Страница:
XL Рита со смехом смотрела на предмет своей любви и не понимала, что она могла в нем найти, а Виктор S со страданием смотрел на веселую пьяную танцующую XL Риту, которую он потерял навсегда.
XL Рита, оценивая произошедшее с ней, не понимала, как же она могла произвести над собой такое надругательство, и дала себе слово, что никогда не будет больше сидеть на этих идиотских диетах, которые так меняют личность.
XL Рита продолжала весело жить, пить, есть, танцевать, разбивать мужские сердца.
А когда ее внешний размер незаметно стал основательным XXL – внутреннее S превратилось в XS.
И это внутреннее XS оказалось совсем другим, чем прежнее S.
Оно было светлым и совсем не истеричным.
Оно было просто хорошим.
Оно было детским и наивным.
И XXL Рита наконец ответила взаимностью очень веселому и доброму – обыкновенному М!
Она встретила наконец своего М.
Это был настоящий М.
М с большой буквы.
М такой, о каком мечтают все женщины.
Как у всех звезд
Рассказ одной мамы
Дело в том, что эта мама работает как раз в той школе, где я училась в младших классах.
Как странно, столько лет прошло, а ничего не изменилось. Нет – изменилось-то как раз все. Кроме этой школы. Хотя тогда, когда я в ней училась, у нас была ДРУГАЯ СТРАНА.
Глава 2
Дубленка
Вера. Минерва
Надя. Пихор и капор
Папины туфли
XL Рита, оценивая произошедшее с ней, не понимала, как же она могла произвести над собой такое надругательство, и дала себе слово, что никогда не будет больше сидеть на этих идиотских диетах, которые так меняют личность.
XL Рита продолжала весело жить, пить, есть, танцевать, разбивать мужские сердца.
А когда ее внешний размер незаметно стал основательным XXL – внутреннее S превратилось в XS.
И это внутреннее XS оказалось совсем другим, чем прежнее S.
Оно было светлым и совсем не истеричным.
Оно было просто хорошим.
Оно было детским и наивным.
И XXL Рита наконец ответила взаимностью очень веселому и доброму – обыкновенному М!
Она встретила наконец своего М.
Это был настоящий М.
М с большой буквы.
М такой, о каком мечтают все женщины.
Как у всех звезд
Мы с мужем поехали в Лондон.
Лесик – это мой муж – взял инициативу в свои руки и составил культурную программу.
Каждый вечер мы возвращались совершенно обессиленные и измученные искусством. И это повторялось каждый день!
Между тем, понимая, что должна быть с его стороны хоть какая-то материальная компенсация за причиненный мне нематериальный ущерб, я сосредоточенно выбирала эту компенсацию. Нет, что вы! Не в магазинах, в которые мы, разумеется даже не заходили. Цель выбиралась виртуально.
Я вообще очень прагматичная. И поэтому я решила, что раз сейчас нет никакого сейла, я не буду покупать вещи, которые потом уценятся, а куплю то, что не пойдет на сейл никогда. И я решила, что это. Плащ Барберри. Классика. На все времена.
И когда Лесик осознал, наконец, что время компенсации подошло, и спросил меня, что я себе хочу купить, – ответ был дан незамедлительно.
А медлить было действительно уже нельзя, потому что это была уже пятница. А в понедельник мы улетали.
С утра, решив отдать весь день шопингу, я достала все наши деньги и положила их в сумку. А Лесик сказал:
– Слушай, давай я лучше их себе в карман джинсов положу. Оставь себе фунтов сто на «пописать».
Никогда так не делал. А тут почему-то забрал.
Я уже знала, что в Лондоне три магазина этой марки. В разных районах. Мы поехали в первый.
Я хотела только «Кромвель». Это один из самых старых фасонов.
Я видела во многих фильмах в этом плаще Марлен Дитрих, Мэрил Стрип, Софи Лорен и даже Одри Хепберн!
И у меня будет такой же! Я так хотела быть похожей на них! Всех вместе.
Я знала, какой цвет был мне нужен – только классический бежевый!
Но, к моему ужасу, в магазине среди миллиона плащей не было моего размера этого цвета. Только светлые.
Мы поехали во второй магазин. И там – нет! Я начала волноваться и требовать порыться в подсобке. Подсобки везде есть! Продавщицы взглянули на меня с удивлением и посмотрели в компьютере.
– Нет нигде. Ни в одном магазине, – был их безжалостный ответ.
Я решила им не верить, раз они отказались посмотреть в подсобке. «Значит, для кого-то своего решили припрятать», – решила я, и мы поехали в третий магазин.
Там были более милые девушки, и они честно посмотрели в подсобке, но моего плаща не нашли.
Чтобы в Лондоне не найти плащ Барберри? Но именно так и было. У меня было состояние близкое даже не к истерике. Нет. Гораздо хуже было состояние. И Лесик его очень хорошо знал. И догадывался, во что это может вылиться.
Много лет назад, когда мы с ним приехали в один иностранный город, я в первом же магазине увидела плащ моей мечты. Он отговорил меня его сразу покупать, потому что стоил он, как чугунный мост, а впереди было еще много магазинов. Вдруг найдем лучше и дешевле.
Но лучше мы не нашли, и когда через несколько часов вернулись за плащом – его уже не было. Мне до сих пор страшно вспоминать. Я так визжала, будто на меня налетело стадо мышей. Но Лесику, я думаю, это вспоминать еще страшнее, чем мне.
Поэтому сейчас он вел себя крайне осторожно, но, тем не менее, пытался предложить альтернативные варианты.
Лесик уговаривал меня купить другой цвет или фасон.
Все магазины были охвачены по второму разу. Мы уже пересаживались из автобуса в автобус практически с закрытыми глазами.
Перемерено было плащей семьдесят. Но все – не то!
Мы пошли на третий круг. Водители автобусов уже приветствовали нас как старых знакомых.
Дело шло к вечеру.
И вдруг во втором магазине к нам навстречу вышел продавец – прелестный молодой человек, его раньше мы там не видели. Он оказался бывший наш соотечественник, хотя с виду – настоящий англичанин. Чуткий юноша сразу все понял. Понял всю глубину и серьезность проблемы и сказал:
– Сейчас что-нибудь придумаем.
И пошел, куда бы вы думали? Конечно, в подсобку! Туда, куда не пошли те противные продавщицы! И вынес мне мой плащ!
Вот так! Я как знала, что припрятали!
Мы радостно фотографировались на память с этим прекрасным душевным молодым человеком, говорили, что в жизни никогда его не забудем. Особенно сердечно его благодарил мой муж. Для него это было точно еще большим счастьем, чем для меня.
Вес был взят. Взят с огромным трудом, но тем сильнее была моя радость обладания культовой вещью. И в этом была огромная мудрость, решила я. Не может плащ, в котором ходила Марлен Дитрих и Одри Хепберн, сам прийти в руки! Его надо заслужить, этот плащ, как у звезд.
Расслабленные и счастливые, мы шли по Оксфорд-стрит.
– Надо и семью чем-то порадовать, – решили мы и зашли в огромный многоэтажный универмаг.
На первом этаже мы закупили подарки сыну. Пакетов прибавилось. На втором – дочке мужа. На третьем стали выбирать подарок моей тетке, которая осталась с нашей собакой. Я все время снимала свою куртку, вешала ее где попало и примеряла подарки. Муж следил за пакетом с плащом. Я следила за своей курткой, которую все время теряла из виду. А за моей сумкой, в которой лежали наши паспорта и авиабилеты, потому что электронных еще не было, никто не следил. А сумка, кстати была совсем не простая, а Bottega Veneta, я ее купила как раз перед поездкой, по случаю. Настоящая. Но муж эту фирму не знал и не догадывался о ее стоимости.
Я решила, что будет спокойнее, если все самое ценное сложить вместе. И положила сумку в пакет с плащом.
Мы еще выше поднялись по эскалатору. Магазин был очень непростой по географии. Там были этажи и какие-то полуэтажи, и все в зеркалах.
И очень много хорошего там оказалось, поэтому мы были увешаны пакетами, как настоящие челноки.
Дальше я решила немного вдарить по бельишку и стала копаться в трусах.
И вот в один непрекрасный момент, поднимая с пола свою куртку, я застыла в ужасе:
– А где моя сумка?
Муж сказал:
– Она в пакете.
– А где пакет?
– У меня его нет.
Я в первый раз поняла выражение «душа ушла в пятки». Она действительно туда ушла. Я представила себе, как оставшиеся два дня я буду кричать: «Я не стану разговаривать ни с кем, кроме российского консула!»
А эти оставшиеся два дня были выходные – суббота и воскресенье! В понедельник рано утром мы улетали. Где его искать, этого консула, в выходные?
Паспорта! Билеты! Плащ, как у Марлен! Сумка! Ужас-ужас!
Я стала бессмысленно метаться по кругу. Там все по кругу в этом магазине было. Ко мне на помощь сразу же выскочил охранник.
– Хелп! Хелп! – кричала я. – Литл браун бэг ин э биг пэкит Барберри!
Я думаю, что он понял только последнее слово.
Больше ничего не кричала. Все немногие английские слова, что еще оставались в памяти, испарились.
Мы бегали уже вдвоем с охранником.
Муж не спеша пошел бегать по другим этажам.
Охранник быстро сошел с дистанции – выдохся.
Я продолжала забег.
Не знаю, сколько этих кругов я нарезала. Я же даже не пыталась искать. Я просто не знала – где это делать. Все рябило в глазах и казалось совершенно одинаковым. В зеркалах, которые были повсюду, бегали еще какие-то люди.
Потом я поняла, что эти люди – я. Никто со мной не соревновался.
Я перестала обращать внимание на отвлекающие моменты и стала смотреть только вперед.
Я бежала и бежала по кругу, как на стадионе.
Мой забег остановил идущий не спеша, мой муж.
У моего дорогого Лесика в руках был мой, еще более дорогой пакет!
– Висел на вешалке, – спокойно сказал он.
Я открыла пакет – все было на месте! И плащ, и сумка, и паспорта, и билеты, и кошелек! Все!
Счастливая, я подошла к кассе расплачиваться.
Муж потянулся в карман, чтобы достать деньги.
– Не лезь, я заплачу, – сказала я, доставая кошелек. Я открыла кошелек – там было пусто. Лежали карточки, а денег – тех ста фунтов по десятке на «пописать» – не было!
Более красивого и благородного воровства я не встречала в своей жизни!
Спасибо тебе, английский сэр (или леди)! Ты заслужил эти деньги. Мог же все взять.
Но нет:
1 – открыл пакет
2 – достал сумку
3 – открыл молнию на сумке
4 – достал кошелек
5 – открыл молнию на нем
6 – взял только необходимое!
А САМОЕ ГЛАВНОЕ, что нас просто потрясло:
1 – закрыл кошелек
2 – положил обратно
3 – закрыл сумку
4 – положил ее в пакет
5 – повесил пакет обратно на вешалку!
Так рисковал!
Чисто английское воровство! Красиво!
А самый красавец – мой муж! Как это он догадался утром деньги в свой карман переложить?
Лесик – это мой муж – взял инициативу в свои руки и составил культурную программу.
Каждый вечер мы возвращались совершенно обессиленные и измученные искусством. И это повторялось каждый день!
Между тем, понимая, что должна быть с его стороны хоть какая-то материальная компенсация за причиненный мне нематериальный ущерб, я сосредоточенно выбирала эту компенсацию. Нет, что вы! Не в магазинах, в которые мы, разумеется даже не заходили. Цель выбиралась виртуально.
Я вообще очень прагматичная. И поэтому я решила, что раз сейчас нет никакого сейла, я не буду покупать вещи, которые потом уценятся, а куплю то, что не пойдет на сейл никогда. И я решила, что это. Плащ Барберри. Классика. На все времена.
И когда Лесик осознал, наконец, что время компенсации подошло, и спросил меня, что я себе хочу купить, – ответ был дан незамедлительно.
А медлить было действительно уже нельзя, потому что это была уже пятница. А в понедельник мы улетали.
С утра, решив отдать весь день шопингу, я достала все наши деньги и положила их в сумку. А Лесик сказал:
– Слушай, давай я лучше их себе в карман джинсов положу. Оставь себе фунтов сто на «пописать».
Никогда так не делал. А тут почему-то забрал.
Я уже знала, что в Лондоне три магазина этой марки. В разных районах. Мы поехали в первый.
Я хотела только «Кромвель». Это один из самых старых фасонов.
Я видела во многих фильмах в этом плаще Марлен Дитрих, Мэрил Стрип, Софи Лорен и даже Одри Хепберн!
И у меня будет такой же! Я так хотела быть похожей на них! Всех вместе.
Я знала, какой цвет был мне нужен – только классический бежевый!
Но, к моему ужасу, в магазине среди миллиона плащей не было моего размера этого цвета. Только светлые.
Мы поехали во второй магазин. И там – нет! Я начала волноваться и требовать порыться в подсобке. Подсобки везде есть! Продавщицы взглянули на меня с удивлением и посмотрели в компьютере.
– Нет нигде. Ни в одном магазине, – был их безжалостный ответ.
Я решила им не верить, раз они отказались посмотреть в подсобке. «Значит, для кого-то своего решили припрятать», – решила я, и мы поехали в третий магазин.
Там были более милые девушки, и они честно посмотрели в подсобке, но моего плаща не нашли.
Чтобы в Лондоне не найти плащ Барберри? Но именно так и было. У меня было состояние близкое даже не к истерике. Нет. Гораздо хуже было состояние. И Лесик его очень хорошо знал. И догадывался, во что это может вылиться.
Много лет назад, когда мы с ним приехали в один иностранный город, я в первом же магазине увидела плащ моей мечты. Он отговорил меня его сразу покупать, потому что стоил он, как чугунный мост, а впереди было еще много магазинов. Вдруг найдем лучше и дешевле.
Но лучше мы не нашли, и когда через несколько часов вернулись за плащом – его уже не было. Мне до сих пор страшно вспоминать. Я так визжала, будто на меня налетело стадо мышей. Но Лесику, я думаю, это вспоминать еще страшнее, чем мне.
Поэтому сейчас он вел себя крайне осторожно, но, тем не менее, пытался предложить альтернативные варианты.
Лесик уговаривал меня купить другой цвет или фасон.
Все магазины были охвачены по второму разу. Мы уже пересаживались из автобуса в автобус практически с закрытыми глазами.
Перемерено было плащей семьдесят. Но все – не то!
Мы пошли на третий круг. Водители автобусов уже приветствовали нас как старых знакомых.
Дело шло к вечеру.
И вдруг во втором магазине к нам навстречу вышел продавец – прелестный молодой человек, его раньше мы там не видели. Он оказался бывший наш соотечественник, хотя с виду – настоящий англичанин. Чуткий юноша сразу все понял. Понял всю глубину и серьезность проблемы и сказал:
– Сейчас что-нибудь придумаем.
И пошел, куда бы вы думали? Конечно, в подсобку! Туда, куда не пошли те противные продавщицы! И вынес мне мой плащ!
Вот так! Я как знала, что припрятали!
Мы радостно фотографировались на память с этим прекрасным душевным молодым человеком, говорили, что в жизни никогда его не забудем. Особенно сердечно его благодарил мой муж. Для него это было точно еще большим счастьем, чем для меня.
Вес был взят. Взят с огромным трудом, но тем сильнее была моя радость обладания культовой вещью. И в этом была огромная мудрость, решила я. Не может плащ, в котором ходила Марлен Дитрих и Одри Хепберн, сам прийти в руки! Его надо заслужить, этот плащ, как у звезд.
Расслабленные и счастливые, мы шли по Оксфорд-стрит.
– Надо и семью чем-то порадовать, – решили мы и зашли в огромный многоэтажный универмаг.
На первом этаже мы закупили подарки сыну. Пакетов прибавилось. На втором – дочке мужа. На третьем стали выбирать подарок моей тетке, которая осталась с нашей собакой. Я все время снимала свою куртку, вешала ее где попало и примеряла подарки. Муж следил за пакетом с плащом. Я следила за своей курткой, которую все время теряла из виду. А за моей сумкой, в которой лежали наши паспорта и авиабилеты, потому что электронных еще не было, никто не следил. А сумка, кстати была совсем не простая, а Bottega Veneta, я ее купила как раз перед поездкой, по случаю. Настоящая. Но муж эту фирму не знал и не догадывался о ее стоимости.
Я решила, что будет спокойнее, если все самое ценное сложить вместе. И положила сумку в пакет с плащом.
Мы еще выше поднялись по эскалатору. Магазин был очень непростой по географии. Там были этажи и какие-то полуэтажи, и все в зеркалах.
И очень много хорошего там оказалось, поэтому мы были увешаны пакетами, как настоящие челноки.
Дальше я решила немного вдарить по бельишку и стала копаться в трусах.
И вот в один непрекрасный момент, поднимая с пола свою куртку, я застыла в ужасе:
– А где моя сумка?
Муж сказал:
– Она в пакете.
– А где пакет?
– У меня его нет.
Я в первый раз поняла выражение «душа ушла в пятки». Она действительно туда ушла. Я представила себе, как оставшиеся два дня я буду кричать: «Я не стану разговаривать ни с кем, кроме российского консула!»
А эти оставшиеся два дня были выходные – суббота и воскресенье! В понедельник рано утром мы улетали. Где его искать, этого консула, в выходные?
Паспорта! Билеты! Плащ, как у Марлен! Сумка! Ужас-ужас!
Я стала бессмысленно метаться по кругу. Там все по кругу в этом магазине было. Ко мне на помощь сразу же выскочил охранник.
– Хелп! Хелп! – кричала я. – Литл браун бэг ин э биг пэкит Барберри!
Я думаю, что он понял только последнее слово.
Больше ничего не кричала. Все немногие английские слова, что еще оставались в памяти, испарились.
Мы бегали уже вдвоем с охранником.
Муж не спеша пошел бегать по другим этажам.
Охранник быстро сошел с дистанции – выдохся.
Я продолжала забег.
Не знаю, сколько этих кругов я нарезала. Я же даже не пыталась искать. Я просто не знала – где это делать. Все рябило в глазах и казалось совершенно одинаковым. В зеркалах, которые были повсюду, бегали еще какие-то люди.
Потом я поняла, что эти люди – я. Никто со мной не соревновался.
Я перестала обращать внимание на отвлекающие моменты и стала смотреть только вперед.
Я бежала и бежала по кругу, как на стадионе.
Мой забег остановил идущий не спеша, мой муж.
У моего дорогого Лесика в руках был мой, еще более дорогой пакет!
– Висел на вешалке, – спокойно сказал он.
Я открыла пакет – все было на месте! И плащ, и сумка, и паспорта, и билеты, и кошелек! Все!
Счастливая, я подошла к кассе расплачиваться.
Муж потянулся в карман, чтобы достать деньги.
– Не лезь, я заплачу, – сказала я, доставая кошелек. Я открыла кошелек – там было пусто. Лежали карточки, а денег – тех ста фунтов по десятке на «пописать» – не было!
Более красивого и благородного воровства я не встречала в своей жизни!
Спасибо тебе, английский сэр (или леди)! Ты заслужил эти деньги. Мог же все взять.
Но нет:
1 – открыл пакет
2 – достал сумку
3 – открыл молнию на сумке
4 – достал кошелек
5 – открыл молнию на нем
6 – взял только необходимое!
А САМОЕ ГЛАВНОЕ, что нас просто потрясло:
1 – закрыл кошелек
2 – положил обратно
3 – закрыл сумку
4 – положил ее в пакет
5 – повесил пакет обратно на вешалку!
Так рисковал!
Чисто английское воровство! Красиво!
А самый красавец – мой муж! Как это он догадался утром деньги в свой карман переложить?
Рассказ одной мамы
Я, между прочим, очень люблю одежду. Мне нравится красиво одеваться. И при этом я не считаю, что красиво – значит дорого. Скорее наоборот. Особенно у нас.Об этой школе
Вот я каждый день привожу мою дочку в школу. И мне наплевать, что я привожу ее на «Киа», в то время как там стоит вереница «Лексусов», «Мерседесов» и «БМВ».
А дочке моей совсем не наплевать. Я вижу, что она стыдится моей машины, и она каждый раз надеется, что выйдет из нее незамеченной. Я же это вижу!
У детей так все серьезно в этой школе! Там такая ярмарка тщеславия!
Сумка должна быть только Луи Виттон, шарф Барберри, куртка Монклер. Ну что это?
По-моему, это ужасно. Они оценивают друг друга только по шмоткам.
Я не люблю все эти луивиттоны и барберри. Я бы никогда себе их не купила, даже если бы могла. Я считаю, что сейчас, слава богу, можно купить недорогую вещь, но ты в ней можешь выглядеть на миллион, если у тебя есть вкус и немного фантазии.
Но как объяснить это моей дочке, если она чувствует себя униженной, не имея этих знаковых вещей?
Я спросила ее: «Скажи, эта сумка действительно тебе жизненно необходима?»
Она долго думала и сказала: «Да, эта сумка мне действительно жизненно необходима».
Я вспомнила себя маленькую, и как я хотела, чтобы на меня смотрели мальчики и писали мне записки, и она точно так же этого хочет.
И я пошла на рынок и купила ей поддельную сумку, и шарф, и пуховик Монклер. Они, кстати, тоже недешево стоили, но самое смешное – никто не догадался, что они ненастоящие.
И мальчик, который ей нравится, прислал ей записку! Она была такая счастливая!
Я надеюсь, что она, моя девочка, не станет от этого хуже. Что же делать, раз такие правила игры в этой школе. Такая система ценностей.
Вы спросите: «А почему ты не отдашь ее в другую школу?» И я отвечу. Потому что эта – хорошая, здесь учат, и она никогда бы здесь не смогла учиться, если б я в ней не работала учителем музыки.
Дело в том, что эта мама работает как раз в той школе, где я училась в младших классах.
Как странно, столько лет прошло, а ничего не изменилось. Нет – изменилось-то как раз все. Кроме этой школы. Хотя тогда, когда я в ней училась, у нас была ДРУГАЯ СТРАНА.
Глава 2
Другая страна
Из словаря шопоголика:
Вечерка – нарядное платье.
Вдарить по вечерке – купить нарядное платье.
А что у вас в ящиках – просьба показать вещи, не проданные во время распродажи (сейла) и еще не увезенные в сток.
Сток-центр – лучшее место на земле.
Это куплено еще до выборов – объяснение с мужем по поводу новой вещи.
Дубленка
Никогда не забуду. Раздевалка в детском саду. Вхожу я, и нянечка орет:
– Вы только на нее посмотрите!
Я понимаю, что это она про меня.
– Это же надо ребенка так безвкусно одеть! Кофта зеленая! Юбка фиолетовая! Колготки коричневые! Ты посмотри только на себя! Ужас!
Я замираю от шока. И смотрю на себя. Наверно, действительно не очень.
– Вот, посмотри, как девочку одели хорошие родители!
Я послушно смотрю на девочку из хорошей семьи.
– Все в тон, платье голубое, колготки синие, туфельки синие! Любо-дорого взглянуть!
Дальше не помню текста. Помню только, что я еще очень долго продолжала стоять и не могла пошевельнуться. Я в первый раз в жизни была так сильно унижена.
Но это еще был удар по моей маме, у которой, как оказалось, совсем не было вкуса.
А вкус у моей мамы был. Это я уже, конечно, попозже поняла. Идеальный вкус был – отвечаю, просто одела она меня, не слишком заморачиваясь, что под руку попало.
Я пришла домой и рассказала о моем унижении.
– Все в тон – дурной тон.
Беззаботно так сказала. Я не поняла, что она имела в виду, но очень обиделась именно на то, что беззаботно.
Еще у нее другие разные выражения были, которые я не понимала:
– Фирму лажать – себя не уважать.
Это значило – нельзя переделывать фирменную вещь.
– Я не сильный, зато стильный.
Стиль ценился у нее превыше всего.
– Мода проходит – стиль остается.
Это к предыдущему выражению пристегивалось. Цитата. Шанель.
– Самопал из Еревана.
Это значило, что вещь не фирменная, а сшита под нее. Шился самопал в основном в братских республиках Армении и Грузии.
– Достала по блату.
Это надо объяснять тем, кто не застал страну с гордым названием СССР.
В принципе все было дефицитом, и достать необходимую вещь можно было только имея связи. То есть по блату. В общем-то на этом держалась вся система: ты мне – я тебе. Выглядело это примерно так:
– Мне нужен холодильник. Есть кто-нибудь?
– Есть один мужик. Ему нужен хороший невропатолог.
– Есть невропатолог, но ему нужно хрусталь достать.
Ну и так до бесконечности по той же схеме.
В моем любимом фильме «Мимино» есть такая сцена:
– Але, Яков Борисович, у нас беда. Приехал племянник – надо срочно устроить в гостиницу… Родя, два билета на «Лебединое» можешь?
– Вряд ли.
– Может.
Фирму мама покупала у фарцовщиков, но в основном в комиссионке. Опять разъяснять надо для юного поколения. Комиссионный магазин. Туда сдавались ненужные уже вам вещи. Поносила платье – сдала. Но некоторые люди, выезжающие за границу, привозили, чтобы сдавать. Валюту ввозить было нельзя. А шмотье можно было продать дорого.
Как-то мама купила мне у фарцовщиков одну из первых в Москве дубленок. Ну и себе и папе, естественно. По ее радости я поняла, что это очень круто. Училась я в английской спецшколе, как раз той самой. А приняли меня в нее по блату. Моя бабка-учительница была знакома с завучем.
Там детки правительства учились, ну и всяких других шишек. Кто как одет – было страшно важно. Снобская была школа.
И мама решила дать свой ответ Чемберлену:
– Ты придешь – они все сдохнут от зависти, зуб даю.
– Спасибо, мамуля.
Пришла в школу. Что тут началось – я вам передать не могу!
– Смотрите, смотрите! В тулупе приперлась! В деревню езжай! Ты б еще валенки напялила!
Разве что камнями не закидали. В слезах вернулась домой, кинула этот тулуп на пол:
– Никогда в жизни больше не надену твою дубленку!
– Прекрати немедленно! Они все идиоты. Скоро все будут о них мечтать, а носить будешь ты.
– Но это же тулуп!
– Новое – это хорошо забытое старое.
Еще одно ее непонятное выражение.
Конечно, мама была права. Скоро все их захотели, эти дубленки, но до этого «скоро» я была обречена ходить в тулупе.
– Вы только на нее посмотрите!
Я понимаю, что это она про меня.
– Это же надо ребенка так безвкусно одеть! Кофта зеленая! Юбка фиолетовая! Колготки коричневые! Ты посмотри только на себя! Ужас!
Я замираю от шока. И смотрю на себя. Наверно, действительно не очень.
– Вот, посмотри, как девочку одели хорошие родители!
Я послушно смотрю на девочку из хорошей семьи.
– Все в тон, платье голубое, колготки синие, туфельки синие! Любо-дорого взглянуть!
Дальше не помню текста. Помню только, что я еще очень долго продолжала стоять и не могла пошевельнуться. Я в первый раз в жизни была так сильно унижена.
Но это еще был удар по моей маме, у которой, как оказалось, совсем не было вкуса.
А вкус у моей мамы был. Это я уже, конечно, попозже поняла. Идеальный вкус был – отвечаю, просто одела она меня, не слишком заморачиваясь, что под руку попало.
Я пришла домой и рассказала о моем унижении.
– Все в тон – дурной тон.
Беззаботно так сказала. Я не поняла, что она имела в виду, но очень обиделась именно на то, что беззаботно.
Еще у нее другие разные выражения были, которые я не понимала:
– Фирму лажать – себя не уважать.
Это значило – нельзя переделывать фирменную вещь.
– Я не сильный, зато стильный.
Стиль ценился у нее превыше всего.
– Мода проходит – стиль остается.
Это к предыдущему выражению пристегивалось. Цитата. Шанель.
– Самопал из Еревана.
Это значило, что вещь не фирменная, а сшита под нее. Шился самопал в основном в братских республиках Армении и Грузии.
– Достала по блату.
Это надо объяснять тем, кто не застал страну с гордым названием СССР.
В принципе все было дефицитом, и достать необходимую вещь можно было только имея связи. То есть по блату. В общем-то на этом держалась вся система: ты мне – я тебе. Выглядело это примерно так:
– Мне нужен холодильник. Есть кто-нибудь?
– Есть один мужик. Ему нужен хороший невропатолог.
– Есть невропатолог, но ему нужно хрусталь достать.
Ну и так до бесконечности по той же схеме.
В моем любимом фильме «Мимино» есть такая сцена:
– Але, Яков Борисович, у нас беда. Приехал племянник – надо срочно устроить в гостиницу… Родя, два билета на «Лебединое» можешь?
– Вряд ли.
– Может.
Фирму мама покупала у фарцовщиков, но в основном в комиссионке. Опять разъяснять надо для юного поколения. Комиссионный магазин. Туда сдавались ненужные уже вам вещи. Поносила платье – сдала. Но некоторые люди, выезжающие за границу, привозили, чтобы сдавать. Валюту ввозить было нельзя. А шмотье можно было продать дорого.
Как-то мама купила мне у фарцовщиков одну из первых в Москве дубленок. Ну и себе и папе, естественно. По ее радости я поняла, что это очень круто. Училась я в английской спецшколе, как раз той самой. А приняли меня в нее по блату. Моя бабка-учительница была знакома с завучем.
Там детки правительства учились, ну и всяких других шишек. Кто как одет – было страшно важно. Снобская была школа.
И мама решила дать свой ответ Чемберлену:
– Ты придешь – они все сдохнут от зависти, зуб даю.
– Спасибо, мамуля.
Пришла в школу. Что тут началось – я вам передать не могу!
– Смотрите, смотрите! В тулупе приперлась! В деревню езжай! Ты б еще валенки напялила!
Разве что камнями не закидали. В слезах вернулась домой, кинула этот тулуп на пол:
– Никогда в жизни больше не надену твою дубленку!
– Прекрати немедленно! Они все идиоты. Скоро все будут о них мечтать, а носить будешь ты.
– Но это же тулуп!
– Новое – это хорошо забытое старое.
Еще одно ее непонятное выражение.
Конечно, мама была права. Скоро все их захотели, эти дубленки, но до этого «скоро» я была обречена ходить в тулупе.
Вера. Минерва
Я помню все папины и мамины вещи, в чем они ходили.
Мама в красивейшем, цвета горчицы, костюме, папа в бежевом пальто цвета кэмел. Это сейчас, вспоминая то пальто, я так называю этот цвет.
А тогда, когда молодой, веселый и красивый папа в нем ходил, пальто было просто бежевое. И что есть такое название у этого оттенка бежевого, никто и не подозревал. Бежевое и бежевое.
Тогда знали только сигареты с таким именем. С верблюдом на пачке. Никто их не курил, просто знали, что есть такие американские сигареты. В иностранных фильмах видели.
У папы был очень хороший вкус. Он очень любил маму и хотел, чтобы она шикарно выглядела, но в магазинах ничего шикарного не было, вернее, вообще ничего практически не было, и он купил маме швейную машинку, лучшую из всех, что были. Это была чешская машинка «Минерва». И он заставил маму научиться себе шить. Он рисовал ей эскизы платьев и костюмов, и по ним она шила. И тот горчичный костюм из тончайшей шерсти она сшила по его эскизу.
Нам с сестрой она не шила – все покупалось в магазинах. И все – на вырост. Покупалось, вернее, только мне. Наташа, сестра, – на два года меня младше, и ей приходилось донашивать то, из чего я выросла. Она совершенно на это не обижалась, просто иногда ей приходилось очень долго ждать.
– Посмотри, это платье тебе уже мало.
– Где?
– Вот здесь.
И Наташа показывала на пояс. Он действительно сидел уже на линии нижних ребер, но я очень любила это платье. Мне жалко было с ним расставаться.
– Ничего не мало!
– Ну дай хотя бы померить!
– Дам, когда мамы не будет дома.
Мама пресекала все разговоры на эту тему и сама решала, когда кому чего купить или передать.
Помню, мне купили новую коричневую цигейковую шубу и такую же шапку. Я эту шубу сразу же невзлюбила. Моя первая, беленькая, отходила, естественно, Наташке.
Я иду первый раз в ней гулять. Натуся простужена и сидит дома.
Вся семья с умилением смотрит в окно. Папа, мама, бабушка и злорадная Натуся.
И все мне кричат через открытую форточку: «Веруня! Веруня! Осторожно, очень осторожно. Не упади!!!» Это они не обо мне так беспокоились, а о новой шубе. Была уже весна, оттепель, кругом были лужи. И я на их глазах специально не падаю, а нахально просто ложусь в самую большую лужу и смотрю на их вытянутые лица.
До сих пор не понимаю, зачем я легла в эту лужу. Думаю, из-за злорадной трехлетней Натуси. Как же я тогда получила от мамы!
Вещи надо было носить аккуратно, очень аккуратно, чтобы они перешли Натусе в приличном виде. Сейчас никому ничего не надо передавать, но привычка осталась. Я очень аккуратно ношу: рефлекс – никуда не деться.
Папа умер совсем молодым. Ему было тридцать два года. У него был рак. Мама умерла через три года. Ее сбила машина. Я и Наташа остались с бабушкой.
Мне было тринадцать, а Наташе – одиннадцать.
Как-то бабушка попала в больницу. Мы Натусей остались вдвоем и совсем без денег. Совсем. Не на что было купить еду, а все, что было в доме, мы съели. Наступил голод. Настоящий голод. И никого, к кому можно обратиться за помощью.
Мне стало страшно.
Вдруг вбегает Натуся:
– Слушай, я сейчас от Люськи. Есть заказ. Ее мама купила ткань. Можешь сшить наволочки? Она заплатит.
– Конечно, могу! – ни минуты не раздумывая, сказала я. Хотя я понятия не имела, что делать с этой машинкой. Она была только мамина и ничья больше.
Я подошла к «Минерве», которая стояла в чехле с маминой смерти.
Открыла ее и начала вспоминать, что же делала мама, когда шила. Там были вставлены нитки, но совсем другого цвета, чем эта ткань, из которой надо было шить. Несколько дней я овладевала этой машинкой, пробовала на кусках ткани, оставшихся от маминых платьев.
Потом мы с Натусей долго соображали, как вставлять нитки. Просидели всю ночь, пока не заснули прямо над ней, этой «Минервой».
Наконец мы общими усилиями вставили нитки. Надо было начинать кроить.
Натусик все время спрашивала:
– Ты точно знаешь, как резать? Ты не ошибешься?
– Конечно, знаю, – уверенно говорила я.
Размеры-то Люськина мама написала – вот, но рука никак не поднималась. Я снова и снова сантиметром отмеряла нужные длину и ширину, а вернее, просто ровный квадрат – по 90 сантиметров каждая сторона. Все расчертила ровно-ровно. Наконец решилась – взяла ножницы и стала резать.
Разрезала. Начала шить. Аккуратно. Неуверенно. Нога на педали дрожала, так я волновалась. Но голод не тетка.
И я сшила эти наволочки.
Но все-таки одну вещь я упустила. Я же понятия не имела про припуск! Подушки то не плоские! И ошиблась, конечно, ошиблась на сантиметра три-четыре.
Никаких денег мне, естественно, не заплатили.
Люськина мать очень ругалась, что столько ткани испортили, но денег за нее требовать все-таки не стала. Пожалела, наверно.
Но с тех пор я стала шить.
Да, я начала шить. И ты знаешь, благодаря маминым платьям тоже. Я все ее платья перешивала много-много лет. Ткани были шикарные.
Одно платье до сих пор еще живет. Правда, я потом из него сшила блузку. Но сейчас, думаю, переделаю на топик, но не выброшу! Ты что? Такая ткань шикарная!
Надя. Пихор и капор
У меня родители развелись, когда мне было два года. Жила я с бабушкой. Родители, видимо, чувствовали себя немного виноватыми передо мной и все время мне что-то покупали и привозили из-за границы. Из-за этого я пребывала в постоянном стрессе.
Я ужасно мечтала о куртке пихор. Страшная такая. Для девочек синяя, для мальчиков – коричневая. Весь наш «Детский мир» на «Алексеевской» был ими завален, и другого выбора там не было.
Но я хотела именно ее, такую, как у всех, а папа возьми и привези мне из Америки пуховик! Какой же это был удар!
Я покорно ходила в этом пуховике, и вдруг у меня появилась надежда.
Мой младший брат, который родился у папы в новой семье, подрос, и пуховик можно было передать ему, а мне купить пихор. Но не тут-то было. Мама притаскивает новый пуховик! Полный облом! Я так и не походила в пихоре!
Второй облом в моей жизни – это капор. Страшный такой, китайский ангорский бирюзовый капор, продававшийся во всех переходах! Как я о нем мечтала! Но добрый папа привез мне серый шлем! А когда опять затеплилась надежда передать его брату, папа нанес еще один страшный удар. Черный шлем с козырьком и помпоном! Ужас! Все девочки в капорах, а я – в шлеме с помпоном!
И так все время!
Я страшно мечтала об узких джинсах. По телику шла реклама «Джордаш Бейсикс – в них выросла вся Америка». Как же я мечтала вырасти, как вся Америка! Но на мою беду, в Москве открылся первый магазин «Бенеттон», и мама притащила мне джинсы, совсем не те, о которых я мечтала! Они не были узкими, как в рекламе! И в них не выросла вся Америка!
Страшный стресс!!!
У меня была подруга Катя. Как же я ей завидовала! У нее был и пихор, и капор, и даже топик «Титаник» с Кейт Уинслет и Ди Каприо, нежно смотрящими друг на друга. У нее была даже челка! Я смотрела, как Катя завивает свою челку каждый день, опуская ее в пиво, затем накручивая на щипцы, пока она не начинает дымиться. Как мне нравилась ее мама! Она ей все разрешала!
И дом у них был удивительный! Во всю стену висел ковер с Богоматерью. На пианино, на котором сроду никто не играл, стояла цапля в натуральную величину с золотым клювом! Там был огромный хрустальный лебедь и много других совершенно замечательных вещей!
Я страшно завидовала Кате, что у нее такая прекрасная, добрая мама, что у них такая уютная квартира, правда, немного тесноватая из-за обилия нужных вещей.
Я очень хотела такой же дом, со своими папой и мамой, живущими вместе.
Но и мама и папа брали меня к себе нечасто.
Правда, папа очень много подолгу гулял со мной и братом. И все время, все время что-то пел.
Он был такой веселый! Почему он сейчас не поет?
Папины туфли
Когда мне было лет десять, мама заболела. Я знала, что мама заболела и лечится в санатории, пока мне моя подруга не сказала:
– А твоя мать в сумасшедшем доме.
Я всегда знала, что она редкая гадина, эта моя подруга, поэтому просто засмеялась.
– А ты что, не знала???
– Она в санатории!
– Ага, в санатории!
– Зачем ты придумала эту гадость?
– Я не придумала – все говорят. Вон бабу Лиду спроси.
Баба Лида – это наша дворничиха. Она всегда про всех все знала точно.
– В сумасшедшем доме! В сумасшедшем доме! Ха-ха-ха-ха-ха.
Я пришла домой белая от гнева и ужаса! Какой поклеп! Моя прекрасная, веселая мама в этом страшном, страшном доме.
– Бабушка, мне Маринка сейчас сказала, что мама в сумасшедшем доме!
Бабушка ничего не ответила и отвернулась. Она не умела, совсем не умела врать.
– Так значит, это правда?
– Она в санаторном отделении, ты же была у нее. Разве это похоже на сумасшедший дом?
Я действительно была у нее. И это совсем не было похоже на сумасшедший дом.
Если б вы знали, что ждало моего отца, когда он пришел домой! Я помню только белую пелену перед моими глазами и как я кричу одно и то же:
Это ты туда ее упек!
Это ты туда ее упек!
Это ты ее туда упек!
И после этого мы перестали с ним разговаривать. Совсем. Ни слова. Я не могла его простить. Я знала, что он виноват. И все.
– А твоя мать в сумасшедшем доме.
Я всегда знала, что она редкая гадина, эта моя подруга, поэтому просто засмеялась.
– А ты что, не знала???
– Она в санатории!
– Ага, в санатории!
– Зачем ты придумала эту гадость?
– Я не придумала – все говорят. Вон бабу Лиду спроси.
Баба Лида – это наша дворничиха. Она всегда про всех все знала точно.
– В сумасшедшем доме! В сумасшедшем доме! Ха-ха-ха-ха-ха.
Я пришла домой белая от гнева и ужаса! Какой поклеп! Моя прекрасная, веселая мама в этом страшном, страшном доме.
– Бабушка, мне Маринка сейчас сказала, что мама в сумасшедшем доме!
Бабушка ничего не ответила и отвернулась. Она не умела, совсем не умела врать.
– Так значит, это правда?
– Она в санаторном отделении, ты же была у нее. Разве это похоже на сумасшедший дом?
Я действительно была у нее. И это совсем не было похоже на сумасшедший дом.
Если б вы знали, что ждало моего отца, когда он пришел домой! Я помню только белую пелену перед моими глазами и как я кричу одно и то же:
Это ты туда ее упек!
Это ты туда ее упек!
Это ты ее туда упек!
И после этого мы перестали с ним разговаривать. Совсем. Ни слова. Я не могла его простить. Я знала, что он виноват. И все.