Страница:
«Посему пусть Минамото и Фудзивара и прочие храбрецы, что живут ныне в провинциях трех округов, соединят свои усилия и поддержат нас. Ежели найдутся такие, что думают иначе, они будут считаться сторонниками Киёмори и изведают страдания смерти, изгнания или заключения. Касательно тех, кто будет достоен награды, пусть мне сообщат их имена и деяния. Я непременно, как только взойду на трон, дарую им награды соответственно их желаниям. Объявите это послание во всех провинциях и действуйте в соответствии с этим решением.Копия этой прокламации была передана Минамото Ёритомо, старшему из оставшихся в живых сыновей Ёситомо, который в то время жил в изгнании в Идзу. Он неосторожно обмолвился о заговоре, и его подслушали шпионы Тайра. Вскоре самураи Тайра уже обыскивали резиденцию принца в Киото, надеясь найти и схватить его, но он уже бежал к монахам Миидэра.
5 мая 1180 г. »
О том, сколь мало было известно Киёмори о заговоре, говорит тот факт, что он поручил Минамото Ёримаса напасть на Миидэра и арестовать принца. Пришло время для Ёримаса показать свое истинное лицо. Он сжег свой дом в Киото и с пятьюдесятью верными людьми присоединился к принцу. Мятежникам, чей заговор столь неожиданно раскрылся, необходимо было теперь продержаться до того момента, когда на востоке начнется общее восстание сторонников Минамото. Небольшого отряда Ёримаса, однако, даже при поддержке монахов Миидэра явно было недостаточно, чтобы противостоять Тайра, которые, если верить «Хэйкэ моногатари», где численность войск, впрочем, часто преувеличивается, собрали около 20 000 человек для штурма монастыря. Единственной надеждой Минамото была поддержка других монастырей, однако те, насколько можно судить по прежним восстаниям, были ненадежными союзниками.
Немедленно были отправлены письма в Энрякудзи, монахов которого Киёмори склонил на свою сторону подкупом, и в монастырь Кофукудзи в Нара, который обещал поддержку.
Ёримаса предложил предпринять ночную атаку на ставку Тайра в Рокухара. Дул сильный ветер, при котором легко было бы поджечь постройки, посеять панику в стане противника и, вероятно, даже похитить Тайра Киёмори. Однако, второй раз на памяти этого поколения, смелый совет Минамото был отвергнут. Решено было оставить Миидэра и присоединиться к монахам Нара в Кофукудзи. Рано утром принц, Ёримаса и их небольшой отряд верных монахов и самураев Минамото – всего около 300 человек – покинули гору Хиэй в отчаянной попытке добраться до Нара. Читатель может проследить их маршрут по приложенной карте. Они двигались прямо на юг. Главная дорога из Киото в Нара пересекала реку Удзи рядом с городком того же названия. Мост через реку Удзи был важным стратегическим объектом, поскольку Удзи служит своего рода естественным внешним рвом для Киото между озером Бива и морем. К тому времени, когда отряд Минамото достиг Удзи, принц страшно устал, и они решили передохнуть на противоположном берегу, так, чтобы Удзи отделяла их от следовавших за ними Тайра.
На южном (со стороны Нара) берегу Удзигава стоит монастырь Бёдоин. Одно из самых известных зданий этого комплекса – исключительной красоты Зал Феникса. Первоначально он был загородной виллой одного из знатных Фудзивара, который потом превратил ее в храм. Здесь остановился на отдых принц, а Ёримаса выслал разведчиков наблюдать за переправой через реку и за дорогой к северу от нее на случай нападения Тайра. В качестве дополнительной предосторожности самураи Минамото сняли около двадцати метров настила длинного деревянного моста. Затем они стали ждать, кто подойдет первым: Тайра или их союзники – монахи из Нара.
На рассвете на северном берегу появились самураи Тайра. Минамото едва могли разглядеть их в утреннем тумане, но те выдали свое присутствие боевым кличем. Минамото ответили, и авангард Тайра на полном скаку ринулся на мост, прямо в зияющую посередине дыру. Когда туман рассеялся, над быстрой рекой засвистели стрелы. Монахи оказались хорошими лучниками. Их стрелы насквозь пробивали большие деревянные щиты, установленные Тайра. Минамото Ёримаса снял шлем, чтобы легче было натягивать лук. В глубине сердца он уже чувствовал, что эта битва будет для него последней.
В этот момент самые нетерпеливые из отряда монахов ступили на балки моста, желая схватиться с Тайра один на один. Первым перебрался Тадзима, который швырнул ножны своего нанигата в реку и одиноко возвышался посреди моста. Это сделало его мишенью одновременно для всех лучников Тайра, однако одни стрелы отскакивали от его доспехов, от других он уворачивался или отбивал их нанигата. За это он получил прозвище «Тадзима Стрелорез». Вскоре за ним последовал еще один монах. Это был Дзомё, который уложил по меньшей мере двадцать шесть Тайра, одних стрелами, других нанигата, мечом или кинжалом. За Дзомё шел Итирай Хоти, который был страшно раздосадован тем, что Дзомё загородил ему весь проход по узкой балке. Охваченный жаждой действия Итирай схватил Дзомё за основание шлема, поставил ногу на балку, перескочил через Дзомё и вступил в бой. Он дрался храбро, пока не пал, и тогда Дзомё отступил назад. Он насчитал 63 стрелы, торчащие в его доспехах, как колючки дикобраза.
Бой на разобранном мосту продолжался большую часть дня, пока его балки не скрылись под телами убитых. Одни пробирались на сторону противника и возвращались с отрубленными головами. Другие, тяжело раненые, бросались в воду. Монахи из Нара так и не появились, но, поскольку сопротивление было столь яростным, командиры Тайра, Томомори и Сигэхира (два сына Киёмори) и их дядя Таданори, стали подумывать о том, чтобы совершить пятидесятимильный обход и перейти реку по мосту у Сэта. Восемнадцатилетний самурай Асикага Тадацуна с презрением отверг такое решение и предложил форсировать быструю реку одновременно в нескольких местах. 300 самураев клана Асикага готовы были последовать за ним, и он дал им несколько хороших советов, которые приведены в «Хэйкэ моногатари»: «Возьмитесь за руки и переправляйтесь цепочкой. Если голова коня скроется под водой, поднимите ее; если враг выпустит стрелу, не хватайтесь за лук, чтобы сделать ответный выстрел. Наклоните голову, и стрела скользнет по назатыльнику шлема, но не наклоняйтесь слишком низко, иначе стрела попадет в отверстие на макушке».
Последнее замечание, очевидно, имеет в виду тэхэн, отверстие на макушке японского шлема.
Издав боевой клич рода Асикага, весь отряд благополучно переправился. Доблестный Тадацуна, промокший до нитки, первым ступил на южный берег. Даже в этот захватывающий миг он не забыл о формальной стороне поединка, привстал на стременах и громко объявил:
«Я – Асикага-но Тара Тадацуна из Симоцукэ, потомок в десятом колене Тавара Тода Хидэсато, прославленного воина».Закончив свою речь, он пришпорил коня и пробил себе путь до самых ворот монастыря Бёдоин. В хронике того времени, «Адзума кагами», сказано о нем следующее:
«Никогда уже не будет воина, подобного этому Тадацуна. Он превосходил всех остальных в трех вещах, а именно: силой, которая была равна силе сотни людей, голосом, который разносился на расстояние в десять ри (около 25 миль), и зубами, которые были длиной в палец».Основное войско Тайра было несколько пристыжено доблестью союзников, и Тайра Томомори повел свою армию к берегу. На короткое мгновение масса людей и коней буквально запрудила реку, вода поднялась и опрокинула их, и самураев Тайра снесло течением. Большинство их благополучно выбрались на берег, поскольку внимание Минамото было отвлечено атакой отряда Асикага. Вскоре Тайра заставили противника отступить к воротам Бёдоин. В суматохе принц Мотихито попытался бежать к Нара, пока Ёримаса и его сыновья сдерживали натиск превосходящих сил Тайра. Ёримаса был поражен стрелой в правый локоть и отступил, а его младший сын Канэцуна держался против отряда самураев Тайра, стремившихся заполучить голову старика. Стрела поразила Канэцуна в голову, Накацуна, старший сын, тоже пал смертельно раненый, однако они удерживали Тайра достаточно долго, и их отец успел совершить то, что впоследствии стало считаться классическим образцом харакири.
Самоубийство Ёримаса, хотя и не первое в истории Японии, поскольку раньше его совершили «великан» Тамэтомо и еще десяток-другой безвестных самураев, покончивших с собой в тот же день, было совершено с таким изяществом, что стало примером самого благородного пути, который потерпевший поражение самурай может избрать для ухода из жизни. Пока его сыновья удерживали ворота, этот семидесятилетний самурай спокойно написал прощальные стихи на оборотной стороне боевого веера:
Затем он кинжалом вспорол себе живот и вскоре скончался. Верный слуга взял его голову, набил камнями и утопил в реке, чтобы она не досталась жадным до подобных трофеев Тайра. Вслед за отцом совершил ритуальное самоубийство его старший сын Накацуна.
Как дерево сухое,
С которого не снять плодов,
Печальна жизнь моя была,
Которой суждено пройти бесплодно.
Японский обычай харакири, первый пример которого продемонстрировал Ёримаса, бесспорно, является единственной формой самоубийства, которая по замыслу должна быть крайне болезненной. Столь устрашающей была сама идея харакири, что в более позднее время сами самураи свели ее к чисто ритуальному вонзанию в живот меча или кинжала, в то время как верный секундант стоял наготове, чтобы отсечь жертве голову. Имелась у харакири и позитивная, если можно так выразиться, сторона, поскольку японцы верили, что вскрытие живота освобождает дух самурая.
Перебив героев Минамото, Тайра устремились через Бёдоин и по дороге на Нара в погоне за принцем, которого они настигли у входа в святилище синто. Главный заговорщик погиб под градом стрел. Несколько часов спустя из Нара вы-ступило 7 000 монахов-воинов, но, узнав о том, что восстание подавлено, они быстро вернулись в свои храмы, а торжествующие Тайра направились в Киото, неся перед собой головы принца и сыновей Ёримаса.
Битва при Удзи 20 июня 1180 г. ознаменовала внезапный и трагический конец первого этапа войны Гэмпэй. Призыв к оружию еще не дошел до Минамото на востоке, а принц Мотихито уже был мертв и мятеж, который он поднял, подавлен. Это преждевременное восстание едва не положило конец существованию института монахов-воинов, ибо, как только осела пыль после битвы при Удзи, Тайра Киёмори вознамерился отомстить им. 19 декабря Тайра Томомори выступил в поход, чтобы покарать Миидэра. Десять тысяч самураев Тайра атаковали монастырь на рассвете. Монахи соорудили баррикаду из деревянных щитов и поваленных деревьев, и битва продолжалась весь день, пока монастырь не подожгли. Ущерб был не столь уж велик, не больше, чем сами монахи наносили в дни своего расцвета, однако монастырям Нара была уготована гораздо худшая участь, поскольку Кофукудзи и Тодайдзи поддержали Мотихито, пусть даже их отряды и выступили слишком поздно. Киёмори сперва попытался вступить в политический альянс с гакусё, учеными монахами этих храмов, в надежде, что они повлияют на своих мятежных сохэй. Но время для переговоров уже прошло. Монахи ответили на послание Киёмори, избив посланца и насильно выбрив ему голову, после чего он, испуганный и бледный, бежал в столицу. К этому сохэй Нара добавили еще одно оскорбление: сделав большую деревянную голову, которую они назвали головой Киёмори, они пинками катали ее по двору.
Киёмори все еще действовал осторожно. Он послал отряд из 500 самураев, приказав им не применять силу, даже если их будут провоцировать. Монахи немедленно напали на эту делегацию, захватили 60 человек или около того и отрезали им головы, которые выставили вокруг пруда Сарусава напротив южных ворот Кофукудзи. В конце концов монастыри Нара были атакованы всеми силами Тайра. Дело было поручено Тайра Сигэхира, ветерану Удзи и далеко не самому симпатичному из сыновей Киёмори. Сигэхира был подвержен припадкам ярости – болезни, которой в известной мере страдал и его отец. Монахи осознали всю опасность своего положения и приготовились отразить штурм. Семь тысяч монахов, молодых и старых, сохэй и гакусё, собирались защищать свой храм. Поперек дорог были выкопаны рвы, поставлен частокол, а монахи-лучники ждали за большими деревянными щитами. Большинство монахов сражалось в пешем строю. Конные самураи несколько раз атаковали их, но защитники отражали атаку за атакой до наступления темноты. Ими предводительствовал воинственный монах по имени Ёгаку, человек огромной силы, который носил два комплекта доспехов, один поверх другого.
Когда стемнело, Тайра Сигэхира решил использовать самое смертоносное оружие самурайского арсенала – огонь. Поджог, как мы знаем, применялся и раньше, хотя это и было делом рискованным, что Сигэхира, несомненно, знал, когда велел своим людям разломать несколько деревянных щитов на факелы и поджечь постройки у ворот монастыря. Было пять часов вечера, ветер все время менял направление, и пламя быстро распространилось по всему монастырю, перебегая от складов к пагоде, с пагоды на звонницу. Как описывает «Хэйкэ моногатари», «все, кто полагался на свои ноги, убежали к реке Тоцугава, в глубину гор Ёсино; а старые обезножевшие монахи, рядовые послушники, мальчики-служки и женщины в поисках спасения наперегонки кинулись в храм Великого Будды и в монастырь Кофукудзи. Больше тысячи человек взо-бралось на второй ярус храма и втянуло за собой лестницы, чтобы враги не могли подняться следом. Здесь и настигло их свирепое пламя. Казалось, вопли грешников в кругах ада – Огненном, Раскаленном и Безвозвратном звучат не громче, чем крики этих несчастных!» Кофукудзи был сожжен дотла, равно как и Тодайдзи, «Великий Восточный Храм», гордость императора Сёму, основанный за четыре столетия до этих событий. Вместе с ним погибла и статуя Будды Вайрочаны, перед которой преклонял колени император. «Сам император украшал эту статую вышиной в шестнадцать дзё, отлитую из меди и золота... И вот исчез без остатка внушавший благоговение священный лик, подобный луне, сияющей в небесах, сгорела и вся голова, упала и лежала теперь во прахе; тело расплавилось, уподобилось бесформенной груде!.. Недаром потемнела, изменила свой цвет роса на равнине Косуга, а в завыванье ветра на вершине горы Микаса слышались горестные стенанья».
Всего в огне погибло 3 500 человек, из всех построек уцелело только хранилище Сёсоин, построенное императором Сёму, которое стоит и по сей день. Головы 1 000 монахов, павших в бою, были выставлены на воротах или увезены в столицу. Много месяцев спустя, когда необходимо было провести важное богослужение, ни одного монаха нельзя было отыскать в окрестностях Нара.
Тайра Киёмори скончался 20 марта 1181 г., оставив после себя печальное наследие. Перед смертью, в горячке, он бредил не райскими полями, но местью. «Когда я умру, – говорил он, – не совершайте ради меня буддийских обрядов; только убейте Ёритомо и положите его голову у моей могилы. То будет лучшее приношение, которое можно для меня сделать, как в этом мире, так и в ином». Чтобы понять значение его предсмертных слов, нам надо вернуться на несколько месяцев назад, к началу войны Гэмпэй.
ЁРИТОМО
Человек, чью голову Киёмори так страстно желал заполучить, был старшим из трех оставшихся в живых детей Минамото, которых Киёмори отправил в ссылку в 1160 г.
Ёритомо было 14 лет, когда его отправили на Идзу, гористый полуостров Токайдо. Идзу входил во владения Тайра, и юноша был поручен заботам Фудзивара Сугэтика, союзника Тайра, а надзор за ним осуществлял Ходзё Токимаса, местный землевладелец, происходивший из рода Тайра. Как опекун Сугэтика не отличался строгостью, и у юного Минамото было достаточно времени для военных упражнений и для размышлений о том, сколь гибельны для его семьи оказались чрезмерный энтузиазм и поспешность в использовании военной силы. Говорят также, что Ёритомо разнообразил свои ученые занятия в области политики и военного искусства более приятным занятием – тем, что в народе называют «посевом диких каштанов». В результате его опекун однажды обнаружил, что стал дедом младенца Минамото. Это так разъярило верного сторонника Тайра, что он убил ребенка и готов уже был расправиться с Ёритомо, но тот вовремя бежал к Ходзё Токимаса, где вскоре влюбился в дочь Ходзё и со временем женился на ней.
Существует легенда, что во время его изгнания Ёритомо посетил странствующий монах по имени Монгаку, который подарил ему череп его отца Ёситомо, тем самым вдохновив на восстание против Тайра. Однако к мятежу его побудил не череп отца, а полученный 23 мая 1180 г. призыв от принца Мотихито. Вскоре после этого он получил известия об исходе битвы при Удзи, подтвердившие его мнение о бесполезности преждевременных действий. 13 июля Ёритомо получил еще одну плохую весть. Тайра Киёмори приказал схватить его и предать смерти. Кому было поручено это исполнить, он не знал; скорее всего это мог быть Тайра Канэтака, помощник наместника провинции. Положение Ёритомо еще больше осложнилось к концу августа, когда после битвы при Удзи вернулся домой Оба Кагэтика, один из самых ревностных сторонников Тайра в районе Идзу. Еще один враг оказался рядом, к тому же в сопровождении значительного войска.
Двадцать лет Ёритомо размышлял о гибельности преждевременных восстаний, так что решение действовать, видимо, далось ему нелегко. Он начал с атаки на Ямаги, ставку наместника Тайра Канэтака. Набег был совершен 8 сентября, Канэтака был убит. Как это ни странно, Ёритомо лично не принимал участия в этой операции, но остался в доме своего тестя, Ходзё Токимаса, где возносил молитвы за победу. Ёритомо был государственным деятелем, а не полководцем, и в этой роли мы видим его на протяжении всей войны Гэмпэй. Сражаться он предоставил другим членам своей семьи.
Теперь, когда его ближайший враг был мертв, Ёритомо мог вырваться с Идзу. Ширина северного перешейка, самой узкой части полуострова, всего около 10 миль. 11 сентября Ёритомо выступил с Идзу в Сагами. Через два дня к нему присоединился первый из союзников, собиравшихся под знамена Минамото, Миура.
Другим ближайшим сторонником Тайра был Оба Кагэтика. С той же стремительностью, которую Тайра проявили в битве при Удзи, он собрал своих людей и бросился в погоню. Соотношение сил было примерно десять к одному в пользу Тайра, когда 14 сентября они настигли Ёритомо в долине Исибасияма. Сражение при Исибасияма стало почти такой же катастрофой для Минамото, как и битва при Удзи. Опасаясь, что к Ёритомо придут подкрепления, Оба Кагэтика предпринял отчаянную ночную атаку на позиции Ёритомо. Исибасияма представляет собой узкую долину у берега моря, не оставляющую много места для маневра, не говоря уже о формальностях поединка. Непроглядная тьма, ветер и проливной дождь способствовали неожиданному нападению. Можно представить, с какой решимостью грубые провинциальные самураи приступили к своей смертоносной работе. Не было ни провозглашения родословных, ни вызовов на поединок достойных противников, только грязь и кровь жестокой битвы. К концу сражения небольшой отряд Минамото был практически уничтожен, но Оба Кагэтика дорого заплатил за преимущества ночной атаки, поскольку в разгар сражения Ёритомо успел скрыться в лесу. Много захватывающих историй было сложено о последующих пяти днях, когда враги охотились за Ёритомо в горах Хаконэ. Самая известная из них связана с Кадзивара Кагэтоки, который в то время был на службе у Тайра, а впоследствии стал одним из самых верных сторонников Ёритомо. Ёритомо спрятался в пустом древесном стволе, который Кадзивара послали осмотреть. Последний уже тогда втайне сочувствовал делу Минамото. Увидев там Ёритомо, он просунул в ствол свой лук и спугнул двух голубей, что вполне убедило остальных преследователей в том, что, кроме птиц, там никого больше быть не могло. Суть этой истории в том, что голубь считается посланцем Хатимана, бога войны и покровителя семьи Минамото.
Ёритомо в конце концов удалось добраться до берега моря у мыса Манадзуру, где с горсткой верных ему людей он сел на корабль и переправился в провинцию Ава, владения Минамото. Он прошел через Ава и вокруг того залива, который в наши дни называется бухтой Токио, собирая своих приверженцев. В течение месяца его небольшая свита превратилась в огромную армию, с которой он вступил в небольшую рыбацкую деревушку Камакура. Здесь он решил устроить свою ставку, и Камакура, которой суждено было дать свое имя полуторавековому периоду японской истории, стала центром восстания Минамото. У Ёритомо, однако, не было времени расслабляться, наслаждаясь столь неожиданно обретенной популярностью, ибо его разведка донесла ему, что большая армия Тайра выступила из Киото на восток. Это было в ноябре 1180 г., за месяц до того, как карательная экспедиция Тайра сожгла Миидэра. До сих пор Тайра не знали ни одного поражения, однако Тайра Киёмори не учел, что за несколько прошедших месяцев ситуация сильно изменилась. Во время восстаний Хогэн, Хэйдзи и, наконец, мятежа принца Мотихито Тайра сражались на своей территории. Теперь им предстояло иметь дело с восстанием в 300 милях к востоку от столицы, в исконных владениях Минамото.
Киёмори поручил дело подавления Минамото наименее способному члену семьи, Тайра Корэмори, своему внуку, отпрыску его покойного сына Сигэмори. Корэмори было двадцать лет, и ему не хватало боевого опыта. «Хэйкэ моногатари» сообщает, что «кисть была бы неспособна передать всю красоту его одеяния и осанки». Под его началом должен был служить Таданори, брат Киёмори, ветеран битвы при Удзи. Единственным утешением для Тайра было то, что в Канто они могли рассчитывать на поддержку союзников, которые перед этим так основательно разбили Ёритомо при Исибасияма. Прежде чем выступить против Тайра, Ёритомо принял меры, чтобы нейтрализовать эту угрозу, отправив своего тестя Ходзё Токимаса напасть на клан Такэда в Суруга. Тот быстро справился с ними, и объединенные усилия Такэда и Минамото обеспечили Ёритомо безопасный проход по дороге Токайдо. Его армия миновала перевал Асигара в горах Хаконэ и спустилась в Суруга, к подножью величественной Фудзи. Они остановились на восточном берегу Фудзигава, или реки Фудзи, мелководной, но широкой и поросшей тростником, за которой, на другом берегу, уже были видны красные знамена Тайра. Впервые с начала войны Гэмпэй две великих армии, Тайра и Минамото, выстроились друг против друга в боевом порядке. Это произошло 9 ноября 1180 г. Описания того, что произошло вслед за этим, запутаны и противоречивы. Те авторы, которые пишут о битве на Фудзигава, скорее всего весьма далеки от истины. Достоверно известно лишь то, что Тайра чувствовали себя очень неуютно; многих из них охватила тоска по дому, что вряд ли придавало им уверенности. Некоторые источники утверждают, что Такэда предприняли ночную атаку на фланг Тайра. «Хэйкэ моногатари» приводит более поэтическую версию событий: «Той же ночью, около полуночи, водяные птицы, в великом множестве гнездившиеся в болотах у подножья горы Фудзи, как видно, чем-то потревоженные, внезапно снялись всей стаей. Как посвист бури, как гром небесный, раздался шум бесчисленных крыльев, поднявшихся в воздух. «Беда! – закричали воины Тайра. – Это войско Минамото перешло в наступление. Они зашли нам в тыл, как предупреждал о том Санэмори! Если нас окружат, мы пропали». И, побросав все как было, они с величайшей поспешностью обратились в бегство, торопясь обогнать друг друга. Так велик был обуявший их страх, такой начался тут беспорядок, что схвативший лук позабыл взять стрелы, взявший стрелы – позабыл взять лук; тот вскочил на чужого коня, его конь достался чужому, а иной, взгромоздившись на неотвязанного коня, как безумный, бессмысленно кружился вокруг коновязи».
Вероятнее всего, отступление Тайра не было таким уж отчаянным паническим бегством, как его пытались представить. Отступление от Фудзигава было вполне разумным шагом, учитывая растянутость коммуникаций и то обстоятельство, что армии еще предстояло перейти перевал Асигара и горы Хаконэ. Тем не менее, как говорят, нет дыма без огня, и стратегический отход Тайра был проделан с некоторой поспешностью, ибо двенадцать дней спустя они уже были в Киото. Что касается Минамото, то на следующий день они собирались атаковать противника, «но не нашли в лагере Тайра даже мухи». Ёритомо благоразумно приписал эту победу вмешательству Хатимана и почтил свое фамильное божество. За благоразумным отступлением Тайра последовало не менее мудрое решение Минамото не преследовать их. Советники Ёритомо предлагали ему прежде всего укрепить Восток. Такой образ действий и был избран на ближайшее время, и Минамото провели несколько небольших кампаний, набирая союзников и ликвидируя врагов.
Ёритомо было 14 лет, когда его отправили на Идзу, гористый полуостров Токайдо. Идзу входил во владения Тайра, и юноша был поручен заботам Фудзивара Сугэтика, союзника Тайра, а надзор за ним осуществлял Ходзё Токимаса, местный землевладелец, происходивший из рода Тайра. Как опекун Сугэтика не отличался строгостью, и у юного Минамото было достаточно времени для военных упражнений и для размышлений о том, сколь гибельны для его семьи оказались чрезмерный энтузиазм и поспешность в использовании военной силы. Говорят также, что Ёритомо разнообразил свои ученые занятия в области политики и военного искусства более приятным занятием – тем, что в народе называют «посевом диких каштанов». В результате его опекун однажды обнаружил, что стал дедом младенца Минамото. Это так разъярило верного сторонника Тайра, что он убил ребенка и готов уже был расправиться с Ёритомо, но тот вовремя бежал к Ходзё Токимаса, где вскоре влюбился в дочь Ходзё и со временем женился на ней.
Существует легенда, что во время его изгнания Ёритомо посетил странствующий монах по имени Монгаку, который подарил ему череп его отца Ёситомо, тем самым вдохновив на восстание против Тайра. Однако к мятежу его побудил не череп отца, а полученный 23 мая 1180 г. призыв от принца Мотихито. Вскоре после этого он получил известия об исходе битвы при Удзи, подтвердившие его мнение о бесполезности преждевременных действий. 13 июля Ёритомо получил еще одну плохую весть. Тайра Киёмори приказал схватить его и предать смерти. Кому было поручено это исполнить, он не знал; скорее всего это мог быть Тайра Канэтака, помощник наместника провинции. Положение Ёритомо еще больше осложнилось к концу августа, когда после битвы при Удзи вернулся домой Оба Кагэтика, один из самых ревностных сторонников Тайра в районе Идзу. Еще один враг оказался рядом, к тому же в сопровождении значительного войска.
Двадцать лет Ёритомо размышлял о гибельности преждевременных восстаний, так что решение действовать, видимо, далось ему нелегко. Он начал с атаки на Ямаги, ставку наместника Тайра Канэтака. Набег был совершен 8 сентября, Канэтака был убит. Как это ни странно, Ёритомо лично не принимал участия в этой операции, но остался в доме своего тестя, Ходзё Токимаса, где возносил молитвы за победу. Ёритомо был государственным деятелем, а не полководцем, и в этой роли мы видим его на протяжении всей войны Гэмпэй. Сражаться он предоставил другим членам своей семьи.
Теперь, когда его ближайший враг был мертв, Ёритомо мог вырваться с Идзу. Ширина северного перешейка, самой узкой части полуострова, всего около 10 миль. 11 сентября Ёритомо выступил с Идзу в Сагами. Через два дня к нему присоединился первый из союзников, собиравшихся под знамена Минамото, Миура.
Другим ближайшим сторонником Тайра был Оба Кагэтика. С той же стремительностью, которую Тайра проявили в битве при Удзи, он собрал своих людей и бросился в погоню. Соотношение сил было примерно десять к одному в пользу Тайра, когда 14 сентября они настигли Ёритомо в долине Исибасияма. Сражение при Исибасияма стало почти такой же катастрофой для Минамото, как и битва при Удзи. Опасаясь, что к Ёритомо придут подкрепления, Оба Кагэтика предпринял отчаянную ночную атаку на позиции Ёритомо. Исибасияма представляет собой узкую долину у берега моря, не оставляющую много места для маневра, не говоря уже о формальностях поединка. Непроглядная тьма, ветер и проливной дождь способствовали неожиданному нападению. Можно представить, с какой решимостью грубые провинциальные самураи приступили к своей смертоносной работе. Не было ни провозглашения родословных, ни вызовов на поединок достойных противников, только грязь и кровь жестокой битвы. К концу сражения небольшой отряд Минамото был практически уничтожен, но Оба Кагэтика дорого заплатил за преимущества ночной атаки, поскольку в разгар сражения Ёритомо успел скрыться в лесу. Много захватывающих историй было сложено о последующих пяти днях, когда враги охотились за Ёритомо в горах Хаконэ. Самая известная из них связана с Кадзивара Кагэтоки, который в то время был на службе у Тайра, а впоследствии стал одним из самых верных сторонников Ёритомо. Ёритомо спрятался в пустом древесном стволе, который Кадзивара послали осмотреть. Последний уже тогда втайне сочувствовал делу Минамото. Увидев там Ёритомо, он просунул в ствол свой лук и спугнул двух голубей, что вполне убедило остальных преследователей в том, что, кроме птиц, там никого больше быть не могло. Суть этой истории в том, что голубь считается посланцем Хатимана, бога войны и покровителя семьи Минамото.
Ёритомо в конце концов удалось добраться до берега моря у мыса Манадзуру, где с горсткой верных ему людей он сел на корабль и переправился в провинцию Ава, владения Минамото. Он прошел через Ава и вокруг того залива, который в наши дни называется бухтой Токио, собирая своих приверженцев. В течение месяца его небольшая свита превратилась в огромную армию, с которой он вступил в небольшую рыбацкую деревушку Камакура. Здесь он решил устроить свою ставку, и Камакура, которой суждено было дать свое имя полуторавековому периоду японской истории, стала центром восстания Минамото. У Ёритомо, однако, не было времени расслабляться, наслаждаясь столь неожиданно обретенной популярностью, ибо его разведка донесла ему, что большая армия Тайра выступила из Киото на восток. Это было в ноябре 1180 г., за месяц до того, как карательная экспедиция Тайра сожгла Миидэра. До сих пор Тайра не знали ни одного поражения, однако Тайра Киёмори не учел, что за несколько прошедших месяцев ситуация сильно изменилась. Во время восстаний Хогэн, Хэйдзи и, наконец, мятежа принца Мотихито Тайра сражались на своей территории. Теперь им предстояло иметь дело с восстанием в 300 милях к востоку от столицы, в исконных владениях Минамото.
Киёмори поручил дело подавления Минамото наименее способному члену семьи, Тайра Корэмори, своему внуку, отпрыску его покойного сына Сигэмори. Корэмори было двадцать лет, и ему не хватало боевого опыта. «Хэйкэ моногатари» сообщает, что «кисть была бы неспособна передать всю красоту его одеяния и осанки». Под его началом должен был служить Таданори, брат Киёмори, ветеран битвы при Удзи. Единственным утешением для Тайра было то, что в Канто они могли рассчитывать на поддержку союзников, которые перед этим так основательно разбили Ёритомо при Исибасияма. Прежде чем выступить против Тайра, Ёритомо принял меры, чтобы нейтрализовать эту угрозу, отправив своего тестя Ходзё Токимаса напасть на клан Такэда в Суруга. Тот быстро справился с ними, и объединенные усилия Такэда и Минамото обеспечили Ёритомо безопасный проход по дороге Токайдо. Его армия миновала перевал Асигара в горах Хаконэ и спустилась в Суруга, к подножью величественной Фудзи. Они остановились на восточном берегу Фудзигава, или реки Фудзи, мелководной, но широкой и поросшей тростником, за которой, на другом берегу, уже были видны красные знамена Тайра. Впервые с начала войны Гэмпэй две великих армии, Тайра и Минамото, выстроились друг против друга в боевом порядке. Это произошло 9 ноября 1180 г. Описания того, что произошло вслед за этим, запутаны и противоречивы. Те авторы, которые пишут о битве на Фудзигава, скорее всего весьма далеки от истины. Достоверно известно лишь то, что Тайра чувствовали себя очень неуютно; многих из них охватила тоска по дому, что вряд ли придавало им уверенности. Некоторые источники утверждают, что Такэда предприняли ночную атаку на фланг Тайра. «Хэйкэ моногатари» приводит более поэтическую версию событий: «Той же ночью, около полуночи, водяные птицы, в великом множестве гнездившиеся в болотах у подножья горы Фудзи, как видно, чем-то потревоженные, внезапно снялись всей стаей. Как посвист бури, как гром небесный, раздался шум бесчисленных крыльев, поднявшихся в воздух. «Беда! – закричали воины Тайра. – Это войско Минамото перешло в наступление. Они зашли нам в тыл, как предупреждал о том Санэмори! Если нас окружат, мы пропали». И, побросав все как было, они с величайшей поспешностью обратились в бегство, торопясь обогнать друг друга. Так велик был обуявший их страх, такой начался тут беспорядок, что схвативший лук позабыл взять стрелы, взявший стрелы – позабыл взять лук; тот вскочил на чужого коня, его конь достался чужому, а иной, взгромоздившись на неотвязанного коня, как безумный, бессмысленно кружился вокруг коновязи».
Вероятнее всего, отступление Тайра не было таким уж отчаянным паническим бегством, как его пытались представить. Отступление от Фудзигава было вполне разумным шагом, учитывая растянутость коммуникаций и то обстоятельство, что армии еще предстояло перейти перевал Асигара и горы Хаконэ. Тем не менее, как говорят, нет дыма без огня, и стратегический отход Тайра был проделан с некоторой поспешностью, ибо двенадцать дней спустя они уже были в Киото. Что касается Минамото, то на следующий день они собирались атаковать противника, «но не нашли в лагере Тайра даже мухи». Ёритомо благоразумно приписал эту победу вмешательству Хатимана и почтил свое фамильное божество. За благоразумным отступлением Тайра последовало не менее мудрое решение Минамото не преследовать их. Советники Ёритомо предлагали ему прежде всего укрепить Восток. Такой образ действий и был избран на ближайшее время, и Минамото провели несколько небольших кампаний, набирая союзников и ликвидируя врагов.