Страница:
Князь Василий, получив дипломатическое назначение к Венскому двору, уехал из Ратманова, оставив жену и детей на попечение матери. Его дети-погодки Николай и Никита росли красивыми и здоровыми мальчиками, веселыми, в меру озорными и, кажется, заняли все мысли и сердце своей бабушки.
Но тихая жизнь Ратманова была разрушена трагедией в канун нового 1784 года. Фельдъегерь государыни-императрицы привез от нее письмо к княгине Анастасии Илларионовне с ужасным известием, что молодая княгиня Нина три недели назад скончалась, родив мертвую дочь, и что князь Николай в отчаянии, оставив маленького сына на попечение крестной матери, уехал на Кавказ. Императрица делала предположение, что князь Николай, судя по его состоянию, будет искать смерти в бою, и предлагала Анастасии Илларионовне, если она согласна, забрать внука и сохранить его для сына и семьи. Несмотря на то, что письмо императрицы оставляло решение за княгиней, та, в силу своего ума и опыта, понимала, что нужно решить так, как посоветовала государыня. Поэтому она быстро собралась и, взяв только горничную, в одной карете с охраной из шести верховых выехала в Санкт-Петербург.
В сумерки, ровно через две недели после отъезда из Ратманова карета Анастасии Илларионовны остановилась перед воротами столичного особняка светлейших князей Черкасских на Миллионной улице. Старший из охраняющих карету дворовых слуг спрыгнул с коня, открыл дверцу кареты и подал княгине руку, его помощник в это время стучал начищенным дверным молотком в высокие дубовые двери дома. Дверь практически сразу открыл одетый во все черное седой дворецкий.
– Здравствуй, Ефим, – здороваясь, княгиня кивнула старому слуге, – постарел ты сильно, но выправка все та же, молодец.
– Благодарю покорно, ваша светлость, – поклонился дворецкий, – а вы совсем не изменились, как будто вчера ваша свадьба была.
– Ладно, Ефим, народ смешить, не до этого нам, дай мне чаю, да расскажи обо всем, – заметила Анастасия Илларионовна. На ходу снимая соболью шубу, шляпу и перчатки, она прошла в большую гостиную первого этажа.
Когда она была молодой хозяйкой этого дома, гостиная была обита китайским шелком золотистого цвета. Она обставила комнату изящной золоченой французской мебелью. Тяжелые бронзовые люстры с хрустальными подвесками были заказаны ее любящим мужем в Италии. Два огромных зеркала в золоченых рамах, привезенные из Венеции, висели над белыми с золотом мраморными каминами, завершая убранство гостиной, делая ее зрительно больше и наряднее.
Сейчас она с приятным чувством отметила, что обстановка гостиной бережно сохранена, мебель сверкает свежей позолотой, а ее обивка, явно новая, сделана из такого же шелка, по-видимому, вытканного на заказ по старым образцам. Драгоценный узорный паркет был покрыт новым персидским ковром с золотистым и красным рисунком, а в промежутках между высокими окнами появились два парных портрета, привезенные сюда из Ратманова. На портретах были изображены она и муж в свадебных нарядах, молодые, красивые и полные надежд.
Постояв около портретов и тяжело вздохнув, княгиня повернулась к дворецкому, почтительно стоявшему за ее спиной.
– Рассказывай, Ефим, все по порядку. Начни со свадьбы князя Николая, – велела княгиня, сев на диван у круглого чайного столика. Две молоденькие горничные поставили на столик чайный сервиз и подали варенье и маленькие пирожные.
– Идите, я сама налью, – отмахнулась Анастасия Илларионовна. Прислуга была из подмосковных имений Николая, все лица были для нее чужими и сейчас безмерно ее раздражали. – Слушаю тебя, Ефим.
– Ваша светлость, я не знаю, что рассказывать, – начал Ефим. – Его светлость как свадьбу сыграл, так молодую жену сюда привел, потом они через месяц в Москву уехали, потом в Марфино жили, потом, как княгине время рожать пришло, опять сюда переехали. Здесь князь Алексей Николаевич и родились. Он такой красавец, глаз не оторвать, недаром его сама государыня любит, она – его крестная мать.
– Не о том говоришь, расскажи, как господа жили. Как княгиня, была добра к моему сыну? – задала Анастасия Илларионовна мучивший ее вопрос. – И он как к ней относился?
– Уж княгиня, ваша светлость, чистый ангел была – и красива, и добра, никто от нее грубого слова не слышал, только ласковые слова, да улыбалась всегда. Как ее все в доме любили, а больше всех его светлость ее любил. По клубам ездить перестал, в полку отпуск взял, чтобы только с ней быть. Везде ее возил, и здесь приемы давали и даже балы. Такая красавица она была, он очень ею гордился.
– А обо мне что князь и княгиня говорили? – спросила Анастасия Илларионовна, строго взглянув на старика, отводящего глаза. – Не юли, говори все как было.
– Его светлость князь обижен был, что вы не приехали на свадьбу, часто об этом вспоминал в разговоре с женой. Но княгиня всегда говорила, что она тоже мать и понимает ваши материнские чувства, что не вы невесту выбирали, что, может быть, другой жены для сына хотели, говорила, что не надо обижаться, нужно прощать. Надеялась, что вы, ваша светлость, когда маленького Алешу увидите, обязательно его полюбите и все наладится, – слезы потекли по морщинистым щекам старого дворецкого. – Как второй раз ее светлости время рожать пришло, они снова из Марфина все сюда приехали. Как роды начались, сначала не очень все беспокоились, опять тот же доктор был, Фогель, потом уже на вторые сутки и лейб-медик императрицы приехал. Князь не пил, не ел, сначала под дверью спальни ходил, а на вторые сутки у кровати ее светлости сидел, за руку ее держал, плакал. К концу вторых суток княгиня девочку родила, уже мертвую, а сама только ненадолго в сознание пришла и князю сказала, чтобы сыночка их вырастил и чтобы по ней не убивался долго, не жил один, а женился на хорошей женщине. И под конец сказала, чтобы с вами, ваша светлость, помирился, иначе не будет ему счастья без любви матери. С этими словами и умерла, ангел наш, княгинюшка. Я точно знаю, мне ее няня Тамара Вахтанговна рассказывала, она при ней безотлучно до самой кончины была.
– Где теперь Тамара Вахтанговна? – отметила про себя новое имя княгиня. – Хочу с ней поговорить.
– Она с маленьким князем во дворце у государыни, его светлость перед отъездом сына государыне отвез – как крестной, – ответил старый дворецкий.
– Расскажи о князе Николае, – велела Анастасия Илларионовна.
– Его светлость, как княгиня умерла, три дня у гроба просидел, ни с кем говорить не хотел. Как ее светлость похоронили, он сразу к государыне поехал, вернулся и велел Тамаре Вахтанговне князя Алексея собирать, потому что они во дворец к государыне переезжают. Сказал, что сам он назначен повелением государыни флигель-адъютантом к наместнику на Кавказе генералу Гудовичу и отправляется в Дербент. Мальчика быстро собрали и отправили во дворец, а князь весь вечер писал бумаги, он оставил их для вас, ваша светлость, и уехал в ту же ночь, – закончил свой рассказ старый слуга. – Не угодно ли вашей светлости пройти в кабинет князя? Он, уезжая, велел вам передать, что бумаги в черном бюро.
– Пойдем, – согласилась княгиня и пошла за дворецким, который нес взятый со столика канделябр, освещая путь по темным коридорам. Сын не только оставил кабинет на прежнем месте, но так же бережно сохранил и обстановку, выбранную много лет назад матерью. Новой была только коллекция турецких трубок, стоящая в стеклянной витрине у окна, и большой портрет прекрасной черноволосой женщины над камином. Юное лицо красавицы с огромными черными глазами и теплой улыбкой удивляло не столько правильными чертами и безупречным овалом, сколько общим выражением нежности и кротости.
– Действительно, ангел… – тихо промолвила княгиня, останавливаясь перед портретом. – Поэтому господь и забрал, что нечего в нашем мире ангелу делать.
Ефим поставил канделябр на стоящее у окна бюро черного дерева и достал из кармана ключ.
– Вот, ваша светлость, князь Николай Никитич велел только вам в руки передать, – он с поклоном протянул ключ Анастасии Илларионовне.
– Спасибо, а теперь иди, Ефим, я одна здесь побуду, – велела княгиня, взяв ключ и подойдя к бюро.
Дождавшись, пока старый слуга вышел, закрыв за собой дверь, княгиня повернула ключ в замке. В бюро по порядку были разложены бархатные футляры с фамильными драгоценностями Черкасских, они все были помечены вензелем самой Анастасии Илларионовны, там же был большой перламутровый ларец тонкой работы и две парные шкатулки к нему, их Анастасия Илларионовна никогда не видела. Фигурный ключ торчал в замочке ларца, княгиня открыла крышку и тихо ахнула. Изумительной красоты рубиновое ожерелье из огромных кроваво-красных рубинов, обрамленных бриллиантами, такие же серьги и два браслета не только поражали красотой и роскошью, они напомнили княгине, что в жилах ее невестки, а теперь и внука, течет царская кровь, ведь такие драгоценности могли принадлежать только царской особе. В шкатулках лежало множество других украшений, в одной они были с изумрудами и жемчугом, а в другой – с сапфирами и бриллиантами.
В ящиках бюро Анастасия Илларионовна нашла много аккуратно запакованных золотых монет и ассигнаций, но никаких бумаг там не было. Тогда княгиня протянула руку к левой боковой стенке и нащупала выступающую фигурку амура, вырезанную чуть ниже края столешницы. Повернув фигурку по часовой стрелке, она стала ждать; через секунду внутри бюро раздался щелчок, и верхние ящики и задняя панель бюро выехали вперед. Она их вынула и в потайном углублении увидела два конверта, один большой, а другой маленький, и синий бархатный мешочек, расшитый необычной вязью.
Княгиня взяла в руки конверты. На маленьком конверте было написано ее имя, а на большом была надпись: «Вскрыть после моей смерти». Завещание, догадалась княгиня. Анастасия Илларионовна открыла письмо, адресованное ей. Сын писал:
«Дорогая матушка, как ужасно, что я обращаюсь к вам в самые тяжелые дни моей жизни. Я потерял самого дорогого мне человека, мою милую жену, жизнь для меня теперь потеряла всякий смысл, и сегодня я просил государыню отправить меня на Кавказ, воевать за Отечество с персами. Только одно удерживает меня пока здесь – судьба моего маленького сына. Перед смертью жены я обещал ей вырастить мальчика в любви и заботе. Прошу вас, матушка, пригрейте у своего сердца бедного сироту, вырастите его в Ратманове, где я был так счастлив. Отдайте ему свою любовь и нежность, а я на войне буду молить Бога за вас и за моего маленького Алешу. В мешочке, что вы видите рядом с письмом, его наследство по матери, царь Ираклий отправил его с благословением своей дочери после рождения внука, теперь оно принадлежит Алеше. Целую ваши руки, матушка, ваш сын Николай».
Анастасия Илларионовна открыла мешочек и вынула золотой крест какой-то непривычной формы. Он был украшен жемчугом и аметистами, а в центре креста переливался в свете свечей огромный бриллиант, равного которому по размерам и чистоте княгиня не видела, хотя она сама имела немало драгоценностей и бывала при всех европейских дворах, где драгоценностям знали цену.
Она положила письма и крест обратно в потайное углубление, поставила ящики бюро и панель на место и повернула фигурку амура против часовой стрелки. Закрыв бюро на ключ, Анастасия Илларионовна взяла канделябр и пошла к выходу из кабинета. Она снова остановилась перед портретом невестки, долго смотрела на него, перекрестилась и обратилась к красавице на портрете:
– Спи спокойно, девочка, я выращу твоего сына, и он будет счастлив, обещаю тебе.
Княгиня поднялась на второй этаж и подошла к спальне хозяйки дома, в которой последний раз спала молодой женщиной. Открыв дверь, она увидела, что эта комната переделана полностью. Стены были обиты нежным шелком цвета слоновой кости с рисунком из мелких цветочков, гардины из золотистого бархата и атласа в тон ему, такие же покрывало и занавеси в алькове, светлый персидский ковер, изящная белая мебель – все говорило о прекрасном вкусе молодой женщины. Над комодом княгиня увидела портрет маленького мальчика с лицом ангела. Огромные черные глаза в пушистых ресницах и черные кудри достались ему от матери, а лицом он очень напоминал своего красавца-отца. Ямочка, чуть наметившаяся на подбородке, говорила о том, что со временем малыш превратится в мужчину с характером.
Анастасия Илларионовна постояла у портрета, любуясь прелестным лицом ребенка. Потом оглянулась и увидела свои сундуки, внесенные в комнату, они были раскрыты. В смежной гардеробной слышался шум, это ее горничная Авдотья Ивановна развешивала платья госпожи.
– Авдотья, – позвала хозяйка, – переноси все в голубую спальню, я не буду спать здесь. И платья все, кроме черного, убери, завтра же закажи еще пару, пусть сделают за два дня. У нас – траур.
Княгиня взяла канделябр и вышла из комнаты. Она уже не сомневалась, что найдет голубую спальню в прежнем виде, но бережно отреставрированную, так оно и оказалось. Доброе сердце и деликатность ее покойной невестки, которые она смогла оценить только после ее смерти, тронули Анастасию Илларионовну до слез.
Завтра предстоял визит к государыне. Княгиня не знала, как ее встретит императрица, отдаст ли мальчика сразу или заставит бывать при дворе какое-то время, может быть, вообще не отпустит ее в Ратманово. Сомнения мучили Анастасию Илларионовну. Верная Авдотья Ивановна постелила ей постель и помогла подготовиться ко сну, она задула свечи и легла. Но сон не шел к ней, печальные думы одолевали. Забылась она, когда уже светало. Через четыре часа княгиня поднялась, оделась во все черное и поехала во дворец.
Зимний дворец сиял огнями. Карета Черкасских подъехала к главному подъезду. Форейтор помог княгине выйти и подняться по ступеням широкого крыльца. Анастасия Илларионовна вошла в вестибюль, назвала свое имя лакею в красной с золотом ливрее, сказала о цели своего визита и пошла за ним по широкой сводчатой галерее первого этажа. Строительство Зимнего дворца было закончено уже после свадьбы княгини и ее отъезда в имения, поэтому во дворце Анастасия Илларионовна находилась впервые. При других обстоятельствах убранство императорской резиденции вызвало бы у нее интерес, но печальные причины ее приезда сюда и нервное волнение перед встречей с государыней оставили ее равнодушной к красоте окружающей обстановки.
Лакей провел ее по широкой бело-мраморной лестнице, украшенной статуями и вазами, где свет свечей из бронзовых подсвечников отражался в зеркалах, создавая впечатление легкости и нарядности. Потом они прошли через анфиладу комнат, обращенную к Неве. Анастасии Илларионовне казалось, что эти залы, через которые ее вел лакей, никогда не кончатся, волнение ее достигло предела, руки похолодели.
– Только бы руки не стали трястись, – прошептала княгиня, – только этого не хватало на старости лет.
Они остановились в комнате с белыми, украшенными золотом стенами. Лакей попросил ее присесть на диван и подождать, пока он доложит о ее приходе. Ожидание длилось не более десяти минут, но княгине оно показалось вечностью. Наконец она услышала шуршание шелка, и вместе с лакеем к ней подошла фрейлина, уже немолодая женщина в лиловом шелковом платье с бриллиантовым шифром – вензелем императрицы.
– Прошу вас, княгиня, – пригласила она с сильным немецким акцентом, – государыня ждет вас.
– Благодарю, – наклонила голову Анастасия Илларионовна и пошла вслед за фрейлиной в соседние апартаменты.
Зал, в который они вошли, был задуман архитектором как продолжение предыдущего. Та же белая с золотом отделка стен и потолка, но орнамент, покрывавший стены и потолок, здесь был особенно изысканным, а полуколонны были украшены мраморными скульптурами кариатид. В конце комнаты княгиня увидела обрамленную бархатными портьерами глубокую нишу, где стояли изящные диваны и кресла, обитые алым бархатом.
В одном из кресел за чайным столиком сидела государыня Екатерина Алексеевна, одетая по-домашнему в синий бархатный капот, украшенный только скромной серебряной тесьмой и светло-голубым шелковым бантом на воротнике. Волосы императрицы были покрыты кружевным чепцом, очень молодившим ее лицо. Увидев княгиню, государыня встала, протянула ей руку и ласково приветствовала ее:
– Здравствуйте, моя дорогая, мы не виделись целую вечность, да вот по какому горькому поводу свидеться пришлось. Не беспокойтесь, не буду я вам пенять, что с сыном поссорились, я сама мать, знаю, что такое взрослый сын, мать не слушает, своим умом живет. А вот внук у вас – просто чудо до чего хорош. Не волнуйтесь за него, он с моими внуками, здесь, на половине великих князей. Мои ведь уже большие: Александру – семь, Константину – пять, а ваш совсем малыш – два года. Да, мои князья его любят и балуют, жалеют сироту.
Императрица жестом пригласила Анастасию Илларионовну сесть в кресло возле себя и задала главный вопрос:
– Ну что, княгиня, будешь забирать внука или мне оставишь?
– Ваше императорское величество, позвольте мне забрать мальчика, – начала княгиня, внимательно вглядываясь в лицо государыни, надеясь предугадать ее реакцию на свои слова, – его отец в письме ко мне просил воспитать его в нашем имении, где я уже столько лет по слабости моего здоровья вынуждена жить.
– Ну, положим, ты, княгиня Анастасия, всегда была здоровой как лошадь, да и сейчас я не вижу признаков болезни на твоем лице, – засмеялась императрица. – Да Бог с тобой, неволить не буду – хочешь жить в деревне, живи, только пусть твои дети при дворе живут, да внуков, когда вырастишь, тоже ко двору присылай. А вот и твой ангел, знакомься, в первый раз ведь видишь.
В комнату в сопровождении той же фрейлины вошла немолодая черноволосая женщина с седыми прядями на висках, одетая во все черное. На руках она держала маленького мальчика, которого княгиня видела на портрете в спальне своей покойной невестки. Он был уже немного старше, чем его изобразил художник, и хотя чертами лица сильно напоминал ее сына, был даже еще красивее. Огромные черные глаза в пушистых ресницах на нежном личике с бархатной кожей смотрели внимательно и настороженно на двух женщин. Но вот он узнал крестную, и улыбка озарила его личико, сверкнули беленькие зубки, на щеках заиграл румянец.
– Здравствуйте, государыня, – сказал он, смазывая звуки, как все малыши, но разборчиво.
– Здравствуй, мой милый, – ответила императрица, – иди сюда, посмотри – вот твоя бабушка Анастасия приехала, хочет с тобой познакомиться.
Она сделала знак женщине в черном, та подошла к государыне и опустила мальчика на пол.
– Идите, ваша светлость, – сказала няня, осторожно и ласково подталкивая малыша в спину, – познакомьтесь с бабушкой.
Мальчик сделал несколько шагов, но подошел к императрице и уцепился за ее капот. Государыня взяла его на руки, посадила к себе на колени, обняла и показала ему на княгиню Анастасию.
– Вот твоя бабушка, милый, она мама твоего отца, она очень любит и твоего отца, и тебя, и приехала, чтобы заботиться о тебе, любить тебя. Ты поедешь с ней в большое имение, у тебя там будет своя лошадка, как у Александра и у Константина. Иди к бабушке, милый, – императрица передала ребенка княгине, и он, успокоенный словами крестной, доверчиво пошел на руки к Анастасии Илларионовне.
Обняв это теплое тельце и заглянув в эти огромные черные глаза, доверчиво смотревшие на нее, княгиня поняла, что ее сердце отдано внуку навсегда и полностью.
– Мой дорогой, я приехала за тобой, чтобы отвести тебя в Ратманово – это такое большое имение, там очень хорошо, там тебя ждут лошадка, и щенок, и котята, у тебя будут друзья, твои кузены. Вы будете вместе играть. Тебе там будет очень хорошо и весело, – тараторила княгиня, боясь, что мальчик испугается и расплачется, – мы поедем на тройке, возьмем все твои игрушки и купим все, что ты захочешь.
Не зная, что еще сказать, она замерла, с надеждой глядя на внука. Мальчик заулыбался и кивнул княгине.
– Поедешь, мой дорогой? – задала вопрос Анастасия Илларионовна.
– А няня поедет? – спросил малыш.
– Конечно, милый, у вас с ней свои покои будут, вам там будет очень хорошо.
– Поедем, – согласился мальчик, утвердительно кивнув головой.
– Собирайте князя, – велела императрица няне, жестом отпуская ее. Анастасия Илларионовна передала ребенка женщине, которая внимательно посмотрела на нее, но в присутствии императрицы не решилась ничего сказать, а молча поклонилась и вышла из комнаты.
– Ну что, хорош наследник? Уж насколько мой Александр красавец, а твой – лучше. На отца похож, а глаза и волосы – материны. Царевна очень красива была и добра, все ее любили, даже при дворе врагов не нажила, чистый ангел, – вздохнула государыня. – Отец ее тоже недавно умер, вчера известие пришло, надеюсь, не узнал про дочь, спокойно ушел. Ну, царство им небесное, а князя Николая, надеюсь, Бог пощадит, отведет беду, хоть он сам на смерть рвется. Бери мальчика да езжай домой. Когда сын вернется с Кавказа, помирись с ним, и вместе ко двору приезжайте, крестника моего привозите.
Анастасия Илларионовна, поблагодарив, встала и сделала глубокий реверанс. Из глубины зала к ней подошла фрейлина в лиловом платье и знаком пригласила следовать за ней. Княгиня вышла из покоев императрицы.
– Пожалуйста, ваша светлость, пройдите на половину великих князей, там сейчас собирают князя Алексея Николаевича, – предложила фрейлина и пошла в направлении, противоположном тому, откуда пришла княгиня при приезде.
Они повернули, и в окнах залов, по которым они шли, Нева сменилась дворцовой площадью. Наконец фрейлина отворила дверь в большую светлую комнату, уставленную маленькими столами и стульчиками и заваленную игрушками. Два веселых светловолосых мальчика, одетых в маленькие, сшитые по росту, военные мундиры, играли вокруг игрушечной крепости. На звук открывающейся двери они обернулись.
– Ваши императорские высочества, позвольте представить вам светлейшую княгиню Черкасскую, бабушку князя Алексея, – сказала фрейлина, входя в комнату и приглашая за собой княгиню.
Мальчики учтиво поклонились Анастасии Илларионовне, сделавшей им придворный реверанс.
– Очень приятно познакомиться, – заговорил старший, светловолосый и голубоглазый красавец Александр. Курносый пятилетний Константин молчал, стоя за спиной брата. – Нам няня сказала, что вы забираете Алешу. Жалко, мы к нему привыкли.
– Так хотел его отец, и государыня одобрила это решение, – осторожно заметила княгиня, не зная, как среагируют мальчики на то, что она сейчас заберет их маленького друга.
Из соседней комнаты вышла уже одетая в капот няня князя Алексея, держа на руках мальчика, одетого в соболью шубку и валеночки, за ней две горничные вынесли по саквояжу. Высокая женщина средних лет, по виду иностранка, скорее всего англичанка, держала в руках маленькую лошадку и крошечное игрушечное ружье, а высокая важная дама, одетая в серое шелковое платье – как поняла княгиня, воспитательница великих князей жена генерал-майора Бенкендорфа – держала меховую шапочку и варежки.
Мальчики подбежали к другу, которого няня опустила на пол.
– До свиданья, Алеша, – сказал Александр, обнимая мальчика, – помни нас и не плачь, а мы будем тебя помнить и скучать по тебе.
Константин тоже обнял малыша. Поняв, что его сейчас заберут от друзей, мальчик заплакал. Женщины захлопотали вокруг него, пытаясь успокоить.
– Подождите, не плачь, Алеша, – велел Александр. Вдруг он вытянулся по стойке смирно, набрал в грудь побольше воздуха и крикнул: – Внимание, смирно, награждается светлейший князь Алексей Черкасский, герой войска великих князей Александра и Константина.
Малыш перестал плакать и уставился на старшего товарища. Александр снял с шеи игрушечный серебряный крест на голубой ленте, надел его на шейку Алексея и пожал ему руку. Малыш заулыбался.
– Иди с бабушкой, – сказал цесаревич, подтолкнув ребенка вперед, – не забывай нас и приезжай обратно.
Подхватив на руки внука, княгиня попрощалась, поклонилась мальчикам и дамам и направилась к двери.
– Каков Александр – уже сейчас видны благородство натуры и сила характера. Видно, будет великим государем, как бабушка, – тихо сказала она няне, идущей рядом по анфиладам дворца. Наконец, они добрались до главного вестибюля, где, держа шубу княгини, их ожидал слуга. Вещи погрузили в карету. Няня, взяв мальчика на руки, села первой, за ней села княгиня.
– Ну что, Тамара Вахтанговна, едем домой, а на рассвете выезжаем в Ратманово. Не бросите меня и своего питомца в трудный час? – княгиня пристально смотрела на няню. – Или хотите уехать?
– Нет, ваша светлость, некуда мне ехать, – ответила грузинка, – я при дворе царя Ираклия выросла, меня родители девочкой царю отдали, а когда он женился, я всех его детей вынянчила, моя царевна младшей была, самой любимой у отца. Слава Богу, что он не успел узнать, что ее больше нет, спокойным ушел. В России моя девочка лежит, здесь и я останусь, и сокровище наше я тоже не оставлю, даст Бог здоровья, выращу его, если вы позволите.
– Спасибо тебе, Тамара Вахтанговна, – помолчав, сказала княгиня, – за царевну ты меня прости, что не признала их брака сразу, ревность глаза застила. А за мальчика я теперь жизнь отдам, здесь мы с тобой союзники.
Но тихая жизнь Ратманова была разрушена трагедией в канун нового 1784 года. Фельдъегерь государыни-императрицы привез от нее письмо к княгине Анастасии Илларионовне с ужасным известием, что молодая княгиня Нина три недели назад скончалась, родив мертвую дочь, и что князь Николай в отчаянии, оставив маленького сына на попечение крестной матери, уехал на Кавказ. Императрица делала предположение, что князь Николай, судя по его состоянию, будет искать смерти в бою, и предлагала Анастасии Илларионовне, если она согласна, забрать внука и сохранить его для сына и семьи. Несмотря на то, что письмо императрицы оставляло решение за княгиней, та, в силу своего ума и опыта, понимала, что нужно решить так, как посоветовала государыня. Поэтому она быстро собралась и, взяв только горничную, в одной карете с охраной из шести верховых выехала в Санкт-Петербург.
В сумерки, ровно через две недели после отъезда из Ратманова карета Анастасии Илларионовны остановилась перед воротами столичного особняка светлейших князей Черкасских на Миллионной улице. Старший из охраняющих карету дворовых слуг спрыгнул с коня, открыл дверцу кареты и подал княгине руку, его помощник в это время стучал начищенным дверным молотком в высокие дубовые двери дома. Дверь практически сразу открыл одетый во все черное седой дворецкий.
– Здравствуй, Ефим, – здороваясь, княгиня кивнула старому слуге, – постарел ты сильно, но выправка все та же, молодец.
– Благодарю покорно, ваша светлость, – поклонился дворецкий, – а вы совсем не изменились, как будто вчера ваша свадьба была.
– Ладно, Ефим, народ смешить, не до этого нам, дай мне чаю, да расскажи обо всем, – заметила Анастасия Илларионовна. На ходу снимая соболью шубу, шляпу и перчатки, она прошла в большую гостиную первого этажа.
Когда она была молодой хозяйкой этого дома, гостиная была обита китайским шелком золотистого цвета. Она обставила комнату изящной золоченой французской мебелью. Тяжелые бронзовые люстры с хрустальными подвесками были заказаны ее любящим мужем в Италии. Два огромных зеркала в золоченых рамах, привезенные из Венеции, висели над белыми с золотом мраморными каминами, завершая убранство гостиной, делая ее зрительно больше и наряднее.
Сейчас она с приятным чувством отметила, что обстановка гостиной бережно сохранена, мебель сверкает свежей позолотой, а ее обивка, явно новая, сделана из такого же шелка, по-видимому, вытканного на заказ по старым образцам. Драгоценный узорный паркет был покрыт новым персидским ковром с золотистым и красным рисунком, а в промежутках между высокими окнами появились два парных портрета, привезенные сюда из Ратманова. На портретах были изображены она и муж в свадебных нарядах, молодые, красивые и полные надежд.
Постояв около портретов и тяжело вздохнув, княгиня повернулась к дворецкому, почтительно стоявшему за ее спиной.
– Рассказывай, Ефим, все по порядку. Начни со свадьбы князя Николая, – велела княгиня, сев на диван у круглого чайного столика. Две молоденькие горничные поставили на столик чайный сервиз и подали варенье и маленькие пирожные.
– Идите, я сама налью, – отмахнулась Анастасия Илларионовна. Прислуга была из подмосковных имений Николая, все лица были для нее чужими и сейчас безмерно ее раздражали. – Слушаю тебя, Ефим.
– Ваша светлость, я не знаю, что рассказывать, – начал Ефим. – Его светлость как свадьбу сыграл, так молодую жену сюда привел, потом они через месяц в Москву уехали, потом в Марфино жили, потом, как княгине время рожать пришло, опять сюда переехали. Здесь князь Алексей Николаевич и родились. Он такой красавец, глаз не оторвать, недаром его сама государыня любит, она – его крестная мать.
– Не о том говоришь, расскажи, как господа жили. Как княгиня, была добра к моему сыну? – задала Анастасия Илларионовна мучивший ее вопрос. – И он как к ней относился?
– Уж княгиня, ваша светлость, чистый ангел была – и красива, и добра, никто от нее грубого слова не слышал, только ласковые слова, да улыбалась всегда. Как ее все в доме любили, а больше всех его светлость ее любил. По клубам ездить перестал, в полку отпуск взял, чтобы только с ней быть. Везде ее возил, и здесь приемы давали и даже балы. Такая красавица она была, он очень ею гордился.
– А обо мне что князь и княгиня говорили? – спросила Анастасия Илларионовна, строго взглянув на старика, отводящего глаза. – Не юли, говори все как было.
– Его светлость князь обижен был, что вы не приехали на свадьбу, часто об этом вспоминал в разговоре с женой. Но княгиня всегда говорила, что она тоже мать и понимает ваши материнские чувства, что не вы невесту выбирали, что, может быть, другой жены для сына хотели, говорила, что не надо обижаться, нужно прощать. Надеялась, что вы, ваша светлость, когда маленького Алешу увидите, обязательно его полюбите и все наладится, – слезы потекли по морщинистым щекам старого дворецкого. – Как второй раз ее светлости время рожать пришло, они снова из Марфина все сюда приехали. Как роды начались, сначала не очень все беспокоились, опять тот же доктор был, Фогель, потом уже на вторые сутки и лейб-медик императрицы приехал. Князь не пил, не ел, сначала под дверью спальни ходил, а на вторые сутки у кровати ее светлости сидел, за руку ее держал, плакал. К концу вторых суток княгиня девочку родила, уже мертвую, а сама только ненадолго в сознание пришла и князю сказала, чтобы сыночка их вырастил и чтобы по ней не убивался долго, не жил один, а женился на хорошей женщине. И под конец сказала, чтобы с вами, ваша светлость, помирился, иначе не будет ему счастья без любви матери. С этими словами и умерла, ангел наш, княгинюшка. Я точно знаю, мне ее няня Тамара Вахтанговна рассказывала, она при ней безотлучно до самой кончины была.
– Где теперь Тамара Вахтанговна? – отметила про себя новое имя княгиня. – Хочу с ней поговорить.
– Она с маленьким князем во дворце у государыни, его светлость перед отъездом сына государыне отвез – как крестной, – ответил старый дворецкий.
– Расскажи о князе Николае, – велела Анастасия Илларионовна.
– Его светлость, как княгиня умерла, три дня у гроба просидел, ни с кем говорить не хотел. Как ее светлость похоронили, он сразу к государыне поехал, вернулся и велел Тамаре Вахтанговне князя Алексея собирать, потому что они во дворец к государыне переезжают. Сказал, что сам он назначен повелением государыни флигель-адъютантом к наместнику на Кавказе генералу Гудовичу и отправляется в Дербент. Мальчика быстро собрали и отправили во дворец, а князь весь вечер писал бумаги, он оставил их для вас, ваша светлость, и уехал в ту же ночь, – закончил свой рассказ старый слуга. – Не угодно ли вашей светлости пройти в кабинет князя? Он, уезжая, велел вам передать, что бумаги в черном бюро.
– Пойдем, – согласилась княгиня и пошла за дворецким, который нес взятый со столика канделябр, освещая путь по темным коридорам. Сын не только оставил кабинет на прежнем месте, но так же бережно сохранил и обстановку, выбранную много лет назад матерью. Новой была только коллекция турецких трубок, стоящая в стеклянной витрине у окна, и большой портрет прекрасной черноволосой женщины над камином. Юное лицо красавицы с огромными черными глазами и теплой улыбкой удивляло не столько правильными чертами и безупречным овалом, сколько общим выражением нежности и кротости.
– Действительно, ангел… – тихо промолвила княгиня, останавливаясь перед портретом. – Поэтому господь и забрал, что нечего в нашем мире ангелу делать.
Ефим поставил канделябр на стоящее у окна бюро черного дерева и достал из кармана ключ.
– Вот, ваша светлость, князь Николай Никитич велел только вам в руки передать, – он с поклоном протянул ключ Анастасии Илларионовне.
– Спасибо, а теперь иди, Ефим, я одна здесь побуду, – велела княгиня, взяв ключ и подойдя к бюро.
Дождавшись, пока старый слуга вышел, закрыв за собой дверь, княгиня повернула ключ в замке. В бюро по порядку были разложены бархатные футляры с фамильными драгоценностями Черкасских, они все были помечены вензелем самой Анастасии Илларионовны, там же был большой перламутровый ларец тонкой работы и две парные шкатулки к нему, их Анастасия Илларионовна никогда не видела. Фигурный ключ торчал в замочке ларца, княгиня открыла крышку и тихо ахнула. Изумительной красоты рубиновое ожерелье из огромных кроваво-красных рубинов, обрамленных бриллиантами, такие же серьги и два браслета не только поражали красотой и роскошью, они напомнили княгине, что в жилах ее невестки, а теперь и внука, течет царская кровь, ведь такие драгоценности могли принадлежать только царской особе. В шкатулках лежало множество других украшений, в одной они были с изумрудами и жемчугом, а в другой – с сапфирами и бриллиантами.
В ящиках бюро Анастасия Илларионовна нашла много аккуратно запакованных золотых монет и ассигнаций, но никаких бумаг там не было. Тогда княгиня протянула руку к левой боковой стенке и нащупала выступающую фигурку амура, вырезанную чуть ниже края столешницы. Повернув фигурку по часовой стрелке, она стала ждать; через секунду внутри бюро раздался щелчок, и верхние ящики и задняя панель бюро выехали вперед. Она их вынула и в потайном углублении увидела два конверта, один большой, а другой маленький, и синий бархатный мешочек, расшитый необычной вязью.
Княгиня взяла в руки конверты. На маленьком конверте было написано ее имя, а на большом была надпись: «Вскрыть после моей смерти». Завещание, догадалась княгиня. Анастасия Илларионовна открыла письмо, адресованное ей. Сын писал:
«Дорогая матушка, как ужасно, что я обращаюсь к вам в самые тяжелые дни моей жизни. Я потерял самого дорогого мне человека, мою милую жену, жизнь для меня теперь потеряла всякий смысл, и сегодня я просил государыню отправить меня на Кавказ, воевать за Отечество с персами. Только одно удерживает меня пока здесь – судьба моего маленького сына. Перед смертью жены я обещал ей вырастить мальчика в любви и заботе. Прошу вас, матушка, пригрейте у своего сердца бедного сироту, вырастите его в Ратманове, где я был так счастлив. Отдайте ему свою любовь и нежность, а я на войне буду молить Бога за вас и за моего маленького Алешу. В мешочке, что вы видите рядом с письмом, его наследство по матери, царь Ираклий отправил его с благословением своей дочери после рождения внука, теперь оно принадлежит Алеше. Целую ваши руки, матушка, ваш сын Николай».
Анастасия Илларионовна открыла мешочек и вынула золотой крест какой-то непривычной формы. Он был украшен жемчугом и аметистами, а в центре креста переливался в свете свечей огромный бриллиант, равного которому по размерам и чистоте княгиня не видела, хотя она сама имела немало драгоценностей и бывала при всех европейских дворах, где драгоценностям знали цену.
Она положила письма и крест обратно в потайное углубление, поставила ящики бюро и панель на место и повернула фигурку амура против часовой стрелки. Закрыв бюро на ключ, Анастасия Илларионовна взяла канделябр и пошла к выходу из кабинета. Она снова остановилась перед портретом невестки, долго смотрела на него, перекрестилась и обратилась к красавице на портрете:
– Спи спокойно, девочка, я выращу твоего сына, и он будет счастлив, обещаю тебе.
Княгиня поднялась на второй этаж и подошла к спальне хозяйки дома, в которой последний раз спала молодой женщиной. Открыв дверь, она увидела, что эта комната переделана полностью. Стены были обиты нежным шелком цвета слоновой кости с рисунком из мелких цветочков, гардины из золотистого бархата и атласа в тон ему, такие же покрывало и занавеси в алькове, светлый персидский ковер, изящная белая мебель – все говорило о прекрасном вкусе молодой женщины. Над комодом княгиня увидела портрет маленького мальчика с лицом ангела. Огромные черные глаза в пушистых ресницах и черные кудри достались ему от матери, а лицом он очень напоминал своего красавца-отца. Ямочка, чуть наметившаяся на подбородке, говорила о том, что со временем малыш превратится в мужчину с характером.
Анастасия Илларионовна постояла у портрета, любуясь прелестным лицом ребенка. Потом оглянулась и увидела свои сундуки, внесенные в комнату, они были раскрыты. В смежной гардеробной слышался шум, это ее горничная Авдотья Ивановна развешивала платья госпожи.
– Авдотья, – позвала хозяйка, – переноси все в голубую спальню, я не буду спать здесь. И платья все, кроме черного, убери, завтра же закажи еще пару, пусть сделают за два дня. У нас – траур.
Княгиня взяла канделябр и вышла из комнаты. Она уже не сомневалась, что найдет голубую спальню в прежнем виде, но бережно отреставрированную, так оно и оказалось. Доброе сердце и деликатность ее покойной невестки, которые она смогла оценить только после ее смерти, тронули Анастасию Илларионовну до слез.
Завтра предстоял визит к государыне. Княгиня не знала, как ее встретит императрица, отдаст ли мальчика сразу или заставит бывать при дворе какое-то время, может быть, вообще не отпустит ее в Ратманово. Сомнения мучили Анастасию Илларионовну. Верная Авдотья Ивановна постелила ей постель и помогла подготовиться ко сну, она задула свечи и легла. Но сон не шел к ней, печальные думы одолевали. Забылась она, когда уже светало. Через четыре часа княгиня поднялась, оделась во все черное и поехала во дворец.
Зимний дворец сиял огнями. Карета Черкасских подъехала к главному подъезду. Форейтор помог княгине выйти и подняться по ступеням широкого крыльца. Анастасия Илларионовна вошла в вестибюль, назвала свое имя лакею в красной с золотом ливрее, сказала о цели своего визита и пошла за ним по широкой сводчатой галерее первого этажа. Строительство Зимнего дворца было закончено уже после свадьбы княгини и ее отъезда в имения, поэтому во дворце Анастасия Илларионовна находилась впервые. При других обстоятельствах убранство императорской резиденции вызвало бы у нее интерес, но печальные причины ее приезда сюда и нервное волнение перед встречей с государыней оставили ее равнодушной к красоте окружающей обстановки.
Лакей провел ее по широкой бело-мраморной лестнице, украшенной статуями и вазами, где свет свечей из бронзовых подсвечников отражался в зеркалах, создавая впечатление легкости и нарядности. Потом они прошли через анфиладу комнат, обращенную к Неве. Анастасии Илларионовне казалось, что эти залы, через которые ее вел лакей, никогда не кончатся, волнение ее достигло предела, руки похолодели.
– Только бы руки не стали трястись, – прошептала княгиня, – только этого не хватало на старости лет.
Они остановились в комнате с белыми, украшенными золотом стенами. Лакей попросил ее присесть на диван и подождать, пока он доложит о ее приходе. Ожидание длилось не более десяти минут, но княгине оно показалось вечностью. Наконец она услышала шуршание шелка, и вместе с лакеем к ней подошла фрейлина, уже немолодая женщина в лиловом шелковом платье с бриллиантовым шифром – вензелем императрицы.
– Прошу вас, княгиня, – пригласила она с сильным немецким акцентом, – государыня ждет вас.
– Благодарю, – наклонила голову Анастасия Илларионовна и пошла вслед за фрейлиной в соседние апартаменты.
Зал, в который они вошли, был задуман архитектором как продолжение предыдущего. Та же белая с золотом отделка стен и потолка, но орнамент, покрывавший стены и потолок, здесь был особенно изысканным, а полуколонны были украшены мраморными скульптурами кариатид. В конце комнаты княгиня увидела обрамленную бархатными портьерами глубокую нишу, где стояли изящные диваны и кресла, обитые алым бархатом.
В одном из кресел за чайным столиком сидела государыня Екатерина Алексеевна, одетая по-домашнему в синий бархатный капот, украшенный только скромной серебряной тесьмой и светло-голубым шелковым бантом на воротнике. Волосы императрицы были покрыты кружевным чепцом, очень молодившим ее лицо. Увидев княгиню, государыня встала, протянула ей руку и ласково приветствовала ее:
– Здравствуйте, моя дорогая, мы не виделись целую вечность, да вот по какому горькому поводу свидеться пришлось. Не беспокойтесь, не буду я вам пенять, что с сыном поссорились, я сама мать, знаю, что такое взрослый сын, мать не слушает, своим умом живет. А вот внук у вас – просто чудо до чего хорош. Не волнуйтесь за него, он с моими внуками, здесь, на половине великих князей. Мои ведь уже большие: Александру – семь, Константину – пять, а ваш совсем малыш – два года. Да, мои князья его любят и балуют, жалеют сироту.
Императрица жестом пригласила Анастасию Илларионовну сесть в кресло возле себя и задала главный вопрос:
– Ну что, княгиня, будешь забирать внука или мне оставишь?
– Ваше императорское величество, позвольте мне забрать мальчика, – начала княгиня, внимательно вглядываясь в лицо государыни, надеясь предугадать ее реакцию на свои слова, – его отец в письме ко мне просил воспитать его в нашем имении, где я уже столько лет по слабости моего здоровья вынуждена жить.
– Ну, положим, ты, княгиня Анастасия, всегда была здоровой как лошадь, да и сейчас я не вижу признаков болезни на твоем лице, – засмеялась императрица. – Да Бог с тобой, неволить не буду – хочешь жить в деревне, живи, только пусть твои дети при дворе живут, да внуков, когда вырастишь, тоже ко двору присылай. А вот и твой ангел, знакомься, в первый раз ведь видишь.
В комнату в сопровождении той же фрейлины вошла немолодая черноволосая женщина с седыми прядями на висках, одетая во все черное. На руках она держала маленького мальчика, которого княгиня видела на портрете в спальне своей покойной невестки. Он был уже немного старше, чем его изобразил художник, и хотя чертами лица сильно напоминал ее сына, был даже еще красивее. Огромные черные глаза в пушистых ресницах на нежном личике с бархатной кожей смотрели внимательно и настороженно на двух женщин. Но вот он узнал крестную, и улыбка озарила его личико, сверкнули беленькие зубки, на щеках заиграл румянец.
– Здравствуйте, государыня, – сказал он, смазывая звуки, как все малыши, но разборчиво.
– Здравствуй, мой милый, – ответила императрица, – иди сюда, посмотри – вот твоя бабушка Анастасия приехала, хочет с тобой познакомиться.
Она сделала знак женщине в черном, та подошла к государыне и опустила мальчика на пол.
– Идите, ваша светлость, – сказала няня, осторожно и ласково подталкивая малыша в спину, – познакомьтесь с бабушкой.
Мальчик сделал несколько шагов, но подошел к императрице и уцепился за ее капот. Государыня взяла его на руки, посадила к себе на колени, обняла и показала ему на княгиню Анастасию.
– Вот твоя бабушка, милый, она мама твоего отца, она очень любит и твоего отца, и тебя, и приехала, чтобы заботиться о тебе, любить тебя. Ты поедешь с ней в большое имение, у тебя там будет своя лошадка, как у Александра и у Константина. Иди к бабушке, милый, – императрица передала ребенка княгине, и он, успокоенный словами крестной, доверчиво пошел на руки к Анастасии Илларионовне.
Обняв это теплое тельце и заглянув в эти огромные черные глаза, доверчиво смотревшие на нее, княгиня поняла, что ее сердце отдано внуку навсегда и полностью.
– Мой дорогой, я приехала за тобой, чтобы отвести тебя в Ратманово – это такое большое имение, там очень хорошо, там тебя ждут лошадка, и щенок, и котята, у тебя будут друзья, твои кузены. Вы будете вместе играть. Тебе там будет очень хорошо и весело, – тараторила княгиня, боясь, что мальчик испугается и расплачется, – мы поедем на тройке, возьмем все твои игрушки и купим все, что ты захочешь.
Не зная, что еще сказать, она замерла, с надеждой глядя на внука. Мальчик заулыбался и кивнул княгине.
– Поедешь, мой дорогой? – задала вопрос Анастасия Илларионовна.
– А няня поедет? – спросил малыш.
– Конечно, милый, у вас с ней свои покои будут, вам там будет очень хорошо.
– Поедем, – согласился мальчик, утвердительно кивнув головой.
– Собирайте князя, – велела императрица няне, жестом отпуская ее. Анастасия Илларионовна передала ребенка женщине, которая внимательно посмотрела на нее, но в присутствии императрицы не решилась ничего сказать, а молча поклонилась и вышла из комнаты.
– Ну что, хорош наследник? Уж насколько мой Александр красавец, а твой – лучше. На отца похож, а глаза и волосы – материны. Царевна очень красива была и добра, все ее любили, даже при дворе врагов не нажила, чистый ангел, – вздохнула государыня. – Отец ее тоже недавно умер, вчера известие пришло, надеюсь, не узнал про дочь, спокойно ушел. Ну, царство им небесное, а князя Николая, надеюсь, Бог пощадит, отведет беду, хоть он сам на смерть рвется. Бери мальчика да езжай домой. Когда сын вернется с Кавказа, помирись с ним, и вместе ко двору приезжайте, крестника моего привозите.
Анастасия Илларионовна, поблагодарив, встала и сделала глубокий реверанс. Из глубины зала к ней подошла фрейлина в лиловом платье и знаком пригласила следовать за ней. Княгиня вышла из покоев императрицы.
– Пожалуйста, ваша светлость, пройдите на половину великих князей, там сейчас собирают князя Алексея Николаевича, – предложила фрейлина и пошла в направлении, противоположном тому, откуда пришла княгиня при приезде.
Они повернули, и в окнах залов, по которым они шли, Нева сменилась дворцовой площадью. Наконец фрейлина отворила дверь в большую светлую комнату, уставленную маленькими столами и стульчиками и заваленную игрушками. Два веселых светловолосых мальчика, одетых в маленькие, сшитые по росту, военные мундиры, играли вокруг игрушечной крепости. На звук открывающейся двери они обернулись.
– Ваши императорские высочества, позвольте представить вам светлейшую княгиню Черкасскую, бабушку князя Алексея, – сказала фрейлина, входя в комнату и приглашая за собой княгиню.
Мальчики учтиво поклонились Анастасии Илларионовне, сделавшей им придворный реверанс.
– Очень приятно познакомиться, – заговорил старший, светловолосый и голубоглазый красавец Александр. Курносый пятилетний Константин молчал, стоя за спиной брата. – Нам няня сказала, что вы забираете Алешу. Жалко, мы к нему привыкли.
– Так хотел его отец, и государыня одобрила это решение, – осторожно заметила княгиня, не зная, как среагируют мальчики на то, что она сейчас заберет их маленького друга.
Из соседней комнаты вышла уже одетая в капот няня князя Алексея, держа на руках мальчика, одетого в соболью шубку и валеночки, за ней две горничные вынесли по саквояжу. Высокая женщина средних лет, по виду иностранка, скорее всего англичанка, держала в руках маленькую лошадку и крошечное игрушечное ружье, а высокая важная дама, одетая в серое шелковое платье – как поняла княгиня, воспитательница великих князей жена генерал-майора Бенкендорфа – держала меховую шапочку и варежки.
Мальчики подбежали к другу, которого няня опустила на пол.
– До свиданья, Алеша, – сказал Александр, обнимая мальчика, – помни нас и не плачь, а мы будем тебя помнить и скучать по тебе.
Константин тоже обнял малыша. Поняв, что его сейчас заберут от друзей, мальчик заплакал. Женщины захлопотали вокруг него, пытаясь успокоить.
– Подождите, не плачь, Алеша, – велел Александр. Вдруг он вытянулся по стойке смирно, набрал в грудь побольше воздуха и крикнул: – Внимание, смирно, награждается светлейший князь Алексей Черкасский, герой войска великих князей Александра и Константина.
Малыш перестал плакать и уставился на старшего товарища. Александр снял с шеи игрушечный серебряный крест на голубой ленте, надел его на шейку Алексея и пожал ему руку. Малыш заулыбался.
– Иди с бабушкой, – сказал цесаревич, подтолкнув ребенка вперед, – не забывай нас и приезжай обратно.
Подхватив на руки внука, княгиня попрощалась, поклонилась мальчикам и дамам и направилась к двери.
– Каков Александр – уже сейчас видны благородство натуры и сила характера. Видно, будет великим государем, как бабушка, – тихо сказала она няне, идущей рядом по анфиладам дворца. Наконец, они добрались до главного вестибюля, где, держа шубу княгини, их ожидал слуга. Вещи погрузили в карету. Няня, взяв мальчика на руки, села первой, за ней села княгиня.
– Ну что, Тамара Вахтанговна, едем домой, а на рассвете выезжаем в Ратманово. Не бросите меня и своего питомца в трудный час? – княгиня пристально смотрела на няню. – Или хотите уехать?
– Нет, ваша светлость, некуда мне ехать, – ответила грузинка, – я при дворе царя Ираклия выросла, меня родители девочкой царю отдали, а когда он женился, я всех его детей вынянчила, моя царевна младшей была, самой любимой у отца. Слава Богу, что он не успел узнать, что ее больше нет, спокойным ушел. В России моя девочка лежит, здесь и я останусь, и сокровище наше я тоже не оставлю, даст Бог здоровья, выращу его, если вы позволите.
– Спасибо тебе, Тамара Вахтанговна, – помолчав, сказала княгиня, – за царевну ты меня прости, что не признала их брака сразу, ревность глаза застила. А за мальчика я теперь жизнь отдам, здесь мы с тобой союзники.