Страница:
Алиса подняла голову – прямо перед ней стояла высокая, очень худая женщина в джинсах и растянутом свитере. Женщина курила и рассматривала ее с ленивым интересом.
– Наверное, мы едем. – Алиса нашарила в кармане стодолларовую бумажку, протянула таксистке. – Этого хватит?
Женщина заграбастала купюру, сказала весело:
– Это, красотуля, зависит от того, куда ты хочешь попасть.
– Мне бы в Москву.
– Ну, тогда хватит, и еще останется. – Женщина погасила сигарету, махнула рукой: – Ну, что сидишь? Поехали!
В машине было тепло, намного теплее, чем на улице, пахло дешевыми духами и дешевыми же сигаретами.
– Давай знакомиться, что ли, путь-то неблизкий. – Таксистка протянула узкую, смуглую ладонь. – Я Зинаида, но лучше просто Зинон.
– Алиса. – Она пожала протянутую руку, вымученно улыбнулась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось тишины, но ее новая знакомая, похоже, тишины не признавала. Она включила мотор, посмотрела на Алису угольно-черными, азиатского разреза глазами, спросила:
– С дачи едешь?
Алиса молча кивнула.
– Хорошо отдыхалось?
– Лучше не придумаешь. – Она вспомнила, как ей отдыхалось, и громко всхлипнула. Так долго и старательно сдерживаемые слезы неожиданно вырвались наружу. Она ревела, а Зинон молчала, давала ей возможность выплакаться.
Слезы закончились быстро, оставив во рту противный металлический привкус. Алиса вытерла лицо рукавом джинсовки, виновато посмотрела на таксистку. Та прикурила новую сигарету, спросила со странной смесью раздражения и участия:
– Выревелась?
Алиса кивнула.
– Тогда рассказывай.
– Что рассказывать?
– Все по порядку. Я по первой профессии психолог. – Зинон иронично усмехнулась, выпустила струйку дыма. – А по второй – таксистка. А таксисты, они все равно что исповедники. Рассказывай, не бойся. Сама увидишь – легче станет.
И Алиса вдруг доверилась этой странной женщине с грубоватыми манерами, дурными привычками и психологическим образованием, рассказала все: и о приглашении на дачу, и о бассейне, и о Климе, и о своем грехопадении, и о том, что она оказалась той самой дурой под пятым номером.
– А вот этим, – она кивнула на лежавшую на приборной панели сотню, – он со мной расплатился, когда все закончилось.
Зинон покосилась на деньги, коротко кивнула.
– То, что баксы взяла, одобряю. Не хрен тут гордость демонстрировать. Сейчас жизнь такая: или ты ее, или она тебя. А вот все остальное… Знаешь, красотуля, я бы этого так не оставляла, я бы с этими ублюдочными разобралась.
– Пусть живут. – Алиса до боли сжала кулаки.
– Да уж. – Зинон презрительно фыркнула. – Ударили по левой щеке – подставь правую!
– Мой папа тоже так говорит.
– Дурак твой папа! Вот что я тебе скажу – ударили тебя по левой щеке, а ты не теряйся, сразу бей коленом в пах. Вот это и будет высшая справедливость, а все остальное – от лукавого. Если бы твой папанька не забивал тебе голову всякой ерундой, а научил дочурку уму-разуму, объяснил бы, что нельзя доверять первому встречному козлу, ты бы сейчас целее была.
Зинон говорила так убежденно и зло, что Алиса усомнилась в том, что у нее есть психологическое образование. Психолог должен человека успокаивать и поддерживать, а не обучать правилам самообороны.
– Использовали тебя, красотуля, – сказала Зинон, не отрывая взгляда от дороги. – Поматросили и бросили.
Алиса прикусила губу, проглотила колючий ком в горле. Нет, она не обиделась. Что ж обижаться на правду? Просто от этой правды делалось очень больно: внутренности скручивало в жгут, легким не хватало воздуха.
– Ничего, красотуля, – сказала Зинон с невеселой усмешкой. – Одно хорошо – ты теперь точно знаешь, что в этой жизни никому доверять нельзя, даже самой себе. Это знание дорого стоит, уж поверь моему опыту.
Алиса покосилась на свою собеседницу. Да уж, у такой женщины должен быть очень богатый жизненный опыт. Иначе с чего бы этот шальной блеск в глазах и горькая складочка в уголках тонкогубого рта? Сколько, интересно, ей лет? Тридцать – тридцать пять? А работает таксисткой. Разве это женская работа?
– А что ты меня рассматриваешь? – спросила Зинон, не поворачивая головы. – Любопытно, откуда я взялась, такая советчица?
Алиса не стала врать, кивнула. Зинон пошарила в «бардачке», из измятой пачки достала последнюю сигарету, неторопливо прикурила, сказала, все так же не глядя в сторону пассажирки:
– Я, красотуля, не родилась бой-бабой. Когда-то, давным-давно, я была такой же наивной дурой, как ты сейчас. И жизнь меня, бестолковую, в дерьмо головой окунала не один раз, а чуть побольше, пока я, наконец, не поняла, за что страдаю. А вот как поняла, сразу легче жить стало. Слушай меня, красотуля: не повторяй чужих ошибок.
Алиса мало что поняла из этого странного монолога, но Зинон каким-то непостижимым образом удалось вернуть ей спокойствие. Она обязательно подумает над сказанным, сделает выводы, произведет переоценку ценностей. Только не сейчас, сейчас ей хочется закрыть глаза, слушать мерное урчание мотора и низкий, с хрипотцой от беспросветного курения, голос Зинон.
– Своим-то расскажешь? – спросила Зинон.
Не открывая глаз, Алиса покачал головой.
– Почему?
– Родители меня убьют. Это… то, что я сделала, – страшный грех.
– О, как?! – удивилась Зинон. – А если принять во внимание, что это не ты сделала, а с тобой сделали?
– Неважно, это все равно моя вина.
– Лютые у тебя предки, как я посмотрю. Что, шибко верующие?
– Да.
Зинон бросила на нее быстрый взгляд, но от дальнейших расспросов воздержалась.
Разговор возобновился уже на подъезде к Алисиному дому.
– Спасибо вам большое. – Алиса смущенно улыбнулась.
– А мне-то за что? – Зинон пожала плечами. – Как говорится, любой каприз за ваши деньги. Кстати, о деньгах. – Она порылась в пристегнутом к талии кошельке, протянула Алисе четыре десятидолларовые купюры. – Это сдача.
– Мне не нужно. – Алиса испуганно посмотрела на деньги.
– Ну, знаешь, красотуля, мне чужого тоже не нужно. – Зинон сунула баксы в карман ее джинсовки, неожиданно тепло улыбнулась: – Не переживай ты так, перемелется – мука будет. Просто научись давать отпор разным засранцам.
Во дворе было пусто, только собачники выгуливали на детской площадке своих питомцев да устало шаркала метлой дворничиха тетя Маня. Алиса добежала до подъезда, помахала рукой Зинон. В ответ раздался короткий гудок – и на душе у девушки вдруг стало тепло и больно одновременно. Тепло оттого, что судьба в самый критический момент свела ее с такой удивительной женщиной, как Зинон. А больно оттого, что встреча эта оказалась короткой…
Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, Алиса прислушалась. За дверью было тихо. Одно из двух: либо Мелиса еще не вернулась, либо спит без задних лап.
Алиса ошиблась, за дверью ее ждали родители…
Они были похожи на близнецов: одинаковые черные одежды, скрещенные на груди руки, худые лица и фанатичный блеск в глазах. Даже не верилось, что когда-то, давным-давно, они были другими. Что отец мог задорно смеяться и катать их с Мелисой по очереди на шее, и читать им на ночь сказки. А мама не прятала свои роскошные волосы под черным старушечьим платком и пекла невыразимо вкусные пирожки, и почти все время что-то напевала…
– Ты не ночевала дома, – сказала мама, отмахиваясь от ее робкого «здравствуйте».
– Что с твоим лицом и одеждой? – спросил отец, глядя сквозь нее.
За их спинами маячило испуганное, зареванное лицо Мелисы. Значит, сестра вернулась на ночь домой. А вот она, Алиса, старшая и более рассудительная, не вернулась, поддалась искушению, согрешила. Ей показалось, что родители видят ее насквозь, ей даже не нужно ни в чем сознаваться…
– Греховодница! – свистящим шепотом сказал мама.
– Блудница! – вторил ей отец.
– Пророк предупреждал, что дьявол будет искушать не только нас, но и наших детей. – Мама взяла отца за руку. – Он сказал, что мы должны быть крепки в нашей вере.
– Лучше отрезать засохшую ветвь, чем потерять все дерево. – Отец скорбно улыбнулся. – Но Господь милостив, у нас еще есть надежда. – Он обернулся, посмотрел на испуганно прижимавшуюся к стене Мелису. – Ты у нас теперь – единственная дочь.
Мама согласно кивнула, улыбнулась почти нежно. Эта улыбка дико смотрелась на ее отстраненно-холодном лице.
– Да, Пророк предупреждал, но испытаниям не сломить нашу веру, а ты… – Улыбка поблекла, в глазах зажегся фанатичный огонь, Алиса попятилась. – Распутница! Вон из этого дома!
– Но, мамочка. – Она попыталась обнять женщину, которую привыкла считать своей мамой.
– Изыди, нечистая! – Та отшатнулась, торжественно перекрестилась. – У тебя больше нет матери. Я отрекаюсь от тебя! Отрекаюсь!
Отец обнял маму за плечи, посмотрел на Алису с жалостью и брезгливостью, сказал:
– Можешь забрать свои вещи. Мы их все равно сожгли бы. В нашем доме нет места скверне.
Наверное, она спит и видит страшный сон, потому что в реальной жизни такого просто не может случиться. Мужчины не должны забирать любовь силой и расплачиваться за нее зелеными бумажками. Родители не должны отрекаться от детей. Это не по-человечески, это неправильно… этого просто не может быть!..
– Что ты стоишь? Собирайся. – Отец ухватил за руку бросившуюся было к ней Мелису, погладил свою, теперь уже единственную, дочь по голове, сказал ласково: – Ты не должна к ней приближаться, Мила. Скверна заразна!
Мелиса посмотрела на сестру виновато-испуганным взглядом, но перечить отцу не посмела. Алиса ободряюще улыбнулась сестре. Во всяком случае, постаралась, чтобы улыбка выглядела ободряющей. Незачем пугать Мелису еще больше. Она только кажется сильной и отчаянной, а на самом деле еще ребенок. Это ей, Алисе, «посчастливилось» повзрослеть за одну ночь. Упаси, Господь, Мелису от такого «счастья»!
Их общая с сестрой комната вдруг показалась чужой и неуютной. В ней не было ничего, чем стоило бы дорожить. Ну, разве что фотографией, сделанной еще до того, как родители повстречали своего страшного бога. На этом снимке они вчетвером: папа с мамой молодые, счастливо улыбающиеся, они с Мелисой – еще совсем маленькие. Алиса сунула фотографию в карман джинсовки, сложила свои немногочисленные вещи в пакет. Вот и все, теперь она готова…
Дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной, навсегда отсекая прошлое. Сердце болезненно сжалось, но глаза остались сухими. Не оттого, что она такая сильная, а оттого, что еще не осознала всего произошедшего.
На улице было ярко и солнечно. Эта праздничная яркость никак не вязалась с мраком, поселившимся у Алисы внутри. Девушка присела на скамейку, прижала к груди пакет с одеждой. Сейчас самое время подумать о случившемся, принять хоть какое-нибудь решение.
Подумать никак не получалось, мозг точно покрылся ледяной коркой. И мысли в нем ворочались какие-то ленивые и никчемные. Значит, она будет просто сидеть и ждать. Может быть, во внешнем мире что-нибудь изменится: грянет гром, небеса обрушатся на землю и погребут под своими обломками грешницу и распутницу Алису Волкову. И тогда ей ни о чем больше не придется думать.
Гром действительно грянул. Только гром этот почему-то был похож на звук автомобильного клаксона. Алиса встрепенулась, подняла голову. Знакомый «жигуленок» стоял в пяти метрах от нее. И дверца со стороны пассажирского сиденья была приветливо распахнута. А может, это не тот самый «жигуленок», а просто очень похожий? Мало ли в Москве красных «Жигулей»? Зинон просто нечего делать в этом сонном дворе. Зинон нужно «бомбить», зарабатывать на жизнь…
– Эй, красотуля! Сколько мне еще гудеть? – Этот низкий, прокуренный голос мог принадлежать только Зинон.
Алиса встала, сделала нерешительный шаг к «жигуленку».
– Это вы мне? – спросила недоверчиво.
– А ты тут видишь других красотуль? – Зинон смотрела на нее нетерпеливо, зажженная сигарета нервно подрагивала в уголке тонкогубого рта. – Ну, что стала?! Давай садись! – Таксистка приглашающе похлопала по пассажирскому сиденью.
Алиса послушно села, в нынешнем замороженном состоянии ей было абсолютно все равно, чьи приказы выполнять. Она даже не спросила, почему Зинон до сих пор не уехала.
– Проблемы, красотуля? – спросила Зинон, выпуская сизое облачко дыма.
– Проблемы. – Алиса вяло кивнула.
– И в чем их суть?
– Меня выгнали из дому. Папа сказал, что лучше отрубить больную ветку, чем потерять все дерево.
– А ты, стало быть, больная ветка?
– Стало быть.
– И чем заражена?
– Скверной.
– Надо же, скверной! Как интересно! А лечить они тебя не пробовали? Решили сразу к ампутации прибегнуть?
– У них еще есть Мелиса, они за нее боятся.
– А кто у нас Мелиса?
– Моя младшая сестра. – Алиса закрыла лицо руками. Плакать не хотелось, но и смотреть на белый свет не было сил.
– Тебе есть куда податься? – Зинон сменила ироничный тон на деловой.
Алиса покачала головой. У нее была тетя, мамина сестра, но тетя жила в Тюмени и из-за религиозных убеждений родителей отношений с ними давно не поддерживала. Наверное, она не отказалась бы принять Алису, но до Тюмени еще нужно как-то добраться…
– Понятно. – Зинон погасила сигарету, включила зажигание. – Поехали!
– Куда?
– Покатаемся.
Этот расплывчатый ответ удовлетворил Алису целиком и полностью. Все-таки в ее замороженном состоянии были и свои плюсы. Они катались до обеда. Зинон «бомбила», Алиса молча сидела рядом. Ближе к обеду Зинон сказала:
– На сегодня хватит. Теперь займемся тобой, красотуля. Пойдем-ка перекусим. Тут есть хорошее кафе…
Климу снился очень интересный сон: прекрасная незнакомка, клеймо в виде трилистника, чувственная впадинка в основании шеи…
Он расстался с этим увлекательным сном только потому, что реальность обещала быть не менее удивительной.
Реальность его разочаровала: девчонки-подкидыша рядом не было, его рубашка, аккуратно сложенная, висела на бортике ванны. Куда это гостья подевалась? Может, вышла на двор полюбоваться цветами? Она же такая… романтичная.
Клим торопливо оделся. Надо бы найти это чудо до того, как она попадется в лапы кому-нибудь из его дружков. Она же не только романтичная, но еще и страшно наивная и, судя по минувшей ночи, не слишком опытная. Точнее, совсем неопытная. Такую дуреху обидеть – раз плюнуть, а ему почему-то совсем не хочется, чтобы ее обижали. Кажется, он и сам неплохо справился с этой задачей, герой-любовник хренов.
А девчонка-то славная! Если извиниться, цветочки подарить, то, возможно, удастся заморочить ей голову, охмурить, захомутать – в общем, продолжить их знакомство. На роль постоянной подружки она, конечно, не годится, не тот масштаб, но для необременительных, исключительно постельных отношений – в самый раз. Хорошо, что он первым обнаружил заложенный в ней потенциал, стал первооткрывателем, так сказать.
На дворе было безлюдно, только на лужайке под столом крепко спали Димон с Кушнеревым. Клим обошел бассейн, в задумчивости постоял у розового куста.
– Не спится, Климушка? – Дашка материализовалась словно из ниоткуда. Вид у нее был помятый и какой-то несчастный.
– Тебе, как я посмотрю, тоже. – Он потрепал Дашку по голове. В ответ та чуть заметно поморщилась. – А где твоя… эта, как ее?..
– Алька? А она уехала, еще рано утром.
– Как уехала? – Чудесное настроение враз померкло, точно выцвело под яркими лучами утреннего солнца.
– Взяла и уехала. – Дашка саркастически усмехнулась. – Я видела, как охранник открывал ей ворота. А что ты, Климушка, плохо ночью расстарался, не сумел увлечь нашу уродину? – В ее голосе отчетливо слышалась обида. Ну конечно, малышка в него влюблена, а он, чурбан безответственный, не обращает внимания на светлые девичьи чувства, заставляет ее ревновать и злиться. Если бы не обещание, данное Виктору…
– Глупая ты, Дарья, – сказал Клим ласково, – ты же сама мне это безобразие подсунула.
– Может, и подсунула, да только ты не отказался, урод!
– Стоп! – Клима вдруг осенила ужасная догадка. – Дашка, а откуда ты знаешь, что я не отказался?
По тому, как густо она покраснела, он понял, что не ошибся.
– Ты подглядывала?
– Больно нужно! – Она презрительно фыркнула, но на всякий случай попятилась. – Я просто курила на веранде, а вы так… шумели. Что ты делал с этой уродиной, Климушка?
– Я тебе расскажу. Потом… если захочешь, – сказал он с угрозой в голосе. – Но сначала ответь, кто дал тебе право за мной шпионить? Или ты еще маленькая, не понимаешь, что у взрослых людей есть личная жизнь?
– Я не маленькая! – Даша сорвалась на крик. – Я давно уже не маленькая! Просто ты, дурак, этого не замечаешь. – Она с силой толкнула Клима в грудь, бросилась к дому.
Он не стал ее догонять, досадливо поморщился.
– Все беды из-за баб, – сообщил Клим розовому кусту…
– Сможешь! – Зинон сгребла со стола грязную посуду, закурила. – Мы уже сделали половину дела, остались сущие пустяки.
– Зинон, я не смогу!
– Сможешь!
– А если он не согласится?
– Согласится, красотуля, можешь не сомневаться. Разумнее принять наши условия, чем загреметь на нары.
– А может, лучше… – Алиса закусила губу.
– Не лучше, – оборвала ее женщина. – Мы ведь уже все обсудили. Слушай, тебе что, его жалко?
Под пристальным взглядом угольно-черных глаз Алиса смутилась.
– Жалко, – сделала вывод Зинон. – А ты перед тем, как в следующий раз пожалеть его, вспомни, что этот урод тебя изнасиловал.
– Он не…
– Ты хотела спать с ним? – жестко спросила Зинон.
– Нет, но…
– Он спрашивал твоего согласия?
– Нет.
– Ну вот, что и требовалось доказать, красотуля, принуждение к сексу называется изнасилованием. И за это предусмотрено нешуточное наказание. Тем более, что ты несовершеннолетняя.
– В августе мне исполнится восемнадцать. – Алиса встала из-за стола, отошла к настежь открытому окну.
– Еще не август! – Зинон сердито взъерошила волосы. – Думай, красотуля! Думай! Для тебя это единственный реальный шанс встать на ноги. И ты будешь законченной дурой, если его упустишь. Все, я на работу. – Она погасила недокуренную сигарету, заграбастала с подоконника початую пачку, в упор посмотрела на Алису: – Вечером я жду окончательного ответа.
Зинон вышла из кухни, через минуту громко хлопнула входная дверь. Алиса, за неделю так и не привыкшая к импульсивности своей новой знакомой, вздрогнула.
Это была странная неделя, самая необычная и самая сумасшедшая за всю ее семнадцатилетнюю жизнь. Зинон не бросила ее на улице, притащила в свою двухкомнатную квартиру на окраине.
– Вот моя берлога, – с гордостью заявила женщина, едва переступив порог. – Тут слегка не прибрано. – В ее голосе не слышалось ни тени смущения из-за царившего в квартире кавардака, только констатация факта. – Я так привыкла. Да и некогда мне, работаю с утра до ночи. Но ты, если что, можешь навести здесь порядок, я обижаться не стану. – Зинон сбросила кроссовки, нетерпеливо посмотрела на топчущуюся у порога Алису. – Ну, что стоишь, красотуля? Бросай свои манатки, раздевайся. Походишь пока босиком, тапок у меня для гостей не предусмотрено.
Алиса аккуратно поставила пакет с вещами в углу крошечной прихожей, прошла в гостиную.
– Присаживайся. – Зинон сгребла с продавленного дивана ворох одежды. – Разговоры разговаривать будем, думать, как тебе жить дальше.
Предложение было очень рациональным и очень практичным. Оно сводилось к одному – «нужно развести этого урода на бабки».
Алиса не сразу поняла, что это означает, но Зинон все очень доходчиво объяснила:
– Все твои беды, красотуля, из-за чего? Из-за дремучей наивности! Но даже не это главное. Тебе не повезло, ты нарвалась на подонка. Он тобой попользовался и вышвырнул за дверь без выходного пособия. Сто баксов не в счет, это сущие пустяки. А потом тебя, дуреху, бросили любимые родители. Это тоже некрасиво, но, как я понимаю, повлиять на твоих чокнутых стариков у нас нет никакой возможности. И не смотри на меня так, красотуля! Даже кошка своего котенка одного не бросит, а тут родная мать! Я вот подумала – и придумала. Мы сейчас быстренько едем к моему знакомому гинекологу. Она проводит осмотр, устанавливает факт изнасилования, берет необходимые анализы, дает нам соответствующие бумажки. После этого можно переходить к активным боевым действиям…
Визит к гинекологу Алиса запомнила плохо. Помнила, что от стыда ее мутило, что несколько раз она порывалась уйти, но ее останавливала Зинон:
– Сиди, дуреха! Я знаю, что делаю. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек. Сиди, от тебя не убудет.
С нее не убыло, но сил не осталось ни душевных, ни физических. К вечеру Алиса уже плохо понимала, где она и чего от нее хочет неугомонная Зинон. Девушка отказалась от ужина, рухнула на скрипучую раскладушку и отключилась до самого утра. А утром благодетельница ознакомила ее со своим гениальным планом.
План сводился к одному: с помощью угроз и шантажа вытянуть из Клима деньги. Десять тысяч долларов. Астрономическая сумма… Зинон бралась осуществить «техническую» часть операции: выяснить адрес Клима, узнать его привычки и номер телефона. Каким именно образом она собиралась это сделать, Алиса не знала и знать не хотела. Особенно в свете того, что самая грязная работа по «разведению на бабки» отводилась именно ей. В этом вопросе Зинон была категорична:
– Ты должна сделать это сама, красотуля. Учись держать удар и не спускать обиды. Он тебя оскорбил, использовал и выбросил, а перед этим над тобой вдоволь поизмывались его дружки. Тебя, как котенка несмышленого, чуть не утопили в бассейне! И ты хочешь оставить это безнаказанным? Чтобы эти мажоры испоганили жизнь еще не одной такой доверчивой дурехе? Алиса, я помогу тебе лишь при условии, что ты изменишься, перестанешь быть такой рохлей. Я не занимаюсь благотворительностью, и мне не нужен балласт в виде затюканной бесхребетной девахи. Если у нас все выгорит, мы знаешь как с тобой развернемся?! Только для этого тебе придется постараться. Ну, разозлись же как следует!
Разозлиться не получалось, как Алиса ни старалась. Она боялась предстоящего безумно, до дрожи в коленках. А еще она не верила, что у них с Зинон может что-нибудь получиться. У Клима наверняка очень влиятельные родители. Они не допустят, чтобы их любимого сына шантажировала какая-то девица.
– Правда и закон на твоей стороне, – уговаривала ее Зинон. – Если дело дойдет до суда, у нас есть неопровержимые доказательства.
– А дело может дойти до суда? – Алиса испугалась еще сильнее. Хотя куда уж сильнее!
– Если ты поведешь себя правильно, до суда дело не дойдет. Нам ведь не нужна его шкура, нам нужны только его деньги.
– Но десять тысяч долларов – это же очень много!
– Не много! Считай, что ты их уже отработала на той даче. Все, закрыли тему!
На подготовительную часть ушло меньше недели, Зинон оказалась на удивление проворной. Она узнала о Климе практически все: начиная с его гастрономических пристрастий, заканчивая любимой маркой автомобилей.
– Все просто, красотуля! Расторопность – раз. Острый ум – два. Но главное – связи. Охранник панкратовской дачки оказался моим старинным приятелем. Мы с ним хорошо так посидели, под сто грамм он мне все рассказал. В общем так, красотуля, час «X» назначаем на утро субботы. У этого козла на субботу запланирована рыбалка. На речку он пойдет один, потому что никто из его дружков этим делом не увлекается. Место я тебе покажу. Там очень уединенно, вашему разговору никто не помешает.
– Ты со мной не пойдешь? – на всякий случай спросила Алиса, уже зная ответ.
– Нет, красотуля! Ты пойдешь одна.
Над заводью плыл туман. Вода была теплой, как парное молоко. Клим не устоял перед искушением – окунулся.
Эх, любит он рыбалку! За эти уединенность и безмятежность, за редкую возможность побыть наедине с самим собой и своими мыслями. Сегодня выдался тот благословенный день, когда в голове Клима не было вообще никаких мыслей, во всяком случае, серьезных. Так, необременительная чепуха: образы, обрывки приятных воспоминаний.
А вспоминал он по большей части девчонку-подкидыша. Царапнула она его закаленное мужское сердце. Клим даже подумывал ее разыскать. Не через Дашку, нет. После той памятной вечеринки Дашка дуется и на контакт не идет. Можно пойти другим путем – узнать у Виктора, по каким дням у его обидчивой сестрицы занятия в инязе, и отловить там свою зазнобу…
…За спиной что-то хрустнуло, отвлекло от приятных размышлений, Клим неторопливо обернулся и присвистнул от удивления. Оказывается, медитируя на бережке, он достиг той стадии просветления, когда фантазии обретают плоть.
– Доброе утро, – вежливо сказало наваждение и рассеянно посмотрело на свои босые ноги.
Клим тоже посмотрел. Этим утром выглядела она как-то иначе. Может быть, оттого, что вместо допотопной плиссированной юбки на ней были джинсы. Простенькие, но вполне современные. Правда, со своей джинсовкой распрощаться она пока не решалась, куталась в нее, словно на дворе стояла студеная осень, а не теплое летнее утро.
– Привет! Ты ко мне?
Девчонка молча кивнула.
– Тогда иди сюда. – Клим похлопал по расстеленному на песке покрывалу. – Присаживайся. А как ты меня нашла?
– Наверное, мы едем. – Алиса нашарила в кармане стодолларовую бумажку, протянула таксистке. – Этого хватит?
Женщина заграбастала купюру, сказала весело:
– Это, красотуля, зависит от того, куда ты хочешь попасть.
– Мне бы в Москву.
– Ну, тогда хватит, и еще останется. – Женщина погасила сигарету, махнула рукой: – Ну, что сидишь? Поехали!
В машине было тепло, намного теплее, чем на улице, пахло дешевыми духами и дешевыми же сигаретами.
– Давай знакомиться, что ли, путь-то неблизкий. – Таксистка протянула узкую, смуглую ладонь. – Я Зинаида, но лучше просто Зинон.
– Алиса. – Она пожала протянутую руку, вымученно улыбнулась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось тишины, но ее новая знакомая, похоже, тишины не признавала. Она включила мотор, посмотрела на Алису угольно-черными, азиатского разреза глазами, спросила:
– С дачи едешь?
Алиса молча кивнула.
– Хорошо отдыхалось?
– Лучше не придумаешь. – Она вспомнила, как ей отдыхалось, и громко всхлипнула. Так долго и старательно сдерживаемые слезы неожиданно вырвались наружу. Она ревела, а Зинон молчала, давала ей возможность выплакаться.
Слезы закончились быстро, оставив во рту противный металлический привкус. Алиса вытерла лицо рукавом джинсовки, виновато посмотрела на таксистку. Та прикурила новую сигарету, спросила со странной смесью раздражения и участия:
– Выревелась?
Алиса кивнула.
– Тогда рассказывай.
– Что рассказывать?
– Все по порядку. Я по первой профессии психолог. – Зинон иронично усмехнулась, выпустила струйку дыма. – А по второй – таксистка. А таксисты, они все равно что исповедники. Рассказывай, не бойся. Сама увидишь – легче станет.
И Алиса вдруг доверилась этой странной женщине с грубоватыми манерами, дурными привычками и психологическим образованием, рассказала все: и о приглашении на дачу, и о бассейне, и о Климе, и о своем грехопадении, и о том, что она оказалась той самой дурой под пятым номером.
– А вот этим, – она кивнула на лежавшую на приборной панели сотню, – он со мной расплатился, когда все закончилось.
Зинон покосилась на деньги, коротко кивнула.
– То, что баксы взяла, одобряю. Не хрен тут гордость демонстрировать. Сейчас жизнь такая: или ты ее, или она тебя. А вот все остальное… Знаешь, красотуля, я бы этого так не оставляла, я бы с этими ублюдочными разобралась.
– Пусть живут. – Алиса до боли сжала кулаки.
– Да уж. – Зинон презрительно фыркнула. – Ударили по левой щеке – подставь правую!
– Мой папа тоже так говорит.
– Дурак твой папа! Вот что я тебе скажу – ударили тебя по левой щеке, а ты не теряйся, сразу бей коленом в пах. Вот это и будет высшая справедливость, а все остальное – от лукавого. Если бы твой папанька не забивал тебе голову всякой ерундой, а научил дочурку уму-разуму, объяснил бы, что нельзя доверять первому встречному козлу, ты бы сейчас целее была.
Зинон говорила так убежденно и зло, что Алиса усомнилась в том, что у нее есть психологическое образование. Психолог должен человека успокаивать и поддерживать, а не обучать правилам самообороны.
– Использовали тебя, красотуля, – сказала Зинон, не отрывая взгляда от дороги. – Поматросили и бросили.
Алиса прикусила губу, проглотила колючий ком в горле. Нет, она не обиделась. Что ж обижаться на правду? Просто от этой правды делалось очень больно: внутренности скручивало в жгут, легким не хватало воздуха.
– Ничего, красотуля, – сказала Зинон с невеселой усмешкой. – Одно хорошо – ты теперь точно знаешь, что в этой жизни никому доверять нельзя, даже самой себе. Это знание дорого стоит, уж поверь моему опыту.
Алиса покосилась на свою собеседницу. Да уж, у такой женщины должен быть очень богатый жизненный опыт. Иначе с чего бы этот шальной блеск в глазах и горькая складочка в уголках тонкогубого рта? Сколько, интересно, ей лет? Тридцать – тридцать пять? А работает таксисткой. Разве это женская работа?
– А что ты меня рассматриваешь? – спросила Зинон, не поворачивая головы. – Любопытно, откуда я взялась, такая советчица?
Алиса не стала врать, кивнула. Зинон пошарила в «бардачке», из измятой пачки достала последнюю сигарету, неторопливо прикурила, сказала, все так же не глядя в сторону пассажирки:
– Я, красотуля, не родилась бой-бабой. Когда-то, давным-давно, я была такой же наивной дурой, как ты сейчас. И жизнь меня, бестолковую, в дерьмо головой окунала не один раз, а чуть побольше, пока я, наконец, не поняла, за что страдаю. А вот как поняла, сразу легче жить стало. Слушай меня, красотуля: не повторяй чужих ошибок.
Алиса мало что поняла из этого странного монолога, но Зинон каким-то непостижимым образом удалось вернуть ей спокойствие. Она обязательно подумает над сказанным, сделает выводы, произведет переоценку ценностей. Только не сейчас, сейчас ей хочется закрыть глаза, слушать мерное урчание мотора и низкий, с хрипотцой от беспросветного курения, голос Зинон.
– Своим-то расскажешь? – спросила Зинон.
Не открывая глаз, Алиса покачал головой.
– Почему?
– Родители меня убьют. Это… то, что я сделала, – страшный грех.
– О, как?! – удивилась Зинон. – А если принять во внимание, что это не ты сделала, а с тобой сделали?
– Неважно, это все равно моя вина.
– Лютые у тебя предки, как я посмотрю. Что, шибко верующие?
– Да.
Зинон бросила на нее быстрый взгляд, но от дальнейших расспросов воздержалась.
Разговор возобновился уже на подъезде к Алисиному дому.
– Спасибо вам большое. – Алиса смущенно улыбнулась.
– А мне-то за что? – Зинон пожала плечами. – Как говорится, любой каприз за ваши деньги. Кстати, о деньгах. – Она порылась в пристегнутом к талии кошельке, протянула Алисе четыре десятидолларовые купюры. – Это сдача.
– Мне не нужно. – Алиса испуганно посмотрела на деньги.
– Ну, знаешь, красотуля, мне чужого тоже не нужно. – Зинон сунула баксы в карман ее джинсовки, неожиданно тепло улыбнулась: – Не переживай ты так, перемелется – мука будет. Просто научись давать отпор разным засранцам.
Во дворе было пусто, только собачники выгуливали на детской площадке своих питомцев да устало шаркала метлой дворничиха тетя Маня. Алиса добежала до подъезда, помахала рукой Зинон. В ответ раздался короткий гудок – и на душе у девушки вдруг стало тепло и больно одновременно. Тепло оттого, что судьба в самый критический момент свела ее с такой удивительной женщиной, как Зинон. А больно оттого, что встреча эта оказалась короткой…
Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, Алиса прислушалась. За дверью было тихо. Одно из двух: либо Мелиса еще не вернулась, либо спит без задних лап.
Алиса ошиблась, за дверью ее ждали родители…
Они были похожи на близнецов: одинаковые черные одежды, скрещенные на груди руки, худые лица и фанатичный блеск в глазах. Даже не верилось, что когда-то, давным-давно, они были другими. Что отец мог задорно смеяться и катать их с Мелисой по очереди на шее, и читать им на ночь сказки. А мама не прятала свои роскошные волосы под черным старушечьим платком и пекла невыразимо вкусные пирожки, и почти все время что-то напевала…
– Ты не ночевала дома, – сказала мама, отмахиваясь от ее робкого «здравствуйте».
– Что с твоим лицом и одеждой? – спросил отец, глядя сквозь нее.
За их спинами маячило испуганное, зареванное лицо Мелисы. Значит, сестра вернулась на ночь домой. А вот она, Алиса, старшая и более рассудительная, не вернулась, поддалась искушению, согрешила. Ей показалось, что родители видят ее насквозь, ей даже не нужно ни в чем сознаваться…
– Греховодница! – свистящим шепотом сказал мама.
– Блудница! – вторил ей отец.
– Пророк предупреждал, что дьявол будет искушать не только нас, но и наших детей. – Мама взяла отца за руку. – Он сказал, что мы должны быть крепки в нашей вере.
– Лучше отрезать засохшую ветвь, чем потерять все дерево. – Отец скорбно улыбнулся. – Но Господь милостив, у нас еще есть надежда. – Он обернулся, посмотрел на испуганно прижимавшуюся к стене Мелису. – Ты у нас теперь – единственная дочь.
Мама согласно кивнула, улыбнулась почти нежно. Эта улыбка дико смотрелась на ее отстраненно-холодном лице.
– Да, Пророк предупреждал, но испытаниям не сломить нашу веру, а ты… – Улыбка поблекла, в глазах зажегся фанатичный огонь, Алиса попятилась. – Распутница! Вон из этого дома!
– Но, мамочка. – Она попыталась обнять женщину, которую привыкла считать своей мамой.
– Изыди, нечистая! – Та отшатнулась, торжественно перекрестилась. – У тебя больше нет матери. Я отрекаюсь от тебя! Отрекаюсь!
Отец обнял маму за плечи, посмотрел на Алису с жалостью и брезгливостью, сказал:
– Можешь забрать свои вещи. Мы их все равно сожгли бы. В нашем доме нет места скверне.
Наверное, она спит и видит страшный сон, потому что в реальной жизни такого просто не может случиться. Мужчины не должны забирать любовь силой и расплачиваться за нее зелеными бумажками. Родители не должны отрекаться от детей. Это не по-человечески, это неправильно… этого просто не может быть!..
– Что ты стоишь? Собирайся. – Отец ухватил за руку бросившуюся было к ней Мелису, погладил свою, теперь уже единственную, дочь по голове, сказал ласково: – Ты не должна к ней приближаться, Мила. Скверна заразна!
Мелиса посмотрела на сестру виновато-испуганным взглядом, но перечить отцу не посмела. Алиса ободряюще улыбнулась сестре. Во всяком случае, постаралась, чтобы улыбка выглядела ободряющей. Незачем пугать Мелису еще больше. Она только кажется сильной и отчаянной, а на самом деле еще ребенок. Это ей, Алисе, «посчастливилось» повзрослеть за одну ночь. Упаси, Господь, Мелису от такого «счастья»!
Их общая с сестрой комната вдруг показалась чужой и неуютной. В ней не было ничего, чем стоило бы дорожить. Ну, разве что фотографией, сделанной еще до того, как родители повстречали своего страшного бога. На этом снимке они вчетвером: папа с мамой молодые, счастливо улыбающиеся, они с Мелисой – еще совсем маленькие. Алиса сунула фотографию в карман джинсовки, сложила свои немногочисленные вещи в пакет. Вот и все, теперь она готова…
Дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной, навсегда отсекая прошлое. Сердце болезненно сжалось, но глаза остались сухими. Не оттого, что она такая сильная, а оттого, что еще не осознала всего произошедшего.
На улице было ярко и солнечно. Эта праздничная яркость никак не вязалась с мраком, поселившимся у Алисы внутри. Девушка присела на скамейку, прижала к груди пакет с одеждой. Сейчас самое время подумать о случившемся, принять хоть какое-нибудь решение.
Подумать никак не получалось, мозг точно покрылся ледяной коркой. И мысли в нем ворочались какие-то ленивые и никчемные. Значит, она будет просто сидеть и ждать. Может быть, во внешнем мире что-нибудь изменится: грянет гром, небеса обрушатся на землю и погребут под своими обломками грешницу и распутницу Алису Волкову. И тогда ей ни о чем больше не придется думать.
Гром действительно грянул. Только гром этот почему-то был похож на звук автомобильного клаксона. Алиса встрепенулась, подняла голову. Знакомый «жигуленок» стоял в пяти метрах от нее. И дверца со стороны пассажирского сиденья была приветливо распахнута. А может, это не тот самый «жигуленок», а просто очень похожий? Мало ли в Москве красных «Жигулей»? Зинон просто нечего делать в этом сонном дворе. Зинон нужно «бомбить», зарабатывать на жизнь…
– Эй, красотуля! Сколько мне еще гудеть? – Этот низкий, прокуренный голос мог принадлежать только Зинон.
Алиса встала, сделала нерешительный шаг к «жигуленку».
– Это вы мне? – спросила недоверчиво.
– А ты тут видишь других красотуль? – Зинон смотрела на нее нетерпеливо, зажженная сигарета нервно подрагивала в уголке тонкогубого рта. – Ну, что стала?! Давай садись! – Таксистка приглашающе похлопала по пассажирскому сиденью.
Алиса послушно села, в нынешнем замороженном состоянии ей было абсолютно все равно, чьи приказы выполнять. Она даже не спросила, почему Зинон до сих пор не уехала.
– Проблемы, красотуля? – спросила Зинон, выпуская сизое облачко дыма.
– Проблемы. – Алиса вяло кивнула.
– И в чем их суть?
– Меня выгнали из дому. Папа сказал, что лучше отрубить больную ветку, чем потерять все дерево.
– А ты, стало быть, больная ветка?
– Стало быть.
– И чем заражена?
– Скверной.
– Надо же, скверной! Как интересно! А лечить они тебя не пробовали? Решили сразу к ампутации прибегнуть?
– У них еще есть Мелиса, они за нее боятся.
– А кто у нас Мелиса?
– Моя младшая сестра. – Алиса закрыла лицо руками. Плакать не хотелось, но и смотреть на белый свет не было сил.
– Тебе есть куда податься? – Зинон сменила ироничный тон на деловой.
Алиса покачала головой. У нее была тетя, мамина сестра, но тетя жила в Тюмени и из-за религиозных убеждений родителей отношений с ними давно не поддерживала. Наверное, она не отказалась бы принять Алису, но до Тюмени еще нужно как-то добраться…
– Понятно. – Зинон погасила сигарету, включила зажигание. – Поехали!
– Куда?
– Покатаемся.
Этот расплывчатый ответ удовлетворил Алису целиком и полностью. Все-таки в ее замороженном состоянии были и свои плюсы. Они катались до обеда. Зинон «бомбила», Алиса молча сидела рядом. Ближе к обеду Зинон сказала:
– На сегодня хватит. Теперь займемся тобой, красотуля. Пойдем-ка перекусим. Тут есть хорошее кафе…
Климу снился очень интересный сон: прекрасная незнакомка, клеймо в виде трилистника, чувственная впадинка в основании шеи…
Он расстался с этим увлекательным сном только потому, что реальность обещала быть не менее удивительной.
Реальность его разочаровала: девчонки-подкидыша рядом не было, его рубашка, аккуратно сложенная, висела на бортике ванны. Куда это гостья подевалась? Может, вышла на двор полюбоваться цветами? Она же такая… романтичная.
Клим торопливо оделся. Надо бы найти это чудо до того, как она попадется в лапы кому-нибудь из его дружков. Она же не только романтичная, но еще и страшно наивная и, судя по минувшей ночи, не слишком опытная. Точнее, совсем неопытная. Такую дуреху обидеть – раз плюнуть, а ему почему-то совсем не хочется, чтобы ее обижали. Кажется, он и сам неплохо справился с этой задачей, герой-любовник хренов.
А девчонка-то славная! Если извиниться, цветочки подарить, то, возможно, удастся заморочить ей голову, охмурить, захомутать – в общем, продолжить их знакомство. На роль постоянной подружки она, конечно, не годится, не тот масштаб, но для необременительных, исключительно постельных отношений – в самый раз. Хорошо, что он первым обнаружил заложенный в ней потенциал, стал первооткрывателем, так сказать.
На дворе было безлюдно, только на лужайке под столом крепко спали Димон с Кушнеревым. Клим обошел бассейн, в задумчивости постоял у розового куста.
– Не спится, Климушка? – Дашка материализовалась словно из ниоткуда. Вид у нее был помятый и какой-то несчастный.
– Тебе, как я посмотрю, тоже. – Он потрепал Дашку по голове. В ответ та чуть заметно поморщилась. – А где твоя… эта, как ее?..
– Алька? А она уехала, еще рано утром.
– Как уехала? – Чудесное настроение враз померкло, точно выцвело под яркими лучами утреннего солнца.
– Взяла и уехала. – Дашка саркастически усмехнулась. – Я видела, как охранник открывал ей ворота. А что ты, Климушка, плохо ночью расстарался, не сумел увлечь нашу уродину? – В ее голосе отчетливо слышалась обида. Ну конечно, малышка в него влюблена, а он, чурбан безответственный, не обращает внимания на светлые девичьи чувства, заставляет ее ревновать и злиться. Если бы не обещание, данное Виктору…
– Глупая ты, Дарья, – сказал Клим ласково, – ты же сама мне это безобразие подсунула.
– Может, и подсунула, да только ты не отказался, урод!
– Стоп! – Клима вдруг осенила ужасная догадка. – Дашка, а откуда ты знаешь, что я не отказался?
По тому, как густо она покраснела, он понял, что не ошибся.
– Ты подглядывала?
– Больно нужно! – Она презрительно фыркнула, но на всякий случай попятилась. – Я просто курила на веранде, а вы так… шумели. Что ты делал с этой уродиной, Климушка?
– Я тебе расскажу. Потом… если захочешь, – сказал он с угрозой в голосе. – Но сначала ответь, кто дал тебе право за мной шпионить? Или ты еще маленькая, не понимаешь, что у взрослых людей есть личная жизнь?
– Я не маленькая! – Даша сорвалась на крик. – Я давно уже не маленькая! Просто ты, дурак, этого не замечаешь. – Она с силой толкнула Клима в грудь, бросилась к дому.
Он не стал ее догонять, досадливо поморщился.
– Все беды из-за баб, – сообщил Клим розовому кусту…
* * *
– Я не смогу. – Алиса с мольбой посмотрела на свою благодетельницу.– Сможешь! – Зинон сгребла со стола грязную посуду, закурила. – Мы уже сделали половину дела, остались сущие пустяки.
– Зинон, я не смогу!
– Сможешь!
– А если он не согласится?
– Согласится, красотуля, можешь не сомневаться. Разумнее принять наши условия, чем загреметь на нары.
– А может, лучше… – Алиса закусила губу.
– Не лучше, – оборвала ее женщина. – Мы ведь уже все обсудили. Слушай, тебе что, его жалко?
Под пристальным взглядом угольно-черных глаз Алиса смутилась.
– Жалко, – сделала вывод Зинон. – А ты перед тем, как в следующий раз пожалеть его, вспомни, что этот урод тебя изнасиловал.
– Он не…
– Ты хотела спать с ним? – жестко спросила Зинон.
– Нет, но…
– Он спрашивал твоего согласия?
– Нет.
– Ну вот, что и требовалось доказать, красотуля, принуждение к сексу называется изнасилованием. И за это предусмотрено нешуточное наказание. Тем более, что ты несовершеннолетняя.
– В августе мне исполнится восемнадцать. – Алиса встала из-за стола, отошла к настежь открытому окну.
– Еще не август! – Зинон сердито взъерошила волосы. – Думай, красотуля! Думай! Для тебя это единственный реальный шанс встать на ноги. И ты будешь законченной дурой, если его упустишь. Все, я на работу. – Она погасила недокуренную сигарету, заграбастала с подоконника початую пачку, в упор посмотрела на Алису: – Вечером я жду окончательного ответа.
Зинон вышла из кухни, через минуту громко хлопнула входная дверь. Алиса, за неделю так и не привыкшая к импульсивности своей новой знакомой, вздрогнула.
Это была странная неделя, самая необычная и самая сумасшедшая за всю ее семнадцатилетнюю жизнь. Зинон не бросила ее на улице, притащила в свою двухкомнатную квартиру на окраине.
– Вот моя берлога, – с гордостью заявила женщина, едва переступив порог. – Тут слегка не прибрано. – В ее голосе не слышалось ни тени смущения из-за царившего в квартире кавардака, только констатация факта. – Я так привыкла. Да и некогда мне, работаю с утра до ночи. Но ты, если что, можешь навести здесь порядок, я обижаться не стану. – Зинон сбросила кроссовки, нетерпеливо посмотрела на топчущуюся у порога Алису. – Ну, что стоишь, красотуля? Бросай свои манатки, раздевайся. Походишь пока босиком, тапок у меня для гостей не предусмотрено.
Алиса аккуратно поставила пакет с вещами в углу крошечной прихожей, прошла в гостиную.
– Присаживайся. – Зинон сгребла с продавленного дивана ворох одежды. – Разговоры разговаривать будем, думать, как тебе жить дальше.
Предложение было очень рациональным и очень практичным. Оно сводилось к одному – «нужно развести этого урода на бабки».
Алиса не сразу поняла, что это означает, но Зинон все очень доходчиво объяснила:
– Все твои беды, красотуля, из-за чего? Из-за дремучей наивности! Но даже не это главное. Тебе не повезло, ты нарвалась на подонка. Он тобой попользовался и вышвырнул за дверь без выходного пособия. Сто баксов не в счет, это сущие пустяки. А потом тебя, дуреху, бросили любимые родители. Это тоже некрасиво, но, как я понимаю, повлиять на твоих чокнутых стариков у нас нет никакой возможности. И не смотри на меня так, красотуля! Даже кошка своего котенка одного не бросит, а тут родная мать! Я вот подумала – и придумала. Мы сейчас быстренько едем к моему знакомому гинекологу. Она проводит осмотр, устанавливает факт изнасилования, берет необходимые анализы, дает нам соответствующие бумажки. После этого можно переходить к активным боевым действиям…
Визит к гинекологу Алиса запомнила плохо. Помнила, что от стыда ее мутило, что несколько раз она порывалась уйти, но ее останавливала Зинон:
– Сиди, дуреха! Я знаю, что делаю. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек. Сиди, от тебя не убудет.
С нее не убыло, но сил не осталось ни душевных, ни физических. К вечеру Алиса уже плохо понимала, где она и чего от нее хочет неугомонная Зинон. Девушка отказалась от ужина, рухнула на скрипучую раскладушку и отключилась до самого утра. А утром благодетельница ознакомила ее со своим гениальным планом.
План сводился к одному: с помощью угроз и шантажа вытянуть из Клима деньги. Десять тысяч долларов. Астрономическая сумма… Зинон бралась осуществить «техническую» часть операции: выяснить адрес Клима, узнать его привычки и номер телефона. Каким именно образом она собиралась это сделать, Алиса не знала и знать не хотела. Особенно в свете того, что самая грязная работа по «разведению на бабки» отводилась именно ей. В этом вопросе Зинон была категорична:
– Ты должна сделать это сама, красотуля. Учись держать удар и не спускать обиды. Он тебя оскорбил, использовал и выбросил, а перед этим над тобой вдоволь поизмывались его дружки. Тебя, как котенка несмышленого, чуть не утопили в бассейне! И ты хочешь оставить это безнаказанным? Чтобы эти мажоры испоганили жизнь еще не одной такой доверчивой дурехе? Алиса, я помогу тебе лишь при условии, что ты изменишься, перестанешь быть такой рохлей. Я не занимаюсь благотворительностью, и мне не нужен балласт в виде затюканной бесхребетной девахи. Если у нас все выгорит, мы знаешь как с тобой развернемся?! Только для этого тебе придется постараться. Ну, разозлись же как следует!
Разозлиться не получалось, как Алиса ни старалась. Она боялась предстоящего безумно, до дрожи в коленках. А еще она не верила, что у них с Зинон может что-нибудь получиться. У Клима наверняка очень влиятельные родители. Они не допустят, чтобы их любимого сына шантажировала какая-то девица.
– Правда и закон на твоей стороне, – уговаривала ее Зинон. – Если дело дойдет до суда, у нас есть неопровержимые доказательства.
– А дело может дойти до суда? – Алиса испугалась еще сильнее. Хотя куда уж сильнее!
– Если ты поведешь себя правильно, до суда дело не дойдет. Нам ведь не нужна его шкура, нам нужны только его деньги.
– Но десять тысяч долларов – это же очень много!
– Не много! Считай, что ты их уже отработала на той даче. Все, закрыли тему!
На подготовительную часть ушло меньше недели, Зинон оказалась на удивление проворной. Она узнала о Климе практически все: начиная с его гастрономических пристрастий, заканчивая любимой маркой автомобилей.
– Все просто, красотуля! Расторопность – раз. Острый ум – два. Но главное – связи. Охранник панкратовской дачки оказался моим старинным приятелем. Мы с ним хорошо так посидели, под сто грамм он мне все рассказал. В общем так, красотуля, час «X» назначаем на утро субботы. У этого козла на субботу запланирована рыбалка. На речку он пойдет один, потому что никто из его дружков этим делом не увлекается. Место я тебе покажу. Там очень уединенно, вашему разговору никто не помешает.
– Ты со мной не пойдешь? – на всякий случай спросила Алиса, уже зная ответ.
– Нет, красотуля! Ты пойдешь одна.
Над заводью плыл туман. Вода была теплой, как парное молоко. Клим не устоял перед искушением – окунулся.
Эх, любит он рыбалку! За эти уединенность и безмятежность, за редкую возможность побыть наедине с самим собой и своими мыслями. Сегодня выдался тот благословенный день, когда в голове Клима не было вообще никаких мыслей, во всяком случае, серьезных. Так, необременительная чепуха: образы, обрывки приятных воспоминаний.
А вспоминал он по большей части девчонку-подкидыша. Царапнула она его закаленное мужское сердце. Клим даже подумывал ее разыскать. Не через Дашку, нет. После той памятной вечеринки Дашка дуется и на контакт не идет. Можно пойти другим путем – узнать у Виктора, по каким дням у его обидчивой сестрицы занятия в инязе, и отловить там свою зазнобу…
…За спиной что-то хрустнуло, отвлекло от приятных размышлений, Клим неторопливо обернулся и присвистнул от удивления. Оказывается, медитируя на бережке, он достиг той стадии просветления, когда фантазии обретают плоть.
– Доброе утро, – вежливо сказало наваждение и рассеянно посмотрело на свои босые ноги.
Клим тоже посмотрел. Этим утром выглядела она как-то иначе. Может быть, оттого, что вместо допотопной плиссированной юбки на ней были джинсы. Простенькие, но вполне современные. Правда, со своей джинсовкой распрощаться она пока не решалась, куталась в нее, словно на дворе стояла студеная осень, а не теплое летнее утро.
– Привет! Ты ко мне?
Девчонка молча кивнула.
– Тогда иди сюда. – Клим похлопал по расстеленному на песке покрывалу. – Присаживайся. А как ты меня нашла?