Таманцев Андрей. Заговор патриотов

   - Это журнал "Дойче арт". Месяц назад в мюнхенском музее "Новая пинакотека" проходила выставка современного искусства из частных коллекций. А "Новая пинакотека" - это, кто не знает, как Эрмитаж. На выставке была и моя картина, я назвал ее "Композиция номер шесть". Она была отмечена в статье одного из самых известных немецких искусствоведов доктора Фишера. Так что можешь засунуть свою иронию... В общем, ты знаешь, куда ее засунуть.
   Ответ Томаса вызвал одобрительные смешки в публике.
   - Ты - в "Новой пинакотеке"? - поразился настырный корреспондент. - Что же написал о твоей картине доктор Фишер?
   - Пожалуйста, могу прочитать. - Томас раскрыл журнал и нашел нужное место. - "Композиция номер шесть" молодого эстонского художника Томаса Ребане - это похмелье красок, обнаженный примитивизм, вызывающий, наглый, исполненный такого равнодушия и даже отвращения к зрителю, что картина невольно обращает на себя внимание".
   - И что это значит? - озадаченно спросил журналист.
   - Что?
   - То, что написал о твоей картине доктор Фишер.
   - А! Ну, это типа того, что я выразил свое отношение к этому, как его... В общем, к советской власти.
   - Прекрасно, Томас Ребане! - заявил корреспондент "Ээсти курьер". Прекрасный ответ! Вы помните своего знаменитого деда?
   - Увы, нет, - ответил Томас. - Я его никогда не видел.
   - Но вы ощущали его присутствие в своей судьбе?
   - Я? Да, конечно. А как же? Иногда ощущал. Но каким-то странным, даже мистическим образом. Словно кто-то предостерегал меня от одних поступков и поощрал к другим. Должен признаться, я не всегда следовал этим советам. И потому совершал ошибки, которых вполне мог избежать. Но я же не знал, кто дает мне эти советы.
   - Альфонс Ребане был непримиримым борцом против коммунистического режима. Вы разделяете политические взгляды своего деда?
   - Как же их можно не разделять? - удивился Томас. - Сейчас все стали антикоммунистами. Даже коммунисты.
   - Господа, разрешите мне закончить на этом пресс-конференцию, - объявил Кыпс. - Благодарю всех. Благодарю Томаса Ребане за откровенность его ответов. Объявляется перерыв. После него желающие смогут присутствовать на репетиции одного из центральных эпизодов будущего фильма. Реальные киносъемки - процесс кропотливый и для постороннего наблюдателя попросту скучный. Но мне хотелось бы дать вам представление о фильме, поэтому я проведу так называемый мастер-класс. Артистов и режиссерскую группу прошу не расходиться. Еще раз, господа, спасибо за внимание!
   Толпа потекла под навес к заскучавшим официантам, солидные гости неторопливо спускались с подмостков, на ходу обмениваясь впечатлениями о пресс-конференции. Говорили в основном по-эстонски. Лишь однажды мое ухо уловило русскую речь. К Томасу Ребане, сошедшему с трибуны в сопровождении национал-патриота Янсена, подошел квадратный спонсор, заявивший в начале пресс-конференции, что он эстонец и этим, блин, все сказано, и проговорил со странным выражением, с эдакой смесью удивления, уважения и пренебрежения:
   - Ну ты даешь, Фитиль! Внук Альфонса Ребане! Никогда бы не подумал.
   - И тебе, Краб, придется с этим считаться, - не без вызова ответил потомок эсэсовца.
   - Никаких "фитилей", Анвельт, - приказал национал-патриот. - И никаких "никогда бы не подумал". Никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах. Ясно?
   - Вник. Проехали Фитиля. Господин Ребане. А просто Томасом я могу тебя называть?
   - Можешь. Кстати, Краб, у тебя зависли мои десять штук баксов. Закинь мне их. Счетчик я включать не буду, но советую не тянуть.
   - Какие десять штук? - возмутился квадратный Анвельт. - Я твоих бабок в глаза не видел!
   Томас Ребане обернулся к Янсену:
   - Значит, это вы должны мне мои десять тысяч?
   - Свободны, Анвельт, - сухо кивнул национал-патриот. А когда тот отошел, резко посоветовал Томасу:
   - Не забывайтесь, молодой человек. Если бы не я, вы никогда не узнали бы, что являетесь внуком Альфонса Ребане.
   - Но я узнал. А теперь узнали все. И вам тоже придется с этим считаться. Я хочу получить свои бабки. Мне не нравится, когда они лежат в чужом кармане.
   - Да отдаст он вам ваши жалкие баксы, отдаст! - раздраженно бросил Янсен.
   - Другой разговор, - с удовлетворением констатировал внук национального героя. - А теперь я бы чего-нибудь выпил. Чего-нибудь невульгарного, соответствующего человеку моего положения.
   - Обойдетесь! - прикрикнул национал-патриот. - Не забывайте, что вы под домашним арестом. А в условия домашнего ареста входит сухой закон. Пойдемте, мы должны присутствовать на мастер-классе.
   - Хоть сценарий дали бы почитать, - сказал Томас. - А то меня будут спрашивать о подвиге дедули, а что я могу сказать?
   - Получите сценарий, - пообещал Янсен. - Возьму экземпляр у Кейта. Он вряд ли станет его перечитывать. А у вас для этого будет много времени.
   - Связался я с вами! - пробормотал Томас Ребане и послушно поплелся за Янсеном.
   - Тут какая-то темниловка, - заключил Муха, прислушивавшийся, как и я, к этому странному разговору. - Но мне он почему-то нравится, этот фитиль. Хоть он и внук эсэсовца. По-моему, редкостный раздолбай. Но в этом гадюшнике выглядит нормальным человеком. А что это, если не гадюшник? Снимать фильм про подвиги эсэсовцев в годы Великой Отечественной войны! Это надо же! Я даже представить себе не мог, что такое вообще возможно!
   Толпа начала редеть. Серьезные гости презентации рассаживались по своим джипам и "мерседесам", машины выруливали на асфальтированный проселок и исчезали среди холмов. Артист оглянулся на пустеющую стоянку и попросил меня, отдавая ключи от "мазератти":
   - Запри тачку. И крышу подними - вдруг дождь.
   - Может, двинем домой? - предложил я. - Трасса пустая, к утру доберемся.
   - Нет, - буркнул Артист. - Останемся. Досмотрим.
   - Чего смотреть-то? - удивился Муха. - По-моему, все и так ясно.
   - А мне не все!
   - Молчу, - сдался Муха. - Как скажешь. Сегодня твой день.
   Как и на всех современных дорогих машинах, черная кожаная крыша "мазератти" приводилась в действие электрическим приводом. После нажатия клавиши она мягко наползала с багажника к лобовому стеклу, отделяя пассажиров от суеты жизни. Я немного посидел в этом оазисе спокойствия и комфорта, пытаясь понять, что это за странное действо, свидетелями которого мы оказались.
   Резкая стычка между журналистом из русскоязычной "Эстонии" и явным националистом из "Ээсти курьер" уже сама по себе вызывала недоумение. Странным был сам предмет спора. Если правда, что от рук коммунистов погибло в тринадцать раз больше эстонцев, чем от рук фашистов, это может объяснить ненависть к коммунистам. Но разве может это объяснить, а тем более оправдать любовь к фашистам? Так, во всяком случае, казалось мне. В Эстонии, похоже, думали по-другому. Иначе не затеяли бы этот фильм.
   И тут до меня вдруг дошла вся фантасмагоричность происходящего - не в деталях, а в целом. Во всем мире до сих пор вылавливают военных преступников и судят, несмотря на их престарелость. А здесь с помпой запускают фильм про подвиги эсэсовцев. Они тут действительно с дуба съехали?
   Был только один вариант, при котором все это было бы естественным и даже рутинным: если бы Вторая мировая война закончилась полной и окончательной победой Третьего рейха под мудрым предводительством вождя всех времен и народов генералиссимуса Адольфа Гитлера. Но она вроде бы закончилась чуть-чуть не так. Или я ошибаюсь?
   Твою мать. В демократической Эстонии. Сегодня. Снимают фильм о подвигах эсэсовцев. А выйдет он через год. Ну, правильно: как раз к 55-летию со дня Победы. Это что, такой подарок ветеранам Великой Отечественной войны?
   Кому все это понадобилось? Зачем?
   А ведь кому-то понадобилось. Об этом свидетельствовал даже размах презентации.
   Что все это, черт возьми, значит?
   Не придя ни к какому выводу, я допил остывший кофе из термоса и вернулся к помосту, на котором режиссер Март Кыпс проводил показательную репетицию мастер-класс.
   Начало смеркаться. Над речушкой, призванной исполнять роль Векши, стелился туман, словно загустели заросли ивняка и краснотала на низинном берегу. Заработала передвижная электростанция, питающая осветительные приборы. Мощные юпитеры вспыхнули над помостом, на котором проводилась пресс-конференция. Теперь он превратился в съемочную площадку. Реквизиторы установили дощатый стол, расстелили на нем штабные карты, расставили гильзы от сорокапятимиллиметровых снарядов, наполненные соляркой, в которой плавали матерчатые фитили, - коптилки военной поры.
   Тусовка съежилась. Телевизионщики уехали готовить материал к эфиру, солидные гости, отметившись, поспешили к своим делам. Но некоторые остались. Почему-то остался правительственный чиновник Генрих Вайно. Остался член политсовета Национально-патриотического союза Янсен, не отпускавший от себя внука национального героя Эстонии. Рядом с Вайно и Янсеном независимо держался генерал-лейтенант Кейт, но какая-то зависимость все же, вероятно, была, иначе командующий сразу улетел бы, как любой занятый человек, отбывший протокольное мероприятие. Были еще несколько газетчиков и единственная телевизионная группа таллинских "Новостей".
   - Суть эпизода в следующем, - объяснял Кыпс не столько артистам, сколько почетным гостям, для которых на краю помоста были поставлены раскладные дачные стулья. Меня и Муху, как представителей международного арт-агентства "МХ плюс", он тоже отнес к почетным гостям. Поэтому и для нас нашлось место правда, в самом заднем ряду. - Передовые части дивизии генерала Волкова, в сценарии я называю его Воликовым, выдвинулись на рубеж реки Векши и попытались с ходу атаковать позиции Эстонского легиона, но были отброшены батальонами Альфонса Ребане. Русским пришлось отступить и окопаться на правом берегу. Генерал Воликов получил приказ от маршала Жукова в кратчайший срок прорвать оборону противника. Он не знал, какие силы ему противостоят. Нужно было произвести разведку и взять "языка" - лучше всего штабного офицера. Эту задачу Воликов и ставит перед одним из лучших полковых разведчиков лейтенантом Петровым. Его роль исполняет актер Злотников. Семен, на точку!
   Артист вошел на освещенную прожекторами площадку и остановился у стола. Вид у него был, прямо скажем, не слишком веселый. Совсем невеселый. А если быть точным, вид у него был такой, что я обложил себя за то, что согласился с его желанием остаться. Нужно было скрутить его, кинуть на заднее сиденье "мазератти" и как можно быстрей увезти в Россию. Скрутить Артиста было, конечно, непросто, но вдвоем с Мухой мы как-нибудь справились бы. Ну, сломал бы он нам по паре ребер, для друга не жалко.
   В духовной атмосфере современной демократической Эстонии даже я чувствовал себя не очень уютно. А Артист и подавно. Он, конечно, соответствовал типажу "простецкий русский парень из крестьянской семьи". Но на самом-то деле был евреем.
   - Текст! - приказал Кыпс.
   - Какой? - хмуро спросил Артист. - Ты же не дал мне сценария.
   - Я повторяю: мой метод - импровизация! Что должен сказать лейтенант, когда его вызвали к генералу?
   - А кто генерал?
   - Я. Текст!
   - Товарищ генерал, лейтенант Петров прибыл по вашему приказанию!
   - Очень хорошо, - кивнул Кыпс. - Вольно, лейтенант. Слушай приказ. Нужен "язык". Сегодня ночью идешь на тот берег. И без "языка" не возвращайся. Возьмешь четырех самых лучших разведчиков... Разведчиков на площадку!
   Появились четыре солдата из массовки, одетые так же, как и Артист: в телогрейки и яловые сапоги. На груди у них висели тяжелые дисковые автоматы ППШ.
   - У них же фейсы эстонские, - заметил Артист. - Получается: эстонцы против эстонцев?
   - Ты прав, - немного подумав, согласился режиссер. - Ладно, потом сменим. Мы договорились с Ленин-градским военным округом, - объяснил он гостям. Пришлют батальон солдат. На съемках будут наступать настоящие русские, так что подлинность будет соблюдена. А подлинность, господа, - основа моего творческого метода. Подлинность и еще раз подлинность!
   - Что же происходит дальше? - продолжал Кыпс. - Разведгруппа удачно форсирует Векшу и проникает в расположение Эстонского легиона. Но эстонские легионеры - опытные воины. Их роли, кстати, будут исполнять бойцы спецподразделения "Эст", элита Сил обороны. Специально для этого и место съемки мы выбрали поблизости от расположения их части. Генерал Кейт, я видел показательные выступления ваших питомцев. Я восхищен. Мои поздравления!
   - Спасибо, Март, - поблагодарил генерал-лейтенант. - Я передам ваши слова моим бойцам. Это их вдохновит.
   Он произнес это с иронией, но чувствовалось, что слова Кыпса доставили ему удовольствие.
   - В скоротечной ночной схватке четыре советских разведчика погибают, а лейтенант Петров попадает в плен, - вернулся Кыпс к описанию эпизода. - Его приводят к Альфонсу Ребане. И тут начинается самое интересное!.. Садитесь, товарищ лейтенант, - предложил он Артисту, входя в роль Альфонса Ребане.
   Не знаю, какой он режиссер, но актером он был вроде бы неплохим. И эдакая усталость в тоне, и глубинная озабоченность ситуацией. И слово "товарищ" он произнес хорошо, без издевки, но с вывертом.
   Артист сел на подставленный реквизитором табурет.
   - Что нужно Альфонсу Ребане? - продолжал Кыпс, адресуясь к гостям. - Чтобы русские не узнали, какие силы им противостоят и как укреплена линия обороны? Это так, да. Но ему гораздо важней другое: убедить русских, что Эстонский легион малочислен и истрепан в боях, что никакого укрепрайона нет, а есть наспех вырытые окопы и, главное, что на вооружении Эстонского легиона лишь легкое стрелковое оружие и ручные пулеметы. Если бы в этом удалось убедить генерала Воликова, тот не стал бы ждать подхода танков и артиллерии, а повел бы утром наступление силами своих пехотных полков. Но как этого добиться? У Альфонса Ребане был только один способ: перевербовать захваченного разведчика, заставить работать на себя, передать через него дезинформацию русскому генералу. И Альфонс Ребане сделал это. Да, сделал!
   - Перевербовал лейтенанта-разведчика? - удивился Артист. - Куда-то ты полез не в ту степь. Как он мог его перевербовать?
   - Объясняю. Кого видит перед собой полковник Ребане? Простого русского парня, крепкого, здорового, с лицом, не отмеченным печатью излишней образованности.
   Муха ухмыльнулся и подтолкнул меня локтем. Я сделал знак: не мешай творческий процесс!
   - Явно - из деревенских, из крестьянской семьи, - продолжал Кыпс. Работящий, сноровистый. Раз сумел стать лейтенантом-разведчиком - значит, сноровистый. И следовательно - из работящей крестьянской семьи. Логично? спросил он у Артиста.
   - Ну, допустим, - кивнул тот, озадаченно морща свое не отмеченное печатью излишней образованности лицо.
   - А что такое работящая крестьянская семья в 3О-е го-ды? Это кулаки, господа. И это значит, что отец нашего разведчика наверняка был раскулачен и сослан в Сибирь или даже расстрелян. Твой отец, Семен, - кулак. Это по Станиславскому - предлагаемое обстоятельство. Можешь ты это допустить?
   - Вообще-то мой отец - альтист, профессор Москов-ской консерватории и почетный член десятка академий. Но могу и допустить, что кулак. Со Станиславским спорить не буду. Допустил. И что из этого следует?
   - Из этого следует все! - торжествующе объявил Кыпс. - И прежде всего неосознанная, сидящая в самой глубине твоей души ненависть к большевистскому режиму, уничтожившему всю твою большую дружную семью. И Альфонс Ребане помог тебе понять самого себя. Он убедил тебя, что быть подлинным патриотом - значит бороться против коммунистического режима.
   - И я побежал к своим и доставил им всю эту туфту?
   - Да. Дезинформацию. Генерал Воликов отдал приказ о наступлении. Оно захлебнулось в крови. И уже не спасли положения подошедшие танки и артиллерия. Русская дивизия была обескровлена, она не смогла сломать оборону Эстонского легиона. И только когда была закончена перегруппировка группы армий "Север", Альфонс Ребане получил приказ отступить. Таков общий рисунок одного из центральных эпизодов фильма, - закончил Кыпс. - Детали появятся в процессе съемок, в ходе импровизации. Импровизация - это вторая составляющая моего творческого метода.
   - Полная херня, - подумав, сообщил свое мнение Артист. - Если у меня отец - кулак, меня и близко не подпустят к полковой разведке. Ее же контролировал Смерш!
   - Ты сумел скрыть свое происхождение. Многие так делали. В суматохе, которая царила в начале войны, это было нетрудно.
   - Вот за что я люблю режиссеров - они все умеют объяснить! Даже любую фигню! Если я так ненавижу большевиков, почему я не перебежал к немцам в начале войны?
   - Ты был морально не готов к этому решению. Ты и не сделал бы этого, если бы не встреча с тонким психологом, каким был Альфонс Ребане.
   - Февраль сорок четвертого года, Марик. Вникни! Не сорок второго, не сорок третьего - сорок четвертого! Любому идиоту уже ясно, что Гитлер капут. И в это время я перебегаю к немцам? Ты хоть думай, что несешь!
   - Именно в это время! - убежденно возразил Кыпс. - Да, все уже понимали, что война проиграна. Но для тебя это единственный шанс вырваться из большевистского ада, оказаться вместе с отступающей германской армией на Западе. Пожалуйста, можешь сделать это главным мотивом.
   - Все равно херня, - повторил Артист. - Полковой разведчик лейтенант Петров. За его плечами - три с лишним года войны. Сколько раз он успел сходить за линию фронта? Десятки! И тут его захватят в плен фашист-ско-эстонские валуи?
   - Они были готовы к встрече с русским разведчиком.
   - Это я, разведчик, был готов к встрече с ними. Эффект неожиданности был на моей стороне.
   - Ты забываешь, что у эстонских легионеров подготовка была не хуже, чем в подразделении "Эст"!
   - И что? - презрительно спросил Артист. - Ты хочешь сказать, что эти "эсты" смогут взять меня в плен?
   Кыпс развел руками и обратился к Кейту:
   - Генерал, я бессилен. Объясните артисту Злотникову, что такое спецподразделение "Эст".
   - Нет ничего проще, - со снисходительной усмешкой отозвался генерал-лейтенант. - Отправляйте разведчика на задание.
   - На какое задание? - не понял Кыпс.
   - Какое задание дает генерал Воликов лейтенанту Петрову? Взять "языка". Пусть идет и берет. Возьмет - значит, все ваши построения ничего не стоят. Попадет в плен - продолжите свой "мастер-класс". Я с интересом понаблюдаю за психологической дуэлью Альфонса Ребане с русским разведчиком. Где этот артист, исполняющий роль героя вашего фильма?
   - На той стороне, в штабном блиндаже, - доложил помощник режиссера.
   - Вот и приступайте. А мы посмотрим. Это интереснее, чем слушать ваши рассуждения. Не так ли? - обратился Кейт к Генриху Вайно и национал-патриоту Янсену.
   - Занятно, - кивнул Вайно.
   - Очень занятно, - подтвердил Янсен.
   Пока Кыпс связывался по рации с помощником на том берегу и отдавал распоряжения приготовиться к прогону, реквизитор принес ППШ и подал Артисту.
   - А это мне зачем? - спросил Артист.
   - Положено, - объяснил реквизитор. - У всех такие же автоматы.
   - И с ним я полезу за "языком"? На настоящее дело я бы взял "шмайссер". А эту дуру мне и даром на надо.
   - А что вам нужно?
   - Метров пять крепкого тонкого шнура. И финку с тяжелой ручкой - лучше со свинчаткой. А этих я с собой не возьму, - кивнул он на четырех "разведчиков". - Лишняя обуза мне ни к чему.
   - Вы хотите сказать, что пойдете один? - удивился Кейт.
   - Вот именно, генерал.
   - Они хорошие солдаты.
   - Может быть. Но я их не знаю. А с незнакомыми на такие дела не ходят.
   - Вы самоуверенны, Злотников.
   Артист хмуро усмехнулся.
   - Вы и понятия не имеете, генерал, насколько я самоуверен.
   До Кейта, по-моему, начало кое-что доходить.
   - Вы служили в армии?
   - Пришлось.
   - Воинское звание?
   - Рядовой запаса.
   Генерал-лейтенант с некоторым сомнением посмотрел на Артиста и повернулся к порученцу:
   - Кто командует массовкой на том берегу?
   - Сам командир отряда. Капитан Кауп.
   - Передайте ему: репетиция приравнивается к боевым учениям. Со всеми вытекающими последствиями. И если они не сумеют перехватить разведчика...
   - Можете не продолжать, господин генерал. Он поймет.
   - Все готово, можно начинать, - объявил Кыпс. - Как только лейтенант Петров будет схвачен, дадут зеленую ракету, и мы перейдем на ту сторону, в командирский блиндаж. Желаю удачи, Семен.
   - С тобой я потом разберусь, - вместо традиционного "к черту, к черту" пообещал Артист. Он деловито попрыгал, проверяя, не брякает ли что-нибудь, подмигнул нам и скрылся в низинном ивняке.
   Генерал-лейтенант Кейт обратился к режиссеру:
   - Что-то не верится мне, что этот актер - рядовой запаса. В каких войсках он служил?
   - Понятия не имею, - ответил Кыпс, озадаченный обещанием Артиста разобраться с ним. - Вроде бы воевал в Чечне. Но в каких частях... Сейчас выясним. Здесь его друзья. Господин Мухин и господин Пастухов. Они могут знать. В каких войсках служил Сенька? - обратился он к нам.
   - В спецназе, - ляпнул Муха. - В диверсионно-разведывательной группе.
   Он получил от меня внешне незаметный, но болезненный тычок по ребрам и спохватился:
   - Ну, это он так сам говорил. Но разве можно ему верить? Он же трепач. Артистическая натура. Соврет - недорого возьмет. Он говорил, например, что за его голову чеченцы назначали премию в миллион долларов. Не треп? Да за него и половины не дали бы. Штук триста - куда ни шло. Ну, четыреста. Ладно четыреста пятьдесят. А "лимон"? Да ни в жизнь!
   - Мы не располагаем информацией о службе артиста Злотникова, - прервал я словесный понос Мухи.
   Генерал-лейтенант снова подозвал порученца:
   - Передайте приказ капитану Каупу: выставить патрули по всему берегу.
   - Слушаюсь. Немедленно передам.
   - Нечестно, господин генерал, - сказал я. - Вы сейчас - наблюдатель. А наблюдатель не имеет права вмешиваться в ход учений.
   - На войне как на войне, - холодно ответил Кейт.
   Что ж, на войне как на войне.
   Интересное намечалось кино.
   С полчаса ничего не происходило. Генерал-лейтенанта и высоких гостей снабдили армейскими биноклями, они напряженно всматривались в высокий северный берег. Но он был погружен в темноту, лишь изредка разрываемую осветительными ракетами. Звуков тоже никаких не было - их заглушал дизель электростанции. Кейт приказал выключить движок. Теперь погрузился в темноту и наш берег, стало слышно, как плещется на камнях вода и кричит какая-то болотная птица.
   Муха сбегал к "мазератти" Артиста и притащил полевой бинокль с встроенным прибором ночного видения и компьютером, позволяющим укрупнять фрагменты изображения и делать их более четкими. Этим биноклем, изделием российской оборонки, нас премировал мэр одного подмосковного городка после того, как мы сделали для него кое-какую работу.
   Чтобы не смущать командующего Силами обороны Эстонии видом этого чудо-бинокля, мы отошли в сторону и принялись по очереди всматриваться в северный берег. На зеленоватом фоне четко вырисовывались танковые капониры, замаскированные пушки и пулеметные гнезда на высоком берегу, виднелись силуэты солдат в стальных немецких касках военных времен. Одиночные патрульные в таких же касках передвигались и по кромке воды.
   А вот это, по-моему, было ошибкой. На месте генерал-лейтенанта Кейта или этого Альфонса Ребане я выслал бы парные патрули. И под страхом трибунала запретил бы курить. Возможно, выполнявшие роль фашистских легионеров "эсты" и получили такой приказ, но явно его не выполняли. И хотя курили они, пряча сигареты в ладони, слабые пятнышки света все же были видны.
   На выбор у Артиста было два варианта. Легким понтонным мостиком, переброшенным через речку, он воспользоваться не мог - его как бы и не существовало, да и он был весь на виду. Километрах в восьми от позиций был автомобильный мост. Можно было проскочить туда, а потом зайти к легионерам с тыла. Но восемь километров туда и восемь обратно - это час бегом. После такой пробежки сил для активных действий останется маловато. Оставалось одно: попытаться незаметно форсировать речушку вплавь. Она была неширокая, всего метров пятнадцать, и вряд ли глубокая. При одной мысли, что нужно лезть в ледяную воду, невольно пробирала дрожь. Но на войне как на войне.
   - Смотри, смотри! - вдруг сказал Муха и протянул мне бинокль. Но я уже и без бинокля заметил, как сигарета в руках одного из патрульных вдруг сделала резкий зигзаг. В бинокль хорошо было видно, как какая-то темная фигура, возникшая наверняка из воды, взяла патрульного за ворот шинели и оттащила за прибрежный валун. Некоторое время ничего не было видно, а затем из-за валуна поднялся легионер в каске, в шинели, в коротких эсэсовских сапогах, со "шмайссером" на груди и побрел вдоль берега, забирая все выше и выше, к танковым капонирам.
   Мы с Мухой переглянулись, я спрятал бинокль в карман плаща, и мы вернулись на трибуну. По нашим расчетам, ждать оставалось недолго.
   И точно, минут через сорок в руках режиссера Кыпса ожила "уоки-токи".
   - Слушаю! - нервно бросил Кыпс.
   - Марик, тут такие дела, - раздался голос помрежа. - Разведчик проник в штаб и уволок полковника.
   - Как - уволок?! - завопил Кыпс. - Куда?!
   - Не знаю, он запер нас в блиндаже.
   - А охрана?! Охрана где?!
   - Не знаю, мы не можем выйти из блиндажа.
   Генерал-лейтенант выхватил рацию из рук режиссера:
   - Капитана Каупа!
   - Сейчас развяжем, - пообещал помреж.
   - Медлер! - рявкнул генерал-лейтенант.
   - Слушаю вас, - вытянулся порученец.
   - Всю массовку с этого берега - туда. Перекрыть отходы. Включить электростанцию, осветить берег всеми прожекторами! Выполняйте!