Татьяна Гармаш-Роффе. Сердце не обманет, сердце не предаст

   Александра не выдержала и написала Микаэлю в личный ящик.
   «Мне кажется, что в Ваших словах есть изрядная доля игры, даже кокетства. Я не верю Вам, простите.
   Я не поставила вопросительный знак, но все же рассчитываю на Ваш ответ. Он для меня важен. Я журналистка, исследую проблему суицидов.
   Александра Касьянова».
   Ответ не заставил себя ждать:
   «Почитал о Вас в Интернете. Впечатлен. С удовольствием отвечу Вам, но сначала хочу заручиться Вашим обещанием полученную информацию не разглашать».
   Александра тут же отбила:
   «Можете на меня положиться».
   «Спасибо, – ответил Микаэль. – Вы правы, в моих словах есть доля игры. Насчет кокетства не знаю, я в этом деле не силен. Я психиатр, занимаюсь проблемами суицидов среди молодежи. Этот блог важен для меня: таким образом я пытаюсь узнать мнение молодых же людей, их ценности, их взгляды и советы. Возможно, они мне пригодятся для работы с моей группой потенциальных самоубийц.
   С уважением, Михаил Козырев».
 
   – Мы с ним обменялись еще несколькими письмами. Он сказал, что в блоге говорил почти правду. Он действительно не ощущает радости жизни и потому заполнил ее работой. Но работа – это умственная цель, а не чувственная. Природа подкачала, не дала ему способность ни любить, ни увлекаться, и он вынужден сам продвигать себя по жизни усилием мысли – как барон Мюнхгаузен, сам себя тащить за волосы из болота, – формулировать себе новые задачи, ради которых стоит жить… Как-то так.
   – И ты ему легко поверила?
   – Не сказать, чтоб легко… Но, Алеша, есть такие вещи, как стиль, как выбор слов, как синтаксис… Они не лгут. А когда лжет их автор, они его выдают.
   – Да отчего же ему не жилось?!
   – Михаил заверял меня, что ему в самом деле не дано чувство любви, и объяснял это генами. В одном его письме… Погоди, лучше я тебе зачитаю… Ага, вот оно, слушай!
   «Мы судим по себе, и на этом основании предъявляем требования к другим, – катастрофически не понимая, насколько мы разные. Наша разность определена сочетанием генов, и судить людей, не похожих на нас, не следует! Как можно упрекать кого-то в отсутствии дара самоанализа – дара, который мог бы вывести потенциального самоубийцу к пониманию его проблем, – если этот дар ему не дан природой? Как можно вменять в вину низкую энергетику, если природа не наградила человека сильной? Надеюсь, Вы согласны со мной… И тогда поймете, что бесполезно пропагандировать радости жизни человеку, которого на генном уровне обделили этой способностью – ощущать радость. Человеку, которому не по воспитанию, не по мировоззрению, а просто по прихоти природы не дано любить то, что любят остальные…»
   – И ты решила на основании этого текста…
   – Что он не лгал. Подобный текст ни один лгун не в состоянии придумать. И, главное, лгуну незачем. Это выстраданное.
   – Итак, у нас мужик, который был действительно готов покончить с собой, да?
   – Готов или нет, но подумывал об этом.
   – Однако девушка Люба считает, что Михаил так-таки привел в исполнение свое намерение… И теперь у меня труп.
   Александра лишь пожала плечами, подтверждая очевидное.
 
   Встречу назначили на Смоленке, в трехкомнатной квартире в доме, построенном архитектором Жолтовским, где Алексей жил с рождения. Теперь, когда они с Александрой купили новое жилье ради детей, он сохранил там одну из комнат в качестве рабочего кабинета и офиса для приема клиентов. В другой комнате обитал Игорь, его ассистент: жилье являлось частью оплаты за его труды. Ну и третья, спальня Алексея, оставалась в неприкосновенности, – ему нередко случалось ночевать на рабочем месте.
   Александра, в ожидании Любы, приготовила кофе. Этот напиток являлся лучшим и бессменным топливом для сыщицкого мотора… организма, то есть. В последнее время в прессе стали писать, что кофе весьма полезен для здоровья, и Алексей Кисанов чрезвычайно радовался новым веяниям в медицине, а то раньше всё утверждали, что кофе вреден… Да как же без него?!
   Аппарат «эспрессо» как раз выдал третью чашку, по числу присутствующих, когда прозвенел дверной звонок.
   Люба оказалась невысокой невзрачной девушкой, возраст которой сыщик не смог бы точно определить: что-то между двадцатью и тридцатью годами. Треугольное личико – острые скулы и подбородок; глубоко посаженные серые глаза; темно-русые волосы, перышками торчащие в стороны: стрижка вроде и модная, да волосики жидковаты. Джинсы ее провисали там, где положено быть ягодицам; маечка не круглилась там, где положено быть груди. В театре она бы запросто получила роль травести – играла бы хулиганистого пацана.
   Люба с порога протянула маленькую ладошку всем по очереди, и пожатие ее оказалось неожиданно крепким и энергичным. Александре подумалось, что жест отрепетированный: мол, не смотрите что я мелкая, – я сильная! Такой жест часто встречается у мужчин с комплексами по поводу своего роста или телосложения, иначе говоря, у тщедушных.
   – У меня вот какой вопрос, Алексей Андреевич, – деловито приступила она к беседе, пройдя в кабинет, – а почему вы сказали, что хотите узнать от меня о выводах полиции? Вы ведь частный детектив, неужели у вас нет возможности узнать напрямую, от самих полицейских?
   – Неожиданный вопрос. В принципе, возможность такая есть. Но сначала я хочу получить информацию от вас, Люба, из первых рук. Ведь вы теперь моя клиентка.
   Сказать по правде, детектив немножко слукавил. Делом занимались наверняка районные, а у него хоть и были отличные связи, но на Петровке, где когда-то работал он сам. Пока что Алексей даже не знал, о каком отделении идет речь, что там за люди работают, легко ли будет ознакомиться с делом, если понадобится. А вот понадобится ли, – именно это он и собирался сейчас выяснить.
   – Или у вас какие-то возражения? – спросил он Любу.
   – Нет… Но в полиции знают больше… Они вряд ли мне всё рассказали.
   – Не беспокойтесь об этом.
   – А вы… Вы сказали, что я ваша клиентка… Надо бы узнать сначала, сколько это будет стоить!
   Она покраснела.
   Александра, бросив взгляд на мужа, вмешалась:
   – Нисколько, Люба. Вы знаете, что я общалась с Михаилом, поэтому вы мне и позвонили. Можно, пожалуй, сказать, что мы с ним были виртуальными друзьями… И Алексей Андреевич взялся за расследование по моей просьбе.
   – А, ну тогда… ну, хорошо. Спасибо.
 
   «Ну, тогда хорошо, спасибо». Кому хорошо, кому и не особо, по правде говоря. Алексей не так уж редко брался за бесплатное расследование, иной раз вопрос стоял устрашающе примитивно: жизнь или смерть, – отчего и не вмешаться он не мог. Иначе бы ощущал себя пособником убийцы. Однако люди, для которых он работал бесплатно, редко понимали, что он не просто берется за некое дополнительное расследование, нет! Оно требует больших затрат по времени и по силам, отчего детективу приходилось отказываться от другого расследования, за гонорар. За деньги, которые нужны его семье. Это серьезная жертва!
   Его злило, когда люди этого не понимали.
   Ладно, сказал он себе, в конце концов, тут задача простая: установить, убийство это или самоубийство. О большем его никто не просил. Так что незачем дергаться: с этим он разберется быстро!
 
   Когда все расселись в кабинете Алексея – Люба от кофе отказалась, согласилась лишь на стакан газированной воды, – детектив попросил ее изложить суть дела как можно подробнее.
   – Ну, в общем, – Люба отпила из стакана, – Миша покончил жизнь самоубийством… как и намеревался. Он выбросился из окна своей квартиры на седьмом этаже. А полиция не верит! Они считают, что его кто-то столкнул, хотя никаких следов постороннего в квартире нет, по их же словам…
   Вопрос-ответ, слово за слово, – и Алексей выяснил все, что знала и домысливала Люба.
   Итак, три дня назад Михаил Козырев, довольно известный психиатр, выпал из окна своей квартиры. Свидетелей не нашлось – таких, которые увидели бы кого-то постороннего в открытом окне. Следов взлома двери нет. Равно как и предсмертной записки.
   – Почему вы обратились ко мне только три дня спустя?
   – Думала, полиция поймет, что это самоубийство. Но они стали трясти наших ребят, из группы нарков…
   Наркоманов, понял Алексей.
   – …особенно Олега, их старосту. А у него алиби есть, между прочим! Он на работе в это время был! Но кто-то из соседей описал похожего на него человека, который выбежал из подъезда вскоре после падения Миши… Хотя описание такое поверхностное, что даже фоторобот в полиции составить не смогли, сразу на наркоманов все повесили. На них ведь проще свалить, вы же понимаете! Даже если они бывшие… А из подъезда еще блондинка выходила, так полиция в ее сторону не копает!
   – Откуда вы про блондинку знаете?
   – Я? В полиции слышала… Да какая разница, кто из подъезда выходил! – вдруг сорвалась Люба. – Миша сам выбросился из окна, понимаете? Сам!
   Ну что ж, девушка права: кто вышел из подъезда и когда, Алексея Кисанова не касается, коль скоро Люба не просит найти убийцу Козырева. Она просит доказать, что это суицид. Чем и займемся безотлагательно, решил детектив.
 
   Ключи от квартиры Козырева имелись у Любы, и они – Алексей с Александрой и Игорем, ассистентом, и сама Люба, разумеется – час с небольшим спустя были под дверью квартиры, почему-то не опечатанной, где Михаил проживал.
   – Я не предупредила, извините… В квартире беспорядок.
   С этими словами девушка повернула ключ и распахнула дверь. Алексей Кисанов вошел первым и встал на пороге большой комнаты, преградив рукой доступ остальным.
   – Батюшки… Это не беспорядок, Люба. Здесь был обыск. Вы в курсе, что полиция тут искала?
   – Не полиция, нет… Так здесь все было, когда она приехала.
   – В таком случае, кто-то обыскивал квартиру Козырева. И вы, несмотря на это, считаете, что он бросился из окна сам?
   – Миша создал видимость обыска… чтобы все подумали на нападение… Из-за родителей, я говорила Александре…
   – Кто вызвал полицию?
   – Соседи. А мне полицейские позвонили первой, так как мой входящий был последним в его сотовом. Мы говорили по делу.
   – Почему же не родителям?
   – Они в Новосибирске живут.
   – Братьев, сестер у него нет?
   – Он никогда о них не говорил. Видимо, нет.
   – А женщины? Жены, любовницы?
   – Нет.
   Александра тронула мужа за плечо.
   – Алеш, я ведь тебе рассказывала о нем: он никого не лю…
   – Да помню, я помню! – раздражился Алексей. Не верил он в такую байку, что человеку любить не дано. Пусть не какая-то там «высокая любовь» – да и что она собой представляет? – но человеку нужна близкая душа. Вот ему, к примеру, нужна Александра. Она и есть близкая душа, – без нее Алексею было бы очень неуютно на этом свете… Высокая ли это любовь или шкурная потребность, – в такие вопросы он не вдавался, полагая их бессмысленными. Да и вообще, шкурная потребность надежнее.
   – Люба, а почему вы так уверены насчет женщины? Вы ведь сюда только приходили, но не жили, и знать не можете, как проводил Михаил время, свободное от вашей с ним работы. Или вы сами имели с ним какие-то…
   – Мы товарищи! – осадила детектива девушка. – Занимались одним делом. Я староста группы суицидников, но помогала Мише и во второй группе, нарков. Между ними ведь много общего, потому что в обоих случаях это уход от жизни… Мы с Мишей почти всегда работали вместе!
   Алексею показалось, что Люба говорит неправду. Что ее чувства к Михаилу были куда более сильными, чем простое товарищество. Но пока он не видел причин вдаваться в этот вопрос.
   – Стало быть, этот тарарам кто-то учинил до прихода полиции?
   – Повторяю вам, это сделал сам Михаил! Чтобы навести на мысль об убийстве!
   – Хм. А в его машине что?
   – У Миши нет машины. Он не хотел время в пробках терять, пользовался городским транспортом. Или такси, если необходимость возникала.
   Алексей обернулся к остальным:
   – Вон диван, видите? Садитесь все туда. Люба, вы тоже.
   Он пропустил вперед себя всю компанию, подождал, пока они разместились на трехместном диване из коричневой лакированной кожи.
   – Пожалуйста, не двигайтесь и ничего не трогайте. Я сейчас.
   Алексей наведался в соседнюю комнату – в квартире их имелось две. Эта была поменьше и явно служила спальней. В ней тоже царил беспорядок – тот, что бывает после обыска. Затем заглянул на кухню, в ванную. Однако никаких следов проживания в этой квартире женщины он не обнаружил. Ни крема, ни халатика. Похоже, Люба права.
 
   Детектив вернулся в большую комнату и встал посредине, осматриваясь. Шкаф с книгами (почти целиком вываленными на пол), диван, компьютерный стол, – обеденного не наблюдалось, приемов Козырев явно не устраивал. На верхней полке рабочего стола несколько фотографий.
   – Это Михаил? – Алексей указал на одну из них.
   – Он.
   Темноглазый брюнет; обаятельная, открытая улыбка человека, которого судьба баловала. На всех снимках он в компании разных людей. Одна фотография с родителями, судя по всему. Еще одна с какой-то женщиной, которую он обнимает за плечи. Остальные фото групповые.
   – Кто это? – детектив взял в руки фотографию с женщиной.
   – Не знаю. Я никогда не спрашивала. Я даже их не рассматривала.
   – Чем Михаил зарабатывал на жизнь?
   – За обе группы ему платили мало, практически все уходило на аренду помещения.
   – Кто платил?
   – Спонсоры.
   …Значит, если Козырева все же убили, то придется убийцу искать еще среди спонсоров…
   – На что же он жил?
   – У него кабинет. Он ведет частные приемы как психолог.
   – Но ведь он психиатр?
   – Люди не идут к психиатру, иначе их будут считать сумасшедшими. Но к психологу они обращаются охотно. Мишу клиенты любили.
   …Значит, если его все же убили, то придется убийцу искать еще среди клиентов…
   Впрочем, это детектив машинально размышляет, инерция профессии. А Люба, – напомнил он себе в очередной раз, – отнюдь не просит его искать убийцу. Она просит доказать, что это самоубийство!
 
   – Расскажите, Люба, что вы увидели здесь, когда приехали.
   – Все было примерно так же, как сейчас.
   – Полиция ничего не трогала, не меняла?
   – По-моему, нет. Они только фотографировали и осторожно переступали через разбросанные вещи.
   Значит, квартира в относительно первозданном виде, обрадовался сыщик.
   – Что вы слышали? О чем они говорили?
   Люба задумалась, вспоминая.
   – Когда я приехала – а это почти час спустя после смерти Миши, – его тело уже увезли. И осмотр квартиры они уже заканчивали. Меня сразу предупредили, что попросят съездить в морг на опознание…
   – А родителей вызвали?
   – Не знаю. Мне не говорили.
   – Странно, что за эти три дня они сами не попросили вас о встрече.
   – Зачем им?
   – Сын погиб, да еще при загадочных обстоятельствах. Мне кажется, что в такой ситуации было бы естественным желание поговорить с его ближайшими друзьями…
   Люба безразлично пожала плечами.
   – Вы в морг съездили? – вернулся к теме Алексей.
   – Да, потом. И, знаете… это было… Миша упал лицом вниз, от него ничего не осталось… от лица. Но я его все равно узнала.
   – Простите.
   – А сначала они меня провели в квартиру… Спрашивали, у кого есть ключи… Потому что следов взлома не обнаружили. Я им ответила, что вряд ли стоит искать убийцу: Миша покончил с собой. Но они мне не поверили, как видите.
   – А ключи у кого-то имелись, кроме вас?
   – По моим сведениям, нет.
   – Значит, Михаил сам открыл дверь убийце, потому что его знал! – подал реплику Игорь.
   – Погоди, – обернулся к нему детектив. – Версии потом, сначала факты. Люба, продолжайте.
   – Они попросили посмотреть, что пропало…
   – А вы настолько хорошо знаете квартиру Михаила, что можете определить?
   – То, что на виду, – да, хорошо. Я здесь часто бывала. Да и ребята из групп нередко приходили, Миша всем помогал, со всеми дружил. Он считал, что это залог их окончательного выздоровления.
   М-да, похоже, у парня и впрямь не было личной жизни – иначе бы разве ходили сюда постоянно его питомцы?
   – В беспорядке было трудно разобраться, да и ценностей никаких у Миши не имелось. Он считал, что вещи привязывают… связывают человека. И что не стоит ими обзаводиться, чтобы всегда была возможность уйти налегке, с одной дорожной сумкой.
   – Это его выражение?
   Люба кивнула.
   – Но бытовая техника, мебель здесь хорошего качества, немалых денег стоит.
   – Это комфорт. Человеку должно быть удобно и приятно жить в доме. Любовь к дому – часть любви к себе… это тоже Миша говорил. Позаботьтесь сначала о своем теле, потом об одежде, затем о доме, потому что он – род вашей одежды… Этого понимания не хватает ребятам, которые обращаются к нам… да и вообще многим людям. Но таких ценностей, которые можно унести – золото, дорогие безделушки, не знаю, – у него не водилось. Он не любил. В общем, я не заметила, чтобы что-то исчезло, – добавила она. – Красть у Миши нечего. Он ушел налегке.
   – …с одной дорожной сумкой… – задумчиво повторил детектив. – Интересно, зачем тут чемодан?
   – Где?
   Детектив указал на кресло из черной кожи, рядом с которым, сливаясь с ним цветом, стоял довольно большой черный же чемодан, неприметный в царящем бардаке.
   – Не знаю… Я его не видела!
   Люба поднялась с дивана и двинулась в сторону чемодана, вытягивая шею, чтобы получше его рассмотреть, но Алексей ее остановил – опасался, что она сместит что-нибудь в окружающем беспорядке. Мало ли, вдруг в нем откроется какой-то смысл?
   – Не видели – в прошлый раз?
   – Может, не заметила… Как сейчас.
   – Михаил куда-то собирался? Не налегке? – проговорил Игорь.
   – Думаю, что чемодан появился здесь уже после ухода полиции. Иначе бы менты прихватили его с собой для изучения содержимого. Или хотя бы открыли.
   – Но кто же мог сюда… – поразилась Люба.
   – И дверь не опечатана, – не слушая ее, проговорил детектив. – Либо полицейские забыли, что маловероятно, либо печать кто-то снял… Любопытно, смотрите: на ручке ярлык компании «Эр Франс», аэропорт Шарль де Голль.
   Алексей наклонился. Чемодан был закрыт на кодовый замок. На ярлыке аэропорта проштампована дата – сегодняшняя. Стало быть, надо ждать сюрпризов!
   Что ж, прекрасно. Подождем.
 
   В глазах присутствующих стоял невысказанный вопрос, но Алексей не хотел комментировать вслух свое открытие. Он посмотрел на ассистента.
   – Давай думать, – повернул он разговор в другое русло. – Я играю за версию суицида, ты – за убийство. Поехали! Я начинаю: на теле нет следов насилия. Окно не разбито: его открыли.
   – Да, оно было открыто, когда я пришла сюда в прошлый раз, – уточнила Люба.
   – Вот. Дверь не взломана, – продолжил детектив.
   – Убийца мог столкнуть Михаила, если тот находился в непосредственной близости от окна. Эффект неожиданности, достаточно несильного толчка. Окно уже было открыто к тому моменту самим хозяином: всю неделю стоит прекрасная погода. В квартиру он пустил убийцу сам: должно быть, знакомый. Или представился слесарем. Или сумел сделать втихаря копию с ключей. Замок у Козырева простенький, дверь не бронированная.
   – Ноль-ноль. Люба, вопрос к вам: давали ли вы кому-нибудь ключ от квартиры Михаила?
   – Нет.
   – Следы обыска, – произнес Игорь. – Убийца искал что-то маленькое и хорошо спрятанное. То есть вещь была не на виду, отчего Люба не может знать о ней. Но тот, кто искал, – тот знал, что она у Козырева есть!
   – Или Михаил сам разбросал вещи, чтобы навести на мысль об обыске. Точнее, о насильственной смерти. Мы знаем от Любы, что, желая уйти из жизни, он все же позаботился о своих родителях, об их религиозных чувствах.
   – Ноль-ноль, – признал Игорь.
   – Тебе не кажется, что в обыске проглядывает какая-то методичность?
   – Не соображу…
   – Смотри внимательно. Смотрите все. Что-нибудь кажется необычным?
   – Мне – да, – произнесла Александра. – Если бы Михаил сам инсценировал обыск, то зачем бы он стал бить вазу, к примеру? Или высыпать на пол содержимое ящиков? Это не инсценировка, здесь явно что-то искали!
   – Причем очень мелкое! – кивнул Игорь. – У меня вопрос к Любе. Вы сказали, что Михаил занимался группой трудных подростков-наркоманов…
   – И потенциальных самоубийц, – добавила Люба и покраснела.
   Детектив было насторожился ввиду ее румянца, но вовремя сообразил: Игорь шибко хорош собой, вот девушка и смутилась. Не стоит искать за этим двойное дно.
   – Да, я помню… А сам Михаил наркотиками не баловался?
   – Что вы, нет, конечно!
   Люба покраснела еще отчаяннее, и на этот раз детектив насторожился всерьез. Он обменялся взглядами с Игорем, и ассистент едва заметно кивнул: мол, держу руку на пульсе.
   – Излечиться от пристрастия к наркотикам нелегко… – снова заговорил Игорь. – Я знаю это не понаслышке, у меня близкий друг подсел на наркотики… Ломка – страшная вещь, хуже пытки. Михаил сочувствовал этим ребятам, правда ведь?
   Люба осторожно кивнула, не понимая, куда клонит молодой человек.
   – И он мог держать у себя дозу… На случай, если кому-то из них станет невмоготу?
   – Не думаю… – еле слышно ответила девушка.
   Краска отхлынула от ее лица. Теперь она казалась изможденной, несмотря на юный возраст. Игорь перевел победный взгляд на шефа.
   – Один-ноль, – произнес он.
   – Ладно. Сейчас отыграюсь. Люба, давайте представим такую сцену: кто-то из группы наркоманов пришел к Михаилу. Он своего подопечного впустил сам, что понятно. И вдруг этот подопечный стал требовать дозу, которую, как предположил мой ассистент, Михаил мог держать дома на всякий случай. Михаил согласился бы ее выдать страждущему?
   – Я знаю наших ребят! Они все на стадии выздоровления, Миша других и не брал, он не лечил их от зависимости, он поддерживал их в стремлении завязать! Но даже если бы кто-то из них и сорвался, то не пришел бы к Мише. Ребята его боготворят. Вам этого не понять, боюсь… Но это так. Они бы нашли наркоту на стороне, как находили ее раньше!
   – А если денег нет? Нечем платить… а у Михаила, они знают, парочка доз имеется на крайний случай…
   Люба вдруг подобралась, будто для броска.
   – Во-первых, ваше предположение, что Миша мог держать дома дозу, – это абсурд! – сверкнула она глазами в сторону Игоря. – Он ведь лечил их от наркозависимости! И не стал бы потакать их слабостям, потому что учил их быть сильными! Во-вторых, он бы никогда не уступил «требованию», как вы выразились!
   Кажется, цвет лица Любы зависел не от симпатичного Игоря, а от подозрений в адрес Козырева, которые были для нее нестерпимы…
   – Поэтому человек и столкнул его в окошко, – невозмутимо парировал Игорь. – А потом перевернул квартиру вверх дном в поисках той самой дозы!
   – Но на теле Миши не обнаружили следов борьбы! А он бы сопротивлялся, если б на него напали!
   – Один-один, – сообщил детектив.
   – Пока, – возразил Игорь. – Пока следы не обнаружили, но синяки могут проступить и позже…
   – Так и у нас пока лишь гипотезы… – откликнулся Алексей. – По теме факта обыска объявляю ничью. Переходим к цели обыска. Ты предположил, что искали дозу. Я, как договорились, выставляю версию, что ничего никто не искал, а обыск – это инсценировка самого Михаила. Почему он вазу разбил и ящики вывернул? Потому что перестарался! Не знал же он, в самом деле, как делается обыск, верно? Вот и решил изобразить его поубедительнее.
   – Ну… допустим, – вынужден был признать подобную вероятность Игорь.
   – Другие идеи есть?
   – Если что-то и впрямь искали, то совсем маленькую вещь, – произнесла Александра, кивнув на компьютерный стол.
   Три ящика, находившиеся в тумбочке слева от него, были выдернуты и перевернуты, как и остальные. Бумажки, канцелярская мелочь разлетелись в разные стороны. Алексей наклонился: чеки из магазинов, дисконтные карточки, визитки, клочки бумаги с чьими-то телефонами…
   – Саша права, – сообщил он, распрямляясь. – Каждая бумажка лежит отдельно: их все пересмотрели, перебрали.
   – Пакетик с наркотой как раз и есть маленькая вещь! – не сдавался Игорь.
   – Записка, ювелирное украшение, ценная монета или марка, флешка, в конце концов, – это все тоже маленькое! – парировала Александра.
   – А зачем такой тарарам устраивать, если искали флешку? Хватило бы и компьютерного стола! Все нормальные люди их возле компа держат! – не соглашался Игорь. – Шеф, а в другой комнате как?
   – Так же. Народ, всё, мы игру в разные версии закончили. Давайте посмотрим, что у Михаила в компьютере интересного имеется… Люба, вы не в курсе?
   – Я никогда за ним не работала. Но…
   – Но?
   – Миша вел аудиодневник. То есть не дневник, а… В общем, записывал на компьютерный магнитофон свои мысли. Я знаю, потому что он мне давал некоторые послушать…
   – О чем там говорилось?
   – Ничего такого, что может иметь отношение к его смерти… Миша описывал свое восприятие людей. Он считал, что люди постоянно играют роли… И нередко заигрываются. Он думал, что в этом ключ к разгадке стремления к самоубийству: люди входят в роль жертвы, а потом роль входит в них. И убивает.
   – Роль входит в человека… Любопытно. Но ведь, по вашим словам, он и сам стремился к суициду. Значит ли это, что он тоже играл роль? И осознавал сей факт?