Страница:
Пятница, 24 августа
Днем в магазин зашло семейство. Судя по цветастой одежде, спортивным штанам и низким лбам, я бы отнес их к социально-экономической группе приобретателей дисков, но никак не книг.
Дети, все, кроме одного, страдали синдромом дефицита внимания. Мать, у которой во рту не хватало нескольких зубов, спросила единственного нормального ребенка, высокого мальчика с серьезным лицом:
– Зачем ты притащил нас в этот магазин? – Она подозрительно огляделась.
– Хочу купить книгу, – объяснил мальчик.
– У тя чё, книжки нету? – не унималась мать.
– Хочу еще одну, – твердо ответил сын.
Тут вмешался я и повел мальчика в отдел детской классики. Мать нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку. Отец, мрачно вздохнув, вышел наружу и закурил.
Я показал мальчику, как нужно обращаться с книгами в твердом переплете, и спросил, интересуют ли его пираты.
– Да-а, я видал их в кино, – ответил он.
Я снял с полки «Остров сокровищ». Мальчик открыл книгу, полистал, прочел несколько строк, шевеля губами.
– Местами эту книгу нелегко читать, но, поверь, она стоит усилий, – сказал я.
Он глянул на цветную иллюстрацию: здоровенный Джон Сильвер нависал над сундуком с сокровищами. Мой клиент вынул из кармана 10 фунтов. Книга стоила 15, но я вовремя прикусил язык и не стал указывать моему клиенту на цену.
Когда я клал деньги в кассу, мамаша пристала ко мне:
– А сдача с десятки?
– Извините, не полагается.
Выходя из магазина, мать воскликнула:
– Да ты, сынок, совсем рехнулся! Спустить дареные деньги на какую-то книжку! День рождения раз в год бывает!
Дети, все, кроме одного, страдали синдромом дефицита внимания. Мать, у которой во рту не хватало нескольких зубов, спросила единственного нормального ребенка, высокого мальчика с серьезным лицом:
– Зачем ты притащил нас в этот магазин? – Она подозрительно огляделась.
– Хочу купить книгу, – объяснил мальчик.
– У тя чё, книжки нету? – не унималась мать.
– Хочу еще одну, – твердо ответил сын.
Тут вмешался я и повел мальчика в отдел детской классики. Мать нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку. Отец, мрачно вздохнув, вышел наружу и закурил.
Я показал мальчику, как нужно обращаться с книгами в твердом переплете, и спросил, интересуют ли его пираты.
– Да-а, я видал их в кино, – ответил он.
Я снял с полки «Остров сокровищ». Мальчик открыл книгу, полистал, прочел несколько строк, шевеля губами.
– Местами эту книгу нелегко читать, но, поверь, она стоит усилий, – сказал я.
Он глянул на цветную иллюстрацию: здоровенный Джон Сильвер нависал над сундуком с сокровищами. Мой клиент вынул из кармана 10 фунтов. Книга стоила 15, но я вовремя прикусил язык и не стал указывать моему клиенту на цену.
Когда я клал деньги в кассу, мамаша пристала ко мне:
– А сдача с десятки?
– Извините, не полагается.
Выходя из магазина, мать воскликнула:
– Да ты, сынок, совсем рехнулся! Спустить дареные деньги на какую-то книжку! День рождения раз в год бывает!
Суббота, 25 августа
Утром сказал Георгине, что вернусь поздно, потому что должен наведаться в ночной клуб «Лох» и попытаться найти там Малыша Кертиса.
– Давай я тоже туда подъеду, – оживилась Георгина, – мы с тобой тыщу лет не танцевали.
– Я туда не развлекаться иду, но лишь для того, чтобы выполнить поручение Гленна.
Георгина обняла меня, поцеловала:
– Помнишь, как мы когда-то танцевали, до того, как поженились?
– Помню, голышом, и мне не хотелось тебя отпускать. Я думал о тебе днем и ночью. Похудел на десять килограммов, и краски тогда были намного ярче, и все, что я видел и слышал, напоминало о тебе.
Втиснувшись между нами, Грейси растащила нас в стороны:
– Хватит целоваться.
Не встрянь она, мы могли бы заняться любовью. Из-за такого стоило опоздать на работу.
– Давай я тоже туда подъеду, – оживилась Георгина, – мы с тобой тыщу лет не танцевали.
– Я туда не развлекаться иду, но лишь для того, чтобы выполнить поручение Гленна.
Георгина обняла меня, поцеловала:
– Помнишь, как мы когда-то танцевали, до того, как поженились?
– Помню, голышом, и мне не хотелось тебя отпускать. Я думал о тебе днем и ночью. Похудел на десять килограммов, и краски тогда были намного ярче, и все, что я видел и слышал, напоминало о тебе.
Втиснувшись между нами, Грейси растащила нас в стороны:
– Хватит целоваться.
Не встрянь она, мы могли бы заняться любовью. Из-за такого стоило опоздать на работу.
Воскресенье, 26 августа
1 час ночи
Не имея опыта клубной жизни, я не сообразил, что «Лох» откроется в половине двенадцатого, не раньше.
Центр Лестера казался Диким Западом. Я пытался найти тихий паб, где бы можно спокойно почитать книжку, но тщетно. В конце концов я отправился к Уэйну Вонгу, где мне подали «фирменный ужин на одного». Попросил Уэйна заменить курицу в кисло-сладком соусе говядиной с черными бобами, но, к моему изумлению (я знаком с этим человеком тридцать лет!), он отказался:
– Если я сделаю это для тебя, Моули, мне придется делать то же самое для других, и тогда нам грозит хаос. Хаос!
Возраст не украсил Уэйна, он почти облысел и раздался вширь и теперь очень похож на надувного человечка с утиной физиономией из путеводителя «Мишлен».
Когда он принес мне еду, я полюбопытствовал:
– Так ты достиг своей великой цели – купить «ламборгини»?
– Нет, – буркнул Уэйн, – но спасибо, что напомнил.
Тогда я спросил, знает ли он, когда открывается «Лох».
– Я что, похож на человека, который интересуется подобной фигней? Я кручусь здесь по двадцать четыре часа в сутки без выходных. Вкалываю как заведенный.
– Деньги – это еще не все, Уэйн.
Смахнув со скатерти макаронину, он ответил:
– Деньги – это все, Моули. У меня двое детей, оба учатся в частной школе, родители в доме для престарелых, и недавно я запустил в аквариум новых золотых карпов, за которых с меня слупили пять сотен.
В одиннадцать я уже был у дверей «Лоха». Они еще не открывались. За мной начала выстраиваться очередь.
Парень в сетчатой майке скептически оглядел меня и сказал:
– В таком прикиде, братан, тебя туда не пустят, это против правил.
Рядом взвизгнула девушка:
– Долой «Барбери»!
Я снял шарф от «Барбери», купленный в «Марксе и Спенсере», и запихнул его в карман.
Ровно в 11.30 двери отворились и на нас пахнуло застоявшимся воздухом. Чернокожий красавец-великан вынес столбики и перегородил дверь бархатным шнуром. Я подошел к нему.
– Полегче, профессор, – вытянул он руку, – мы еще не открылись.
Я спросил, не знает ли он Малыша Кертиса.
– Это я и есть, – ответил он.
– У меня для вас сообщение из Афганистана, – продолжил я. Великан расхохотался. – Я – отец Гленна.
– Того самого Гленна? – уточнил Малыш.
– Да, я – мистер Моул, папа Гленна.
Девушка из начала очереди крикнула:
– Впусти нас, Кертис. Здесь холод собачий.
– Он просит, чтобы девушка, с которой он был здесь в последний раз, написала или позвонила ему в Афганистан, – объяснил я.
Великан взял клочок бумаги с войсковым адресом и номером мобильника Гленна:
– Это, наверное, Финли-Роуз. Я дам ей знать. Я ценю то, что ваш сын делает там для нас, мистер Моул.
Пожелав ему доброй ночи, я забрал велосипед из книжного магазина и двинул домой.
Георгина дожидаться не стала. Уснула.
Не имея опыта клубной жизни, я не сообразил, что «Лох» откроется в половине двенадцатого, не раньше.
Центр Лестера казался Диким Западом. Я пытался найти тихий паб, где бы можно спокойно почитать книжку, но тщетно. В конце концов я отправился к Уэйну Вонгу, где мне подали «фирменный ужин на одного». Попросил Уэйна заменить курицу в кисло-сладком соусе говядиной с черными бобами, но, к моему изумлению (я знаком с этим человеком тридцать лет!), он отказался:
– Если я сделаю это для тебя, Моули, мне придется делать то же самое для других, и тогда нам грозит хаос. Хаос!
Возраст не украсил Уэйна, он почти облысел и раздался вширь и теперь очень похож на надувного человечка с утиной физиономией из путеводителя «Мишлен».
Когда он принес мне еду, я полюбопытствовал:
– Так ты достиг своей великой цели – купить «ламборгини»?
– Нет, – буркнул Уэйн, – но спасибо, что напомнил.
Тогда я спросил, знает ли он, когда открывается «Лох».
– Я что, похож на человека, который интересуется подобной фигней? Я кручусь здесь по двадцать четыре часа в сутки без выходных. Вкалываю как заведенный.
– Деньги – это еще не все, Уэйн.
Смахнув со скатерти макаронину, он ответил:
– Деньги – это все, Моули. У меня двое детей, оба учатся в частной школе, родители в доме для престарелых, и недавно я запустил в аквариум новых золотых карпов, за которых с меня слупили пять сотен.
В одиннадцать я уже был у дверей «Лоха». Они еще не открывались. За мной начала выстраиваться очередь.
Парень в сетчатой майке скептически оглядел меня и сказал:
– В таком прикиде, братан, тебя туда не пустят, это против правил.
Рядом взвизгнула девушка:
– Долой «Барбери»!
Я снял шарф от «Барбери», купленный в «Марксе и Спенсере», и запихнул его в карман.
Ровно в 11.30 двери отворились и на нас пахнуло застоявшимся воздухом. Чернокожий красавец-великан вынес столбики и перегородил дверь бархатным шнуром. Я подошел к нему.
– Полегче, профессор, – вытянул он руку, – мы еще не открылись.
Я спросил, не знает ли он Малыша Кертиса.
– Это я и есть, – ответил он.
– У меня для вас сообщение из Афганистана, – продолжил я. Великан расхохотался. – Я – отец Гленна.
– Того самого Гленна? – уточнил Малыш.
– Да, я – мистер Моул, папа Гленна.
Девушка из начала очереди крикнула:
– Впусти нас, Кертис. Здесь холод собачий.
– Он просит, чтобы девушка, с которой он был здесь в последний раз, написала или позвонила ему в Афганистан, – объяснил я.
Великан взял клочок бумаги с войсковым адресом и номером мобильника Гленна:
– Это, наверное, Финли-Роуз. Я дам ей знать. Я ценю то, что ваш сын делает там для нас, мистер Моул.
Пожелав ему доброй ночи, я забрал велосипед из книжного магазина и двинул домой.
Георгина дожидаться не стала. Уснула.
Понедельник, 27 августа
Мать получила письмо из «Шоу Джереми Кайла» с приглашением принять участие в передаче, «дабы раз и навсегда прояснить вопрос об отцовстве вашей дочери Рози». Отцу мать ничего не сказала, опасаясь, что это его убьет, а с нас с Георгиной взяла клятву молчать. Если мать согласится пойти на «Шоу Джереми Кайла», я буду вынужден покинуть деревню, страну и Европу.
Вроде бы мистер Лукас – давнишний и случайный любовник моей матери – связался с этой передачей и наплел им, что он – настоящий отец Рози. Посреди рабочего совещания в книжном магазине я получил сообщение от Рози:
– Адриан, вам по телефону поступили плохие новости?
– «Шоу Джереми Кайла» связалось с моей матерью.
Хайтиш, наш практикант, шумно выдохнул. Этого парня мистер Карлтон-Хейес взял в магазин в минуту слабости, когда меня не было на месте. Хайтиш отлично понимал, что значит попасть на «Шоу Джереми Кайла». Однако у босса телевизора нет, и о текущих событиях он узнает из «Арчеров»[25]. В мире мистера Карлтон-Хейеса «Кольцо Нибелунгов» Вагнера считается массовой культурой.
Я объяснил боссу, что «Шоу Джереми Кайла» – это такая телевизионная передача, на которой не очень умные люди обвиняют других не очень умных людей в своих несчастьях. Наличие супружеской измены и биологическое отцовство негодяи-телевизионщики определяют в основном с помощью детектора лжи и ДНК-тестов. Люди плачут и рыдают, когда на них набрасываются рассвирепевшие бывшие возлюбленные, и науськивает их лично Джереми Кайл.
У мистера Карлтон-Хейеса был ошарашенный вид.
– Но почему, – недоумевал он, – человек соглашается на столь неприглядное публичное обнажение? – Его искренне занимал этот вопрос.
Вроде бы мистер Лукас – давнишний и случайный любовник моей матери – связался с этой передачей и наплел им, что он – настоящий отец Рози. Посреди рабочего совещания в книжном магазине я получил сообщение от Рози:
Алан Лукас? Что это за хрен?Не успел я ответить, как пришло другое сообщение – от Георгины:
Приезжай скорее. Мама не в себе.Мистеру Карлтон-Хейесу, должно быть, передалось мое волнение. Прекратив рассказывать о новых поступлениях, он спросил:
– Адриан, вам по телефону поступили плохие новости?
– «Шоу Джереми Кайла» связалось с моей матерью.
Хайтиш, наш практикант, шумно выдохнул. Этого парня мистер Карлтон-Хейес взял в магазин в минуту слабости, когда меня не было на месте. Хайтиш отлично понимал, что значит попасть на «Шоу Джереми Кайла». Однако у босса телевизора нет, и о текущих событиях он узнает из «Арчеров»[25]. В мире мистера Карлтон-Хейеса «Кольцо Нибелунгов» Вагнера считается массовой культурой.
Я объяснил боссу, что «Шоу Джереми Кайла» – это такая телевизионная передача, на которой не очень умные люди обвиняют других не очень умных людей в своих несчастьях. Наличие супружеской измены и биологическое отцовство негодяи-телевизионщики определяют в основном с помощью детектора лжи и ДНК-тестов. Люди плачут и рыдают, когда на них набрасываются рассвирепевшие бывшие возлюбленные, и науськивает их лично Джереми Кайл.
У мистера Карлтон-Хейеса был ошарашенный вид.
– Но почему, – недоумевал он, – человек соглашается на столь неприглядное публичное обнажение? – Его искренне занимал этот вопрос.
Вторник, 28 августа
Письмо по электронной почте от Рози:
Привет, братец,Я немедленно ответил:
Слушай, какой-то мужик позвонил мне по обычному телефону и сказал, что он мой настоящий отец. Зовут его Алан Лукас. Говорит, у него с мамой в восьмидесятых была любовь. А еще он говорит, что в то время вы с ним были друганами не разлей вода, он возил тебя на каникулы в Шотландию и подарил швейцарский армейский нож с семнадцатью лезвиями. Это правда? Он хочет встретиться со мной, чтобы «возобновить отношения с дочерью». Говорит, ему одиноко и никого-то у него нет в жизни. Ему всегда не везло с женщинами. Все они оказывались злобными, расчетливыми тварями, которые забирали деньги, дома, машины, оставляя его ни с чем. Меня просто бесят «Британские телефонные линии». Я специально убрала свое имя из телефонного справочника, чтобы мне не звонили всякие уроды. Месяцами висела на телефоне, добиваясь удаления моих контактов, и, выходит, на хрен зря потратила время. Как думаешь, я смогу получить какую-нибудь компенсацию? Из-за звонка этого Лукаса я не пошла сегодня устраиваться на работу.
Люблю,
Рози.
Дорогая Рози,
Как обычно, у тебя не получается с ходу сообразить, что важно, а что нет. Ты должна была встревожиться, узнав, что проныра Лукас навязывается тебе в отцы. (Да, я хорошо его помню. И у швейцарского армейского ножа действительно было семнадцать приспособлений. Ножницы пришлись очень кстати, когда я защемил молнией волосы на лобке всего за пару минут до моего второго бракосочетания.)
То, что Лукас каким-то образом раздобыл номер твоего стационарного телефона, в данной ситуации далеко не самое главное. Ты ведь не можешь этого не понимать, верно? Лично меня более всего удручают претензии Лукаса называться твоим отцом. Это убьет папу (Джорджа Моула). Ты всегда была его любимицей. Как бы то ни было, Рози, пожалуйста, не рассказывай маме и (тем более) папе о звонке Лукаса.
Ади.
Среда, 29 августа
Опять письмо от Рози:
– Он отстал на десять лет, – фыркнула Георгина. – Галерея «Черный ящик» из Северного Лондона выставляла трехколесную машинку «робин рилайнт», обмотанную фирменной бумагой «Асда»![26]
– Художественная инсталляция, – возразил я, – не самая важная деталь в бессвязном письме Рози. Это и вправду может убить отца.
– Все мы когда-нибудь умрем, – ответила Георгина.
Позвонил матери на мобильник и договорился встретиться с ней в «Медведе». Я особо подчеркнул, что хотел бы пообщаться наедине. В паб мы шагали под пронизывающим ветром, и на нас непрестанно падали золотистые, коричневые и красные листья. Мать жаловалась, мол, вот опять осень, а лета опять как не бывало.
Полночь
Вечер мы в основном провели на холоде. Мать заявила, что не в состоянии обсуждать проблему Лукаса, Рози и Джереми Кайла «без сигареты в зубах». Мы сели перед пабом за страшно неудобный шаткий столик под никому не нужным зонтом с рекламой пива «Карлинг Блэк Лейбл». Побеседовать толком практически не удалось. К нам постоянно подсаживались курильщики, включая достопочтенного Хьюго Фэрфакс-Лисетта из Фэрфаксхолла, он похвалил «леопардовый» плащ матери и шляпку в тон.
– Чертовски утомительно, – блеял он, – выходить каждые пять минут, чтобы затянуться. Мы хотим поддержать местный паб, но что за выпивка без пачки курева и «ронсона» на столике?
Мать принялась гневно обличать непревзойденное умение новых лейбористов «портить нам удовольствие».
Фэрфакс-Лисетт припомнил властям охоту на лис, запрет на игру в каштанчики на школьном дворе[27] и политическую корректность. Обычно подобные речи действуют на мать как красная тряпка на быка, и я опасался ее реакции. Однако, к моему удивлению, она кивала и охала, не сводя глаз с обветренного, но все же аристократического лица Фэрфакс-Лисетта. Когда он протянул ей пачку «Данхилла», я заметил, как их руки соприкоснулись, а когда он поднес матери зажигалку («ронсон», разумеется), они обменялись взглядом. Я уже видел раньше этот взгляд – он всегда предрекает катастрофу.
По дороге домой, пока мы старательно огибали лужи, я внушал матери простую мысль: ни под каким видом ей нельзя появляться на «Шоу Джереми Кайла». Я заставил ее поклясться жизнью Грейси, что она даже не станет разговаривать ни с кем из команды Кайла, когда они снова с ней свяжутся.
– Хотя это была бы хорошая возможность впустить свежий воздух в их затхлую реальность, – задумчиво произнесла мать.
– Если тебе хочется свежего воздуха, купи вентилятор. Но ни в коем случае не полощи наше семейное белье на публике.
– Адриан, если честно, я никогда не была уверена в том, кто отец Рози. Понимаешь, она лишена неуклюжести Моулов. Этой бестолковости, этой криворукости, неспособности пройти по посудному отделу в универмаге без того, чтобы не задеть рукавом или полой пальто какую-нибудь ценную вещь…
Мать определенно намекала на эпизод в лестерском магазине, когда я, восьмилетний, задел рукавом зимнего пальто, купленного на вырост, дорогущую супницу.
– Есть более веские доказательства, мама. Рози – вылитая проныра Лукас: смуглая кожа, черные волосы, карие глаза. Она всегда была кукушонком в нашем гнезде.
Дальше мы шли молча до самого дома. За дверью родительского жилья звучала музыкальная заставка к реалити-шоу «Большой брат», сквозь щель под моей входной дверью просачивалась заунывная мелодия «Аллилуйи».
Когда Георгина включает Леонарда Коэна, это сигнал для меня: жди беды.
Ади, братан мой дорогой,Я ответил:
Ладно, согласна, претензии Алана Лукаса называть меня «дочкой» – полная жуть. Но если ты думаешь, что выдавать информацию о клиентах не является со стороны БТЛ нарушением этики, то мне тебя очень жаль. Мы живем в сталинистском государстве, Адриан, за нами следят и шпионят круглыми сутками. Если начистоту, Ади, в конечном счете не так уж важно, чья сперма оплодотворила мамино яйцо. Мой любимый художник Ризла говорит, что ты и твои электронные сообщения на него плохо действуют. Ему кажется, что Лукас – прикольный чувак. Женщины Ризлы его предали, поэтому он не может работать. Они отняли у него всякую уверенность в себе.
По-моему, папе надо рассказать, Адриан. Мы с Ризлой убеждены в необходимости тотальной честности.
Рози, я буду тотально честен с тобой. Ризла – ленивый позер средних лет, который курит так много травки, что в голове у него уже не мозги, но густое месиво из паранойи и жалости к себе.
Умоляю, ничего не предпринимай, пока я не поговорю с тобой с глазу на глаз. Где ты будешь сегодня вечером?
Ади.
Ади,
Ризла говорит, что ты – типичный буржуа и материалист, который живет во лжи и вступает в сговор с обществом, чтобы «затоптать мир мечты». Он спрашивает, не мог бы ты прислать ему немного денег, ему нужно купить сотню рулонов туалетной бумаги. Он делает инсталляцию. Хочет обмотать туалетной бумагой «бумер» для декабрьской выставки. Он обращался к разным художникам и в «Тейт Модерн», но все его послали. Ему предлагали всякие дешевые марки, но ему требуется «Андрекс». Двух сотен хватило бы.
Люблю,
Рози.
P. S. Если у тебя найдутся знакомые с «бумером», которые захотят спонсировать гениального художника, пожалуйста, сообщи.Последнее письмо я показал жене.
P. P. S. А что касается личности моего настоящего отца, Ризла говорит, что сперма – штука вселенская и, по сути, у нас на всех одна мать и один отец. Говорит, что с удовольствием пойдет на «Шоу Джереми Кайла», чтобы довести до сведения всей страны свою жизненную и художественную программу.
– Он отстал на десять лет, – фыркнула Георгина. – Галерея «Черный ящик» из Северного Лондона выставляла трехколесную машинку «робин рилайнт», обмотанную фирменной бумагой «Асда»![26]
– Художественная инсталляция, – возразил я, – не самая важная деталь в бессвязном письме Рози. Это и вправду может убить отца.
– Все мы когда-нибудь умрем, – ответила Георгина.
Позвонил матери на мобильник и договорился встретиться с ней в «Медведе». Я особо подчеркнул, что хотел бы пообщаться наедине. В паб мы шагали под пронизывающим ветром, и на нас непрестанно падали золотистые, коричневые и красные листья. Мать жаловалась, мол, вот опять осень, а лета опять как не бывало.
Полночь
Вечер мы в основном провели на холоде. Мать заявила, что не в состоянии обсуждать проблему Лукаса, Рози и Джереми Кайла «без сигареты в зубах». Мы сели перед пабом за страшно неудобный шаткий столик под никому не нужным зонтом с рекламой пива «Карлинг Блэк Лейбл». Побеседовать толком практически не удалось. К нам постоянно подсаживались курильщики, включая достопочтенного Хьюго Фэрфакс-Лисетта из Фэрфаксхолла, он похвалил «леопардовый» плащ матери и шляпку в тон.
– Чертовски утомительно, – блеял он, – выходить каждые пять минут, чтобы затянуться. Мы хотим поддержать местный паб, но что за выпивка без пачки курева и «ронсона» на столике?
Мать принялась гневно обличать непревзойденное умение новых лейбористов «портить нам удовольствие».
Фэрфакс-Лисетт припомнил властям охоту на лис, запрет на игру в каштанчики на школьном дворе[27] и политическую корректность. Обычно подобные речи действуют на мать как красная тряпка на быка, и я опасался ее реакции. Однако, к моему удивлению, она кивала и охала, не сводя глаз с обветренного, но все же аристократического лица Фэрфакс-Лисетта. Когда он протянул ей пачку «Данхилла», я заметил, как их руки соприкоснулись, а когда он поднес матери зажигалку («ронсон», разумеется), они обменялись взглядом. Я уже видел раньше этот взгляд – он всегда предрекает катастрофу.
По дороге домой, пока мы старательно огибали лужи, я внушал матери простую мысль: ни под каким видом ей нельзя появляться на «Шоу Джереми Кайла». Я заставил ее поклясться жизнью Грейси, что она даже не станет разговаривать ни с кем из команды Кайла, когда они снова с ней свяжутся.
– Хотя это была бы хорошая возможность впустить свежий воздух в их затхлую реальность, – задумчиво произнесла мать.
– Если тебе хочется свежего воздуха, купи вентилятор. Но ни в коем случае не полощи наше семейное белье на публике.
– Адриан, если честно, я никогда не была уверена в том, кто отец Рози. Понимаешь, она лишена неуклюжести Моулов. Этой бестолковости, этой криворукости, неспособности пройти по посудному отделу в универмаге без того, чтобы не задеть рукавом или полой пальто какую-нибудь ценную вещь…
Мать определенно намекала на эпизод в лестерском магазине, когда я, восьмилетний, задел рукавом зимнего пальто, купленного на вырост, дорогущую супницу.
– Есть более веские доказательства, мама. Рози – вылитая проныра Лукас: смуглая кожа, черные волосы, карие глаза. Она всегда была кукушонком в нашем гнезде.
Дальше мы шли молча до самого дома. За дверью родительского жилья звучала музыкальная заставка к реалити-шоу «Большой брат», сквозь щель под моей входной дверью просачивалась заунывная мелодия «Аллилуйи».
Когда Георгина включает Леонарда Коэна, это сигнал для меня: жди беды.
Четверг, 30 августа
Посреди ночи я встал по малой нужде и обнаружил в гостиной Георгину за ноутбуком. Леонард Коэн тихонько мурлыкал о некой Александре, которая куда-то уходит от него.
Завидев меня, Георгина быстренько свернула страницу и предложила:
– Отнес бы ты свой мочевой пузырь к доктору, Адриан.
Довел до ее сведения, что уже четыре часа утра.
– Я предпочитаю жить в рок-н-рольном режиме, – отрезала Георгина.
Постель остыла, пока я ходил в туалет. Печальная осень сгущается над нами.
Завидев меня, Георгина быстренько свернула страницу и предложила:
– Отнес бы ты свой мочевой пузырь к доктору, Адриан.
Довел до ее сведения, что уже четыре часа утра.
– Я предпочитаю жить в рок-н-рольном режиме, – отрезала Георгина.
Постель остыла, пока я ходил в туалет. Печальная осень сгущается над нами.
Пятница, 31 августа
Принес жене подарок – книжку Найджеллы Лоусон «Как стать домашней богиней».
Георгина вяло поблагодарила, открыла книгу наугад, поморщилась:
– Анчоусы, ненавижу анчоусы. – И закрыла.
Меня словно ножом пырнули, и я поскорее вышел из комнаты, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.
В доме было неприбрано, в раковине – грязные кастрюли. Когда я мягко спросил жену, что она делала целый день, Георгина разразилась отповедью: у меня невроз навязчивых состояний, а у всех цивилизованных людей имеется посудомоечная машина. Перемывая гору посуды, я слушал «Арчеров» – у Рут Арчер проблемы с протезом, она хочет переделать грудь, и ей надо убедить Дэвида в необходимости этой реконструкции. Журчание воды побудило меня дважды посетить туалет – черт знает что! Несомненно, причина кроется в нервной системе, ведь после того, как я помочусь, остается ощущение, что мочевой пузырь по-прежнему полон. Наверное, все же стоит сходить к врачу.
Мне не с кем поговорить о моих проблемах, кроме Найджела. Проверив в интернет-банкинге свой баланс (перерасход в 349,31 фунта), позвонил Найджелу узнать, могу ли я зайти к нему завтра после работы. Он нехотя согласился.
Грейси у себя в комнате играла с куклами в социальных работников. Барби и Кен сочетались браком с куклами Братц, и Синди (в деловом костюме и с кейсом) грозила забрать ребенка Барби (крошку Анабеллу) под государственную опеку. Рядом с крошкой Анабеллой Барби выглядит карлицей, но это обстоятельство Грейси совершенно не беспокоит. И где только моя дочка черпает сведения о деятельности соцработников? Кожей чувствую влияние моей матери – она обожает рассказывать жуткие истории о тех несчастных, что живут в муниципальных домах. Я долго просидел у Грейси. В конце концов крошку Анабеллу отдали на воспитание медвежонку Паддингтону и его жене (пунцовому Маленькому Пони), которые обитают в доме Венди, превращенном в сиротский приют. Когда мне поручили роль шафера на свадьбе Почтальона Пата и телепузика Тинки-Винки, я сказал Грейси, что большинство мамочек и папочек любят друг друга и своих детей. И поинтересовался, почему она не играет в счастливые семьи. Но Грейси не ответила, она была слишком занята прилаживанием подвенечной фаты на голове Почтальона Пата.
2 часа ночи
Пытался растормошить Георгину: гладил ее по бедру, мял плечо – все как всегда, но она не откликнулась. Спустя некоторое время я сдался и повернулся к ней спиной.
Георгина вяло поблагодарила, открыла книгу наугад, поморщилась:
– Анчоусы, ненавижу анчоусы. – И закрыла.
Меня словно ножом пырнули, и я поскорее вышел из комнаты, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.
В доме было неприбрано, в раковине – грязные кастрюли. Когда я мягко спросил жену, что она делала целый день, Георгина разразилась отповедью: у меня невроз навязчивых состояний, а у всех цивилизованных людей имеется посудомоечная машина. Перемывая гору посуды, я слушал «Арчеров» – у Рут Арчер проблемы с протезом, она хочет переделать грудь, и ей надо убедить Дэвида в необходимости этой реконструкции. Журчание воды побудило меня дважды посетить туалет – черт знает что! Несомненно, причина кроется в нервной системе, ведь после того, как я помочусь, остается ощущение, что мочевой пузырь по-прежнему полон. Наверное, все же стоит сходить к врачу.
Мне не с кем поговорить о моих проблемах, кроме Найджела. Проверив в интернет-банкинге свой баланс (перерасход в 349,31 фунта), позвонил Найджелу узнать, могу ли я зайти к нему завтра после работы. Он нехотя согласился.
Грейси у себя в комнате играла с куклами в социальных работников. Барби и Кен сочетались браком с куклами Братц, и Синди (в деловом костюме и с кейсом) грозила забрать ребенка Барби (крошку Анабеллу) под государственную опеку. Рядом с крошкой Анабеллой Барби выглядит карлицей, но это обстоятельство Грейси совершенно не беспокоит. И где только моя дочка черпает сведения о деятельности соцработников? Кожей чувствую влияние моей матери – она обожает рассказывать жуткие истории о тех несчастных, что живут в муниципальных домах. Я долго просидел у Грейси. В конце концов крошку Анабеллу отдали на воспитание медвежонку Паддингтону и его жене (пунцовому Маленькому Пони), которые обитают в доме Венди, превращенном в сиротский приют. Когда мне поручили роль шафера на свадьбе Почтальона Пата и телепузика Тинки-Винки, я сказал Грейси, что большинство мамочек и папочек любят друг друга и своих детей. И поинтересовался, почему она не играет в счастливые семьи. Но Грейси не ответила, она была слишком занята прилаживанием подвенечной фаты на голове Почтальона Пата.
2 часа ночи
Пытался растормошить Георгину: гладил ее по бедру, мял плечо – все как всегда, но она не откликнулась. Спустя некоторое время я сдался и повернулся к ней спиной.
Сентябрь
Суббота, 1 сентября
В магазине выдался тяжелый день. Наплыв посетителей, и у половины из них мозги были набекрень. Один из таких безумцев интересовался изданиями об НЛО, я подвел его к полке, но, когда он принялся рассказывать о двухметровых инопланетянах, которых он видел собственными глазами разгуливающими по полю на окраине Маркет-Харборо, я сбагрил его Хайтишу – наш практикант свято верит в то, что башни-близнецы были взорваны по приказу ЦРУ.
Когда я приехал, Найджел с Лансом Ловеттом смотрели «Холлиоукс»[28] в темноте. Знаю, это глупо, но меня раздражает то, что они вообще не включают в доме свет. Странно видеть двух слепых перед телевизором, заметил я, на что Найджел ответил:
– Но мы ведь слышим звуковые эффекты и диалоги, Моули, да и телевидение нам обходится в два раза дешевле, чем зрячим.
Бог знает, что им дает прослушивание «Холлиоукса». Звуковая дорожка состоит в основном из хлопанья дверей, рыданий, ссор, мордобоя, занятий любовью и ошеломляющих откровений, когда наконец выясняется, кто чей отец или мать. Началась реклама. Найджел приглушил звук и повернулся ко мне. Я рассчитывал поговорить с ним наедине, но Ланс и не думал вставать с дивана, а я не мог из соображений приличий попросить слепца поискать себе какое-нибудь другое место, так что я поведал им обоим о моих многочисленных и разнообразных проблемах, начиная с «Шоу Джереми Кайла» и кончая явно удрученным состоянием жены. В ответ Найджел произнес речь, оснащенную, на мой взгляд, чрезмерным количеством метафор:
– Ты сорвал редкую орхидею и запер ее в темном сарае. Забывал ухаживать за ней и уделять ей достаточно внимания. Стоит ли удивляться, что она отчаянно пытается выжить? Георгина как пойманная птица со сломанными крыльями, она – яйцо Фаберже, которое ты сварил в мешочек и съел на завтрак…
Я оборвал его, когда он попытался уподобить Георгину потухшему вулкану.
– Сегодня утром я долго беседовал с Георгиной по телефону, – взял слово Ланс. – Она сказала, что ваша сексуальная жизнь напоминает пустыню Калахари. Вы будто с трудом одолеваете зыбучие пески, взбираясь на дюну, но редко достигаете этой вершины вместе.
Найджел с Лансом захихикали.
– Возмутительно! – Я вскочил с дивана. – Не ожидал, что моя жена выбалтывает вам самые интимные подробности нашей личной жизни. Это похоже на предательство.
– Кончай рвать на себе трусы, – беззаботным тоном произнес Найджел. – Женщины только и делают, что делятся с геями своими самыми страшными тайнами.
– Мы – хранители знания, – подхватил Ланс, – и наша осведомленность не ограничивается дизайном интерьеров. – Оба опять засмеялись.
Я оглядел их гостиную. Каким-то образом, несмотря на слепоту, они умудрились подобрать занавески, ковер и подушки в тон.
Может, у гомосексуальных мужчин имеется лишний ген, ответственный за декораторский талант?
Дома я застал мать, они с Георгиной обсуждали проблему Лукаса и Джереми Кайла. Меня крайне встревожило направление их беседы: обе склонялись к тому, чтобы, по выражению матери, «очиститься – выложить все без утайки и поставить наконец точку в этой истории». Я пылко и, по-моему, красноречиво убеждал их в настоятельной необходимости держать семейные секреты под спудом и не докапываться до правды, но, к моей досаде, они лишь глянули на меня с недоумением и жалостью, а затем продолжили беседу. Грейси сидела у отца, смотрела «Волшебника страны Оз» в 79-й раз (отец считает), поэтому я отправился на кухню и занялся моей пьесой «Чума!». Сочинил монолог жертвы чумы.
Когда я приехал, Найджел с Лансом Ловеттом смотрели «Холлиоукс»[28] в темноте. Знаю, это глупо, но меня раздражает то, что они вообще не включают в доме свет. Странно видеть двух слепых перед телевизором, заметил я, на что Найджел ответил:
– Но мы ведь слышим звуковые эффекты и диалоги, Моули, да и телевидение нам обходится в два раза дешевле, чем зрячим.
Бог знает, что им дает прослушивание «Холлиоукса». Звуковая дорожка состоит в основном из хлопанья дверей, рыданий, ссор, мордобоя, занятий любовью и ошеломляющих откровений, когда наконец выясняется, кто чей отец или мать. Началась реклама. Найджел приглушил звук и повернулся ко мне. Я рассчитывал поговорить с ним наедине, но Ланс и не думал вставать с дивана, а я не мог из соображений приличий попросить слепца поискать себе какое-нибудь другое место, так что я поведал им обоим о моих многочисленных и разнообразных проблемах, начиная с «Шоу Джереми Кайла» и кончая явно удрученным состоянием жены. В ответ Найджел произнес речь, оснащенную, на мой взгляд, чрезмерным количеством метафор:
– Ты сорвал редкую орхидею и запер ее в темном сарае. Забывал ухаживать за ней и уделять ей достаточно внимания. Стоит ли удивляться, что она отчаянно пытается выжить? Георгина как пойманная птица со сломанными крыльями, она – яйцо Фаберже, которое ты сварил в мешочек и съел на завтрак…
Я оборвал его, когда он попытался уподобить Георгину потухшему вулкану.
– Сегодня утром я долго беседовал с Георгиной по телефону, – взял слово Ланс. – Она сказала, что ваша сексуальная жизнь напоминает пустыню Калахари. Вы будто с трудом одолеваете зыбучие пески, взбираясь на дюну, но редко достигаете этой вершины вместе.
Найджел с Лансом захихикали.
– Возмутительно! – Я вскочил с дивана. – Не ожидал, что моя жена выбалтывает вам самые интимные подробности нашей личной жизни. Это похоже на предательство.
– Кончай рвать на себе трусы, – беззаботным тоном произнес Найджел. – Женщины только и делают, что делятся с геями своими самыми страшными тайнами.
– Мы – хранители знания, – подхватил Ланс, – и наша осведомленность не ограничивается дизайном интерьеров. – Оба опять засмеялись.
Я оглядел их гостиную. Каким-то образом, несмотря на слепоту, они умудрились подобрать занавески, ковер и подушки в тон.
Может, у гомосексуальных мужчин имеется лишний ген, ответственный за декораторский талант?
Дома я застал мать, они с Георгиной обсуждали проблему Лукаса и Джереми Кайла. Меня крайне встревожило направление их беседы: обе склонялись к тому, чтобы, по выражению матери, «очиститься – выложить все без утайки и поставить наконец точку в этой истории». Я пылко и, по-моему, красноречиво убеждал их в настоятельной необходимости держать семейные секреты под спудом и не докапываться до правды, но, к моей досаде, они лишь глянули на меня с недоумением и жалостью, а затем продолжили беседу. Грейси сидела у отца, смотрела «Волшебника страны Оз» в 79-й раз (отец считает), поэтому я отправился на кухню и занялся моей пьесой «Чума!». Сочинил монолог жертвы чумы.
СЦЕНА VI
Деревня Зеленая, Мангольд-Парва. Базарный день. Стая собак пересекает сцену слева направо. На середину сцены выходит курица, откладывает яйцо, а затем уходит в правую кулису. Деревенские жители продают и покупают сельскохозяйственную продукцию. Жертва чумы, едва волоча ноги, появляется из левой кулисы и обращается к публике. Деревенские жители в страхе пятятся.
ЖЕРТВА ЧУМЫ (обращаясь к публике). Ох, зрю, опасливо сторонитесь вы моего бедного больного тела. Ни единый мужчина, ни женщина единая не дотронется до моей гниющей плоти, не утешит меня ни лаской, ни добрым приветом. Смерть караулит меня за углом, ибо никому не жить, ежели чума коснулась его. Я не хочу покидать этот мир. В нем так много чудес, коих я еще не повидал. Слыхал я, что к востоку отсюда лежит море и корабли отплывают по нему в заморские земли, к югу высятся священные камни, прозванные Стоунхенджем, а на западе распростерся град великий Лестер, где множество блистательных зданий такого великолепия, что простой люд в изумлении трет глаза, думая, что не наяву они видят все это, но во сне.
К жертве чумы приближается крестьянка.
КРЕСТЬЯНКА. Прочь, ты, зачумленный дьявола! Схоронись в глубокой яме, смрадное отродье, и умри! Не подобает тебе наведываться в общественные места!
ГОДФРИД проталкивается сквозь толпу к центру сцены.
ГОДФРИД. Сжальтесь над несчастным. Ужель плоть его отлична от вашей? Ужель не наделен он сердцем, душой и чреслами – творениями Господними?
ГОДФРИД раскрывает объятия и приближается к жертве чумы.
ГОДФРИД. Приди ко мне, ты, мерзостный. Дай обнять твое человеческое естество.
ГОДФРИД заключает жертву чумы в объятия. Толпа испускает шумный вздох. Стая собак появляется из левой кулисы и окружает ГОДФРИДА и жертву чумы. Собаки одновременно и слаженно склоняют головы, словно в молитве.