время именно Управление выдвинуло идею подписания договора о военном сотрудничестве с Китаем. Поскольку уже давно предполагалось восстанавливать отношения между Пекином и Москвой, то было бы логичным ускорить этот процесс, дополнить его неофициальной частью, касающейся военного сотрудничества, и организовать встречу на высшем уровне для подписания такого договора сразу после отказа Брюсселя приостановить расширение НАТО на Восток. По мнению многих аналитиков, военная коалиция России с Китаем несравнима по своим масштабам с Варшавским Договором. Это будет мощный ход российской дипломатии. Идея была утверждена и около полугода назад принята к разработке. Управлению была поручена в том числе и информационная безопасность подготовки договора. Очень быстро по каналам СВР и самого Управления была выявлена утечка информации в Брюссель и примерно в то же время ориентировка на некоего бизнесмена Крымова, имевшего контакты с офицерами Объединенного военного командования НАТО. Немедленно все это свели в одно дело. Так появилась «китайская тема», и таким образом они занялись Андреем Сергеевичем Крымовым, бывшим офицером Первого Главного Управления КГБ Страны Советов и нынешним бизнесменом.
Достаточно быстро удалось установить, что в Брюсселе разработана операция по переброске на Тайвань крупной партии российских ракет средней дальности нового поколения. Тайвань, конечно, это самая большая головная боль Китая, с этим не поспоришь. Пекин до сих пор никак не может проглотить этот кусок окончательно. И тут не то что ракет — пороха из русской гильзы достаточно, чтобы не состоялся никакой договор между Москвой и Пекином. Но каким образом, кто в Брюсселе собрался перебросить на Тайвань российские ракеты (причем нового поколения), пусть даже и при содействии американцев? Да еще по каналам, якобы существующим больше пятнадцати лет, в течение которых Россия якобы продавала Тайваню военные технологии?! Все это, с точки зрения Голубкова, очень смахивало на бред, потому что даже дезинформации такой не бывает!
Но вскоре все прояснилось. Речь шла не об «операции по переброске», а о грандиозной провокации. Задумано все предельно просто. В каком-нибудь европейском порту арестовывается Интерполом сухогруз, на борту которого обнаруживаются даже не сами ракеты, а какие-нибудь незначительные, но весьма убедительные комплектующие к ним или что-нибудь в этом роде. Одновременно арестовывается сотрудник российских спецслужб, якобы осуществлявший контроль за транспортировкой груза, который очень быстро «колется» и рассказывает о поставке на Тайвань российских ракет средней дальности, причем по каналам, которые использовались в подобных целях больше пятнадцати лет. Информация об этом как бы невзначай попадает к китайским властям, а чуть погодя начинает развиваться крупный скандал в прессе. Здесь самое главное — найти очень убедительную фигуру на роль сотрудника российских спецслужб, и тогда такая провокация способна отодвинуть подписание договора о военном сотрудничестве с Китаем очень надолго.