– Конечно! А вы, оказывается, не такой уж и сухарь, как о вас отзываются на работе. Спасибо вам.
   – Не за что! Идите сейчас в общежитие. Постарайтесь не выходить до вечера никуда, и ни слова о предстоящем свидании даже самым близким подругам, иначе очень подведете меня. А в семь встречаемся.
   – Не волнуйтесь, никто ничего не узнает. И передайте Ване… Хотя нет, я сама все ему скажу!
   – Ну и ладненько, до встречи, Ксения!
   – До встречи, Семен Семенович!
 
   Ровно в семь стоящий в переулке Парфенов увидел за клубом знакомую фигуру Ксении. А она ничего, подумал вдруг Семен Семенович, раньше как-то не обращавший внимания на женские прелести. Выходить из переулка он не стал, только позвал:
   – Ксения!
   Женщина, услышав его голос, оглянулась, всмотрелась в темноту улицы.
   – Я здесь, Ксения, в переулке, правее от вас. Идите сюда!
   Ксения сориентировалась, подошла. Семен Семенович предложил:
   – Пойдемте задами, через калитку и сад во двор, чтобы нас никто не видел.
   Они зашли задами, Ксения спросила:
   – Как Ваня?
   – А? Ваня? – Этим вопросом женщина застала Семена Семеновича врасплох, он думал совершенно о другом. – Ничего Ваня, отошел, поговорили, спокоен, ждет вас!
   – Я отчего-то так волнуюсь!
   – Все будет нормально, я уверен, проходите!
   Он пропустил Ксению в темные сени, где она сразу же на входе получила сильный удар по голове, лишивший ее сознания. Над ней в перчатках, с засученными рукавами стоял Сулема. Чеченец подхватил женщину под мышки, тихо приказал Парфенову:
   – Бери за ноги, чего замер? Внесем в хату!
   Семен Семенович подчинился.
   Они внесли Ксению в комнату, где, на удивление Парфенова, был накрыт праздничный стол на двоих.
   – Что это? – спросил мастер.
   – Стол! Праздничный! У нас же сегодня праздник смерти, или забыл? Сажай ее на стул и поддержи, я приведу даму в себя.
   – Мы так не договаривались!
   – Выполняй, сука! – сверкнул безжалостными глазами чеченец. – А то в ее положении окажешься, ну?
   Семен Семенович удерживал женщину на стуле, пока Сулема не брызнул ей воды в лицо. Ксения пришла в себя. Она недоуменно посмотрела вокруг:
   – Где я?
   – В гостях, милочка, в гостях, или забыла, куда шла?
   – А Ваня?
   – Ваня? Зачем Ваня? Разве тебе меня мало?
   Она перевела взгляд на Парфенова:
   – Семен Семенович, вы же…
   Мастер отвел взгляд в сторону окна.
   За дело взялся Сулема:
   – А сейчас начнем один небольшой спектакль.
   Он развернулся и хлестко ударил Ксению по щеке, сбив со стула. Тут же поднял перед собой, лицом к лицу:
   – Ну что, наблядовалась, сучка?
   И ударом головы в лицо отбросил женщину на не тронутый до этого стол. Он опрокинулся вместе с Ксенией.
   Парфенов вдруг дернулся в сторону двери, но Хоза успел нанести удар на противоходе, выставив в сторону убегающего руку. Семен Семенович, взметнув ноги к потолку, рухнул всем телом на пол.
   – Куда, гнида? Ты тоже участник спектакля, тебе уходить никак нельзя.
   Ударом в лоб чеченец вывел из строя и так находящегося в полуобморочном состоянии Парфенова.
   – Погоди, дойдет и до тебя очередь!
   Он вернулся к женщине. Та сползла со стола и лежала на спине, широко раскинув руки. Юбка задралась до трусиков, блузка оголила грудь. Сулема почувствовал прилив желания. Надо было снять ее раньше, сейчас уже поздно. Он схватил ее левую грудь своей крепкой рукой, сжал так, что посинел сосок. Ксению боль привела в сознание, она застонала. Но нож чеченца уже был занесен, и лезвие до рукоятки вошло в белоснежное тело, в двух сантиметрах ниже основания груди. Сулема вытащил нож, отпустил грудь, ударил второй раз, в горло, откуда обильно хлынула черная кровь.
   – Вот так! Первый акт закончен! – проговорил он, глядя, как задергалось тело Ксении в предсмертных судорогах.
   Он повернулся, подошел к лежащему без сознания Парфенову. Наступил ботинком ему на лицо. Тот дернулся, придя в себя. Чеченец убрал ногу. На него смотрели полные животного ужаса и боли глаза Семена Семеновича.
   – Ну что, Сеня, кончилась твоя жизнь?
   – За что?
   – Задаром, Семен Семенович, такова твоя судьба!
   – Не… делай… этого… Хоза! Я откуплюсь!
   – Чем?
   – У меня дома есть деньги. Много!
   – Молодец, что сказал об этом, но мне не нужны деньги!
   Он нагнулся над дрожащим мастером, схватил за подбородок, дернул его вверх, полоснул лезвием ножа по туго натянувшейся коже, которая, лопнув, обнажила широкую безобразную рану, откуда, как и из горла Ксении, на пол толчками хлынула черная кровь. Хоза поднялся.
   – Вот и второй акт завершен. Спектакль закончен. Пусть теперь менты ломают голову над тем, кто так зверски разделался с партийным активистом и обычной проституткой. Не иначе, их вместе застукал пьяный постоянный клиент путаны и ярости его не было предела. Ну и шайтан с ними! Свое дело он сделал. Пора чисто уйти.
   Он достал из сумки холщовый пакет, бросил в него окровавленный нож, пошел на выход. Со двора прошел садами в проулок до асфальта, осмотрелся. Никого. Хоза вытащил из той же спортивной сумки полуботинки. Обувь, в которой работал в доме, бросил в пакет, туда же – перчатки и килограммовую гирю. Проходя мимо колодца на выходе из проулка, швырнул в него пакет. Все! От прямых улик он избавился, теперь к Марату. Как на заказ, начался дождь. Так под дождем, но при отсутствии прохожих, добрался до дома своего старого друга, Марата, с кем когда-то корешился на зоне. Тот жил один. Там переоделся точно в такую же одежду, в какой был все это время. Мокрую одежду бросил в печь. Яркие языки пламени, жадно шипя, набросились на новую добычу, в одно мгновение превратив ее в пепел.
   Сулейманов, спокойно поужинав, уснул на приготовленной постели с чувством выполненного долга. Какое-то время ему не давали покоя последние слова Парфенова о деньгах. Но брать их, не расстроив версию убийства по ревности, было невозможно. Менты обязательно обшмонают хату мастера. Там все должно оставаться, как было, в том числе и деньги. Сулема отбросил мысль о деньгах. Жилин заплатит больше.
   В понедельник Хоза Сулейманов прибыл в контору карьера, где только и было разговоров, что об убийстве в доме на Сиреневой, 10. Но он прибыл работать и сделал то, что и должен был сделать. Из приемной начальника связался с Жилиным:
   – Дмитрий Сергеевич? Это Хоза!
   – Что у тебя там, Хоза?
   – Задание выполнил!
   – В полном объеме?
   – Конечно! Две бухты силового кабеля выйдут к нам на неделе.
   – Молодец! Счастливого возвращения!
   – Сегодня же отправлюсь обратно.
   И Сулейманов беспрепятственно покинул Верхотурск. Местная милиция никак не связала убийство на Сиреневой с командированным из Рахтура, приняв версию, как и предполагал Сулема, убийства из ревности, и начала поиск мифического убийцы из числа многочисленных клиентов проститутки Ксении Драгуновой.

Глава пятая

   Серый оказался прав в том, что утром им особо выспаться не дадут. Около восьми часов с реки послышался шум приближающейся моторной лодки. Старый небольшой баркас пристал к причалу, из него вышли двое, один нерусский, что сразу бросалось в глаза, второй – угрюмый здоровяк, который и закрепил баркас. Они прошли к дому, вошли в него.
   – А ну подъем, бродяги! – подал команду нерусский.
   Бывшие зэки зашевелились.
   – Сейчас! Оденемся только.
   – Давайте и выходите на причал. Пойдем, Шмель, на воздух, ребятишки, видно, самогона где-то надыбали, все помещение провоняло перегаром.
   – Слышь, Малой, – пробурчал Серый, вытаскивая из спального мешка свое тело, – этот чурбан перегар учуял, разборки будут!
   – Да пошел он на хер! Про пойло базара не было, когда договаривались сюда перебираться, – пытаясь выбраться из мешка, огрызнулся Малой. – Может, этот Казбек еще шмон здесь устроит?
   – А если устроит?
   – Удавлю! Меня лучше не замай, сам знаешь!
   – А чего ты завелся вдруг?
   – Да мешок этот долбаный, мать его, влез вроде легко, а вот в обратку ни хрена не получается, мешает что-то.
   – Сейчас, погоди, оденусь – помогу.
   – Ну что вы там застряли, бродяги? – послышался голос с улицы.
   – Подождешь, ни хрена с тобой не станется, – становясь все более агрессивным от собственной беспомощности, крикнул в ответ Малой.
   – Эй, коря! – донесся с улицы другой, более жесткий голос – Шмеля. – Ты давай не борзей там. Тебя люди ждут!
   Наконец и Малому при помощи Серого удалось выбраться из плена спального мешка. Он оделся, и друзья вместе вышли к ожидающим их гостям, скорее хозяевам этой фазенды.
   – Это кто там вякал не по делу? – спросил Шмель, внешне скорее смахивающий на гориллу.
   – Не вякал, а говорил. Так это я, а что? – ответил Малой с видом, показывающим, что он уступать ни перед кем не намерен.
   – Малой?
   – Для кого Малой, для кого…
   – Ладно! Запомни, Малой, больше ни слова против, понял? Иначе наказание. А наказываю я строго!
   – Не, ты че, в натуре, понты кидаешь? Пахан, что ли? Может, отойдем разберемся? Давно я таким качкам жало не сворачивал.
   – Да я тебя…
   – Хватит! – рявкнул вдруг нерусский. – Что за базар? Чего лаетесь, как псы цепные? Быстро прекратили, а то я вам всем здесь жизнь веселую устрою! Так и пойдете на дно по одному! Или кто сомневается? – В руках у нерусского блеснула вороненая сталь пистолета. – Вас не для этого сюда притащили, лучше уж заменить сразу, чем ждать, пока вы меж собой не перегрызетесь! Ну, что скажете?
   – Все, шабаш, мужики! – Серый развел Малого со Шмелем. – Закончили. Начальник, больше подобное не повторится!
   – Не сомневаюсь. Шмель, осади немного, ребята и так понимают все, напрягать не следует. А теперь познакомьтесь, хотя чего знакомиться, это – Шмель, а он знает, что вас кличут Малым и Серым. Ну а я – Сулема, так называйте меня при встрече. Теперь о деле. Шмель с этого момента остается здесь с вами, он ваш непосредственный начальник. Со всеми вытекающими отсюда выводами. Надеюсь, понятно говорю, особенно это касается тебя, Малой. Тебе, конкретно, все ясно?
   – Ясно! Да я и не против, ко мне если по-людски, то и я так же. А орать не хера! Наорались шакалы, там, за запреткой! Скажи спокойно, я всегда пойму.
   – Вот и договорились, – нерусский спрятал ствол, приказал: – Серый, принеси из баркаса груз – два свертка и ящик!
   Серый молча выполнил приказание, на причал легли два продолговатых предмета, завернутых в старые ватники и перетянутых бечевкой, рядом – продолговатый зеленый ящик – цинк, на языке военных, – коробка с патронами.
   – Значит, так, – продолжал Сулема. – Я сейчас убываю, у меня свои дела, а Шмель разъяснит вам все. Будете выполнять все его инструкции. И еще: на неделю как минимум от спиртного вам придется отказаться, это приказ. То, что не допили, допейте – и кранты.
   – Начальник, тут по вечерам с тоски сдохнешь без допинга!
   – У Шмеля есть чем разогнать вашу тоску. Еще вопросы есть?
   – «Буржуйку» бы соорудить, я в спальник не вмещаюсь, – попросил Малой.
   – Печки не будет, а в спальник можешь не залазить, накройся им сверху. А под низ веток кедровых настели. Тепло будет. Еще вопросы?
   – Вроде все!
   – Давай, Шмель, принимай команду. Мужики они ничего. Малой ершистый мало-мало, но это от дури и силы, которых у него хоть отбавляй. Но сам свой чувак! Главное, не собачьтесь. Помните, одно дело делаем! Все, погнал я, дня через два, к среде, может и раньше, проведаю вас. Серый, отвяжи лодку!
   Сулема сел в баркас и вскоре скрылся за поворотом вверх по реке, в противоположном тому, откуда приплыли, направлении.
   Троица, оставшаяся на причале, молча проводила его взглядом и только тогда, когда лодка скрылась за поворотом, оживилась.
   – Ну что, братва, – миролюбиво начал Шмель, – старое забудем?
   – Забудем! Да и ничего и не было, – ответил ему в тон Малой.
   – Вот и ништяк! Выжрали все или осталось что?
   – Да осталось немного, на похмелку. На двоих, – ответил Малой.
   Шмель улыбнулся:
   – Похмеляйтесь, я это дерьмо не потребляю.
   – Чего так? – спросил все тот же Малой. – Аль больной?
   – Нет! Не приучен. У меня свой кайф.
   Он достал мешочек, похожий на кисет, высыпал на ладонь зеленоватую, мелко нарубленную массу.
   – Дрянь? – воскликнул Малой.
   – Она самая, травка, анаша. Кайф от нее ништяк, потому как конопля индийская. Из Таджа, не халам-балам!
   – Ну тогда будем жить, если поделишься, конечно, – оживился Малой, вопросительно смотря на Шмеля.
   – Почему не поделиться? Я не жадный, не то что ты, Малой!
   – А что я?
   – А то, что самогону у тебя строго на двоих осталось!
   – Ну ладно, это я так, не обделил бы, не из таких!
   – Тогда раскумаримся?
   – Какой базар! Забивай плотнее и без табаку. Самогон подождет, авось не выдохнется!
   Шмель соорудил приличный косяк. Присели на корточки, пустили папиросу по кругу.
   – Ух! Ништяк анаша! – восторженно оценил качество наркотика Малой, сделав положенные три затяжки и передав курево дальше, Шмелю. – Самогон по сравнению с ней – фуфло, а эта сразу потащила, ништяк!
   После второго круга выбросили мундштук. Наступило расслабление, тревоги и заботы отошли в сторону, осталось блаженное ощущение беспечности и безразличия, что, однако, не помешало продолжить разговор.
   – Повеселее стало, Малой? – спросил Шмель.
   – А то!
   – Ну и хорошо. Думаю, делить нам нечего, оттого, как говорил кот Леопольд из мультфильма: «Давайте, ребята, жить дружно»!
   – Базара нет, Шмель! Говори, что делать предстоит?
   – Шишки с кедров сбивать!
   – Я же серьезно! – надулся, как обиженный ребенок, Малой, но без тени агрессии.
   – И я серьезно! В тряпье, что принес Серый, две винтовки «СВД». Слыхали о таких?
   – «СВД»?
   – Ну да, снайперские винтовки. И цинк боевых патронов к ним. Хозяин велел сделать из вас настоящих снайперов.
   – А твой хозяин не подумал, что мы можем с этими игрушками уйти в тайгу?
   – Во-первых, не мой, а наш хозяин, во-вторых, для чего в тайгу?
   – Ну мало ли? Трясти артельщиков, что золото моют…
   – Нет, Малой, хозяин не боится этого. Он ничего не боится, на то он и хозяин. Это его все боятся, ибо не прощает он никому и ничего, даже малейшей провинности. А насчет того, о чем ты говорил, Малой, то далеко ли ты уйдешь? В тайге? Не зная ее законов?
   – Да я так, пошутил!
   – Со мной шути, со мной можно. А вот с Сулемой лучше не надо. Он правая рука хозяина, его палач!
   – Спасибо за науку, будем знать. А кто он, этот грозный хозяин?
   – Вам этого знать не надо. Наступит время – узнаете, если он этого захочет. Вообще же, не думайте лучше ни о чем, а выполняйте свою работу, целее будете!
   – Так, значит, по шишкам стрелять будем? – переспросил Серый.
   – Именно, – ответил Шмель.
   – Из чего, братан, – обратился Малой к Серому, – следует, что взяли нас с тобой на «мокрое» дело. Не иначе валить кого-то придется. Угадал, Шмель?
   – Не знаю. Но скорее всего, так!
   – А ты давно пашешь на своего хозяина? – неожиданно сменил тему разговора Малой.
   – Третий год, а что?
   – Что он за мужик? Не кинет по концовке?
   – Пока никого не кидал, насколько знаю. Каждый получал то, что заслужил.
   – И много ты заслужил за эти три года? – продолжал в том же духе Малой, хотя видел, что эта тема начала раздражать Шмеля.
   – Ты любитель считать чужие деньги? – вопросом на вопрос ответил Шмель. – Учти, здесь такой интерес не поощряется. Что заслужил – все мое!
   – Закончили базар, а? – предложил Серый. – Что вы как маленькие, на самом-то деле. Давайте лучше похаваем, а то после дряни аппетит разыгрался волчий.
   – Золотые слова, Серый, – поддержал его Шмель, – жрать действительно хочется. Ну а потом приступим к делу.
   Троица зашла в дом, где плотно перекусила тушенкой.
   После перекура Шмель развернул винтовки.
   – Дело когда-нибудь со снайперским оружием имели? – спросил он.
   – Откуда?
   – Тогда для начала слушайте и смотрите, я расскажу вам общее устройство оружия и механизм его применения.
   Команда новоявленных стрелков приступила к учебному процессу.
 
   А Сулема, покинувший снайперов в двадцати минутах хода от Рахтура, остановил и спрятал в прибрежных зарослях баркас, устроился в нем поудобнее и уснул. В шесть часов, как и планировал, он проснулся и вывел лодку на чистую воду, завел мотор и на средних оборотах, держась правой стороны, где встречное течение было слабее, направился к Рахтуру. Остановился на окраине у первого мостка, причалил, закрепил лодку и пошел вдоль берега по тропинке к причалу Якова Петровича Голонина. Около семи к реке обычно спускалась рабыня старика, Настя. Ее-то и надо было увидеть чеченцу. Он присел на бревно, закурил. Вскоре затрепетали металлические поручни и послышался характерный звук ударяющихся друг о друга пустых ведер.
   Убедившись, что к реке спустилась именно девица Голонина, Сулема вышел из укрытия, ступил на причал. Как раз когда Настя черпала воду.
   – Ой! – испуганно вскрикнула она, увидев в темноте человека, но тут же узнала его: – Черт, через тебя чуть ведро не утопила.
   – Узнала?
   – Узнала.
   – За водой пришла? – не зная, с чего начать разговор, глупо спросил чеченец.
   – А что, не видно? Зачем же еще на реку ходют?
   – Ну как зачем, например, на свидание!
   – Чего?
   – Послушай, девушка, ты знаешь меня, я знаю тебя. Есть у меня к тебе разговор, даже не разговор, а предложение.
   – Ну говори, только побыстрее, дед не любит, когда я задерживаюсь.
   – Поэтому ты вся избитая? Издевается старый хрыч?
   – Ты об этом хотел меня спросить?
   – Нет! Слушай, девушка, внимательно. Раз торопишься, говорить буду быстро, прямо и открыто.
   – Слушаю тебя, Хоза!
   – Я собрался покинуть эти места. Навсегда. Уехать на родину, на Кавказ. Ты мне нравишься…
   – Что? Что ты сказал? – прервала его от удивления девушка.
   – Сказал, что ты мне нравишься.
   – Зачем смеешься надо мной? Кому может нравиться долговязый, плоский урод?
   – У нас, на Кавказе, почти все девушки тонкие, как лоза виноградная, и высокие, как ты. Это здесь толстые считаются красавицами, чем толще, тем лучше, у нас наоборот. И, потом, родив первого ребенка, ты расцветешь, как эдельвейс, я знаю!
   – Я рожу ребенка?
   – Конечно, и не одного, у нас большие семьи. Но это, конечно, если согласишься уехать со мной.
   – Ты предлагаешь стать мне твоей женой?
   – Да!
   От неожиданности сделанного предложения девушка опустилась на причал.
   – Одна беда, Настя, денег у меня, чтобы свой дом поднять, нет. Сколько пашу на хозяина, только подачками и кормит.
   – У меня тоже ничего нет, Хоза! – с искренним сожалением проговорила Настя.
   – Я знаю. У нас с тобой нет. Зато деньги есть у твоего деда, он где-то в подвале их хоронит, много денег.
   – Ой, что ты говоришь? Разве можно воровать?
   – А разве можно из свободного человека раба делать? Издеваться над ним? Избивать до полусмерти? Это можно? Вот за это твой дед и должен заплатить, и это не воровство, а компенсация за все то зло, что он причинил тебе, невинному и беззащитному человеку. Короче, так! Времени действительно у нас уже нет. Или мы убьем старого осла и заберем деньги, чтобы начать новую жизнь, или расстаемся навсегда. Ты меня больше не увидишь, клянусь! Никогда. Подумай за завтрашний день, все хорошенько, а вечером тут же и в это же время скажешь свое решение. Если «да», то я все сделаю так, что произойдет несчастный случай. Ты только немного мне поможешь. Если «нет», то значит нет. Не суждено мне, значит, жить с любимой девушкой. Останусь один!
   – Ты сказал, с любимой?
   – Да! Я же люблю тебя. Иначе зачем пришел бы сюда? Ну все, Настя. Тебе пора, иди, а то хватится тебя старый шайтан. Опять будет бить! Но тогда я зарежу его, как барана!
   Не дав девушке ничего сказать, Сулема повернулся и скрылся в темноте тропы над рекой. А Настя, отчего-то дрожа, еле поднялась на ноги, взяла коромысло на плечо и пошла наверх.
   Сердце ее учащенно билось.
   Сулема же, пройдя за поворот, скрывшись с глаз «возлюбленной», остановился, закурил.
   – Никуда ты не денешься, коровка божья, завтра и согласишься на все, тогда и сыграем игру. Все одно, дуреха, тебе не жить нормально на этом свете. Такова уж твоя доля, голубушка!
   Докурив сигарету, бросил окурок в реку. Течение сразу подхватило его, потащило к середине, на стремнину.
   Сулема повернулся и начал подъем. Ему сегодня надо было навестить еще деда Ефима, там переночевать и дождаться завтрашней встречи с «невестой».
 
   Вечером этого же дня начальнику местного отделения милиции позвонил Жилин:
   – Алло! Федор Олегович?
   – Да, Ипатьев на проводе, с кем имею честь?
   – Жилин с вами говорит!
   – А, Дмитрий Сергеевич! Рад вас слышать! Случилось что?
   – Да нет! Тут такая ситуация сложилась. Продукции готовой скопилось немало, а с центральным сейфом проблема.
   – Что такое?
   – Да замки заедают, надо ремонт делать. А следовательно, продукцию с прииска вывезти, согласно инструкции. Все же, понимаете сами, золото. Вывезти и поместить в хранилище банка. Заодно бригаду мастеров из Верхотурска ко мне доставить, я начальству своему уже сообщил, они вышлют людей. В четверг бригада будет в Рахтуре.
   – Так вам что, вертолет с охраной нужен?
   – Да! Как обычно, только в более ранние сроки.
   – Ну это не проблема. «Ми-2» всегда готов к вылету, пилоты на месте, об охране и говорить нечего. На сколько загрузите машину?
   – Да ерунда, килограммов шестьдесят да мой бухгалтер.
   – Действительно ерунда! Когда будем планировать полет?
   – В четверг. После того, как мастера прибудут в поселок. Их сюда бросить, обратно груз. Ну и отработанная схема с банком!
   – Понял вас. Предупредите своих мастеров, чтобы по приезде сразу ко мне в отделение прибыли, на взлетку их доставят отсюда.
   – Хорошо! Значит, решено?
   – Конечно, Дмитрий Сергеевич!
   – Ну тогда пока, занимайся своими делами и прикинь, когда встретимся? Сколько уже не виделись? Рыбалочку организуем, шашлычок, спиртику чистого? А, Федор Олегович?
   – Вот после акции, в выходные и встретимся. Моя как раз в Верхотурск, к своим собирается.
   – Так, может, палаточку отдельную организовать? Ведь наверняка не один прибудешь?
   – А вы прозорливы, Дмитрий Сергеевич, палатка на двоих не помешает!
   – Заметано, я начинаю готовить пикник!
   – Готовьте! До связи!
   – До связи, Федор Олегович!
   Майор Ипатьев положил трубку, чтобы тут же ее поднять вновь и набрать местный поселковый номер секретаря парткома Рахтура и одновременно председателя местного исполкома, то есть верховной власти местного пошиба, Халтурина Валерия Алексеевича. Тот был на месте и ответил сразу. Строго, официально, как и положено руководителю его уровня:
   – Да! Халтурин слушает!
   – Валерий Алексеевич, вас беспокоит майор Ипатьев.
   – Что-нибудь случилось, Федор Олегович?
   – Ничего серьезного. В городе все спокойно. Просто информация к размышлению появилась.
   – Ты, как Штирлиц, ей-богу, ну что за информация?
   – Только что звонил Жилин.
   – Жилин?
   – Да! Он просил организовать внеплановый вывоз готовой продукции с прииска.
   – Что, намыл сверх нормы?
   – Нет! Дело в другом!
   – В чем же?
   – У него якобы центральный сейф забарахлил, нужен ремонт, он и бригаду мастеров уже вызвал. Поэтому и просит вертолет. Для доставки ремонтников и вывоза продукции на четверг.
   – Ну и что? Такого разве не может быть? Я имею в виду поломку сейфа? Вполне может. И действует Жилин по инструкции, в чем проблема?
   – Не знаю. Раньше подобного никогда не было.
   – Все когда-нибудь ломается. Но информацию принял, дам команду на месте проверить ее достоверность. А вывоз готовь, по штатному расписанию!
   – Понял, Валерий Алексеевич!
   – Больше Жилин ничего не говорил?
   – Нет!
   – И на рыбалку не приглашал?
   – Какая может быть рыбалка? Я на выходные планирую протоки проверить, насчет браконьеров. Что-то наш рыбнадзор, по-моему, работает спустя рукава.
   – С чего ты это взял?
   – С рынка. Он весь рыбой завален, свежей!
   – Ну ладно, работай, а главное, охраняй покой граждан, это твоя основная задача! До свидания!
   – До свидания, Валерий Алексеевич!
   Ипатьев положил трубку. Проговорил:
   – Так оно спокойней будет. С золотом не шутят. Одно дело, если я самолично разрешу внештатный полет, за что, в случае чего, отвечу по всей строгости, и совершенно другое дело, если есть санкция высшего начальства. Другой коленкор получается.
   Начальник поселкового отделения милиции майор Федор Олегович Ипатьев был осторожным и предусмотрительным служакой.
 
   Хоза Сулейманов зашел через двор в дом деда Ефима. Тот читал местную газету, всматриваясь в каждую строку.
   Услышав появление гостя, повернул к нему голову.
   – Хоза?
   – Я!
   – Ты, как всегда, как привидение появляешься. Нельзя зайти с улицы, как нормальный человек? Тебя же здесь каждый знает, аль опасаешься чего?
   – Чего мне опасаться? Привычка просто. Ходить так, чтобы другие не видели.
   – Пошто явился? Жилин прислал?
   – Нет, надо пару дней в Рахтуре провести по личным делам, а где остановиться? Только у тебя и можно, если, конечно, не погонишь прочь.
   – Почему погоню? Что ты мне плохого сделал? Оставайся, живи сколь надо! Вон лавка, постель на печи. Хлеб, сало есть, ах да, ты же насчет сала того… не употребляющий. Ну тогда говядина есть, соленая, с перчиком. Да и самогон найдется!