Страница:
– Ну, хорошо, мои дорогие, – попросил их Алексей, – пойдемте сядем, вам нужно поесть, я смотрю, что все тарелки у вас не тронуты, а нам всем нужны силы. Давайте и мне тарелку, я тоже с вами поем.
Алексей вдруг подумал, что он не ел уже сутки, а может быть и больше, но есть ему совсем не хотелось. Когда ему тоже принесли ложку и тарелку с гречневой кашей, залитой теплым молоком, он начал есть, показывая пример девочкам. Елена начала уговаривать младших, и сестры в конце концов передали няне чистые тарелки. Потом они пили чай с булочками, а Алексей отвлекал их рассказами о Санкт-Петербурге и своей службе в гусарском полку. Убедившись, что сестры поели, он поручил их заботам гувернантки, предложив ей повести их на прогулку в сад, а сам отправился искать князя Василия.
Дядю он нашел в столовой, где тот доедал завтрак, сервированный для него одного. Алексей сделал знак лакею и попросил налить себе кофе. Лакей понес прибор к хозяйскому месту во главе стола, и молодого человека пронзила боль при мысли, что теперь он глава этой семьи.
– Дядя, когда приедет бабушка? – тревожно осведомился он. – Маман совсем плоха, я послал в Москву за доктором.
– Мне кажется, она должна быть уже сегодня, – посчитал в уме прошедшие дни князь Василий, – нужно назначить дату похорон, нельзя долго откладывать.
– Дождемся бабушку, тогда и примем решение, – не согласился Алексей, которого резанула будничность в словах дяди, и хотя он понимал, что князь Василий прав, ему был неприятен его спокойный тон.
К полудню из Москвы приехал доктор Брюс. Он долго осматривал Ольгу Петровну, впавшую в забытье, она почти не реагировала на прикосновения врача и своей горничной. Доктор спустился в гостиную, где его ждали Алексей и князь Василий, очень встревоженный.
– Я очень беспокоюсь за княгиню, – обратился он к Алексею, нервно потирая руки, – я не понимаю, как такую молодую и сильную женщину отчаяние могло так быстро лишить всех сил к жизни. Она настолько слаба, что мы можем потерять ее в любой момент. Я могу только предположить, что возможно у княгини было слабое сердце, но до сих пор, учитывая молодость мадам, это не проявлялось, а горе обострило болезнь. Она уходит от нас, я бы посоветовал позвать священника.
Алексей был сражен. Он молча стоял, сжав кулаки. Князь Василий окликнул лакея, стоящего в дверях, и послал его за отцом Павлом.
Через полчаса в гостиную вошел священник. Алексей поднялся ему навстречу и тихо объяснил, что они хотят, чтобы он соборовал княгиню. Отец Павел пошел наверх к Ольге Петровне, а Алексей подошел к окну в надежде увидеть в саду сестер. Девочки были около пруда, куда террасами спускались цветники. Гувернантка заняла их рисованием. Елена стояла у мольберта, а младшие, сидя на скамейках, рисовали цветными мелками в альбомах, лежавших у них на коленях.
Вдруг Алексей увидел на подъездной аллее темную дорожную карету своей бабушки. Увидели экипаж и девочки, побросав свои принадлежности для рисования, они побежали к крыльцу. Алексей и князь Василий, извинившись перед доктором, тоже поспешили к выходу.
Когда дверца кареты отворилась и на подножку ступила княгиня Анастасия Илларионовна, Алексей, не видевший бабушку в течение последних пяти лет, поразился тому, как она постарела. Княгине уже исполнилось семьдесят девять лет, она была очень худа, но по-прежнему держалась прямо, а ее голубые глаза смотрели из-под полуопущенных век пристально и жестко. За ней из кареты вылез высокий сухощавый человек с седеющими черными волосами и добрыми серыми глазами. Алексей узнал в нем соседа по Ратманову, друга детства своего отца, барона Александра Николаевича Тальзита.
К бабушке первыми бросились девочки, обняв ее, они сразу заплакали. На глаза княгини тоже навернулись слезы.
– Не плачьте, мои милые, – уговаривала она, обнимая девочек обеими руками, – я с вами, я никому не дам вас в обиду. Дайте мне вас обнять.
Она обняла Елену, потом всех младших по очереди, а последним – Алексея.
– Пойдем в дом, расскажи мне все, – тихо шепнула бабушка внуку.
Отправив девочек продолжать прогулку, взрослые прошли в дом. В гостиной доктора не было, а испуганный лакей объяснил, что за доктором прибежала горничная княгини, и он сейчас у нее.
– Что с Ольгой? – забеспокоилась Анастасия Илларионовна и посмотрела на князя Василия.
– Мы и сами не знаем, что с ней, – пожал плечами ее сын, – доктор подозревает, что сердце было слабое, а горе спровоцировало приступ. Она очень плоха. Сейчас отец Павел у нее, а теперь еще и доктор.
– Я пойду к Ольге, – решила княгиня и направилась в спальню невестки.
Когда через двадцать минут она вернулась, по ее лицу Алексей понял, что все было кончено, дети светлейших князей Черкасских остались круглыми сиротами.
Гроб с телом княгини Ольги Петровны отнесли в церковь и поставили рядом с гробом ее мужа. Из второго подмосковного имения Грабцево в помощь отцу Павлу приехал священник отец Алексий. Заупокойные службы они читали по очереди днем и ночью. Марфино погрузилось в глубокий траур.
Анастасия Илларионовна целые дни проводила на половине девочек, выходя оттуда только к обеду. Она забрала себе в помощь горничную покойной княгини Марфу, и общими силами четыре женщины беспрерывно успокаивали и отвлекали маленьких сирот.
На третий день после смерти княгини Ольги обоих супругов похоронили около церкви в Марфино. На похороны съехались соседи со всей округи, было много знакомых и родственников из Москвы. К полудню приехавшие сели за поминальный обед, а к вечеру все разъехались, Черкасские остались одни, исключением был только старый друг и сосед барон Тальзит.
Княгиня, проведав девочек, которых на похороны не брали, а оставили дома под присмотром гувернанток и няни, спустилась в гостиную, где сидели трое мужчин.
– Пойдемте в кабинет Николая, – распорядилась она, – выслушаем его последнюю волю.
Алексей удивился, кошмарные события последних дней настолько его деморализовали, что он даже не задумывался о том, что отец мог оставить завещание.
Все встали и отправились за княгиней в кабинет князя Николая. Большая комната с французскими окнами, выходящими в сад, всем напоминала о покойном хозяине. Развешанное на ярком ковре оружие, бывшее с князем Николаем в боях на Кавказе, большой портрет жены с дочерьми, стоящими изящной группой на фоне цветников Марфина, миниатюра в овальной золотой рамке, изображающая Алексея в возрасте десяти лет – все говорило вошедшим родственникам о безвозвратной потере.
– Садитесь, – предложила княгиня, занимая кресло хозяина у письменного стола, – поскольку вы не знали до сегодняшнего дня, я сообщаю вам, что душеприказчиком мой сын назначил нашего общего друга и соседа барона Александра Николаевича Тальзита. Он и мой душеприказчик, и после моей смерти он объявит вам мою волю. А сейчас, прошу вас, Александр Николаевич, зачитайте нам последнюю волю моего сына.
Барон достал из внутреннего кармана сюртука запечатанный конверт, на котором было рукой князя Николая написано: «Завещание Николая Черкасского», сломал печать и начал читать написанное:
«Я, светлейший князь Николай Никитич Черкасский, находясь в здравом уме и твердой памяти, изъявляю свою последнюю волю:
Душеприказчиком моим назначаю моего друга барона Александра Николаевича Тальзита. Поручаю ему огласить мою последнюю волю и проследить за ее исполнением.
В случае моей смерти, произошедшей ранее смерти жены моей – светлейшей княгини Ольги Петровны Черкасской, в девичестве княжны Глинской, я оставляю ей в пожизненное пользование имение Грабцево со всем имуществом и крестьянами, также оставляю ей двести пятьдесят тысяч рублей золотом. После ее кончины имение Грабцево со всем имуществом и крестьянами должно перейти во владение моего сына светлейшего князя Алексея Николаевича Черкасского, а полученными от меня деньгами моя жена Ольга Петровна Черкасская может распорядиться по своему усмотрению.
Дочерям моим – Елене Николаевне, Дарье Николаевне, Елизавете Николаевне и Ольге Николаевне Черкасским оставляю по сто пятьдесят тысяч рублей золотом каждой. Вышеозначенную сумму каждая из них получит при замужестве с согласия назначенного мной опекуна, либо по достижении двадцатипятилетнего возраста. Опекуном всех моих дочерей назначаю моего сына светлейшего князя Алексея Николаевича Черкасского.
Все остальное принадлежащее мне имущество я оставляю моему сыну светлейшему князю Алексею Николаевичу Черкасскому.
Подписано мною 15 мая 1800 года в поместье Ратманово в присутствии свидетелей: светлейшей княгини Анастасии Илларионовны Черкасской и барона Александра Николаевича Тальзита, заверивших мою подпись».
Барон замолчал. Алексей сидел, пытаясь осознать новое положение вещей. Княгиня достала из кармана платья другой конверт и сказала:
– Это – завещание покойной княгини Ольги Петровны, оно хранилось в ее бюро, Марфа показала мне, где оно лежало.
Княгиня сломала печать, развернула листок и начала читать:
«Я, светлейшая княгиня Ольга Петровна Черкасская, в девичестве княжна Глинская, завещаю все свое имущество, которое будет принадлежать мне на момент моей смерти, разделить поровну между моими дочерьми и передать долю каждой из них в их полное распоряжение по достижении возраста двадцати одного года.
Подписано мною 16 сентября 1802 года в Москве в присутствии свидетелей: светлейшего князя Николая Никитича Черкасского и княжны Елизаветы Петровны Глинской, заверивших мою подпись».
Княгиня сложила завещание невестки и посмотрела на собравшихся мужчин.
– Ну что, племянник, ты теперь один из самых богатых людей России, – заметил князь Василий. И хотя он сказал правду, его высказывание покоробило всех присутствующих.
– Алексей, поскольку княгиня Ольга пережила мужа на восемь дней, то двести пятьдесят тысяч рублей переходят к девочкам, а Грабцево остается тебе, – рассудила Анастасия Илларионовна, – и так как ты теперь опекун девочек, то должен разрешить мне забрать их в Ратманово. Им там будет лучше – подальше от тяжелых воспоминаний, а ты будешь к нам приезжать.
– Конечно, я согласен, – подтвердил Алексей, – я помню, как рос там, и хотя я очень любил отца и маман, а сестер просто обожаю, но никогда я не был счастливее, чем с вами в Ратманово.
– Ну, что же, мы выезжаем завтра, – решила княгиня, – если хочешь, Алексей, можешь поехать с нами.
– Конечно, я поеду с вами, – начал Алексей, но в эту минуту лакей доложил о приезде фельдъегеря к князю Алексею Николаевичу. Вошел офицер и протянул молодому человеку пакет.
– Это из полка, – посмотрев на подпись, Алексей распечатал пакет, – к сожалению, я не могу ехать с вами, пришел приказ о вступлении гвардии в боевые действия. Через три дня полк отправляется в Австрию, я должен успеть присоединиться к товарищам.
Княгиня задумалась, лицо ее приняло суровое выражение.
– Обещай мне, что ты не будешь рисковать попусту и вернешься живым, – потребовала она, – ты теперь ответственен за сестер, я – не вечная, я сделаю все, что смогу, но ты должен сам вырастить их и выдать замуж.
Глядя в затуманенные слезами глаза бабушки, Алексей поклялся, что он обязательно вернется живым и выполнит последнюю волю родителей.
На рассвете вереница из шести карет и четырех повозок с вещами, увозивших барона Тальзита, княгиню с внучками и прислугу, в сопровождении двадцати верховых выехала в объезд Москвы, направляясь в Ратманово. Алексей, не дожидаясь их отъезда, накануне вечером простился с родными и уехал в столицу, а князь Василий доехал с ним до Москвы и там остался в гостях у родственников жены.
Алексей успел в полк за два часа до выступления, заехав еще на свою квартиру, где его уже ждал верный Сашка, приведший из конюшен полка его боевого коня Воина. Пока Алексей мылся, Сашка собирал по его указанию вещи. Молодой человек надел мундир, последний раз оглядел квартиру, где прошли золотые годы его веселой молодости, и поехал в полк – начинать свою первую военную кампанию.
Молодой князь доложил о своем прибытии командиру полка и отправился в свой эскадрон, командование им он получил вместе с чином штаб-ротмистра лейб-гвардии в начале этого года. Полк, выстроившись в боевой порядок на плацу у своих казарм, дожидался прибытия государя-императора, которого должен был сопровождать в Австрию на арену боевых действий объединенной русско-австрийской армии против французов.
Император Александр принял рапорт командира полка и поехал вдоль строя гусар, приветствуя их. Проезжая мимо третьего эскадрона, впереди которого на огромном сером коне сидел Алексей, государь улыбнулся своему другу и приветственно приложил руку к треуголке.
Прозвучали команды маршевых построений, два первых эскадрона выехали на дорогу впереди императора и его свиты, а три других эскадрона развернулись позади. Алексей во главе своих гусар ехал сразу за свитой. Император Александр обернулся и поманил друга к себе. Князь, передав командование эскадроном своему товарищу поручику Чернову, выехал вперед и подъехал к государю. Тот знаком велел ему ехать рядом.
– Прими, Алексей, мои соболезнования о твоем отце, он был бесстрашный офицер и верный слуга Отечества, – посочувствовал император.
– Благодарю, вас, ваше императорское величество, – ответил Алексей. – К сожалению, моя добрая мачеха пережила мужа только на восемь дней и упокоилась рядом с ним.
– Как жаль, такая была прекрасная пара, а она была такой преданной женой, – промолвил император. – Получается, что ты теперь единственная опора сестер?
– Да, ваше императорское величество, отец назначил меня опекуном всех моих сестер, – подтвердил Алексей, – они теперь в Ратманове, с бабушкой.
– Милая Анастасия Илларионовна, передавай ей привет от меня, когда будешь писать, – улыбнулся Александр. – Но ты не женат, и детей у тебя нет, что будет, если ты погибнешь в бою?
– Я стал наследником отца, а девочкам выделено приданое и достались деньги их матери. У меня большая часть состояния в майоратных владениях, они переходят по мужской линии, но у меня есть имение Грабцево, не входящее в майорат, и наследство моей матери, переданное мне отцом по совершеннолетии, – доходные дома и деньги. Майорат получит дядя, как второй наследник отца по мужской линии после меня, а про остальное имущество я пока не думал – наверное, получат сестры, – рассказал Алексей.
– Тебе надо жениться и завести сына, – оценил положение Александр, – ты ведь не в моей ситуации, у меня есть еще три брата, а у тебя – никого. Дядю твоего я не люблю, какой-то он скользкий, как будто у него тайные пороки. Хотя твои кузены Николай и Никита вроде бы неплохие люди. Я распоряжусь, чтобы ты стал при мне флигель-адъютантом, будем защищать друг друга в бою, как в детстве, только сабли будут настоящие.
– Благодарю вас, ваше императорское величество, – замялся Алексей, – но как же мои товарищи – они будут рубиться в бою, а я буду при ставке?
– Не беспокойся, князь, никто тебя в трусости не заподозрит, – засмеялся Александр, – императора в бою охранять – очень почетная миссия, ее я тебе и поручаю. Или ты отказывать будешь своему главнокомандующему?
– Рад стараться, ваше императорское величество, – кратко ответил Алексей.
Государь жестом отпустил его, и молодой человек вернулся к своему эскадрону.
Поскольку императора сопровождала только конница, они продвигались достаточно быстро и через полтора месяца прибыли в Вену. Для Алексея, до восемнадцати лет прожившего с отцом, не желавшим выезжать из Марфино, а с восемнадцати лет проходившего воинскую службу, это была первая поездка за границу. Ему все казалось необычным – и быт сельских жителей, так отличающийся от российской действительности, и города с мощеными камнем улочками и высокими узкими домами. Теплый климат Австрии и ее пейзажи, с невысокими покрытыми лесом горами и зелеными долинами, где около прозрачных речек стояли домики с нарядными черепичными крышами, тоже ему очень понравились.
Вена показалась ему красивым городом, но казалось, что она уступала Санкт-Петербургу в красоте и роскоши. Венский двор, где был принят строгий испанский этикет, показался Алексею чопорным и скучным. Немки ему не понравились – русские дамы превосходили их во всем: в красоте, в образовании, в умении поддержать беседу и в роскоши нарядов.
Император Александр сдержал обещание и сделал его своим флигель-адъютантом. Алексей в пути ехал около императора, а на ночлег ему отводили комнату рядом с покоями государя. Александр много разговаривал с ним о жизни, о нынешней войне, о Наполеоне, которого Александр ненавидел и, как догадывался Алексей, в глубине души боялся. Хорошо изучив противоречивый характер своего друга, Алексей считал, что император Александр – скорее дипломат, чем главнокомандующий армией. Но Наполеон, сам водивший свои войска в бой, раздражал всех монархов Европы, и они, не желая уступать безродному выскочке в таланте и храбрости, сами вставали во главе своих армий, становясь легкой добычей одаренного французского полководца.
Прибытие российского императора в Вену совпало с началом военных действий австрийской армии против Наполеона в Баварии. Основные силы русских под командованием Кутузова еще не подошли на помощь австрийцам, и Наполеону понадобилось всего три недели, чтобы разгромить стотысячную австрийскую армию и заставить капитулировать ее при Ульме. Русский и австрийский императоры срочно выехали из Вены навстречу русским войскам под командованием Кутузова, в то время как из Баварии по направлению к Вене стремительно приближался Наполеон. Когда французские войска заняли Вену, город даже не пытался оказать сопротивление.
Алексей в свите императора продвигался навстречу русской армии. Наконец, они встретились с основными силами армии Кутузова. Ставка была в хорошо укрепленных позициях в районе Ольмюца. Императоры Александр и Франц, поселившись в ставке, начали участвовать в военных советах, где Кутузов пытался выработать план генерального сражения.
Алексей, сопровождая императора Александра на такой совет, стал невольным свидетелем спора, возникшего между императором и Кутузовым. В объединенной русско-австрийской армии было чуть больше людей, чем у Наполеона, но позиции союзников в районе Ольмюца были хорошо укреплены. Через три-четыре недели к ним должно было подойти еще подкрепление. Кутузов настаивал на том, чтобы дождаться подкрепления и дать генеральное сражение Наполеону, имея почти двукратный перевес в живой силе. Но австрийский император Франц, обманутый Наполеоном, распространявшим слухи о слабости своей армии, настаивал на скорейшем начале боевых действий и требовал выступить навстречу Бонапарту, дать генеральное сражение и вернуть столицу своей империи. Русский царь, по одному ему ведомым причинам заспорил с Кутузовым и поддержал австрийского императора, а в конце военного совета он приказал Кутузову выступать из укрепленного Ольмюца к Аустерлицу, где стоял Наполеон.
Союзная армия маршем двинулась на встречу с самыми опытными войсками Европы. Императоры Александр и Франц ехали вместе, прикрываемые гусарским полком Алексея. 19 ноября русско-австрийские войска заняли на виду у противника исходное положение, а на следующий день начали наступление. Наполеон, увидев, что его план сработал и ловушка захлопнулась, нанёс главный удар во фронт, а затем ударом с юга обошёл главные силы русско-австрийской армии. Закаленные в боях, покорители Европы без особых усилий порубили русскую и австрийскую гвардию.
С холма, где два императора наблюдали за ходом битвы, Алексей с ужасом смотрел, как умирают его товарищи-гусары и гвардейцы других элитных полков, отдавая жизнь за глупое упрямство его друга детства, решившего покрасоваться перед австрийским императором и показать старику Кутузову «кто в доме хозяин».
Увидев, что союзные войска фактически разбиты, императоры Александр и Франц бежали со своего холма, их отход прикрывали остатки гусарского полка, с такой гордостью выступавшего в свой первый поход пять месяцев назад.
В декабре австрийский император подписал мир с Наполеоном, а русские войска отправились домой. С тяжелым сердцем возвращался император Александр в Россию. Он был молчалив, ни с кем не разговаривал, а Алексей, получивший под Аустерлицем ужасный урок и потерявший все иллюзии по отношению к другу детства, старался держаться в стороне и быть ближе к своим гусарам. Все, кто сопровождал Александра Павловича, старались поступать так же, отходя на задний план. Поэтому часто бывало, что государь ехал один впереди свиты, но его, кажется, это нисколько не волновало. Алексей все чаще стал замечать императора с библией в руках. Последний раз государь вызвал к себе младшего товарища, когда отряд остановился на несколько дней в Москве.
– Езжай, князь, к сестрам и бабушке, я тебя отпускаю, подай командиру рапорт об отпуске, он уже предупрежден. – Александр замолчал, глядя в глаза другу, потом добавил: – Ты не думай, Алексей, я не смирюсь с этим поражением.
– Я не сомневаюсь, – твердо выдержав взгляд императора, сказал Алексей. – Спасибо, ваше императорское величество, за отпуск.
Он пошел к командиру полка. Там, написав прошение об отпуске по семейным обстоятельствам, Алексей простился с товарищами и уехал в свой московский дом. За десять дней он объехал все подмосковные имения, убедился, что дела там идут хорошо, и в конце марта выехал в Ратманово.
Глава 4
Алексей вдруг подумал, что он не ел уже сутки, а может быть и больше, но есть ему совсем не хотелось. Когда ему тоже принесли ложку и тарелку с гречневой кашей, залитой теплым молоком, он начал есть, показывая пример девочкам. Елена начала уговаривать младших, и сестры в конце концов передали няне чистые тарелки. Потом они пили чай с булочками, а Алексей отвлекал их рассказами о Санкт-Петербурге и своей службе в гусарском полку. Убедившись, что сестры поели, он поручил их заботам гувернантки, предложив ей повести их на прогулку в сад, а сам отправился искать князя Василия.
Дядю он нашел в столовой, где тот доедал завтрак, сервированный для него одного. Алексей сделал знак лакею и попросил налить себе кофе. Лакей понес прибор к хозяйскому месту во главе стола, и молодого человека пронзила боль при мысли, что теперь он глава этой семьи.
– Дядя, когда приедет бабушка? – тревожно осведомился он. – Маман совсем плоха, я послал в Москву за доктором.
– Мне кажется, она должна быть уже сегодня, – посчитал в уме прошедшие дни князь Василий, – нужно назначить дату похорон, нельзя долго откладывать.
– Дождемся бабушку, тогда и примем решение, – не согласился Алексей, которого резанула будничность в словах дяди, и хотя он понимал, что князь Василий прав, ему был неприятен его спокойный тон.
К полудню из Москвы приехал доктор Брюс. Он долго осматривал Ольгу Петровну, впавшую в забытье, она почти не реагировала на прикосновения врача и своей горничной. Доктор спустился в гостиную, где его ждали Алексей и князь Василий, очень встревоженный.
– Я очень беспокоюсь за княгиню, – обратился он к Алексею, нервно потирая руки, – я не понимаю, как такую молодую и сильную женщину отчаяние могло так быстро лишить всех сил к жизни. Она настолько слаба, что мы можем потерять ее в любой момент. Я могу только предположить, что возможно у княгини было слабое сердце, но до сих пор, учитывая молодость мадам, это не проявлялось, а горе обострило болезнь. Она уходит от нас, я бы посоветовал позвать священника.
Алексей был сражен. Он молча стоял, сжав кулаки. Князь Василий окликнул лакея, стоящего в дверях, и послал его за отцом Павлом.
Через полчаса в гостиную вошел священник. Алексей поднялся ему навстречу и тихо объяснил, что они хотят, чтобы он соборовал княгиню. Отец Павел пошел наверх к Ольге Петровне, а Алексей подошел к окну в надежде увидеть в саду сестер. Девочки были около пруда, куда террасами спускались цветники. Гувернантка заняла их рисованием. Елена стояла у мольберта, а младшие, сидя на скамейках, рисовали цветными мелками в альбомах, лежавших у них на коленях.
Вдруг Алексей увидел на подъездной аллее темную дорожную карету своей бабушки. Увидели экипаж и девочки, побросав свои принадлежности для рисования, они побежали к крыльцу. Алексей и князь Василий, извинившись перед доктором, тоже поспешили к выходу.
Когда дверца кареты отворилась и на подножку ступила княгиня Анастасия Илларионовна, Алексей, не видевший бабушку в течение последних пяти лет, поразился тому, как она постарела. Княгине уже исполнилось семьдесят девять лет, она была очень худа, но по-прежнему держалась прямо, а ее голубые глаза смотрели из-под полуопущенных век пристально и жестко. За ней из кареты вылез высокий сухощавый человек с седеющими черными волосами и добрыми серыми глазами. Алексей узнал в нем соседа по Ратманову, друга детства своего отца, барона Александра Николаевича Тальзита.
К бабушке первыми бросились девочки, обняв ее, они сразу заплакали. На глаза княгини тоже навернулись слезы.
– Не плачьте, мои милые, – уговаривала она, обнимая девочек обеими руками, – я с вами, я никому не дам вас в обиду. Дайте мне вас обнять.
Она обняла Елену, потом всех младших по очереди, а последним – Алексея.
– Пойдем в дом, расскажи мне все, – тихо шепнула бабушка внуку.
Отправив девочек продолжать прогулку, взрослые прошли в дом. В гостиной доктора не было, а испуганный лакей объяснил, что за доктором прибежала горничная княгини, и он сейчас у нее.
– Что с Ольгой? – забеспокоилась Анастасия Илларионовна и посмотрела на князя Василия.
– Мы и сами не знаем, что с ней, – пожал плечами ее сын, – доктор подозревает, что сердце было слабое, а горе спровоцировало приступ. Она очень плоха. Сейчас отец Павел у нее, а теперь еще и доктор.
– Я пойду к Ольге, – решила княгиня и направилась в спальню невестки.
Когда через двадцать минут она вернулась, по ее лицу Алексей понял, что все было кончено, дети светлейших князей Черкасских остались круглыми сиротами.
Гроб с телом княгини Ольги Петровны отнесли в церковь и поставили рядом с гробом ее мужа. Из второго подмосковного имения Грабцево в помощь отцу Павлу приехал священник отец Алексий. Заупокойные службы они читали по очереди днем и ночью. Марфино погрузилось в глубокий траур.
Анастасия Илларионовна целые дни проводила на половине девочек, выходя оттуда только к обеду. Она забрала себе в помощь горничную покойной княгини Марфу, и общими силами четыре женщины беспрерывно успокаивали и отвлекали маленьких сирот.
На третий день после смерти княгини Ольги обоих супругов похоронили около церкви в Марфино. На похороны съехались соседи со всей округи, было много знакомых и родственников из Москвы. К полудню приехавшие сели за поминальный обед, а к вечеру все разъехались, Черкасские остались одни, исключением был только старый друг и сосед барон Тальзит.
Княгиня, проведав девочек, которых на похороны не брали, а оставили дома под присмотром гувернанток и няни, спустилась в гостиную, где сидели трое мужчин.
– Пойдемте в кабинет Николая, – распорядилась она, – выслушаем его последнюю волю.
Алексей удивился, кошмарные события последних дней настолько его деморализовали, что он даже не задумывался о том, что отец мог оставить завещание.
Все встали и отправились за княгиней в кабинет князя Николая. Большая комната с французскими окнами, выходящими в сад, всем напоминала о покойном хозяине. Развешанное на ярком ковре оружие, бывшее с князем Николаем в боях на Кавказе, большой портрет жены с дочерьми, стоящими изящной группой на фоне цветников Марфина, миниатюра в овальной золотой рамке, изображающая Алексея в возрасте десяти лет – все говорило вошедшим родственникам о безвозвратной потере.
– Садитесь, – предложила княгиня, занимая кресло хозяина у письменного стола, – поскольку вы не знали до сегодняшнего дня, я сообщаю вам, что душеприказчиком мой сын назначил нашего общего друга и соседа барона Александра Николаевича Тальзита. Он и мой душеприказчик, и после моей смерти он объявит вам мою волю. А сейчас, прошу вас, Александр Николаевич, зачитайте нам последнюю волю моего сына.
Барон достал из внутреннего кармана сюртука запечатанный конверт, на котором было рукой князя Николая написано: «Завещание Николая Черкасского», сломал печать и начал читать написанное:
«Я, светлейший князь Николай Никитич Черкасский, находясь в здравом уме и твердой памяти, изъявляю свою последнюю волю:
Душеприказчиком моим назначаю моего друга барона Александра Николаевича Тальзита. Поручаю ему огласить мою последнюю волю и проследить за ее исполнением.
В случае моей смерти, произошедшей ранее смерти жены моей – светлейшей княгини Ольги Петровны Черкасской, в девичестве княжны Глинской, я оставляю ей в пожизненное пользование имение Грабцево со всем имуществом и крестьянами, также оставляю ей двести пятьдесят тысяч рублей золотом. После ее кончины имение Грабцево со всем имуществом и крестьянами должно перейти во владение моего сына светлейшего князя Алексея Николаевича Черкасского, а полученными от меня деньгами моя жена Ольга Петровна Черкасская может распорядиться по своему усмотрению.
Дочерям моим – Елене Николаевне, Дарье Николаевне, Елизавете Николаевне и Ольге Николаевне Черкасским оставляю по сто пятьдесят тысяч рублей золотом каждой. Вышеозначенную сумму каждая из них получит при замужестве с согласия назначенного мной опекуна, либо по достижении двадцатипятилетнего возраста. Опекуном всех моих дочерей назначаю моего сына светлейшего князя Алексея Николаевича Черкасского.
Все остальное принадлежащее мне имущество я оставляю моему сыну светлейшему князю Алексею Николаевичу Черкасскому.
Подписано мною 15 мая 1800 года в поместье Ратманово в присутствии свидетелей: светлейшей княгини Анастасии Илларионовны Черкасской и барона Александра Николаевича Тальзита, заверивших мою подпись».
Барон замолчал. Алексей сидел, пытаясь осознать новое положение вещей. Княгиня достала из кармана платья другой конверт и сказала:
– Это – завещание покойной княгини Ольги Петровны, оно хранилось в ее бюро, Марфа показала мне, где оно лежало.
Княгиня сломала печать, развернула листок и начала читать:
«Я, светлейшая княгиня Ольга Петровна Черкасская, в девичестве княжна Глинская, завещаю все свое имущество, которое будет принадлежать мне на момент моей смерти, разделить поровну между моими дочерьми и передать долю каждой из них в их полное распоряжение по достижении возраста двадцати одного года.
Подписано мною 16 сентября 1802 года в Москве в присутствии свидетелей: светлейшего князя Николая Никитича Черкасского и княжны Елизаветы Петровны Глинской, заверивших мою подпись».
Княгиня сложила завещание невестки и посмотрела на собравшихся мужчин.
– Ну что, племянник, ты теперь один из самых богатых людей России, – заметил князь Василий. И хотя он сказал правду, его высказывание покоробило всех присутствующих.
– Алексей, поскольку княгиня Ольга пережила мужа на восемь дней, то двести пятьдесят тысяч рублей переходят к девочкам, а Грабцево остается тебе, – рассудила Анастасия Илларионовна, – и так как ты теперь опекун девочек, то должен разрешить мне забрать их в Ратманово. Им там будет лучше – подальше от тяжелых воспоминаний, а ты будешь к нам приезжать.
– Конечно, я согласен, – подтвердил Алексей, – я помню, как рос там, и хотя я очень любил отца и маман, а сестер просто обожаю, но никогда я не был счастливее, чем с вами в Ратманово.
– Ну, что же, мы выезжаем завтра, – решила княгиня, – если хочешь, Алексей, можешь поехать с нами.
– Конечно, я поеду с вами, – начал Алексей, но в эту минуту лакей доложил о приезде фельдъегеря к князю Алексею Николаевичу. Вошел офицер и протянул молодому человеку пакет.
– Это из полка, – посмотрев на подпись, Алексей распечатал пакет, – к сожалению, я не могу ехать с вами, пришел приказ о вступлении гвардии в боевые действия. Через три дня полк отправляется в Австрию, я должен успеть присоединиться к товарищам.
Княгиня задумалась, лицо ее приняло суровое выражение.
– Обещай мне, что ты не будешь рисковать попусту и вернешься живым, – потребовала она, – ты теперь ответственен за сестер, я – не вечная, я сделаю все, что смогу, но ты должен сам вырастить их и выдать замуж.
Глядя в затуманенные слезами глаза бабушки, Алексей поклялся, что он обязательно вернется живым и выполнит последнюю волю родителей.
На рассвете вереница из шести карет и четырех повозок с вещами, увозивших барона Тальзита, княгиню с внучками и прислугу, в сопровождении двадцати верховых выехала в объезд Москвы, направляясь в Ратманово. Алексей, не дожидаясь их отъезда, накануне вечером простился с родными и уехал в столицу, а князь Василий доехал с ним до Москвы и там остался в гостях у родственников жены.
Алексей успел в полк за два часа до выступления, заехав еще на свою квартиру, где его уже ждал верный Сашка, приведший из конюшен полка его боевого коня Воина. Пока Алексей мылся, Сашка собирал по его указанию вещи. Молодой человек надел мундир, последний раз оглядел квартиру, где прошли золотые годы его веселой молодости, и поехал в полк – начинать свою первую военную кампанию.
Молодой князь доложил о своем прибытии командиру полка и отправился в свой эскадрон, командование им он получил вместе с чином штаб-ротмистра лейб-гвардии в начале этого года. Полк, выстроившись в боевой порядок на плацу у своих казарм, дожидался прибытия государя-императора, которого должен был сопровождать в Австрию на арену боевых действий объединенной русско-австрийской армии против французов.
Император Александр принял рапорт командира полка и поехал вдоль строя гусар, приветствуя их. Проезжая мимо третьего эскадрона, впереди которого на огромном сером коне сидел Алексей, государь улыбнулся своему другу и приветственно приложил руку к треуголке.
Прозвучали команды маршевых построений, два первых эскадрона выехали на дорогу впереди императора и его свиты, а три других эскадрона развернулись позади. Алексей во главе своих гусар ехал сразу за свитой. Император Александр обернулся и поманил друга к себе. Князь, передав командование эскадроном своему товарищу поручику Чернову, выехал вперед и подъехал к государю. Тот знаком велел ему ехать рядом.
– Прими, Алексей, мои соболезнования о твоем отце, он был бесстрашный офицер и верный слуга Отечества, – посочувствовал император.
– Благодарю, вас, ваше императорское величество, – ответил Алексей. – К сожалению, моя добрая мачеха пережила мужа только на восемь дней и упокоилась рядом с ним.
– Как жаль, такая была прекрасная пара, а она была такой преданной женой, – промолвил император. – Получается, что ты теперь единственная опора сестер?
– Да, ваше императорское величество, отец назначил меня опекуном всех моих сестер, – подтвердил Алексей, – они теперь в Ратманове, с бабушкой.
– Милая Анастасия Илларионовна, передавай ей привет от меня, когда будешь писать, – улыбнулся Александр. – Но ты не женат, и детей у тебя нет, что будет, если ты погибнешь в бою?
– Я стал наследником отца, а девочкам выделено приданое и достались деньги их матери. У меня большая часть состояния в майоратных владениях, они переходят по мужской линии, но у меня есть имение Грабцево, не входящее в майорат, и наследство моей матери, переданное мне отцом по совершеннолетии, – доходные дома и деньги. Майорат получит дядя, как второй наследник отца по мужской линии после меня, а про остальное имущество я пока не думал – наверное, получат сестры, – рассказал Алексей.
– Тебе надо жениться и завести сына, – оценил положение Александр, – ты ведь не в моей ситуации, у меня есть еще три брата, а у тебя – никого. Дядю твоего я не люблю, какой-то он скользкий, как будто у него тайные пороки. Хотя твои кузены Николай и Никита вроде бы неплохие люди. Я распоряжусь, чтобы ты стал при мне флигель-адъютантом, будем защищать друг друга в бою, как в детстве, только сабли будут настоящие.
– Благодарю вас, ваше императорское величество, – замялся Алексей, – но как же мои товарищи – они будут рубиться в бою, а я буду при ставке?
– Не беспокойся, князь, никто тебя в трусости не заподозрит, – засмеялся Александр, – императора в бою охранять – очень почетная миссия, ее я тебе и поручаю. Или ты отказывать будешь своему главнокомандующему?
– Рад стараться, ваше императорское величество, – кратко ответил Алексей.
Государь жестом отпустил его, и молодой человек вернулся к своему эскадрону.
Поскольку императора сопровождала только конница, они продвигались достаточно быстро и через полтора месяца прибыли в Вену. Для Алексея, до восемнадцати лет прожившего с отцом, не желавшим выезжать из Марфино, а с восемнадцати лет проходившего воинскую службу, это была первая поездка за границу. Ему все казалось необычным – и быт сельских жителей, так отличающийся от российской действительности, и города с мощеными камнем улочками и высокими узкими домами. Теплый климат Австрии и ее пейзажи, с невысокими покрытыми лесом горами и зелеными долинами, где около прозрачных речек стояли домики с нарядными черепичными крышами, тоже ему очень понравились.
Вена показалась ему красивым городом, но казалось, что она уступала Санкт-Петербургу в красоте и роскоши. Венский двор, где был принят строгий испанский этикет, показался Алексею чопорным и скучным. Немки ему не понравились – русские дамы превосходили их во всем: в красоте, в образовании, в умении поддержать беседу и в роскоши нарядов.
Император Александр сдержал обещание и сделал его своим флигель-адъютантом. Алексей в пути ехал около императора, а на ночлег ему отводили комнату рядом с покоями государя. Александр много разговаривал с ним о жизни, о нынешней войне, о Наполеоне, которого Александр ненавидел и, как догадывался Алексей, в глубине души боялся. Хорошо изучив противоречивый характер своего друга, Алексей считал, что император Александр – скорее дипломат, чем главнокомандующий армией. Но Наполеон, сам водивший свои войска в бой, раздражал всех монархов Европы, и они, не желая уступать безродному выскочке в таланте и храбрости, сами вставали во главе своих армий, становясь легкой добычей одаренного французского полководца.
Прибытие российского императора в Вену совпало с началом военных действий австрийской армии против Наполеона в Баварии. Основные силы русских под командованием Кутузова еще не подошли на помощь австрийцам, и Наполеону понадобилось всего три недели, чтобы разгромить стотысячную австрийскую армию и заставить капитулировать ее при Ульме. Русский и австрийский императоры срочно выехали из Вены навстречу русским войскам под командованием Кутузова, в то время как из Баварии по направлению к Вене стремительно приближался Наполеон. Когда французские войска заняли Вену, город даже не пытался оказать сопротивление.
Алексей в свите императора продвигался навстречу русской армии. Наконец, они встретились с основными силами армии Кутузова. Ставка была в хорошо укрепленных позициях в районе Ольмюца. Императоры Александр и Франц, поселившись в ставке, начали участвовать в военных советах, где Кутузов пытался выработать план генерального сражения.
Алексей, сопровождая императора Александра на такой совет, стал невольным свидетелем спора, возникшего между императором и Кутузовым. В объединенной русско-австрийской армии было чуть больше людей, чем у Наполеона, но позиции союзников в районе Ольмюца были хорошо укреплены. Через три-четыре недели к ним должно было подойти еще подкрепление. Кутузов настаивал на том, чтобы дождаться подкрепления и дать генеральное сражение Наполеону, имея почти двукратный перевес в живой силе. Но австрийский император Франц, обманутый Наполеоном, распространявшим слухи о слабости своей армии, настаивал на скорейшем начале боевых действий и требовал выступить навстречу Бонапарту, дать генеральное сражение и вернуть столицу своей империи. Русский царь, по одному ему ведомым причинам заспорил с Кутузовым и поддержал австрийского императора, а в конце военного совета он приказал Кутузову выступать из укрепленного Ольмюца к Аустерлицу, где стоял Наполеон.
Союзная армия маршем двинулась на встречу с самыми опытными войсками Европы. Императоры Александр и Франц ехали вместе, прикрываемые гусарским полком Алексея. 19 ноября русско-австрийские войска заняли на виду у противника исходное положение, а на следующий день начали наступление. Наполеон, увидев, что его план сработал и ловушка захлопнулась, нанёс главный удар во фронт, а затем ударом с юга обошёл главные силы русско-австрийской армии. Закаленные в боях, покорители Европы без особых усилий порубили русскую и австрийскую гвардию.
С холма, где два императора наблюдали за ходом битвы, Алексей с ужасом смотрел, как умирают его товарищи-гусары и гвардейцы других элитных полков, отдавая жизнь за глупое упрямство его друга детства, решившего покрасоваться перед австрийским императором и показать старику Кутузову «кто в доме хозяин».
Увидев, что союзные войска фактически разбиты, императоры Александр и Франц бежали со своего холма, их отход прикрывали остатки гусарского полка, с такой гордостью выступавшего в свой первый поход пять месяцев назад.
В декабре австрийский император подписал мир с Наполеоном, а русские войска отправились домой. С тяжелым сердцем возвращался император Александр в Россию. Он был молчалив, ни с кем не разговаривал, а Алексей, получивший под Аустерлицем ужасный урок и потерявший все иллюзии по отношению к другу детства, старался держаться в стороне и быть ближе к своим гусарам. Все, кто сопровождал Александра Павловича, старались поступать так же, отходя на задний план. Поэтому часто бывало, что государь ехал один впереди свиты, но его, кажется, это нисколько не волновало. Алексей все чаще стал замечать императора с библией в руках. Последний раз государь вызвал к себе младшего товарища, когда отряд остановился на несколько дней в Москве.
– Езжай, князь, к сестрам и бабушке, я тебя отпускаю, подай командиру рапорт об отпуске, он уже предупрежден. – Александр замолчал, глядя в глаза другу, потом добавил: – Ты не думай, Алексей, я не смирюсь с этим поражением.
– Я не сомневаюсь, – твердо выдержав взгляд императора, сказал Алексей. – Спасибо, ваше императорское величество, за отпуск.
Он пошел к командиру полка. Там, написав прошение об отпуске по семейным обстоятельствам, Алексей простился с товарищами и уехал в свой московский дом. За десять дней он объехал все подмосковные имения, убедился, что дела там идут хорошо, и в конце марта выехал в Ратманово.
Глава 4
Воспользовавшись отпуском, предоставленным в полку, Алексей не участвовал в военных действиях 1807 года, закончившихся спорным Тильзитским миром. Он, как и его отец при воцарении императора Павла, возблагодарил Бога, что может под благовидным предлогом семейных обстоятельств, скрыться в своих имениях в смутные времена тяжелых испытаний, настигших императорский двор.
Два года, проведенные Алексеем на новом для него поприще – хозяина больших владений, требующих неустанной заботы, потребовали от молодого человека напряжения всех сил. Ему пришлось на ходу учиться, осваивая премудрости управления большими поместьями. Природный ум, способность к учению и жизненная хватка, унаследованная им, как он подозревал, от бабушки, а также то, что отец оставил дела в имениях в хорошем состоянии, помогли ему получить большой доход от поместий и домов. Из любопытства он захотел попробовать себя в новом деле и вложил деньги, организовав судоходную компанию, перевозившую пассажиров и грузы из Санкт-Петербурга в Англию и обратно. Интуиция его не подвела, дело оказалось очень прибыльным. Он нашел толкового англичанина Фокса и посадил его управляющим в конторе в Санкт-Петербурге, а сам на полгода перебрался в Лондон, организуя работу в Англии. Доходы, получаемые от работы компании, он оставлял в банках Лондона, а его поверенный, выбранный им из самых известных коммерсантов Сити, работал для него на бирже.
Коммерческий успех вдохновил Алексея и он, наконец, понял свою бабушку, находившую радость и удовольствие в ведении дел, но он был молодым холостым человеком, поэтому другие удовольствия были для него не менее важны. Он увлекся театром, вернее сказать, прекрасными служительницами Терпсихоры. В Лондоне он содержал актрису, в Москве и Санкт-Петербурге его ждали балерины. Все они были красивы, искусны в постели и, отлично зная о существовании друг друга, соперничали только в том, сколько денег каждая из них может вытянуть из князя. Такой прагматизм с их стороны очень устраивал Алексея, он сам за эти годы стал жестким, практичным человеком, похоронившим остатки романтических иллюзий под Аустерлицем. Его жизнь была простой и ясной, это его устраивало, и воинская служба уже не казалась ему привлекательной, поэтому в начале нового 1808 года он приехал в столицу просить аудиенции у императора Александра, с намерением окончательно выйти в отставку и полностью посвятить себя делам семьи.
Санкт-Петербург встретил его новогодними балами. Он побывал в полку и в гостях у нескольких старых друзей, и весть о приезде самого завидного жениха России мгновенно облетела все салоны. В дом Черкасских на Миллионной улице принесли множество приглашений, но Алексей отложил их, решив сначала встретиться с государем, а потом принять решение, оставаться ли при дворе или сразу уехать.
Приглашение от императора прибыло утром пятнадцатого января. Алексея приглашали в Зимний дворец на малый обед, а потом на костюмированный бал, который император давал в честь своей сестры Марии Павловны, великой герцогини Саксен-Веймар-Айзенахской. Поскольку предстоял обед, Алексей решил не связывать себя маскарадным костюмом, а захватить с собой маску и плащ-домино и оставить их у слуги до начала маскарада.
Ранняя зимняя ночь уже опустилась на столицу, когда легкие санки Черкасского подлетели к парадному вестибюлю Зимнего дворца. Идя за слугой по сводчатой галерее и поднимаясь по белой мраморной лестнице, Алексей вспомнил рассказ бабушки о том, как такой же зимней ночью она уносила отсюда его, двухлетнего, а маленький Александр в утешение малышу подарил игрушечный орден на голубой ленте.
Лакей привел его на половину императрицы Елизаветы Алексеевны, попросил подождать в гостиной, а сам пошел с докладом в кабинет государыни. Дверь кабинета распахнул сам император Александр.
Два года, проведенные Алексеем на новом для него поприще – хозяина больших владений, требующих неустанной заботы, потребовали от молодого человека напряжения всех сил. Ему пришлось на ходу учиться, осваивая премудрости управления большими поместьями. Природный ум, способность к учению и жизненная хватка, унаследованная им, как он подозревал, от бабушки, а также то, что отец оставил дела в имениях в хорошем состоянии, помогли ему получить большой доход от поместий и домов. Из любопытства он захотел попробовать себя в новом деле и вложил деньги, организовав судоходную компанию, перевозившую пассажиров и грузы из Санкт-Петербурга в Англию и обратно. Интуиция его не подвела, дело оказалось очень прибыльным. Он нашел толкового англичанина Фокса и посадил его управляющим в конторе в Санкт-Петербурге, а сам на полгода перебрался в Лондон, организуя работу в Англии. Доходы, получаемые от работы компании, он оставлял в банках Лондона, а его поверенный, выбранный им из самых известных коммерсантов Сити, работал для него на бирже.
Коммерческий успех вдохновил Алексея и он, наконец, понял свою бабушку, находившую радость и удовольствие в ведении дел, но он был молодым холостым человеком, поэтому другие удовольствия были для него не менее важны. Он увлекся театром, вернее сказать, прекрасными служительницами Терпсихоры. В Лондоне он содержал актрису, в Москве и Санкт-Петербурге его ждали балерины. Все они были красивы, искусны в постели и, отлично зная о существовании друг друга, соперничали только в том, сколько денег каждая из них может вытянуть из князя. Такой прагматизм с их стороны очень устраивал Алексея, он сам за эти годы стал жестким, практичным человеком, похоронившим остатки романтических иллюзий под Аустерлицем. Его жизнь была простой и ясной, это его устраивало, и воинская служба уже не казалась ему привлекательной, поэтому в начале нового 1808 года он приехал в столицу просить аудиенции у императора Александра, с намерением окончательно выйти в отставку и полностью посвятить себя делам семьи.
Санкт-Петербург встретил его новогодними балами. Он побывал в полку и в гостях у нескольких старых друзей, и весть о приезде самого завидного жениха России мгновенно облетела все салоны. В дом Черкасских на Миллионной улице принесли множество приглашений, но Алексей отложил их, решив сначала встретиться с государем, а потом принять решение, оставаться ли при дворе или сразу уехать.
Приглашение от императора прибыло утром пятнадцатого января. Алексея приглашали в Зимний дворец на малый обед, а потом на костюмированный бал, который император давал в честь своей сестры Марии Павловны, великой герцогини Саксен-Веймар-Айзенахской. Поскольку предстоял обед, Алексей решил не связывать себя маскарадным костюмом, а захватить с собой маску и плащ-домино и оставить их у слуги до начала маскарада.
Ранняя зимняя ночь уже опустилась на столицу, когда легкие санки Черкасского подлетели к парадному вестибюлю Зимнего дворца. Идя за слугой по сводчатой галерее и поднимаясь по белой мраморной лестнице, Алексей вспомнил рассказ бабушки о том, как такой же зимней ночью она уносила отсюда его, двухлетнего, а маленький Александр в утешение малышу подарил игрушечный орден на голубой ленте.
Лакей привел его на половину императрицы Елизаветы Алексеевны, попросил подождать в гостиной, а сам пошел с докладом в кабинет государыни. Дверь кабинета распахнул сам император Александр.