Страница:
Интенция впрямую связана с проблемной жизненной ситуацией субъекта, вступающего в коммуникацию (стечением значимых для него жизненных обстоятельств, воспринимаемых им в виде «проблемного синдрома», требующего разрешения), с его личностными особенностями: уровнем образования, социальным статусом, способностями, талантом, состоянием здоровья, возрастом, жизненным опытом, семейными традициями и т. д.
Интенция многогранна: она включает в себя мотивацию общения, непосредственные содержательные цели сообщения, замысел, идею, целеполагание, коммуникативное намерение, сверхзадачу (при перечислении составляющих интенции используются термины, широко употребляющиеся в журналистике, языкознании, искусствоведении, общественных науках и т. д.). В тексте, особенно в художественном, интенция почти всегда словесно не выражена; в поисках формулировок своих коммуникативных посылов постоянно находятся художники (вспомним Тютчева: «мысль изреченная есть ложь…»). Словесное воплощение, формулировку можно встретить применительно к некоторым составляющим интенции, например, к идее или цели сообщения. Сложнее найти формулировку для мотивов, ставших толчком к созданию текста, которые, к тому же, не всегда осознаются и контролируются даже самим коммуникатором: художественное творчество преимущественно интуитивно, здесь «правит бал» интуитивный поиск. Этот процесс талантливо описал А. С. Пушкин: «…и тянется рука к перу, перо – к бумаге, мгновенье – и стихи свободно потекут…» Следует отметить, однако, что признание и право называться художником авторы получают не за кажущуюся легкость или цветистость стиля, но, прежде всего, за качество своей интенциональности, то есть за точность и глубину самовыражения, оригинальность и новизну в постижении важных для всех людей проблем.
Именно интенция организует и выстраивает материал выступления, статьи, стихотворения, телепередачи и т. д., ее роль при общении главенствующая, определяющая. Это основная «точка отсчета», которой подчинены все другие коммуникативные программы текста, имеющие, в свою очередь, взаимозависимые отношения: от основных, главных элементов – к второстепенным, третьестепенным и т. д. Умение коммуникатора доносить интенцию, а воспринимающей стороны – адекватно ее понимать – является принципиально важным при диалоге.
В любом социально ориентированном коммуникативном акте, кроме мотивов и целей, относящихся непосредственно к теме или поднимаемой проблеме, можно выделить уровень, характеризующий особенности общения коммуникатора с воспринимающей стороной, или уровень коммуникативных интенций.
В большинстве работ, посвященных СМК, дается типология их социальных функций, то есть реального или гипотетического социального результата (последействия) их функционирования. В числе функций СМК называют, например, такие, как информирование, развлечение, обеспечение культурного досуга, социальное управление, создание общественного мнения и т. д. Однако уровень интенциональный (равнодействующая мотивов и целей общения коммуникатора с аудиторией), как правило, оказывается вне зоны анализа. В то же время следует признать, что уровень интенций (тот искомый результат, к которому коммуникатор стремится) и уровень функций (то, что получилось на самом деле) далеко не всегда тождественны: результат, например, может быть прямо противоположным желаемому. Поэтому, для того чтобы успешно ориентироваться в коммуникационных процессах, необходимо знание типичных коммуникативных интенций, а также особенностей восприятия и реагирования разных групп аудитории при встрече с этими интенциями.
Типология коммуникативных интенций СМК. Ниже приводятся типичные интенции СМК, определяющие особенности современной социокультурной среды:
• интенция сообщать, распространять знания о действительности, информировать;
• интенция просвещать, распространять культуру, идеи добра, общезначимые ценности;
• интенция воздействовать, влиять на общественное мнение, на поведение и эмоции людей;
• различные сопутствующие интенции, связанные с интенцией воздействия, «вуалирующие» ее: «все вокруг плохо», мнимая нейтральность и т. д.;
• интенция оказывать помощь, поддержку в решении сложных жизненных ситуаций людей;
• интенция развлекать, веселить;
• интенция привлечения аудитории, конкуренции с другими СМК, каналами, редакциями, людьми и т. д.;
• «не проявленная» интенция, в том числе стремление к нейтральности как к современному, модному, «стильному» типу общения.
Интенция распространять знания о действительности, информировать, сообщать сопряжена с извечной потребностью людей в новых знаниях. Из глубокой древности пришли свидетельства подобной интенциональности в общении людей: надписи и рисунки на скалах, камнях, бересте, древние скульптуры, символы, знаки.
Интенция массового просвещения, воспитания восходит к идеям просветителей о качественном совершенствовании человеческого общества благодаря распространению знаний. Известно, что просветители приветствовали появление книгопечатания и прессы и связывали с ними большие надежды.
Интенция воздействовать, влиять на общественное мнение, на эмоции и поведение людей возникла практически одновременно со становлением человеческого общества (устные выступления) и совершенствовалась с появлением печатной продукции, развитием средств массовой информации. Она присуща большинству материалов общественно-политического содержания СМК, даже в тех случаях, когда декларируется нейтральность. Изучению различных аспектов ее проявления посвящено огромное количество научных работ. Именно с ней (то есть с результатом воздействия, воспитания, влияния и т. д.) еще не так давно связывалось представление об эффективности произведений журналистики, искусства. В той или иной форме и в различной степени она наличествует в большинстве информационных и общественно-политических материалов современных СМК. С развитием общества и сознания людей, постигающих механизмы воздействия, возникают все более утонченные варианты «оформления» этой интенции, дополняющие, а в некоторых случаях и маскирующие ее. Таковы, например, интенция «все вокруг плохо», а также интенция (гипертрофированной) нейтральности.
Интенция «все вокруг плохо» нередко встречается в современном информационном поле. Основной организующий центр, казалось бы, связан со стремлением коммуникатора убрать многочисленные недостатки (то, что «плохо»), призвать к духовности, нравственности. Однако нередко за подобной интенциональностью, как за маскирующим занавесом, обнаруживается еще один уровень мотивов и целей коммуникатора, связанных с желанием решить некие политические или экономические задачи. И хотя, как правило, данная интенция ориентирована на воздействие, это желание коммуникатора часто оказывается незаметным для значительной части аудитории.
Интенция нейтральности наблюдается (в разных пропорциях) в некоторых современных информационных, информационно-аналитических и даже общественно-политических материалах, в ряде телевизионных «ток-шоу» и т. п. Следует различать интенцию гипертрофированной нейтральности, при которой позиция коммуникатора остается непроявленной, а в некоторых случаях создается впечатление, что ее и вовсе нет, и нейтральную манеру как определенный тип общения коммуникатора с аудиторией, создающую ощущение беспристрастности, ненавязчивости и объективности. Подобная манера может быть действительно связана с желанием разобраться, найти истину, с уважением к партнеру по общению, с признанием его права на собственные выводы, но может быть и сыгранной, тем более что появляется возможность скрытого воздействия.
При использовании интенции гипертрофированной нейтральности коммуникатор на протяжении определенного времени (это может быть и длительный срок) предельно нейтрально информирует о фактах, не проявляет эмоций и не сообщает о собственной точке зрения (возможно, у него ее вовсе нет или пока нет). Часто за таким человеком устанавливается репутация объективного (правдивого), распространяющаяся и на оценочные «вкрапления», которые, например, могут давать гость студии, герой публицистического материала и т. д. Имеются и другие способы скрытых оценок (напомним, что любое общение интенционально). В таких случаях интенция гипертрофированной нейтральности служит «прикрытием» интенции воздействия, камуфлирует ее.
Идея нейтральной работы в СМК возникла как прогрессивная, отвергающая внушение и давление, противостоящая пропаганде. И ныне в представлении специалистов СМК нередко нейтральность приравнивается к объективности (а объективность к нейтральности); эти качества связывают со свободой от идеологии, цензуры, вообще от любого намерения воздействовать, «давить», убеждать; их связывают также с плюрализмом мнений, когда, например, в материале отдаются равные права собеседникам с противоположными позициями.
Сравнительно недавно, в 90-е годы, в информационных и общественно-политических телепрограммах буквально «правила бал» интенция гипертрофированной нейтральности, выражающаяся в бессистемном (или почти бессистемном) способе сообщения транслируемого материала, в «назывной», безоценочной манере подачи информации даже там, где оценка предполагалась, например, в аналитических телепрограммах. Такая ситуация была обусловлена рядом причин, а одной из главных была идея целесообразности подобного способа общения, в противовес прежним, идеологическим формам, использовавшим внушение. Кроме того, к такой интенциональности нередко прибегают из-за отсутствия у коммуникатора определенной позиции о сложных, быстро меняющихся событиях (на телевидении, например, технические возможности позволяют показывать быстрее, чем осмысливать), а также потому, что так принято (модно, современно, «стильно»), или при желании скрыть собственную точку зрения, поскольку так легче и спокойнее работать (по разным соображениям). По сути дела, нюансы для аудитории значения не имеют – в любом из названных вариантов она встречается с интенцией гипертрофированной нейтральности.
Внесение подобных мотивов и целей в общение – явление не только российское. Причинами здесь служат и новое качество коммуникационной среды, обусловленное широким распространением телевидения, радио и Интернета, и социальные ожидания людей, сопротивляющихся пропаганде и потому ищущих новых форм общения. Исследователь массовых коммуникаций Н. Постман отмечал: если «…в XVIII–XIX вв. в Америке общественный дискурс имел такие характерные черты, как рациональную организацию, серьезность и понятность, то затем, под влиянием телевидения, он приобрел черты бесформенности и абсурда». Постман описывает «новую часть речи» в грамматике, представляющую собой «сочетание, которое ничего не соединяет, а лишь делает обратное, т. е. все разъединяет… выполняет роль компактной метафоры разрывов». «Фраза „а теперь… о другом“ обычно используется в передачах теле– или радионовостей для обозначения следующего обстоятельства: то, что было только что услышано или просмотрено, не имеет отношения к тому, что слушают или смотрят в настоящий момент, и, скорее всего, не будет иметь отношения к тому, что услышат или увидят в будущем. Посредством этой фразы признается, что мир, нарисованный высокоскоростными электронными медиа, не имеет порядка или смысла. Соответственно, этот мир не следует рассматривать всерьез»[30].
Понятно, что описанный Н. Постманом способ подачи информации, который легко можно обнаружить и во многих отечественных телепередачах, в том числе в сообщениях новостей, есть производный от интенции гипертрофированной нейтральности. Почему-то считается, что большинство людей именно этого и желают, пытаясь противостоять пропаганде, манипулированию (характерная ситуация «подмены понятий»). В телевизионной среде еще не так давно преобладало мнение о том, что нейтральность обязательна при подаче информации и что аудитория предпочитает именно такие информационные программы. Однако проведенные исследования, с использованием семиосоциопсихологических методов, показали, что это далеко не так (или далеко не всегда так).
Интенция оказывать помощь, поддержку людям в решении сложных проблем и жизненных ситуаций так же, как и интенция информировать и распространять знания, опирается на потребность людей в подобной форме общения. В СМК она реализуется в незначительной степени, несмотря на то, что ее бесспорно важная для человека роль отмечалась неоднократно. Т. М. Дридзе, например, писала: «Люди вынуждены принимать решения, и их активность направлена на поиск средств, необходимых для выхода из проблемных жизненных ситуаций… Такие ситуации, или „проблемные синдромы“, нередко вызывают внутреннюю напряженность… и являются результатом „стечения“ значимых для человека событий и обстоятельств его жизни, преломленных в его собственном сознании и требующих от него определенных действий. В поисках выхода из таких ситуаций люди используют все доступные им средства, в том числе и коммуникативные»[31]. Сходное мнение высказал и У. Шрамм, выделивший такую категорию, как «цели коммуникации с точки зрения индивида»; при этом одной из основных целей он назвал поиск помощи при практических проблемах[32].
Интенция развлекать, веселить людей также опирается на потребность аудитории («хлеба и зрелищ»). Нередко она сопряжена с интенцией привлечения (отвлечения) внимания и оказывается «на службе» у интенции воздействия (например, при программировании сетки телепередач).
Интенция привлечь и удержать аудиторию, потенциальных клиентов, покупателей, избирателей и т. д. свойственна (в разной степени) любому коммуникационному каналу или организации, осуществляющей PR-акции, так же как и стремление конкурировать, достичь различного рода приоритетности. Как правило, несет в себе элемент интенции воздействия.
«Непроявленная интенция» обнаруживается при отсутствии социально значимой цели и при «смутной», не выведенной на уровень сознания, малохудожественной мотивации. Непроявленной оказывается интенция и при стремлении следовать нейтральности как оптимальному, современному типу общения, отвечающему якобы коммуникативным потребностям людей, отказывающихся от пропаганды и ищущих новых форм общения.
Перечень типичных интенций, использующихся при социальном общении, можно уточнять и продолжать, тем более что пространственно-временной континуум и социокультурная среда постоянно вносят коррективы в процессы общения и взаимодействия людей. В поиске интенциональных нюансов, дающих новый и в то же время не банальный ракурс понимания извечных проблем человечества (смысл жизни, счастье, любовь, признание, самоутверждение, самоуважение и т. д.), постоянно находятся представители творческих профессий; найти такую интенциональность, суметь ее выразить и донести – главное и обязательное условие творческого успеха. В поиске подобной интенциональности, но исходящей от коммуникатора, находятся и потребители социокультурной продукции: по сути дела, любая интенция при ее восприятии и особенно при осознании (выведении на «уровень сознания») становится фактом реальности, вписывается в «картину мира» личности.
В литературоведении, искусствоведении, эстетике традиционно в «систему координат», в которой человек воспринимает себя и окружающий мир, включаются характеристики, соотносящиеся, как считают исследователи, с праобразами, изначально заложенными в человеческой психике, такими, как «свет – тьма», «близкий – далекий», «хороший – плохой», «свой – чужой», «теплый – холодный», «добрый – недобрый». В этой же «системе координат», по нашему убеждению, находятся и такие праформы общения и взаимодействия людей, как «открытый – закрытый», «честный – нечестный», «искренний – неискренний», «правдивый – лживый». Эти нюансы общения влияют на степень доверия к любым другим мотивам и целям коммуникатора.
§ 4. Коммуникативные механизмы понимания: знак, значение, смысл
Интенция многогранна: она включает в себя мотивацию общения, непосредственные содержательные цели сообщения, замысел, идею, целеполагание, коммуникативное намерение, сверхзадачу (при перечислении составляющих интенции используются термины, широко употребляющиеся в журналистике, языкознании, искусствоведении, общественных науках и т. д.). В тексте, особенно в художественном, интенция почти всегда словесно не выражена; в поисках формулировок своих коммуникативных посылов постоянно находятся художники (вспомним Тютчева: «мысль изреченная есть ложь…»). Словесное воплощение, формулировку можно встретить применительно к некоторым составляющим интенции, например, к идее или цели сообщения. Сложнее найти формулировку для мотивов, ставших толчком к созданию текста, которые, к тому же, не всегда осознаются и контролируются даже самим коммуникатором: художественное творчество преимущественно интуитивно, здесь «правит бал» интуитивный поиск. Этот процесс талантливо описал А. С. Пушкин: «…и тянется рука к перу, перо – к бумаге, мгновенье – и стихи свободно потекут…» Следует отметить, однако, что признание и право называться художником авторы получают не за кажущуюся легкость или цветистость стиля, но, прежде всего, за качество своей интенциональности, то есть за точность и глубину самовыражения, оригинальность и новизну в постижении важных для всех людей проблем.
Именно интенция организует и выстраивает материал выступления, статьи, стихотворения, телепередачи и т. д., ее роль при общении главенствующая, определяющая. Это основная «точка отсчета», которой подчинены все другие коммуникативные программы текста, имеющие, в свою очередь, взаимозависимые отношения: от основных, главных элементов – к второстепенным, третьестепенным и т. д. Умение коммуникатора доносить интенцию, а воспринимающей стороны – адекватно ее понимать – является принципиально важным при диалоге.
В любом социально ориентированном коммуникативном акте, кроме мотивов и целей, относящихся непосредственно к теме или поднимаемой проблеме, можно выделить уровень, характеризующий особенности общения коммуникатора с воспринимающей стороной, или уровень коммуникативных интенций.
В большинстве работ, посвященных СМК, дается типология их социальных функций, то есть реального или гипотетического социального результата (последействия) их функционирования. В числе функций СМК называют, например, такие, как информирование, развлечение, обеспечение культурного досуга, социальное управление, создание общественного мнения и т. д. Однако уровень интенциональный (равнодействующая мотивов и целей общения коммуникатора с аудиторией), как правило, оказывается вне зоны анализа. В то же время следует признать, что уровень интенций (тот искомый результат, к которому коммуникатор стремится) и уровень функций (то, что получилось на самом деле) далеко не всегда тождественны: результат, например, может быть прямо противоположным желаемому. Поэтому, для того чтобы успешно ориентироваться в коммуникационных процессах, необходимо знание типичных коммуникативных интенций, а также особенностей восприятия и реагирования разных групп аудитории при встрече с этими интенциями.
Типология коммуникативных интенций СМК. Ниже приводятся типичные интенции СМК, определяющие особенности современной социокультурной среды:
• интенция сообщать, распространять знания о действительности, информировать;
• интенция просвещать, распространять культуру, идеи добра, общезначимые ценности;
• интенция воздействовать, влиять на общественное мнение, на поведение и эмоции людей;
• различные сопутствующие интенции, связанные с интенцией воздействия, «вуалирующие» ее: «все вокруг плохо», мнимая нейтральность и т. д.;
• интенция оказывать помощь, поддержку в решении сложных жизненных ситуаций людей;
• интенция развлекать, веселить;
• интенция привлечения аудитории, конкуренции с другими СМК, каналами, редакциями, людьми и т. д.;
• «не проявленная» интенция, в том числе стремление к нейтральности как к современному, модному, «стильному» типу общения.
Интенция распространять знания о действительности, информировать, сообщать сопряжена с извечной потребностью людей в новых знаниях. Из глубокой древности пришли свидетельства подобной интенциональности в общении людей: надписи и рисунки на скалах, камнях, бересте, древние скульптуры, символы, знаки.
Интенция массового просвещения, воспитания восходит к идеям просветителей о качественном совершенствовании человеческого общества благодаря распространению знаний. Известно, что просветители приветствовали появление книгопечатания и прессы и связывали с ними большие надежды.
Интенция воздействовать, влиять на общественное мнение, на эмоции и поведение людей возникла практически одновременно со становлением человеческого общества (устные выступления) и совершенствовалась с появлением печатной продукции, развитием средств массовой информации. Она присуща большинству материалов общественно-политического содержания СМК, даже в тех случаях, когда декларируется нейтральность. Изучению различных аспектов ее проявления посвящено огромное количество научных работ. Именно с ней (то есть с результатом воздействия, воспитания, влияния и т. д.) еще не так давно связывалось представление об эффективности произведений журналистики, искусства. В той или иной форме и в различной степени она наличествует в большинстве информационных и общественно-политических материалов современных СМК. С развитием общества и сознания людей, постигающих механизмы воздействия, возникают все более утонченные варианты «оформления» этой интенции, дополняющие, а в некоторых случаях и маскирующие ее. Таковы, например, интенция «все вокруг плохо», а также интенция (гипертрофированной) нейтральности.
Интенция «все вокруг плохо» нередко встречается в современном информационном поле. Основной организующий центр, казалось бы, связан со стремлением коммуникатора убрать многочисленные недостатки (то, что «плохо»), призвать к духовности, нравственности. Однако нередко за подобной интенциональностью, как за маскирующим занавесом, обнаруживается еще один уровень мотивов и целей коммуникатора, связанных с желанием решить некие политические или экономические задачи. И хотя, как правило, данная интенция ориентирована на воздействие, это желание коммуникатора часто оказывается незаметным для значительной части аудитории.
Интенция нейтральности наблюдается (в разных пропорциях) в некоторых современных информационных, информационно-аналитических и даже общественно-политических материалах, в ряде телевизионных «ток-шоу» и т. п. Следует различать интенцию гипертрофированной нейтральности, при которой позиция коммуникатора остается непроявленной, а в некоторых случаях создается впечатление, что ее и вовсе нет, и нейтральную манеру как определенный тип общения коммуникатора с аудиторией, создающую ощущение беспристрастности, ненавязчивости и объективности. Подобная манера может быть действительно связана с желанием разобраться, найти истину, с уважением к партнеру по общению, с признанием его права на собственные выводы, но может быть и сыгранной, тем более что появляется возможность скрытого воздействия.
При использовании интенции гипертрофированной нейтральности коммуникатор на протяжении определенного времени (это может быть и длительный срок) предельно нейтрально информирует о фактах, не проявляет эмоций и не сообщает о собственной точке зрения (возможно, у него ее вовсе нет или пока нет). Часто за таким человеком устанавливается репутация объективного (правдивого), распространяющаяся и на оценочные «вкрапления», которые, например, могут давать гость студии, герой публицистического материала и т. д. Имеются и другие способы скрытых оценок (напомним, что любое общение интенционально). В таких случаях интенция гипертрофированной нейтральности служит «прикрытием» интенции воздействия, камуфлирует ее.
Идея нейтральной работы в СМК возникла как прогрессивная, отвергающая внушение и давление, противостоящая пропаганде. И ныне в представлении специалистов СМК нередко нейтральность приравнивается к объективности (а объективность к нейтральности); эти качества связывают со свободой от идеологии, цензуры, вообще от любого намерения воздействовать, «давить», убеждать; их связывают также с плюрализмом мнений, когда, например, в материале отдаются равные права собеседникам с противоположными позициями.
Сравнительно недавно, в 90-е годы, в информационных и общественно-политических телепрограммах буквально «правила бал» интенция гипертрофированной нейтральности, выражающаяся в бессистемном (или почти бессистемном) способе сообщения транслируемого материала, в «назывной», безоценочной манере подачи информации даже там, где оценка предполагалась, например, в аналитических телепрограммах. Такая ситуация была обусловлена рядом причин, а одной из главных была идея целесообразности подобного способа общения, в противовес прежним, идеологическим формам, использовавшим внушение. Кроме того, к такой интенциональности нередко прибегают из-за отсутствия у коммуникатора определенной позиции о сложных, быстро меняющихся событиях (на телевидении, например, технические возможности позволяют показывать быстрее, чем осмысливать), а также потому, что так принято (модно, современно, «стильно»), или при желании скрыть собственную точку зрения, поскольку так легче и спокойнее работать (по разным соображениям). По сути дела, нюансы для аудитории значения не имеют – в любом из названных вариантов она встречается с интенцией гипертрофированной нейтральности.
Внесение подобных мотивов и целей в общение – явление не только российское. Причинами здесь служат и новое качество коммуникационной среды, обусловленное широким распространением телевидения, радио и Интернета, и социальные ожидания людей, сопротивляющихся пропаганде и потому ищущих новых форм общения. Исследователь массовых коммуникаций Н. Постман отмечал: если «…в XVIII–XIX вв. в Америке общественный дискурс имел такие характерные черты, как рациональную организацию, серьезность и понятность, то затем, под влиянием телевидения, он приобрел черты бесформенности и абсурда». Постман описывает «новую часть речи» в грамматике, представляющую собой «сочетание, которое ничего не соединяет, а лишь делает обратное, т. е. все разъединяет… выполняет роль компактной метафоры разрывов». «Фраза „а теперь… о другом“ обычно используется в передачах теле– или радионовостей для обозначения следующего обстоятельства: то, что было только что услышано или просмотрено, не имеет отношения к тому, что слушают или смотрят в настоящий момент, и, скорее всего, не будет иметь отношения к тому, что услышат или увидят в будущем. Посредством этой фразы признается, что мир, нарисованный высокоскоростными электронными медиа, не имеет порядка или смысла. Соответственно, этот мир не следует рассматривать всерьез»[30].
Понятно, что описанный Н. Постманом способ подачи информации, который легко можно обнаружить и во многих отечественных телепередачах, в том числе в сообщениях новостей, есть производный от интенции гипертрофированной нейтральности. Почему-то считается, что большинство людей именно этого и желают, пытаясь противостоять пропаганде, манипулированию (характерная ситуация «подмены понятий»). В телевизионной среде еще не так давно преобладало мнение о том, что нейтральность обязательна при подаче информации и что аудитория предпочитает именно такие информационные программы. Однако проведенные исследования, с использованием семиосоциопсихологических методов, показали, что это далеко не так (или далеко не всегда так).
Интенция оказывать помощь, поддержку людям в решении сложных проблем и жизненных ситуаций так же, как и интенция информировать и распространять знания, опирается на потребность людей в подобной форме общения. В СМК она реализуется в незначительной степени, несмотря на то, что ее бесспорно важная для человека роль отмечалась неоднократно. Т. М. Дридзе, например, писала: «Люди вынуждены принимать решения, и их активность направлена на поиск средств, необходимых для выхода из проблемных жизненных ситуаций… Такие ситуации, или „проблемные синдромы“, нередко вызывают внутреннюю напряженность… и являются результатом „стечения“ значимых для человека событий и обстоятельств его жизни, преломленных в его собственном сознании и требующих от него определенных действий. В поисках выхода из таких ситуаций люди используют все доступные им средства, в том числе и коммуникативные»[31]. Сходное мнение высказал и У. Шрамм, выделивший такую категорию, как «цели коммуникации с точки зрения индивида»; при этом одной из основных целей он назвал поиск помощи при практических проблемах[32].
Интенция развлекать, веселить людей также опирается на потребность аудитории («хлеба и зрелищ»). Нередко она сопряжена с интенцией привлечения (отвлечения) внимания и оказывается «на службе» у интенции воздействия (например, при программировании сетки телепередач).
Интенция привлечь и удержать аудиторию, потенциальных клиентов, покупателей, избирателей и т. д. свойственна (в разной степени) любому коммуникационному каналу или организации, осуществляющей PR-акции, так же как и стремление конкурировать, достичь различного рода приоритетности. Как правило, несет в себе элемент интенции воздействия.
«Непроявленная интенция» обнаруживается при отсутствии социально значимой цели и при «смутной», не выведенной на уровень сознания, малохудожественной мотивации. Непроявленной оказывается интенция и при стремлении следовать нейтральности как оптимальному, современному типу общения, отвечающему якобы коммуникативным потребностям людей, отказывающихся от пропаганды и ищущих новых форм общения.
Перечень типичных интенций, использующихся при социальном общении, можно уточнять и продолжать, тем более что пространственно-временной континуум и социокультурная среда постоянно вносят коррективы в процессы общения и взаимодействия людей. В поиске интенциональных нюансов, дающих новый и в то же время не банальный ракурс понимания извечных проблем человечества (смысл жизни, счастье, любовь, признание, самоутверждение, самоуважение и т. д.), постоянно находятся представители творческих профессий; найти такую интенциональность, суметь ее выразить и донести – главное и обязательное условие творческого успеха. В поиске подобной интенциональности, но исходящей от коммуникатора, находятся и потребители социокультурной продукции: по сути дела, любая интенция при ее восприятии и особенно при осознании (выведении на «уровень сознания») становится фактом реальности, вписывается в «картину мира» личности.
В литературоведении, искусствоведении, эстетике традиционно в «систему координат», в которой человек воспринимает себя и окружающий мир, включаются характеристики, соотносящиеся, как считают исследователи, с праобразами, изначально заложенными в человеческой психике, такими, как «свет – тьма», «близкий – далекий», «хороший – плохой», «свой – чужой», «теплый – холодный», «добрый – недобрый». В этой же «системе координат», по нашему убеждению, находятся и такие праформы общения и взаимодействия людей, как «открытый – закрытый», «честный – нечестный», «искренний – неискренний», «правдивый – лживый». Эти нюансы общения влияют на степень доверия к любым другим мотивам и целям коммуникатора.
§ 4. Коммуникативные механизмы понимания: знак, значение, смысл
Возможность выделения в любом целостном, завершенном тексте мотивационно-целевой структуры, ориентированной на интенцию, является универсальным подходом к пониманию скрытых пружин коммуникационных процессов. Каким же образом происходит общение и, соответственно, понимание?
Общаясь, люди употребляют слова, фразы, звуки, жесты и т. д., которые можно рассматривать как знаки разной степени сложности и абстракции. С развитием цивилизации возникают новые виды знаков (например, знаки дорожного движения или так называемые смайлики, которые подарила нам компьютеризация), заменяющие собою слова, фразы и даже целые тексты, в результате экономятся интеллектуальные усилия и время, а процессы общения становятся более унифицированными.
Известно, что отдельные слова и простые знаки имеют определенные, конкретные значения, зафиксированные в языке и передающиеся из поколения в поколение. Значения слов русского языка отражены, например, в «Толковом словаре» В.И.Даля, «Словаре русского языка» С. И. Ожегова и др. Язык как таковой вообще возможен только при наличии определенного перечня общепринятых значений слов. Значения простых знаков, как правило, также четко фиксированы (например, знаки-жесты), хотя известны случаи их неоднозначной интерпретации в разных культурах (кивок головой в России означает согласие, в Болгарии – отрицание).
Известный искусствовед М. М. Бахтин рассматривал знак как своего рода «материал», в котором слагается и осуществляется сознание. «Знак может возникнуть лишь на межиндивидуальной территории, причем эта территория „не природная“ в непосредственном смысле этого слова. Необходимо, чтобы два индивида были социально организованы»[33].
Слова, фразы и простые знаки, будучи введенными в более сложные внутритекстовые связи, нередко теряют или изменяют первоначальное общепринятое значение и приобретают другое, новое или дополнительное. На «перекрестках» первоначальных значений, благодаря особенностям взаимосвязей разноуровневых элементов мотивационно-целевой структуры, возникает конкретный смысл, который вкладывает в текст его отправитель и который пытается постичь получатель.
Следовательно, на уровне слов и простых знаков понятия значение и смысл не тождественны. Смысл текста связан с интенциональностью породившего его человека и реализуется в мотивационно-целевой (интенциональной) структуре (текста); она, в свою очередь, «овеществляется» теми или иными знаками, объективное значение которых в контексте может меняться и приобретать личностно-эмоциональный оттенок, вносимый в них автором (отправителем).
Когда же мы имеем дело с таким сложным знаком, как текст, то значение этого знака, его интенциональность и его смысл практически означают одно и то же, поскольку в тексте посредством слов, жестов, звуков, изображения и т. д. – в зависимости от задач общения и имеющегося в распоряжении автора «строительного материала» (на радио, например, текст «звучащий») – овеществляется интенциональность коммуникатора. Поэтому постижение интенциональности – это постижение смысла, а поиск смысла – это поиск интенциональности.
С некоторой долей абстракции можно утверждать, что мы общаемся путем транслирования друг другу мотивационно-целевых структур или даже – интенций. Именно возможность повторить, воссоздать исходную мотивационно-целевую структуру, но иными (семиотическими) средствами, лежит в основе деятельности переводчика, режиссера, артиста, аранжировщика, популяризатора, а также представителей ряда других специальностей, осуществляющих культурное и межкультурное взаимодействие, создающих и поддерживающих смысловые связи между людьми. Здесь же и истоки нередких, особенно в последние десятилетия, споров и даже конфликтов о возможности изменений и искажений первоначального (канонического, авторского) текста, о допустимой мере вмешательства в авторский текст[34].
Мыслительные процессы воспринимающего текст человека не аналогичны логическому и временному развертыванию речи, речевому потоку– они совершают неоднократные перемещения по мотивационно-целевой структуре воспринимаемого текста в осознанных, а большей частью неосознанных, в удачных или менее удачных попытках понять, «считать» интенциональность автора. На протяжении веков умение постигать основную смысловую составляющую разных текстов (и, можно предположить, жизненных явлений, реальности) было уделом немногих людей, они становились критиками (например, литературными), переводчиками, толмачами, нередко их считали мудрецами.
Универсальный способ понимания смысла текста, то есть постижения его интенциональности, состоит из двух этапов (при развитых навыках анализа начальный этап можно пропустить, совершив эту процедуру мысленно). На первом этапе осуществляется попытка разделить содержательную часть текста, включая логико-композиционные и эмоционально-экспрессивные элементы, на иерархические коммуникативно-познавательные единицы, организованные по принципу их подчиненности и соподчиненности, от низших – к высшим, с учетом обнаруженных в тексте проблемной ситуации и способа (способов) ее разрешения. В результате, если выделенным соподчиненным элементам присвоить порядковые индексы, выстраивается так называемая логико-фактологическая цепочка, посредством которой фиксируются цели и мотивы данного коммуникативного акта.
Вот как выстраиваются взаимозависимые элементы известного стихотворения Н. А. Некрасова («Крестьянские дети»), если принять в качестве проблемной ситуации мысль о том, что у крестьянских детей, современников поэта, трудная жизнь, а способ ее разрешения – привлечение внимания читателей к этой проблеме (далее способ разрешения проблемы «подразумевается» под индексом I; под индексом II – описание мальчика: рост, одежда, обстоятельства встречи, возраст, имя, голос; под индексом III – подробности об отце, семье; под индексом IV – описание ситуации знакомства с ним автора; под индексом V – описание природы, погоды; под индексом VI – различные мелкие детали, незначительные, казалось бы, подробности).
V–IV–V – VI–IV–VI–II–II–IV–VI–IV–IV–VI–III; II–VI–III–III–VI–IV–II–IV–II–II–VI
Как видим, фактически, во временном следовании, разноуровневые структурные элементы данного стихотворения следуют в прихотливом, определенном только автором порядке, а проблемная ситуация и способ ее разрешения (цели общения) и вовсе не заявлены вербально, хотя и возникают «между строк». Для понимания же мотивов общения и интенциональности произведения необходим следующий этап анализа.
После определения иерархичности взаимозависимых элементов текста наступает следующий этап, представляющий собой поочередное «фокусирование» и «разфокусирование» компонентов мотивационно-целевой структуры: сначала от нижних уровней, где, как правило, легче обнаружить намеки на мотивацию общения, – к высшим, вплоть до декларированных или предполагаемых целей, а затем – в обратном порядке, сверху вниз, к фоновым уровням. При этом выдвигаются или опровергаются гипотезы относительно соподчиненности элементов структуры и интенциональности текста.
Общаясь, люди употребляют слова, фразы, звуки, жесты и т. д., которые можно рассматривать как знаки разной степени сложности и абстракции. С развитием цивилизации возникают новые виды знаков (например, знаки дорожного движения или так называемые смайлики, которые подарила нам компьютеризация), заменяющие собою слова, фразы и даже целые тексты, в результате экономятся интеллектуальные усилия и время, а процессы общения становятся более унифицированными.
Известно, что отдельные слова и простые знаки имеют определенные, конкретные значения, зафиксированные в языке и передающиеся из поколения в поколение. Значения слов русского языка отражены, например, в «Толковом словаре» В.И.Даля, «Словаре русского языка» С. И. Ожегова и др. Язык как таковой вообще возможен только при наличии определенного перечня общепринятых значений слов. Значения простых знаков, как правило, также четко фиксированы (например, знаки-жесты), хотя известны случаи их неоднозначной интерпретации в разных культурах (кивок головой в России означает согласие, в Болгарии – отрицание).
Известный искусствовед М. М. Бахтин рассматривал знак как своего рода «материал», в котором слагается и осуществляется сознание. «Знак может возникнуть лишь на межиндивидуальной территории, причем эта территория „не природная“ в непосредственном смысле этого слова. Необходимо, чтобы два индивида были социально организованы»[33].
Слова, фразы и простые знаки, будучи введенными в более сложные внутритекстовые связи, нередко теряют или изменяют первоначальное общепринятое значение и приобретают другое, новое или дополнительное. На «перекрестках» первоначальных значений, благодаря особенностям взаимосвязей разноуровневых элементов мотивационно-целевой структуры, возникает конкретный смысл, который вкладывает в текст его отправитель и который пытается постичь получатель.
Следовательно, на уровне слов и простых знаков понятия значение и смысл не тождественны. Смысл текста связан с интенциональностью породившего его человека и реализуется в мотивационно-целевой (интенциональной) структуре (текста); она, в свою очередь, «овеществляется» теми или иными знаками, объективное значение которых в контексте может меняться и приобретать личностно-эмоциональный оттенок, вносимый в них автором (отправителем).
Когда же мы имеем дело с таким сложным знаком, как текст, то значение этого знака, его интенциональность и его смысл практически означают одно и то же, поскольку в тексте посредством слов, жестов, звуков, изображения и т. д. – в зависимости от задач общения и имеющегося в распоряжении автора «строительного материала» (на радио, например, текст «звучащий») – овеществляется интенциональность коммуникатора. Поэтому постижение интенциональности – это постижение смысла, а поиск смысла – это поиск интенциональности.
С некоторой долей абстракции можно утверждать, что мы общаемся путем транслирования друг другу мотивационно-целевых структур или даже – интенций. Именно возможность повторить, воссоздать исходную мотивационно-целевую структуру, но иными (семиотическими) средствами, лежит в основе деятельности переводчика, режиссера, артиста, аранжировщика, популяризатора, а также представителей ряда других специальностей, осуществляющих культурное и межкультурное взаимодействие, создающих и поддерживающих смысловые связи между людьми. Здесь же и истоки нередких, особенно в последние десятилетия, споров и даже конфликтов о возможности изменений и искажений первоначального (канонического, авторского) текста, о допустимой мере вмешательства в авторский текст[34].
Мыслительные процессы воспринимающего текст человека не аналогичны логическому и временному развертыванию речи, речевому потоку– они совершают неоднократные перемещения по мотивационно-целевой структуре воспринимаемого текста в осознанных, а большей частью неосознанных, в удачных или менее удачных попытках понять, «считать» интенциональность автора. На протяжении веков умение постигать основную смысловую составляющую разных текстов (и, можно предположить, жизненных явлений, реальности) было уделом немногих людей, они становились критиками (например, литературными), переводчиками, толмачами, нередко их считали мудрецами.
Универсальный способ понимания смысла текста, то есть постижения его интенциональности, состоит из двух этапов (при развитых навыках анализа начальный этап можно пропустить, совершив эту процедуру мысленно). На первом этапе осуществляется попытка разделить содержательную часть текста, включая логико-композиционные и эмоционально-экспрессивные элементы, на иерархические коммуникативно-познавательные единицы, организованные по принципу их подчиненности и соподчиненности, от низших – к высшим, с учетом обнаруженных в тексте проблемной ситуации и способа (способов) ее разрешения. В результате, если выделенным соподчиненным элементам присвоить порядковые индексы, выстраивается так называемая логико-фактологическая цепочка, посредством которой фиксируются цели и мотивы данного коммуникативного акта.
Вот как выстраиваются взаимозависимые элементы известного стихотворения Н. А. Некрасова («Крестьянские дети»), если принять в качестве проблемной ситуации мысль о том, что у крестьянских детей, современников поэта, трудная жизнь, а способ ее разрешения – привлечение внимания читателей к этой проблеме (далее способ разрешения проблемы «подразумевается» под индексом I; под индексом II – описание мальчика: рост, одежда, обстоятельства встречи, возраст, имя, голос; под индексом III – подробности об отце, семье; под индексом IV – описание ситуации знакомства с ним автора; под индексом V – описание природы, погоды; под индексом VI – различные мелкие детали, незначительные, казалось бы, подробности).
Логико-фактологическая цепочка стихотворения А. Н. Некрасова:
Однажды, в студеную зимнюю пору (V),
Я из лесу вышел (IV); был сильный мороз (V).
Гляжу, поднимается медленно в гору (VI)
Лошадка, везущая хворосту воз (IV).
И, шествуя важно, в спокойствии чинном (VI),
Лошадку ведет под уздцы мужичок (II)
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок! (II)
– Здорово, парнище! (IV) – «Ступай себе мимо!» (VI)
– Уж больно ты грозен, как я погляжу! (IV)
– Откуда дровишки? (IV) – «Из лесу, вестимо (VI),
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу» (III; II).
(В лесу раздавался топор дровосека.) (VI)
– А что, у отца-то большая семья? (III)
«Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой да я…» (III)
– Так вот оно что! (VI) А как звать тебя? (IV) – «Власом» (II).
– А кой тебе годик? (IV) – «Шестой миновал… (II)
Ну, мертвая!» – крикнул мальчишечка басом (II),
Рванул под уздцы и быстрей зашагал. (VI)
V–IV–V – VI–IV–VI–II–II–IV–VI–IV–IV–VI–III; II–VI–III–III–VI–IV–II–IV–II–II–VI
Как видим, фактически, во временном следовании, разноуровневые структурные элементы данного стихотворения следуют в прихотливом, определенном только автором порядке, а проблемная ситуация и способ ее разрешения (цели общения) и вовсе не заявлены вербально, хотя и возникают «между строк». Для понимания же мотивов общения и интенциональности произведения необходим следующий этап анализа.
После определения иерархичности взаимозависимых элементов текста наступает следующий этап, представляющий собой поочередное «фокусирование» и «разфокусирование» компонентов мотивационно-целевой структуры: сначала от нижних уровней, где, как правило, легче обнаружить намеки на мотивацию общения, – к высшим, вплоть до декларированных или предполагаемых целей, а затем – в обратном порядке, сверху вниз, к фоновым уровням. При этом выдвигаются или опровергаются гипотезы относительно соподчиненности элементов структуры и интенциональности текста.