Страница:
В отличие от Мещерского, Инги капитан Рюрик Гнедич ни на минуту не сомневался, что в тайге приземлился именно космический корабль.
Сжимая помповое ружье, не чувствуя усталости, боли в сбитых о камни ногах, не чувствуя ссадин, что оставляли на коже острые сучья, так и норовившие выколоть глаз в темноте, он шел и шел вперед.
Так поступают все одержимые или безумные, или герои. Кем был капитан Рюрик Гнедич, компаньон Сергея Мещерского, в тот момент?
Через какое-то время начало светать. Он упал на камни и лежал так долго, пока лучи зари…
Может, он впал в забытье на долю секунды. А когда очнулся, понял, что само небо посылает ему знак. В узкую щель между серых туч на востоке сочился розовый свет. И этот свет, точно облако, висел над урочищем Кереде.
С вершины сопки Рюрик Гнедич увидел это место. Вертолеты и те, кто их послал, пока еще сюда не добрались. Ну, что же, и один в поле воин, когда речь идет об атаке инопланетян.
Спуск занял у него два часа, потом он еще проплутал в тайге, пытаясь отыскать русло ручья, которое, как он помнил, по карте выводило как раз к урочищу Кереде.
Тайга давно проснулась, но кругом было необычайно тихо. Не слышно ни птиц, ни зверья. Может, дождь тому причиной, все живое попряталось, но дождь кончился. И потянуло свежим ветерком с запада. На столетних пихтах заколыхались длинные бороды висячего мха – дождевые капли как серый жемчуг. Мокрая трава в урочище Кереде поражала своим ростом. Папоротники, заросли жимолости, дикой смородины. Пока Рюрик Гнедич продирался сквозь них, он весь вымазался соком ягод.
Голова кружилась от усталости, сердце глухо било в грудь, он чувствовал, что дошел, что вот сейчас все свершится, он увидит их… этих космических недоделанных гадов, лишивших его корабля, лишивших его душевного равновесия, спокойствия, сделавших из него вот такого психа…
Инга, Инга, смуглая, горячая, его любовница Инга, часто твердила, что он псих, и порой, особенно в моменты после жаркого секса в походной палатке, он ловил на себе ее взгляды – жалость, сочувствие, боязнь. Мол, что же ты, парень, вот минуту назад показывал себя таким молодцом, дарил такое наслаждение, что же ты снова чудишь. Псих…
Сейчас он докажет всем, в том числе и ей, что он не сумасшедший, не спятивший на пришельцах тип. Они существуют. Они пришли. Они уже здесь.
Сминая папоротники, не давая себе труда таиться и прятаться, Рюрик Гнедич с помповым ружьем наперевес вышел на прогалину.
Сначала ему показалось, что это открытое место – берега того самого ручья. А потом он увидел обугленные стволы елок, черную траву под ногами. Дождь здесь славно поработал за ночь, а иначе не миновать бы большого пожара в тайге.
Но даже и сейчас, во всей этой сырости, земля, трава, обугленные пни все еще дымились.
Кругом, насколько хватало глаз, – пепелище. Кругом, насколько хватало глаз, валялись обожженные стальные обломки.
Никакой летающей тарелки инопланетян. Никаких шестиглазых, восьминогих, никаких чужих.
Рюрик Гнедич тупо смотрел на кусок стальной обшивки. На черной от сажи поверхности еще различимы буквы «С ЮЗ».
И внезапно снова что-то переклинило в мозгу отважного капитана Рюрика. И он опять увидел себя в заливаемой водой рубке родной шхуны. Шторм, сильный шторм у Командорских островов.
Большая волна ударила в борт и перевернула старенькую шхуну, как детскую игрушку. Не было никакого НЛО, выныривающего из воды у самой кормы. Волна перевернула судно. За три минуты до этого он успел выбросить за борт надувной плот с радиомаяком. Все четверо членов его команды спаслись в ту штормовую ночь.
Рюрик Гнедич осторожно двинулся вперед. Среди обломков валялось несколько контейнеров. Один из них не сгорел. Точнее, внешний контейнер обуглился до черноты, а вот внутри него что-то блестело.
Рюрик подошел. В сгоревшем контейнере находился еще один из какого-то металла, обшивка его треснула и разошлась. Внутри полно битого стекла.
И там было еще что-то, закрытое, запаянное, а теперь такое незащищенное, доступное.
Рюрик Гнедич отложил ружье, опустился на колени и с любопытством наклонился над разбитым контейнером.
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Сжимая помповое ружье, не чувствуя усталости, боли в сбитых о камни ногах, не чувствуя ссадин, что оставляли на коже острые сучья, так и норовившие выколоть глаз в темноте, он шел и шел вперед.
Так поступают все одержимые или безумные, или герои. Кем был капитан Рюрик Гнедич, компаньон Сергея Мещерского, в тот момент?
Через какое-то время начало светать. Он упал на камни и лежал так долго, пока лучи зари…
Может, он впал в забытье на долю секунды. А когда очнулся, понял, что само небо посылает ему знак. В узкую щель между серых туч на востоке сочился розовый свет. И этот свет, точно облако, висел над урочищем Кереде.
С вершины сопки Рюрик Гнедич увидел это место. Вертолеты и те, кто их послал, пока еще сюда не добрались. Ну, что же, и один в поле воин, когда речь идет об атаке инопланетян.
Спуск занял у него два часа, потом он еще проплутал в тайге, пытаясь отыскать русло ручья, которое, как он помнил, по карте выводило как раз к урочищу Кереде.
Тайга давно проснулась, но кругом было необычайно тихо. Не слышно ни птиц, ни зверья. Может, дождь тому причиной, все живое попряталось, но дождь кончился. И потянуло свежим ветерком с запада. На столетних пихтах заколыхались длинные бороды висячего мха – дождевые капли как серый жемчуг. Мокрая трава в урочище Кереде поражала своим ростом. Папоротники, заросли жимолости, дикой смородины. Пока Рюрик Гнедич продирался сквозь них, он весь вымазался соком ягод.
Голова кружилась от усталости, сердце глухо било в грудь, он чувствовал, что дошел, что вот сейчас все свершится, он увидит их… этих космических недоделанных гадов, лишивших его корабля, лишивших его душевного равновесия, спокойствия, сделавших из него вот такого психа…
Инга, Инга, смуглая, горячая, его любовница Инга, часто твердила, что он псих, и порой, особенно в моменты после жаркого секса в походной палатке, он ловил на себе ее взгляды – жалость, сочувствие, боязнь. Мол, что же ты, парень, вот минуту назад показывал себя таким молодцом, дарил такое наслаждение, что же ты снова чудишь. Псих…
Сейчас он докажет всем, в том числе и ей, что он не сумасшедший, не спятивший на пришельцах тип. Они существуют. Они пришли. Они уже здесь.
Сминая папоротники, не давая себе труда таиться и прятаться, Рюрик Гнедич с помповым ружьем наперевес вышел на прогалину.
Сначала ему показалось, что это открытое место – берега того самого ручья. А потом он увидел обугленные стволы елок, черную траву под ногами. Дождь здесь славно поработал за ночь, а иначе не миновать бы большого пожара в тайге.
Но даже и сейчас, во всей этой сырости, земля, трава, обугленные пни все еще дымились.
Кругом, насколько хватало глаз, – пепелище. Кругом, насколько хватало глаз, валялись обожженные стальные обломки.
Никакой летающей тарелки инопланетян. Никаких шестиглазых, восьминогих, никаких чужих.
Рюрик Гнедич тупо смотрел на кусок стальной обшивки. На черной от сажи поверхности еще различимы буквы «С ЮЗ».
И внезапно снова что-то переклинило в мозгу отважного капитана Рюрика. И он опять увидел себя в заливаемой водой рубке родной шхуны. Шторм, сильный шторм у Командорских островов.
Большая волна ударила в борт и перевернула старенькую шхуну, как детскую игрушку. Не было никакого НЛО, выныривающего из воды у самой кормы. Волна перевернула судно. За три минуты до этого он успел выбросить за борт надувной плот с радиомаяком. Все четверо членов его команды спаслись в ту штормовую ночь.
Рюрик Гнедич осторожно двинулся вперед. Среди обломков валялось несколько контейнеров. Один из них не сгорел. Точнее, внешний контейнер обуглился до черноты, а вот внутри него что-то блестело.
Рюрик подошел. В сгоревшем контейнере находился еще один из какого-то металла, обшивка его треснула и разошлась. Внутри полно битого стекла.
И там было еще что-то, закрытое, запаянное, а теперь такое незащищенное, доступное.
Рюрик Гнедич отложил ружье, опустился на колени и с любопытством наклонился над разбитым контейнером.
Глава 5
Пальба
Наши дни. Подмосковье.
Окрестности учебного аэродрома «Райки»
В час пополуночи на учебном аэродроме «Райки», официально закрытом еще в пятницу для полетов и тренировок по причине ремонта взлетной полосы, уже не велось никаких ремонтных работ. Техника – бульдозер, асфальтоукладчик – покинула территорию аэродрома в девять часов.
Но закрытый для полетов аэродром не дремал. Два техника, диспетчер и двое охранников курили на летном поле, вдали от постылых табличек «Не курить! Опасно!».
Диспетчер то и дело поглядывал на моднейшие дорогие наручные часы.
– По всем существующим нормам они уже должны подъехать.
– Сорок минут уже лишних ждем, – сказал техник, зевая во весь рот. – Я всю ночь их тут караулить не нанимался. Самолет заправлен, готов к полету. А что, летчик у них свой, что ли?
– Вроде как свой, – ответил диспетчер.
– Интересно, а кто нам тогда самолет обратно перегонит? Ну, в смысле потом?
– Перегонят, там не оставят. И вообще это не наше дело. Нам платят за подготовку полета. И за то, чтобы аэродром был чистый, без разных там любопытствующих.
– Это ж надо взять и закрыть аэродром на столько дней. И все для того, чтобы какая-то фигня улетела, себя потешила, – не унимался техник, – и что, разрешение на ночной полет есть?
– Все у них есть. Сейчас, наверное, приедут.
В эту минуту, когда техник снова открыл рот, чтобы одновременно зевнуть и потом возразить, раздался сильный взрыв.
Они не поняли сначала даже, где это – в поселке, за лесом, на шоссе?
А потом сухо и отчетливо защелкали выстрелы. Бах-бах-бах! И автоматная очередь – словно град железный ударил по жести.
– Полундра, это что же? Стреляют?! Где это?
– В лесу!
– Да не, это со стороны дороги!
Техники, диспетчер загалдели все разом. Молодой охранник сунулся было:
– Я побегу посмотрю!
– Стой, не смей, слышишь? Еще не хватало, чтоб тебя там убили. Звони в полицию!
Автоматная очередь, затем еще одна. И лишь эхо над темным аэродромом.
– Алло, ОВД… полиция? Это с аэродрома «Райки» звоню. Немедленно приезжайте, у нас тут прямо война какая-то, стреляют! Ах, вам уже с дач звонили и из поселка тоже… Едете уже? Они сказали, что уже выехали на место, – охранник оторвал от уха мобильный.
Все стихло в ночи. В лесу, на шоссе, над аэродромом.
Словно и не стрелял никто и нигде. Словно все это почудилось, приснилось. Но ведь не спали же они.
– Я все-таки пойду гляну, хоть за ворота выйду, – молодому охраннику не терпелось поучаствовать в событиях, которые он лишь слышал, но не видел.
– Не смей, я сказал, то есть один не ходи, – старший из всей компании по должности – диспетчер – сунул в рот сигарету. – Мы все сейчас выйдем за ворота, посмотрим, оценим обстановку.
Они двинулись через летное поле в направлении ангаров, конторы-диспетчерской и главных ворот. Шли неторопливо. Никому особо не хотелось покидать территорию аэродрома.
– Разборка. Братва счеты сводит, – техник прислушался. – Ишь ты, словно умерло все. А это что?
– Это сова кричит, – молодой охранник разбирался в орнитологии.
– Стрелка бандитская, точно, – гнул свое техник. – Наши-то заказчики-пассажиры где?
Они подошли к воротам, и в эту самую минуту на шоссе вдали показались огни фар.
– Едут, если они не в курсе, не слышали ничего, то мы им ничего и не скажем. Приехали – улетели. А разборка, стрелка – это не их дело, потому что…
Вой полицейских сирен оглушил. Вереница полицейских машин, сияя мигалками, мчалась по шоссе мимо аэродрома.
– Эй, это мы вам звонили! Мы вас вызвали! Там стреляли и что-то взорвалось! – Торопыга охранник ринулся к воротам, распахнул их настежь.
Но полицейские машины промчались мимо на огромной скорости. И вот лишь красные габаритные огни в ночи.
И тут внезапно где-то там, куда они так стремились, раздался еще один сильный взрыв. И что-то треснуло и грохнуло так, что техники и диспетчер в ужасе застыли на месте.
И лишь неугомонный молодой охранник, подстегиваемый любопытством и страхом, как черт из табакерки выскочил на дорогу.
– Мост! Там мост через речку взорвали! – истошно завопил он в следующую минуту. – Одна тачка ментовская перевернулась! Айда туда, надо помочь! И тащите огнетушители, если там машины загорятся, то нам тут всем на аэродроме кранты, у нас сколько горючего в ангарах!
Окрестности учебного аэродрома «Райки»
В час пополуночи на учебном аэродроме «Райки», официально закрытом еще в пятницу для полетов и тренировок по причине ремонта взлетной полосы, уже не велось никаких ремонтных работ. Техника – бульдозер, асфальтоукладчик – покинула территорию аэродрома в девять часов.
Но закрытый для полетов аэродром не дремал. Два техника, диспетчер и двое охранников курили на летном поле, вдали от постылых табличек «Не курить! Опасно!».
Диспетчер то и дело поглядывал на моднейшие дорогие наручные часы.
– По всем существующим нормам они уже должны подъехать.
– Сорок минут уже лишних ждем, – сказал техник, зевая во весь рот. – Я всю ночь их тут караулить не нанимался. Самолет заправлен, готов к полету. А что, летчик у них свой, что ли?
– Вроде как свой, – ответил диспетчер.
– Интересно, а кто нам тогда самолет обратно перегонит? Ну, в смысле потом?
– Перегонят, там не оставят. И вообще это не наше дело. Нам платят за подготовку полета. И за то, чтобы аэродром был чистый, без разных там любопытствующих.
– Это ж надо взять и закрыть аэродром на столько дней. И все для того, чтобы какая-то фигня улетела, себя потешила, – не унимался техник, – и что, разрешение на ночной полет есть?
– Все у них есть. Сейчас, наверное, приедут.
В эту минуту, когда техник снова открыл рот, чтобы одновременно зевнуть и потом возразить, раздался сильный взрыв.
Они не поняли сначала даже, где это – в поселке, за лесом, на шоссе?
А потом сухо и отчетливо защелкали выстрелы. Бах-бах-бах! И автоматная очередь – словно град железный ударил по жести.
– Полундра, это что же? Стреляют?! Где это?
– В лесу!
– Да не, это со стороны дороги!
Техники, диспетчер загалдели все разом. Молодой охранник сунулся было:
– Я побегу посмотрю!
– Стой, не смей, слышишь? Еще не хватало, чтоб тебя там убили. Звони в полицию!
Автоматная очередь, затем еще одна. И лишь эхо над темным аэродромом.
– Алло, ОВД… полиция? Это с аэродрома «Райки» звоню. Немедленно приезжайте, у нас тут прямо война какая-то, стреляют! Ах, вам уже с дач звонили и из поселка тоже… Едете уже? Они сказали, что уже выехали на место, – охранник оторвал от уха мобильный.
Все стихло в ночи. В лесу, на шоссе, над аэродромом.
Словно и не стрелял никто и нигде. Словно все это почудилось, приснилось. Но ведь не спали же они.
– Я все-таки пойду гляну, хоть за ворота выйду, – молодому охраннику не терпелось поучаствовать в событиях, которые он лишь слышал, но не видел.
– Не смей, я сказал, то есть один не ходи, – старший из всей компании по должности – диспетчер – сунул в рот сигарету. – Мы все сейчас выйдем за ворота, посмотрим, оценим обстановку.
Они двинулись через летное поле в направлении ангаров, конторы-диспетчерской и главных ворот. Шли неторопливо. Никому особо не хотелось покидать территорию аэродрома.
– Разборка. Братва счеты сводит, – техник прислушался. – Ишь ты, словно умерло все. А это что?
– Это сова кричит, – молодой охранник разбирался в орнитологии.
– Стрелка бандитская, точно, – гнул свое техник. – Наши-то заказчики-пассажиры где?
Они подошли к воротам, и в эту самую минуту на шоссе вдали показались огни фар.
– Едут, если они не в курсе, не слышали ничего, то мы им ничего и не скажем. Приехали – улетели. А разборка, стрелка – это не их дело, потому что…
Вой полицейских сирен оглушил. Вереница полицейских машин, сияя мигалками, мчалась по шоссе мимо аэродрома.
– Эй, это мы вам звонили! Мы вас вызвали! Там стреляли и что-то взорвалось! – Торопыга охранник ринулся к воротам, распахнул их настежь.
Но полицейские машины промчались мимо на огромной скорости. И вот лишь красные габаритные огни в ночи.
И тут внезапно где-то там, куда они так стремились, раздался еще один сильный взрыв. И что-то треснуло и грохнуло так, что техники и диспетчер в ужасе застыли на месте.
И лишь неугомонный молодой охранник, подстегиваемый любопытством и страхом, как черт из табакерки выскочил на дорогу.
– Мост! Там мост через речку взорвали! – истошно завопил он в следующую минуту. – Одна тачка ментовская перевернулась! Айда туда, надо помочь! И тащите огнетушители, если там машины загорятся, то нам тут всем на аэродроме кранты, у нас сколько горючего в ангарах!
Глава 6
Ночное приключение
Шорох осыпающейся земли, треск корней – и земля уходит из-под ног. Склон таежной сопки словно в фантастическом сне начинает подниматься, подниматься, заслоняя собой утреннее небо – вместе с лесом, мхами, дерном, хвоей, разбросанными тут и там валунами.
Внутри сопки взору открывается туннель – асфальтированная дорога, две широких полосы. БТР въезжает внутрь, а навстречу тоже движутся БТР, грузовики с солдатами в костюмах радиационной и химической защиты, машины-амфибии и вездеходы колоссальных размеров.
БТР по подземному шоссе едет в самые недра горы, и вы, потрясенный, видите… что же вы видите там, внутри?
Огромное пустое пространство. Сопка полая, это вроде как купол над гигантским залом. Что-то вроде сборочного цеха или подземного секретного завода, но сейчас тут нет никакого производства.
Потрясающая воображение законсервированная военная база времен «холодной войны». Как вы потом узнаете, БРА – база ремонта авиадвигателей.
«Бывало, едем сюда по дороге, а спутник там… ну там, сам знаешь где, уже следит… Сто метров проехали, стоп, глуши мотор, чтобы спутник не засек».
В глуши, в черневой тайге, в горах – и такое сооружение. Но сейчас тут никакого производства, это законсервированная военная база «на всякий случай». Склад техники быстрого развертывания.
На такой случай, вот как сейчас, ведь не каждый день с неба падают космические корабли.
Сергей Мещерский… свет прожекторов еще слепил его глаза там, в подземелье, и легкие были заполнены выхлопными газами военной техники, с ревом двигавшейся из недр сопки наружу. Он ощущал под собой холодную броню БТР, на котором сидел, и слышал, как по рации на груди старшего офицера в костюме химзащиты без знаков различия звучали хриплые команды… Так вот, видя, слыша, чувствуя все это и тот пряный холодок страха и любопытства, царапающий его позвоночник, он лишь крепче сжал в руке китайские палочки для еды и ткнул ими…
– Сереженька, официант тебе суп принес, как ты и заказывал. Отложи палочки, возьми ложку. Где ты все витаешь? Ты совсем не слушаешь, что я тебе говорю.
Все ушло, все пропало. Склон таежной сопки захлопнулся. И они… он, Мещерский, и великий тубаларский шаман Матвей Жадов остались внутри, на этой законсервированной базе времен «холодной войны». А тут за уютным столиком китайского ресторана сидел совсем другой Сергей Мещерский, он отложил палочки, послушно взял фарфоровую китайскую ложку.
Супчик том-ям. И улыбнулся сидевшей напротив него Кате.
Катя – Екатерина Петровская, капитан полиции и криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области – смотрела на него с сочувствием.
Улыбается Сережечка Мещерский, улыбается нежно и рассеянно. А сам он где – бог весть, только не здесь, в своих думах.
Друг детства, такой, что водой не разлить. Правда, не ее, а Драгоценного В.А., то есть мужа Вадима Кравченко, который именуется так на домашнем жаргоне до сих пор, несмотря на то, что он в принципе уже муж бывший.
Мой бывший. Не ваш.
А вы молчите, если ничего не знаете.
Катя вздохнула. Охо-хо… грехи наши на веревочке…
Впрочем, эта фразочка из репертуара того же Драгоценного, как и прозвище, как и многое другое. Как и этот вот ее визави Сережечка Мещерский. Давно не виделись с милейшим Мещерским. С того самого дня, кажется, когда он в коридоре ОВИР, куда Катя ездила за новым загранпаспортом, чтобы ехать в Германию и обговаривать там с Драгоценным условия расторжения их брака, топал ногами, сначала шипел, а потом и вообще кричал на нее – блажил: «Я не позволю тебе с ним развестись! Ты не можешь его бросить, не смеешь его бросить. Это подло. Думаешь, я на тебе женюсь? Так вот – я на тебе не женюсь!!»
И все в таком духе, таком разрезе…
Ох, отчего же так все сложно?
Сто лет ведь знали друг друга. И Кате всегда казалось, что уж милейший Сережка Мещерский у нее вот где. Стоит лишь пальчиком его вот так поманить однажды, и он…
Маленькие парни наполеоновского роста боготворят высоких девиц на шпильках.
Однако, как видите, в своих оценках и предположениях Катя ошиблась. И сейчас ей хотелось лишь одного: чтобы с Сереженькой Мещерским у них стало все как прежде. Дружба это ведь такое сокровище. И сколько бы новых друзей вы ни приобретали по жизни, сердце ваше принадлежит без остатка друзьям старым.
О том, что они «не виделись с того самого скандала в ОВИР», Катя, пожалуй, загнула. Они, конечно, виделись, и Мещерский звонил ей – в основном для того, чтобы как по испорченному телефону передать ей то, что опять же по мобильном сказал ему Драгоценный из своего забугорного «далека».
Муж Вадим Кравченко бессменно теперь находился при своем работодателе, старом и хвором олигархе Чугунове, который лечился за границей от своих многочисленных болезней и уже прямо во всех разговорах, письмах и публичных речах называл своего начальника личной охраны Вадима Кравченко «сынок».
Мой сын… у старого хворого Чугунова не было детей. В самом начале своей службы у Чугунова Драгоценный терпеть его не мог. А теперь через столько лет, через столько клиник, госпиталей, операций, санаториев относился к нему как к больному беспомощному отцу.
Кто поймет мужчин? Кто влезет в их мозги? Катя как-то осталась в стороне от всех этих сложных мужских взаимоотношений.
Впрочем, в их расставании с Драгоценным было две трети ее вины. Она ведь первая изменила мужу.
А теперь вот Сережечка Мещерский после стольких своих странствий и путешествий внезапно возник и пригласил ее в китайский ресторанчик.
Где сидит и мечтает – явно не о ней. И даже не слушает, что она говорит.
Эта его нелепая борода… И как можно ходить парню по Москве бородатым?! Ладно в экспедициях, где его там носило эти полтора года – на Алтай, кажется, потом в Китай, в Монголию, затем в Пакистан.
– Когда ты бороду сбреешь? – спросила Катя прямо.
– Что? А, бороду… тебе не нравится? А некоторые говорят, мне идет.
Некоторые говорят…
Не хотела Катя, а так вся и всколыхнулась. Ясно, кто эти «некоторые».
Это та девица, что говорит этакой сорочьей скороговоркой по телефону: «Алле! Алле!» Как-то Катя сама позвонила Мещерскому домой – в квартирку с географическими картами на стенах вместо обоев, которую они так любили за уют и беспорядок когда-то и которая тоже словно канула в небытие. А трубку сняла какая-то бабенка… нет, ну понять-то можно Сережку, конечно, все имеют право на личную жизнь, но Катя тогда едва не грохнула мобильный об стену с досады.
Ей всегда казалось, что маленький деликатный Сережечка Мещерский пришпилен к ее юбке. И так будет вечно.
Увы, увы…
Потом Мещерский, как видно, спохватился и стал объяснять, плести какую-то историю. Та, мол, что у меня дома, это Инга. Ей просто в Москве остановиться не у кого, она из Новосибирска прилетела только что.
Катя сказала, что ничего не имеет против. Развлекайся!
Но Мещерский пустился в дальнейшие объяснения. Это, мол, совсем не то, что ты думаешь.
Да я и не думаю ничего.
Нет, это совсем, совсем не то. То есть там, на Алтае, она пыталась, и кое-что, конечно, было. Я ведь мужчина!
Кто бы спорил, Сережечка!
Но даже тогда ничего серьезного не было, потому что у Инги есть… то есть был парень. Рюрик Гнедич его звали, он в прошлом моряк, а сейчас мой компаньон по турбизнесу и друг.
Это называется любовный треугольник – вставила тогда, помнится, бессердечная Катя.
Да нет, это совсем, совсем не то. Ее парень Рюрик пропал в тайге в то лето. Ну, я тебе рассказывал, когда на Алтае упал «Прогресс». И до сих пор Рюрика не нашли. Так вот она, Инга, все кабинеты уже обошла, сто жалоб написала, мол, никаких мер для розыска без вести пропавшего не принимается. А теперь приехала жаловаться в Москву в МВД и Генпрокуратуру.
Она заявление написала, Катя, ты ей поможешь передать в МВД, чтобы там под сукно не положили?
Мещерский объяснял все это как-то путано. И выходило все как-то неправдоподобно. Ну да, космический аппарат «Прогресс» на Алтае падал, кто же об этом не слышал? И товарищ их в тот август как раз пропал в тайге. Это беда, ничего не скажешь. Но сколько времени с тех пор прошло?
Катя тогда забрала заявление Инги у Мещерского и сама пошла по инстанциям в МВД и даже начальника управления розыска полковника Гущина просила позвонить в Генпрокуратуру знакомым прокурорам, чтобы заявление рассмотрели скорейшим образом.
Но все лишь руками разводили. Без вести пропавший в тайге! Такой срок! Что можно сделать сейчас, если тогда столько искали и не нашли.
– Ты сказал: Инга опять звонила из Новосибирска, спрашивала, нет ли новостей. А я ответила тебе: если там нет новостей, какие же новости здесь? – Катя терпеливо, как ребенку, начала повторять Мещерскому все сначала, все, что он пропустил с того самого места, когда официант забрал у него пустую тарелку с закуской и принес суп том-ям. – Это же пропавший без вести. И они еще тогда мне в министерстве сказали: ну что вы хотите, это же тайга.
– Я понимаю, – Мещерский зачерпнул ложку супа. – В глубине души я уже тоже не надеюсь. Но вот Инга… Понимаешь, у нее брат двоюродный – шаман. То есть все это глупости, он не настоящий алтайский шаман, это все так, фольклорные шутки для туристов. Но там, на военной базе, куда нас с ним привезли в тот день… понимаешь, у него было видение. То есть я неправильно выразился, не видение, а… предчувствие, что ли… Что-то нехорошее произошло в тайге. Так он мне сказал тогда. И вот теперь Инга, она потому и звонит, что… у нее тоже предчувствие, так она мне говорит, что Рюрик не погиб. Он не умер там, в тайге. Они ведь любили друг друга. Она говорит, что чувствует это, когда он ей снится.
– Прости, на какой еще военной базе?
– Это я не могу сказать. С нас подписку взяли о неразглашении.
– Так, ладно, хорошо, – Катя решила ему не перечить, когда он в таком вот состоянии полупрострации. – Времени прошло очень много с тех пор. Но если надеяться на лучшее, может, этот ваш Рюрик тогда выбрался из тайги и просто решил слинять, бросил Ингу и куда-то уехал…
Мещерский ел суп.
– Такой вариант возможен? – спросила Катя.
– В принципе, да. Но женщине это ведь трудно принять. А мне… чтобы я ей такое стал говорить про Рюрика? Порочить его? Да никогда.
– Сереж, а ты знаешь, сколько уже времени? Сколько мы тут с тобой ужинаем при свечах? – Катя покачала головой. – Ночь.
– Я тебя сейчас домой отвезу.
– Конечно, ты вон и не пьяненький совсем.
– Что, думала, я там окончательно спился в своих экспедициях?
– Нет, что ты. Правда, когда ты уехал в Пакистан и вдруг мне позвонил из Карачи, я дико беспокоилась, там же неспокойно. Какой туризм может быть там сейчас? А на Алтае тайга, одни комары.
– Там очень красиво, Катя. И там есть все для экотуризма. Ты должна поехать туда.
– С подружкой Анфисой?
– Да, и со мной. А когда Вадька приедет, то мы отправимся туда все вместе.
У Кати вдруг защипало в глазах. Вот и вернулось все… на долю секунды все стало как прежде. Нет, это лишь иллюзия.
Звонок мобильного.
Кто это в такой час? В выходной, в воскресенье?
– Екатерина, алло! Это Голубяткин с дежурной части. Конечно, может, я не вовремя – поздно уже очень и вы… то есть ты спишь уже.
– Я не сплю, привет, что случилось?
Помощник дежурного по главку Голубяткин – человек неравнодушный к славе в СМИ. Катя однажды сделала о нем репортаж для «Криминального вестника Подмосковья» – не о работе дежурной части, а форменным образом о роли помощника Голубяткина в организации работы дежурной части – улавливаете разницу? И с тех пор навсегда забрала его мужественное, но трепетное к славе сердце в плен. Уже дважды он «наводил» ее на интересные происшествия, и она являлась на место преступления, даже слегка пугая старого бывалого шефа криминальной полиции полковника Гущина своей вездесущностью.
И вот сейчас, кажется, тоже нечто… только на часах-то уже за полночь.
– Небывалое дело у нас, – шепотом доложил Голубяткин в мобильный. – Поворот от учебного аэродрома «Райки» – знаешь это место? Вот там, в двух километрах от дачных участков.
– А что стряслось в Райках?
– Мало того что на полицейские машины совершено настоящее нападение. Там мост через речку взорвали, так что теперь ехать надо сначала по Щелковскому, а потом поворот делать налево у железнодорожного переезда.
– Кто напал? Это криминальная разборка?
– Информация пока сюда приходит крайне противоречивая, – Голубяткин совсем снизил голос до свиста. – С района докладывают – очень странная картина происшествия. Никогда такого видеть не приходилось.
– Ладно, спасибо за информацию, – вздохнула Катя.
Вот ведь жизнь криминального обозревателя пресс-центра ГУВД! Ну что ты скажешь – китайский ресторан, свечи, музон негромкий, хоть до утра танцуй-веселись. И приятель, вернувшийся из дальних странствий, сидит напротив, глазами моргает удивленно. А вы… а я…
– Катя, ты куда это?
– Мне срочно надо ехать, у нас ЧП.
– Куда ехать? Ночь ведь уже, завтра утром и…
– Какое утром, там что-то небывалое. Я должна ехать сейчас. И это хорошо, что ты не напился. Ты ведь на машине, Сережа?
– Я да… то есть… ты хочешь, чтобы я ехал с тобой?
– А кто меня повезет в Райки? Такси, что ли? – спросила Катя капризно и с вызовом, как в старые добрые времена. – И потом, полковник Гущин тебя помнит, так что не прогонит с места происшествия взашей.
Мещерский расплатился, не доев супчик том-ям (какого черта есть тайские похлебки на ночь глядя?).
Они сели в его машину и поехали. Никаких пробок. Москва приготовила им «зеленую волну» до самой МКАД.
А дальше…
Катя достала из сумки планшетник. Где аэродром «Райки», она помнит, места там красивые, живописные. Но лучше довериться навигатору. Она задала пункт назначения, и андроид начал деловито прокладывать путь, словно в сказке сыпать хлебные крошки, заманивая их далеко-далеко, в самую чащу, самую гущу невероятных событий.
Быть может, чудовищу в алчную пасть.
Внутри сопки взору открывается туннель – асфальтированная дорога, две широких полосы. БТР въезжает внутрь, а навстречу тоже движутся БТР, грузовики с солдатами в костюмах радиационной и химической защиты, машины-амфибии и вездеходы колоссальных размеров.
БТР по подземному шоссе едет в самые недра горы, и вы, потрясенный, видите… что же вы видите там, внутри?
Огромное пустое пространство. Сопка полая, это вроде как купол над гигантским залом. Что-то вроде сборочного цеха или подземного секретного завода, но сейчас тут нет никакого производства.
Потрясающая воображение законсервированная военная база времен «холодной войны». Как вы потом узнаете, БРА – база ремонта авиадвигателей.
«Бывало, едем сюда по дороге, а спутник там… ну там, сам знаешь где, уже следит… Сто метров проехали, стоп, глуши мотор, чтобы спутник не засек».
В глуши, в черневой тайге, в горах – и такое сооружение. Но сейчас тут никакого производства, это законсервированная военная база «на всякий случай». Склад техники быстрого развертывания.
На такой случай, вот как сейчас, ведь не каждый день с неба падают космические корабли.
Сергей Мещерский… свет прожекторов еще слепил его глаза там, в подземелье, и легкие были заполнены выхлопными газами военной техники, с ревом двигавшейся из недр сопки наружу. Он ощущал под собой холодную броню БТР, на котором сидел, и слышал, как по рации на груди старшего офицера в костюме химзащиты без знаков различия звучали хриплые команды… Так вот, видя, слыша, чувствуя все это и тот пряный холодок страха и любопытства, царапающий его позвоночник, он лишь крепче сжал в руке китайские палочки для еды и ткнул ими…
– Сереженька, официант тебе суп принес, как ты и заказывал. Отложи палочки, возьми ложку. Где ты все витаешь? Ты совсем не слушаешь, что я тебе говорю.
Все ушло, все пропало. Склон таежной сопки захлопнулся. И они… он, Мещерский, и великий тубаларский шаман Матвей Жадов остались внутри, на этой законсервированной базе времен «холодной войны». А тут за уютным столиком китайского ресторана сидел совсем другой Сергей Мещерский, он отложил палочки, послушно взял фарфоровую китайскую ложку.
Супчик том-ям. И улыбнулся сидевшей напротив него Кате.
Катя – Екатерина Петровская, капитан полиции и криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области – смотрела на него с сочувствием.
Улыбается Сережечка Мещерский, улыбается нежно и рассеянно. А сам он где – бог весть, только не здесь, в своих думах.
Друг детства, такой, что водой не разлить. Правда, не ее, а Драгоценного В.А., то есть мужа Вадима Кравченко, который именуется так на домашнем жаргоне до сих пор, несмотря на то, что он в принципе уже муж бывший.
Мой бывший. Не ваш.
А вы молчите, если ничего не знаете.
Катя вздохнула. Охо-хо… грехи наши на веревочке…
Впрочем, эта фразочка из репертуара того же Драгоценного, как и прозвище, как и многое другое. Как и этот вот ее визави Сережечка Мещерский. Давно не виделись с милейшим Мещерским. С того самого дня, кажется, когда он в коридоре ОВИР, куда Катя ездила за новым загранпаспортом, чтобы ехать в Германию и обговаривать там с Драгоценным условия расторжения их брака, топал ногами, сначала шипел, а потом и вообще кричал на нее – блажил: «Я не позволю тебе с ним развестись! Ты не можешь его бросить, не смеешь его бросить. Это подло. Думаешь, я на тебе женюсь? Так вот – я на тебе не женюсь!!»
И все в таком духе, таком разрезе…
Ох, отчего же так все сложно?
Сто лет ведь знали друг друга. И Кате всегда казалось, что уж милейший Сережка Мещерский у нее вот где. Стоит лишь пальчиком его вот так поманить однажды, и он…
Маленькие парни наполеоновского роста боготворят высоких девиц на шпильках.
Однако, как видите, в своих оценках и предположениях Катя ошиблась. И сейчас ей хотелось лишь одного: чтобы с Сереженькой Мещерским у них стало все как прежде. Дружба это ведь такое сокровище. И сколько бы новых друзей вы ни приобретали по жизни, сердце ваше принадлежит без остатка друзьям старым.
О том, что они «не виделись с того самого скандала в ОВИР», Катя, пожалуй, загнула. Они, конечно, виделись, и Мещерский звонил ей – в основном для того, чтобы как по испорченному телефону передать ей то, что опять же по мобильном сказал ему Драгоценный из своего забугорного «далека».
Муж Вадим Кравченко бессменно теперь находился при своем работодателе, старом и хвором олигархе Чугунове, который лечился за границей от своих многочисленных болезней и уже прямо во всех разговорах, письмах и публичных речах называл своего начальника личной охраны Вадима Кравченко «сынок».
Мой сын… у старого хворого Чугунова не было детей. В самом начале своей службы у Чугунова Драгоценный терпеть его не мог. А теперь через столько лет, через столько клиник, госпиталей, операций, санаториев относился к нему как к больному беспомощному отцу.
Кто поймет мужчин? Кто влезет в их мозги? Катя как-то осталась в стороне от всех этих сложных мужских взаимоотношений.
Впрочем, в их расставании с Драгоценным было две трети ее вины. Она ведь первая изменила мужу.
А теперь вот Сережечка Мещерский после стольких своих странствий и путешествий внезапно возник и пригласил ее в китайский ресторанчик.
Где сидит и мечтает – явно не о ней. И даже не слушает, что она говорит.
Эта его нелепая борода… И как можно ходить парню по Москве бородатым?! Ладно в экспедициях, где его там носило эти полтора года – на Алтай, кажется, потом в Китай, в Монголию, затем в Пакистан.
– Когда ты бороду сбреешь? – спросила Катя прямо.
– Что? А, бороду… тебе не нравится? А некоторые говорят, мне идет.
Некоторые говорят…
Не хотела Катя, а так вся и всколыхнулась. Ясно, кто эти «некоторые».
Это та девица, что говорит этакой сорочьей скороговоркой по телефону: «Алле! Алле!» Как-то Катя сама позвонила Мещерскому домой – в квартирку с географическими картами на стенах вместо обоев, которую они так любили за уют и беспорядок когда-то и которая тоже словно канула в небытие. А трубку сняла какая-то бабенка… нет, ну понять-то можно Сережку, конечно, все имеют право на личную жизнь, но Катя тогда едва не грохнула мобильный об стену с досады.
Ей всегда казалось, что маленький деликатный Сережечка Мещерский пришпилен к ее юбке. И так будет вечно.
Увы, увы…
Потом Мещерский, как видно, спохватился и стал объяснять, плести какую-то историю. Та, мол, что у меня дома, это Инга. Ей просто в Москве остановиться не у кого, она из Новосибирска прилетела только что.
Катя сказала, что ничего не имеет против. Развлекайся!
Но Мещерский пустился в дальнейшие объяснения. Это, мол, совсем не то, что ты думаешь.
Да я и не думаю ничего.
Нет, это совсем, совсем не то. То есть там, на Алтае, она пыталась, и кое-что, конечно, было. Я ведь мужчина!
Кто бы спорил, Сережечка!
Но даже тогда ничего серьезного не было, потому что у Инги есть… то есть был парень. Рюрик Гнедич его звали, он в прошлом моряк, а сейчас мой компаньон по турбизнесу и друг.
Это называется любовный треугольник – вставила тогда, помнится, бессердечная Катя.
Да нет, это совсем, совсем не то. Ее парень Рюрик пропал в тайге в то лето. Ну, я тебе рассказывал, когда на Алтае упал «Прогресс». И до сих пор Рюрика не нашли. Так вот она, Инга, все кабинеты уже обошла, сто жалоб написала, мол, никаких мер для розыска без вести пропавшего не принимается. А теперь приехала жаловаться в Москву в МВД и Генпрокуратуру.
Она заявление написала, Катя, ты ей поможешь передать в МВД, чтобы там под сукно не положили?
Мещерский объяснял все это как-то путано. И выходило все как-то неправдоподобно. Ну да, космический аппарат «Прогресс» на Алтае падал, кто же об этом не слышал? И товарищ их в тот август как раз пропал в тайге. Это беда, ничего не скажешь. Но сколько времени с тех пор прошло?
Катя тогда забрала заявление Инги у Мещерского и сама пошла по инстанциям в МВД и даже начальника управления розыска полковника Гущина просила позвонить в Генпрокуратуру знакомым прокурорам, чтобы заявление рассмотрели скорейшим образом.
Но все лишь руками разводили. Без вести пропавший в тайге! Такой срок! Что можно сделать сейчас, если тогда столько искали и не нашли.
– Ты сказал: Инга опять звонила из Новосибирска, спрашивала, нет ли новостей. А я ответила тебе: если там нет новостей, какие же новости здесь? – Катя терпеливо, как ребенку, начала повторять Мещерскому все сначала, все, что он пропустил с того самого места, когда официант забрал у него пустую тарелку с закуской и принес суп том-ям. – Это же пропавший без вести. И они еще тогда мне в министерстве сказали: ну что вы хотите, это же тайга.
– Я понимаю, – Мещерский зачерпнул ложку супа. – В глубине души я уже тоже не надеюсь. Но вот Инга… Понимаешь, у нее брат двоюродный – шаман. То есть все это глупости, он не настоящий алтайский шаман, это все так, фольклорные шутки для туристов. Но там, на военной базе, куда нас с ним привезли в тот день… понимаешь, у него было видение. То есть я неправильно выразился, не видение, а… предчувствие, что ли… Что-то нехорошее произошло в тайге. Так он мне сказал тогда. И вот теперь Инга, она потому и звонит, что… у нее тоже предчувствие, так она мне говорит, что Рюрик не погиб. Он не умер там, в тайге. Они ведь любили друг друга. Она говорит, что чувствует это, когда он ей снится.
– Прости, на какой еще военной базе?
– Это я не могу сказать. С нас подписку взяли о неразглашении.
– Так, ладно, хорошо, – Катя решила ему не перечить, когда он в таком вот состоянии полупрострации. – Времени прошло очень много с тех пор. Но если надеяться на лучшее, может, этот ваш Рюрик тогда выбрался из тайги и просто решил слинять, бросил Ингу и куда-то уехал…
Мещерский ел суп.
– Такой вариант возможен? – спросила Катя.
– В принципе, да. Но женщине это ведь трудно принять. А мне… чтобы я ей такое стал говорить про Рюрика? Порочить его? Да никогда.
– Сереж, а ты знаешь, сколько уже времени? Сколько мы тут с тобой ужинаем при свечах? – Катя покачала головой. – Ночь.
– Я тебя сейчас домой отвезу.
– Конечно, ты вон и не пьяненький совсем.
– Что, думала, я там окончательно спился в своих экспедициях?
– Нет, что ты. Правда, когда ты уехал в Пакистан и вдруг мне позвонил из Карачи, я дико беспокоилась, там же неспокойно. Какой туризм может быть там сейчас? А на Алтае тайга, одни комары.
– Там очень красиво, Катя. И там есть все для экотуризма. Ты должна поехать туда.
– С подружкой Анфисой?
– Да, и со мной. А когда Вадька приедет, то мы отправимся туда все вместе.
У Кати вдруг защипало в глазах. Вот и вернулось все… на долю секунды все стало как прежде. Нет, это лишь иллюзия.
Звонок мобильного.
Кто это в такой час? В выходной, в воскресенье?
– Екатерина, алло! Это Голубяткин с дежурной части. Конечно, может, я не вовремя – поздно уже очень и вы… то есть ты спишь уже.
– Я не сплю, привет, что случилось?
Помощник дежурного по главку Голубяткин – человек неравнодушный к славе в СМИ. Катя однажды сделала о нем репортаж для «Криминального вестника Подмосковья» – не о работе дежурной части, а форменным образом о роли помощника Голубяткина в организации работы дежурной части – улавливаете разницу? И с тех пор навсегда забрала его мужественное, но трепетное к славе сердце в плен. Уже дважды он «наводил» ее на интересные происшествия, и она являлась на место преступления, даже слегка пугая старого бывалого шефа криминальной полиции полковника Гущина своей вездесущностью.
И вот сейчас, кажется, тоже нечто… только на часах-то уже за полночь.
– Небывалое дело у нас, – шепотом доложил Голубяткин в мобильный. – Поворот от учебного аэродрома «Райки» – знаешь это место? Вот там, в двух километрах от дачных участков.
– А что стряслось в Райках?
– Мало того что на полицейские машины совершено настоящее нападение. Там мост через речку взорвали, так что теперь ехать надо сначала по Щелковскому, а потом поворот делать налево у железнодорожного переезда.
– Кто напал? Это криминальная разборка?
– Информация пока сюда приходит крайне противоречивая, – Голубяткин совсем снизил голос до свиста. – С района докладывают – очень странная картина происшествия. Никогда такого видеть не приходилось.
– Ладно, спасибо за информацию, – вздохнула Катя.
Вот ведь жизнь криминального обозревателя пресс-центра ГУВД! Ну что ты скажешь – китайский ресторан, свечи, музон негромкий, хоть до утра танцуй-веселись. И приятель, вернувшийся из дальних странствий, сидит напротив, глазами моргает удивленно. А вы… а я…
– Катя, ты куда это?
– Мне срочно надо ехать, у нас ЧП.
– Куда ехать? Ночь ведь уже, завтра утром и…
– Какое утром, там что-то небывалое. Я должна ехать сейчас. И это хорошо, что ты не напился. Ты ведь на машине, Сережа?
– Я да… то есть… ты хочешь, чтобы я ехал с тобой?
– А кто меня повезет в Райки? Такси, что ли? – спросила Катя капризно и с вызовом, как в старые добрые времена. – И потом, полковник Гущин тебя помнит, так что не прогонит с места происшествия взашей.
Мещерский расплатился, не доев супчик том-ям (какого черта есть тайские похлебки на ночь глядя?).
Они сели в его машину и поехали. Никаких пробок. Москва приготовила им «зеленую волну» до самой МКАД.
А дальше…
Катя достала из сумки планшетник. Где аэродром «Райки», она помнит, места там красивые, живописные. Но лучше довериться навигатору. Она задала пункт назначения, и андроид начал деловито прокладывать путь, словно в сказке сыпать хлебные крошки, заманивая их далеко-далеко, в самую чащу, самую гущу невероятных событий.
Быть может, чудовищу в алчную пасть.
Глава 7
«И часовые боялись…»
Навигатор довел их до места по подмосковным дорогам. И с Щелковского шоссе они свернули правильно, и потом не пропустили два поворота.
Вот показался синий дорожный указатель «Биокомбинат». Еще проехали километра три и свернули направо, получалось, что все время петляли.
– Раз мост у Райков поврежден, взорван, то вот так приходится, – Катя смотрела на темное шоссе. – Что-то я ничего не понимаю, речушка там, насколько я помню, узенькая, кому понадобилось мост взрывать и нападать на патрульные машины?
Навстречу по дороге им попадался транспорт, но редко, в основном все строительная техника и фуры.
И вот они снова свернули и сразу увидели впереди множество припаркованных у обочины полицейских машин и оцепление.
– Идем, сейчас все разузнаем, надо только Гущина найти.
Катя вылезла из машины и быстро зашагала в направлении оцепления.
Мещерский чуть отстал, закрывая машину. Потом огляделся. Шоссе, лес, темнота.
Ночью даже самый чахлый подмосковный лесок кажется непролазной чащей. Как и там, в Чое на подступах к Черному урочищу. Как и вокруг той военной базы в недрах горы.
Это случается только после очень долгих и лютых зим…
Плод гнева Эрлика выбирается наружу для охоты. И мы все его добыча.
Великий тубаларский шаман бьет в свой ритуальный бубен, отгоняя злых духов, но против плода гнева Эрлика он бессилен, потому что…
Потому что гнев Эрлика породил не духа, а нечто весьма реальное, материальное, исполненное голода и ярости.
И старожилы об этом знают. Там, в сельце Каракокша… уже после всего, когда их доставили с Матвеем Жадовым назад с той базы, когда они уже искали пропавшего Рюрика вместе с лесниками и участковым… так вот там однажды в местном кафе он спросил… Ну конечно, он спросил про эту законсервированную базу в горе. И оказалось, местные в курсе, более того, даже нашелся тот, кто когда-то работал там поваром на кухне.
И вот этот бывший повар, ныне бухгалтер местного лесхоза, сказал за рюмкой: в тайге все возможно. Бывало, там, у базы, выставят часовых. И вроде все ничего, а потом бац – один в обморок упал от страха. Часовые боялись стоять в лесу на посту одни. Потом уж всегда ставили по двое. Кого боялись? Может, и медведей, только… воображение-то порой с людьми шутки нехорошие шутит. Особенно в лесу. Мало ли что может привидеться ночью во тьме…
Вот показался синий дорожный указатель «Биокомбинат». Еще проехали километра три и свернули направо, получалось, что все время петляли.
– Раз мост у Райков поврежден, взорван, то вот так приходится, – Катя смотрела на темное шоссе. – Что-то я ничего не понимаю, речушка там, насколько я помню, узенькая, кому понадобилось мост взрывать и нападать на патрульные машины?
Навстречу по дороге им попадался транспорт, но редко, в основном все строительная техника и фуры.
И вот они снова свернули и сразу увидели впереди множество припаркованных у обочины полицейских машин и оцепление.
– Идем, сейчас все разузнаем, надо только Гущина найти.
Катя вылезла из машины и быстро зашагала в направлении оцепления.
Мещерский чуть отстал, закрывая машину. Потом огляделся. Шоссе, лес, темнота.
Ночью даже самый чахлый подмосковный лесок кажется непролазной чащей. Как и там, в Чое на подступах к Черному урочищу. Как и вокруг той военной базы в недрах горы.
Это случается только после очень долгих и лютых зим…
Плод гнева Эрлика выбирается наружу для охоты. И мы все его добыча.
Великий тубаларский шаман бьет в свой ритуальный бубен, отгоняя злых духов, но против плода гнева Эрлика он бессилен, потому что…
Потому что гнев Эрлика породил не духа, а нечто весьма реальное, материальное, исполненное голода и ярости.
И старожилы об этом знают. Там, в сельце Каракокша… уже после всего, когда их доставили с Матвеем Жадовым назад с той базы, когда они уже искали пропавшего Рюрика вместе с лесниками и участковым… так вот там однажды в местном кафе он спросил… Ну конечно, он спросил про эту законсервированную базу в горе. И оказалось, местные в курсе, более того, даже нашелся тот, кто когда-то работал там поваром на кухне.
И вот этот бывший повар, ныне бухгалтер местного лесхоза, сказал за рюмкой: в тайге все возможно. Бывало, там, у базы, выставят часовых. И вроде все ничего, а потом бац – один в обморок упал от страха. Часовые боялись стоять в лесу на посту одни. Потом уж всегда ставили по двое. Кого боялись? Может, и медведей, только… воображение-то порой с людьми шутки нехорошие шутит. Особенно в лесу. Мало ли что может привидеться ночью во тьме…