— Нет, к сожалению, я ограничен по времени. Если не трудно, пришлите их ко мне в казарму.
Кудреев осмотрел себя в зеркало. Вроде выглядел он вполне. Взглянул на часы. 18.40. Вышел из дома. Закрывая дверь, услышал от забора, где густо разрослась сирень:
— Привет, спецназ!
Подполковник узнал голос Людмилы, официантки кафе Дома офицеров, ответил:
— Привет! Мне помнится, как-то мы с тобой, Люда, договаривались, что тебя не будет возле моего дома. Или ты забыла?
Женщина в открытой блузке и неизменной мини-юбке вышла к калитке:
— Все, дорогой, я помню. Но ты улетал на войну. Сильно беспокоилась о тебе, поверь, я говорю искренне. Поэтому и пришла увидеться с тобой, не удержалась, узнав о вашем возвращении.
Кудреев, подойдя к женщине, спросил:
— Увидалась?
— Да!
— Беспокоилась, говоришь?
В ответ все то же короткое:
— Да.
— Не стоило бы, Люд.
— Сердцу не прикажешь.
— Вот как? Уж не признаешься ли ты мне в любви?
— А разве я скрывала, что ты небезразличен мне?
Подполковник бросил взгляд на улицу. По ней как раз проходил заместитель командира рембата по воспитательной работе. Майор также был одет в «гражданку» и направлялся в сторону дома Воронцова. Он как-то с ухмылкой посмотрел на Кудреева с Людмилой, чему, впрочем, командир спецназа не придал никакого значения.
— Вот что, Люда. Не хочу обижать тебя, но и притворяться не могу. Мне кажется, истинная любовь не для тебя. Твоя цель состоит в том, чтобы одержать победу над очередным мужчиной, затащив его к себе в постель. Или нырнуть в кровать к нему. Для тебя все это игра. Я же, повторюсь, в такие штучки не играю. Пожалуйста, запомни и заруби на своем носике, у нас с тобой не будет НИЧЕГО.
Людмила посмотрела на офицера вдруг повлажневшими глазами:
— Вот и ты, как и все вокруг, считаешь, что я блядь гарнизонная, подстилка, шлюха! А я такая же, как все бабы вокруг! Я — женщина, я хочу любить и быть любимой. И не играю я с тобой, подполковник! Когда-нибудь ты поймешь это. Моя любовь для тебя ничто, ложь, притворство! В таком к себе отношении я виновата сама. Сама сделала из себя то, что ты сегодня видишь перед собой. И сделала сознательно, бросая вызов всем, включая собственного мужа. Кто же знал, что вскоре появишься ты? И все… изменится! Но ты появился, а я, дура, вместо того чтобы измениться, продолжаю по-идиотски вести себя. И не могу ничего с собой сделать!
Закончив тираду, Людмила, поднеся к глазам платок, повернулась и, как-то согнувшись, не опуская рук, быстро пошла к Дому офицеров. Начиналась ее вечерняя работа в кафе.
Кудрееву неожиданно стало жаль эту женщину.
Может, не стоило вести себя с ней так грубо? Может, она и в самом деле мучилась от осознания того, что все вокруг считали ее дамой, как говорится, легкого поведения? Может, надо было поддержать ее, поговорить нормально?
Не знал подполковник, что Людмила прикрыла лицо платком не для того, чтобы скрыть набежавшие слезы обиды, а для того, чтобы спрятать усмешку. И что, уходя в сторону кафе, эта хищница и неплохая актриса тихо шептала:
— Есть, Андрюша, есть! Дрогнула твоя железная воля. Ты пожалел меня. Это сейчас то, что надо. Теперь с тобой, голубок, будет работать намного легче.
В зал кафе она вошла в прекрасном настроении, бросив бармену и дежурному любовнику:
— Привет, Костик! Налей-ка мне шампанского!
— С чего бы это?
Людмила склонилась над стойкой:
— А с того, дружок, что сегодня мой день.
Костик расплылся в улыбке:
— Так, значит, и я могу рассчитывать, что и меня ты не обделишь своей лаской?
— Не обделю, дорогуша, не обделю.
У входа в казарму Кудреева встретил Щукин, доложил:
— Андрей Павлович. Из штаба дивизии сообщили, что к нам выехали представители военной контрразведки.
— Спецконвой для Бекаса?
— Думаю, да. А больше вроде и некому.
— Пилоты «вертушки» к вылету готовы?
— Предупредил их недавно, сейчас колдуют в вертолете.
— Хорошо.
— Тут тебе цветы из медсанбата доставили. Я приказал положить их в канцелярии.
Командир отряда посмотрел на заместителя:
— Удивлен, Виктор Сергеевич?
— Есть немного.
Кудреев объяснил:
— Я, Витя, приглашен сегодня на день рождения супруги Воронцова.
— Ясно! Догадываюсь, кому второй букет предназначен.
— Какой у меня догадливый начальник штаба!
— А как иначе?
— Ты прав. Иначе начальнику штаба нельзя. Ну, пошли, что ли, в канцелярию, посмотрим цветы и будем ждать прибытия людей Бригадира. Кстати, на чем они выехали?
— На «УАЗе» особого отдела.
— Логично!
Офицеры вошли в казарму, прошли в канцелярию.
Букеты, что лежали на столе, были очаровательны. Крупные бутоны алых роз на толстых стеблях распространяли вокруг себя еле уловимый аромат.
Командир медсанбата позаботился и о том, чтобы букеты были оформлены не хуже тех, что продавались в цветочных лавках. Кудреев еще раз мысленно поблагодарил Дормана. Он переложил розы на сейф, сел за рабочий стол.
И тут же прозвучал звонок телефона внутренней связи.
Подполковник снял трубку:
— Кудреев слушает!
Абонент представился:
— Дежурный по контрольно-пропускному пункту прапорщик Зайцев. К вам здесь прибыли офицеры особого отдела дивизии!
— Я их жду! Объясните им, как проехать к казарме четвертой роты рембата!
— Есть!
Командир отряда посмотрел на Щукина:
— Давай-ка, Витя, сюда майора Мордовцева!
— Минуту!
Начальник штаба открыл дверь канцелярии, отдав команду внутреннему наряду. И сразу по казарме пронеслось:
— Майора Мордовцева к командиру подразделения!
Кудреев встретил командира третьей диверсионной группы на выходе из расположения, отдал приказ:
— Готовь Бекаса к транспортировке.
— Понял, командир.
— Выполняй.
Сам же подполковник с заместителем вышел на крыльцо. Вскоре перед ним остановился «УАЗ» особого отдела. Из него вышли трое офицеров с короткоствольными автоматами «АКСУ», в камуфлированной форме без знаков различия. Один из них подошел к командиру отряда:
— Подполковник Кудреев?
— Он самый. С кем имею честь?
— «Саяны», я — майор Старцев Юрий Васильевич, вот мои документы и предписание на изъятие у вас чеченского преступника.
Кудреев проверил документы, вернув их майору.
Контрразведчик спросил:
— Объект и вертолет к вылету готовы?
— Да. Когда вы намерены покинуть гарнизон?
— Немедленно.
— Хорошо. Прошу за мной, товарищи офицеры.
В канцелярии подразделения Бекаса передали группе конвоя.
А через полчаса «Ми-8» поднялся в воздух, взяв курс на запад.
Проводив офицеров Бригадира, Кудреев вернулся в казарму. Время — 19.40. Идти к Воронцову было еще рано. Подполковник вновь присел за рабочий стол, закурил.
Приятное волнение не покидало боевого офицера.
Кудреев усмехнулся, проговорив:
— Да, Андрюша, а ты, по-моему, попал. Что-то будет. Это точно. Интересно, чем это обернется в твоей судьбе?
Щукин, зашедший в канцелярию, удивленно спросил:
— Чего это ты, Андрей Павлович, сам с собой заговорил, а? Уж не контузила ли тебя пуля у Бады?
— Кто тебе об этом доложил? Сутенеев или Федоренко?
— Какая разница, командир? Плохо, что не сам! И еще хуже, что ты, как рядовой боец, полез в пекло! Но раз уж это произошло, то первым об инциденте в ущелье должен был узнать я, и с твоих слов, разве не так?
— Да брось ты, Витя, усугублять всякую ерунду!
— Ерунду, говоришь? А если бы у «чеха» было более серьезное оружие, тогда что?
Кудреев осмотрел себя в зеркало. Вроде выглядел он вполне. Взглянул на часы. 18.40. Вышел из дома. Закрывая дверь, услышал от забора, где густо разрослась сирень:
— Привет, спецназ!
Подполковник узнал голос Людмилы, официантки кафе Дома офицеров, ответил:
— Привет! Мне помнится, как-то мы с тобой, Люда, договаривались, что тебя не будет возле моего дома. Или ты забыла?
Женщина в открытой блузке и неизменной мини-юбке вышла к калитке:
— Все, дорогой, я помню. Но ты улетал на войну. Сильно беспокоилась о тебе, поверь, я говорю искренне. Поэтому и пришла увидеться с тобой, не удержалась, узнав о вашем возвращении.
Кудреев, подойдя к женщине, спросил:
— Увидалась?
— Да!
— Беспокоилась, говоришь?
В ответ все то же короткое:
— Да.
— Не стоило бы, Люд.
— Сердцу не прикажешь.
— Вот как? Уж не признаешься ли ты мне в любви?
— А разве я скрывала, что ты небезразличен мне?
Подполковник бросил взгляд на улицу. По ней как раз проходил заместитель командира рембата по воспитательной работе. Майор также был одет в «гражданку» и направлялся в сторону дома Воронцова. Он как-то с ухмылкой посмотрел на Кудреева с Людмилой, чему, впрочем, командир спецназа не придал никакого значения.
— Вот что, Люда. Не хочу обижать тебя, но и притворяться не могу. Мне кажется, истинная любовь не для тебя. Твоя цель состоит в том, чтобы одержать победу над очередным мужчиной, затащив его к себе в постель. Или нырнуть в кровать к нему. Для тебя все это игра. Я же, повторюсь, в такие штучки не играю. Пожалуйста, запомни и заруби на своем носике, у нас с тобой не будет НИЧЕГО.
Людмила посмотрела на офицера вдруг повлажневшими глазами:
— Вот и ты, как и все вокруг, считаешь, что я блядь гарнизонная, подстилка, шлюха! А я такая же, как все бабы вокруг! Я — женщина, я хочу любить и быть любимой. И не играю я с тобой, подполковник! Когда-нибудь ты поймешь это. Моя любовь для тебя ничто, ложь, притворство! В таком к себе отношении я виновата сама. Сама сделала из себя то, что ты сегодня видишь перед собой. И сделала сознательно, бросая вызов всем, включая собственного мужа. Кто же знал, что вскоре появишься ты? И все… изменится! Но ты появился, а я, дура, вместо того чтобы измениться, продолжаю по-идиотски вести себя. И не могу ничего с собой сделать!
Закончив тираду, Людмила, поднеся к глазам платок, повернулась и, как-то согнувшись, не опуская рук, быстро пошла к Дому офицеров. Начиналась ее вечерняя работа в кафе.
Кудрееву неожиданно стало жаль эту женщину.
Может, не стоило вести себя с ней так грубо? Может, она и в самом деле мучилась от осознания того, что все вокруг считали ее дамой, как говорится, легкого поведения? Может, надо было поддержать ее, поговорить нормально?
Не знал подполковник, что Людмила прикрыла лицо платком не для того, чтобы скрыть набежавшие слезы обиды, а для того, чтобы спрятать усмешку. И что, уходя в сторону кафе, эта хищница и неплохая актриса тихо шептала:
— Есть, Андрюша, есть! Дрогнула твоя железная воля. Ты пожалел меня. Это сейчас то, что надо. Теперь с тобой, голубок, будет работать намного легче.
В зал кафе она вошла в прекрасном настроении, бросив бармену и дежурному любовнику:
— Привет, Костик! Налей-ка мне шампанского!
— С чего бы это?
Людмила склонилась над стойкой:
— А с того, дружок, что сегодня мой день.
Костик расплылся в улыбке:
— Так, значит, и я могу рассчитывать, что и меня ты не обделишь своей лаской?
— Не обделю, дорогуша, не обделю.
У входа в казарму Кудреева встретил Щукин, доложил:
— Андрей Павлович. Из штаба дивизии сообщили, что к нам выехали представители военной контрразведки.
— Спецконвой для Бекаса?
— Думаю, да. А больше вроде и некому.
— Пилоты «вертушки» к вылету готовы?
— Предупредил их недавно, сейчас колдуют в вертолете.
— Хорошо.
— Тут тебе цветы из медсанбата доставили. Я приказал положить их в канцелярии.
Командир отряда посмотрел на заместителя:
— Удивлен, Виктор Сергеевич?
— Есть немного.
Кудреев объяснил:
— Я, Витя, приглашен сегодня на день рождения супруги Воронцова.
— Ясно! Догадываюсь, кому второй букет предназначен.
— Какой у меня догадливый начальник штаба!
— А как иначе?
— Ты прав. Иначе начальнику штаба нельзя. Ну, пошли, что ли, в канцелярию, посмотрим цветы и будем ждать прибытия людей Бригадира. Кстати, на чем они выехали?
— На «УАЗе» особого отдела.
— Логично!
Офицеры вошли в казарму, прошли в канцелярию.
Букеты, что лежали на столе, были очаровательны. Крупные бутоны алых роз на толстых стеблях распространяли вокруг себя еле уловимый аромат.
Командир медсанбата позаботился и о том, чтобы букеты были оформлены не хуже тех, что продавались в цветочных лавках. Кудреев еще раз мысленно поблагодарил Дормана. Он переложил розы на сейф, сел за рабочий стол.
И тут же прозвучал звонок телефона внутренней связи.
Подполковник снял трубку:
— Кудреев слушает!
Абонент представился:
— Дежурный по контрольно-пропускному пункту прапорщик Зайцев. К вам здесь прибыли офицеры особого отдела дивизии!
— Я их жду! Объясните им, как проехать к казарме четвертой роты рембата!
— Есть!
Командир отряда посмотрел на Щукина:
— Давай-ка, Витя, сюда майора Мордовцева!
— Минуту!
Начальник штаба открыл дверь канцелярии, отдав команду внутреннему наряду. И сразу по казарме пронеслось:
— Майора Мордовцева к командиру подразделения!
Кудреев встретил командира третьей диверсионной группы на выходе из расположения, отдал приказ:
— Готовь Бекаса к транспортировке.
— Понял, командир.
— Выполняй.
Сам же подполковник с заместителем вышел на крыльцо. Вскоре перед ним остановился «УАЗ» особого отдела. Из него вышли трое офицеров с короткоствольными автоматами «АКСУ», в камуфлированной форме без знаков различия. Один из них подошел к командиру отряда:
— Подполковник Кудреев?
— Он самый. С кем имею честь?
— «Саяны», я — майор Старцев Юрий Васильевич, вот мои документы и предписание на изъятие у вас чеченского преступника.
Кудреев проверил документы, вернув их майору.
Контрразведчик спросил:
— Объект и вертолет к вылету готовы?
— Да. Когда вы намерены покинуть гарнизон?
— Немедленно.
— Хорошо. Прошу за мной, товарищи офицеры.
В канцелярии подразделения Бекаса передали группе конвоя.
А через полчаса «Ми-8» поднялся в воздух, взяв курс на запад.
Проводив офицеров Бригадира, Кудреев вернулся в казарму. Время — 19.40. Идти к Воронцову было еще рано. Подполковник вновь присел за рабочий стол, закурил.
Приятное волнение не покидало боевого офицера.
Кудреев усмехнулся, проговорив:
— Да, Андрюша, а ты, по-моему, попал. Что-то будет. Это точно. Интересно, чем это обернется в твоей судьбе?
Щукин, зашедший в канцелярию, удивленно спросил:
— Чего это ты, Андрей Павлович, сам с собой заговорил, а? Уж не контузила ли тебя пуля у Бады?
— Кто тебе об этом доложил? Сутенеев или Федоренко?
— Какая разница, командир? Плохо, что не сам! И еще хуже, что ты, как рядовой боец, полез в пекло! Но раз уж это произошло, то первым об инциденте в ущелье должен был узнать я, и с твоих слов, разве не так?
— Да брось ты, Витя, усугублять всякую ерунду!
— Ерунду, говоришь? А если бы у «чеха» было более серьезное оружие, тогда что?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента