Глаза у него, как у ребенка, буквально светятся радостью от предстоящего чуда встречи.
«Оля, Коля, я приехал! Встречайте гостя!» – Голос его гремит на весь дом.
Большой, добрый, он вваливается в наш коридор, заполняя собой весь его объем, и сгребает меня в объятия.
«Ребята, как я рад вас видеть! – говорит он и смотрит на меня своими синими-синими глазами. – А где Николай?»
А потом мы долго сидели за бутылкой водки, поминали тебя, и было так невыносимо больно от всего того, что произошло со мной, моим сыном, а еще от той боли, которую испытывал в тот момент этот большой, очень добрый человек, который плакал у меня на кухне, не стесняясь своих слез.
«Вы для меня всегда были парой, перед которой я преклонял колени. Почему? За что?»
Я тоже мучительно ищу ответы на эти вопросы, погружаясь в мир книг и раздумий.
Это мое спасение, утешение и лекарство.
Я начинаю замечать за собой, что многие мысли в книгах Крайона, которые всего несколько месяцев назад я не только не принимала, но буквально яростно отвергала, теперь впустила в себя, причем не на поверхностный уровень восприятия, а куда-то очень глубоко, приняв их не просто как интересную информацию, а как истинное знание.
Я с карандашом в руке вчитываюсь в строки, которые говорят мне, что люди – это не жалкие овцы в стаде, а Бог не их пастух. Люди – это величайшие сущности, Ангелы, подобные самому Богу, выбравшие служение на физическом плане, то есть на земле, служение, часто тяжелое и исполненное страданий.
Бог не наказывает, ведь он есть Любовь.
Когда мы не были еще людьми, то есть еще не пришли на землю, мы мыслили, как Бог, будучи Его частицей, созданной по образу и подобию. Как великие сущности, мы шли на Землю – мир низких вибраций, на великое служение – помогать Творцу преобразовывать физический план. Как преобразовывать?
Бог есть Любовь.
А любовь – это сила, это энергия, имеющая чистоту вибрации, плотность и другие параметры.
Эту энергию можно «призывать, включать, выключать, хранить, посылать и фокусировать для множества применений. Это всеобщая нить, связывающая вещи».
Эта энергия служит для создания вселенных, галактик, других миров.
Господь послал нас, детей Божьих, на землю в качестве своих помощников, чтобы мы, живя в грубой материальной среде, производили высочайшую духовную субстанцию – Любовь.
Идя на служение в физический мир, мы заключаем между собой контракты – некие энергетические (кармические) узлы на отработку определенных уроков, которые не только позволят эволюционировать нам как сущностям, но и преобразовывать этот самый физический план. За счет чего преобразовывать?
Крайон говорит:
«Для вашего существования на Земле есть одна причина: вы получаете урок с целью подъема вибраций целого. Ваши устремления в ходе урока порождают энергию. Эта энергия представляет ценность для целого и преобразует негативность. Все вы – фракталы Бога и фракталы ЕГО Любви».
Любое проявление Любви есть действие Бога. Мы живем на Земле, которая не является бездушным камнем. Земля – живое существо. Она обладает сущностью, которая так же, как и мы, должна изменяться. Для ее эволюции необходима энергия, которая берется Землей из Космоса и от нас. От нас поступает энергия как низких вибраций (ненависть, злость, жадность и тому подобное), так и энергия высочайшей пробы – энергия Любви, эквивалентная божественной.
Любовь бывает разной, но есть Любовь, ради которой человек готов в любую минуту, не задумываясь, отдать свою жизнь. Такая Любовь – это уже божественный план.
Именно она делает человека равным Богу.
Человек, подобно самому Творцу, тоже способен творить. Он способен творить самое важное – Любовь!
Мы живем на планете, не помня, не осознавая в основной своей массе, кто мы есть на самом деле, из-за дуальности человеческой природы, ибо мы сами согласились прийти на Землю на этих условиях.
Мы радуемся и негодуем, любим и ненавидим, рожаем и хороним друг друга, при этом выбрасывая в мир колоссальное количество энергии, которая поглощается Землей и мирозданием.
На клеточном уровне мы знаем, что все, что происходит с нами, запланировали мы сами. Все трагедии, катаклизмы в нашей жизни – это наш контракт, который формирует карму.
И не надо винить Бога в наших бедах, нужно брать на себя ответственность за все, что происходит в нашей жизни. Ведь мы сами выбрали такой контракт, когда были душами и готовились к служению на земле.
Все было расписано наперед, и наш долг выполнить этот контракт. Для этого мы и пришли на землю.
Бог не наказывает. Он есть Любовь.
Боже мой! Сейчас я пишу эти строки и понимаю, что надо переходить к оценке своей жизни. Но я готова к этому.
До своего прихода на землю, мы – группа родственных душ (Майкл Ньютон считает, что это группа из 25–30 душ), готовящаяся к воплощению, обговорили ряд важных вопросов, заключив некие контракты на определенные уроки жизни, четко определив роли каждого в этом «спектакле». Энергия этих контрактов называется кармой.
Каждый человек вместе с другими играет в жизни окружающих самые разнообразные роли. Потенциальные направления своей жизни каждый человек планирует вместе с остальными.
Могут меняться имена, меняться пол, но всякий раз тебя окружают одни и те же сущности – те, кто составляет твою настоящую семью. Все мы путешествуем во времени единой группой, хотя приходим и уходим в каждую жизнь не одновременно.
Мы с тобой в этом воплощении пришли на землю мужем и женой, договорившись заранее, что в любви и согласии проживем 25 лет и 8 месяцев, у нас будет один ребенок, поздний, с которым мы, каждый отдельно, тоже заключили договор.
Договор включал в себя «пункт», согласно которому ты должен будешь погибнуть в автокатастрофе в возрасте 47 лет.
Согласно своему контракту, я должна остаться вдовой в возрасте 46 лет с сыном-подростком, с которым у меня заключен свой контракт, который я должна еще выполнить.
Брачный договор с тобой, заключенный на Небе (а браки заключаются на Небесах – это известно), мы выполнили, энергия контракта исчерпала себя, кармический узел распался.
Ты ушел, выполнив все свои земные обязательства не по земным меркам: со мной, с сыном, с родителями и другими людьми.
Ты ушел ярко, эффектно, в могучем полете, в расцвете интеллектуальной и духовной мощи, быстро – ведь смерть была мгновенной, – с группой молодых, полных сил мужчин, совершив при ПЕРЕХОДЕ колоссальный выброс позитивной энергии, которая тут же впиталась Землей и мирозданием. Такая энергия очень нужна Земле для энергетического баланса, величина которого, согласно Крайону, постоянна. Такая энергия способна поднять уровень вибрации планеты, который должен повышаться, чтобы планета могла эволюционировать.
«Все, что произошло, было уместно».
Наше сознание сейчас не равняется божественному, и мы не знаем всего того, что знает о нас Бог и знает наш Дух.
Мы с Кириллом остались жить и живем без тебя вот уже 4 месяца.
У нас свои контракты на эту жизнь, и мы должны их отработать.
По одному мы уже выполнили: я – контракт с тобой на супружество, а наш сын – на взаимоотношения сына с отцом.
Помнишь, в день своей гибели ты буквально летел на родительское собрание по теме «Отцы и дети», где должен был написать письмо сыну. Ты погиб за 12 минут до этого собрания. Случайность?!
Ты обещал нашему сыну написать такое письмо, и ты сдержал свое обещание, написав его буквально своей кровью. Разве такие письма забываются?!
Ты всегда говорил мне: «Я – однолюб. Я всегда буду с тобой».
Разве это не так? Разве такое можно забыть?
Ты говорил мне: «Леля, ты для меня всегда будешь молодой». Да, ты не увидишь, как я буду увядать, стареть, как каждый прожитый год будет уносить мою красоту, здоровье и силы.
У тебя был прекрасный контракт на эту жизнь. В этой жизни было все, что нужно человеку для счастья. Ты достойно прожил свою жизнь и достойно ушел из нее.
Большое счастье – жить с таким человеком, любить и быть любимой, а если бы еще и уйти вместе, взявшись за руки, в мир самых белых облаков!
Но меня оставили на земле, чтобы я еще поработала здесь, помучилась, поучилась, что-то доделала, а что-то и сделала еще в этой жизни.
«А иначе зачем на земле этой грешной живу?»
Когда-то давно Иисус собрал людей недалеко от города Галилеи и поведал им о заповедях блаженства.
Он учил чтить скорбящих, потому что Духу ведомо, через какие страдания им приходится проходить. С тех пор прошло много времени, но заповеди не потеряли свою актуальность и в наше время.
Он говорил о нищих духом. Нищие духом – это те люди, которые не видят себя как частицу Бога. Именно к ним Дух проявляет сочувствие прежде других.
Блаженны скорбящие, ибо они успокоятся. Эта заповедь очень важна.
Нет раны глубже, чем рана душевная. Ничто не трогает душу человека больше, чем скорбь об умершем. Дух хорошо знает об этом, понимает, что умершего никем не заменить.
Но знайте: МЫ – ВЕЧНЫ! Мы приходим снова, снова и снова.
Мы оплакиваем смерть человеческой оболочки, а Дух вечен, ибо СМЕРТИ НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Эта заповедь находится в самом начале списка, так как это очень важная информация. Она говорит о том, как сильно Дух любит людей за то, что они живут на планете, любят, страдают, оплакивают отошедших в мир иной, не осознавая, кто они на самом деле.
13 сентября
«Оля, Коля, я приехал! Встречайте гостя!» – Голос его гремит на весь дом.
Большой, добрый, он вваливается в наш коридор, заполняя собой весь его объем, и сгребает меня в объятия.
«Ребята, как я рад вас видеть! – говорит он и смотрит на меня своими синими-синими глазами. – А где Николай?»
А потом мы долго сидели за бутылкой водки, поминали тебя, и было так невыносимо больно от всего того, что произошло со мной, моим сыном, а еще от той боли, которую испытывал в тот момент этот большой, очень добрый человек, который плакал у меня на кухне, не стесняясь своих слез.
«Вы для меня всегда были парой, перед которой я преклонял колени. Почему? За что?»
Я тоже мучительно ищу ответы на эти вопросы, погружаясь в мир книг и раздумий.
Это мое спасение, утешение и лекарство.
Я начинаю замечать за собой, что многие мысли в книгах Крайона, которые всего несколько месяцев назад я не только не принимала, но буквально яростно отвергала, теперь впустила в себя, причем не на поверхностный уровень восприятия, а куда-то очень глубоко, приняв их не просто как интересную информацию, а как истинное знание.
Я с карандашом в руке вчитываюсь в строки, которые говорят мне, что люди – это не жалкие овцы в стаде, а Бог не их пастух. Люди – это величайшие сущности, Ангелы, подобные самому Богу, выбравшие служение на физическом плане, то есть на земле, служение, часто тяжелое и исполненное страданий.
Бог не наказывает, ведь он есть Любовь.
Когда мы не были еще людьми, то есть еще не пришли на землю, мы мыслили, как Бог, будучи Его частицей, созданной по образу и подобию. Как великие сущности, мы шли на Землю – мир низких вибраций, на великое служение – помогать Творцу преобразовывать физический план. Как преобразовывать?
Бог есть Любовь.
А любовь – это сила, это энергия, имеющая чистоту вибрации, плотность и другие параметры.
Эту энергию можно «призывать, включать, выключать, хранить, посылать и фокусировать для множества применений. Это всеобщая нить, связывающая вещи».
Эта энергия служит для создания вселенных, галактик, других миров.
Господь послал нас, детей Божьих, на землю в качестве своих помощников, чтобы мы, живя в грубой материальной среде, производили высочайшую духовную субстанцию – Любовь.
Идя на служение в физический мир, мы заключаем между собой контракты – некие энергетические (кармические) узлы на отработку определенных уроков, которые не только позволят эволюционировать нам как сущностям, но и преобразовывать этот самый физический план. За счет чего преобразовывать?
Крайон говорит:
«Для вашего существования на Земле есть одна причина: вы получаете урок с целью подъема вибраций целого. Ваши устремления в ходе урока порождают энергию. Эта энергия представляет ценность для целого и преобразует негативность. Все вы – фракталы Бога и фракталы ЕГО Любви».
Любое проявление Любви есть действие Бога. Мы живем на Земле, которая не является бездушным камнем. Земля – живое существо. Она обладает сущностью, которая так же, как и мы, должна изменяться. Для ее эволюции необходима энергия, которая берется Землей из Космоса и от нас. От нас поступает энергия как низких вибраций (ненависть, злость, жадность и тому подобное), так и энергия высочайшей пробы – энергия Любви, эквивалентная божественной.
Любовь бывает разной, но есть Любовь, ради которой человек готов в любую минуту, не задумываясь, отдать свою жизнь. Такая Любовь – это уже божественный план.
Именно она делает человека равным Богу.
Человек, подобно самому Творцу, тоже способен творить. Он способен творить самое важное – Любовь!
Мы живем на планете, не помня, не осознавая в основной своей массе, кто мы есть на самом деле, из-за дуальности человеческой природы, ибо мы сами согласились прийти на Землю на этих условиях.
Мы радуемся и негодуем, любим и ненавидим, рожаем и хороним друг друга, при этом выбрасывая в мир колоссальное количество энергии, которая поглощается Землей и мирозданием.
На клеточном уровне мы знаем, что все, что происходит с нами, запланировали мы сами. Все трагедии, катаклизмы в нашей жизни – это наш контракт, который формирует карму.
И не надо винить Бога в наших бедах, нужно брать на себя ответственность за все, что происходит в нашей жизни. Ведь мы сами выбрали такой контракт, когда были душами и готовились к служению на земле.
Все было расписано наперед, и наш долг выполнить этот контракт. Для этого мы и пришли на землю.
Бог не наказывает. Он есть Любовь.
Боже мой! Сейчас я пишу эти строки и понимаю, что надо переходить к оценке своей жизни. Но я готова к этому.
До своего прихода на землю, мы – группа родственных душ (Майкл Ньютон считает, что это группа из 25–30 душ), готовящаяся к воплощению, обговорили ряд важных вопросов, заключив некие контракты на определенные уроки жизни, четко определив роли каждого в этом «спектакле». Энергия этих контрактов называется кармой.
Каждый человек вместе с другими играет в жизни окружающих самые разнообразные роли. Потенциальные направления своей жизни каждый человек планирует вместе с остальными.
Могут меняться имена, меняться пол, но всякий раз тебя окружают одни и те же сущности – те, кто составляет твою настоящую семью. Все мы путешествуем во времени единой группой, хотя приходим и уходим в каждую жизнь не одновременно.
Мы с тобой в этом воплощении пришли на землю мужем и женой, договорившись заранее, что в любви и согласии проживем 25 лет и 8 месяцев, у нас будет один ребенок, поздний, с которым мы, каждый отдельно, тоже заключили договор.
Договор включал в себя «пункт», согласно которому ты должен будешь погибнуть в автокатастрофе в возрасте 47 лет.
Согласно своему контракту, я должна остаться вдовой в возрасте 46 лет с сыном-подростком, с которым у меня заключен свой контракт, который я должна еще выполнить.
Брачный договор с тобой, заключенный на Небе (а браки заключаются на Небесах – это известно), мы выполнили, энергия контракта исчерпала себя, кармический узел распался.
Ты ушел, выполнив все свои земные обязательства не по земным меркам: со мной, с сыном, с родителями и другими людьми.
Тебе очень нравилась эта музыкальная композиция.
Я свободен с диким ветром наравне.
Я свободен наяву, а не во сне. [4]
Ты ушел ярко, эффектно, в могучем полете, в расцвете интеллектуальной и духовной мощи, быстро – ведь смерть была мгновенной, – с группой молодых, полных сил мужчин, совершив при ПЕРЕХОДЕ колоссальный выброс позитивной энергии, которая тут же впиталась Землей и мирозданием. Такая энергия очень нужна Земле для энергетического баланса, величина которого, согласно Крайону, постоянна. Такая энергия способна поднять уровень вибрации планеты, который должен повышаться, чтобы планета могла эволюционировать.
«Все, что произошло, было уместно».
Наше сознание сейчас не равняется божественному, и мы не знаем всего того, что знает о нас Бог и знает наш Дух.
Мы с Кириллом остались жить и живем без тебя вот уже 4 месяца.
У нас свои контракты на эту жизнь, и мы должны их отработать.
По одному мы уже выполнили: я – контракт с тобой на супружество, а наш сын – на взаимоотношения сына с отцом.
Помнишь, в день своей гибели ты буквально летел на родительское собрание по теме «Отцы и дети», где должен был написать письмо сыну. Ты погиб за 12 минут до этого собрания. Случайность?!
Ты обещал нашему сыну написать такое письмо, и ты сдержал свое обещание, написав его буквально своей кровью. Разве такие письма забываются?!
Ты всегда говорил мне: «Я – однолюб. Я всегда буду с тобой».
Разве это не так? Разве такое можно забыть?
Ты говорил мне: «Леля, ты для меня всегда будешь молодой». Да, ты не увидишь, как я буду увядать, стареть, как каждый прожитый год будет уносить мою красоту, здоровье и силы.
Где-то я прочитала фразу: «Я хотел бы умереть молодым в море собственной крови, а не старым и больным в луже собственной мочи». Небо даровало тебе легкую и, не побоюсь сказать, красивую смерть. В тот вечер по шоссе столько народу проезжало и видело вашу трагедию, столько было в городе разговоров и пересудов, неделю крутили ролик по местному и областному телевидению, печатали фотографии и статьи в прессе, что так и хочется сказать: на миру и смерть красна!
Верней, чем на пергаменте и воске,
Я образ твой навеки сберегу...
В. Шекспир
У тебя был прекрасный контракт на эту жизнь. В этой жизни было все, что нужно человеку для счастья. Ты достойно прожил свою жизнь и достойно ушел из нее.
Большое счастье – жить с таким человеком, любить и быть любимой, а если бы еще и уйти вместе, взявшись за руки, в мир самых белых облаков!
Но меня оставили на земле, чтобы я еще поработала здесь, помучилась, поучилась, что-то доделала, а что-то и сделала еще в этой жизни.
«А иначе зачем на земле этой грешной живу?»
Когда-то давно Иисус собрал людей недалеко от города Галилеи и поведал им о заповедях блаженства.
Он учил чтить скорбящих, потому что Духу ведомо, через какие страдания им приходится проходить. С тех пор прошло много времени, но заповеди не потеряли свою актуальность и в наше время.
Он говорил о нищих духом. Нищие духом – это те люди, которые не видят себя как частицу Бога. Именно к ним Дух проявляет сочувствие прежде других.
Блаженны скорбящие, ибо они успокоятся. Эта заповедь очень важна.
Нет раны глубже, чем рана душевная. Ничто не трогает душу человека больше, чем скорбь об умершем. Дух хорошо знает об этом, понимает, что умершего никем не заменить.
Но знайте: МЫ – ВЕЧНЫ! Мы приходим снова, снова и снова.
Мы оплакиваем смерть человеческой оболочки, а Дух вечен, ибо СМЕРТИ НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Эта заповедь находится в самом начале списка, так как это очень важная информация. Она говорит о том, как сильно Дух любит людей за то, что они живут на планете, любят, страдают, оплакивают отошедших в мир иной, не осознавая, кто они на самом деле.
На небе вороны,
Под небом монахи,
И я между ними в расшитой рубахе
Лежу на просторе,
Легка и пригожа.
И солнце взрослее,
И ветер моложе...
Меня отпевали в громадине храма.
Была я невеста – прекрасная дама.
Душа моя рядом стояла и пела,
Но люди, не веря, смотрели на тело.
Судьба и молитва менялись местами.
Молчал мой любимый, и крестное знамя
Лицо его светом едва освещало.
Простила его я, ему все прощала.
Весна, задрожав от печального звона,
Смахнула три капли на лики иконы,
Что мирно покоились между руками,
Ее целовало веселое пламя.
Свеча догорела, упало кадило.
Земля, застонав, превратилась в могилу.
Я бросилась в небо за легкой синицей.
Теперь я на воле, я белая птица.
Взлетев на прощанье, кружась над родными,
Смеялась я, горе их не понимая.
Мы встретимся снова, но будем иными.
Есть вечная воля, зовет меня стая. [5]
13 сентября
Сегодня исполнилось бы 26 лет нашей совместной жизни.
Утро серое и дождливое, но сквозь завесу низких и тяжелых облаков просматривается чистое небо.
Природа отражает мое состояние души на текущий момент. Ей сегодня как-то особенно тяжело, но, глядя на все более голубеющее небо, внутри меня что-то говорит: «И в нашей жизни из-за туч еще пробьется солнца луч».
Я знала, что мне придет информация о тебе к нашей дате. Я ждала, я просила дать мне ее. И она пришла сегодня ночью сном на пятницу, на тринадцатое. Есть над чем погоревать и над чем подумать.
Мы с тобой вдвоем в большой и просторной комнате. Ты собираешься куда-то ехать, спешно одеваешься. Я наблюдаю, как ты надеваешь рубашку, застегиваешь пуговицы. Мой взгляд фиксирует каждое твое движение, каждый твой жест. В душе я знаю, что ты не вернешься из этой поездки, что ты уходишь навсегда. Знание неотвратимости неминуемого давит на меня, парализует волю.
Не в силах противостоять этому чудовищному напряжению, я начинаю умолять тебя не ехать, говорю тебе, что ты погибнешь, что не пущу тебя и что десятое число надо просто пережить – пересидеть дома.
Ты слушаешь меня, киваешь головой, но продолжаешь одеваться. Мой голос дрожит, умоляя тебя не уезжать, но ты, страдальчески морщась, пытаешься застегнуть пуговицы на рукавах. Я подхожу к тебе и начинаю помогать, обливая слезами твои руки. Ткань намокает от моих слез, и я никак не могу застегнуть пуговицу на правой манжете. Ты стоишь и ждешь, но все в тебе напряжено. Я ощущаю это напряжение, оно вызывает во мне обреченную слабость. Мои руки немеют, путаются, становясь безжизненными плетьми, но взгляд буквально сканирует каждую венку, каждый капилляр, каждую клеточку твоей руки. Ты все понимаешь, чувствуешь меня всем своим телом и теплой ладонью левой руки накрываешь мои дрожащие руки. Удивительная картина сплетенных рук! Я поднимаю глаза на тебя и вижу твои скулы и сомкнутые губы. Я еще увижу этот кадр, но там будешь уже не ты. Мои руки скользят по твоей шее, застегивая пуговицу на вороте, и я ощущаю бархатистость твоей кожи, биение пульса под пальцами
Я вижу эту вену. Она пульсирует, живет, но я уже знаю, что жить ей осталось недолго.
«Ты будешь надевать галстук?», – спрашиваю я, протягивая тебе его.
«Нет. Неудобно будет лежать», – отвечаешь ты, собирая какие-то бумаги и раскладывая их по карманам, при этом вытягивая и поворачивая шею из стороны в сторону.
Ты накидываешь на плечи пиджак, но, помедлив некоторое время, снимаешь его.
«Нет, не в нем. В нем меня положишь», – говоришь ты и направляешься к двери.
Я кричу тебе вслед дурным от надвигающегося ужаса голосом: «Коля, не уезжай! Там будет большая авария, ты погибнешь!»
Ты оглядываешься и смотришь на меня грустными глазами. Они большие, как небо, и бесконечно печальные. Печаль кажется бездонной. Я буквально тону в этой безмерной печали.
«Надо. Пора», – говорит твой голос где-то внутри меня.
Мгновенно я оказываюсь рядом с тобой, и ты сильно сжимаешь меня в своих объятиях. Нет слов, чтобы выразить всю боль мою в этот миг!
Я одновременно сочетаю в себе и себя вчерашнюю, до твоей гибели, и себя нынешнюю, познавшую боль утраты. Я в твоих объятиях, слышу стук твоего сердца, знаю, что никто и никогда не будет любить меня сильнее, чем это сердце, но я также знаю, что слышу его стук в последний раз. Ничто не изменит предстоящего, и никогда больше эти руки не сожмут меня в своих объятиях.
Ты в последний раз сильно прижимаешь меня к своей груди.
«Смотри». – Твой голос звучит в моей голове поверх боли и страха, мы куда-то плывем вдвоем, и твоя рука проводит по пыльной поверхности огромного зеркала, появившегося в воздухе из ниоткуда.
Я смотрю в него, чувствуя, как ты подталкиваешь меня к этой огромной зеркальной поверхности. Не в силах отвести взгляд от его завораживающего, манящего мерцания, я вхожу в его глубину, пересекая какую-то невидимую черту. Одна. Без тебя.
Я стою в большой комнате возле огромного зеркала, висящего на стене, и, прихорашиваясь, смотрюсь в него долгим пытливым взглядом. Я что-то силюсь вспомнить, но что?!
На меня смотрит чужое лицо женщины, но я точно знаю, что это я.
Мои светлые прямые волосы оттеняют полное красивое, но какое-то усталое лицо, на мне дорогая одежда, придающая всему образу элегантный и роскошный вид. Рукой с золотым браслетом я поправляю челку, которая тут же снова падает на подкрашенные глаза. Обнаженными руками, очень белыми на фоне темного меха, я накидываю на плечи дорогое норковое манто. Живые струи волос, переливаясь золотом и смешиваясь с темно-коричневым ворсом мехового манто, рождают игру света и тени, завораживают, надолго приковывают мой взор. Нет сил, чтобы оторвать взгляд от чудесного сочетания красок, фактуры, таинственного мерцания.
Я вижу себя в полный рост и чувствую, что эта женщина очень сильна и уверена в себе, но неизбывная печаль живет в ее сердце.
Из комнат в глубине дома выходит мужчина, подходит ко мне и протягивает сначала одну, а потом другую руку, подставляя манжеты. Я застегиваю на его запястьях золотые запонки, а потом мои руки защелкивают дорогой замочек на стойке воротника темного шикарного пальто.
Я смотрю в его карие глаза и вижу, как от зрачка в стороны бегут золотистые волны – «цвета побежалости». В них какая-то магия и опять игра света и тени. Я смутно хочу что-то вспомнить, вглядываясь в их темный омут. В нем столько всего, но все непрозрачно и непостижимо.
Я отвожу взгляд от этих глаз и снова вижу себя в зеркале на стене комнаты, но в глубине его проема, в его Зазеркалье, вдруг различаю другое зеркало, далекое и туманное. Из небольшого его сегмента, как будто обтертого чьей-то рукой, на меня смотрят лучистые, полные любви, такие родные твои глаза.
Я вспомнила!
Вот «наши даты».
10 сентября – 4 месяца как тебя не стало.
11 сентября – мне исполнилось 47 лет.
13 сентября – было бы 26 лет со дня нашей свадьбы.
Ты стал приходить по ночам то в своем строгом черном костюме, при жизни так контрастировавшем с твоей седой головой, то в светлой ветровке, в которой погиб, застегнутой на липку по вороту, то снятся одни твои глаза.
А то я просто просыпаюсь с чувством, что всю ночь моя душа была с тобой, где-то летала, общалась, много видела и все-все про меня знает.
Чувство такое, что за ночь она наговорилась с другими душами обо всем на свете, перемыла все косточки родственникам и друзьям, а днем молчок.
Словно заглушку ставят в голову, чтобы не давать «лишнюю» информацию.
Но все равно я чувствую, почти знаю, что по ночам мы бываем ВМЕСТЕ!
И это удивительное чувство!
Разве я раньше чувствовала такое?!
Много сижу за своей будущей книгой, много работаю с книгами моих родителей, Ли Кэрролла, Майкла Ньютона и другими, обдумывая и осмысливая прочитанное и пережитое. Хожу на работу с удовольствием, много общаюсь с подругами и коллегами, принимаю гостей, сама хожу в гости. Словом, веду активный образ жизни.
Люди и книги – мое лекарство. Сын – мое спасение.
Кирилл учится в новой школе, в новом классе, строит отношения с новым коллективом. У него это неплохо получается. Знал бы ты, какой у нас с тобой замечательный парень!
У меня есть опора в жизни, пока еще молоденькая. Подросток, но уже опора!
«Мам, не переживай так сильно. Ты дай мне только подрасти немного, и я все сделаю, чтобы ты была счастлива».
Хочется плакать одновременно и от счастья, и от горечи, слыша такие слова от сына, потерявшего отца и мужающего буквально на глазах.
Мы с ним учимся жить без тебя, с этой утратой в сердце, учимся смирению.
«Мама, что это за чувство такое, когда мне и больно, и жалко себя, и хочется побить кого-нибудь, и плакать – все одновременно».
«Сынок, чувство это зовется ГОРЕМ. Мы потеряли с тобой папу, мужа, настоящего друга, нашего духовного учителя, а такие потери невосполнимы, но мы должны жить дальше.
Ведь все, что не убивает нас, делает нас сильнее».
Когда они были еще маленькими, мы с Ириной поочередно забирали их из садика, а когда ребята подросли и пошли в одну школу и в один класс, то до третьего класса мы выходили с ними утром – к занятиям и вечером – после продленки.
У Родиона волосы черные, глаза темно-карие, а у Кирилла медные волосы и серо-голубые глаза. Когда они шли вдвоем, люди поворачивали шеи, оглядываясь на таких ребят. Сейчас это два парня ростом за метр восемьдесят, крепкие, плечистые.
Общительный, коммуникабельный и очень добрый человек, Ирина прочно поселилась в моем сердце. Она, Родион и муж Женя стали частью нашей семьи.
В те страшные майские дни она была со мной неразлучно, разделяя мое горе, жалея и утешая, при этом четко руководя всеми похоронными делами.
Такие люди просто так в жизни не появляются. Это – подарок Небес.
И вот ей исполняется 45. Конечно, я должна была прийти на Иринин праздник, однако, если бы я не пришла, она поняла бы все как надо. Но жизнь продолжается, и я за столом вместе со старыми знакомыми праздную хорошую женскую дату, когда баба опять становится «ягодкой».
Чудесный стол, блюда – пальчики оближешь! Хозяйка отменно готовит, ей, что называется, дан Божий дар, который не спутаешь с яичницей.
Народ за столом заводной, всем весело. Я позволила себе быть остроумной, красивой, много плясала.
Одна из женщин принесла диск с очень интересной восточной музыкой, от которой народ, а там были в основном женщины, пришел в полный восторг, буквально «отрываясь» в танцах. Наряду с динамичными песнями на этом диске было несколько песен, удивительно мелодичных, пронзительно щемящих, с какой-то светлой грустью.
Под одну из этих песен, кружась сама с собой в танце, я вдруг каким-то иным зрением увидела твое лицо, появившееся передо мной. Черты лица были размыты, скорее угадывались, но глаза! Они смотрели на меня и смеялись! Они буквально светились, изливаясь на меня светом любви, они искрились от смеха!
Это типичный для тебя смех и выражение, характерное только для твоих глаз, но более концентрированное. Люди Земли не могут так искрометно смеяться, а их глаза не умеют так светиться. Слишком много печали в здешней жизни.
Я никогда не видела тебя таким! Ты так был рад, даже счастлив, что я с друзьями, что не утонула в тоске и печали, что хорошо выгляжу и стараюсь держаться.
И пока звучала эта музыка, ты был со мной!
Когда музыка прекратилась, видение исчезло, но энергия твоего присутствия осталась во мне.
«Это невозможно», – говорит мне рассудок. «Это истинно», – говорит сердце.
Но сколько не всматриваюсь, на меня неизменно строгим взглядом смотрят лишь глаза Великого Старца.
А дома возле твоего портрета, который Ирина сделала с фотографии годичной давности, часто сижу со свечкой. Кирилл приносит гитару, и мы с ним поем твои любимые песни, вспоминаем разные эпизоды из жизни, твои любимые изречения, смотрим фотографии, а то просто сидим молча, обнявшись. Видишь ли ты нас в такие минуты?
Как-то вечером мы особо долго с чувством пели дорогие сердцу песни. А потом мы сидели молча, объятые чувством высокой грусти. Вдруг на том месте, где ты любил сидеть, в середине между нами, мы оба одновременно увидели боковым зрением огромную сверкающую ослепительным белым светом бабочку или что-то в этом духе. Секунду это что-то сверкало и пульсировало, но так сильно и ярко! Казалось, что эта гигантская бабочка хлопала крыльями. Не сговариваясь, мы оба повернули головы друг к другу.
– Мам, ты видела?
– И ты видел?
– Это был папа?
Это был не оптический обман зрения и не коллективная галлюцинация. Это был ты!
Ты пришел к своей семье, был с нами, и сидели мы на диване так же втроем, как раньше. Мы по бокам, ты в центре, как при жизни. Очень сильное ощущение ПРИСУТСТВИЯ твоей энергии!
Потом мы с сыном всматривались в твое лицо на портрете, и мне показалось, что твои глаза тоже посмотрели на нас внимательным долгим взглядом. Но все это так быстро исчезло! Господи!
Мне иногда кажется, что все, что произошло с нами за эти месяцы, сон или бред. Я продолжаю жить, но, может, это только иллюзия жизни?
Какая-то часть меня все время стремится туда, к тебе. Говорят, что со смертью любимого человека что-то умирает в душе. Нет! Не умирает, а уходит вместе с дорогим человеком. Я постоянно стремлюсь к тебе, но не могу уйти навсегда. Не знаю, что будет потом, но сейчас такое чувство, что я не только не боюсь смерти, но считала бы благом уйти вслед за тобой. Я прочитала у Крайона, что каждый может в любой момент, забрав свой «чемодан» с приобретенным опытом этого воплощения, уйти «домой». Мы никому ничего не должны!
Утро серое и дождливое, но сквозь завесу низких и тяжелых облаков просматривается чистое небо.
Природа отражает мое состояние души на текущий момент. Ей сегодня как-то особенно тяжело, но, глядя на все более голубеющее небо, внутри меня что-то говорит: «И в нашей жизни из-за туч еще пробьется солнца луч».
Я знала, что мне придет информация о тебе к нашей дате. Я ждала, я просила дать мне ее. И она пришла сегодня ночью сном на пятницу, на тринадцатое. Есть над чем погоревать и над чем подумать.
Мы с тобой вдвоем в большой и просторной комнате. Ты собираешься куда-то ехать, спешно одеваешься. Я наблюдаю, как ты надеваешь рубашку, застегиваешь пуговицы. Мой взгляд фиксирует каждое твое движение, каждый твой жест. В душе я знаю, что ты не вернешься из этой поездки, что ты уходишь навсегда. Знание неотвратимости неминуемого давит на меня, парализует волю.
Не в силах противостоять этому чудовищному напряжению, я начинаю умолять тебя не ехать, говорю тебе, что ты погибнешь, что не пущу тебя и что десятое число надо просто пережить – пересидеть дома.
Ты слушаешь меня, киваешь головой, но продолжаешь одеваться. Мой голос дрожит, умоляя тебя не уезжать, но ты, страдальчески морщась, пытаешься застегнуть пуговицы на рукавах. Я подхожу к тебе и начинаю помогать, обливая слезами твои руки. Ткань намокает от моих слез, и я никак не могу застегнуть пуговицу на правой манжете. Ты стоишь и ждешь, но все в тебе напряжено. Я ощущаю это напряжение, оно вызывает во мне обреченную слабость. Мои руки немеют, путаются, становясь безжизненными плетьми, но взгляд буквально сканирует каждую венку, каждый капилляр, каждую клеточку твоей руки. Ты все понимаешь, чувствуешь меня всем своим телом и теплой ладонью левой руки накрываешь мои дрожащие руки. Удивительная картина сплетенных рук! Я поднимаю глаза на тебя и вижу твои скулы и сомкнутые губы. Я еще увижу этот кадр, но там будешь уже не ты. Мои руки скользят по твоей шее, застегивая пуговицу на вороте, и я ощущаю бархатистость твоей кожи, биение пульса под пальцами
Я вижу эту вену. Она пульсирует, живет, но я уже знаю, что жить ей осталось недолго.
«Ты будешь надевать галстук?», – спрашиваю я, протягивая тебе его.
«Нет. Неудобно будет лежать», – отвечаешь ты, собирая какие-то бумаги и раскладывая их по карманам, при этом вытягивая и поворачивая шею из стороны в сторону.
Ты накидываешь на плечи пиджак, но, помедлив некоторое время, снимаешь его.
«Нет, не в нем. В нем меня положишь», – говоришь ты и направляешься к двери.
Я кричу тебе вслед дурным от надвигающегося ужаса голосом: «Коля, не уезжай! Там будет большая авария, ты погибнешь!»
Ты оглядываешься и смотришь на меня грустными глазами. Они большие, как небо, и бесконечно печальные. Печаль кажется бездонной. Я буквально тону в этой безмерной печали.
«Надо. Пора», – говорит твой голос где-то внутри меня.
Мгновенно я оказываюсь рядом с тобой, и ты сильно сжимаешь меня в своих объятиях. Нет слов, чтобы выразить всю боль мою в этот миг!
Я одновременно сочетаю в себе и себя вчерашнюю, до твоей гибели, и себя нынешнюю, познавшую боль утраты. Я в твоих объятиях, слышу стук твоего сердца, знаю, что никто и никогда не будет любить меня сильнее, чем это сердце, но я также знаю, что слышу его стук в последний раз. Ничто не изменит предстоящего, и никогда больше эти руки не сожмут меня в своих объятиях.
Ты в последний раз сильно прижимаешь меня к своей груди.
«Смотри». – Твой голос звучит в моей голове поверх боли и страха, мы куда-то плывем вдвоем, и твоя рука проводит по пыльной поверхности огромного зеркала, появившегося в воздухе из ниоткуда.
Я смотрю в него, чувствуя, как ты подталкиваешь меня к этой огромной зеркальной поверхности. Не в силах отвести взгляд от его завораживающего, манящего мерцания, я вхожу в его глубину, пересекая какую-то невидимую черту. Одна. Без тебя.
Я стою в большой комнате возле огромного зеркала, висящего на стене, и, прихорашиваясь, смотрюсь в него долгим пытливым взглядом. Я что-то силюсь вспомнить, но что?!
На меня смотрит чужое лицо женщины, но я точно знаю, что это я.
Мои светлые прямые волосы оттеняют полное красивое, но какое-то усталое лицо, на мне дорогая одежда, придающая всему образу элегантный и роскошный вид. Рукой с золотым браслетом я поправляю челку, которая тут же снова падает на подкрашенные глаза. Обнаженными руками, очень белыми на фоне темного меха, я накидываю на плечи дорогое норковое манто. Живые струи волос, переливаясь золотом и смешиваясь с темно-коричневым ворсом мехового манто, рождают игру света и тени, завораживают, надолго приковывают мой взор. Нет сил, чтобы оторвать взгляд от чудесного сочетания красок, фактуры, таинственного мерцания.
Я вижу себя в полный рост и чувствую, что эта женщина очень сильна и уверена в себе, но неизбывная печаль живет в ее сердце.
Из комнат в глубине дома выходит мужчина, подходит ко мне и протягивает сначала одну, а потом другую руку, подставляя манжеты. Я застегиваю на его запястьях золотые запонки, а потом мои руки защелкивают дорогой замочек на стойке воротника темного шикарного пальто.
Я смотрю в его карие глаза и вижу, как от зрачка в стороны бегут золотистые волны – «цвета побежалости». В них какая-то магия и опять игра света и тени. Я смутно хочу что-то вспомнить, вглядываясь в их темный омут. В нем столько всего, но все непрозрачно и непостижимо.
Я отвожу взгляд от этих глаз и снова вижу себя в зеркале на стене комнаты, но в глубине его проема, в его Зазеркалье, вдруг различаю другое зеркало, далекое и туманное. Из небольшого его сегмента, как будто обтертого чьей-то рукой, на меня смотрят лучистые, полные любви, такие родные твои глаза.
Я вспомнила!
В последнее время много пою, вкладывая в переливы голоса как можно больше чувств. Хочу вылить из себя всю грусть-печаль.
Слезы людские, о слезы людские,
Льетесь вы ранней и поздней порой...
Льетесь безвестные,
Льетесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые, —
Льетесь, как льются струи дождевые
В осень глухую, порою ночной.
А. Хомяков
Вот «наши даты».
10 сентября – 4 месяца как тебя не стало.
11 сентября – мне исполнилось 47 лет.
13 сентября – было бы 26 лет со дня нашей свадьбы.
Ты стал приходить по ночам то в своем строгом черном костюме, при жизни так контрастировавшем с твоей седой головой, то в светлой ветровке, в которой погиб, застегнутой на липку по вороту, то снятся одни твои глаза.
А то я просто просыпаюсь с чувством, что всю ночь моя душа была с тобой, где-то летала, общалась, много видела и все-все про меня знает.
Чувство такое, что за ночь она наговорилась с другими душами обо всем на свете, перемыла все косточки родственникам и друзьям, а днем молчок.
Словно заглушку ставят в голову, чтобы не давать «лишнюю» информацию.
Но все равно я чувствую, почти знаю, что по ночам мы бываем ВМЕСТЕ!
И это удивительное чувство!
Разве я раньше чувствовала такое?!
Гиппократ писал: «Когда тело засыпает, тогда дух бодрствует и переносится всюду, где тело могло бы познавать и видеть, если бы бодрствовало. Оно прикасается ко всему, к чему можно прикасаться, и даже производит все операции, какие в состоянии было бы исполнить при своем пробуждении».
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь.
В. Шекспир
Много сижу за своей будущей книгой, много работаю с книгами моих родителей, Ли Кэрролла, Майкла Ньютона и другими, обдумывая и осмысливая прочитанное и пережитое. Хожу на работу с удовольствием, много общаюсь с подругами и коллегами, принимаю гостей, сама хожу в гости. Словом, веду активный образ жизни.
Люди и книги – мое лекарство. Сын – мое спасение.
Кирилл учится в новой школе, в новом классе, строит отношения с новым коллективом. У него это неплохо получается. Знал бы ты, какой у нас с тобой замечательный парень!
У меня есть опора в жизни, пока еще молоденькая. Подросток, но уже опора!
«Мам, не переживай так сильно. Ты дай мне только подрасти немного, и я все сделаю, чтобы ты была счастлива».
Хочется плакать одновременно и от счастья, и от горечи, слыша такие слова от сына, потерявшего отца и мужающего буквально на глазах.
Мы с ним учимся жить без тебя, с этой утратой в сердце, учимся смирению.
«Мама, что это за чувство такое, когда мне и больно, и жалко себя, и хочется побить кого-нибудь, и плакать – все одновременно».
«Сынок, чувство это зовется ГОРЕМ. Мы потеряли с тобой папу, мужа, настоящего друга, нашего духовного учителя, а такие потери невосполнимы, но мы должны жить дальше.
Ведь все, что не убивает нас, делает нас сильнее».
В сентябре исполнилось 45 лет человеку, появление которого в моей жизни было связано с сыном. Наши дети вместе ходили в одну группу детсада и дружат с 6 лет.
Подвиг есть и в сраженьи,
Подвиг есть и в борьбе,
Высший подвиг в терпеньи,
Любви и мольбе.
А. Хомяков
Когда они были еще маленькими, мы с Ириной поочередно забирали их из садика, а когда ребята подросли и пошли в одну школу и в один класс, то до третьего класса мы выходили с ними утром – к занятиям и вечером – после продленки.
У Родиона волосы черные, глаза темно-карие, а у Кирилла медные волосы и серо-голубые глаза. Когда они шли вдвоем, люди поворачивали шеи, оглядываясь на таких ребят. Сейчас это два парня ростом за метр восемьдесят, крепкие, плечистые.
Общительный, коммуникабельный и очень добрый человек, Ирина прочно поселилась в моем сердце. Она, Родион и муж Женя стали частью нашей семьи.
В те страшные майские дни она была со мной неразлучно, разделяя мое горе, жалея и утешая, при этом четко руководя всеми похоронными делами.
Такие люди просто так в жизни не появляются. Это – подарок Небес.
И вот ей исполняется 45. Конечно, я должна была прийти на Иринин праздник, однако, если бы я не пришла, она поняла бы все как надо. Но жизнь продолжается, и я за столом вместе со старыми знакомыми праздную хорошую женскую дату, когда баба опять становится «ягодкой».
Чудесный стол, блюда – пальчики оближешь! Хозяйка отменно готовит, ей, что называется, дан Божий дар, который не спутаешь с яичницей.
Народ за столом заводной, всем весело. Я позволила себе быть остроумной, красивой, много плясала.
Одна из женщин принесла диск с очень интересной восточной музыкой, от которой народ, а там были в основном женщины, пришел в полный восторг, буквально «отрываясь» в танцах. Наряду с динамичными песнями на этом диске было несколько песен, удивительно мелодичных, пронзительно щемящих, с какой-то светлой грустью.
Под одну из этих песен, кружась сама с собой в танце, я вдруг каким-то иным зрением увидела твое лицо, появившееся передо мной. Черты лица были размыты, скорее угадывались, но глаза! Они смотрели на меня и смеялись! Они буквально светились, изливаясь на меня светом любви, они искрились от смеха!
Это типичный для тебя смех и выражение, характерное только для твоих глаз, но более концентрированное. Люди Земли не могут так искрометно смеяться, а их глаза не умеют так светиться. Слишком много печали в здешней жизни.
Я никогда не видела тебя таким! Ты так был рад, даже счастлив, что я с друзьями, что не утонула в тоске и печали, что хорошо выгляжу и стараюсь держаться.
И пока звучала эта музыка, ты был со мной!
Когда музыка прекратилась, видение исчезло, но энергия твоего присутствия осталась во мне.
«Это невозможно», – говорит мне рассудок. «Это истинно», – говорит сердце.
Хожу в церковь к своей иконе Николая Чудотворца и каждый раз пристально всматриваюсь в его очи, стремясь увидеть в них твои глаза.
В дни великой веры в чудо
Чудеса вершат и люди.
В невозможное поверив,
Невозможное свершишь.
И. Гете
Но сколько не всматриваюсь, на меня неизменно строгим взглядом смотрят лишь глаза Великого Старца.
А дома возле твоего портрета, который Ирина сделала с фотографии годичной давности, часто сижу со свечкой. Кирилл приносит гитару, и мы с ним поем твои любимые песни, вспоминаем разные эпизоды из жизни, твои любимые изречения, смотрим фотографии, а то просто сидим молча, обнявшись. Видишь ли ты нас в такие минуты?
Как-то вечером мы особо долго с чувством пели дорогие сердцу песни. А потом мы сидели молча, объятые чувством высокой грусти. Вдруг на том месте, где ты любил сидеть, в середине между нами, мы оба одновременно увидели боковым зрением огромную сверкающую ослепительным белым светом бабочку или что-то в этом духе. Секунду это что-то сверкало и пульсировало, но так сильно и ярко! Казалось, что эта гигантская бабочка хлопала крыльями. Не сговариваясь, мы оба повернули головы друг к другу.
– Мам, ты видела?
– И ты видел?
– Это был папа?
Это был не оптический обман зрения и не коллективная галлюцинация. Это был ты!
Ты пришел к своей семье, был с нами, и сидели мы на диване так же втроем, как раньше. Мы по бокам, ты в центре, как при жизни. Очень сильное ощущение ПРИСУТСТВИЯ твоей энергии!
Потом мы с сыном всматривались в твое лицо на портрете, и мне показалось, что твои глаза тоже посмотрели на нас внимательным долгим взглядом. Но все это так быстро исчезло! Господи!
Мне иногда кажется, что все, что произошло с нами за эти месяцы, сон или бред. Я продолжаю жить, но, может, это только иллюзия жизни?
Какая-то часть меня все время стремится туда, к тебе. Говорят, что со смертью любимого человека что-то умирает в душе. Нет! Не умирает, а уходит вместе с дорогим человеком. Я постоянно стремлюсь к тебе, но не могу уйти навсегда. Не знаю, что будет потом, но сейчас такое чувство, что я не только не боюсь смерти, но считала бы благом уйти вслед за тобой. Я прочитала у Крайона, что каждый может в любой момент, забрав свой «чемодан» с приобретенным опытом этого воплощения, уйти «домой». Мы никому ничего не должны!