Страница:
- Почему вас все время охраняют? - спросила она его однажды, когда они ехали по залитой солнцем равнине. Оглянувшись через плечо, она указала на двух всадников, которые следовали за ними на некотором расстоянии, ненавязчивые, словно тени, закутанные в черное. Они никогда не заговаривали, даже если Элиан обращалась к ним. Она никогда не видела их лиц: они всегда были скрыты, блестели только желтые соколиные глаза, которые все видели и в которых невозможно было прочитать, о чем думают их хозяева. - Они сопровождают вас даже в гарем? На какое-то мгновение ей показалось, что Илариос не станет ей отвечать. Он даже не взглянул на свою двойную тень, занятый распутыванием гривы жеребца. Наконец он произнес: - Моя охрана - это часть меня. Это необходимо. - Но кто может осмелиться поднять на вас руку? Илариос взглянул на нее в изумлении и чуть не рассмеялся. - А почему бы, моя госпожа, кому-нибудь и не попытаться? Ведь я наследник Золотого Трона. Элиан нахмурилась. - Никто не станет пытаться убить Мирейна не на поле брани. Или Хала, или отца. - Однако однажды на Солнцерожденного уже покушались. - Очень давно. Люди усвоили этот урок. Король есть король. - Этот король - маг, вот в чем дело, моя госпожа. В Асаниане мы ограничиваемся нашими бедными умами и верностью наших охранников. - Отец говорит, что ваш двор приходит в упадок. Смерть стала игрой. Чем тоньше яд, тем выше цена. Убить легче, чем сорвать цветок, и жизнь одного человека - это такая же ставка, как и прочие другие, и ее отнимают, если игра того требует. - Все совсем не так просто, - сказал Илариос. - Что касается меня, я должен жить, иначе вся моя игра будет превращена в ничто. - Значит, вы пешка? Его глаза сверкнули, но он улыбнулся. - Мне нравится думать, что я имею некую власть в игре. И в конце концов я буду императором. - Как грустно жить с такими мыслями, - задумчиво сказала Элиан. - И эти бедные женщины. Быть запертыми, как коровы, там, где мужчины не могут видеть их, быть спрятанными, заточенными, не имея возможности даже прогуляться под открытым небом. Наверное, они с ума сходят от скуки. - Не более чем их мужья. Сам император, словно содержанка, ведет весьма скромный образ жизни - ради собственной безопасности и ради священности его покоев. Он обязан никогда не покидать дворец. Он никогда не должен ступать на общий пол. Ему нельзя разговаривать, потому что его голос священен. - Что? Он не разговаривает даже с императрицей? - Возможно, - признал Илариос, - с ней он имеет право говорить. И она может видеть его лицо. А вот его народу это не разрешается. Они всегда видят его сидящим на троне, закутанным в мантию, в золотой маске, потому что он подобен богу. - Это ужасно, - сказала Элиан. - Нет, - возразил он, - это только выглядит ужасным. Тело императора должно быть скрыто, оно священно, оно принадлежит богам. И тем не менее он правит, и в этом он свободен. Нет человека свободнее его. - Мой отец правит без маски и без цепей. Мирейн - это само олицетворение короля, а его трон - седло Бешеного. - Ваш отец правит из Хан-Гилена, он не совершает поездок на север. Держу пари, что не совершает. А Солнцерожденный - первый в своем роде, это король-варвар, солдат и завоеватель. И бремя, которое представляет собой империя, уже пало на его плечи. - Как странно вы выглядите, - сказала Элиан, - когда рассуждаете об империях. Словно это ужасает вас и вместе с тем вы получаете от этого удовольствие. Когда наступит время, вы с радостью наденете маску. - Для этого я и был рожден. - Принц взглянул на нее. - Вы похожи на меня. Вы норовите вырваться из клетки, которую ваш род построил для вас, но, убегая, вы попадаете в другой плен, сбежать из которого будет намного труднее. Вы можете понять образ мыслей Золотого Императора. Элиан прикоснулась к нему, потому что хотела сделать это, потому что не могла удержаться. Она почувствовала дрожь под своей рукой, но принц не отстранился. - Я не преступила закон? - спросила она. - Вам я разрешаю, - сказал он, слегка задыхаясь, и внезапно ослепительно улыбнулся. - Можете дотрагиваться до меня когда захочется. Это было большой дерзостью и вольностью со стороны высокого принца Асаниана. - Я вас развращаю, - улыбнулась Элиан. - Смотрите, ваши тени забеспокоились. Что они скажут вашему отцу? - Что я превратился в варвара. Он засмеялся и ответил прикосновением на прикосновение: слегка провел пальцами по ее щеке к подбо родку, следуя линии шрамов. Это было похоже на ледяной огонь, быстрый и пугающий. Он пробежал по ней и мгновенно исчез. Элиан хотела поймать его руку, но золотой жеребец принца отпрянул в нетерпении, и очарование момента рассеялось. Она не пыталась возродить его. И так было безумием начинать все это. Больше подобного не повторялось. Она сказала себе, что этого никогда и не было, и заставила себя не жалеть о случившемся. Достаточно было присутствия Илариоса, его красоты и его золотого голоса. Большего ей и не требовалось. Ранним серым утром, когда в воздухе уже явственно чувствовалось приближение зимы, Элиан бродила по крепости. Она намеревалась отправиться в горы, но затянувшийся дождь заставил даже Бешеного забиться поглубже в конюшню. Мирейн заперся с Халенаном, Вадином и капитанами. Она не знала, как ей распорядиться своей свободой, бесцельно блуждая по коридорам, и тут услышала свое имя. Элиан напрягла слух и остановилась. Судя по говору, беседовали янонцы, люди из королевской свиты, игравшие в кости в караульном помещении. - Элиан? - задумчиво проговорил один, громыхая костями в кружке и не спеша их выбрасывать. - Красивая девчонка. - Откуда ты знаешь? - спросил его товарищ. - Она ничего такого не показывала, что выдавало бы в ней женщину. - Конечно, показывала. Просто надо иметь наметанный глаз. - У меня острый глаз. И все, что я видел, - это сплошные углы. Если тебе нравятся мальчики, так почему бы тебе не завести себе такого же и не заняться им? - Но она не мальчик, - заявил первый мужчина. - Если одеть ее как положено, немного подкрасить и повесить побрякушки, то ты получишь нечто заслуживающее внимания. - Ни за какие деньги. Мне нравятся пухленькие и приятные на вкус. И не с таким острым язычком. Говорят, она умеет ругаться как солдат. - Несмотря на все это, королю она нравится. Да и многим другим тоже. Ребята в лагере спорили, как долго это будет продолжаться. Я поставил серебряный на то, что еще до конца года он женится на ней. - Тогда ты потерял свои деньги. Она высокородная, говорят, сестра этого генерала с юга, который носит бороду как истинный мужчина. И в постели, видимо, хороша, раз король так долго держит ее и ничего не меняет. Но он не сделает ее королевой. Не сможет. В Яноне есть такой закон, не забывай: шлюха не может сидеть на троне. - Солдат харкнул и сплюнул. - Вот. Ну как, будешь кидать кости или решил высиживать их?
Элиан отступила прочь. Ноги ее ослабели и подкашивались, и она ничего не видела вокруг. Она прошла мимо Илариоса, не узнав его. Когда принц Окликнул ее, она остановилась, потеряв волю к передвижению. - Госпожа, - сказал он, и Элиан почувствовала вкус его тревоги, соленый как слезы. - Госпожа, вы заболели? - Нет, - ответила она, - нет, все в порядке. Его рука чрезвычайно осмелела и обвила плечи Элиан. Она позволила ему увести себя, ей было безразлично куда. Так Элиан оказалась в его комнате, которую он выбрал для себя в главной башне. Для охранников помещения здесь не было, и волей-неволей им пришлось остаться за дверями. В комнате пахло цветами. Элиан увидела венок из шиповника, последнего шиповника этого лета, золотого и огненно-красного; поправляя поникшие головки, она исколола все пальцы, но пьянящий аромат стоил этой боли. Однако легче ей не стало. Илариос усадил ее на подушки и дал кубок, наполненный желтым асанианским вином. - Пейте, - велел он. Элиан подчинилась, почти не сознавая, что делает. Вино, на ее вкус, было острым, почти кислым, но крепким. Оно одновременно вскружило ей голову и привело в равновесие. Глаза ее прояснились: она глубоко вздохнула и произнесла уже спокойно и легко: - Наконец-то это случилось. Один человек высказал общее мнение. Моя репутация погибла, мой господин. Разве это не забавно? - Кто посмел? Скажите мне! Его настойчивость заставила ее посмотреть на него. Глаза принца горели. В них пылала ненависть к тому, кто осмелился причинить ей боль. В них отражалась вся его любовь к ней. Элиан уставилась на него, оцепенев от потрясения. Значит, это было так важно для него. То, что она может узнать правду. - Уезжать отсюда бесполезно, - сказала она. - Это я усвоила. Мир это круг, всегда приходишь к тому, с чего начал. Я примкнула к Мирейну, чтобы сбежать из Хан-Гилена, а теперь он готовится отправиться туда. Мне предстоит встретиться с матерью, которая узнает о том, что я совершила на самом деле, и о том, в чем меня подозревают эти сплетники. И хуже всего, что я вовсе не испытала тех удовольствий, о которых болтают. Вряд ли Мирейн вообще заметил, что я женщина. Илариос ничего не сказал. Элиан рассмеялась, как ей показалось, не слишком грустно, хотя он и поморщился. - По правде говоря, я и не желала этого. Он принял меня. Он позволил мне стать тем, кем я хотела. Трагедия заключается в том, что его армия - это часть его. И его армия знает, кто я такая. Я предала сама себя, понимаете? А ведь я была очень осторожна, очень замкнута и так славно замаскировалась. Даже облегчалась я только там, где меня никто не мог видеть, хотя тут и нечем хвастать. Походные уборные слишком отвратительны даже для мужчин. Самым тягостным было видеть, как люди купаются, и притворяться, что у тебя есть дела; особенно на марше, когда мучает жара, пыль и мухи. Таз с водой - весьма жалкая замена прохладной реки, в которой сам король плещется, словно мальчишка-подросток. - Завтра, - осторожно сказал Илариос, - если погода переменится, вы могли бы пойти к реке, к какой-нибудь заводи. - Зачем? - спросила она из чувства противоречия. Он не шутил, в его глазах не было ни веселья, ни утешения: они были широко распахнуты и светились золотом. - Понимаю, - произнес он. - Там не будет короля. Элиан уставилась на него, почти кипя от гнева. Почти. Неужели это сказал он, кто так хорошо знает ее? Его волосы были такие же непокорные, как у Мирейна, и такие же густые, только, согласно обычаям королевского двора Асаниана, они свободно падали на плечи, придерживаемые кольцом на лбу. Элиан провела по ним рукой. Волосы были мягкие как шелк. - Золото должно быть холодным, - проговорила она. - А огонь должен обжигать, - сказал Илариос и протянул к ней руку, легко и нежно, словно боясь причинить боль. Они стояли очень близко друг к другу, и Элиан ощущала живое тепло его тела, вдыхала его запах, слабый, но различимый. Мускус, седельная кожа и шиповник. Их губы соприкоснулись. Он был очень красивый и очень сильный, а его поцелуй оказался очень нежным. Теплым и согревающим. С пряным вкусом. Илариос отстранился. Его глаза потемнели и стали янтарными. - Госпожа, - сказал он очень тихо. - Госпожа, вы мастерица разбивать сердца. Элиан взглянула на него, не понимая и не желая понимать. Он улыбнулся, будто скрывая боль. - Потому что на одного мужчину, дурно отзывающегося о вас, найдется тысяча, готовых умереть за вас. Запомните это. Он низко поклонился, так низко, как только ему позволял его королевский сан, и вышел, оставив ее в одиночестве. Когда даже Илариос стал избегать ее, Элиан подумала, что у нее ничего не осталось. Но беда никогда не приходит одна. Вечером Мирейн вызвал ее к себе, чего никогда не случалось прежде, поскольку она и так была всегда рядом с ним. Он находился в комнате, которая служила ему рабочим кабинетом. Писари ушли. Жаровня пылала, сражаясь с холодным воздухом. На столе перед Мирейном были разложены свитки и дощечки, на некоторых стояла его солнечная печать, на некоторых - нет. В одеянии жреца, с пером в руке, он был похож на мальчика, который учил ее буквам. Но сейчас он слегка хмурился, и взгляд его был холодным, почти ледяным. Элиан остановилась перед ним по другую сторону стола. Сама того не сознавая, она сосредоточилась. Что же за грех она совершила, если он так смотрит на нее? Все ее обязанности были выполнены, и выполнены на совесть. Она не сделала ничего такого, на что можно было бы пожаловаться. Мирейн отвел от нее взгляд, но выражение его глаз не смягчилось. - Через три дня, - сказал он, - мы отправляемся в поход, в Хан-Гилен. Он будет долгим, потому что я намерен превратить его в королевское путешествие. Я не жду, что мы попадем в город задолго до наступления зимы. Ком встал у нее в горле. Ей пришлось проглотить его, чтобы дать волю голосу. - Поскольку мы будем двигаться в южном направлении, погода станет мягче. Нам нет нужды торопиться. - Может быть, и так. Мирейн вертел в руках перо. Руки у него были небольшие, но пальцы обладали гибкостью и изяществом. На одном из них было надето кольцо: рубиновые вставки в плетеной золотой оправе сверкали, как огненные искры, когда на них попадал свет. Почти околдованная, Элиан ждала, Его мягкий голос убаюкивал ее, но слова заставили очнуться. - Поскольку нам предстоит долгий путь, а конечной его целью будет ХанГилен, я долго размышлял над тем, какое место тебе надлежит занять. Теперь моим людям известно, кто ты такая. Они хорошо приняли эту новость, все обошлось без недостойного скандала, потому что ты наилучшим образом проявила себя со всех сторон и была доблестна в бою. Тем не менее разговоры все-таки пошли, и, пока мы будем продвигаться по Ста Царствам, они не утихнут. Ради твоей безопасности и ради всей твоей семьи я попросил твоего брата перевести тебя в его палатку. - А как же моя присяга? - спокойно спросила Элиан, Это прозвучало холодно и твердо, но недостаточно громко. - Я освобождаю тебя от нее, - ответил король. - Ты хорошо служила мне. Более чем хорошо. За это я посвящаю тебя в рыцари в моей новой империи. Ее губы сморщились. - Так. Не слишком-то удобно для вашего величества держать оруженосца, о котором всем людям известно, что он - это она, да к тому же принцесса из Хан-Гилена. Это просто аполитично. И без сомнения, не годится, чтобы об этом услышала ваша избранница. Лучше и проще всего будет избавиться от меня с помощью богатого подкупа, чтобы я утихомирилась. К несчастью, мой господин император, меня невозможно купить. Мирейн поднялся. Даже разозлившись, она страшилась его гнева, но он был непроницаем. - Я думал о твоей чести, о твоем добром имени. Мое меня не беспокоит: я мужчина, а для мужчины это не имеет значения. Но так уж устроен наш мир, что твои честь и достоинство подвергаются великой опасности. А я этого не желаю. Халенан очень хочет разделить с тобой свое жилище, и он обещал не обременять тебя и никоим образом не ограничивать твоей свободы. Он даже согласен на то, чтобы ты оставалась в обличье мальчика. Ты ничего не потеряешь от этой перемены, а получишь больше. Рыцарь моей свиты свободен в выборе и в действиях. Элиан не обратила внимания на его безупречную логику. Суть его высказывания - вот что разжигало в ней злость. - Подкуп. Вы избавляете ваше величество от проблемы, порочащей вашу репутацию, от непристойных шуточек, которые можно услышать в каждой таверне. <В чем состоит экономия императора? В умении найти оруженосца, способного служить ему ночью так же усердно, как и днем. А что это за оруженосец? Это оруженосец, который к тому же еще и женщина>. - Никто не говорит подобных вещей, - сказал Мирейн низким глухим голосом. - Никто не осмелится на это. - В вашем присутствии, ваше величество, конечно, нет. А еще я могу читать ваши мысли, хоть вы и защищаете их всей силой вашего отца. Я вообще не покидала Хан-Гилен, и все, что со мной требуется сделать, так это отправить в палатку моего брата, словно непослушного ребенка. - Что же ты предлагаешь? - Пусть все остается по-прежнему, - быстро ответила Элиан и взглянула ему в лицо. - Как ты сам сказал, твое доброе имя не имеет для тебя значения. Так вот, своим я займусь сама. Или ты боишься того, что тебе выскажет моя мать? - Я опасаюсь того, что она скажет тебе. Элиан чуть не ударила его. - Черт тебя возьми, я сама в состоянии о себе позаботиться! Что мне сделать, чтобы доказать это? Обзавестись телом мужчины, как я обзавелась мужской одеждой? Вопреки самоконтролю его губы дрогнули. - Я не хотел бы этого, моя госпожа. Вот только... слова могут очень глубоко ранить, гораздо глубже, чем мы думаем. И ты сильнее всего пострадаешь от них. Однажды ты пожелаешь стать действительно свободной и даже выйти замуж. И я не хочу, чтобы ты опасалась того, что ни один мужчина не захочет взять тебя в жены. - Этого я не боюсь! - отрезала она и добавила, потому что какой-то демон тянул ее за язык: - Зиад-Илариос женится на мне хоть сейчас, пусть даже мое имя и запятнано. Она хотела только отмести его доводы и вовсе не стремилась прорваться за все эти его стены с запертыми воротами и его королевским стягом, развевающимся над главной башней. - Очень хорошо, - сказал Мирейн. - Можешь оставаться в моем распоряжении. Но не жди, что я облегчу тебе жизнь, будет ли это касаться моих подчиненных или твоей семьи. Он возвратился на свое место и развернул свиток. Элиан была свободна. И она выиграла. Но победа не имела сладкого вкуса. Элиан почти желала, чтобы этой победы не было вовсе.
13
За день до того как Мирейн начал свое путешествие на юг, сильная дружина под командованием Вадина должна была направиться назад, к Янону, и дальше на север. Они должны были защищать племена у границ Асаниана и следить за тем, чтобы в Яноне все было спокойно. - К тому же у меня, - сказал Вадин, - есть жена, которая ненавидит спать в холодной постели. Элиан вышла, чтобы поразмышлять в одиночестве. В рядах кавалерии все было тихо и выглядело мирным в последних лучах заходящего солнца; сенели спокойно дремали или паслись, грумы и стража располагались на должном расстоянии. Элиан лежала на животе в густой высокой траве, жевала стебель и смотрела на Илхари. Ее вспугнули голоса. Не успев что-либо сообразить, она прильнула к земле, чтобы сделаться невидимой. Они почти наступили на нее, но были настолько заняты разговором, что не заметили этого, шагая нога в ногу и образуя единую тень, которая удлинялась за их спинами. Они остановились так близко, что при желании Элиан могла бы дотянуться рукой до их сапог, и стояли рядом, не касаясь друг друга, да им это и не было нужно. Вадин запустил руку в высокую траву, сорвал стебель, очистил колосок от зерен и пустил их по ветру. Мирейн повернул лицо к заходящему солнцу и нахмурился, глядя на него, но слова его были обращены к Вадину. Голос его стал резким от нетерпения. - Я не умею добиваться женщин. Вадин фыркнул. - Ты умеешь больше, чем кто-либо. Ты покорил целые королевства. - А, - ответил Мирейн, махнув рукой. - Королевства. С женщинами намного труднее. А эта... что бы я ни делал, она дает мне понять, что правильнее будет поступить наоборот. - Одному богу известно, что ты в ней находишь, - сказал Вадин. Мирейн пристально уставился на него, и Вадин усмехнулся. - Но я могу понять. Тебя привлекают трудности. Помнишь ту маленькую дикую кошку из Курриказа? Мирейн скорчил гримасу. - Мои шрамы ее помнят. - Он начал медленно двигаться по кругу. Она была просто развлечением. Все они были развлечением. - Все три, - пробормотал Вадин. -Четыре. - Мирейн повернулся к нему лицом. - Это правда, Вадин. Она единственная, кто может стать моей королевой и всегда ею была. Но я не чувствую с ее стороны никакого стремления. Все остальные сами набрасывались на меня либо их заставляли это делать их отцы, братья или сводники. - Но ты же не снисходил до того, чтобы брать что-либо, не привлекающее тебя. - Это проклятие всех прирожденных магов. Им недостаточно тела. Должны встретиться души, а так мало людей этого хотят. Однажды я уже пытался, - сказал Мирейн, - получить удовольствие как простой мужчина. Было ощущение, что меня искупали в грязи. Она вообще меня не видела. Только мое тело, и мой титул, и пользу, которую она могла бы извлечь из всего этого. - Однако теперь совсем другое дело, - сказал Вадин. - Я знаю! - вскричал Мирейн. - А та, обладать которой я так жажду и которая должна быть моей, она едва ли сознает, что я мужчина. - Но разве ты обращаешься с ней как с женщиной? Мирейн резко остановился. Вадин обнял его за плечи и слегка встряхнул. - Я видел, как ты ведешь себя с ней. Сурово и отстраненно, чопорно, словно жрец. Откуда же ей знать, что ты хочешь ее, если ты относишься к ней так, словно она твоя младшая сестра? - Но она... - Она - королевской крови и к тому же красавица, а ты так отчаянно хочешь ее, что плохо соображаешь. Дай волю чувствам и скажи ей все. Она не станет ждать тебя, Мирейн; по крайней мере пока не поймет, что ей есть чего ждать. - Но как я ей скажу? Она пуглива, как горная рысь. Сбежала от первого же человека, который попытался ухаживать за ней. - А он отправился вслед за ней и теперь опасно близок к тому, чтобы победить. Мирейн высвободился из рук Вадина. Его плечи были напряжены. Внезапно он невесело рассмеялся. - Вот он я, новый господин восточного мира, который мучается из-за несмышленой девчонки. Ребенка, которому ничего не известно о тайнах ее собственного сердца. - Не пора ли тебе просветить ее? - Я не могу, - признался Мирейн. - Можешь назвать это гордостью. Или глупостью. - Или трусостью, - сказал Вадин. Мирейн оскалил зубы. - И это тоже. Я не могу завоевать женщину так, как завоевываю города. - А почему бы и нет? Подумай об этом как об осаде. Тогда тебе не придется идти и просить руки и сердца. Ты сможешь действовать намеками. Установи свои осадные машины: одаривай ее самыми лучезарными улыбками, подари ей частичку самого себя, дай понять, что считаешь ее красивой. - Мирейн открыл рот, но Вадин не дал ему и слова вставить. - И это не больше, чем делает любой другой мужчина. Когда она немного растает, ты сможешь постучаться в ворота. Как он уже сделал, -добавил Вадин безжалостно. - Черт возьми, Вадин, - проворчал Мирейн, - я не помню, чтобы ты проявлял такую мудрость, когда сам был на моем месте. Разве не я побудил тебя ухаживать за ней? И разве не я отдал тебе королевский приказ, прежде чем ты на ней женился? - Да, - сказал Вадин.- Я выучил урок. Благодаря тебе, о мой брат. - Ах вот как, о мой брат? Так и закончи с этим сам. Завоюй ее для меня. - Не могу, - сказал Вадин. - Я должен удерживать для тебя север. - Лгун. Это свою жену ты должен удерживать. - Все они похожи, разве нет? Красивые, своевольные и не желающие играть вторую роль при своем господине. Давай же, брат. Завоевывай свою даму. Без моего вмешательства тебе будет даже легче. - Она любит тебя больше, чем она думает. - Ха, - сказал Вадин. - Ладно, хватит болтать. Начинай свои ухаживания, прежде чем она сбежит с его королевским величеством Асаниана. Мирейн помедлил, а затем внезапно усмехнулся и нацелился, чтобы ударить Вадина, но его удар поразил лишь воздух. Мирейн засмеялся и пошел почти вприпрыжку, словно мальчишка, которым он до сих пор и оставался. Вадин задержался, шевеля ногой траву. Пальцы Элиан судорожно сжались. Она нс желала ничего понимать. Она не осмеливалась. То, что Мирейн... мог... хотел... Это был кто-то другой. Он сказал это. Разве? Просто глупо воображать, что любой разговор касается тебя. И он никогда... Он сказал... Она с трудом поднялась на ноги, не замечая Вадина. На миг он застыл от изумления. В следующий момент его кинжал оказался у горла Элиан. Она встретилась глазами с его горящим взглядом. - Вы говорили обо мне, - сказала она. Клинок опустился, его острие замерло. Вадин расслабился, мускул за мускулом, и вдруг рассмеялся. Элиан ждала. Наконец он перестал смеяться и поднял брови. - Ты нас слышала? - Каждое слово. - Господи! - Вадин почти испугался. Его лицо исказилось усмешкой: - Значит, я победил. Ты все знаешь. И что ты теперь будешь делать? Сбежишь? - Куда же мне бежать? - В Асаниан. Элиан закрыла глаза. Она все еще ничего не чувствовала. Или чувствовала слишком много. - Я приехала сюда, - сказала она, - потому что обещала. И я... - Ты приехала ради обещания или из-за Мирейна? Ее глаза внезапно сверкнули. - Я обещала! Я... - Она запнулась. - Если бы Мирейн не был Мирейном, я никогда бы не поклялась. - Хорошо сказано, - протянул Вадин. Он развалился во весь свой рост на траве у ее ног. Поскольку штанов под килтом у него не было, Элиан пришлось отвести глаза. Вадин оперся на локоть и взглянул на нее из-под нахмуренных бровей. - Садись, - сказал он. Она неохотно села. То, что он явно забавлялся, ранило ее не слабее, чем клинок. - Ты не глупа, - сказал он, - хотя и притворяешься такой. Тебе известно, что ты можешь сделать с мужчиной, просто оставаясь самой собой. Это захватывает, правда? Это потрясающая игра. Поставить на уши весь ХанГилен, втирать очки целой армии Солнцерожденного, сделать соперниками двух влюбленных императоров. Разжечь аппетит асанианца долгой и опасной погоней за армией Солнцерожденного; довести Солнцерожденного до безумия, падая в объятия асанианца. Если ты будешь играть в свою игру достаточно умно, тебе удастся держать этих двоих в равновесии до тех пор, пока звезды не упадут с неба. Или пока один из них не потеряет терпение и не потребует внести ясность. И что тогда, принцесса? Чье сердце ты разобьешь? Или, может быть, оба? - Я думаю, - сказала Элиан, холодно взвешивая каждое слово, - что я тебя ненавижу. - Ты ненавидишь правду. - Но это вовсе не правда! - Она вскочила на ноги, дрожа и задыхаясь. У меня и в мыслях ничего Подобного не было. С самого раннего детства, сколько я могу себя. вспомнить, я всегда знала, чего хочу. Мирейна. Он принадлежал мне. Никто больше не мог владеть им. А потом... потом он уехал. Отец старался удержать его, пока он не вырастет и сам сможет руководить армией, чтобы завоевать Янон. Сколько мог, он повиновался, но при этом страдал; в нем горел огонь его отца, и время бежало быстрее. Однажды весенней ночью, когда он уже завоевал свое ожерелье, но еще не отпраздновал пятнадцатилетие, он воспользовался магией и ускользнул, Но я знала.
Элиан отступила прочь. Ноги ее ослабели и подкашивались, и она ничего не видела вокруг. Она прошла мимо Илариоса, не узнав его. Когда принц Окликнул ее, она остановилась, потеряв волю к передвижению. - Госпожа, - сказал он, и Элиан почувствовала вкус его тревоги, соленый как слезы. - Госпожа, вы заболели? - Нет, - ответила она, - нет, все в порядке. Его рука чрезвычайно осмелела и обвила плечи Элиан. Она позволила ему увести себя, ей было безразлично куда. Так Элиан оказалась в его комнате, которую он выбрал для себя в главной башне. Для охранников помещения здесь не было, и волей-неволей им пришлось остаться за дверями. В комнате пахло цветами. Элиан увидела венок из шиповника, последнего шиповника этого лета, золотого и огненно-красного; поправляя поникшие головки, она исколола все пальцы, но пьянящий аромат стоил этой боли. Однако легче ей не стало. Илариос усадил ее на подушки и дал кубок, наполненный желтым асанианским вином. - Пейте, - велел он. Элиан подчинилась, почти не сознавая, что делает. Вино, на ее вкус, было острым, почти кислым, но крепким. Оно одновременно вскружило ей голову и привело в равновесие. Глаза ее прояснились: она глубоко вздохнула и произнесла уже спокойно и легко: - Наконец-то это случилось. Один человек высказал общее мнение. Моя репутация погибла, мой господин. Разве это не забавно? - Кто посмел? Скажите мне! Его настойчивость заставила ее посмотреть на него. Глаза принца горели. В них пылала ненависть к тому, кто осмелился причинить ей боль. В них отражалась вся его любовь к ней. Элиан уставилась на него, оцепенев от потрясения. Значит, это было так важно для него. То, что она может узнать правду. - Уезжать отсюда бесполезно, - сказала она. - Это я усвоила. Мир это круг, всегда приходишь к тому, с чего начал. Я примкнула к Мирейну, чтобы сбежать из Хан-Гилена, а теперь он готовится отправиться туда. Мне предстоит встретиться с матерью, которая узнает о том, что я совершила на самом деле, и о том, в чем меня подозревают эти сплетники. И хуже всего, что я вовсе не испытала тех удовольствий, о которых болтают. Вряд ли Мирейн вообще заметил, что я женщина. Илариос ничего не сказал. Элиан рассмеялась, как ей показалось, не слишком грустно, хотя он и поморщился. - По правде говоря, я и не желала этого. Он принял меня. Он позволил мне стать тем, кем я хотела. Трагедия заключается в том, что его армия - это часть его. И его армия знает, кто я такая. Я предала сама себя, понимаете? А ведь я была очень осторожна, очень замкнута и так славно замаскировалась. Даже облегчалась я только там, где меня никто не мог видеть, хотя тут и нечем хвастать. Походные уборные слишком отвратительны даже для мужчин. Самым тягостным было видеть, как люди купаются, и притворяться, что у тебя есть дела; особенно на марше, когда мучает жара, пыль и мухи. Таз с водой - весьма жалкая замена прохладной реки, в которой сам король плещется, словно мальчишка-подросток. - Завтра, - осторожно сказал Илариос, - если погода переменится, вы могли бы пойти к реке, к какой-нибудь заводи. - Зачем? - спросила она из чувства противоречия. Он не шутил, в его глазах не было ни веселья, ни утешения: они были широко распахнуты и светились золотом. - Понимаю, - произнес он. - Там не будет короля. Элиан уставилась на него, почти кипя от гнева. Почти. Неужели это сказал он, кто так хорошо знает ее? Его волосы были такие же непокорные, как у Мирейна, и такие же густые, только, согласно обычаям королевского двора Асаниана, они свободно падали на плечи, придерживаемые кольцом на лбу. Элиан провела по ним рукой. Волосы были мягкие как шелк. - Золото должно быть холодным, - проговорила она. - А огонь должен обжигать, - сказал Илариос и протянул к ней руку, легко и нежно, словно боясь причинить боль. Они стояли очень близко друг к другу, и Элиан ощущала живое тепло его тела, вдыхала его запах, слабый, но различимый. Мускус, седельная кожа и шиповник. Их губы соприкоснулись. Он был очень красивый и очень сильный, а его поцелуй оказался очень нежным. Теплым и согревающим. С пряным вкусом. Илариос отстранился. Его глаза потемнели и стали янтарными. - Госпожа, - сказал он очень тихо. - Госпожа, вы мастерица разбивать сердца. Элиан взглянула на него, не понимая и не желая понимать. Он улыбнулся, будто скрывая боль. - Потому что на одного мужчину, дурно отзывающегося о вас, найдется тысяча, готовых умереть за вас. Запомните это. Он низко поклонился, так низко, как только ему позволял его королевский сан, и вышел, оставив ее в одиночестве. Когда даже Илариос стал избегать ее, Элиан подумала, что у нее ничего не осталось. Но беда никогда не приходит одна. Вечером Мирейн вызвал ее к себе, чего никогда не случалось прежде, поскольку она и так была всегда рядом с ним. Он находился в комнате, которая служила ему рабочим кабинетом. Писари ушли. Жаровня пылала, сражаясь с холодным воздухом. На столе перед Мирейном были разложены свитки и дощечки, на некоторых стояла его солнечная печать, на некоторых - нет. В одеянии жреца, с пером в руке, он был похож на мальчика, который учил ее буквам. Но сейчас он слегка хмурился, и взгляд его был холодным, почти ледяным. Элиан остановилась перед ним по другую сторону стола. Сама того не сознавая, она сосредоточилась. Что же за грех она совершила, если он так смотрит на нее? Все ее обязанности были выполнены, и выполнены на совесть. Она не сделала ничего такого, на что можно было бы пожаловаться. Мирейн отвел от нее взгляд, но выражение его глаз не смягчилось. - Через три дня, - сказал он, - мы отправляемся в поход, в Хан-Гилен. Он будет долгим, потому что я намерен превратить его в королевское путешествие. Я не жду, что мы попадем в город задолго до наступления зимы. Ком встал у нее в горле. Ей пришлось проглотить его, чтобы дать волю голосу. - Поскольку мы будем двигаться в южном направлении, погода станет мягче. Нам нет нужды торопиться. - Может быть, и так. Мирейн вертел в руках перо. Руки у него были небольшие, но пальцы обладали гибкостью и изяществом. На одном из них было надето кольцо: рубиновые вставки в плетеной золотой оправе сверкали, как огненные искры, когда на них попадал свет. Почти околдованная, Элиан ждала, Его мягкий голос убаюкивал ее, но слова заставили очнуться. - Поскольку нам предстоит долгий путь, а конечной его целью будет ХанГилен, я долго размышлял над тем, какое место тебе надлежит занять. Теперь моим людям известно, кто ты такая. Они хорошо приняли эту новость, все обошлось без недостойного скандала, потому что ты наилучшим образом проявила себя со всех сторон и была доблестна в бою. Тем не менее разговоры все-таки пошли, и, пока мы будем продвигаться по Ста Царствам, они не утихнут. Ради твоей безопасности и ради всей твоей семьи я попросил твоего брата перевести тебя в его палатку. - А как же моя присяга? - спокойно спросила Элиан, Это прозвучало холодно и твердо, но недостаточно громко. - Я освобождаю тебя от нее, - ответил король. - Ты хорошо служила мне. Более чем хорошо. За это я посвящаю тебя в рыцари в моей новой империи. Ее губы сморщились. - Так. Не слишком-то удобно для вашего величества держать оруженосца, о котором всем людям известно, что он - это она, да к тому же принцесса из Хан-Гилена. Это просто аполитично. И без сомнения, не годится, чтобы об этом услышала ваша избранница. Лучше и проще всего будет избавиться от меня с помощью богатого подкупа, чтобы я утихомирилась. К несчастью, мой господин император, меня невозможно купить. Мирейн поднялся. Даже разозлившись, она страшилась его гнева, но он был непроницаем. - Я думал о твоей чести, о твоем добром имени. Мое меня не беспокоит: я мужчина, а для мужчины это не имеет значения. Но так уж устроен наш мир, что твои честь и достоинство подвергаются великой опасности. А я этого не желаю. Халенан очень хочет разделить с тобой свое жилище, и он обещал не обременять тебя и никоим образом не ограничивать твоей свободы. Он даже согласен на то, чтобы ты оставалась в обличье мальчика. Ты ничего не потеряешь от этой перемены, а получишь больше. Рыцарь моей свиты свободен в выборе и в действиях. Элиан не обратила внимания на его безупречную логику. Суть его высказывания - вот что разжигало в ней злость. - Подкуп. Вы избавляете ваше величество от проблемы, порочащей вашу репутацию, от непристойных шуточек, которые можно услышать в каждой таверне. <В чем состоит экономия императора? В умении найти оруженосца, способного служить ему ночью так же усердно, как и днем. А что это за оруженосец? Это оруженосец, который к тому же еще и женщина>. - Никто не говорит подобных вещей, - сказал Мирейн низким глухим голосом. - Никто не осмелится на это. - В вашем присутствии, ваше величество, конечно, нет. А еще я могу читать ваши мысли, хоть вы и защищаете их всей силой вашего отца. Я вообще не покидала Хан-Гилен, и все, что со мной требуется сделать, так это отправить в палатку моего брата, словно непослушного ребенка. - Что же ты предлагаешь? - Пусть все остается по-прежнему, - быстро ответила Элиан и взглянула ему в лицо. - Как ты сам сказал, твое доброе имя не имеет для тебя значения. Так вот, своим я займусь сама. Или ты боишься того, что тебе выскажет моя мать? - Я опасаюсь того, что она скажет тебе. Элиан чуть не ударила его. - Черт тебя возьми, я сама в состоянии о себе позаботиться! Что мне сделать, чтобы доказать это? Обзавестись телом мужчины, как я обзавелась мужской одеждой? Вопреки самоконтролю его губы дрогнули. - Я не хотел бы этого, моя госпожа. Вот только... слова могут очень глубоко ранить, гораздо глубже, чем мы думаем. И ты сильнее всего пострадаешь от них. Однажды ты пожелаешь стать действительно свободной и даже выйти замуж. И я не хочу, чтобы ты опасалась того, что ни один мужчина не захочет взять тебя в жены. - Этого я не боюсь! - отрезала она и добавила, потому что какой-то демон тянул ее за язык: - Зиад-Илариос женится на мне хоть сейчас, пусть даже мое имя и запятнано. Она хотела только отмести его доводы и вовсе не стремилась прорваться за все эти его стены с запертыми воротами и его королевским стягом, развевающимся над главной башней. - Очень хорошо, - сказал Мирейн. - Можешь оставаться в моем распоряжении. Но не жди, что я облегчу тебе жизнь, будет ли это касаться моих подчиненных или твоей семьи. Он возвратился на свое место и развернул свиток. Элиан была свободна. И она выиграла. Но победа не имела сладкого вкуса. Элиан почти желала, чтобы этой победы не было вовсе.
13
За день до того как Мирейн начал свое путешествие на юг, сильная дружина под командованием Вадина должна была направиться назад, к Янону, и дальше на север. Они должны были защищать племена у границ Асаниана и следить за тем, чтобы в Яноне все было спокойно. - К тому же у меня, - сказал Вадин, - есть жена, которая ненавидит спать в холодной постели. Элиан вышла, чтобы поразмышлять в одиночестве. В рядах кавалерии все было тихо и выглядело мирным в последних лучах заходящего солнца; сенели спокойно дремали или паслись, грумы и стража располагались на должном расстоянии. Элиан лежала на животе в густой высокой траве, жевала стебель и смотрела на Илхари. Ее вспугнули голоса. Не успев что-либо сообразить, она прильнула к земле, чтобы сделаться невидимой. Они почти наступили на нее, но были настолько заняты разговором, что не заметили этого, шагая нога в ногу и образуя единую тень, которая удлинялась за их спинами. Они остановились так близко, что при желании Элиан могла бы дотянуться рукой до их сапог, и стояли рядом, не касаясь друг друга, да им это и не было нужно. Вадин запустил руку в высокую траву, сорвал стебель, очистил колосок от зерен и пустил их по ветру. Мирейн повернул лицо к заходящему солнцу и нахмурился, глядя на него, но слова его были обращены к Вадину. Голос его стал резким от нетерпения. - Я не умею добиваться женщин. Вадин фыркнул. - Ты умеешь больше, чем кто-либо. Ты покорил целые королевства. - А, - ответил Мирейн, махнув рукой. - Королевства. С женщинами намного труднее. А эта... что бы я ни делал, она дает мне понять, что правильнее будет поступить наоборот. - Одному богу известно, что ты в ней находишь, - сказал Вадин. Мирейн пристально уставился на него, и Вадин усмехнулся. - Но я могу понять. Тебя привлекают трудности. Помнишь ту маленькую дикую кошку из Курриказа? Мирейн скорчил гримасу. - Мои шрамы ее помнят. - Он начал медленно двигаться по кругу. Она была просто развлечением. Все они были развлечением. - Все три, - пробормотал Вадин. -Четыре. - Мирейн повернулся к нему лицом. - Это правда, Вадин. Она единственная, кто может стать моей королевой и всегда ею была. Но я не чувствую с ее стороны никакого стремления. Все остальные сами набрасывались на меня либо их заставляли это делать их отцы, братья или сводники. - Но ты же не снисходил до того, чтобы брать что-либо, не привлекающее тебя. - Это проклятие всех прирожденных магов. Им недостаточно тела. Должны встретиться души, а так мало людей этого хотят. Однажды я уже пытался, - сказал Мирейн, - получить удовольствие как простой мужчина. Было ощущение, что меня искупали в грязи. Она вообще меня не видела. Только мое тело, и мой титул, и пользу, которую она могла бы извлечь из всего этого. - Однако теперь совсем другое дело, - сказал Вадин. - Я знаю! - вскричал Мирейн. - А та, обладать которой я так жажду и которая должна быть моей, она едва ли сознает, что я мужчина. - Но разве ты обращаешься с ней как с женщиной? Мирейн резко остановился. Вадин обнял его за плечи и слегка встряхнул. - Я видел, как ты ведешь себя с ней. Сурово и отстраненно, чопорно, словно жрец. Откуда же ей знать, что ты хочешь ее, если ты относишься к ней так, словно она твоя младшая сестра? - Но она... - Она - королевской крови и к тому же красавица, а ты так отчаянно хочешь ее, что плохо соображаешь. Дай волю чувствам и скажи ей все. Она не станет ждать тебя, Мирейн; по крайней мере пока не поймет, что ей есть чего ждать. - Но как я ей скажу? Она пуглива, как горная рысь. Сбежала от первого же человека, который попытался ухаживать за ней. - А он отправился вслед за ней и теперь опасно близок к тому, чтобы победить. Мирейн высвободился из рук Вадина. Его плечи были напряжены. Внезапно он невесело рассмеялся. - Вот он я, новый господин восточного мира, который мучается из-за несмышленой девчонки. Ребенка, которому ничего не известно о тайнах ее собственного сердца. - Не пора ли тебе просветить ее? - Я не могу, - признался Мирейн. - Можешь назвать это гордостью. Или глупостью. - Или трусостью, - сказал Вадин. Мирейн оскалил зубы. - И это тоже. Я не могу завоевать женщину так, как завоевываю города. - А почему бы и нет? Подумай об этом как об осаде. Тогда тебе не придется идти и просить руки и сердца. Ты сможешь действовать намеками. Установи свои осадные машины: одаривай ее самыми лучезарными улыбками, подари ей частичку самого себя, дай понять, что считаешь ее красивой. - Мирейн открыл рот, но Вадин не дал ему и слова вставить. - И это не больше, чем делает любой другой мужчина. Когда она немного растает, ты сможешь постучаться в ворота. Как он уже сделал, -добавил Вадин безжалостно. - Черт возьми, Вадин, - проворчал Мирейн, - я не помню, чтобы ты проявлял такую мудрость, когда сам был на моем месте. Разве не я побудил тебя ухаживать за ней? И разве не я отдал тебе королевский приказ, прежде чем ты на ней женился? - Да, - сказал Вадин.- Я выучил урок. Благодаря тебе, о мой брат. - Ах вот как, о мой брат? Так и закончи с этим сам. Завоюй ее для меня. - Не могу, - сказал Вадин. - Я должен удерживать для тебя север. - Лгун. Это свою жену ты должен удерживать. - Все они похожи, разве нет? Красивые, своевольные и не желающие играть вторую роль при своем господине. Давай же, брат. Завоевывай свою даму. Без моего вмешательства тебе будет даже легче. - Она любит тебя больше, чем она думает. - Ха, - сказал Вадин. - Ладно, хватит болтать. Начинай свои ухаживания, прежде чем она сбежит с его королевским величеством Асаниана. Мирейн помедлил, а затем внезапно усмехнулся и нацелился, чтобы ударить Вадина, но его удар поразил лишь воздух. Мирейн засмеялся и пошел почти вприпрыжку, словно мальчишка, которым он до сих пор и оставался. Вадин задержался, шевеля ногой траву. Пальцы Элиан судорожно сжались. Она нс желала ничего понимать. Она не осмеливалась. То, что Мирейн... мог... хотел... Это был кто-то другой. Он сказал это. Разве? Просто глупо воображать, что любой разговор касается тебя. И он никогда... Он сказал... Она с трудом поднялась на ноги, не замечая Вадина. На миг он застыл от изумления. В следующий момент его кинжал оказался у горла Элиан. Она встретилась глазами с его горящим взглядом. - Вы говорили обо мне, - сказала она. Клинок опустился, его острие замерло. Вадин расслабился, мускул за мускулом, и вдруг рассмеялся. Элиан ждала. Наконец он перестал смеяться и поднял брови. - Ты нас слышала? - Каждое слово. - Господи! - Вадин почти испугался. Его лицо исказилось усмешкой: - Значит, я победил. Ты все знаешь. И что ты теперь будешь делать? Сбежишь? - Куда же мне бежать? - В Асаниан. Элиан закрыла глаза. Она все еще ничего не чувствовала. Или чувствовала слишком много. - Я приехала сюда, - сказала она, - потому что обещала. И я... - Ты приехала ради обещания или из-за Мирейна? Ее глаза внезапно сверкнули. - Я обещала! Я... - Она запнулась. - Если бы Мирейн не был Мирейном, я никогда бы не поклялась. - Хорошо сказано, - протянул Вадин. Он развалился во весь свой рост на траве у ее ног. Поскольку штанов под килтом у него не было, Элиан пришлось отвести глаза. Вадин оперся на локоть и взглянул на нее из-под нахмуренных бровей. - Садись, - сказал он. Она неохотно села. То, что он явно забавлялся, ранило ее не слабее, чем клинок. - Ты не глупа, - сказал он, - хотя и притворяешься такой. Тебе известно, что ты можешь сделать с мужчиной, просто оставаясь самой собой. Это захватывает, правда? Это потрясающая игра. Поставить на уши весь ХанГилен, втирать очки целой армии Солнцерожденного, сделать соперниками двух влюбленных императоров. Разжечь аппетит асанианца долгой и опасной погоней за армией Солнцерожденного; довести Солнцерожденного до безумия, падая в объятия асанианца. Если ты будешь играть в свою игру достаточно умно, тебе удастся держать этих двоих в равновесии до тех пор, пока звезды не упадут с неба. Или пока один из них не потеряет терпение и не потребует внести ясность. И что тогда, принцесса? Чье сердце ты разобьешь? Или, может быть, оба? - Я думаю, - сказала Элиан, холодно взвешивая каждое слово, - что я тебя ненавижу. - Ты ненавидишь правду. - Но это вовсе не правда! - Она вскочила на ноги, дрожа и задыхаясь. У меня и в мыслях ничего Подобного не было. С самого раннего детства, сколько я могу себя. вспомнить, я всегда знала, чего хочу. Мирейна. Он принадлежал мне. Никто больше не мог владеть им. А потом... потом он уехал. Отец старался удержать его, пока он не вырастет и сам сможет руководить армией, чтобы завоевать Янон. Сколько мог, он повиновался, но при этом страдал; в нем горел огонь его отца, и время бежало быстрее. Однажды весенней ночью, когда он уже завоевал свое ожерелье, но еще не отпраздновал пятнадцатилетие, он воспользовался магией и ускользнул, Но я знала.