Очнулся он в каменном сарае, на куче прошлогодней соломы, густо перемешанной с навозом, связанный.
Голова болела, но серьезных повреждений не было. Кости все целы, это Игорь проверил, перекатившись из кучи дерьма в угол на бетонный пол.
Через щели в массивной двери ничего не видно. Ночь, наверное. Но его охраняли. Касьянов слышал иногда покашливание человека, находящегося где-то рядом, возможно, сразу за дверью. И запах анаши, которую тот время от времени курил, пробивался в сарай.
Касьянову захотелось пить. Он подполз к двери, ударил по ней связанными ногами.
Охранник среагировал. Не открывая запора, спросил:
– Очухался, гяур?
– Я хочу пить, – попросил Игорь. – Воды бы немного?
– А может, вина хорошего? И шашлык к нему? – спросил голос из-за двери.
– Нет! Только воды, немного. И сигарету, если можно, хотя бы одну или несколько затяжек.
– Вокруг шеи ты завтра получишь затяжку! И заткнись, тварь, пока я тебе ребра не переломал!
Поняв, что от этого горца ему ничего, кроме неприятностей, не добиться, Касьянов отполз от двери. Его охватили бессилие и горечь.
Бессилие оттого, что он ничего не может предпринять, находясь в унизительном положении скотины, а горечь, что они с ребятами так глупо попались в капкан к боевикам. Как такое могло произойти с подготовленной, опытной, проверенной в многочисленных боях группой? О ее выходе в рейд не знал никто, кроме, естественно, командира группы и его непосредственных начальников, разрабатывавших операцию. Потом, перед выходом, любым выходом в горы, даже для выходов, имеющих профилактические цели вроде прочесывания или зачистки местности в непосредственной близости дислокации части, первой всегда работала разведка. Не говоря уже о выполнении конкретных боевых задач по уничтожению намеченных целей. Тогда разведка работала по всем своим каналам и по полной программе. И не только войсковые разведывательные роты, но и глубинная, агентурная служба. По их информации и формировалась общая задача, и по их наводке работали группы спецназа. Почему же на этот раз их группа сама попала в западню «чехов»? Откуда взялись эти силы боевиков? Ведь их было не меньше двадцати человек? Как они могли незаметно обосноваться именно там, где спецназ планировал раскинуть свои сети? Что все это значит? Результат преступной халатности разведывательных служб, выдавшей неполную информацию, или... заранее продуманная провокация? Но тогда выходит, что группу просто сдали «чехам»? Кто? Вывод, как ни крути, – кто-то из своих! И не рядовых солдат и младших офицеров части, а из тех, кто наверху, кто разрабатывал акцию, кто посвящен в нее досконально. Неужели в высшем штабе завелась крыса, готовая за баксы чеченов продать своих же бойцов? Им же до дома меньше трех месяцев оставалось? И на тебе! Продали, как баранов на местном рынке, не торгуясь продали! И где остальные ребята? Почему он один в сарае? Неужели в рукопашной погибли все? Тогда почему он, Касьянов, жив? Не стали бы «чехи», если еще кого-то взяли в плен, разводить «спецов» по разным казематам! В кучу всех бы и собрали! Значит?.. Он остался один в живых? Но почему он, сержант? Чтобы казнить прилюдно, перед видеокамерой? Или же решили поменять на кого-то из своих плененных бандитов? Но тогда уж оставляли бы в живых капитана. Офицер есть офицер, тем более спецназа, за него можно торговаться. А кто он, Касьянов? Срочник, хоть и сержант. Цена которому – пуля. Кто за какого сержанта будет кого-то там отдавать? Непонятная ситуация и, надо признать, очень скверная.
Тогда сначала все было непонятно, холодно, голодно, и более всего мучили жажда и желание курить.
И о том, что ждет его поутру, Касьянов даже догадываться не мог. Единственное, что он просчитал верно, это то, что их группу действительно предали, приговорив к смерти всех ее членов, кроме сержанта. Собственную персону Игорь недооценил, а вся бойня и была устроена с одной лишь целью: захватить его, сержанта-срочника.
Ночью, связанный, в сарае, он ничего знать не мог. Страшное ждало его утром. То, что изменило всю жизнь. И даже имени собственного лишило, заставив забыть его.
И началось это ровно в семь часов утра. Когда двери сарая открылись и к Касьянову втащили тело рядового Жени Соболева, снайпера первой, ушедшей с командиром на хребет пятерки. Значит, не все полегли в том бою.
Соболев был жив, но ранен. И ранен тяжело! Удивило то, что Женя был без бронезащиты, живот его накрывала грязная, вся пропитавшаяся кровью тряпка. Грудь также была прострелена. Броник выдержал бы выстрелы автоматов и пистолетов, из которых боевики вели по группе огонь. Следовательно, в Соболева стреляли, уже взяв в плен и лишив защиты. Для чего? Чтобы помучился перед смертью? Жить ему, в лучшем случае, остается несколько часов. Он постоянно терял сознание, в которое его тут же приводили с помощью ведра ледяной воды из протекающего недалеко ручья. Но ненадолго. Страшная боль вновь лишала солдата сознания, и тогда опять шла в ход вода.
Для чего «чехи» принесли сюда Женьку? Показать ему, Касьянову, что и его ждет подобная участь? Поиздеваться перед тем, как всадить в него обойму? До этого чечены были большими любителями.
Но не все оказалось так просто.
В сарай вошел русский мужчина, что немало удивило Касьянова, так как вел он себя начальником. По выправке мужчина – военный, по возрасту – не ниже полковника, если, конечно, не прапорщик. Но нет, на прапора этот лощеный тип похож не был. По крайней мере, так показалось Игорю.
И он оказался прав, о чем, правда, узнал много позже.
А пока русский на местном наречии что-то резко приказал горцам, втащившим в сарай Соболева. Все, кроме одного, вышли на улицу.
Через минуту один из них принес табурет.
Русский мужчина сел, чечен встал за его спиной, держа в руках автомат.
Русский, словно пронзая Касьянова насквозь, смотрел ему в глаза.
Игорь сумел выдержать этот взгляд. Мужчина спросил:
– Сержант Касьянов Игорь Юрьевич?
– Он самый! Послушайте...
Мужчина перебил Игоря:
– Вопросы, молодой человек, здесь задаю только я!
Но Касьянов уперся:
– У меня не вопрос, у меня просьбы. Без выполнения которых я разговаривать с вами не буду!
– Вот как? А ты отчаянный, сержант! Торопишься умереть? Хотя мне по душе отчаянные ребята, но я очень не люблю, когда мне не подчиняются.
Игорь промолчал, отведя взгляд на умирающего товарища. Русский, немного подумав, согласился:
– Хорошо! Я слушаю твои просьбы.
– Их три! Воды, сигарет со спичками и хоть какую-то помощь солдату, моему боевому товарищу. У нас же были с собой особые, специальные аптечки. Введите ему обезболивающий препарат! Это ничего не изменит, но человек хоть перед смертью не будет мучиться. Или вы не видите, как он страдает?
Русский выслушал Касьянова, приказал чеченцу:
– Исмаил! Дай воды сержанту!
Тот тут же поднес к Игорю ведро с остатками воды, которую Касьянов с жадностью выпил.
– Еще? – спросил мужчина.
– Нет, теперь закурить бы.
Русский усмехнулся непонятно чему, достал из кармана пачку «Парламента», вытащил сигарету, протянул Исмаилу.
– Угости, друг мой, нашего пленника табачком!
Чеченец вставил фильтр в рот сержанту, поднес к ней огонь от зажигалки.
Игорь в три затяжки выкурил сигарету.
– Теперь... – хотел Касьянов продолжить, но русский оборвал его:
– Теперь ты заткнись!
Он достал пистолет «ПМ», передернул затворную раму. Сказал:
– А вот теперь, сержант, окажи помощь своему другу сам, избавь его от адской боли, а заодно и сохрани свою жизнь – пристрели его.
– Что? Ты за кого меня, сука, принимаешь? – возмутился Касьянов.
– Ну, ну, сержант! Поаккуратней в выражениях! Не забывай, где находишься.
– Я не забываю, но стрелять в своего не буду!
– И умрешь, так же медленно и мучительно, как скоро и он.
Раненый Соболев, находящийся в это время в сознании, с большим трудом прошептал:
– Игорь... не дури... мне все одно... конец. Не могу больше... терпеть эту боль... кончи меня... как друга прошу... ты не представляешь... какой огонь внутри... Стреляй! И мне поможешь... и сам...
И потерял сознание.
Русский тут же приказал:
– Исмаил! Воды, живо!
Чечен бегом принес ведро воды, облил Соболева.
Сознание вместе с болью вновь вернулось к солдату. Он посмотрел на Касьянова полными отчаяния и нечеловеческой муки глазами, умирающими глазами:
– ...и сам живым останешься, Игорек!.. А там, глядишь, и... отомстишь!
Русский мужчина встал.
– Ну все! Разговоры отставить! Исмаил, освободи сержанту руки!
Чеченец широким острым, как бритва, тесаком одним взмахом перерубил веревки. Игорь тут же принялся разминать затекшие кисти.
Русский намного подождал, бросил ствол Касьянову:
– Держи пистолет, снайпер! Выполни последнюю просьбу товарища. Потом и о тебе поговорим. Нам есть что обсудить.
Касьянов взял пистолет.
Затекшая рука еще плохо слушалась, но выстрелить сержант уже мог. И он выстрелил, переведя ствол на русского.
Тот как ни в чем не бывало остался стоять на месте, хищно скалясь:
– А ты молодец, сержант! Честное слово, если бы ты этого не сделал, я разочаровался бы в тебе. Но ты молодец, держишь марку до конца! Только вот не подумал, разве стал бы я давать тебе боевой ствол? Патрон был холостым! Мог бы и просчитать этот маневр. Жалко, да, что не завалил меня, признайся?
– Пошел ты!
Касьянов бросил к ногам мужчины пистолет. Сказал:
– Делай что хочешь, по-твоему не будет!
– Не будет, говоришь? – мужчина приблизился к Игорю. – Посмотрим! Исмаил! А ну-ка сделай нашему раненому гостю чуть больнее! Чтоб на стенку, тварь, полез!
Чеченец достал мешочек из своих широких брюк, высыпал на ладонь крупную соль, сорвал повязку с живота, швырнул горсть прямо на рану. Евгений дико закричал, изогнувшись в дугу. Боль даже не дала ему потерять сознание.
– Перестань, зверь! – в тон Соболеву крикнул Игорь.
– Это кто зверь? – взвился горец. – Я – зверь? Господин! – обратился чеченец к русскому. Разреши, я этому гаденышу член отрежу и в пасть его вонючую засуну!
– Исмаил, свалил отсюда! – приказал русский.
– У-ух, попадешься ты мне, гяур, мамой клянусь, лично голову отрежу, – прошипел горец, выполняя приказание русского мужчины.
А тот поднял пистолет, вытащил обойму, вставил в нее настоящий, боевой патрон. Достал второй пистолет, направил его на Касьянова, сняв с предохранителя:
– Шуточки кончились, сержант! Или ты стреляешь в умирающего солдата, или я стреляю в тебя. И не пытайся повторно выкинуть коленце. Я сумею опередить твой выпад, и ты будешь подыхать в муках, как и он. Держи!
Мужчина вновь бросил пистолет Игорю, одновременно взяв его на прицел, и целился он в живот.
– Ну? – крикнул русский.
И Касьянов, закрыв глаза, выстрелил рядовому Соболеву в голову. Тело того дернулось, забившись в предсмертных судорогах. Но не от выстрела умер солдат. Смерть забрала его за секунду до того, как Игорь нажал на спусковой крючок, как бы избавляя Касьянова от смертного греха. Сержант не знал этого, и никто не знал, но Игорь в те проклятые мгновения не стал убийцей. Хотя это обстоятельство дела никак не меняло.
После того как затворная рама пистолета сержанта отошла до упора назад, указывая на разряженность оружия, Игорь отбросил пистолет в сторону. Русский свое оружие вложил в кобуру. Он был доволен.
– Вот и все, сержант! Возьми это.
Мужчина бросил ему пачку сигарет, зажигалку, плоскую фляжку со спиртом.
– Исмаил! – позвал он чеченца, стоявшего на стреме у дверей сарая. – Труп солдата вынести за аул, похоронить как положено! Сарай от дерьма вычистить, поставить кровать с бельем! Дверь на запор, охрану сержанта усилить. Принести ему воды и лепешек, побольше! Разговаривать с ним буду завтра! А пока пусть пьет, ест, бесится!
– Понял, господин!
– А раз понял, выполняй! Ну что, сержант, до завтра?
Касьянов, отвернувшись к стене, плакал.
– Поплачь, сержант, поплачь! Все это дерьмо собачье, скоро пройдет. И если будешь умницей, жить тебе долго и безбедно. И лучше вытри сопли и хлебни спирта. Полегчает. До встречи!
Русский вышел из сарая и сразу обратился к молодому чеченцу с видеокамерой в руках.
– Все снял, Али?
– Как приказывали, господин!
– Пленку мне на просмотр. Я у командира.
– Слушаюсь, господин!
Сарай, убрав и оборудовав по приказу русского, закрыли на засов, выставив возле него чеченца с автоматом.
Русский же прошел в дом полевого командира Байзеда.
Ночь Игорь Касьянов провел страшную.
Перед глазами так и стоял убитый им сослуживец. И хотя Соболев все одно умер бы с минуту на минуту, причем в страшных мучениях, от которых его избавил сержант, Касьянов чувствовал себя последней тварью.
Как бы то ни было, он все же выполнил приказ врага, расстрелял своего. И как бы ни весомы были причины, Касьянов стал предателем, лишь бы сохранить собственную жизнь. Для чего? Господи, да лучше этот тип убил бы его, распял, посадил на кол, но не допустил бы этого позора. Так думал ночью Касьянов. Муки совести мучили сержанта, разрывая его душу на мелкие рваные клочья. Предатель! Последняя, мерзкая тварь! Кто он теперь, после случившегося? Никто! И жить не имеет права!
К еде он, естественно, не притронулся, какая тут еда? Только пил время от времени да курил. Курил, курил, курил, думая, что же делать.
И он принял решение. Решение, которое мог принять двадцатилетний парень, попавший в крепкие лапы преступника-профессионала.
Оно заключалось в следующем.
Надо подыграть этому русскому. Не зря его, Касьянова, подбивали под расстрел сослуживца. Чего-то этим оборотень хотел добиться. Но чего? Вот это в первую очередь и следует узнать. А дальше, исходя из того, что русский задумал, действовать. Если тот один из командиров «чехов», что вполне правдоподобно, и предложит воевать на его стороне, надо соглашаться. Вообще с ним соглашаться во всем, чтобы, получив хоть какую-то свободу, искупить свою вину. Отомстив и за себя, и за Женьку! Не сделают эти вонючие ублюдки из него, сержанта Касьянова, послушную марионетку!
А пока – ждать встречи с этим русским, показав охранникам в дверях, что Игорь смирился со своей участью. А для этого забиться в угол и сидеть там, поникшим, сломленным, морально уничтоженным.
За ним, несомненно, наблюдают, вот и пусть сделают соответствующие выводы, доложив об этом начальству. А там поглядим!
Как наивен тогда был сержант Касьянов! Решив, что сможет переиграть настоящего «профи», у которого затеянная им игра была просчитана на десятки ходов вперед. Но Касьянов был, по сути, пацаном, хотя в своем ремесле снайпера и слыл профессионалом, что в конце концов и предопределило всю его судьбу. О чем он той страшной ночью даже не догадывался.
Русский в то время спал спокойно, уверенный, что все идет по плану. Да так оно и было. Кого надо, он зацепил, осталась мелочь. По-хорошему обработать парня, заставить работать на себя. А это он, в недалеком прошлом полковник войсковой разведки, делать умел неплохо!
Наступило утро.
Русский мужчина пришел рано, как только первые лучи солнца коснулись горных вершин.
Он зашел, встав у порога. Внимательно осмотрел тюрьму Касьянова. Кровать не тронута, к хлебу пленник также не прикоснулся, не было только воды, и вокруг валялись искуренные до фильтров окурки, много окурков, рядом смятая пустая пачка.
По напряженному телу Касьянова русский понял, что пленник притворяется спящим.
Он прошел на середину каземата, достав из кобуры пистолет «ПМ», снял его с предохранителя, подал знак рукой.
Абрек тут же подставил табурет, застыв сзади с автоматом в руках.
Русский закурил, ароматный запах расползся по всему сараю.
И резко спросил:
– Сержант? Ты и дальше будешь под дурачка косить? Я же вижу, ты не спишь.
Касьянов молчал.
Тогда тот бросил за спину:
– Исмаил! Ну-ка, дай команду принести пару ведер водички от родника. Сделаем сержанту водные процедуры, чтобы проснулся.
Чеченец что-то крикнул на своем языке в проем двери.
Игорь понял, что дальше прикидываться не стоит. Русский не шутит, и через несколько минут его окатят ледяной водой. Он поднял голову:
– Вы правы, не надо меня будить, я не спал.
– Знаю! Исмаил! Отставить с водой!
Чеченец продублировал приказ на улицу.
Русский продолжил, обращаясь к абреку:
– И давай-ка, мой гордый друг, оставь меня с земляком наедине. Нам есть о чем поговорить.
И повернулся к Касьянову:
– Не так ли, Игорь Юрьевич?
Сержант пожал плечами:
– Вам виднее. Я не знаю.
– Все ты хорошо знаешь, сержант. Сигарет не осталось?
Игорь отрицательно покачал головой:
– Нет!
– Держи пачку. Кури, но перед этим поешь! Я выйду, а ты чтобы все лепешки проглотил, шашлык тебе не предлагаю, не заслужил еще, а хлеб ешь, иначе тебе его в рот насильно затолкают. На завтрак тебе пятнадцать минут! Потом разговор, который, поверь, очень много для тебя значит. Все, не буду мешать, время приема пищи пошло.
Мужчина вышел из сарая. Дверь захлопнулась.
Игорь Касьянов принялся за чурек, местный хлеб, запивая водой, которую ему принесла охрана.
Переживания переживаниями, а молодой организм требовал питания. Тем более лучше самому позавтракать, чем подвергнуться унижению.
Русский появился ровно через пятнадцать минут, спросил:
– Поел?
– Да, – ответил Игорь.
– Это уже лучше. Теперь поговорим. Ты хочешь оказаться на свободе, вырваться из плена?
Такого начала Касьянов не ожидал и сначала растерялся. Но сумел собраться и ответить встречным вопросом:
– А вы как думаете?
Русский укоризненно покачал головой:
– Ты невоспитан, сержант! Вопросом на вопрос отвечать, по меньшей мере, неприлично!
– Какой есть и что тут вокруг прилично?
Мужчина пропустил последнюю реплику Касьянова.
– Ты так и не ответил, сержант.
– Конечно, хочу! Но воевать против своих не буду! Можете делать со мной что хотите, не буду!
– А воевать больше некому. Это я насчет тебя. Ибо сержант Касьянов Игорь Юрьевич погиб. Погиб, прямо скажу, геройски! После жесточайшего рукопашного боя, раненым попав в плен, все же пытался бежать. На пару с рядовым Соболевым. Но, увы, смельчакам уйти далеко не удалось. Разъяренная погоня «чехов» настигла беглецов и казнила на месте. Эта информация уже достигла твоей бывшей части, вместе с той, где указано, как в рейде, случайно наткнувшись на превосходящие силы противника, пал и весь личный состав диверсионно-штурмовой группы капитана Грачева.
Русский поднялся с табурета, закурил, прошелся вдоль стены.
– Вот так, Игорь Юрьевич! Уже сегодня твои вещи запаяют в цинковый гроб, и груз-200 уйдет в твой родной город, где сержанта-героя Касьянова похоронят со всеми причитающимися воинскими почестями на аллее Славы, если таковая, конечно, имеется. Ну а следом и второй крест придет! На посмертные награды российские чиновники не скупятся! Это ведь не деньги...
Игорь тихо спросил:
– Значит, и... Валентина узнает о моей «смерти»? И я для нее перестану существовать?
Русский поинтересовался:
– Валентина – твоя девушка?
Игорь так же тихо и подавленно, как и прежде, коротко ответил:
– Невеста!
– Жаль, но она навсегда потеряет жениха, – спокойно ответил мужчина.
Касьянов вспылил:
– На хрена мне тогда жизнь? Без нее.
Мужчина опустился на табурет, усмехнулся:
– Не драматизируй, парень, обстановку! Знаешь, сколько таких влюбленных пар разлетаются, как только солдат возвращается домой? Жизнь – штука непростая, сегодня тебе кажется, что без своей Валентины ты жить не можешь, завтра встретишь другую, которая затмит ее, – и все! Конец любви! Впрочем, то же самое может произойти и с ней. И в этом нет ничего противоестественного. Жизнь! Сам будешь иметь возможность убедиться в этом, приняв, естественно, кое-какие мои условия и сохранив тем самым жизнь.
Как был ненавистен Игорю этот лощеный, уверенный в себе, в своем могуществе и непогрешимости тип!
– А если я ничего не приму и пошлю весь ваш шалман ко всем чертям?
Русский даже поморщился:
– Ты этого не сделаешь, парень. Зачем задавать глупые, никому не нужные вопросы?
Но Игорь продолжил:
– А если сделаю, тогда как?
Русский поднялся, посмотрел на Касьянова презрительным, как тому показалось, взглядом, тихо, отчетливо произнося каждое слово, ответил:
– Тогда информация о твоей гибели не подтвердится. А командованию твоей части поступят другие факты. А именно, что ты, сдав «чехам» группу, перешел на их сторону и лично принимал участие в ее уничтожении. Даже раненого Соболева не пожалел. Пристрелил как собаку. Этот эпизод зафиксирован на пленку видеокамерой, которая вчера снимала отдельные эпизоды нашей беседы. Потом тебя передадут федералам. Ну а дальше думай, долго ли ты проживешь, попав к своим? Пресса раздует этот случай, об этом я позабочусь. Каково будет невесте Валентине узнать, что ее любимый Игорек оказался подлым предателем, продавшимся чеченцам за деньги? Что на это скажешь, сержант?
Касьянов задумчиво глядел на стену, по которой медленно поднималась рыжая фаланга. И молчал, до конца осознав, в какой капкан попал.
Мужчина встал, обратился к Игорю:
– Касьянов!
– Я! – чисто автоматически ответил сержант.
– Подумай о жизни, парень. Послезавтра, в обед, встречаемся. И это может стать нашей последней встречей. Все будет зависеть от того выбора, который сделаешь ты: либо беспрекословно подчиниться мне, либо... ну тот вариант мы рассмотрели, я думаю, подробно! Все! До встречи!
Мужчина вышел, вошел Исмаил:
– Утро, вечер прогулка, один час. Еда три раза в день. Параша в углу. Не вздумай дурить, охрана надежна и в момент подстрелит. Понял?
Касьянов промолчал, не обращая на чеченца внимания, что горцу очень не понравилось. Он подошел к пленнику, приставил ствол автомата ко лбу Игоря, прошипел:
– Ты понял, свинья?
Что оставалось делать сержанту? Он покорно ответил:
– Понял!
– Вот так, гяур. А то героя строит из себя! Сделают из тебя героя, дерьмо поросячье, тьфу, – сплюнул на пол Исмаил, выходя из сарая.
ГЛАВА 3
Через день, к обеду, как и обещал, в сарае появился ненавистный русский мужчина.
– Ну что, Игорь Юрьевич, вы соизволили сделать выбор?
– Да.
– Позвольте узнать, какой?
– Ну не сдыхать же в этом каземате.
Русский прошел внутрь, не забыв достать пистолет:
– Следовательно, вы, как я понял, приняли решение работать на меня?
– Да! Да! Да!
– Ну не надо так эмоционально, успокойтесь.
– Я спокоен!
– Конечно, и это сразу бросается в глаза.
Русский закурил, Касьянов же спросил:
– Но я хотел бы знать, в чем будет заключаться эта работа?
– Всему свое время, Аркадий Александрович Гуров!
Касьянов поднял на мужчину удивленный взгляд:
– Что? Как вы назвали меня? Какой еще Гуров?
Русский достал небольшой пакет:
– Здесь твой новый паспорт и военный билет уволенного в запас по всем правилам военнослужащего срочной службы. Там же легенда прошлой жизни Аркадия Александровича Гурова. С этого дня ты – Гуров, или просто Ангур. Я для тебя – Афанасьев Владимир Иванович, или Полковник, но кодовые имена только для общения между собой, а также для связи по всем каналам, какие будут использованы в нашей совместной будущей работе.
Касьянов ничего не понимал. А он еще мечтал переиграть этого русского! Полковник продолжал:
– Теперь слушай внимательно, Ангур! Завтра вечером Исмаил вывезет тебя отсюда в Пятигорск. Оттуда полетишь утренним рейсом в Москву. Найдешь адрес... запоминай хорошенько! Далее, возьмешь тачку, на которой, укомплектовавшись недельной нормой пищи и средствами жизнеобеспечения первой необходимости, отправишься по маршруту, который тебе укажет хозяин квартиры. Машину, надеюсь, водить умеешь?
Игорь, а теперь Аркадий, утвердительно кивнул:
– Обучали! Только права в части!
– Мой друг в столице обеспечит тебя новыми правами, а также небольшой суммой денег для закупок того, о чем я тебе скажу. Дорога приведет тебя к одинокому дому на берегу озера. Автомобиль поставишь в сарай, обживешь свое временное жилище. Оттуда никуда! Никому, никуда, никаких звонков!
Полковник уставился на новоиспеченного Гурова долгим холодным взглядом. И раздельно, чтобы бывший сержант хорошо его запомнил, проговорил:
– Особое предупреждение. Попытаешься связаться с невестой, подставишь ее под пулю. Немедленно! Первое время ты будешь находиться под постоянным контролем со стороны. О всех твоих действиях будет известно мне. А я не прощу даже малейшего неповиновения. Накажу жестоко.
Аркадий поник, Афанасьев решил немного взбодрить его:
– Все это не значит, что твоя жизнь превратится в кошмар. Напротив, при хорошем и правильном поведении ты будешь обеспечен по высшему разряду. За верную службу я умею быть благодарным. И выше нос, Ангур! Тебя ждет интересная жизнь! А главное, ты сможешь в недалеком будущем и в полной мере отомстить некоторым типам, из числа тех, кто толкнул тебя и твоих покойных товарищей в это огненное пекло. Это я тебе обещаю!
Полковник повернулся, чтобы выйти, но на пороге остановился, обернулся:
– Там, у озера, жди сообщения от меня. Отдыхай. Возле дома – причал, катерок, рыбалка чудная, а воздух! Вина не пожелаешь! Пока прощай, помни предупреждение о Валентине. Я уезжаю сегодня. Ты же можешь свободно передвигаться по аулу. Но не далее. До встречи под Москвой, Ангур!
Аркадий, встав, ответил:
– До встречи, Полковник!
Спустя некоторое время Аркадий Гуров уже находился в заброшенном двухэтажном доме, стоявшем у старой дамбы на Черном озере.
Неделю его никто не беспокоил.
Он оборудовал свою хижину, опробовал небольшой, но мощный катер, обследовал озеро. Оно было большим и глубоким. Только берега заросли осокой, и выхода на сушу было всего три. Через причал у дома, на противоположной стороне, и около деревни, откуда начиналась дамба, где дачники и местные жители оборудовали подобие пляжа.
Лес с северной стороны представлял собой узкую полосу «зеленки», вклинившейся в болото, которое окружало и дом, и озеро. Со стороны озера, а следовательно, и жилища Аркадия, подхода к нему не было. По крайней мере, ему он известен не был. Получалось, что из дома можно было уйти лишь по дамбе или при помощи катера с противоположной стороны озера, где лесной массив рос на твердой почве. Ну и через пляж, который в принципе находился у начала дамбы. Таким же образом можно было попасть к хижине.
Сколько ни пытался бывший снайпер спецназа вычислить наблюдателей, ничего не обнаружил. И все же позвонить Валентине не решился, помня безжалостные глаза Полковника. А как ему хотелось! До скрипа в зубах! Но не позвонил, в кровь избив о стены сарая кулаки в припадке отчаяния и бессилия.
Так продолжалось до вечера понедельника следующей недели.
Звонок на сотовом телефоне, которым снабдил Ангура человек Полковника в Москве, раздался ровно в 19.00!
Аркадия поприветствовал знакомый голос Афанасьева.
Поинтересовавшись самочувствием и настроением Ангура, он неожиданно пригласил Гурова на ужин в один из ресторанчиков на Старом Арбате. Пришлось Аркадию выгонять из сарая «Ауди» и ехать на встречу, которая, как он предполагал, ничего хорошего ему не сулила. Но приказ получен, его надо выполнять.
В кабаке, за фужером слабого вина, Полковник сообщил о том, что период «консервации» Ангура закончен. Впереди – активная работа.
Ну и началось.
Первое задание. Разминочное, как назвал его Афанасьев. Оно заключалось в проведении акции устрашения одного из региональных политиков, некстати выдвинувшего свою фигуру на пост мэра областного центра. Задание было исполнено. Аркадий обстрелял политика предупредительным огнем, не задев его, тот и убрался с предвыборной гонки.
Чуть позже – акция посерьезнее.
А именно: ликвидация местного криминального авторитета, опять-таки в провинции, вызвавшая, как следствие, междоусобные бандитские разборки, позволившие местной милиции разгромить две преступные группировки, до этого терроризировавшие целый регион. Для чего это надо было Афанасьеву, Гуров не думал. Он выполнил приказ, получил деньги, а дальнейшее его не касалось.
Устранение банкира, перегонявшего бюджетные деньги «за бугор», и отстрел руководства так называемой гараевской банды, практикующейся на грабеже водителей-дальнобойщиков, было третьей акцией Ангура. Это задание Аркадий выполнил уже в Москве.
Последующее затишье продолжительностью месяц и, наконец, сегодняшняя акция, после исполнения которой Афанасьев решил лично навестить Ангура. Чего раньше никогда не допускал. Раньше он вызывал Гурова для постановки задачи на конспиративную квартиру в городе. Что подвинуло Афанасьева на этот визит?
Неясно...
Аркадий подошел к окну.
Со стороны Москвы надвигалась плотная свинцовая туча, лес замер, по всему – быть дождю. Это хорошо. Ангур любил дождь. Вновь вспомнилась Валентина, это она привила ему любовь к ненастной погоде, предпочитая прогулки в дождливую, промозглую погоду.
От Полковника он узнал, что после его «торжественных похорон» Валентина долго не горевала. Сразу же по истечении сорока дней вышла замуж за другого мужчину, офицера. Так умерла его любовь, принеся при этом столько боли, что сейчас, вспоминая это, Гуров не понимал, как смог пережить ее. Но он пережил, навсегда похоронив в себе это чувство, заменив его на ненависть к женщинам. Поэтому-то он так легко пристрелил сегодня эту проститутку, секретаршу Гомельского, Соню. Хотя мог и не делать этого. Этой сучке достаточно было предупреждения держать язык за зубами, и она бы молчала, вскоре переметнувшись к новому боссу, представив вместо рекомендаций свои длинные ноги с оголенной жопой. Но он убил ее, и его третий выстрел не был реакцией на внезапное появление Сони в дверях тамбура. Решение убить проститутку пришло к Ангуру раньше, как только он увидел это размалеванное, развратное создание. Было ли ему жалко тех, кого он хладнокровно расстрелял в офисе «Голиафа»? Нет, не было, ибо и жалость умерла в нем вместе с любовью.
Отогнав мысль о Валентине, Аркадий задумался.
Что планирует Полковник? Очередной заказ? Но он только что выполнил акцию. Как правило, после этого Афанасьев делал перерыв, готовя где-то в столице очередную операцию. Действовал ли Полковник самостоятельно, принимая кардинальные решения? Вряд ли. За ним кто-то стоял. И этот кто-то должен был сидеть очень высоко, на одной из высших ступеней иерархической лестницы современной власти.