Чуть в стороне стояла «Скорая». Водителя не было, в полуосвещенной кабине сидел Харитонов.
Он писал что-то в блокноте, потом поднял голову, заметив Агнию.
– Вы с нами? – спросил он, распахнув дверь.
– Нет, – покачала она головой.
Харитонов спрыгнул из машины ей навстречу.
– А давайте с нами! – нахально улыбнулся он.
«Какой у него хриплый, грубый голос… Он совсем не похож на доктора. Скорее на уголовника. И Рауля ничем не напоминает!»
– А что вы завтра делаете, девушка?
– Я работаю, – сказала Агния. Было ясно, что Харитонов «кадрился» к ней, только вот совершенно напрасно – ведь она, Агния, не умела кокетничать и флиртовать. Она была проста и скучна. И пуглива. Овца.
– А после работы вы что делаете?
– Послушайте… – покраснев, отважно произнесла Агния. – Что вы делаете? Зачем вы ко мне пристаете? Разве вы не при исполнении?
– А разве вы – моя пациентка? – парировал тот.
– Нет, но…
Агния не успела договорить – из подъезда выкатился Антон Иванович, отец Инги, замахал руками перед Харитоновым:
– Все-все-все, спасибо! Мы никуда не едем! Нам хорошо! Агнюшечка, спасибо тебе еще раз… Доктор, поезжайте, нам лучше!
– Гриш, они что, они отказываются от госпитализации? – из-за угла вышла Вера Петровна, на ходу запахивая куртку, – в руках она держала блок сигарет. – Мужчина, ну это вы зря…
Агния не стала дослушивать, как препирается Харитонов с отцом Инги, и быстрым шагом направилась в сторону метро.
Она боялась Харитонова – точно так же, как накануне трепетала перед Ореховым. Если Орехов был похож на тигра, то Харитонов напомнил сейчас обезьяну. Не внешне, а повадкой. Какой-то циничный, грубый, откровенно сластолюбивый… Интересно, а как бы он повел себя, если бы узнал в ней соседку, дочь своего недруга – Бориса Николаевича Морозова? Уж, наверное, не посмел бы держаться так нахально…
И что самое забавное – если Харитонов сейчас не узнал ее, то что будет, когда он вновь увидит ее во дворе их дома… Ведь рано или поздно они столкнутся…
Странный, страшный мир мужчин. О них, о мужчинах, думаешь, они притягивают, но буквально после нескольких минут разговора понимаешь: с этими существами никогда не будешь счастлива…
…Отца в квартире не оказалось.
Он позвонил около десяти вечера:
– Хэлло, Долли! Ты дома?
– Да, папа.
– Ты меня не жди, я не приду.
– А мне выходить завтра на работу?
– А почему нет? – В голосе послышались раздраженные нотки. – Ты что, больна?
– Нет, я просто… – мгновенно стушевалась Агния. – Я буду. Я просто так спросила…
Отец положил трубку.
«Почему он сказал мне – «хэлло, Долли»? А, это наверное, из мюзикла, который они смотрели вчера с Полиной! Или… или он намекнул на овечку Долли».
Агния по совету парикмахерши воспользовалась феном с диффузором. Пока сушила волосы, страшно нервничала – казалось, что только мастер ей теперь может сделать красивую укладку.
Но нет, волосы после фена так мило вились, что этот «художественный беспорядок» выглядел даже лучше, чем вчера – салонные кудри.
– Это я… – пробормотала Агния, разглядывая себя в зеркало. Она снова себя не узнавала и томительно радовалась – себе новой. И ведь такая малость, такая ерунда – стрижка! А уже весь мир перевернулся.
Самым интересным было то, что Агния стала выглядеть гораздо моложе своего возраста. К ней и раньше никогда не обращались – «женщина», а теперь, наверное, вообще – «тыкать» начнут! Лицо словно открылось, в глазах засиял свет, щеки, скулы, нос, губы казались сейчас другими, очаровательными, незнакомыми.
…Нотариальная контора, в которой работала Агния, принадлежала ее отцу, частному нотариусу Морозову Борису Николаевичу, и располагалась в центре Москвы, на одной из тихих улочек Замоскворечья.
Агния опоздала к открытию минут на пятнадцать (все-таки не хватило еще сноровки, когда прихорашивалась по новым правилам…). Вошла в предбанник, где вдоль стен уже сидели посетители.
– Девушка, вы куда? Очередь займите!
– Я здесь работаю. – Агния скользнула за ширму. В закутке она могла переодеться. Помещение нотариальной конторы было небольшим, состояло всего из трех комнат, расположенных анфиладой.
– Агния, доброе утро, – мимо прошла Света, помощница отца. Она, наверное, заметила за ширмой шевеление и догадалась, кто пришел.
– Доброе.
– Зайди ко мне, надо подготовить кое-какие документы, ксерить много придется…
– Да, – отозвалась Агния.
Девушка скинула сапоги, сунула ноги в туфли. Теперь, в белой блузке, черной юбке и черных «лодочках», она полностью соответствовала требованиям отца. Борис Николаевич терпеть не мог неформального вида на работе.
Посетители в предбаннике наперебой рассказывали истории из своей жизни – кто чем болел, чьи дети где учились… Иногда от их разговоров Агнию тошнило – особенно когда разговор заходил о болезнях, описываемых со всякими подробностями.
Агния направилась в комнату, где работала Света.
– …так, теперь внимательно перечитайте договор и поставьте подпись. Только прошу, без помарок… – У Светы за столом сидел посетитель.
Света подняла голову, оцепенела и буквально прилипла взглядом к Агнии. Сказать, что коллега была потрясена, – значит ничего не сказать. Она была сражена и шокирована. Столько эмоций – и всего-то из-за новой стрижки!
Агнии даже стало неловко.
– Света, что надо отксерить?
Света сглотнула, потом с усилием заставила себя улыбнуться (выражение ее лица при этом оставалось напряженно-взвинченным):
– Вот… в трех экземплярах, на всякий случай.
– Хорошо.
Агния с кипой бумаг вышла в коридор.
– Минутку, прошу, я кое-что уточню… – бросила Света посетителю и побежала за Агнией.
– Агния! Я в себя не могу прийти…
– А что такое? – растерянно улыбнулась Агния.
– Где твои шикарные волосы? – шепотом спросила Света. – Ты что, с ума сошла?
– Ты о чем? – удивилась девушка.
– У тебя же были такие шикарные волосы, зачем ты их отстригла?! – Лицо Светы исказилось – уже и не понять, чего она так волнуется.
Агния встревожилась – она совсем не такой реакции ожидала.
– Разве плохая стрижка? – с тоской, шепотом спросила она. «Господи, может, я чего-то не понимаю… А что скажет отец? Вдруг ему тоже не понравится?!»
– Агния, никакая стрижка не может сравниться с тем, что у тебя было раньше!
В этот момент послышался шум, и в предбанник вошло сразу несколько женщин. Они помогали идти грузной старухе, которая шумно отдувалась и стонала – видимо, каждый шаг ей давался с невыносимым трудом. Старуха опиралась на железную конструкцию, напоминающую табуретку.
– Фаина Рафаиловна, вы присядьте…
– О-ох, сил моих нет…
– Дианочка, держи маму, она сейчас завалится!
Из дальней комнаты вышел отец:
– Вы записаны?
– Да, на одиннадцать! – хором ответили вошедшие.
– А почему на дом нотариуса не вызвали? – с холодным возмущением произнес Борис Николаевич. – Разве вы не в курсе, что нотариус может выехать на дом? Нет, но это ужасно – так мучить пожилого человека…
Ему хором закричали про какую-то доверенность, без которой им жить нельзя.
– Я понимаю, что вам нужна доверенность, но документы можно было оформить, и не гоняя пожилого человека… Прошу вас, проходите сразу ко мне.
Тут только отец посмотрел на Агнию. Несколько секунд – холодный, бесстрастный, ничего не выражающий взгляд от которого у нее мурашки побежали по спине… Посмотрел – и отвернулся равнодушно. Уф, обошлось. Как ни странно, но именно это спокойствие, даже безразличие отца и подсказало Агнии, что Борис Николаевич прическу дочери… скажем так, одобрил.
Света уставилась вслед Борису Николаевичу, быстро облизнула губы. Потом снова повернулась к Агнии.
– Нет, так тоже неплохо… – прошептала коллега с какой-то новой, насквозь фальшивой интонацией. – Не обращай на меня внимания, я просто… я тебя даже не узнала!
Агния пожала плечами. Пока стояла у ксерокса, подумала: «Интересно, у отца со Светой был роман или нет?» Эта мысль возникла в голове Агнии против воли девушки.
Возникла не в первый раз. А что? Свете тридцать шесть – она всего лишь двумя годами старше Агнии. Света работала с отцом уже много-много лет, чуть ли не сразу после школы пришла в эту контору и начинала с должности секретаря нотариуса. Тогда была еще жива и мама Агнии… Нет, именно тогда мама умерла – ровно восемнадцать лет назад. Нынешней пассии отца, Полине, – двадцать девять.
У отца мог быть роман со Светой. Отец любит молоденьких. Отец любит женщин.
Что поделать, он такой. Но лучше бы не знать, не замечать этих быстрых, напряженных взглядов, которые, словно дротики, мечет Света в отца.
Не замечать, как на отца реагируют другие женщины – в его присутствии они подтягиваются, игриво и многозначительно усмехаются, хлопают ресницами, отрепетированно смеются… Это противно. А особенно противны тетки в возрасте – они даже не скрывают своего обожания и восхищения… «Ах, Борис Николаевич, дорогой вы наш!.. Король-лев! Таких, как вы, больше нет!» И отец смеется в ответ, снисходительно кивает престарелым развратницам – словно надежду им всем дает… Отцу нравится, что его любят женщины.
Отвратительно.
Детям лучше не знать об интимной жизни своих родителей. Пусть она, Агния, уже взрослая и многое понимающая женщина, но все равно лучше бы ей этого не видеть…
«Вот бы жить отдельно!» – вдруг озарило Агнию. Как ни странно, но до этого дня подобная мысль даже не посещала ее. А как отец будет ужинать, кто погладит ему рубашки, почистит пиджак?..
Да жена, жена все это будет делать!
«В сущности, отец свободен, живя со мной в одной квартире, а я – нет. Я как в тюрьме, я каждый день сдаю экзамен – ему… Папа даже не думает обо мне, а я – должна все время угадывать, как он отреагирует на мои слова, мои поступки, мой внешний вид…»
Агния, стоя у жужжащего ксерокса, с такой остротой представила себя одну, в отдельной квартире, свободную, что даже засмеялась вслух – тихо, счастливо… Хоть «Призрак Оперы» круглые сутки крути, хоть Ингу в гости зови – каждый день! Можно не убираться, можно валяться на разобранной постели и читать… Можно ходить в халате, в растянутых тренировочных… Да хоть голой!
«Но откуда у меня возьмется собственная квартира? Купить? Нет, абсолютно нереально… Снять? Тоже денег не хватит. Отец платит мне немного и половину забирает на еду и оплату коммунальных услуг. То, что остается, можно и не считать». О том, чтобы попросить отца купить ей, дочери, отдельную квартиру – самую маленькую, самую дешевенькую, на самой дальней окраине, – даже думать нельзя. А у него были деньги – и, пожалуй, на несколько квартир… «Но это его деньги. А если уйти от отца на съемную квартиру? Тогда моя зарплата останется у меня, за эти деньги я найду себе какое-нибудь жилье! Точно!»
А если и из нотариальной конторы уйти?
Новая мысль еще больше взволновала Агнию. «Но кто меня возьмет? Куда? Кому я нужна? В учительницы опять?» – «Да, в учительницы, – ответил внутренний голос. – Делать то, что любишь и умеешь, – учить детей».
Агния повернула голову – за стеклянной перегородкой Света разъясняла что-то очередной посетительнице.
Как уже говорилось, Света была всего на два года старше Агнии. Но вот Света выглядела на свой возраст… Жгучая брюнетка с чуть желтоватым оттенком кожи, с сухими тонкими руками. Волосы у Светы всегда убраны назад, в маленький пучок, губы накрашены темно-вишневой помадой, наведены резкие стрелки у глаз – кто-то когда-то сказал Свете, что она похожа на Нефертити… Да, лицо красивое, но выражение всегда какое-то слишком жесткое. Любит или ненавидит Света отца Агнии? Было у них что-то или нет?
«Как же не хочется об этом думать! Если бы я тут не работала, то и не видела бы эту Свету!» – с тоской решила Агния.
– …Нет, я не буду вам ничего заверять! Послушайте, в паспорте есть подчистки… Вот, видите? Я своей репутацией рисковать не собираюсь… Нет-нет-нет, и не просите! – донесся до Агнии громкий, уверенный голос отца.
Около часа дня отец ушел куда-то, а в половине второго в конторе появилась… Полина. Белокурый ангел в белых лосинах и белоснежной шубке. Высокая грудь, пухлые губки, акриловые ногти немыслимой длины.
– Агния, здравствуй, дорогая! – ласково и нежно улыбнулась Полина, зайдя к Агнии за ширму. – Ты куда-то идешь?
– Да, сейчас обед, – сказала Агния, застегивая «молнии» на сапогах. – А папы нет, он позже будет. Разве вы не созванивались?
– А я к тебе, не к нему… Пообедаем вместе?
– Конечно, – бодро тряхнула Агния своими кудрями. Она теперь видела в Полине свою спасительницу, друга. «Полина наверняка тоже не хочет жить вместе с чужим человеком, со мной то есть!»
Авто Полины – небольшое, дамское, хорошенькое, тоже белого цвета – было припарковано в переулке.
– Тут неподалеку замечательное кафе… – Полина села за руль. В салоне нежно и сладко пахло духами. – Ты сделала новую прическу, тебе идет.
– Спасибо! – обрадовалась Агния. – А то я сама не пойму… Все время сомневаюсь…
– Никогда в себе не сомневайся! – сердечно произнесла Полина. – Ты прелесть.
Кафе – дорогое, с вычурным интерьером, рыбками, плавающими под стеклянным полом… Полина с Агнией сели за столиком у окна.
– Агния, папа тебе еще ничего не говорил? – после того как официантка приняла у них заказ, спросила Полина.
– Нет, – дрогнувшим голосом произнесла девушка и уставилась на пухлые губы Полины, с которых должно было сейчас сорваться нечто судьбоносное. – А что?
– Мы назначили свадьбу на конец апреля.
– Ой! Поздравляю! Полина, я так рада…
– А уж как я рада, что у меня будет такая чудесная дочка! – ласково засмеялась Полина, отчего упруго заколыхался ее высокий бюст. – Ты не беспокойся, сегодня я тебя угощаю.
– Нет-нет, мы все пополам…
– Агния, детка, ну не спорь! – Полина положила ладонь поверх ее руки. – Я теперь твоя вторая мама, да? Ты должна меня слушаться…
Агния засмеялась смущенно, рассматривая рисунки на ногтях Полины – птицы, цветы, райские сады…
– Полина, а где будет свадьба?
– У нас снят ресторан в Подмосковье… все на свежем воздухе. В конце апреля будут стоять, как всегда, теплые дни. А в мае жениться нельзя… Ну а до того – пост.
– Пост, да… А до лета – долго ждать! – подхватила Агния. – А что потом?
– Потом едем в свадебное путешествие. Что еще… Потом мы с Борей живем долго и счастливо! – засмеялась Полина. Им принесли заказ. – Угощайся, Агния, это мой любимый салат. Ноль калорий – и очень вкусный!
– А… а где вы будете жить? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Агния.
– Как где? У вас. Ты, надеюсь, не против? – быстро спросила Полина.
– Н-нет. Но… Мы что, будем жить втроем?
– Конечно. Мы же теперь одна семья.
Агния молча положила в рот салатный лист.
– Агния, ты ведь не думаешь, что я превращусь в злую мачеху и заставлю тебя перебирать просо с утра до ночи? – шутливо спросила Полина.
– Нет. Да мне и не в тягость домашний труд… – запинаясь, ответила Агния. «Вместе! Но как же…»
– Тебя что-то смущает, скажи? Я тебе не нравлюсь? Ты ревнуешь ко мне папу?..
«Почему она говорит со мной, точно с ребенком? Ведь я даже старше ее… А губы у нее напоминают куриную гузку. Кажется, вот-вот яйцо из них выскользнет!»
Полина сидела перед ней – такая нежная, ласковая, лощеная, сияющая дорогим тональником на коже, благодушная. Абсолютно нескандальная, занятая своей внешностью. Любовью. Нарядами. Пожалуй, она действительно не будет досаждать Агнии. И Полина, и отец станут жить в свое удовольствие. Нормальные, современные люди. Только вот будут ли они учитывать интересы Агнии?
– Нет, я не ревную, и ты мне нравишься, – честно ответила Агния. – Проблема в другом. Я… я хочу жить одна.
– А как же семья? – растерялась Полина.
– Семья – это вы с отцом.
Полина отвернулась, молча постукивая пальцами по столу. Агнии очень не хотелось ссориться с ней, но…
– Полина, ты можешь сказать отцу, что хочешь жить только с ним? Без меня? – набравшись храбрости, спросила Агния.
– Я говорила, – ничуть не удивившись, спокойно ответила Полина. – Но он…
– Что? – напряглась Агния. Если бы Полина ответила – «отец любит тебя и не хочет отпускать, потому что беспокоится за тебя», – Агния смиренно бы со всем согласилась бы. Но Полина сказала:
– Он хочет, чтобы мы с тобой стали подругами. Чтобы ты работала меньше и проводила больше времени со мной. Я же не работаю… Да и тебе все веселей будет!
Не сразу смысл сказанного дошел до сознания Агнии. А потом она поняла – отец хочет, чтобы она была кем-то вроде дуэньи при Полине. Отец, вероятно, боялся, что в его отсутствие Полина загуляет или заскучает…
– Отец уже все решил? – быстро спросила Агния.
– Да.
У Агнии возникло такое ощущение, будто сердце в груди перевернулось. Затряслись руки – девушка быстро спрятала их под стол. Она не понимала, что с ней творится…
– Я не хочу быть свидетельницей всего этого! – вырвалось у Агнии.
– Чего – этого?
– Вашего с отцом медового месяца!
– Господи, Агния… Да разве ж мы при тебе… – опешила Полина.
– Я не хочу… Я знаю, что мой отец – донжуан тот еще! Я не хочу видеть, как он выходит утром на кухню, в своем белом махровом халате, напевая, не хочу видеть тебя в пеньюарчике, томную, после ночи любви…
– Я так и знала, что ты ревнуешь, – кисло произнесла Полина. – А ты хотела бы, чтобы он был старым пердуном, из которого песок сыплется? Ты бы варила ему манную кашу и носила грелку в постель, да?.. Нет, Боря, конечно, говорил, что ты старая дева, но не настолько же! Ты что, вообще отрицаешь любовь?
«Отец обсуждал меня с ней? Называл «старой девой»?!»
– Да кто бы говорил о любви! – сквозь зубы произнесла Агния. – Любовь! Мой отец тебя старше на тридцать лет! Любовь… Так я и поверила, что ты, тридцатилетняя бездельница, холеная кукла, влюбилась!
«Боже, что я говорю?..» – с ужасом подумала девушка. Это была не она, не Агния – кроткое, доброе создание. И потом, гнев отца будет страшен… Она посмела назвать его невесту куклой и бездельницей. Теперь он точно ее убьет.
– Ты ханжа! Ты… ты старая дева! – округляя глаза, раздельно произнесла Полина. – При чем тут возраст?..
– Ага, он тоже влюбился… Как же! Не мог в свою ровесницу влюбиться. Или в женщину с грудью нормального размера. Это все… Это все его козлиная похоть! – с отвращением к себе, к тому, что говорит, продолжила Агния.
– Ты же его ненавидишь! – прошептала Полина, отшатнувшись. – Ты ненавидишь своего собственного отца! Ты не хочешь, чтобы он был счастлив!
– Если его счастье – затаскивать всех девиц в постель…
– Замолчи! Ты сумасшедшая! – страшным голосом зашептала Полина. – Ты самая настоящая сумасшедшая… Ох, а я-то к тебе с добром… У него и так с этой дурой Кирой проблем хватает, а тут еще ты! Совесть-то у тебя есть?
«С Кирой, – машинально отметила Агния. – Еще какая-то дура Кира… Киры только не хватало!»
– Вот он пусть сначала с Кирой разберется! – выпалила Агния.
– С Кирой он никогда не разберется, потому что там ребенок, ты знаешь!
«Ребенок? У отца ребенок от какой-то там Киры?»
Это оказалось последней каплей – Агния уже не владела собой.
– Как вы мне все надоели… – не слыша собственного голоса, не соображая, что говорит, прошипела Агния. – Проститутки проклятые!
Полина открыла рот. Округлила глаза. Закрыла рот. Снова открыла.
– А… ты… – задыхаясь, точно рыба, выброшенная на берег, Полина попыталась справиться с дыханием, но не смогла.
Агния не стала дожидаться, пока будущая мачеха наконец подберет нужные слова, схватила свое пальто и пулей выскочила из кафе.
«Что я наделала?!»
Агния побежала вдоль улицы, нырнула в метро. Она совсем забыла о том, что ее ждут в нотариальной конторе.
«Все кончено…»
Страшно было даже представить, что скажет ей отец, когда обо всем узнает. Он ее уничтожит…
«И будет прав! – в отчаянии подумала Агния. – Что такое на меня нашло… Это же не я была, не я эти гадкие слова говорила! И вообще, какое я имела право обсуждать чувства отца, его невесты, оскорблять этих людей… Взяла и совершенно без повода напала на Полину!»
Агния немного пришла в себя лишь во дворе собственного дома. Было около трех часов дня. «Надо было к Инге ехать… Но Инга больна, еще не оклемалась после вчерашнего! – напомнила себе Агния. – Что же делать?! После всего этого я не имею права возвращаться домой!»
Агния побрела по засыпанному снегом двору. Села на качели. «Если бы мама была жива…» Агния с такой тоской, с такой нежностью вдруг вспомнила сейчас о матери, что с трудом сдержала слезы. Мама была очень пугливой, робкой, абсолютно незлобивой женщиной. Характером Агния пошла в нее – об этом девушка и сама знала, да и окружающие не раз подтверждали.
«Почему отец не вызвал меня тогда в Москву, не дал проститься с мамой?.. Ее закапывали в землю, а меня, ее дочери, даже не было на похоронах! Как же ей было одиноко, грустно – умереть одной! И я ведь ни словом не упрекнула отца… Я тогда должна была высказать ему все, а не сегодня нападать на Полину, которая ни в чем не виновата…»
Агния закрыла глаза, прислонившись виском к ледяному металлу стойки качелей.
Восемнадцать лет назад, лето. Июль. Дивные, золотые, жаркие дни. Их уютный московский дворик весь в зелени… Ее, Агнию, ученицу последнего класса, провожает на вокзал мама. Они идут вдоль дома, мама торопливо вспоминает – все ли взяли…
В тот самый день, когда Агния отправлялась в летний лагерь, во дворе веселилась молодежь постарше. Этот… Харитонов бренчал на гитаре. Орехов был. Еще кто-то. Девушка на качелях, с роскошной гривой золотисто-каштановых волос. Кажется, она тоже жила в их доме, потом уехала куда-то, что ли… Красивая. Да-да, была в тот день еще и девушка.
Агния тогда шла мимо них, мимо разросшихся кустов сирени, рядом с мамой, и представляла, как будет плескаться в море… Она не знала, что в ее отсутствие мама умрет. Это был последний день, когда она видела маму живой.
Агния тогда, тогда должна была высказать все отцу!
Слезы мгновенно высохли на глазах Агнии. Она, будучи уже взрослым человеком, понимала, что глупо, да и поздно бунтовать против отца. Ей тридцать четыре, а не шестнадцать! Но он назвал ее «старой девой»… Он, старый казанова… и еще ребенок какой-то у него на стороне… и эта Полина, лоснящаяся, в лосинах, чуть не лопающаяся от силикона, насквозь пропитанная дорогими кремами… Ясно же – она собирается выйти замуж для того, чтобы содержать свое роскошное тело в холе и неге. Больше ей ничего не надо!
– Агнесса!
Агния вздрогнула – через двор, взрывая снег, к ней быстро шел Харитонов. Этот грубый, циничный, приставучий доктор.
– Агнесса… вот так встреча! – Он приблизился, гипнотизируя Агнию своими светлыми, голубыми, наглыми глазами. Кажется, он и не моргал вовсе. Заросшая щетиной физиономия, крепкий запах табака…
– Я не Агнесса, я Агния.
– Агния! Дивное имя. Но я даже не надеялся, что еще раз встречу тебя… Ведь мы только вчера… А говорят, Москва – большой город! Я почему-то знал, что мы еще пересечемся. Но не думал, что так скоро. На следующий день!
«Он так и не узнал меня. Раньше все смотрели на мою косу, а не на мое лицо!»
– Разве мы на «ты»?
– Да, – бойко, без тени сомнения, ответил Харитонов. – Слушай, раз такие дела, может, посидим где-нибудь? Только я сейчас переоденусь… Две минуты!
– Мне холодно.
– Что? – Он потрогал рукав ее пальто. – Э, да, пальтишко совсем не для зимы! Идем ко мне.
Агния подняла голову, посмотрела ему в лицо. И сказала:
– Идем.
В лифте он стоял близко, с едва заметной улыбкой утыкался ей в волосы лицом, словно невзначай, – Агния наблюдала за Харитоновым в зеркало.
– Ты белокурая бестия, – прошептал он тоном заговорщика. – Я это еще вчера заметил.
– Я – Агния. Бедная овечка, – поправила она его.
– Нет, ты белокурая бестия! Ты – огонь.
В его квартире пахло табаком и чем-то кислым.
Харитонов помог Агнии снять пальто.
– Сапожки можешь не снимать. Сама видишь, как у меня тут…
– Нет. Я сниму.
– Айн момент. – Харитонов сел на корточки, расстегнул «молнии» на ее сапогах. Достал из-под галошницы пластиковые женские шлепанцы и перед тем, как надеть их на Агнию, сжал в ладонях ее ступню. – Холодная. И сапожки у тебя не по сезону.
Агния, покусывая губы, произнесла отстраненно:
– Может, ты согреешь?
Харитонов поднялся, посмотрел на Агнию сверху вниз (он был на целую голову выше). И молча, решительно обнял ее, так, что спина у Агнии прогнулась, а запрокинутое лицо оказалось ровно у его губ. Он поцеловал ее горькими от табака губами. Щетина на его щеке царапнула щеку девушки.
Весь он – не слишком молодой, жилистый, прокопченный, уверенный, циничный, нахрапистый – был настолько далек от образа романтического возлюбленного, что Агния не воспринимала его всерьез. Это игра. Никаких чувств. Говорят, так надо. Ну, раз надо, так надо. Кстати, а что она должна делать?
Агния подняла руки и обняла Харитонова за шею.
Ей были неприятны его язык, губы («зачем так влажно?»), его щетина и особенно то, что Харитонов вдруг стал дышать часто.
Агния покосилась на галошницу, на распахнутые дверцы какого-то гардероба – оттуда торчали полы курток.
– Не здесь, – сказала она.
Харитонов, не выпуская ее из объятий, ловко переместился в комнату. Комната, как краем глаза заметила Агния, представляла собой жуткую берлогу. Разобранная постель, обрывки бумаги на полу, стол, на котором были навалены книги, журналы и грязная посуда. Единственным «приличным» объектом в этой комнате являлась панель огромного плазменного телевизора, но на черном выключенном экране скопилось много пыли и кто-то уже успел нарисовать пальцем рожицы…
Харитонов расстегнул на Агнии блузку и стал целовать ее плечи.
– Ты такая холодная… – Он принялся своим дыханием отогревать ее пальцы. Далее он скинул с себя одежду, потом принялся раздевать Агнию. И все эти манипуляции Харитонов производил довольно ловко и легко, что возможно только после долгих лет интенсивной практики.
Через короткий промежуток времени Агния уже лежала обнаженной спиной на чужой постели.
Его руки. Щетина. Он целовал ее ступни, что Агнии показалось верхом… нет, не неприличия, но странности, что ли?
– Господи, надо же так замерзнуть…
– А ты говорил, что я – огонь.
– Огонь – там, внутри, – быстро произнес Харитонов и снова прижался к губам Агнии. Он прикрыл ее сверху своим телом, на какое-то мгновение буквально вдавил в диван.
– Ай, – едва слышно вскрикнула Агния и закрыла глаза.
…Это была ее любимейшая сцена из «Призрака Оперы» – Призрак уводит Кристину в свое подземелье и поет дивную песню. Главная мелодия, главный «зонг» мюзикла – «In sleep he sang to me, in dreams he came… that voice which calls to me and speaks my name…». Что примерно переводилось как: «В мечтах приходит он, он снится мне, чудесный голос звал меня во сне…» На какое-то время Кристина словно теряет разум, подчиняясь Призраку, силе его страсти. Она в тот момент – лишь игрушка в его руках, она покорна и податлива…
Агния открыла глаза. На нее, не моргая, смотрел Григорий Харитонов.
– Что это было? – тихо, даже строго спросил он.
– Что? – вяло отозвалась Агния. – Ты не знаешь?.. Тоже мне, доктор.
– Господи, ты должна была меня предупредить! – воскликнул он со злостью и недоумением.
– Зачем? – Агния осторожно села, поправила волосы. Прислушалась к собственным ощущениям – и с недоумением обнаружила, что никаких физиологических неудобств не испытывает. «Как?.. И это – все? Так легко, быстро… А где боль, где страдания, которые я должна была испытать, ведь столько об этом написано, рассказано? Да, вот я наконец и стала женщиной. Но что изменилось? Какой во всем этом смысл? Чем я прежняя отличаюсь от себя теперешней?»
– Ты сумасшедшая. Вот так просто, с первым встречным…
– Прости.
– Нет, и она еще и прощения просит! Ты… – Глаза у Харитонова были круглыми, белыми от гнева и… от удивления еще, наверное.
– Что? Ну что?
– Я не понимаю!
– Мой отец назвал меня старой девой, – спокойно, даже рассудительно произнесла Агния. – Все, теперь он меня не сможет больше так называть. Пусть я и старая, но уже не дева.
Он писал что-то в блокноте, потом поднял голову, заметив Агнию.
– Вы с нами? – спросил он, распахнув дверь.
– Нет, – покачала она головой.
Харитонов спрыгнул из машины ей навстречу.
– А давайте с нами! – нахально улыбнулся он.
«Какой у него хриплый, грубый голос… Он совсем не похож на доктора. Скорее на уголовника. И Рауля ничем не напоминает!»
– А что вы завтра делаете, девушка?
– Я работаю, – сказала Агния. Было ясно, что Харитонов «кадрился» к ней, только вот совершенно напрасно – ведь она, Агния, не умела кокетничать и флиртовать. Она была проста и скучна. И пуглива. Овца.
– А после работы вы что делаете?
– Послушайте… – покраснев, отважно произнесла Агния. – Что вы делаете? Зачем вы ко мне пристаете? Разве вы не при исполнении?
– А разве вы – моя пациентка? – парировал тот.
– Нет, но…
Агния не успела договорить – из подъезда выкатился Антон Иванович, отец Инги, замахал руками перед Харитоновым:
– Все-все-все, спасибо! Мы никуда не едем! Нам хорошо! Агнюшечка, спасибо тебе еще раз… Доктор, поезжайте, нам лучше!
– Гриш, они что, они отказываются от госпитализации? – из-за угла вышла Вера Петровна, на ходу запахивая куртку, – в руках она держала блок сигарет. – Мужчина, ну это вы зря…
Агния не стала дослушивать, как препирается Харитонов с отцом Инги, и быстрым шагом направилась в сторону метро.
Она боялась Харитонова – точно так же, как накануне трепетала перед Ореховым. Если Орехов был похож на тигра, то Харитонов напомнил сейчас обезьяну. Не внешне, а повадкой. Какой-то циничный, грубый, откровенно сластолюбивый… Интересно, а как бы он повел себя, если бы узнал в ней соседку, дочь своего недруга – Бориса Николаевича Морозова? Уж, наверное, не посмел бы держаться так нахально…
И что самое забавное – если Харитонов сейчас не узнал ее, то что будет, когда он вновь увидит ее во дворе их дома… Ведь рано или поздно они столкнутся…
Странный, страшный мир мужчин. О них, о мужчинах, думаешь, они притягивают, но буквально после нескольких минут разговора понимаешь: с этими существами никогда не будешь счастлива…
…Отца в квартире не оказалось.
Он позвонил около десяти вечера:
– Хэлло, Долли! Ты дома?
– Да, папа.
– Ты меня не жди, я не приду.
– А мне выходить завтра на работу?
– А почему нет? – В голосе послышались раздраженные нотки. – Ты что, больна?
– Нет, я просто… – мгновенно стушевалась Агния. – Я буду. Я просто так спросила…
Отец положил трубку.
«Почему он сказал мне – «хэлло, Долли»? А, это наверное, из мюзикла, который они смотрели вчера с Полиной! Или… или он намекнул на овечку Долли».
* * *
Утром Агния вымыла голову. Она раньше никогда не мыла по утрам голову – по той причине, что волосы сохли долго, чуть не полдня. Но теперь, когда от волос практически ничего не осталось…Агния по совету парикмахерши воспользовалась феном с диффузором. Пока сушила волосы, страшно нервничала – казалось, что только мастер ей теперь может сделать красивую укладку.
Но нет, волосы после фена так мило вились, что этот «художественный беспорядок» выглядел даже лучше, чем вчера – салонные кудри.
– Это я… – пробормотала Агния, разглядывая себя в зеркало. Она снова себя не узнавала и томительно радовалась – себе новой. И ведь такая малость, такая ерунда – стрижка! А уже весь мир перевернулся.
Самым интересным было то, что Агния стала выглядеть гораздо моложе своего возраста. К ней и раньше никогда не обращались – «женщина», а теперь, наверное, вообще – «тыкать» начнут! Лицо словно открылось, в глазах засиял свет, щеки, скулы, нос, губы казались сейчас другими, очаровательными, незнакомыми.
…Нотариальная контора, в которой работала Агния, принадлежала ее отцу, частному нотариусу Морозову Борису Николаевичу, и располагалась в центре Москвы, на одной из тихих улочек Замоскворечья.
Агния опоздала к открытию минут на пятнадцать (все-таки не хватило еще сноровки, когда прихорашивалась по новым правилам…). Вошла в предбанник, где вдоль стен уже сидели посетители.
– Девушка, вы куда? Очередь займите!
– Я здесь работаю. – Агния скользнула за ширму. В закутке она могла переодеться. Помещение нотариальной конторы было небольшим, состояло всего из трех комнат, расположенных анфиладой.
– Агния, доброе утро, – мимо прошла Света, помощница отца. Она, наверное, заметила за ширмой шевеление и догадалась, кто пришел.
– Доброе.
– Зайди ко мне, надо подготовить кое-какие документы, ксерить много придется…
– Да, – отозвалась Агния.
Девушка скинула сапоги, сунула ноги в туфли. Теперь, в белой блузке, черной юбке и черных «лодочках», она полностью соответствовала требованиям отца. Борис Николаевич терпеть не мог неформального вида на работе.
Посетители в предбаннике наперебой рассказывали истории из своей жизни – кто чем болел, чьи дети где учились… Иногда от их разговоров Агнию тошнило – особенно когда разговор заходил о болезнях, описываемых со всякими подробностями.
Агния направилась в комнату, где работала Света.
– …так, теперь внимательно перечитайте договор и поставьте подпись. Только прошу, без помарок… – У Светы за столом сидел посетитель.
Света подняла голову, оцепенела и буквально прилипла взглядом к Агнии. Сказать, что коллега была потрясена, – значит ничего не сказать. Она была сражена и шокирована. Столько эмоций – и всего-то из-за новой стрижки!
Агнии даже стало неловко.
– Света, что надо отксерить?
Света сглотнула, потом с усилием заставила себя улыбнуться (выражение ее лица при этом оставалось напряженно-взвинченным):
– Вот… в трех экземплярах, на всякий случай.
– Хорошо.
Агния с кипой бумаг вышла в коридор.
– Минутку, прошу, я кое-что уточню… – бросила Света посетителю и побежала за Агнией.
– Агния! Я в себя не могу прийти…
– А что такое? – растерянно улыбнулась Агния.
– Где твои шикарные волосы? – шепотом спросила Света. – Ты что, с ума сошла?
– Ты о чем? – удивилась девушка.
– У тебя же были такие шикарные волосы, зачем ты их отстригла?! – Лицо Светы исказилось – уже и не понять, чего она так волнуется.
Агния встревожилась – она совсем не такой реакции ожидала.
– Разве плохая стрижка? – с тоской, шепотом спросила она. «Господи, может, я чего-то не понимаю… А что скажет отец? Вдруг ему тоже не понравится?!»
– Агния, никакая стрижка не может сравниться с тем, что у тебя было раньше!
В этот момент послышался шум, и в предбанник вошло сразу несколько женщин. Они помогали идти грузной старухе, которая шумно отдувалась и стонала – видимо, каждый шаг ей давался с невыносимым трудом. Старуха опиралась на железную конструкцию, напоминающую табуретку.
– Фаина Рафаиловна, вы присядьте…
– О-ох, сил моих нет…
– Дианочка, держи маму, она сейчас завалится!
Из дальней комнаты вышел отец:
– Вы записаны?
– Да, на одиннадцать! – хором ответили вошедшие.
– А почему на дом нотариуса не вызвали? – с холодным возмущением произнес Борис Николаевич. – Разве вы не в курсе, что нотариус может выехать на дом? Нет, но это ужасно – так мучить пожилого человека…
Ему хором закричали про какую-то доверенность, без которой им жить нельзя.
– Я понимаю, что вам нужна доверенность, но документы можно было оформить, и не гоняя пожилого человека… Прошу вас, проходите сразу ко мне.
Тут только отец посмотрел на Агнию. Несколько секунд – холодный, бесстрастный, ничего не выражающий взгляд от которого у нее мурашки побежали по спине… Посмотрел – и отвернулся равнодушно. Уф, обошлось. Как ни странно, но именно это спокойствие, даже безразличие отца и подсказало Агнии, что Борис Николаевич прическу дочери… скажем так, одобрил.
Света уставилась вслед Борису Николаевичу, быстро облизнула губы. Потом снова повернулась к Агнии.
– Нет, так тоже неплохо… – прошептала коллега с какой-то новой, насквозь фальшивой интонацией. – Не обращай на меня внимания, я просто… я тебя даже не узнала!
Агния пожала плечами. Пока стояла у ксерокса, подумала: «Интересно, у отца со Светой был роман или нет?» Эта мысль возникла в голове Агнии против воли девушки.
Возникла не в первый раз. А что? Свете тридцать шесть – она всего лишь двумя годами старше Агнии. Света работала с отцом уже много-много лет, чуть ли не сразу после школы пришла в эту контору и начинала с должности секретаря нотариуса. Тогда была еще жива и мама Агнии… Нет, именно тогда мама умерла – ровно восемнадцать лет назад. Нынешней пассии отца, Полине, – двадцать девять.
У отца мог быть роман со Светой. Отец любит молоденьких. Отец любит женщин.
Что поделать, он такой. Но лучше бы не знать, не замечать этих быстрых, напряженных взглядов, которые, словно дротики, мечет Света в отца.
Не замечать, как на отца реагируют другие женщины – в его присутствии они подтягиваются, игриво и многозначительно усмехаются, хлопают ресницами, отрепетированно смеются… Это противно. А особенно противны тетки в возрасте – они даже не скрывают своего обожания и восхищения… «Ах, Борис Николаевич, дорогой вы наш!.. Король-лев! Таких, как вы, больше нет!» И отец смеется в ответ, снисходительно кивает престарелым развратницам – словно надежду им всем дает… Отцу нравится, что его любят женщины.
Отвратительно.
Детям лучше не знать об интимной жизни своих родителей. Пусть она, Агния, уже взрослая и многое понимающая женщина, но все равно лучше бы ей этого не видеть…
«Вот бы жить отдельно!» – вдруг озарило Агнию. Как ни странно, но до этого дня подобная мысль даже не посещала ее. А как отец будет ужинать, кто погладит ему рубашки, почистит пиджак?..
Да жена, жена все это будет делать!
«В сущности, отец свободен, живя со мной в одной квартире, а я – нет. Я как в тюрьме, я каждый день сдаю экзамен – ему… Папа даже не думает обо мне, а я – должна все время угадывать, как он отреагирует на мои слова, мои поступки, мой внешний вид…»
Агния, стоя у жужжащего ксерокса, с такой остротой представила себя одну, в отдельной квартире, свободную, что даже засмеялась вслух – тихо, счастливо… Хоть «Призрак Оперы» круглые сутки крути, хоть Ингу в гости зови – каждый день! Можно не убираться, можно валяться на разобранной постели и читать… Можно ходить в халате, в растянутых тренировочных… Да хоть голой!
«Но откуда у меня возьмется собственная квартира? Купить? Нет, абсолютно нереально… Снять? Тоже денег не хватит. Отец платит мне немного и половину забирает на еду и оплату коммунальных услуг. То, что остается, можно и не считать». О том, чтобы попросить отца купить ей, дочери, отдельную квартиру – самую маленькую, самую дешевенькую, на самой дальней окраине, – даже думать нельзя. А у него были деньги – и, пожалуй, на несколько квартир… «Но это его деньги. А если уйти от отца на съемную квартиру? Тогда моя зарплата останется у меня, за эти деньги я найду себе какое-нибудь жилье! Точно!»
А если и из нотариальной конторы уйти?
Новая мысль еще больше взволновала Агнию. «Но кто меня возьмет? Куда? Кому я нужна? В учительницы опять?» – «Да, в учительницы, – ответил внутренний голос. – Делать то, что любишь и умеешь, – учить детей».
Агния повернула голову – за стеклянной перегородкой Света разъясняла что-то очередной посетительнице.
Как уже говорилось, Света была всего на два года старше Агнии. Но вот Света выглядела на свой возраст… Жгучая брюнетка с чуть желтоватым оттенком кожи, с сухими тонкими руками. Волосы у Светы всегда убраны назад, в маленький пучок, губы накрашены темно-вишневой помадой, наведены резкие стрелки у глаз – кто-то когда-то сказал Свете, что она похожа на Нефертити… Да, лицо красивое, но выражение всегда какое-то слишком жесткое. Любит или ненавидит Света отца Агнии? Было у них что-то или нет?
«Как же не хочется об этом думать! Если бы я тут не работала, то и не видела бы эту Свету!» – с тоской решила Агния.
– …Нет, я не буду вам ничего заверять! Послушайте, в паспорте есть подчистки… Вот, видите? Я своей репутацией рисковать не собираюсь… Нет-нет-нет, и не просите! – донесся до Агнии громкий, уверенный голос отца.
Около часа дня отец ушел куда-то, а в половине второго в конторе появилась… Полина. Белокурый ангел в белых лосинах и белоснежной шубке. Высокая грудь, пухлые губки, акриловые ногти немыслимой длины.
– Агния, здравствуй, дорогая! – ласково и нежно улыбнулась Полина, зайдя к Агнии за ширму. – Ты куда-то идешь?
– Да, сейчас обед, – сказала Агния, застегивая «молнии» на сапогах. – А папы нет, он позже будет. Разве вы не созванивались?
– А я к тебе, не к нему… Пообедаем вместе?
– Конечно, – бодро тряхнула Агния своими кудрями. Она теперь видела в Полине свою спасительницу, друга. «Полина наверняка тоже не хочет жить вместе с чужим человеком, со мной то есть!»
Авто Полины – небольшое, дамское, хорошенькое, тоже белого цвета – было припарковано в переулке.
– Тут неподалеку замечательное кафе… – Полина села за руль. В салоне нежно и сладко пахло духами. – Ты сделала новую прическу, тебе идет.
– Спасибо! – обрадовалась Агния. – А то я сама не пойму… Все время сомневаюсь…
– Никогда в себе не сомневайся! – сердечно произнесла Полина. – Ты прелесть.
Кафе – дорогое, с вычурным интерьером, рыбками, плавающими под стеклянным полом… Полина с Агнией сели за столиком у окна.
– Агния, папа тебе еще ничего не говорил? – после того как официантка приняла у них заказ, спросила Полина.
– Нет, – дрогнувшим голосом произнесла девушка и уставилась на пухлые губы Полины, с которых должно было сейчас сорваться нечто судьбоносное. – А что?
– Мы назначили свадьбу на конец апреля.
– Ой! Поздравляю! Полина, я так рада…
– А уж как я рада, что у меня будет такая чудесная дочка! – ласково засмеялась Полина, отчего упруго заколыхался ее высокий бюст. – Ты не беспокойся, сегодня я тебя угощаю.
– Нет-нет, мы все пополам…
– Агния, детка, ну не спорь! – Полина положила ладонь поверх ее руки. – Я теперь твоя вторая мама, да? Ты должна меня слушаться…
Агния засмеялась смущенно, рассматривая рисунки на ногтях Полины – птицы, цветы, райские сады…
– Полина, а где будет свадьба?
– У нас снят ресторан в Подмосковье… все на свежем воздухе. В конце апреля будут стоять, как всегда, теплые дни. А в мае жениться нельзя… Ну а до того – пост.
– Пост, да… А до лета – долго ждать! – подхватила Агния. – А что потом?
– Потом едем в свадебное путешествие. Что еще… Потом мы с Борей живем долго и счастливо! – засмеялась Полина. Им принесли заказ. – Угощайся, Агния, это мой любимый салат. Ноль калорий – и очень вкусный!
– А… а где вы будете жить? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Агния.
– Как где? У вас. Ты, надеюсь, не против? – быстро спросила Полина.
– Н-нет. Но… Мы что, будем жить втроем?
– Конечно. Мы же теперь одна семья.
Агния молча положила в рот салатный лист.
– Агния, ты ведь не думаешь, что я превращусь в злую мачеху и заставлю тебя перебирать просо с утра до ночи? – шутливо спросила Полина.
– Нет. Да мне и не в тягость домашний труд… – запинаясь, ответила Агния. «Вместе! Но как же…»
– Тебя что-то смущает, скажи? Я тебе не нравлюсь? Ты ревнуешь ко мне папу?..
«Почему она говорит со мной, точно с ребенком? Ведь я даже старше ее… А губы у нее напоминают куриную гузку. Кажется, вот-вот яйцо из них выскользнет!»
Полина сидела перед ней – такая нежная, ласковая, лощеная, сияющая дорогим тональником на коже, благодушная. Абсолютно нескандальная, занятая своей внешностью. Любовью. Нарядами. Пожалуй, она действительно не будет досаждать Агнии. И Полина, и отец станут жить в свое удовольствие. Нормальные, современные люди. Только вот будут ли они учитывать интересы Агнии?
– Нет, я не ревную, и ты мне нравишься, – честно ответила Агния. – Проблема в другом. Я… я хочу жить одна.
– А как же семья? – растерялась Полина.
– Семья – это вы с отцом.
Полина отвернулась, молча постукивая пальцами по столу. Агнии очень не хотелось ссориться с ней, но…
– Полина, ты можешь сказать отцу, что хочешь жить только с ним? Без меня? – набравшись храбрости, спросила Агния.
– Я говорила, – ничуть не удивившись, спокойно ответила Полина. – Но он…
– Что? – напряглась Агния. Если бы Полина ответила – «отец любит тебя и не хочет отпускать, потому что беспокоится за тебя», – Агния смиренно бы со всем согласилась бы. Но Полина сказала:
– Он хочет, чтобы мы с тобой стали подругами. Чтобы ты работала меньше и проводила больше времени со мной. Я же не работаю… Да и тебе все веселей будет!
Не сразу смысл сказанного дошел до сознания Агнии. А потом она поняла – отец хочет, чтобы она была кем-то вроде дуэньи при Полине. Отец, вероятно, боялся, что в его отсутствие Полина загуляет или заскучает…
– Отец уже все решил? – быстро спросила Агния.
– Да.
У Агнии возникло такое ощущение, будто сердце в груди перевернулось. Затряслись руки – девушка быстро спрятала их под стол. Она не понимала, что с ней творится…
– Я не хочу быть свидетельницей всего этого! – вырвалось у Агнии.
– Чего – этого?
– Вашего с отцом медового месяца!
– Господи, Агния… Да разве ж мы при тебе… – опешила Полина.
– Я не хочу… Я знаю, что мой отец – донжуан тот еще! Я не хочу видеть, как он выходит утром на кухню, в своем белом махровом халате, напевая, не хочу видеть тебя в пеньюарчике, томную, после ночи любви…
– Я так и знала, что ты ревнуешь, – кисло произнесла Полина. – А ты хотела бы, чтобы он был старым пердуном, из которого песок сыплется? Ты бы варила ему манную кашу и носила грелку в постель, да?.. Нет, Боря, конечно, говорил, что ты старая дева, но не настолько же! Ты что, вообще отрицаешь любовь?
«Отец обсуждал меня с ней? Называл «старой девой»?!»
– Да кто бы говорил о любви! – сквозь зубы произнесла Агния. – Любовь! Мой отец тебя старше на тридцать лет! Любовь… Так я и поверила, что ты, тридцатилетняя бездельница, холеная кукла, влюбилась!
«Боже, что я говорю?..» – с ужасом подумала девушка. Это была не она, не Агния – кроткое, доброе создание. И потом, гнев отца будет страшен… Она посмела назвать его невесту куклой и бездельницей. Теперь он точно ее убьет.
– Ты ханжа! Ты… ты старая дева! – округляя глаза, раздельно произнесла Полина. – При чем тут возраст?..
– Ага, он тоже влюбился… Как же! Не мог в свою ровесницу влюбиться. Или в женщину с грудью нормального размера. Это все… Это все его козлиная похоть! – с отвращением к себе, к тому, что говорит, продолжила Агния.
– Ты же его ненавидишь! – прошептала Полина, отшатнувшись. – Ты ненавидишь своего собственного отца! Ты не хочешь, чтобы он был счастлив!
– Если его счастье – затаскивать всех девиц в постель…
– Замолчи! Ты сумасшедшая! – страшным голосом зашептала Полина. – Ты самая настоящая сумасшедшая… Ох, а я-то к тебе с добром… У него и так с этой дурой Кирой проблем хватает, а тут еще ты! Совесть-то у тебя есть?
«С Кирой, – машинально отметила Агния. – Еще какая-то дура Кира… Киры только не хватало!»
– Вот он пусть сначала с Кирой разберется! – выпалила Агния.
– С Кирой он никогда не разберется, потому что там ребенок, ты знаешь!
«Ребенок? У отца ребенок от какой-то там Киры?»
Это оказалось последней каплей – Агния уже не владела собой.
– Как вы мне все надоели… – не слыша собственного голоса, не соображая, что говорит, прошипела Агния. – Проститутки проклятые!
Полина открыла рот. Округлила глаза. Закрыла рот. Снова открыла.
– А… ты… – задыхаясь, точно рыба, выброшенная на берег, Полина попыталась справиться с дыханием, но не смогла.
Агния не стала дожидаться, пока будущая мачеха наконец подберет нужные слова, схватила свое пальто и пулей выскочила из кафе.
«Что я наделала?!»
Агния побежала вдоль улицы, нырнула в метро. Она совсем забыла о том, что ее ждут в нотариальной конторе.
«Все кончено…»
Страшно было даже представить, что скажет ей отец, когда обо всем узнает. Он ее уничтожит…
«И будет прав! – в отчаянии подумала Агния. – Что такое на меня нашло… Это же не я была, не я эти гадкие слова говорила! И вообще, какое я имела право обсуждать чувства отца, его невесты, оскорблять этих людей… Взяла и совершенно без повода напала на Полину!»
Агния немного пришла в себя лишь во дворе собственного дома. Было около трех часов дня. «Надо было к Инге ехать… Но Инга больна, еще не оклемалась после вчерашнего! – напомнила себе Агния. – Что же делать?! После всего этого я не имею права возвращаться домой!»
Агния побрела по засыпанному снегом двору. Села на качели. «Если бы мама была жива…» Агния с такой тоской, с такой нежностью вдруг вспомнила сейчас о матери, что с трудом сдержала слезы. Мама была очень пугливой, робкой, абсолютно незлобивой женщиной. Характером Агния пошла в нее – об этом девушка и сама знала, да и окружающие не раз подтверждали.
«Почему отец не вызвал меня тогда в Москву, не дал проститься с мамой?.. Ее закапывали в землю, а меня, ее дочери, даже не было на похоронах! Как же ей было одиноко, грустно – умереть одной! И я ведь ни словом не упрекнула отца… Я тогда должна была высказать ему все, а не сегодня нападать на Полину, которая ни в чем не виновата…»
Агния закрыла глаза, прислонившись виском к ледяному металлу стойки качелей.
Восемнадцать лет назад, лето. Июль. Дивные, золотые, жаркие дни. Их уютный московский дворик весь в зелени… Ее, Агнию, ученицу последнего класса, провожает на вокзал мама. Они идут вдоль дома, мама торопливо вспоминает – все ли взяли…
В тот самый день, когда Агния отправлялась в летний лагерь, во дворе веселилась молодежь постарше. Этот… Харитонов бренчал на гитаре. Орехов был. Еще кто-то. Девушка на качелях, с роскошной гривой золотисто-каштановых волос. Кажется, она тоже жила в их доме, потом уехала куда-то, что ли… Красивая. Да-да, была в тот день еще и девушка.
Агния тогда шла мимо них, мимо разросшихся кустов сирени, рядом с мамой, и представляла, как будет плескаться в море… Она не знала, что в ее отсутствие мама умрет. Это был последний день, когда она видела маму живой.
Агния тогда, тогда должна была высказать все отцу!
Слезы мгновенно высохли на глазах Агнии. Она, будучи уже взрослым человеком, понимала, что глупо, да и поздно бунтовать против отца. Ей тридцать четыре, а не шестнадцать! Но он назвал ее «старой девой»… Он, старый казанова… и еще ребенок какой-то у него на стороне… и эта Полина, лоснящаяся, в лосинах, чуть не лопающаяся от силикона, насквозь пропитанная дорогими кремами… Ясно же – она собирается выйти замуж для того, чтобы содержать свое роскошное тело в холе и неге. Больше ей ничего не надо!
– Агнесса!
Агния вздрогнула – через двор, взрывая снег, к ней быстро шел Харитонов. Этот грубый, циничный, приставучий доктор.
– Агнесса… вот так встреча! – Он приблизился, гипнотизируя Агнию своими светлыми, голубыми, наглыми глазами. Кажется, он и не моргал вовсе. Заросшая щетиной физиономия, крепкий запах табака…
– Я не Агнесса, я Агния.
– Агния! Дивное имя. Но я даже не надеялся, что еще раз встречу тебя… Ведь мы только вчера… А говорят, Москва – большой город! Я почему-то знал, что мы еще пересечемся. Но не думал, что так скоро. На следующий день!
«Он так и не узнал меня. Раньше все смотрели на мою косу, а не на мое лицо!»
– Разве мы на «ты»?
– Да, – бойко, без тени сомнения, ответил Харитонов. – Слушай, раз такие дела, может, посидим где-нибудь? Только я сейчас переоденусь… Две минуты!
– Мне холодно.
– Что? – Он потрогал рукав ее пальто. – Э, да, пальтишко совсем не для зимы! Идем ко мне.
Агния подняла голову, посмотрела ему в лицо. И сказала:
– Идем.
В лифте он стоял близко, с едва заметной улыбкой утыкался ей в волосы лицом, словно невзначай, – Агния наблюдала за Харитоновым в зеркало.
– Ты белокурая бестия, – прошептал он тоном заговорщика. – Я это еще вчера заметил.
– Я – Агния. Бедная овечка, – поправила она его.
– Нет, ты белокурая бестия! Ты – огонь.
В его квартире пахло табаком и чем-то кислым.
Харитонов помог Агнии снять пальто.
– Сапожки можешь не снимать. Сама видишь, как у меня тут…
– Нет. Я сниму.
– Айн момент. – Харитонов сел на корточки, расстегнул «молнии» на ее сапогах. Достал из-под галошницы пластиковые женские шлепанцы и перед тем, как надеть их на Агнию, сжал в ладонях ее ступню. – Холодная. И сапожки у тебя не по сезону.
Агния, покусывая губы, произнесла отстраненно:
– Может, ты согреешь?
Харитонов поднялся, посмотрел на Агнию сверху вниз (он был на целую голову выше). И молча, решительно обнял ее, так, что спина у Агнии прогнулась, а запрокинутое лицо оказалось ровно у его губ. Он поцеловал ее горькими от табака губами. Щетина на его щеке царапнула щеку девушки.
Весь он – не слишком молодой, жилистый, прокопченный, уверенный, циничный, нахрапистый – был настолько далек от образа романтического возлюбленного, что Агния не воспринимала его всерьез. Это игра. Никаких чувств. Говорят, так надо. Ну, раз надо, так надо. Кстати, а что она должна делать?
Агния подняла руки и обняла Харитонова за шею.
Ей были неприятны его язык, губы («зачем так влажно?»), его щетина и особенно то, что Харитонов вдруг стал дышать часто.
Агния покосилась на галошницу, на распахнутые дверцы какого-то гардероба – оттуда торчали полы курток.
– Не здесь, – сказала она.
Харитонов, не выпуская ее из объятий, ловко переместился в комнату. Комната, как краем глаза заметила Агния, представляла собой жуткую берлогу. Разобранная постель, обрывки бумаги на полу, стол, на котором были навалены книги, журналы и грязная посуда. Единственным «приличным» объектом в этой комнате являлась панель огромного плазменного телевизора, но на черном выключенном экране скопилось много пыли и кто-то уже успел нарисовать пальцем рожицы…
Харитонов расстегнул на Агнии блузку и стал целовать ее плечи.
– Ты такая холодная… – Он принялся своим дыханием отогревать ее пальцы. Далее он скинул с себя одежду, потом принялся раздевать Агнию. И все эти манипуляции Харитонов производил довольно ловко и легко, что возможно только после долгих лет интенсивной практики.
Через короткий промежуток времени Агния уже лежала обнаженной спиной на чужой постели.
Его руки. Щетина. Он целовал ее ступни, что Агнии показалось верхом… нет, не неприличия, но странности, что ли?
– Господи, надо же так замерзнуть…
– А ты говорил, что я – огонь.
– Огонь – там, внутри, – быстро произнес Харитонов и снова прижался к губам Агнии. Он прикрыл ее сверху своим телом, на какое-то мгновение буквально вдавил в диван.
– Ай, – едва слышно вскрикнула Агния и закрыла глаза.
…Это была ее любимейшая сцена из «Призрака Оперы» – Призрак уводит Кристину в свое подземелье и поет дивную песню. Главная мелодия, главный «зонг» мюзикла – «In sleep he sang to me, in dreams he came… that voice which calls to me and speaks my name…». Что примерно переводилось как: «В мечтах приходит он, он снится мне, чудесный голос звал меня во сне…» На какое-то время Кристина словно теряет разум, подчиняясь Призраку, силе его страсти. Она в тот момент – лишь игрушка в его руках, она покорна и податлива…
Агния открыла глаза. На нее, не моргая, смотрел Григорий Харитонов.
– Что это было? – тихо, даже строго спросил он.
– Что? – вяло отозвалась Агния. – Ты не знаешь?.. Тоже мне, доктор.
– Господи, ты должна была меня предупредить! – воскликнул он со злостью и недоумением.
– Зачем? – Агния осторожно села, поправила волосы. Прислушалась к собственным ощущениям – и с недоумением обнаружила, что никаких физиологических неудобств не испытывает. «Как?.. И это – все? Так легко, быстро… А где боль, где страдания, которые я должна была испытать, ведь столько об этом написано, рассказано? Да, вот я наконец и стала женщиной. Но что изменилось? Какой во всем этом смысл? Чем я прежняя отличаюсь от себя теперешней?»
– Ты сумасшедшая. Вот так просто, с первым встречным…
– Прости.
– Нет, и она еще и прощения просит! Ты… – Глаза у Харитонова были круглыми, белыми от гнева и… от удивления еще, наверное.
– Что? Ну что?
– Я не понимаю!
– Мой отец назвал меня старой девой, – спокойно, даже рассудительно произнесла Агния. – Все, теперь он меня не сможет больше так называть. Пусть я и старая, но уже не дева.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента