Тесленко Александр. Искривлённое пространство

   ...В первые годы после женитьбы Антон Сухов много рассказывал своему брату Миколе, члену Высшего Совета Земли, о Веронике. Он любил ее, хрупкого и нежного младшего экономиста из научно-исследовательского института энергетики. Они познакомились на концерте. Антон часто, при каждом удобном случае, рассказывал, как им посчастливилось сидеть обоим в седьмом ряду и как он сразу обратил внимание на девушку. Микола Сухов каждый раз сдерживал снисходительную улыбку.
   Жизнь старшего Сухова сложилась так, что ему приходилось бывать преимущественно в мужском коллективе, а если и встречались женщины, так он смотрел на них только как на коллег. Микола не разбирался в женской психологии, да и вообще не допускал существования самостоятельной женской психологии, считал это выдумкой гуманитариев, с полным убеждением говорил лишь об одной-единственной психологии - психологии человека. Время от времени его охватывало чувство вины пред природой, пожалуй, даже чувство стыда, но такие минуты быстро улетучивались. Доминировала работа и уверенность в том, что он необходим Планете. И уверенность эта рождала чувство неподдельного счастья. Конечно, приходилось кое-чем жертвовать. Случалось, что и он безумно влюблялся, но каждый раз любовь его оставалась неразделенной. Или, как он говаривал, на настоящую любовь не хватало времени. Бодрился, заглушая наплывающие волны естественного влечения. А потом научился умело избегать их, как тореадор в изящном пируэте уходит от разъяренного красной мульетой быка. Поэтому, слушая рассказы Антона о "сказочном существе" - Веронике, - он едва сдерживал снисходительную улыбку. Его брат - врач, прекрасный хирург, талантливый терапевт; времени у него ничуть не больше, чем у Миколы. Как он не понимает, что все сентиментальные порывы недолговечны, они угасают так же, как костер без очередной порции сухого хвороста, или перерастают в пожар, с которым необходимо бороться. Ни на первое, ни на второе - понимал Микола - брат не пойдет, так пускай малость потешится, играя чужую роль, чтобы лучше осознать свою. Академика Сухова радовало, что брат с каждым годом становился спокойнее, солидней, степеннее. Однако это спокойствие, толерантность Антона и настораживали одновременно. Именно в то время появились первые тревожные сообщения психиатров планеты о проявлениях необъяснимого массового психоза. В одной из бесед, а встречались братья довольно часто, Микола заметил неожиданные и весьма странные изменения в характере брата... Речь шла тогда о пациенте брата Иване Ровиче, который непонятно откуда объявился вновь. Несколько лет назад он обратился к Антону Сухову, прослышав о его новом методе терапии неврозов. По словам самого же Антона, метод имел существенный недостаток - неприятные, порой даже болевые ощущения у пациентов во время процедуры. Несмотря на прекрасные результаты лечения, некоторое время Антон Сухов чувствовал себя словно на перепутье со своим открытием - люди не спешили обращаться к нему. И вот этот самый Рович оказался тем самым пациентом, который принес молодому врачу популярность и славу. Иван Рович настойчиво, даже слишком настойчиво рекламировал повсюду новый метод врача Сухова. Антон рассказывал, что у него невольно закралось предубеждение к смелому больному, у которого он при всем желании и вопреки настойчивым просьбам о помощи не находил даже намека на объективные отклонения от нормы.
   "Это удивляло меня, даже пугало, но я так и не решился спросить Ивана о мотивах его симуляции. Может, мне просто приятно было слышать его восторженные высказывания в мой адрес. Но главное, конечно, то, что после него начали обращаться ко мне и другие больные, по-настоящему страдавшие. А когда я заметил, что Ивана больше интересует моя жена, чем мои методы лечения, то, скажу откровенно, я просто обрадовался, так как все мои недоумения прояснились... - Антон болезненно и устало улыбнулся. - Не знаю, что произошло со мной в последние годы. Ведь прежде я был иным ревнивым, обидчивым. А теперь, как видишь, я спокойно рассказываю о любовнике своей жены. Как-то я попытался намекнуть Веронике, что ее увлечение не секрет для меня. А она, многозначительно глядя на меня, заявила: "Физиология - очень серьезная вещь. Зачастую она диктует поведение человека". Мне же подумалось тогда: ну и пускай себе диктует".
   Микола внимательно, даже с испугом слушал брата, но решился лишь спросить: "А почему так, Антон?" - "Да потому, что она меня никогда не любила". - "Так-таки никогда?" Антон потупился. "У вас двое детей, и вы прожили столько лет... Ты так восторгался ею..." - "Я не знаю, что с нами происходит... Безусловно, она когда-то, пожалуй, любила меня... Может, любила..." - "Ты переутомился. Ты очень много работаешь. Сам врач, не мне тебя учить... Нужно уметь и отдыхать..."
   3
   Не существует безвыходных ситуаций. Как-то, когда
   рейсовые машины были перегружены и достать билет
   представлялось невозможным, я привязал к себе табличку с
   адресом и отправил сам себя по почте.
   Старушка подождала, пока они пройдут дальше, и суетливо закрыла входную дверь.
   - Простите, - начал было Сухов, но тут же умолк, не зная, что сказать дальше.
   Хозяйка протянула руку для приветствия.
   - Будем знакомы - Маргарита Николаевна. Фамилия - Бнос. А как вас зовут?
   - Антон Сухов... Но, простите меня, произошла ошибка...
   - Ошибка? - удивленно подняла глаза старушка. - Почему вы так думаете?..
   - Маргошка, пришей мне пуговицу! - неожиданно вмешался в разговор Серафим. - Вот она, держи, - и начал снимать с себя комбинезон.
   Сухов готов был сквозь землю провалиться.
   - Сегодня у меня выдался очень странный день... Поверьте, в вашу квартиру я попал совершенно случайно...
   Сняв комбинезон, Серафим набросил его на плечо старушке. Та улыбнулась мальчику по-домашнему мягко.
   - Я сейчас пришью, - сказала тихо. - А ты ступай к себе, озорник.
   Серафим, подпрыгнув на одной ножке, побежал в комнату, даже не оглянувшись на Антона.
   - Я должен извиниться перед вами за свой случайный приход...
   - Неважно, можете не извиняться, - прервала его женщина, - если пришли к Гиате, или, как вы сказали, Галине, ее многие называют Галиной, но она - Гиата. Я пока еще не забыла, как назвала свою дочку.
   - Вы можете мне не поверить, но я не знал, что...
   Маргарита Николаевна взяла Антона под руку:
   - Пойдемте же, я вас внимательно слушаю. Что вы не знали?
   - Я не знал, что в этом помещении живете вы и Галина... то есть Гиата.
   - Правда? Какая интересная случайность...
   Открыв дверь, Антон сразу же увидел в кресле возле окна ту златовласую женщину, с которой они ехали в машине. На ней было зеленое платье свободного покроя, волосы эффектно спадали на плечи...
   Сухова охватил внутренний трепет, граничащий с паническим страхом. Что это? Безумие? Шутка? Что-то вообще невообразимое? Но ни руки, ни лицо не выдали состояния Антона. Врач Сухов умел владеть собой.
   Он решил спокойно осмотреться.
   В большой комнате возле окна стол и два кресла, на столе бумаги, штатив с пробирками и три небольшие реторты, газовая горелка, маленькие аналитические весы, еще один штатив с какими-то реактивами, портативная пишущая машинка и прибор, похожий на кардиомонитор. (Любой прибор с экраном осциллографа напоминал Антону кардиомонитор.) Все стены в комнате заставлены стеллажами с книгами: старыми - с бумажными страницами, и новыми - библиоскопами.
   - Вас зовут Гиатой? - Сухов не нашелся спросить о чем-нибудь еще, чувствуя, что пауза затягивается.
   - Да. Я - Гиата. А вы - Антон Сухов, я слышала, как вы знакомились с моей мамой. Садитесь. - Она указала взглядом на кресло против себя.
   Сухов медленно подошел к столу, остановился в напряжении.
   - Как все это понимать?
   Женщина тихонько рассмеялась.
   - Что понимать?
   - Вы хотите сказать, что я знал ваш адрес, а вы просто сидели дома и ждали меня, пока я натешусь с вашим Серафимом... Не так ли?
   - Все случилось действительно не очень складно. Я прошу извинить меня, но... - Женщина улыбнулась какой-то заученно-кроткой улыбкой. - Но ко мне вы попали, разумеется, не совсем случайно. Но не нужно волноваться. Никто из нас не сошел с ума. По крайней мере вы. Можете мне поверить, это я вам гарантирую. Все в порядке, Антон. Можно мне вас называть просто Антоном и на "ты"? Тебе плохо гулялось с Серафимом?
   - Погуляли прекрасно, - процедил сквозь зубы Сухов, - но, может, вы все-таки объясните, к чему этот спектакль?
   - Это не спектакль. Надеюсь, что как врач и просто как умный современный человек без лишних комплексов ты не только все быстро поймешь и воспримешь, но и скажешь свое слово... Однако давай по порядку... Чудесный день сегодня. Разве не так? Сегодня у тебя рано закончились операции, ты торопился домой, и вдруг...
   - Откуда вы знаете, где я работаю и когда закончил оперировать?
   - Все это элементарно, Антон. Просто я читаю твои мысли. Но не торопись с умозаключениями. Хочешь кофе?
   - Благодарю, не хочу.
   - Напрасно отказываешься.
   Сухову захотелось встать и уйти. Но любопытство и необычность ситуации заставляли сидеть.
   - Почему напрасно?
   - Кофе - напиток бодрости! - патетично воскликнула Гиата. - Разве не так написано в кафе на Киевской площади?
   - Не помню. Я очень редко бываю на Киевской площади.
   - И очень редко пьешь кофе... - лукаво смотрела Гиата, и Антон Сухов сразу почувствовал многозначительную иронию. Он любил кофе давно, и Гиата, оказывается, и об этом догадывается. А может, даже знает?
   - Да, я очень редко пью кофе... на Киевской площади.
   - А кофе там чудесный.
   - Может, прекратим имитацию непринужденной беседы?
   - Почему? - она так прелестно, с таким естественным удивлением улыбнулась, что у Сухова мурашки пробежали по спине. - А что тебя интересует, Антон?
   - Казалось бы, ты и сама должна знать не только время окончания операций, но и круг моих интересов, - отчеканил Сухов каждое слово, тоже переходя на "ты".
   - Не преувеличивай моих возможностей. - Гиата блеснула рядами ровных белых зубов. - Я могу многое. Могу читать твои мысли. Но это еще не все. Далеко не все.
   - Кто ты?
   - Гиата Бнос.
   - Я сейчас встану и пойду. Если я спросил о тебе, то совсем не для того, чтобы услышать еще раз твою фамилию.
   - А что же ты хотел услышать?
   - Собственно говоря, ничего не хотел... Но если я оказался у тебя дома, да еще таким странным образом, то, может, ты сама хотела что-то мне сказать?
   Гиата снова лукаво улыбнулась.
   - Зачем так торопиться? Хочешь кофе?
   - Да...
   - Вот это уже лучше. Кофе - напиток бодрости. А торопиться никогда не следует. К тому же у тебя такой прекрасный день сегодня. Легкий день. Сегодня ты можешь отдыхать душой и телом... Послушай, почему ты такой взвинченный?
   Гиата говорила неторопливо, спокойно, доверительно.
   - Чем ты испуган? Ведь ничего особенного не произошло... И тебе не пристало смущаться в присутствии молодой... очень молодой женщины.
   Сухов прикрыл веки.
   - Разве мое состояние вызвано присутствием молодой женщины? Кстати, почему ты подчеркиваешь, что "очень молодой" женщины?
   - Ну... Галантного кавалера, как вижу, из тебя не получится, но не отчаивайся. Не будем распространяться о наших годах. Ладно? Серафимчик! Дверь в комнату почти сразу же открылась. - Принеси нам кофе и немного коньячку.
   - Любите кофе с коньяком? - спросил Сухов.
   - Люблю. Все люблю, что существует на этом свете. На то оно все и существует. Не так ли?
   - Все?
   - Да. Именно все. Я рада, что ты как раз на этом слове заострил внимание. Мне отрадно, что ты способен так тонко чувствовать.
   В это время вошел Серафим с небольшим подносом в руках. Он лукаво подмигнул Сухову, поставил поднос на стол.
   - Завтра пойдем гулять? - Мальчик хитро смотрел на него. - Слышишь, Сухов?
   Антон промолчал, даже не глянул в его сторону.
   - Молчание - знак согласия. Итак, до завтра. Хотя мы и сегодня еще увидимся. Ведь ты не торопишься домой?
   Серафим вышел, прикрыв за собой дверь.
   - Милое создание! Не правда ли? - спросила Гиата, закинув рукой прядь золотистых волос за спину.
   - Да... У тебя интересный сын...
   - Сын? - рассмеялась Гиата.
   - Разве не сын?
   - Сразу десять сынов, в нем одном... Прекрасный кофе. Молодец Серафим. Он с каждым днем становится все умнее. Антон, а тебе не хотелось бы иметь такого же умницу сына?
   Сухову стало совсем плохо, он убедился, что находится в обществе психически больного человека. Пока он смотрел с обреченным видом на письменный стол, реторты и прочее, Гиата будто непроизвольным движением поправила платье, оголив колени.
   - Кажется, ты знаешь им цену, - довольно зло заметил Антон.
   - Чему я знаю цену? - улыбнулась женщина.
   - Цену своим коленям.
   - По крайней мере, мне кажется, что они у меня вполне приличны. Разве не так? Но почему мы начали говорить о моих коленях?
   Сухов понял свой проигрыш: мог и не обратить внимания на это якобы невольное движение. Но сработала врожденная непосредственность, которая прежде никогда Антону не изменяла. Он успокоил себя, мол, все к лучшему, главное - всегда оставаться самим собой.
   - Послушай, Гиата, ты, должно быть, плохо читаешь мои мысли...
   - Ошибаешься, Антон, именно таким я тебя и люблю.
   Это "люблю" прозвучало для Сухова точно выстрел. Он решил немедленно уйти, оставив эту психопатку со всеми ее ретортами, осциллографами, серафимами... Но, сам не зная почему, он улыбнулся и спросил:
   - Любовь с первого взгляда?
   - Думаю, не следует считать мои взгляды, Антон. Мы можем сбиться со счета.
   - Ты опять имеешь в виду, что наша встреча не случайна?
   - А разве в этом мире есть что-либо случайное? Буквально все от чего-нибудь зависит, чему-то подчиняется. Законы природы: физики, биологии, физиологии... Понимаешь?
   - Яснее некуда.
   - Вот и наша сегодняшняя встреча тоже кем-то запрограммирована.
   - Тобой запрограммирована?
   Гиата удовлетворенно улыбнулась, прищурившись. Сухов почувствовал, что его охватывает неодолимое желание грубо отругать эту самодовольную, не в своем уме красавицу...
   - Антон! - вдруг окликнула его Гиата, и с ее лица мигом исчезла маска приветливости. - Ты ведешь себя как мальчишка! Если тебе кажется, что я легкомысленно болтаю с тобой, то ошибаешься. Я жду, когда же ты, наконец, придешь в себя, успокоишься. Ты сидишь взвинченный, злой... Откровенно говоря, я немного разочарована. Не вижу в твоем взгляде настоящего интереса. Почему ты не пьешь кофе? - Последние слова прозвучали почти как приказ.
   Антон смотрел на Гиату с нескрываемым раздражением и неприязнью.
   - А чем, по-твоему, я должен заинтересоваться? Причудами моего появления здесь? Так поверь, я очень удивлен и заинтригован всем сегодняшним, но если ты ждешь, что...
   - Кофе остынет, - произнесла Гиата вновь кротко и миролюбиво. Хочешь, я включу музыку? Что ты любишь?
   - Ничего.
   - Тебе плохо со мной? - спросила Гиата тихо, с интимной грустью, словно знакомы они уже много лет. - Хандришь... Ты не в духе. Я - причина твоего раздражения, Антон? Ты только скажи, какою хочешь видеть меня, и я стану такой... Скажи, что во мне тебе не нравится, и я постараюсь исправиться. Ты пойми меня, Антон... Я капризная, взбалмошная особа, и знаю это, но я прежде всего человек и ничего не могу поделать с человеческими недостатками.
   - Ты давно была у психиатра?
   - Спасибо за откровенность. Но психиатр мне не нужен. И вспомни-ка, Антон, припомни, не сам ли ты пришел ко мне, я не звала тебя, не приглашала, но, видимо, кто-то свыше предопределил нашу встречу, какой-то мудрый случай...
   - Рассчитанный тобою.
   - Смешной ты, Антон. Оказывается, совсем не понимаешь шуток. Просто я пошутила, разговаривая с тобой. А что я могу рассчитать? Я обыкновенная женщина... Ну, не совсем ординарная, но... Кого теперь удивишь умом, способностью мыслить... А нашим знакомством мы обязаны моему Серафиму, он у меня большой шутник, а я и не возбраняю ему шутить... Веселее жить... Я обыкновенная, одинокая женщина, Антон...
   Сухов с тоской вспомнил о жене, о детях. С радостью подумал о завтрашнем дне. Рабочий день. В который уже раз захотелось встать и пойти домой. Но неведомая сила удержала его.
   4
   Я против любой экспансии: научной, военной,
   литературной... Жизнь прекрасна простотой своих
   сложностей, гармонией, таинственностью неведомого, еще не
   открытого и не разгаданного. И не нужно торопиться.
   Человечеству дано великое благо - каждому поколению заново
   открывать для себя мир, который якобы несовершенно
   устроен, но не это ли несовершенство и таит в себе
   привлекательность, возможность открытий, ибо вполне
   совершенна только смерть.
   Антон Сухов выбежал на магистраль и остановил геликомобиль. Было далеко за полночь. День, который обещал стать таким приятным, почти идиллическим, и превратившийся внезапно в свою противоположность, наконец закончился. Сухов сидел в кабине машины совершенно опустошенный. От избытка событий и впечатлений донышко душевного сосуда не выдержало, вытекло все: мысли, слова, желания, силы. Он попытался припомнить сегодняшнюю операцию, которая сейчас не казалась такой удачной, как утром. Уверенности в том, что с больным все хорошо, как не бывало.
   "Следовало позвонить в клинику, спросить... Все нужное вылетело из головы при разговоре с этой сумасшедшей Гиатой. Сумасшедшей? Как бы не так..."
   "Вероника, безусловно, спит уже. И дети спят. После операции, когда я уходил домой, больной дышал самостоятельно. К тому же ночью дежурит опытная бригада..."
   Антон старался думать о чем угодно, только бы не вспоминать про Гиату. Но, вопреки здравому смыслу, он ощущал ее присутствие и в кабине машины.
   Хотелось спать, но в утомленном теле преобладало нездоровое возбуждение. Антон закрыл глаза и дремал, как частенько дремал на ночных дежурствах - сторожко, не теряя способности все слышать, чувствовать. Нередко спал так и дома, не раздеваясь, в кресле возле стола. Такой сон для него привычен. И лишь иногда, когда бывал переутомлен до крайности, как вот сейчас, ему требовалось полное расслабление, необходимо было провалиться на несколько часов в пропасть полного забытья.
   - Вы врач? - спросил геликомобиль.
   - Да, - машинально ответил Антон, а виделась ему большая прозрачная камера наркозного аппарата, и почему-то на этом прозрачном колпаке сидела Гиата, подогнув под себя ноги, блестя красивыми коленями, и таинственно улыбалась. Правой рукой она поправляла и разглаживала на плече золотистые волосы, а левой держалась, чтобы не соскользнуть с гладкого стеклянного купола наркозного аппарата. Под колпаком ритмично сокращался дыхательный мех. Рядом на пульте мигали датчики газоанализатора. Анестезиолог Митрофан сидел на круглом стульчике возле аппарата.
   - Все нормально? - спросил Сухов анестезиолога.
   - Что? - послышалось в ответ. - Что вы сказали?
   Антон открыл глаза и понял, что он не в клинике, не в операционной, и сразу вспомнил прежний вопрос геликомобиля.
   - А почему вы подумали, что я врач?
   - Лекарствами пахнете. Так все медики пахнут. Я их уже много перевозил. Запомнил. Вы хирург?
   - Да.
   - С работы едете?
   ...Навстречу ему по коридору, освещенному яркими виоловыми светильниками, шел профессор Павич, руководитель клиники. В левой руке он держал флакон консервированной крови, но флакон почему-то был откупорен, и при каждом шаге, - а ходил Павич быстро, порывисто, - из флакона выплескивалось по нескольку красных капель: на белый халат, на пол, на стены. Но Павич не замечал этого, торопливо шел по коридору, насупившись, думал о чем-то своем. Антон остановился, долго смотрел ему вслед, потом достал из кармана носовой платок и принялся вытирать забрызганные кровью стены, но тут же сообразил, что нужно позвать санитара - тот это сделает быстрее и лучше. Но не успел крикнуть, как заметил в конце коридора густой белый дым, выбивавшийся из семнадцатой палаты. В воздухе чувствовался запах горелого, слышался приглушенный смех Гиаты. "Ну, это уже слишком, подумал Сухов. - Всему должен быть предел! Сколько можно терпеть всякие выходки Гиаты?" Антон со всех ног бросился вперед, но почему-то, теряя равновесие, больно ударился обо что-то невидимое.
   - Простите, - сказал геликомобиль. - Я не заметил, что вы задремали. Резко затормозил. Вы не ударились?
   - Все в порядке, - буркнул Сухов.
   - Кажется, в вашем доме пожар, - сообщил геликомобиль.
   - Что-о?
   Антон сам открыл дверцу. Быстро вышел из кабины. В ночных сумерках, тускло освещенных редкими фонарями, Сухов почувствовал сначала запах пожара, потом увидел, как из форточки на втором этаже дома, в котором он жил, валит дым. За темными стеклами вспыхивали язычки пламени. Антон знал, кто живет в той квартире. Пожилая Наталья. Фамилии он не помнил, но хорошо знал эту женщину - одинокую, без мужа и детей, худощавую, всегда бодрую. Окна затемнены - ее, вероятно, нет дома. А вдруг она там? Может, нуждается в помощи?
   "Такого дня у меня никогда не было. Хотя... час тому назад начался новый день. Что же делать? Да и можно ли что-либо сделать? Двери у Натальи наверняка закрыты. Может, их выломать? Пожалуй, их уже выломали..."
   Под окнами дома собралась небольшая группа людей.
   - Беда у кого-то, - послышался за спиной голос геликомобиля.
   В глубине улицы завыли пожарные машины. Завывание сирен приближалось и становилось громче. Вот взвизгнули тормоза. Из кабин быстро выпрыгивали биокиберы-пожарники. Антон подумал, что все это ничуть не похоже на кадры кинохроники или передачи телеинформатора. Впервые в жизни он видел настоящий пожар. Биокиберы в серых комбинезонах с отвращением смотрели на дым, на языки пламени, ловкими, отработанными движениями разматывали шланги, подсоединяли их к машинам. К окну на втором этаже поднималась телескопическая лестница, на вершине которой стоял наготове пожарник с брандспойтом в руках. Мощная струя раствора вмиг раздробила стекла. Биокибер переводил струю из стороны в сторону, стараясь скорее сбить пламя. Он шагнул на подоконник и исчез в густых клубах дыма.
   Антону почему-то припомнились операционная, минуты собственной беспомощности, когда не можешь сообразить элементарно простой вещи, к примеру, попросить отрегулировать свет от рефлектора. Санитар первым догадывается и спрашивает заботливо, с плохо скрытым раздражением: "Вам лампу нужно поправить, она же не туда светит..."
   За первым пожарником поднялся второй с большим фонарем. Осветил клубящийся белый пар в комнате.
   - Беда у кого-то, - вновь повторила машина.
   Антон обернулся. Геликомобиль все еще стоял у тротуара.
   - Там была прекрасная библиотека, - сказал в раздумье Сухов.
   - Вы знаете, кто там живет?
   - Старая одинокая женщина...
   - Одному плохо, - резюмировала машина.
   Наконец пламя унялось. Все четче становились очертания фигур пожарников. Один из них крикнул из окна:
   - "Скорую помощь" вызвали?
   "Значит, Наталья дома, если спрашивают о "Скорой". Жива?"
   Антон побежал к дому.
   Дверь помещения распахнута. В коридоре Антон увидел пожарника с фонарем-прожектором в руке. Сухов переступил порог, не говоря ни слова. Биокибер ослепил его прожектором и загородил проход своей мощной фигурой:
   - В чем дело?
   - Я врач. Живу в этом доме. Где она?
   Пожарник направил луч в глубину комнаты. На полу лежало обгорелое тело.
   - Врач ей уже не нужен, - сказал тихо.
   Антон подошел к Наталье, за ним шагнул пожарник, ярче освещая застывшее в неестественной позе тело.
   Сухов почувствовал под ногами вязкое месиво. Посмотрел на пол, чтобы не видеть того, что осталось от Натальи. Он стоял на какой-то грубой тряпке, пропитанной влагой. Поднял взгляд: дверцы шкафа открыты, все, что было в нем, выброшено на пол и на стол возле окна.
   Очевидно, Наталья старалась погасить огонь. Но почему вдруг все загорелось?.. Существует же автоматическая противопожарная система. От старых книжек с бумажными страницами ничего не осталось. А библиоскопы тоже, пожалуй, вышли из строя. Блоки памяти не выдерживают большой температуры. В комнате стоял мерзкий тошнотный запах мокрого пожарища и горелых волос. Что же здесь произошло?
   - В какой вы квартире живете? - спросил вдруг пожарник.
   Антон ответил.
   - Вы ее хорошо знали? Понимаете ли, здесь такое дело... Очень похоже на самоубийство. Противопожарное устройство сознательно заблокировано. Точнее - выведено из строя...
   Антон долго молчал, потом направился к выходу, высоко поднимая ноги, хотя ботинки уже промокли насквозь, на пороге повторил номер своего помещения и добавил после паузы:
   - Это на пятом этаже.
   Пожарник посветил ему, чтобы он не споткнулся в коридоре о валяющийся стул.
   - У вас, случаем, нет запасной вилки? - спросил другой пожарник, когда Антон выходил на лифтовую площадку. - От температуры здесь все лампы лопнули или, может, кто их специально...
   Сухову показалось, что он теряет сознание. Не задумываясь, есть ли у него дома запасная виолевая лампа, тяжело выдохнул:
   - Нет, - и поплелся к лифту.
   Войдя в свою квартиру, долго, как-то неумело переобувался. Проходя мимо детской комнаты, споткнулся о пушистый коврик перед дверью, потерял равновесие и упал. Разбудил сына, но скорее всего, тот и не спал еще.
   - Это ты, папа?
   Антон, услышав голос Витасика, зашел в комнату.
   - Да, это я, сынок.
   - Опять ты поздно... Включи свет.
   - Не нужно, Аленка проснется. И тебе давно пора спать.
   - Папа, ты не брал дистанционный пульт от Антика?