Страница:
– Может, побудешь еще маленькой, а?
– А как же любовь-морковь, поцелуи? – спросила Юлька.
– О господи, еще и это! – испугался папа. – Давай поступательно, Юль, дай пережить отцу шок с переодеванием.
– Ладно! – рассмеялась она.
Раздался звонок в дверь, начали прибывать гости. На удивление, бабушки и дедушки весьма спокойно восприняли внучкино преображение во взрослую девицу, не в пример родителям заценили и даже похвалили не без гордости.
Юлька неслась к дверям на каждый звонок, надеясь увидеть Илью, и всякий раз не могла скрыть разочарование, когда оказывалось, что это не он. Мама пригласила всех за стол:
– Один гость запаздывает. Но мы его ждать не будем.
Произнесли первый тост, чокнулись шампанским, но Юлька мрачнела с каждой минутой. Да где же он?!
В дверь позвонили.
Громко отодвинув стул, Юлька вскочила и побежала в коридор. Она подождала пару секунд, перевела дыхание и неторопливо распахнула дверь.
С огромным букетом белых роз в одной руке и пакетом, из которого торчало горлышко шампанского, в другой на пороге стоял Илья и широко улыбался.
Увидев Юльку, Илья не смог ничего произнести, улыбка медленно сошла с его лица. Несколько мгновений он потрясенным взглядом рассматривал ее с головы до ног и обратно. Юлька же наслаждалась произведенным в полной, пожалуй, даже переполненной, мере эффектом. Наконец Илья спросил с сомнением:
– О господи, Рыжик, это ты?
– Это я, Ильюша! – рассмеялась Юлька и, ухватив его за руку, державшую букет, втащила Илью в прихожую. – А цветочки, я так полагаю, мне?
– Конечно, – не придя в себя от увиденного, ответил Илья. – Тебя не узнать! Совсем барышня и очень красивая!
– А поцеловать именинницу! – напомнила она и подставила щечку.
Илья быстро чмокнул ее и отстранился.
– Давай я цветочки поставлю, – сказала Юлька, вовсю кокетничая с ним.
– Ах да! Поздравляю тебя, Рыжик!
– Проходи скорее, уже все за столом, – играла Юлька новую роль.
И пошла по коридору, демонстрируя длинные ноги и голую спину. И шла она, как плыла, легкой пружинистой походкой.
Чтобы так продефилировать, Юлька тренировалась несколько дней. Она именно так все задумала! И то, как Илья, увидев ее, обалдеет от ее красоты и взрослости, и то, как она пойдет от него этой походочкой, демонстрируя свое неземное очарование! И платье, и туфли, прическа, макияж, даже колготы – все это было задумано ею именно и только для него. Чтобы он увидел и понял, что Юлька уже взрослая, а не сопливая девчонка и ее можно любить всерьез!
И сработало, сработало!
Входя в свою комнату, Юлька быстро глянула на Илью. Каким взглядом он ее провожал! Не тем, которого она ожидала, – влюбленным, восхищенным, – скорее наоборот, Илья смотрел как-то сурово, но ведь смотрел! Юлька быстро захлопнула дверь в комнату, скинула туфли и, прыгая от счастья, пропищала, зажав рот, чтобы не услышали:
– И-и-и!!!
Получилось, получилось!
– Ура! – сказала шепотом Юлька напоследок.
Быстро надев туфли, схватила вазу и пошла в кухню, поставить цветы.
Но, к великому сожалению и разочарованию Юльки, Илья пробыл совсем недолго. Где-то через час он извинился, объяснив, что у него сегодня еще какая-то работа, встал из-за стола. Юлька пошла его проводить. Ей сразу стало все неинтересно: платье, туфли и этот дурацкий день рождения.
Ну почему, почему он уходит? Она ведь так ждала!
– Ну почему ты уходишь? – спросила обиженно Юлька.
– Рыженький, у меня работа. Извини, пожалуйста, – ответил Илья, надевая плащ.
– Это несправедливо! – ныла Юлька. – Мы не виделись год, а ты пришел всего на час!
Илья достал из кармана пиджака маленькую бархатную коробочку и протянул ей.
– Поздравляю тебя, Юлечка, еще раз! Это очень важная дата – шестнадцать лет.
Он притянул ее к себе, обнял и поцеловал в макушку, как в детстве.
– Ты стала сногсшибательной девушкой! Помнишь, я обещал когда-то, что ты будешь красавицей? Вот ты ею и стала.
Он вздохнул, отодвинул от себя Юльку, посмотрел на нее внимательно, поцеловал в лоб и ушел.
А Юлька заплакала.
Она прошла к себе в комнату, скинула туфли, залезла с ногами на кровать и, вытирая слезы, открыла коробочку.
Там лежала тонкая золотая цепочка с кулончиком в виде сердечка из бирюзы, окаймленного золотым ободком. Очень нежное девичье украшение, бирюза была голубой, того же цвета, как ее глаза. Юлька перестала плакать, надела цепочку, погладила ладонью сердечко и решительно сказала себе:
– Он ведь не просто так мне его подарил? Значит, мы еще будем встречаться! И часто-часто!
Она вытерла слезы, встала с кровати, поправила макияж у зеркала, надела туфли и пошла к гостям праздновать дальше свое шестнадцатилетие и начало новой, взрослой жизни.
Юля поставила на стол пустую, остывшую чашку, погладила бирюзовое сердечко, которое никогда не снимала с того далекого дня рождения, и тихо произнесла, глядя в окно:
– И она не замедлила начаться первым самым большим, горьким разочарованием.
Ну, тогда-то ей казалось, что это катастрофа! Горе, конец всей жизни!
Через полгода после ее дня рождения Илья женился.
Когда папа за семейным ужином сообщил новость, Юлька замерла от ужаса.
– Как женится? – прохрипела она сразу севшим голосом. – Этого не может быть!
– Почему не может? – не понял папа. – Давно пора, ему уже тридцать один годок, сколько можно в холостяках ходить?
– Ну что ты, доченька? – спросила мама, погладив ее по руке. – Папа прав. Илье давно пора жениться. Что ты расстроилась, неужели твоя детская влюбленность не прошла?
– Это не детская влюбленность! – крикнула Юлька и, вскочив со стула, выбежала из кухни.
Два дня она была сама не своя: молча ходила по комнате из угла в угол, сосредоточенно о чем-то размышляя и отказываясь обсуждать с родителями свои переживания.
– Я сейчас не могу об этом говорить, мне надо подумать! – отвечала она на их попытки разговорить дочь.
Ничего она тогда не надумала, только чувствовала жгучую обиду и несправедливость. Как же так? А я? Как же я?
Юлька забросила домашние дела, не в состоянии отвлечься от своих переживаний, лишь часами рисовала картину за картиной, все больше в красных тонах.
В день бракосочетания Ильи, на которое, конечно же, пригласили Расковых, Юлька встала перед зеркалом и сказала, глядя на собственное отражение:
– Я справлюсь! И потом, у меня целых полтора года впереди, может, к тому времени он разведется!
В таком боевом настроении она отправилась с родителями в ЗАГС.
Невеста Ильи Юльке не понравилась, кто бы сомневался! Ее звали Лена, высокая, стройная, если честно, красивая… и беременная, что было заметно даже в подвенечном платье, скроенном так, чтобы скрыть данное обстоятельство.
Вот это Юльку доконало!
Когда она поняла, что у Ильи скоро появится ребенок и он совершенно окончательно и безнадежно женится, Юлька почувствовала такое горе! У нее что-то сжалось в груди и стало так больно, что она никак не могла вдохнуть. Юлька не помнила, как прошла регистрация брака, не помнила дорогу в ресторан, где отмечалось торжество. Сквозь пелену навернувшихся слез она вообще ничего не видела, занятая только тем, чтобы не разрыдаться.
Вот уж дудки! Ей не одиннадцать лет, и плакать она не будет!
Она не подошла к молодоженам, чтобы поздравить, наоборот, старалась держаться как можно дальше и вообще не смотреть в их сторону. Потом Юлька отвела в сторону папу и попросила денег на такси, чтобы уехать домой.
Он перепугался не на шутку, увидев выражение ее лица.
– Юлечка, ты заболела, тебе плохо?
– Плохо, – призналась она.
– Тогда мы сейчас все вместе поедем домой!
– Нет, не надо! – испугалась Юлька, ей хотелось побыть одной. – Я сама доеду и спать лягу.
– Игорь, что у вас случилось? – подошла к ним мама.
– Юлька плохо себя чувствует.
– Юлечка, что у тебя болит? – забеспокоилась мама и потрогала лоб дочери.
– Я просто хочу домой! – сдерживаясь из последних сил, произнесла она.
– Идем, – сказал папа. – Я посажу тебя в такси.
– Я сама, вы идите за стол, уже тосты произносят.
– Ну ладно, – сдался папа.
Проходя вдоль длинного свадебного стола, Юлька вдруг притормозила, подумала секунду, цапнула бутылку шампанского и, сопровождаемая изумленными взглядами сидевших гостей, из-под носа которых увела выпивон, вышла из зала.
– Вот возьму и напьюсь, назло всем! – сказала она гардеробщику.
– Ну, ну, – ответил дедок, передавая ей куртку.
Юлька расплакалась в такси, и плакала так горько, отчаянно, что водитель, посматривающий на пассажирку в зеркало заднего обзора, не выдержал и спросил:
– Девушка, что у вас случилось? Может, помощь нужна?
– Нечем мне помочь! – пожаловалась Юлька.
Она влетела в квартиру, захлопнула с размаху дверь и, сев на пол, зарыдала, уже не сдерживаясь. Пережив первый приступ самых горьких, самых отчаянных слез, Юлька поднялась и пошла в кухню открывать шампанское.
Как надо его открывать, она не знала, потому что раньше только наблюдала, как делают это другие. Громко хлопнув, пробка выскочила из пальцев и, ударив в потолок, улетела куда-то за холодильник, пена с шипением вырвалась из бутылки, заливая стол и стекая на пол. Юлька посмотрела бутылку на свет – осталось больше половины.
Впрочем, ей хватило. Можно сказать, с лихвой!
Не обращая внимания на растекающуюся лужу, она взяла бокал и пошла в свою комнату, включила все освещение – люстру, торшер и бра над кроватью, – достала из стола заветную папку, в которую складывала портреты Ильи, нарисованные с натуры или по памяти, расставила и разложила их на столе и на полу.
Затем налила в бокал шампанское до краев, специально ожидая, когда опустится первая шапка пены, чтобы налить полный-полный бокал. Удовлетворившись результатом, Юлька подняла вверх бокал и произнесла тост, обращаясь к смотревшему на нее со всех рисунков Илье:
– Поздравляю тебя с женитьбой, а себя со смертью всех моих надежд!
И выпила залпом!
Оказалось, что пить шампанское залпом – это экстремальный вид особого спорта! Она чуть не задохнулась, давясь пузырьками, норовившими вернуться на исходную позицию – в бокал – вместе с жидкостью, их образовавшей.
Но Юлька стоически, упорно выпила. Икнула. И налила еще.
Она села на стул и, потягивая теперь уже не торопясь шампанское, принялась рассказывать нарисованному Илье, как она его любит… и как он ее предал.
Юлька не запомнила, что тогда говорила его изображению, она сразу опьянела и болтала без остановки, запивая шампанским текущие по лицу слезы, все время попадавшие на губы, отчего вкус у него становился солено-сладким.
Вот странное дело, ни одного слова из того своего монолога она не помнила, а этот солено-сладкий вкус запомнила на всю жизнь.
Родители, встревоженные Юлькиным непонятным недомоганием, ушли пораньше из ресторана, чтобы проверить, как дочка себя чувствует и все ли с ней в порядке.
Проверили! Мама и папа нашли Юльку в ужасном состоянии.
От переживаний и рыданий она сразу и тяжело опьянела от двух бокалов шампанского. Никогда до этого не пившей Юльке казалось, что она умирает. Нет, она, конечно, не была пай-девочкой, пробовала шампанское и раньше, и вино. Но только пробовала! Несколько глотков под бдительным оком родителей, ну, с друзьями тайком в школьном дворе, но это были только глотки, чтобы понять вкус. А так, чтобы залпом да целых два бокала шипучего напитка, и на голодный желудок!
Папа с мамой бросились спасать неразумное дитя.
Для начала ее требовалось раздеть, потому что она не потрудилась снять даже обувь. Юлька отталкивала их руки, стонала, плакала, жаловалась на что-то.
– Боже мой, Игорь! – плакала мама вместе с дочкой, стягивая с нее юбку и колготки. – Мы с тобой идиоты! Зачем мы потащили ее на эту свадьбу?!
– Давай это потом обсудим, сейчас надо привести Юльку в чувство и уложить спать!
– Господи, ну кто же мог знать, что у нее все так серьезно! – не могла остановиться мама.
– Марин, потом все переживания!
Папа сделал горячий, очень крепкий и сладкий чай и, не обращая внимания на пьяные Юлькины возражения, влил в нее целебный для такого состояния напиток. Потом отнес ее на руках в ванную и держал, пока мама поливала голову дочери из душа чуть теплой водой. После чего тело транспортировали на кухню и усадили на стул.
У протрезвевшей на пару градусов от родительских стараний Юльки полярно поменялось настроение, став бесшабашно веселым.
– О, родители, это вы, привет! – обрадовалось дитя, обнаружив папу с мамой.
– Ну что, процесс отрезвления пошел! – усмехнулся папа. – Ребенок заметил родителей!
– Игорь! – попеняла мама и обеспокоенно спросила: – Юлечка, тебе получше?
– Да мне хорошо! Что вы переживаете? – пьяно-бодрым голосом проговорила Юлька. – Все нормально! Найду себе ровесн… ровесен… в общем, молодого и влюблюсь! И к черту этого Илью!
– Конечно, найдешь, конечно, влюбишься, – соглашалась мама, вытирая ей полотенцем волосы.
Папа держал сидящую на стуле дочку за плечи, чтобы не свалилась.
– И пусть живет со своей Леночкой! И на здоровье! – шумела она.
– Игорь, надо еще чаю! – обратилась мама к отцу поверх Юлькиной головы.
Папа кивнул, соглашаясь, отпустил дочкины плечи и шагнул к плите. Юлька стала заваливаться набок.
– Стоп, стоп! – подхватила дочь мама.
– А я, мамочка, – продолжила рассуждения Юлька, – буду жить с ров… – вспомнив, что не справилась с этим словом, она махнула рукой, – с молодым! А Илья станет сморщенный весь и ста-а-аренький!
И скорчив рожицу, Юлька показала руками, каким стареньким он станет.
– Вот и хорошо, вот и правильно, – согласилась с ней мама, как с тяжелобольной.
Папа присел перед Юлькой на корточки и стал поить дочку новой порцией чая. Она покорно сделала несколько глотков, но отодвинула от себя папины руки, державшие кружку, почувствовав, что все силы у нее закончились.
– Только сначала мне надо его разлюбить, – тяжело вздохнула Юлька.
И уснула. В одно мгновение.
Много лет спустя мама рассказала ей, как они тогда долго сидели с отцом рядом со спящей Юлькой, рассматривали портреты Ильи и разговаривали шепотом.
– Что ты об этом думаешь? – спросила мама.
– Об этом? – папа протянул ей один из портретов. – Только то, что наша дочь очень талантлива, она так точно уловила все мелочи и выбрала ракурс.
– Ну, о ее способностях мы давно знаем, я спрашиваю о сегодняшней истерике.
– Это была не истерика, Мариш, – вздохнул папа, – она оплакивала свою любовь.
– Как мы с тобой просмотрели? Почему не поняли, что она любит его по-настоящему, сильно?
– Наверное, потому, что не хотим признать, что наша дочь уже выросла. Нам все казалось, что Юлька маленькая и эта ее восторженная влюбленность пройдет сама собой. Как у всех девочек.
– Как думаешь, она справится?
– В этом я не сомневаюсь. Вопрос только в том, что она решит для себя, сможет ли разлюбить его и как много времени ей на это понадобится, и получится ли обратить внимание на другого.
– Ох, Игорь! Она такая бескомпромиссная, эмоциональная и, как выяснилось, страстная. Если любит, так уж любит, а если нет, то все, бесполезно надеяться. Я так боюсь, она может запросто сломать себе жизнь с этой дурацкой безответной любовью!
– Да ладно, не драматизируй раньше времени! Ей только шестнадцать лет. Еще сто раз влюбится и разлюбит!
– Дай-то бог! – вздохнула мама. – Игорь, а Илья догадывается, что она так его любит?
– Нет, конечно. Он Юльку любит как дочку, как сестренку и не подозревает о ее страстях. И это к лучшему, а то, если б знал, начал бы оберегать, жалеть, стал бы более внимательным к ней. У Юльки появился бы повод для надежды.
– Может, ты и прав, – с сомнением сказала мама. – Но, наверное, лучше бы было ему сказать, чтоб они не виделись и по телефону не разговаривали больше. С глаз долой, как известно…
– Да они и так почти не видятся и не разговаривают, а сейчас тем более, у него семья, скоро ребенок будет. Все у Юльки пройдет, вот увидишь, наша дочь перерастет эти страсти-мордасти. Ей скоро не до того будет, поступит в институт, а там студенческая жизнь, новая компания, новые знакомства. И про Илью даже вспоминать перестанет.
Мама с нежностью посмотрела на спящую дочку и усмехнулась:
– Да, сегодня Юлька была «хороша»! Как она показывала, каким стареньким Илья станет!
Родители тихонько рассмеялись, чтобы не потревожить сон нерадивого дитяти.
– Идем, – сказал папа, – пусть спит. Завтра девочка поболеет с похмелья.
– Зато теперь узнает, какими бывают последствия.
Да уж! Последствия не замедлили проявиться!
Юльке было так плохо поутру, когда она проснулась, как не было никогда, даже в том дурацком пионерском лагере в Крыму!
Папа с мамой лечили дочурку всякими народными средствами от трудной национальной болезни под названием «похмелье», или в просторечии – отходняк. Юлька стонала, каялась, обещала, что больше никогда в жизни…
Но день, вынужденно проведенный в постели по причине отсутствия сил, головной боли, позывов к рвоте, оказался неожиданно продуктивным: она приняла важное решение и одну рабочую установку. Юлька решила жить дальше, забыв про Илью, и дала себе месяц времени на то, чтобы разлюбить его.
Юля усмехнулась. Встала с кресла, взяла кружку со стола и пошла на кухню. Раз уж выдался свободный от работы день – не рисовалось ей под нахлынувшие воспоминания, – а вот приготовить что-либо вполне можно, не мешая мыслям течь так, как им хочется. Она уже давно не готовила кулинарных шедевров, перебиваясь чем-нибудь простецким. Кирилл обожал и очень ценил Юлины фирменные блюда, которых у нее имелось множество, но на это очень часто не хватало времени.
Она решила вдруг его сегодня побаловать.
ИЛЬЯ
– А как же любовь-морковь, поцелуи? – спросила Юлька.
– О господи, еще и это! – испугался папа. – Давай поступательно, Юль, дай пережить отцу шок с переодеванием.
– Ладно! – рассмеялась она.
Раздался звонок в дверь, начали прибывать гости. На удивление, бабушки и дедушки весьма спокойно восприняли внучкино преображение во взрослую девицу, не в пример родителям заценили и даже похвалили не без гордости.
Юлька неслась к дверям на каждый звонок, надеясь увидеть Илью, и всякий раз не могла скрыть разочарование, когда оказывалось, что это не он. Мама пригласила всех за стол:
– Один гость запаздывает. Но мы его ждать не будем.
Произнесли первый тост, чокнулись шампанским, но Юлька мрачнела с каждой минутой. Да где же он?!
В дверь позвонили.
Громко отодвинув стул, Юлька вскочила и побежала в коридор. Она подождала пару секунд, перевела дыхание и неторопливо распахнула дверь.
С огромным букетом белых роз в одной руке и пакетом, из которого торчало горлышко шампанского, в другой на пороге стоял Илья и широко улыбался.
Увидев Юльку, Илья не смог ничего произнести, улыбка медленно сошла с его лица. Несколько мгновений он потрясенным взглядом рассматривал ее с головы до ног и обратно. Юлька же наслаждалась произведенным в полной, пожалуй, даже переполненной, мере эффектом. Наконец Илья спросил с сомнением:
– О господи, Рыжик, это ты?
– Это я, Ильюша! – рассмеялась Юлька и, ухватив его за руку, державшую букет, втащила Илью в прихожую. – А цветочки, я так полагаю, мне?
– Конечно, – не придя в себя от увиденного, ответил Илья. – Тебя не узнать! Совсем барышня и очень красивая!
– А поцеловать именинницу! – напомнила она и подставила щечку.
Илья быстро чмокнул ее и отстранился.
– Давай я цветочки поставлю, – сказала Юлька, вовсю кокетничая с ним.
– Ах да! Поздравляю тебя, Рыжик!
– Проходи скорее, уже все за столом, – играла Юлька новую роль.
И пошла по коридору, демонстрируя длинные ноги и голую спину. И шла она, как плыла, легкой пружинистой походкой.
Чтобы так продефилировать, Юлька тренировалась несколько дней. Она именно так все задумала! И то, как Илья, увидев ее, обалдеет от ее красоты и взрослости, и то, как она пойдет от него этой походочкой, демонстрируя свое неземное очарование! И платье, и туфли, прическа, макияж, даже колготы – все это было задумано ею именно и только для него. Чтобы он увидел и понял, что Юлька уже взрослая, а не сопливая девчонка и ее можно любить всерьез!
И сработало, сработало!
Входя в свою комнату, Юлька быстро глянула на Илью. Каким взглядом он ее провожал! Не тем, которого она ожидала, – влюбленным, восхищенным, – скорее наоборот, Илья смотрел как-то сурово, но ведь смотрел! Юлька быстро захлопнула дверь в комнату, скинула туфли и, прыгая от счастья, пропищала, зажав рот, чтобы не услышали:
– И-и-и!!!
Получилось, получилось!
– Ура! – сказала шепотом Юлька напоследок.
Быстро надев туфли, схватила вазу и пошла в кухню, поставить цветы.
Но, к великому сожалению и разочарованию Юльки, Илья пробыл совсем недолго. Где-то через час он извинился, объяснив, что у него сегодня еще какая-то работа, встал из-за стола. Юлька пошла его проводить. Ей сразу стало все неинтересно: платье, туфли и этот дурацкий день рождения.
Ну почему, почему он уходит? Она ведь так ждала!
– Ну почему ты уходишь? – спросила обиженно Юлька.
– Рыженький, у меня работа. Извини, пожалуйста, – ответил Илья, надевая плащ.
– Это несправедливо! – ныла Юлька. – Мы не виделись год, а ты пришел всего на час!
Илья достал из кармана пиджака маленькую бархатную коробочку и протянул ей.
– Поздравляю тебя, Юлечка, еще раз! Это очень важная дата – шестнадцать лет.
Он притянул ее к себе, обнял и поцеловал в макушку, как в детстве.
– Ты стала сногсшибательной девушкой! Помнишь, я обещал когда-то, что ты будешь красавицей? Вот ты ею и стала.
Он вздохнул, отодвинул от себя Юльку, посмотрел на нее внимательно, поцеловал в лоб и ушел.
А Юлька заплакала.
Она прошла к себе в комнату, скинула туфли, залезла с ногами на кровать и, вытирая слезы, открыла коробочку.
Там лежала тонкая золотая цепочка с кулончиком в виде сердечка из бирюзы, окаймленного золотым ободком. Очень нежное девичье украшение, бирюза была голубой, того же цвета, как ее глаза. Юлька перестала плакать, надела цепочку, погладила ладонью сердечко и решительно сказала себе:
– Он ведь не просто так мне его подарил? Значит, мы еще будем встречаться! И часто-часто!
Она вытерла слезы, встала с кровати, поправила макияж у зеркала, надела туфли и пошла к гостям праздновать дальше свое шестнадцатилетие и начало новой, взрослой жизни.
Юля поставила на стол пустую, остывшую чашку, погладила бирюзовое сердечко, которое никогда не снимала с того далекого дня рождения, и тихо произнесла, глядя в окно:
– И она не замедлила начаться первым самым большим, горьким разочарованием.
Ну, тогда-то ей казалось, что это катастрофа! Горе, конец всей жизни!
Через полгода после ее дня рождения Илья женился.
Когда папа за семейным ужином сообщил новость, Юлька замерла от ужаса.
– Как женится? – прохрипела она сразу севшим голосом. – Этого не может быть!
– Почему не может? – не понял папа. – Давно пора, ему уже тридцать один годок, сколько можно в холостяках ходить?
– Ну что ты, доченька? – спросила мама, погладив ее по руке. – Папа прав. Илье давно пора жениться. Что ты расстроилась, неужели твоя детская влюбленность не прошла?
– Это не детская влюбленность! – крикнула Юлька и, вскочив со стула, выбежала из кухни.
Два дня она была сама не своя: молча ходила по комнате из угла в угол, сосредоточенно о чем-то размышляя и отказываясь обсуждать с родителями свои переживания.
– Я сейчас не могу об этом говорить, мне надо подумать! – отвечала она на их попытки разговорить дочь.
Ничего она тогда не надумала, только чувствовала жгучую обиду и несправедливость. Как же так? А я? Как же я?
Юлька забросила домашние дела, не в состоянии отвлечься от своих переживаний, лишь часами рисовала картину за картиной, все больше в красных тонах.
В день бракосочетания Ильи, на которое, конечно же, пригласили Расковых, Юлька встала перед зеркалом и сказала, глядя на собственное отражение:
– Я справлюсь! И потом, у меня целых полтора года впереди, может, к тому времени он разведется!
В таком боевом настроении она отправилась с родителями в ЗАГС.
Невеста Ильи Юльке не понравилась, кто бы сомневался! Ее звали Лена, высокая, стройная, если честно, красивая… и беременная, что было заметно даже в подвенечном платье, скроенном так, чтобы скрыть данное обстоятельство.
Вот это Юльку доконало!
Когда она поняла, что у Ильи скоро появится ребенок и он совершенно окончательно и безнадежно женится, Юлька почувствовала такое горе! У нее что-то сжалось в груди и стало так больно, что она никак не могла вдохнуть. Юлька не помнила, как прошла регистрация брака, не помнила дорогу в ресторан, где отмечалось торжество. Сквозь пелену навернувшихся слез она вообще ничего не видела, занятая только тем, чтобы не разрыдаться.
Вот уж дудки! Ей не одиннадцать лет, и плакать она не будет!
Она не подошла к молодоженам, чтобы поздравить, наоборот, старалась держаться как можно дальше и вообще не смотреть в их сторону. Потом Юлька отвела в сторону папу и попросила денег на такси, чтобы уехать домой.
Он перепугался не на шутку, увидев выражение ее лица.
– Юлечка, ты заболела, тебе плохо?
– Плохо, – призналась она.
– Тогда мы сейчас все вместе поедем домой!
– Нет, не надо! – испугалась Юлька, ей хотелось побыть одной. – Я сама доеду и спать лягу.
– Игорь, что у вас случилось? – подошла к ним мама.
– Юлька плохо себя чувствует.
– Юлечка, что у тебя болит? – забеспокоилась мама и потрогала лоб дочери.
– Я просто хочу домой! – сдерживаясь из последних сил, произнесла она.
– Идем, – сказал папа. – Я посажу тебя в такси.
– Я сама, вы идите за стол, уже тосты произносят.
– Ну ладно, – сдался папа.
Проходя вдоль длинного свадебного стола, Юлька вдруг притормозила, подумала секунду, цапнула бутылку шампанского и, сопровождаемая изумленными взглядами сидевших гостей, из-под носа которых увела выпивон, вышла из зала.
– Вот возьму и напьюсь, назло всем! – сказала она гардеробщику.
– Ну, ну, – ответил дедок, передавая ей куртку.
Юлька расплакалась в такси, и плакала так горько, отчаянно, что водитель, посматривающий на пассажирку в зеркало заднего обзора, не выдержал и спросил:
– Девушка, что у вас случилось? Может, помощь нужна?
– Нечем мне помочь! – пожаловалась Юлька.
Она влетела в квартиру, захлопнула с размаху дверь и, сев на пол, зарыдала, уже не сдерживаясь. Пережив первый приступ самых горьких, самых отчаянных слез, Юлька поднялась и пошла в кухню открывать шампанское.
Как надо его открывать, она не знала, потому что раньше только наблюдала, как делают это другие. Громко хлопнув, пробка выскочила из пальцев и, ударив в потолок, улетела куда-то за холодильник, пена с шипением вырвалась из бутылки, заливая стол и стекая на пол. Юлька посмотрела бутылку на свет – осталось больше половины.
Впрочем, ей хватило. Можно сказать, с лихвой!
Не обращая внимания на растекающуюся лужу, она взяла бокал и пошла в свою комнату, включила все освещение – люстру, торшер и бра над кроватью, – достала из стола заветную папку, в которую складывала портреты Ильи, нарисованные с натуры или по памяти, расставила и разложила их на столе и на полу.
Затем налила в бокал шампанское до краев, специально ожидая, когда опустится первая шапка пены, чтобы налить полный-полный бокал. Удовлетворившись результатом, Юлька подняла вверх бокал и произнесла тост, обращаясь к смотревшему на нее со всех рисунков Илье:
– Поздравляю тебя с женитьбой, а себя со смертью всех моих надежд!
И выпила залпом!
Оказалось, что пить шампанское залпом – это экстремальный вид особого спорта! Она чуть не задохнулась, давясь пузырьками, норовившими вернуться на исходную позицию – в бокал – вместе с жидкостью, их образовавшей.
Но Юлька стоически, упорно выпила. Икнула. И налила еще.
Она села на стул и, потягивая теперь уже не торопясь шампанское, принялась рассказывать нарисованному Илье, как она его любит… и как он ее предал.
Юлька не запомнила, что тогда говорила его изображению, она сразу опьянела и болтала без остановки, запивая шампанским текущие по лицу слезы, все время попадавшие на губы, отчего вкус у него становился солено-сладким.
Вот странное дело, ни одного слова из того своего монолога она не помнила, а этот солено-сладкий вкус запомнила на всю жизнь.
Родители, встревоженные Юлькиным непонятным недомоганием, ушли пораньше из ресторана, чтобы проверить, как дочка себя чувствует и все ли с ней в порядке.
Проверили! Мама и папа нашли Юльку в ужасном состоянии.
От переживаний и рыданий она сразу и тяжело опьянела от двух бокалов шампанского. Никогда до этого не пившей Юльке казалось, что она умирает. Нет, она, конечно, не была пай-девочкой, пробовала шампанское и раньше, и вино. Но только пробовала! Несколько глотков под бдительным оком родителей, ну, с друзьями тайком в школьном дворе, но это были только глотки, чтобы понять вкус. А так, чтобы залпом да целых два бокала шипучего напитка, и на голодный желудок!
Папа с мамой бросились спасать неразумное дитя.
Для начала ее требовалось раздеть, потому что она не потрудилась снять даже обувь. Юлька отталкивала их руки, стонала, плакала, жаловалась на что-то.
– Боже мой, Игорь! – плакала мама вместе с дочкой, стягивая с нее юбку и колготки. – Мы с тобой идиоты! Зачем мы потащили ее на эту свадьбу?!
– Давай это потом обсудим, сейчас надо привести Юльку в чувство и уложить спать!
– Господи, ну кто же мог знать, что у нее все так серьезно! – не могла остановиться мама.
– Марин, потом все переживания!
Папа сделал горячий, очень крепкий и сладкий чай и, не обращая внимания на пьяные Юлькины возражения, влил в нее целебный для такого состояния напиток. Потом отнес ее на руках в ванную и держал, пока мама поливала голову дочери из душа чуть теплой водой. После чего тело транспортировали на кухню и усадили на стул.
У протрезвевшей на пару градусов от родительских стараний Юльки полярно поменялось настроение, став бесшабашно веселым.
– О, родители, это вы, привет! – обрадовалось дитя, обнаружив папу с мамой.
– Ну что, процесс отрезвления пошел! – усмехнулся папа. – Ребенок заметил родителей!
– Игорь! – попеняла мама и обеспокоенно спросила: – Юлечка, тебе получше?
– Да мне хорошо! Что вы переживаете? – пьяно-бодрым голосом проговорила Юлька. – Все нормально! Найду себе ровесн… ровесен… в общем, молодого и влюблюсь! И к черту этого Илью!
– Конечно, найдешь, конечно, влюбишься, – соглашалась мама, вытирая ей полотенцем волосы.
Папа держал сидящую на стуле дочку за плечи, чтобы не свалилась.
– И пусть живет со своей Леночкой! И на здоровье! – шумела она.
– Игорь, надо еще чаю! – обратилась мама к отцу поверх Юлькиной головы.
Папа кивнул, соглашаясь, отпустил дочкины плечи и шагнул к плите. Юлька стала заваливаться набок.
– Стоп, стоп! – подхватила дочь мама.
– А я, мамочка, – продолжила рассуждения Юлька, – буду жить с ров… – вспомнив, что не справилась с этим словом, она махнула рукой, – с молодым! А Илья станет сморщенный весь и ста-а-аренький!
И скорчив рожицу, Юлька показала руками, каким стареньким он станет.
– Вот и хорошо, вот и правильно, – согласилась с ней мама, как с тяжелобольной.
Папа присел перед Юлькой на корточки и стал поить дочку новой порцией чая. Она покорно сделала несколько глотков, но отодвинула от себя папины руки, державшие кружку, почувствовав, что все силы у нее закончились.
– Только сначала мне надо его разлюбить, – тяжело вздохнула Юлька.
И уснула. В одно мгновение.
Много лет спустя мама рассказала ей, как они тогда долго сидели с отцом рядом со спящей Юлькой, рассматривали портреты Ильи и разговаривали шепотом.
– Что ты об этом думаешь? – спросила мама.
– Об этом? – папа протянул ей один из портретов. – Только то, что наша дочь очень талантлива, она так точно уловила все мелочи и выбрала ракурс.
– Ну, о ее способностях мы давно знаем, я спрашиваю о сегодняшней истерике.
– Это была не истерика, Мариш, – вздохнул папа, – она оплакивала свою любовь.
– Как мы с тобой просмотрели? Почему не поняли, что она любит его по-настоящему, сильно?
– Наверное, потому, что не хотим признать, что наша дочь уже выросла. Нам все казалось, что Юлька маленькая и эта ее восторженная влюбленность пройдет сама собой. Как у всех девочек.
– Как думаешь, она справится?
– В этом я не сомневаюсь. Вопрос только в том, что она решит для себя, сможет ли разлюбить его и как много времени ей на это понадобится, и получится ли обратить внимание на другого.
– Ох, Игорь! Она такая бескомпромиссная, эмоциональная и, как выяснилось, страстная. Если любит, так уж любит, а если нет, то все, бесполезно надеяться. Я так боюсь, она может запросто сломать себе жизнь с этой дурацкой безответной любовью!
– Да ладно, не драматизируй раньше времени! Ей только шестнадцать лет. Еще сто раз влюбится и разлюбит!
– Дай-то бог! – вздохнула мама. – Игорь, а Илья догадывается, что она так его любит?
– Нет, конечно. Он Юльку любит как дочку, как сестренку и не подозревает о ее страстях. И это к лучшему, а то, если б знал, начал бы оберегать, жалеть, стал бы более внимательным к ней. У Юльки появился бы повод для надежды.
– Может, ты и прав, – с сомнением сказала мама. – Но, наверное, лучше бы было ему сказать, чтоб они не виделись и по телефону не разговаривали больше. С глаз долой, как известно…
– Да они и так почти не видятся и не разговаривают, а сейчас тем более, у него семья, скоро ребенок будет. Все у Юльки пройдет, вот увидишь, наша дочь перерастет эти страсти-мордасти. Ей скоро не до того будет, поступит в институт, а там студенческая жизнь, новая компания, новые знакомства. И про Илью даже вспоминать перестанет.
Мама с нежностью посмотрела на спящую дочку и усмехнулась:
– Да, сегодня Юлька была «хороша»! Как она показывала, каким стареньким Илья станет!
Родители тихонько рассмеялись, чтобы не потревожить сон нерадивого дитяти.
– Идем, – сказал папа, – пусть спит. Завтра девочка поболеет с похмелья.
– Зато теперь узнает, какими бывают последствия.
Да уж! Последствия не замедлили проявиться!
Юльке было так плохо поутру, когда она проснулась, как не было никогда, даже в том дурацком пионерском лагере в Крыму!
Папа с мамой лечили дочурку всякими народными средствами от трудной национальной болезни под названием «похмелье», или в просторечии – отходняк. Юлька стонала, каялась, обещала, что больше никогда в жизни…
Но день, вынужденно проведенный в постели по причине отсутствия сил, головной боли, позывов к рвоте, оказался неожиданно продуктивным: она приняла важное решение и одну рабочую установку. Юлька решила жить дальше, забыв про Илью, и дала себе месяц времени на то, чтобы разлюбить его.
Юля усмехнулась. Встала с кресла, взяла кружку со стола и пошла на кухню. Раз уж выдался свободный от работы день – не рисовалось ей под нахлынувшие воспоминания, – а вот приготовить что-либо вполне можно, не мешая мыслям течь так, как им хочется. Она уже давно не готовила кулинарных шедевров, перебиваясь чем-нибудь простецким. Кирилл обожал и очень ценил Юлины фирменные блюда, которых у нее имелось множество, но на это очень часто не хватало времени.
Она решила вдруг его сегодня побаловать.
ИЛЬЯ
Поняв, что третий раз перечитывает один и тот же документ и не улавливает ни фига информации, Илья бросил листы на стол и откинулся в кресле. Он обвел взглядом кабинет и вдруг почувствовал, что если прямо сейчас не уйдет отсюда, то взорвется.
Раздражение на работу, на партнеров, на бесконечные встречи, переговоры и рутину бизнеса нарастало в нем как снежный ком. Илье так все осточертело! Он как-то держался, стараясь сосредоточиться, взять себя в руки, откровенно недоумевая, откуда взялось это настроение.
«Ничего не хочу! Обрыдло! – подумал Илья. – Да что же это такое?! С чего бы это?»
За последние недели он потерял интерес ко всему, наверное, и к самой жизни, и как бы ни возмущался сейчас, обманывая себя, Илья знал, когда и почему это началось.
Ну конечно, знал!
– Ладно! – решительно заявил он самому себе и хлопнул ладонями по столу. – Раз пошла такая песня…
Резко поднялся, собрал документы со стола, некоторые положил в портфель, остальные сунул в сейф, надел пальто, взял портфель и вышел в приемную.
– Оля, – требовательно обратился он к молоденькой секретарше, – отмените все встречи на сегодня. Меня ни для кого нет!
– Илья Андреевич! – перепугалась секретарша. – У вас сегодня встреча в министерстве!
«Да пошло оно!» – подумал с раздражением Илья, но решил секретаршу не пугать своими настроениями.
– Найди Колобова, пусть он съездит! А лучше пусть договорится перенести встречу.
– Вас по мобильному искать?
– Нет, меня никак не искать!
– Но как же?.. – лепетала все-таки перепугавшаяся Оля.
«А никак!» – мысленно ответил ей Илья, выходя из приемной.
Очутившись в квартире, Илья бросил на столик в прихожей портфель, снял ботинки, пальто и пошел в кухню, по дороге стянув с себя пиджак, галстук и не глядя кинув их на стул. Достал из холодильника бутылку минеральной воды, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка и, посмотрев в окно, спросил у себя, а может, у кого-то еще:
– Чего ж так хреново-то, а?
Да знал он чего! Знал!
И от этого ему становилось совсем муторно на душе.
Юлька! Маленький замечательный Рыжик!
Илья поставил бутылку с водой на стол, прошел в гостиную, лег на диван и посмотрел в потолок. Он подумал, что уже много лет, когда вспоминает о ней, чувствует себя виноватым. Это чувство стало привычным, неизменным, похожим на застарелую хроническую неизлечимую болезнь. Вот не должен человек жить с постоянным ощущением вины! У нас сильнейший инстинкт самосохранения, который притупляет, а потом и вовсе выключает это чувство, заменяя его сначала робкими попытками самооправдания, постепенно насыщая оправдание аргументами и уверенностью в своей правоте и победным аккордом уничтожая в уме остатки любого обвинения себя. Длительное чувство самообвинения разрушительно для психики, и любой человек рано или поздно найдет себе оправдание, чтобы не сойти с ума.
Только вот у Ильи не получалось оправдать себя.
Он вспомнил, как увидел ее первый раз.
Она смотрела на него, замерев, как под гипнозом, расширившимися от восторга голубыми глазищами. С остановившейся на полдороге ко рту ложки в ее руке капли падали назад в тарелку, обдавая Юлькину футболку брызгами.
Илья влюбился в эту девочку сразу, как в родную младшую сестренку, как влюбляемся мы в маленьких детей по необъяснимым нам причинам, совпадая с ними в чем-то подсознательно.
Какая же она тогда была очаровательная! Маленький рыжий чертенок, ни минуты не сидевший на месте, живая, как ртуть. Умненькая, быстрая, веселая, с целым ворохом идей и планов, заражавшая энергией и энтузиазмом всех вокруг и втягивавшая их в свои проделки и выдумки!
Юлька как огонь – везде и много! Ее рыжая шевелюра выстреливала то там, то здесь в пространстве с невероятной скоростью, сопровождая свое перемещение громкими возгласами. Иногда казалось, что Юлька находится в нескольких местах одновременно.
Маленькая, тоненькая, со сбитыми коленками и локтями, с постоянно облезающим носом, мгновенно сгоравшим на солнце, с огромными голубыми глазами, всегда восторженно сиявшими, находившаяся в вечном процессе реализации своих идей, пребывая от всего, что окружало ее, в чувстве «пре» – превосходно, прекрасно, преинтересно, прездорово и так далее.
Родной, чудный, замечательный Рыжик. И она была влюблена в него! Уж точно не как в брата.
Юлька, Юлька!
Господи, какое же это было лето! Он точно знал, что больше никогда в его жизни не случалось такого потрясающего, искрящегося радостью лета!
Илье было двадцать пять, кандидат наук, и занимался он тем, что нравилось ему до восторженного щемления в груди, аж дух порой захватывало! А впереди ждало все только лучшее! Он знал это, чувствовал и жил с глубоким убеждением, что впереди много долгих интересных лет, наполненных радостью побед, открытий, непременных прорывов в науке. А как же! Они занимались с Игорем Дмитриевичем новым и весьма перспективным направлением и уже добились интересных, неожиданных результатов.
Господи, какое же это было замечательное ощущение – спокойная уверенность в будущем, в себе, в своих силах и возможностях!
Тебе двадцать пять, ты уже чего-то достиг и точно знаешь, что достигнешь еще очень многого, и втайне ото всех гордишься собой, внешне скромничая и небрежно отмахиваясь от похвалы, а впереди звонкое, радостное – и успехи, и звания, и материальная стабильность!
Он до сих пор помнил то состояние души, и воспоминания о том лете были раскрашены для него в яркие цвета, сопровождаемые веселыми голосами, смехом, солнцем. И тугой комок возникал в груди, вызывая боль и сожаление. Сожаление об утраченном, о чем-то, что навсегда, безвозвратно потеряно.
Илья сел на диване, потер лицо, изгоняя тоскливые мысли.
«Чаю, что ли, выпить или чего покрепче?» – подумал отстраненно. Он заставил себя встать с дивана и не спеша пошел в кухню.
– Коньяку, что ли, хлопнуть?
«Ну, коньяку так коньяку – все равно не поможет».
Илья достал из бара бутылку, плеснул немного в бокал, стоявший там же, взял его в руку и подошел к окну, рассматривая улицу.
Он сам все испортил на следующее лето.
Зачем, какого черта он приволок на дачу Ингу?! И почему именно ее?
Илья уже миллион раз задавал себе эти вопросы и не знал на них ответов.
Почему Ингу? Наверное, потому что встречался в тот момент именно с ней и был увлечен, и секс с ней оказался весьма хорош. Даже очень! Девушка Инга отличалась отсутствием комплексов и довольно «крутыми» родителями, хотя в те времена это называлось как-то по-другому. Они буйствовали в постели, Илье в ней многое нравилось, в тот момент он находился в состоянии, когда мужчина еще не все познал в новой подруге и с увлечением занимается открытиями. Будучи влюблен (немного, не до умопомрачения, конечно), заинтригован, с энтузиазмом познавая постельные радости с новой подругой.
Почему? Почему он не привез к Расковым Катерину, например, с которой встречался до Инги? Катька молодец, она умела найти общий язык со всеми и наверняка подружилась бы с Юлькой, стала бы принимать активное участие во всех ее начинаниях, спектаклях, она и сама еще была восторженной, как девчонка, в свои двадцать два года.
Но к Катьке Илья уже остыл в то время и легко расстался с ней.
Он же далеко не дурак и видел все пассы и ходы Инги, но ему было пофиг – жениться он на ней не собирался, ни на ком не собирался в то время, упаси господь! Видел и расщелкивал все ее матримониальные планы, посмеиваясь про себя. Девочка сделала на него ставку.
Раздражение на работу, на партнеров, на бесконечные встречи, переговоры и рутину бизнеса нарастало в нем как снежный ком. Илье так все осточертело! Он как-то держался, стараясь сосредоточиться, взять себя в руки, откровенно недоумевая, откуда взялось это настроение.
«Ничего не хочу! Обрыдло! – подумал Илья. – Да что же это такое?! С чего бы это?»
За последние недели он потерял интерес ко всему, наверное, и к самой жизни, и как бы ни возмущался сейчас, обманывая себя, Илья знал, когда и почему это началось.
Ну конечно, знал!
– Ладно! – решительно заявил он самому себе и хлопнул ладонями по столу. – Раз пошла такая песня…
Резко поднялся, собрал документы со стола, некоторые положил в портфель, остальные сунул в сейф, надел пальто, взял портфель и вышел в приемную.
– Оля, – требовательно обратился он к молоденькой секретарше, – отмените все встречи на сегодня. Меня ни для кого нет!
– Илья Андреевич! – перепугалась секретарша. – У вас сегодня встреча в министерстве!
«Да пошло оно!» – подумал с раздражением Илья, но решил секретаршу не пугать своими настроениями.
– Найди Колобова, пусть он съездит! А лучше пусть договорится перенести встречу.
– Вас по мобильному искать?
– Нет, меня никак не искать!
– Но как же?.. – лепетала все-таки перепугавшаяся Оля.
«А никак!» – мысленно ответил ей Илья, выходя из приемной.
Очутившись в квартире, Илья бросил на столик в прихожей портфель, снял ботинки, пальто и пошел в кухню, по дороге стянув с себя пиджак, галстук и не глядя кинув их на стул. Достал из холодильника бутылку минеральной воды, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка и, посмотрев в окно, спросил у себя, а может, у кого-то еще:
– Чего ж так хреново-то, а?
Да знал он чего! Знал!
И от этого ему становилось совсем муторно на душе.
Юлька! Маленький замечательный Рыжик!
Илья поставил бутылку с водой на стол, прошел в гостиную, лег на диван и посмотрел в потолок. Он подумал, что уже много лет, когда вспоминает о ней, чувствует себя виноватым. Это чувство стало привычным, неизменным, похожим на застарелую хроническую неизлечимую болезнь. Вот не должен человек жить с постоянным ощущением вины! У нас сильнейший инстинкт самосохранения, который притупляет, а потом и вовсе выключает это чувство, заменяя его сначала робкими попытками самооправдания, постепенно насыщая оправдание аргументами и уверенностью в своей правоте и победным аккордом уничтожая в уме остатки любого обвинения себя. Длительное чувство самообвинения разрушительно для психики, и любой человек рано или поздно найдет себе оправдание, чтобы не сойти с ума.
Только вот у Ильи не получалось оправдать себя.
Он вспомнил, как увидел ее первый раз.
Она смотрела на него, замерев, как под гипнозом, расширившимися от восторга голубыми глазищами. С остановившейся на полдороге ко рту ложки в ее руке капли падали назад в тарелку, обдавая Юлькину футболку брызгами.
Илья влюбился в эту девочку сразу, как в родную младшую сестренку, как влюбляемся мы в маленьких детей по необъяснимым нам причинам, совпадая с ними в чем-то подсознательно.
Какая же она тогда была очаровательная! Маленький рыжий чертенок, ни минуты не сидевший на месте, живая, как ртуть. Умненькая, быстрая, веселая, с целым ворохом идей и планов, заражавшая энергией и энтузиазмом всех вокруг и втягивавшая их в свои проделки и выдумки!
Юлька как огонь – везде и много! Ее рыжая шевелюра выстреливала то там, то здесь в пространстве с невероятной скоростью, сопровождая свое перемещение громкими возгласами. Иногда казалось, что Юлька находится в нескольких местах одновременно.
Маленькая, тоненькая, со сбитыми коленками и локтями, с постоянно облезающим носом, мгновенно сгоравшим на солнце, с огромными голубыми глазами, всегда восторженно сиявшими, находившаяся в вечном процессе реализации своих идей, пребывая от всего, что окружало ее, в чувстве «пре» – превосходно, прекрасно, преинтересно, прездорово и так далее.
Родной, чудный, замечательный Рыжик. И она была влюблена в него! Уж точно не как в брата.
Юлька, Юлька!
Господи, какое же это было лето! Он точно знал, что больше никогда в его жизни не случалось такого потрясающего, искрящегося радостью лета!
Илье было двадцать пять, кандидат наук, и занимался он тем, что нравилось ему до восторженного щемления в груди, аж дух порой захватывало! А впереди ждало все только лучшее! Он знал это, чувствовал и жил с глубоким убеждением, что впереди много долгих интересных лет, наполненных радостью побед, открытий, непременных прорывов в науке. А как же! Они занимались с Игорем Дмитриевичем новым и весьма перспективным направлением и уже добились интересных, неожиданных результатов.
Господи, какое же это было замечательное ощущение – спокойная уверенность в будущем, в себе, в своих силах и возможностях!
Тебе двадцать пять, ты уже чего-то достиг и точно знаешь, что достигнешь еще очень многого, и втайне ото всех гордишься собой, внешне скромничая и небрежно отмахиваясь от похвалы, а впереди звонкое, радостное – и успехи, и звания, и материальная стабильность!
Он до сих пор помнил то состояние души, и воспоминания о том лете были раскрашены для него в яркие цвета, сопровождаемые веселыми голосами, смехом, солнцем. И тугой комок возникал в груди, вызывая боль и сожаление. Сожаление об утраченном, о чем-то, что навсегда, безвозвратно потеряно.
Илья сел на диване, потер лицо, изгоняя тоскливые мысли.
«Чаю, что ли, выпить или чего покрепче?» – подумал отстраненно. Он заставил себя встать с дивана и не спеша пошел в кухню.
– Коньяку, что ли, хлопнуть?
«Ну, коньяку так коньяку – все равно не поможет».
Илья достал из бара бутылку, плеснул немного в бокал, стоявший там же, взял его в руку и подошел к окну, рассматривая улицу.
Он сам все испортил на следующее лето.
Зачем, какого черта он приволок на дачу Ингу?! И почему именно ее?
Илья уже миллион раз задавал себе эти вопросы и не знал на них ответов.
Почему Ингу? Наверное, потому что встречался в тот момент именно с ней и был увлечен, и секс с ней оказался весьма хорош. Даже очень! Девушка Инга отличалась отсутствием комплексов и довольно «крутыми» родителями, хотя в те времена это называлось как-то по-другому. Они буйствовали в постели, Илье в ней многое нравилось, в тот момент он находился в состоянии, когда мужчина еще не все познал в новой подруге и с увлечением занимается открытиями. Будучи влюблен (немного, не до умопомрачения, конечно), заинтригован, с энтузиазмом познавая постельные радости с новой подругой.
Почему? Почему он не привез к Расковым Катерину, например, с которой встречался до Инги? Катька молодец, она умела найти общий язык со всеми и наверняка подружилась бы с Юлькой, стала бы принимать активное участие во всех ее начинаниях, спектаклях, она и сама еще была восторженной, как девчонка, в свои двадцать два года.
Но к Катьке Илья уже остыл в то время и легко расстался с ней.
Он же далеко не дурак и видел все пассы и ходы Инги, но ему было пофиг – жениться он на ней не собирался, ни на ком не собирался в то время, упаси господь! Видел и расщелкивал все ее матримониальные планы, посмеиваясь про себя. Девочка сделала на него ставку.