Страница:
– Ага, обязательно, – Олег улыбнулся, вспомнив, что его матушка именовала этот салон не иначе как «Убожество». – А ты, Инн, где?
– А я в «Десяточке» на кассе. Но думаю сваливать – хозяин взял моду вешать на нас всю недостачу. А я что, дура, что ли? Охранники каждую ночь пивас тырят, а я раз в неделю бутылку шампусика возьму да рафаэлки – и что, мне за всех платить?
Официантка принесла две кружки пива и закуску. Олег глянул на Инну и… заказал себе еще сто грамм водки.
– И нам, – хором сказали парикмахерша и кассирша.
– Еще триста грамм. Или нет… давайте бутылку! – распорядился Олег. – И закусить чего-нибудь.
– Мне «Оливье», – сказала Аня.
– Жюльен и жареный сыр, – высказала пожелание Инна. – И селедочки с картошкой.
– А мне тогда еще жаркое по-русски в горшочке, – добавила Аня.
– Ты второе решила взять? Ну, мне тогда еще лазанью. С чем у вас лазанья есть? С курицей? С морепродуктами? А все вместе можно? – решила не отставать от подруги Инна. – Еще вон тот медовик с витрины. И блинчики с яблоками.
…Графинчик опустел еше до того, как подали горячее. Олег почувствовал, что его отпустило – ему даже захотелось попеть под караоке. Девчонки тоже закосели, и Олег нашел их очаровательно развязными. Во время бойкой беседы ни о чем они то и дело дотрагивались до его плеча, руки, а Инна даже как-то раз ненадолго положила ему руку на колено. В общем, вечер явно переставал быть томным…
Потом была вторая бутылка, затем пришли музыканты и заиграли что-то веселенькое и модное, подружки потащили Олега танцевать. И он, хоть и не любил это дело, но все же дал вовлечь себя в этот стихийный праздник без повода.
Спустя какое-то время Олег обнаружил, что куда-то исчезла Аня. Потом он поймал себя на том, что изливает Инне историю своего любительского расследования. Та слушала со всей возможной в ее состоянии внимательностью, но на самом интересном, как казалось Олегу, месте вдруг заявила:
– Мне тут надоело. Сколько уже натикало?
– Полвторого, – Олег долго всматривался в циферблат, пытаясь понять, сколько времени.
– Переночуем у тебя, океюшки? Заодно и проверю, правда ли ты не женат, как говоришь, – и Инна захохотала. – Все, едем!
«Действительно, а почему бы и нет? – спросил себя Олег. – Я не давал обета безбрачия и верность хранить никому не обещал. Не больной, не убогий – все, что надо, работает. Но почему тогда как-то не по себе? Будто что-то не то делаю? Радоваться надо, дураку, а у меня какие-то сомнения дурацкие…» И тут же его озарило: мешает Яна! «Ах Яна?! – внезапно на него накатила злость. – А не пошла бы она куда подальше со своими истериками и паранойей?! Все, хватит, нечего о ней и думать больше!»
И он по-хозяйски обнял Инну:
– Поехали.
– Олег, а у меня правда глаза красивые?
Сан Саныч был настолько зол на Яблонскую, что приказал рассчитать ее тут же, без всякой двухнедельной отработки, а исполняющим обязанности главреда назначил Кудряшова. Насчет преемника Яблонской пока ничего не было слышно – новых аудиенций ни Стражнецкому, ни кому-либо другому Чулков не назначал. Да и приходил ли к Сан Санычу Костик – это тоже был большой вопрос. Олег крепко подозревал, что все это фантазии хитрожопого Черемшанова.
После расставания в кафе Олег не звонил Яне. Во-первых, работа. Во-вторых, сказать было особенно нечего. И, в-третьих… Да что тут искать отговорки – обиделся он на Яблонскую! А почему нет? Даже если она считает его тормозом, это не значит, что с ним можно не церемониться.
Однако через три дня Яна сама позвонила ему.
– Олег, извини за тот раз, не удержалась, вспылила, – скороговоркой выдала она. – Меня просто понесло… Не дуйся, ладно?
– Проехали, – Кудряшов постарался произнести эту фразу холодно. – Но на будущее, прежде чем сказать, думай, что говоришь. Люди-то живые.
– Но и ты меня пойми. У меня такой ужасный темперамент! Тут уж ничего не поделаешь.
– Поделаешь, если только захочешь. Учитесь властвовать собой. Слышала, Пушкин написал?
– Ерунда все это. Нельзя себя изменить.
– Полностью – нет. Но работать над собой можно. Ты же позволяешь себе орать по поводу и без повода.
– А как я могу не орать? – начала заводиться Яблонская. – Как же мне тогда руководить? Они же на шею сядут и ножки свесят! Да если Ростунову не ввалить как следует, он вообще оборзеет! А из Кориковой я как человека сделала? Просто рвала ее писанину и швыряла в лицо! И ведь научилась девка писать. Конечно, тоже не фонтан, но и не сочинение ученицы пятого класса.
– А, может, Корикова без твоих истерик еще лучше бы стала писать? Ты не думала об этом? Может, она стала писать лучше не благодаря твоим оскорблениям, а вопреки им? А сколько времени у нас в редакции уходит на все эти разборки? Вместо того, чтобы работать, мы «вваливаем» и «вставляем», «вваливаем» и «вставляем». Ну, ввалила ты и ушла к себе в кабинет. А Корикова думаешь, тут же сядет и шедевр выдаст? Да ничего она не выдаст. Она тут же корвалолу накапает, потом полчаса в себя будет приходить. А ведь могла бы эти полчаса работать. И ведь как мало для этого надо: чтобы начальник не вваливал – а нормально, по-человечески, с уважением, высказывал свои претензии. Вот ты за что Кориковой в прошлый четверг ввалила?
– Сам знаешь, за что. За дело. Я звоню, а она сотовый не берет. Это нормально, ты считаешь? Начальник названивает, а подчиненный его в игнор отправляет?
– А почему ты не спросила ее, почему она не берет трубку?
– Да какая мне разница, почему? Давай я вместо того, чтобы газету делать, начну сеансы психоанализа проводить! У меня и своих проблем выше крыши, а я буду думать, почему Корикова то не сделала, да это не сделала!
– А напрасно не думаешь. Вот у тебя такая особенность интересная есть: ты почему-то сразу думаешь, что человек чего-то не делает из вредности. Но причины-то могут быть совсем другие. Корикова не игнорировала тебя, она просто ехала в маршрутке и не слышала, как звонил телефон. А иной раз – она мне сама рассказывала – и слышишь, что телефон звонит, а стоишь на одной ноге, и водитель дергает автобус туда-сюда… Просто нет возможности оторвать руку от поручня и залезть в сумку, чтобы телефон достать. А ты сразу же во всем контрреволюцию видишь!
– Тебе бы в адвокаты надо было идти, – ядовито прервала его Яна. – Только ты почему-то кого угодно готов защищать и находить им кучу оправданий. А ты подумал, почему я-то такая?
– Темперамент – ты уже говорила. И, видимо, какие-то психологические проблемы. Извини, я уж откровенно.
– У меня нет никаких психологических проблем!
– А почему ты тогда считаешь, что каждый хочет тебя обмануть, подставить, подвести? Откуда в тебе это? Почему я вот, например, не жду ни от кого подвоха?
– Извини, конечно, Олег, но ты немножко… лопушок. Всем веришь, все у тебя хорошие. А я всегда начеку. Чтобы я начала к человеку хорошо относиться, он должен заслужить это.
– А как же презумпция невиновности? Пока человек не сделал ничего плохого – мы должны доверять ему, уважать и так далее. Но если он как-то некрасиво себя поведет – я буду с ним начеку. Но не наоборот… Все, ладно, мне надоела эта сказка про белого бычка. Лучше расскажи мне, как у тебя дела.
– Пока дома сижу. Представляешь…
И Яна рассказала Олегу, что за те несколько дней, что прошли с момента ее опалы, ей не позвонил никто из коллег. Просто удивительно. А уж как Карачарова ее ценила, уж как уговаривала не уходить из «Эмских» – а сейчас, когда она попала в передрягу, ни гу-гу. Пащенко тоже, казалось бы, мог поинтересоваться, что с ней приключилось. Даже из чистого любопытства. А почему не спешит набрать ее номер Крикуненко, которую она позвала на работу? Ростунов, которого она взяла обратно в «Девиантные»? И самое-то главное – где Корикова? Корикова, которую она, как папа Карло, терпеливо вырезала из ну абсолютно малопригодного куска дерева? Ведь эта Алина, когда переступила порог «Эмских», двух слов не могла на бумаге связать! Не знала, чем дивиденды от диссидентов отличаются!
– И я ведь не отвергла ее! – говорила Яблонская Олегу. – А стала с ней заниматься. И вот, сейчас, когда она более-менее встала на крыло, она даже не чувствует ко мне никакой благодарности. Она думает, что раз я больше не главный редактор, то меня уже типа списали на берег, и я ей никогда не пригожусь. Вот видишь, Олег, я в человека всю душу вложила, а человек мне в трудную минуту даже не позвонит, чтобы спасибо сказать!
– Да не надо ждать от людей какой-то сверхъестественной благодарности, Ян. Ну, сделала ты из нее человека – но для кого ты это делала?
– Для кого? Для нее, конечно!
– Нет, для себя, в первую очередь. Чтобы у тебя под рукой всегда была толковая корреспондентка, которая и на труп съездит, и в гримерку к звезде пролезет, и губернатору острый вопрос задаст, и все тебе это вовремя отпишет. И чтобы твой отдел хорошо сработал, чтобы вами была довольна Карачарова, и чтобы ты получила премию и благодарность за хорошую работу. Разве не так? Что-то, когда к вам приходили другие стажеры, ты не бросалась их опекать!
– А без толку. Я же видела, что они тупые, и долго у нас не задержатся.
– Значит, Корикова была не такой уж безнадежный случай, если ты за нее взялась? Тогда почему ты твердишь, что сделала ее буквально с нуля? Не была она нулем никогда, а вот ты с ней обращалась как с нулем.
– Эк прорвало тебя сегодня, Олег. Ты прямо готов меня с лица земли стереть! Но я тебе самого удивительного еще не рассказала. Представляешь, кто мне позвонил? Да-да, Череп! Сказал, что было приятно со мной работать, что газета при мне стала лучше, и теперь он всем будет советовать брать в главреды женщин. В общем, утешил, как мог. Видишь, как в жизни получается? Ты думаешь: человек тебе друг – например, как Корикова. А вот у тебя неприятности, и где та дружба? Но и наоборот бывает. Каким уж мерзким типом мне Петр Данилыч казался. А видишь, позвонил, теплые слова сказал… Как вот тут поймешь: кто тебе друг, а кто враг? Как, Олег?
Четверговый выпуск сдавался хорошо, график соблюдался, несмотря на отсутствие Черепа. «Освобожусь пораньше, куплю пивка, поеду домой и пораскину мозгами в спокойной обстановке», – решил Олег.
Но не тут-то было! Зазвонил телефон. Высветился незнакомый номер.
– Приветики! Давай-давай узнавай скорее! Правда, что ли, не узнал или придуряешь? Ну, тогда богатым будешь, – заливался веселостью голос Инны. – Как делищи? Все нормуль? Головка не бо-бо?
– Нормуль, нормуль, – машинально ответил Олег. Вот те на! Он еле выпроводил эту девицу из своей квартиры и намеревался забыть ее как дурной сон, а она тут как тут! И телефон умудрилась где-то раздобыть. Неужели шарила в его мобильнике?
– А у меня так калган трещал, ты не представляешь! – тем временем продолжала Инна.
– Калган?
– Ну, башка, в смысле. Вчера тоже с девками по квасу дали. Как насчет поправить здоровье? Попьем пивка вечерком?
– Нет, Инн, сегодня никак. Много дел. Раньше девяти с работы не выберусь. В другой раз.
– В девять? Ну и нормуль. Я к тебе в редакцию подъеду.
– Тебя не пустят. У нас пропускная система.
– Да что ты говоришь! Меня? Не пустят? Об чем спорим, что я смогу пройти к тебе в редакцию?
– Да не сможешь ты, и спорить нечего. У нас электронные пропуска.
– Об чем спорим, говорю!
– Об чем, об чем… Об чем хочешь.
– Давай так. Если я сегодня в восемь зайду в твой кабинет, то с тебя кафешка и пивас. Океюшки?
– Океюшки, – обреченно произнес Олег.
– Ну, чао-какао! – и Инна отрубилась.
Кудряшов подошел к зеркалу и внимательно вгляделся в свое отражение. Что происходит? Что за нездоровый интерес вызывает он у этой девицы? Почему Аня с Инной привязались именно к нему? Ведь были же еще парни в кафе… «Вот только не надо говорить, что я весь из себя офигенный красавец, – иронично сказал себе Олег. Понятно, что девчонки хотели попировать за чужой счет. Ну ладно, выкинул я три тысячи на эту пьянку, дело наживное. Ну ладно, эта Инна потом облевала мне полквартиры, и утром я ее еле растолкал. Так ей, похоже, нисколько не стыдно за свои художества! И вновь тянет на подвиги. Нет, никаких встреч. В редакцию она попасть никак не сможет. А я уйду пораньше, и пусть она сколько угодно топчется внизу… Может, тогда догадается, что ее внимание слишком назойливо».
Однако все получилось не так, как напланировал себе Кудряшов. Надежды на раннюю сдачу номера не оправдались – черт дернул директора сети продуктовых магазинов застрелиться прямо у себя в кабинете. Известно об этом стало только в четыре вечера. Корикова с Филатовым бросились на место происшествия, Ростунов засел прозванивать оперов и «скорую», Крикуненко набрала знакомого психотерапевта и записала любопытные сведения о росте суицидов в октябре-ноябре… В общем, текст ушел на верстку только без пятнадцати восемь. Едва Олег перевел дух, заварил кофе и намазал бутерброд плавленым сыром, как дверь в кабинет распахнулась, и перед ним предстала Инна! В полном восторге от своей находчивости, она с победным видом прошествовала к его столу и, модельно отставив ногу в сторону, припала на бедро. Заправленные в белые сапоги узкие джинсы придавали ее крупу еще более габаритный вид, изобильная талия наползала над низким поясом, но эта уверенность в собственной неотразимости!
– А ты не верил! – выпалила она. – Гони пивас!
– Но как тебе это удалось? Ты убила охранника?
– Ха-ха! Да я сквозь стену пройду!
– Но как? Говори скорее, очень любопытно, – наконец-то к Олегу вернулся дар речи.
– Как-как? Кверху каком, блин! Все просто. Ты мне вчера сказал, где работаешь. А Верка – ну, мы с ней квартиру снимаем – здесь же вкалывает!
– У нас в редакции?
– Тупишь. Они люстрами Чижевского торгуют. Контора на втором этаже. Верка уже в шесть дома. Ну я и слямзила у нее пропуск.
– Слямзила? В смысле, украла?
– Ну уж, украла! – Инна изобразила обиду и вытянула уточкой обильно намазюканные блеском губки. – Взяла попользоваться! Потом обратно в сумку ей положу. Она и не заметит ничего…
– Слямзила. Не заметит ничего, – машинально повторил Кудряшов. – Никто ничего не заметит.
– Эй, я что-то не въехала, ты из меня воровку что ли делаешь? – Инна плюхнулась на диван и с вызовом закинула ногу на ногу. – Сам весь такой моральный, что ли? Ой, не смеши мои тапки!
– Никто ничего не заметит, – еще раз, словно в ступоре, повторил Кудряшов и вдруг порывисто вскочил с кресла, расплескав кофе.
– Инка! Чудо! – он пылко заключил бесцеремонную деваху в объятия. – Как я раньше не догадался! – и Олег выбежал из кабинета.
– Да не вопрос. Пиши запрос, батя рассмотрит и решит, давать тебе что или нет.
– Не, так не пойдет. Вопрос личный. Понимаешь, у меня из стола свистнули бутылку коньяку. Кореш прислал из Дагестана. Служили вместе. Обидно.
– Да уж, понимаю.
– Хочу вычислить крысу.
– Одобряю.
– И наказать.
– Всяко!
– Но шума поднимать раньше времени не хочу. Подозреваю я одного человечка. В общем, надо бы его по-тихому проверить.
– По-любому.
Охранник целиком и полностью одобрял намерения Олега, но, тем не менее, с места не трогался и смотрел на него выжидательно.
– Давай так: помогаешь мне – пузырь с меня, – наконец, сообразил Кудряшов.
– Так бы сразу и сказал. Пузырь – это по-нашему. Только сегодня поставишь.
– Сегодня.
Охранник минуты с три щелкал по клавиатуре компьютера, и вот наконец на экране открылся список, кто и когда проходил через вертушку в интересующий Кудряшова день. Он еле дождался, пока этот увалень догадался прокрутить страницу вниз, на нужный отрезок времени. Увы! В списке значились сплошь и рядом незнакомые фамилии. Кто эти люди – Олег не имел ни малейшего понятия. В здании – 14 этажей, более трехсот офисов…
– Слышь, братан, а можно посмотреть, кто откуда?
– Прописку, что ли?
– Да нет. Кто из какого офиса.
– Не, это сложно. Но можно.
– Ну и что застыл? Давай посмотрим.
– Мне бы тогда еще палку «салями» и банку «Нескафе».
– Ну ты раскатил губу. Что так много-то?
– Информация секретная.
– Ладно, все будет. Только завтра. Да не смотри ты так! Не обману. Здесь просто не знаю, где купить.
– Не, а пузырь давай сегодня. Мне тут всю ночь кантоваться.
– Ладно, ладно. Только распечатай мне все это дело.
Через три минуты у Кудряшова в руках было четыре листа с перечнем фамилий. Но они не говорили ему абсолютно ни о чем…
Этот вечер Кудряшову пришлось провести в пивбаре с Инной. Но нельзя сказать, что для этого ему пришлось наступить на горло собственной песне. Во-первых, он чувствовал к толстухе некую благодарность – еще бы, ведь именно она невольно подсказала ему, в каком направлении двигаться дальше. И, во-вторых, он и сам был не против поднять кружечку-другую после тяжелого рабочего дня. Единственное, что его волновало – как бы Инна опять не напросилась к нему ночевать. Но сегодня Олег решил быть непреклонным. «Не так часто, детка», – подумал он.
– Так, мне две кружки «Стеллы Артуа». Три пакета копченой рыбки. Салат из ветчины с сыром. Пакет чипсов со вкусом икры. И горячий бутерброд! – объявила Инна официанту, вольготно расположив голые локти на столе и подперев пухлыми ладошками сочные щеки.
– Так, друг, ничего из этого не надо, – решительно встрял Кудряшов. – Кружка «Стеллы Артуа», кружка «Клинского» и два пакетика рыбки.
– Как?! – выкатила на него глаза Инна. – Я есть хочу!
– Время девять вечера, а ты заказала гору хавчика. Лично я пузо отращивать не собираюсь и тебе не советую.
– Ты бы видел, сколько лопает Анька!
– При чем тут Анька? Она худая как жердь, ей можно есть вагонами. А мы с тобой… ну, все-таки склонны к полноте.
– А-а, все понятно. Тебе просто жалко бабосов. Ты вообще жмот. Когда я к тебе пришла, ты жрал бутерброд, а мне даже не подумал предложить! А я есть хотела. Я ведь без ужина сегодня. Только с Веркой на двоих пиццу съели, и все!
– А у тебя другие темы, кроме жратвы, есть? – Олег решил не миндальничать с новой знакомой.
Удивительно, но Инна очень легко переключилась на другие темы и вывалила на Олега кучу сумбурной информации про шашни Вики из любимого сериала, про гадящих под дверями кошек соседки, про козла начальника, который запретил красить ногти на рабочем месте… Олег смотрел на нее ясными глазами, но мысли его были далеко.
«Очень вероятно, что наш мистер или мадам Икс попали в здание по чужому пропуску. Но как выяснить, по чьему? Чисто теоретически любой из редакции может быть знаком с кем угодно из трехсот контор офисного центра. Конечно, первым делом стоит отсмотреть сотрудников соседних фирм – все-таки тут пересечения более вероятны. Но тогда в число подозреваемых автоматически возвращаются и Корикова, и Ростунов, и Крикуненко, и Филатов, и верстальщик Сережа, и Анна Петровна. Все они могли покинуть здание по своему пропуску, а вернуться по чужому.
Так, а как у них насчет алиби? Корикова утверждает, что с 18.10 до 18.40 прыгала у «Десяточки», а потом поехала домой. Кто это подтвердит? Никто. Ростунов говорит, что был вызван неизвестными в Кучкино. Но опять же, все эти утверждения – на его совести. Крикуненко же вообще отказалась говорить о том, как провела время после 18.00. И узнать это нет никакой возможности. Анна Петровна? Сережа? Это вообще темный лес. Хорошо хоть Филатов на этот день брал административный – ему срочно надо было сгонять в Москву. Стоп, а чего хорошего-то? Неизвестно еще, ездил ли он туда на самом деле…».
– Эй, але, ты уснул, что ли? – мерный шум бара прорезал басовитый голос Инны. – Я говорю, пойдем завтра на «Перенаселенный материк»?
– Не, я на такое не хожу.
– Это еще что за заявки?
– Люблю другое кино. Тарковский, Феллини, Альмодовар…
– Ага, мудовар! – расхохоталась Инна. – Скучный ты! Слова из тебя не вытянешь, приходится постоянно самой языком молоть. Рассказал бы хоть какой анекдот что ли. О, я вспомнила классный! Сидят Бузова и Водонаева на лобном месте…
– Не, я сейчас тебе кое-что другое расскажу, – в Кудряшове проснулся азарт. – Пошли мы как-то с пацанами попить пива. Ну, купили водки бутылки три, полторашек «Эмского» взяли четыре…
– Четыре? – с недоверием переспросила Инна. – Маловато. Сколько пацанов-то было?
– Четверо. А потом еще Леху встретили. Ну, мы поддали, потом еще решили за пивасом сходить и водяры прикупить. И вот идем мы такие бухие, Леха вообще в сисю пьянущий, а навстречу менты…
– Ну, ну, – Инна вся обратилась в слух. – Класс!
– А менты-то девки! Девки на лошадях. Конный патруль. Ну, Леха бросился их на сотик щелкать да поскользнулся на конском дерьме и грохнулся. Девки ржут не могут, мы вообще валяемся.
– Ой, ой, обоссака, – загибалась от хохота Инна. – И чо?
– И тут Леха так поднимается, сначала на карачки, потом на одно колено, потом на другое. К нам ручонки тянет, а мы от него шарахаемся – он весь в дерьме и какой-то хрени. Ну на фиг. И только он хотел подняться, как его повело. Ну, он одну милиционершу за ляжку как схватит! Она завизжала, лошадь взбрыкнула, и Леха опять со всей дури грохнулся на землю. Прямо в другую конскую лепешку!
– Ну засранец! – заливалась Инна. – И чо?
– А я и не знаю, чо, – неожиданно Олег перешел на привычный спокойный темп. – Конечно, ничего этого не было. Я просто придумал все это прямо сейчас, чтобы тебя развеселить.
– Как – не было? Чо за приколы-то нездоровые, я не поняла?
– Ну ты сама подумай. Какое могло быть конское дерьмо, когда милиционерши ехали нам навстречу?
– Ну?
– Где было бы тогда дерьмо?
– В каком смысле?
– Перед лошадьми или за ними?
– Ну, конечно, за. Ты меня дурой что ли считаешь?
– А как тогда Леха мог на нем поскользнуться? – Кудряшову становилось все скучнее и скучнее. – Он что, сзади, что ли забежал? Ну, ты подумай.
– Ты это специально сочинил, чтобы меня подловить и выставить дурой? – вскипела Инна.
– Да нет. Мне просто хотелось порадовать себя смешной историей. Но, к сожалению, в жизни со мной ничего комичного не случается. День прожил – и хорошо. Завтра будет точно такой же. И через неделю, и через год. И так уже много лет.
– Не, лучше застрелиться, чем так жить! Это ж скука смертная. Не, рыжий, надо развлекаться как-то, в кино ходить, в кафешку, в торговые центры… А ты один киснешь.
– А я привык быть один. Мне это даже нравится.
– Не, – безапелляционно заключила Инна. – Что угодно, только не одиночество.
Олег понятия не имел, за какую ниточку теперь тянуть. Как-то разом они все оборвались. Составлять списки личных контактов всех сотрудников «Девиантных» и искать пересечения с людьми из списков? Но на это может полжизни уйти. Узнать что-то про тех работников из других офисов, кто с 18.30 до 19.15 вошел в здание? Но их больше пятидесяти человек.
Олег представил, как человек с неразличимыми пока чертами на цыпочках подходит к чьему-то пальто и вынимает из кармана электронный пропуск. Или роется в чьей-то сумке, методично обшаривает отделения портмоне. Возможно и такое: владелец пропуска передает ему карточку добровольно, будучи, например, в курсе намерений приятеля. Так или иначе, ясно одно: они где-то пересекаются до часа икс. Где-то вне здания.
К примеру, Анжелика Серафимовна в свои 18.02 выходит с работы, заходит в колбасную лавку напротив, чтобы прикупить к ужину «Докторской» и видит в очереди… кого? Олег пробежался глазами по списку, который получил от охранника. Ну вот, допустим, некую Марьянову из фирмы «Мягкое место». У них на первом этаже магазин – там они диванами торгуют, а на третьем – офис. Допустим, Крикуненко и Марьянова знакомы, и работница «Мягкого места» радостно приветствует Анжелику Серафимовну, предлагая ей встать в очередь сразу за ней. Конечно, те, кто стоит сзади, недовольны, но Крикуненко-то какое дело? Она протискивается к Марьяновой, очередь сзади напирает, в лавке вообще теснота… Тут Крикуненко якобы толкают, она будто бы теряет расновесие и, пытаясь удержаться, хватается за Марьянову. Та хватается за нее. Пара секунд вынужденных объятий, и пропуск из кармана пальто Марьяновой перекочевывает в карман Крикуненко. И вот, пожалуйста, в 18.32 Анжелика Серафимовна, пользуясь пропуском Марьяновой, возвращается в здание.
Но в редакции еще остаюсь я и Марина-верстальщица. Крикуненко отслеживает, когда я покину офис, потом выманивает Марину в буфет, садится за компьютер…. А вот тут нестыковка! Анжелика Серафимовна так и не утрудилась его освоить, до сих пор катает тексты от руки и носит Гале в набор.
А, может, это Корикова? Алина ушла с работы в 17.50 и якобы попылила на встречу к «Десяточке». На самом-то деле она могла никуда не ездить, а зайти в соседнюю кафешку. И вот ест она свое мороженое и вдруг видит, что в зал заходит … ну, кто, например? Олег опять пробежался по списку. Да вот хотя бы Сверчков из фирмы «Сириус». Это, кажется, на седьмом этаже, торгуют оптом стройматериалами. Этот Сверчков с коллегами запросто могли зайти остограммиться после работы. Они вешают свои куртки как раз на ту вешалку, где висит куртка Алины. Лучшего и придумать нельзя! Высвобождая свою одежду из-под навешанных на нее курток, Корикова легко и непринужденно обшаривает карманы. И вот пропуск Сверчкова у нее в руках. Гениально, Олег Викторович!
– А я в «Десяточке» на кассе. Но думаю сваливать – хозяин взял моду вешать на нас всю недостачу. А я что, дура, что ли? Охранники каждую ночь пивас тырят, а я раз в неделю бутылку шампусика возьму да рафаэлки – и что, мне за всех платить?
Официантка принесла две кружки пива и закуску. Олег глянул на Инну и… заказал себе еще сто грамм водки.
– И нам, – хором сказали парикмахерша и кассирша.
– Еще триста грамм. Или нет… давайте бутылку! – распорядился Олег. – И закусить чего-нибудь.
– Мне «Оливье», – сказала Аня.
– Жюльен и жареный сыр, – высказала пожелание Инна. – И селедочки с картошкой.
– А мне тогда еще жаркое по-русски в горшочке, – добавила Аня.
– Ты второе решила взять? Ну, мне тогда еще лазанью. С чем у вас лазанья есть? С курицей? С морепродуктами? А все вместе можно? – решила не отставать от подруги Инна. – Еще вон тот медовик с витрины. И блинчики с яблоками.
…Графинчик опустел еше до того, как подали горячее. Олег почувствовал, что его отпустило – ему даже захотелось попеть под караоке. Девчонки тоже закосели, и Олег нашел их очаровательно развязными. Во время бойкой беседы ни о чем они то и дело дотрагивались до его плеча, руки, а Инна даже как-то раз ненадолго положила ему руку на колено. В общем, вечер явно переставал быть томным…
Потом была вторая бутылка, затем пришли музыканты и заиграли что-то веселенькое и модное, подружки потащили Олега танцевать. И он, хоть и не любил это дело, но все же дал вовлечь себя в этот стихийный праздник без повода.
Спустя какое-то время Олег обнаружил, что куда-то исчезла Аня. Потом он поймал себя на том, что изливает Инне историю своего любительского расследования. Та слушала со всей возможной в ее состоянии внимательностью, но на самом интересном, как казалось Олегу, месте вдруг заявила:
– Мне тут надоело. Сколько уже натикало?
– Полвторого, – Олег долго всматривался в циферблат, пытаясь понять, сколько времени.
– Переночуем у тебя, океюшки? Заодно и проверю, правда ли ты не женат, как говоришь, – и Инна захохотала. – Все, едем!
«Действительно, а почему бы и нет? – спросил себя Олег. – Я не давал обета безбрачия и верность хранить никому не обещал. Не больной, не убогий – все, что надо, работает. Но почему тогда как-то не по себе? Будто что-то не то делаю? Радоваться надо, дураку, а у меня какие-то сомнения дурацкие…» И тут же его озарило: мешает Яна! «Ах Яна?! – внезапно на него накатила злость. – А не пошла бы она куда подальше со своими истериками и паранойей?! Все, хватит, нечего о ней и думать больше!»
И он по-хозяйски обнял Инну:
– Поехали.
– Олег, а у меня правда глаза красивые?
Сан Саныч был настолько зол на Яблонскую, что приказал рассчитать ее тут же, без всякой двухнедельной отработки, а исполняющим обязанности главреда назначил Кудряшова. Насчет преемника Яблонской пока ничего не было слышно – новых аудиенций ни Стражнецкому, ни кому-либо другому Чулков не назначал. Да и приходил ли к Сан Санычу Костик – это тоже был большой вопрос. Олег крепко подозревал, что все это фантазии хитрожопого Черемшанова.
После расставания в кафе Олег не звонил Яне. Во-первых, работа. Во-вторых, сказать было особенно нечего. И, в-третьих… Да что тут искать отговорки – обиделся он на Яблонскую! А почему нет? Даже если она считает его тормозом, это не значит, что с ним можно не церемониться.
Однако через три дня Яна сама позвонила ему.
– Олег, извини за тот раз, не удержалась, вспылила, – скороговоркой выдала она. – Меня просто понесло… Не дуйся, ладно?
– Проехали, – Кудряшов постарался произнести эту фразу холодно. – Но на будущее, прежде чем сказать, думай, что говоришь. Люди-то живые.
– Но и ты меня пойми. У меня такой ужасный темперамент! Тут уж ничего не поделаешь.
– Поделаешь, если только захочешь. Учитесь властвовать собой. Слышала, Пушкин написал?
– Ерунда все это. Нельзя себя изменить.
– Полностью – нет. Но работать над собой можно. Ты же позволяешь себе орать по поводу и без повода.
– А как я могу не орать? – начала заводиться Яблонская. – Как же мне тогда руководить? Они же на шею сядут и ножки свесят! Да если Ростунову не ввалить как следует, он вообще оборзеет! А из Кориковой я как человека сделала? Просто рвала ее писанину и швыряла в лицо! И ведь научилась девка писать. Конечно, тоже не фонтан, но и не сочинение ученицы пятого класса.
– А, может, Корикова без твоих истерик еще лучше бы стала писать? Ты не думала об этом? Может, она стала писать лучше не благодаря твоим оскорблениям, а вопреки им? А сколько времени у нас в редакции уходит на все эти разборки? Вместо того, чтобы работать, мы «вваливаем» и «вставляем», «вваливаем» и «вставляем». Ну, ввалила ты и ушла к себе в кабинет. А Корикова думаешь, тут же сядет и шедевр выдаст? Да ничего она не выдаст. Она тут же корвалолу накапает, потом полчаса в себя будет приходить. А ведь могла бы эти полчаса работать. И ведь как мало для этого надо: чтобы начальник не вваливал – а нормально, по-человечески, с уважением, высказывал свои претензии. Вот ты за что Кориковой в прошлый четверг ввалила?
– Сам знаешь, за что. За дело. Я звоню, а она сотовый не берет. Это нормально, ты считаешь? Начальник названивает, а подчиненный его в игнор отправляет?
– А почему ты не спросила ее, почему она не берет трубку?
– Да какая мне разница, почему? Давай я вместо того, чтобы газету делать, начну сеансы психоанализа проводить! У меня и своих проблем выше крыши, а я буду думать, почему Корикова то не сделала, да это не сделала!
– А напрасно не думаешь. Вот у тебя такая особенность интересная есть: ты почему-то сразу думаешь, что человек чего-то не делает из вредности. Но причины-то могут быть совсем другие. Корикова не игнорировала тебя, она просто ехала в маршрутке и не слышала, как звонил телефон. А иной раз – она мне сама рассказывала – и слышишь, что телефон звонит, а стоишь на одной ноге, и водитель дергает автобус туда-сюда… Просто нет возможности оторвать руку от поручня и залезть в сумку, чтобы телефон достать. А ты сразу же во всем контрреволюцию видишь!
– Тебе бы в адвокаты надо было идти, – ядовито прервала его Яна. – Только ты почему-то кого угодно готов защищать и находить им кучу оправданий. А ты подумал, почему я-то такая?
– Темперамент – ты уже говорила. И, видимо, какие-то психологические проблемы. Извини, я уж откровенно.
– У меня нет никаких психологических проблем!
– А почему ты тогда считаешь, что каждый хочет тебя обмануть, подставить, подвести? Откуда в тебе это? Почему я вот, например, не жду ни от кого подвоха?
– Извини, конечно, Олег, но ты немножко… лопушок. Всем веришь, все у тебя хорошие. А я всегда начеку. Чтобы я начала к человеку хорошо относиться, он должен заслужить это.
– А как же презумпция невиновности? Пока человек не сделал ничего плохого – мы должны доверять ему, уважать и так далее. Но если он как-то некрасиво себя поведет – я буду с ним начеку. Но не наоборот… Все, ладно, мне надоела эта сказка про белого бычка. Лучше расскажи мне, как у тебя дела.
– Пока дома сижу. Представляешь…
И Яна рассказала Олегу, что за те несколько дней, что прошли с момента ее опалы, ей не позвонил никто из коллег. Просто удивительно. А уж как Карачарова ее ценила, уж как уговаривала не уходить из «Эмских» – а сейчас, когда она попала в передрягу, ни гу-гу. Пащенко тоже, казалось бы, мог поинтересоваться, что с ней приключилось. Даже из чистого любопытства. А почему не спешит набрать ее номер Крикуненко, которую она позвала на работу? Ростунов, которого она взяла обратно в «Девиантные»? И самое-то главное – где Корикова? Корикова, которую она, как папа Карло, терпеливо вырезала из ну абсолютно малопригодного куска дерева? Ведь эта Алина, когда переступила порог «Эмских», двух слов не могла на бумаге связать! Не знала, чем дивиденды от диссидентов отличаются!
– И я ведь не отвергла ее! – говорила Яблонская Олегу. – А стала с ней заниматься. И вот, сейчас, когда она более-менее встала на крыло, она даже не чувствует ко мне никакой благодарности. Она думает, что раз я больше не главный редактор, то меня уже типа списали на берег, и я ей никогда не пригожусь. Вот видишь, Олег, я в человека всю душу вложила, а человек мне в трудную минуту даже не позвонит, чтобы спасибо сказать!
– Да не надо ждать от людей какой-то сверхъестественной благодарности, Ян. Ну, сделала ты из нее человека – но для кого ты это делала?
– Для кого? Для нее, конечно!
– Нет, для себя, в первую очередь. Чтобы у тебя под рукой всегда была толковая корреспондентка, которая и на труп съездит, и в гримерку к звезде пролезет, и губернатору острый вопрос задаст, и все тебе это вовремя отпишет. И чтобы твой отдел хорошо сработал, чтобы вами была довольна Карачарова, и чтобы ты получила премию и благодарность за хорошую работу. Разве не так? Что-то, когда к вам приходили другие стажеры, ты не бросалась их опекать!
– А без толку. Я же видела, что они тупые, и долго у нас не задержатся.
– Значит, Корикова была не такой уж безнадежный случай, если ты за нее взялась? Тогда почему ты твердишь, что сделала ее буквально с нуля? Не была она нулем никогда, а вот ты с ней обращалась как с нулем.
– Эк прорвало тебя сегодня, Олег. Ты прямо готов меня с лица земли стереть! Но я тебе самого удивительного еще не рассказала. Представляешь, кто мне позвонил? Да-да, Череп! Сказал, что было приятно со мной работать, что газета при мне стала лучше, и теперь он всем будет советовать брать в главреды женщин. В общем, утешил, как мог. Видишь, как в жизни получается? Ты думаешь: человек тебе друг – например, как Корикова. А вот у тебя неприятности, и где та дружба? Но и наоборот бывает. Каким уж мерзким типом мне Петр Данилыч казался. А видишь, позвонил, теплые слова сказал… Как вот тут поймешь: кто тебе друг, а кто враг? Как, Олег?
Четверговый выпуск сдавался хорошо, график соблюдался, несмотря на отсутствие Черепа. «Освобожусь пораньше, куплю пивка, поеду домой и пораскину мозгами в спокойной обстановке», – решил Олег.
Но не тут-то было! Зазвонил телефон. Высветился незнакомый номер.
– Приветики! Давай-давай узнавай скорее! Правда, что ли, не узнал или придуряешь? Ну, тогда богатым будешь, – заливался веселостью голос Инны. – Как делищи? Все нормуль? Головка не бо-бо?
– Нормуль, нормуль, – машинально ответил Олег. Вот те на! Он еле выпроводил эту девицу из своей квартиры и намеревался забыть ее как дурной сон, а она тут как тут! И телефон умудрилась где-то раздобыть. Неужели шарила в его мобильнике?
– А у меня так калган трещал, ты не представляешь! – тем временем продолжала Инна.
– Калган?
– Ну, башка, в смысле. Вчера тоже с девками по квасу дали. Как насчет поправить здоровье? Попьем пивка вечерком?
– Нет, Инн, сегодня никак. Много дел. Раньше девяти с работы не выберусь. В другой раз.
– В девять? Ну и нормуль. Я к тебе в редакцию подъеду.
– Тебя не пустят. У нас пропускная система.
– Да что ты говоришь! Меня? Не пустят? Об чем спорим, что я смогу пройти к тебе в редакцию?
– Да не сможешь ты, и спорить нечего. У нас электронные пропуска.
– Об чем спорим, говорю!
– Об чем, об чем… Об чем хочешь.
– Давай так. Если я сегодня в восемь зайду в твой кабинет, то с тебя кафешка и пивас. Океюшки?
– Океюшки, – обреченно произнес Олег.
– Ну, чао-какао! – и Инна отрубилась.
Кудряшов подошел к зеркалу и внимательно вгляделся в свое отражение. Что происходит? Что за нездоровый интерес вызывает он у этой девицы? Почему Аня с Инной привязались именно к нему? Ведь были же еще парни в кафе… «Вот только не надо говорить, что я весь из себя офигенный красавец, – иронично сказал себе Олег. Понятно, что девчонки хотели попировать за чужой счет. Ну ладно, выкинул я три тысячи на эту пьянку, дело наживное. Ну ладно, эта Инна потом облевала мне полквартиры, и утром я ее еле растолкал. Так ей, похоже, нисколько не стыдно за свои художества! И вновь тянет на подвиги. Нет, никаких встреч. В редакцию она попасть никак не сможет. А я уйду пораньше, и пусть она сколько угодно топчется внизу… Может, тогда догадается, что ее внимание слишком назойливо».
Однако все получилось не так, как напланировал себе Кудряшов. Надежды на раннюю сдачу номера не оправдались – черт дернул директора сети продуктовых магазинов застрелиться прямо у себя в кабинете. Известно об этом стало только в четыре вечера. Корикова с Филатовым бросились на место происшествия, Ростунов засел прозванивать оперов и «скорую», Крикуненко набрала знакомого психотерапевта и записала любопытные сведения о росте суицидов в октябре-ноябре… В общем, текст ушел на верстку только без пятнадцати восемь. Едва Олег перевел дух, заварил кофе и намазал бутерброд плавленым сыром, как дверь в кабинет распахнулась, и перед ним предстала Инна! В полном восторге от своей находчивости, она с победным видом прошествовала к его столу и, модельно отставив ногу в сторону, припала на бедро. Заправленные в белые сапоги узкие джинсы придавали ее крупу еще более габаритный вид, изобильная талия наползала над низким поясом, но эта уверенность в собственной неотразимости!
– А ты не верил! – выпалила она. – Гони пивас!
– Но как тебе это удалось? Ты убила охранника?
– Ха-ха! Да я сквозь стену пройду!
– Но как? Говори скорее, очень любопытно, – наконец-то к Олегу вернулся дар речи.
– Как-как? Кверху каком, блин! Все просто. Ты мне вчера сказал, где работаешь. А Верка – ну, мы с ней квартиру снимаем – здесь же вкалывает!
– У нас в редакции?
– Тупишь. Они люстрами Чижевского торгуют. Контора на втором этаже. Верка уже в шесть дома. Ну я и слямзила у нее пропуск.
– Слямзила? В смысле, украла?
– Ну уж, украла! – Инна изобразила обиду и вытянула уточкой обильно намазюканные блеском губки. – Взяла попользоваться! Потом обратно в сумку ей положу. Она и не заметит ничего…
– Слямзила. Не заметит ничего, – машинально повторил Кудряшов. – Никто ничего не заметит.
– Эй, я что-то не въехала, ты из меня воровку что ли делаешь? – Инна плюхнулась на диван и с вызовом закинула ногу на ногу. – Сам весь такой моральный, что ли? Ой, не смеши мои тапки!
– Никто ничего не заметит, – еще раз, словно в ступоре, повторил Кудряшов и вдруг порывисто вскочил с кресла, расплескав кофе.
– Инка! Чудо! – он пылко заключил бесцеремонную деваху в объятия. – Как я раньше не догадался! – и Олег выбежал из кабинета.
* * *
– Брат, выручай, – доверительно обратился он к дежурному охраннику – туповатого вида мужичку за сорок. – Мне нужны данные относительно того, кто 31 октября входил в здание с 18.25 до 19.15.– Да не вопрос. Пиши запрос, батя рассмотрит и решит, давать тебе что или нет.
– Не, так не пойдет. Вопрос личный. Понимаешь, у меня из стола свистнули бутылку коньяку. Кореш прислал из Дагестана. Служили вместе. Обидно.
– Да уж, понимаю.
– Хочу вычислить крысу.
– Одобряю.
– И наказать.
– Всяко!
– Но шума поднимать раньше времени не хочу. Подозреваю я одного человечка. В общем, надо бы его по-тихому проверить.
– По-любому.
Охранник целиком и полностью одобрял намерения Олега, но, тем не менее, с места не трогался и смотрел на него выжидательно.
– Давай так: помогаешь мне – пузырь с меня, – наконец, сообразил Кудряшов.
– Так бы сразу и сказал. Пузырь – это по-нашему. Только сегодня поставишь.
– Сегодня.
Охранник минуты с три щелкал по клавиатуре компьютера, и вот наконец на экране открылся список, кто и когда проходил через вертушку в интересующий Кудряшова день. Он еле дождался, пока этот увалень догадался прокрутить страницу вниз, на нужный отрезок времени. Увы! В списке значились сплошь и рядом незнакомые фамилии. Кто эти люди – Олег не имел ни малейшего понятия. В здании – 14 этажей, более трехсот офисов…
– Слышь, братан, а можно посмотреть, кто откуда?
– Прописку, что ли?
– Да нет. Кто из какого офиса.
– Не, это сложно. Но можно.
– Ну и что застыл? Давай посмотрим.
– Мне бы тогда еще палку «салями» и банку «Нескафе».
– Ну ты раскатил губу. Что так много-то?
– Информация секретная.
– Ладно, все будет. Только завтра. Да не смотри ты так! Не обману. Здесь просто не знаю, где купить.
– Не, а пузырь давай сегодня. Мне тут всю ночь кантоваться.
– Ладно, ладно. Только распечатай мне все это дело.
Через три минуты у Кудряшова в руках было четыре листа с перечнем фамилий. Но они не говорили ему абсолютно ни о чем…
Этот вечер Кудряшову пришлось провести в пивбаре с Инной. Но нельзя сказать, что для этого ему пришлось наступить на горло собственной песне. Во-первых, он чувствовал к толстухе некую благодарность – еще бы, ведь именно она невольно подсказала ему, в каком направлении двигаться дальше. И, во-вторых, он и сам был не против поднять кружечку-другую после тяжелого рабочего дня. Единственное, что его волновало – как бы Инна опять не напросилась к нему ночевать. Но сегодня Олег решил быть непреклонным. «Не так часто, детка», – подумал он.
– Так, мне две кружки «Стеллы Артуа». Три пакета копченой рыбки. Салат из ветчины с сыром. Пакет чипсов со вкусом икры. И горячий бутерброд! – объявила Инна официанту, вольготно расположив голые локти на столе и подперев пухлыми ладошками сочные щеки.
– Так, друг, ничего из этого не надо, – решительно встрял Кудряшов. – Кружка «Стеллы Артуа», кружка «Клинского» и два пакетика рыбки.
– Как?! – выкатила на него глаза Инна. – Я есть хочу!
– Время девять вечера, а ты заказала гору хавчика. Лично я пузо отращивать не собираюсь и тебе не советую.
– Ты бы видел, сколько лопает Анька!
– При чем тут Анька? Она худая как жердь, ей можно есть вагонами. А мы с тобой… ну, все-таки склонны к полноте.
– А-а, все понятно. Тебе просто жалко бабосов. Ты вообще жмот. Когда я к тебе пришла, ты жрал бутерброд, а мне даже не подумал предложить! А я есть хотела. Я ведь без ужина сегодня. Только с Веркой на двоих пиццу съели, и все!
– А у тебя другие темы, кроме жратвы, есть? – Олег решил не миндальничать с новой знакомой.
Удивительно, но Инна очень легко переключилась на другие темы и вывалила на Олега кучу сумбурной информации про шашни Вики из любимого сериала, про гадящих под дверями кошек соседки, про козла начальника, который запретил красить ногти на рабочем месте… Олег смотрел на нее ясными глазами, но мысли его были далеко.
«Очень вероятно, что наш мистер или мадам Икс попали в здание по чужому пропуску. Но как выяснить, по чьему? Чисто теоретически любой из редакции может быть знаком с кем угодно из трехсот контор офисного центра. Конечно, первым делом стоит отсмотреть сотрудников соседних фирм – все-таки тут пересечения более вероятны. Но тогда в число подозреваемых автоматически возвращаются и Корикова, и Ростунов, и Крикуненко, и Филатов, и верстальщик Сережа, и Анна Петровна. Все они могли покинуть здание по своему пропуску, а вернуться по чужому.
Так, а как у них насчет алиби? Корикова утверждает, что с 18.10 до 18.40 прыгала у «Десяточки», а потом поехала домой. Кто это подтвердит? Никто. Ростунов говорит, что был вызван неизвестными в Кучкино. Но опять же, все эти утверждения – на его совести. Крикуненко же вообще отказалась говорить о том, как провела время после 18.00. И узнать это нет никакой возможности. Анна Петровна? Сережа? Это вообще темный лес. Хорошо хоть Филатов на этот день брал административный – ему срочно надо было сгонять в Москву. Стоп, а чего хорошего-то? Неизвестно еще, ездил ли он туда на самом деле…».
– Эй, але, ты уснул, что ли? – мерный шум бара прорезал басовитый голос Инны. – Я говорю, пойдем завтра на «Перенаселенный материк»?
– Не, я на такое не хожу.
– Это еще что за заявки?
– Люблю другое кино. Тарковский, Феллини, Альмодовар…
– Ага, мудовар! – расхохоталась Инна. – Скучный ты! Слова из тебя не вытянешь, приходится постоянно самой языком молоть. Рассказал бы хоть какой анекдот что ли. О, я вспомнила классный! Сидят Бузова и Водонаева на лобном месте…
– Не, я сейчас тебе кое-что другое расскажу, – в Кудряшове проснулся азарт. – Пошли мы как-то с пацанами попить пива. Ну, купили водки бутылки три, полторашек «Эмского» взяли четыре…
– Четыре? – с недоверием переспросила Инна. – Маловато. Сколько пацанов-то было?
– Четверо. А потом еще Леху встретили. Ну, мы поддали, потом еще решили за пивасом сходить и водяры прикупить. И вот идем мы такие бухие, Леха вообще в сисю пьянущий, а навстречу менты…
– Ну, ну, – Инна вся обратилась в слух. – Класс!
– А менты-то девки! Девки на лошадях. Конный патруль. Ну, Леха бросился их на сотик щелкать да поскользнулся на конском дерьме и грохнулся. Девки ржут не могут, мы вообще валяемся.
– Ой, ой, обоссака, – загибалась от хохота Инна. – И чо?
– И тут Леха так поднимается, сначала на карачки, потом на одно колено, потом на другое. К нам ручонки тянет, а мы от него шарахаемся – он весь в дерьме и какой-то хрени. Ну на фиг. И только он хотел подняться, как его повело. Ну, он одну милиционершу за ляжку как схватит! Она завизжала, лошадь взбрыкнула, и Леха опять со всей дури грохнулся на землю. Прямо в другую конскую лепешку!
– Ну засранец! – заливалась Инна. – И чо?
– А я и не знаю, чо, – неожиданно Олег перешел на привычный спокойный темп. – Конечно, ничего этого не было. Я просто придумал все это прямо сейчас, чтобы тебя развеселить.
– Как – не было? Чо за приколы-то нездоровые, я не поняла?
– Ну ты сама подумай. Какое могло быть конское дерьмо, когда милиционерши ехали нам навстречу?
– Ну?
– Где было бы тогда дерьмо?
– В каком смысле?
– Перед лошадьми или за ними?
– Ну, конечно, за. Ты меня дурой что ли считаешь?
– А как тогда Леха мог на нем поскользнуться? – Кудряшову становилось все скучнее и скучнее. – Он что, сзади, что ли забежал? Ну, ты подумай.
– Ты это специально сочинил, чтобы меня подловить и выставить дурой? – вскипела Инна.
– Да нет. Мне просто хотелось порадовать себя смешной историей. Но, к сожалению, в жизни со мной ничего комичного не случается. День прожил – и хорошо. Завтра будет точно такой же. И через неделю, и через год. И так уже много лет.
– Не, лучше застрелиться, чем так жить! Это ж скука смертная. Не, рыжий, надо развлекаться как-то, в кино ходить, в кафешку, в торговые центры… А ты один киснешь.
– А я привык быть один. Мне это даже нравится.
– Не, – безапелляционно заключила Инна. – Что угодно, только не одиночество.
Олег понятия не имел, за какую ниточку теперь тянуть. Как-то разом они все оборвались. Составлять списки личных контактов всех сотрудников «Девиантных» и искать пересечения с людьми из списков? Но на это может полжизни уйти. Узнать что-то про тех работников из других офисов, кто с 18.30 до 19.15 вошел в здание? Но их больше пятидесяти человек.
Олег представил, как человек с неразличимыми пока чертами на цыпочках подходит к чьему-то пальто и вынимает из кармана электронный пропуск. Или роется в чьей-то сумке, методично обшаривает отделения портмоне. Возможно и такое: владелец пропуска передает ему карточку добровольно, будучи, например, в курсе намерений приятеля. Так или иначе, ясно одно: они где-то пересекаются до часа икс. Где-то вне здания.
К примеру, Анжелика Серафимовна в свои 18.02 выходит с работы, заходит в колбасную лавку напротив, чтобы прикупить к ужину «Докторской» и видит в очереди… кого? Олег пробежался глазами по списку, который получил от охранника. Ну вот, допустим, некую Марьянову из фирмы «Мягкое место». У них на первом этаже магазин – там они диванами торгуют, а на третьем – офис. Допустим, Крикуненко и Марьянова знакомы, и работница «Мягкого места» радостно приветствует Анжелику Серафимовну, предлагая ей встать в очередь сразу за ней. Конечно, те, кто стоит сзади, недовольны, но Крикуненко-то какое дело? Она протискивается к Марьяновой, очередь сзади напирает, в лавке вообще теснота… Тут Крикуненко якобы толкают, она будто бы теряет расновесие и, пытаясь удержаться, хватается за Марьянову. Та хватается за нее. Пара секунд вынужденных объятий, и пропуск из кармана пальто Марьяновой перекочевывает в карман Крикуненко. И вот, пожалуйста, в 18.32 Анжелика Серафимовна, пользуясь пропуском Марьяновой, возвращается в здание.
Но в редакции еще остаюсь я и Марина-верстальщица. Крикуненко отслеживает, когда я покину офис, потом выманивает Марину в буфет, садится за компьютер…. А вот тут нестыковка! Анжелика Серафимовна так и не утрудилась его освоить, до сих пор катает тексты от руки и носит Гале в набор.
А, может, это Корикова? Алина ушла с работы в 17.50 и якобы попылила на встречу к «Десяточке». На самом-то деле она могла никуда не ездить, а зайти в соседнюю кафешку. И вот ест она свое мороженое и вдруг видит, что в зал заходит … ну, кто, например? Олег опять пробежался по списку. Да вот хотя бы Сверчков из фирмы «Сириус». Это, кажется, на седьмом этаже, торгуют оптом стройматериалами. Этот Сверчков с коллегами запросто могли зайти остограммиться после работы. Они вешают свои куртки как раз на ту вешалку, где висит куртка Алины. Лучшего и придумать нельзя! Высвобождая свою одежду из-под навешанных на нее курток, Корикова легко и непринужденно обшаривает карманы. И вот пропуск Сверчкова у нее в руках. Гениально, Олег Викторович!