Тим Скоренко. Ода абсолютной жестокости

   Я вспоминаю, что на фасаде здания заметил несколько дверей, теперь я понимаю их назначение. Каждая ведёт в отдельную кассу, а кассы соединены между собой. Так, наверное, проще обороняться от грабителей. Таких, как я.
   Мне нужны деньги, а Риггер не привык останавливаться на полпути.
   Служащий улыбается мне и собирается что-то спросить, но не успевает. Я всаживаю ему в глаз нож и перепрыгиваю через стол во внутреннее помещение банка. Справа – три человека. Слева – двое. Оба левых получают по ножу, двое правых – по выстрелу из дробовика. Последний оставшийся в живых дёргает какой-то рычаг на стене. Я лечу к нему и перерубаю ему руку, но рычаг уже нажат, и раздаётся жуткий вой, будто взбесилась тысяча котов.
   Деньги лежат на столах, на полках – повсюду. Начинаю набивать сумку. Примерно через минуту появляется охрана.
   Лицо одного мне знакомо: я несколько минут назад видел его на улице.
   Наверное, никто не грабит банки в этом городе, если охрана организована так плохо, думаю я.
   Но охрана организована хорошо. У всех – огнестрелы, и их много. Я успеваю порезать двоих, прежде чем пуля попадает мне в голову.

* * *

   Я открываю глаза в темноте.
   Я смотрю на себя со стороны и думаю: как я мог так опуститься? Риггер, который убивает, – это нормально, это правильно. Но Риггер никогда не унизился бы до воровства. Тот Риггер, который больше недели назад спустил Болта в колодец.
   Тот Риггер, которые ехал с Киронагой по улицам столицы, уже мог это сделать. И сделал.
   Я поднимаюсь. На моих руках кандалы. Я сижу на лежанке из грубых досок. Спускаю ноги на землю: высота лежанки не более тридцати сантиметров, а пол – мокрый. Я бос. На мне осталась холщовая рубаха и панталоны. Кожаную одежду сняли. На ногах – тоже кандалы.
   Ручные и ножные кандалы соединены цепью, а от этой цепи ещё одна ведёт к стене. Я начинаю различать что-то. Всё-таки свет есть: он едва-едва пробивается через щель под дверью. Пытаюсь подойти к двери: длины цепи не хватает.
   Если сейчас утро, то освобождаться путём откручивания конечностей – глупо. Надо подождать и попробовать пойти на контакт.
   Обыскиваю комнату. Кроме лежанки нет ничего. Вообще ничего. Мокрый каменный пол, четыре стены, лежанка и дверь. Остаётся ждать.
   Я не знаю, сколько я лежу. Может быть, час. Может быть, два. Но дверь всё-таки открывается.
   Вырисовывается силуэт мужчины крепкого телосложения. Он заходит, за ним – ещё один, с факелом. Факел освещает оба лица. У первого – обыкновенная внешность белого человека, второй – узкоглазый.
   – Ну, доброе утро, – говорит первый.
   Смотрю на него.
   – Натворил ты дел, да. Банк попытался ограбить. Зачем? Тебе работы другой не нашлось? Не местный, видимо. Ты знаешь, почему в банке охраны почти нет? Потому что она снаружи. Заходят бандиты в банк, их там всех стреляют и в камеры сажают. И никто не уходит, совсем никто.
   Он замолкает.
   – И что?
   – И всё. Сейчас мы пойдём в кабинет к дознавателю. Ты ему всё расскажешь, всё напишешь и пойдёшь в каземат, отбывать свои положенные десять лет.
   Десять лет – это долго.
   Я встаю и протягиваю ему руки в кандалах. Он усмехается и открывает замок – но не на руках, а на стене. Конец цепи со стены он держит в руке.
   – Вперёд.
   Сначала выходит человек с факелом, потом я, потом болтливый конвоир.
   Мы идёт по тёмному коридору. Из камер доносятся крики. Откуда-то слышен вой, который сначала напоминает волчий, а потом превращается в отрывистую человеческую речь.
   – Пытают… – удовлетворённо говорит конвоир.
   Факельщик поднимается по ступенькам на этаж выше, мы – за ним. Этот этаж ничем не отличается от предыдущего, и факельщик идёт выше. А потом – ещё выше. И ещё. Когда мы минуем четвёртый пролёт, конвоир будто извиняется:
   – Много в последнее время всяких бандюганов стало. Казематы переполнены. Всё глубже приходится закапываться.
   Наконец, мы выходим на первый надземный этаж. Здесь светло и уютно, потому что светит солнце. Мы выходим наружу и идём через двор к небольшому зданию. Я оглядываюсь: тюрьма всего лишь двухэтажная. Большая часть казематов – под землёй.
   – Не тормози, – охранник меня подталкивает.
   У дверей здания – ещё один охранник с дробовиком. Заходим внутрь. Мы – в широком пустом коридоре, и вот здесь я просыпаюсь.
   Я оборачиваюсь и охватываю наручниками шею конвоира. Она хрустит. Первый охранник оборачивается, получает в нос и падает. Добиваю я его ударом ноги по горлу. Я обыскиваю тело первого: вот и ключи. Освобождаюсь от кандалов. Теперь предстоит найти свою одежду и оружие. Для этого, наверно, нужно продолжать путь к дознавателю. Он-то должен всё знать. Впрочем, сойдёт любой чиновник более или менее высокого ранга.
   Обыскиваю второго охранника. У обоих – шестизарядные малые огнестрелы. Отлично. Снимаю с более крепкого охранника пояс, затягиваю на себе. Затыкаю за пояс оба огнестрела. Запасных патронов не предусмотрено. Также у каждого есть по дубинке с шипами на конце, вроде маленького кистеня. Забираю обе. У факельщика находится кошелёк с деньгами, а у другого – короткий меч. Иду по коридору.
   Судя по всему, мы направлялись к лестнице на второй этаж. Как только я начинаю подниматься, раздаётся крик. Кто-то внизу увидел тела. Я остался незамеченным.
   Поднимаюсь.
   Коридор второго этажа выходит окнами в тот же самый внутренний двор тюрьмы. По коридору идёт человек в белом костюме. Фалды странного сюртука волочатся почти по полу, как плащ. На голове – нечто среднее между фуражкой и беретом. В руках у человека – кипа бумаги. Он не успевает и пикнуть, как я хватаю его и надавливаю на кадык. Ногой открываю дверь ближайшего кабинета и затаскиваю туда свою жертву. В кабинете сидит полная женщина с хитрыми лисьими глазами и пушистыми рыжими волосами. Одной рукой я держу мужчину, второй достаю меч и пронзаю им женщине грудь. Она хрипит, я швыряю мужчину на пол и нагибаюсь над ним.
   – Ты кто? – спрашиваю я. – Отвечай медленно и тихо, иначе будет очень больно.
   – Магистр Левик, – говорит он.
   – Хорошо, Левик, – продолжаю я. – Теперь слушай меня. Ты знаешь, кто я?
   – Грабитель вчерашний.
   – Молодец. Сейчас я тебе отпущу и ты сядешь на стул. А потом немножко мне расскажешь. Понял?
   Он кивает.
   Я встряхиваю его и сажаю на стул. Замечаю на двери щеколду, задвигаю её.
   Подтягиваю второй стул, сажусь напротив. В комнате всего три стула, стол и четыре массивных шкафа. На столе теперь лежит женщина, из-под её тела на пол течёт кровь.
   – Так вот, Левик. Я могу тебя не пытать. А могу пытать, причём долго и неприятно. И если ты сейчас закричишь, я буду тебя убивать, начиная с момента твоего крика и заканчивая моментом, когда меня всё-таки поймают. А это очень долго, ты понял?
   – Да.
   – Тогда слушай. Вопрос первый. Где мои вещи?
   – Одежду, наверное, стражники растащили. Оружие в оружейной. Лошадь – в конюшне. Мелкие вещи – у дознавателя. Как обычно.
   – Я не знаю, как у вас тут обычно. Сейчас мы пойдём к дознавателю. Кто дознаватель?
   – Не знаю. Или мастер Бока или мастер Корбик. Один из них.
   – Оба на этом этаже?
   – Бока в другом здании.
   – Значит, идём к Корбику. Затем мы пойдём в оружейную. А затем – на конюшню. Если, конечно, я не решу, что одежда тоже имеет значение.
   – У тебя не выйдет.
   Снаружи шум и гам: меня вовсю ищут.
   – У меня всё выйдет. Потому что я – Риггер. Запомни. Повтори: Риг-гер.
   – Риггер, – послушно повторяет он.
   – Ну вот. Значит, всё выйдет. В каком кабинете сидит мастер Корбик?
   – Если выходить отсюда, то направо, крайний по коридору.
   – Молодец, ты хорошо отвечал.
   Ударом кистеня охранника разбиваю ему голову. Ходить с ним – одна морока, думаю я.
   Снаружи – топот ног. В кабинете – окно. Оно выходит в какой-то внутренний дворик, но не тюремный, а, судя по всему, административного комплекса.
   В дверь стучат.
   Я открываю окно и выхожу на широкий деревянный карниз. Иду по нему параллельно коридору. Самое опасное – это окна: меня могут заметить. Судя по грохоту, дверь в комнату, где я только что был, вышибли. Я успеваю дойти до крайнего окна и нырнуть внутрь, пока никто не выглянул. Хорошо, что окно открыто.
   В кабинете никого нет. На стене над дверью – портрет Императора. Наверное, в предыдущем кабинете тоже такой был, но я его не заметил.
   Осматриваюсь. Кабинет довольно большой, на стенах – какие-то бумаги. Стол, два кресла, три стула, шкафы, маленький столик и диван. Открываю ящики стола: ничего полезного. Бумаги, бумаги, бумаги. В среднем левом ящике – деньги. Забираю их.
   Открываю первый шкаф: много ящичков с карточками, неинтересно.
   Открываю второй: здесь полки с различными вещами. Некоторые упакованы в пакеты из бычьего пузыря, некоторые валяются просто так. Судя по всему, это и есть склад личного имущества. Уже через полминуты нахожу пакет со своим барахлом.
   Впрочем, мелких вещей у меня не так и много. Огниво – самое, наверное, ценное из всего. Пакет к поясу не привяжешь: осматриваюсь. Один из шкафов – с одеждой. Натягиваю первую попавшуюся куртку, в карман запихиваю пакет.
   Я всё ещё босиком, и в моём положении это не очень удобно. Но обуви в шкафу нет, а в окне появляется силуэт преследователя. Кто-то ломится в закрытую дверь.
   Человек в окне получает кистенем по голове и валится наружу. Вылезаю на парапет. Ещё двое – прямо передо мной. Внизу, во дворе, трое с арбалетами. Сшибаю ближайшего преследователя вниз: он падает точно на одного из стрелков, прыгаю в следующее окно. Второй преследователь бросается за мной, его череп раскалывается от удара кистеня.
   Я в ещё одном кабинете, неотличимом от того, который я только что обыскал. У двери стоит мужчина в таком же, как у Левика, белом костюме. Одним прыжком преодолеваю расстояние до него и реву прямо в лицо:
   – Где оружейная?
   – В-внизу, – отвечает он.
   – На каком этаже? – он почти оглушён.
   – Н-на первом подземном…
   Легко сворачиваю его цыплячью шею и выскакиваю в коридор.
   Тут царит суматоха. Охранники, чиновники, городские стражники носятся без всякого порядка, кричат и ищут меня. Стражники передвигаются медленно, зато их панцири и шлемы защищают от холодного оружия.
   Дверь кабинета дознавателя взламывают. Я бегу в противоположную сторону, никто не замечает меня. На лестнице вниз нос к носу сталкиваюсь с тремя охранниками. Перепрыгиваю через перила и оказываюсь на террасе первого этажа. Из-под земли бегут охранники.
   Точнее, они появляются из отверстия в полу. Похоже, это и есть оружейная, судя по огнестрелам в руках. Улучив паузу в появлении охранников, прыгаю вниз.
   Приземляюсь на чью-то голову, характерный звук оповещает меня, что шею я своей «подушке» сломал. Я в узком коридоре, по которому навстречу мне бежит охранник с дробовиком. Он получает пулю из лёгкого огнестрела.
   А у меня появляется дробовик. Пусть не мой, но всё же.
   Коридор поворачивает. Тут находится нечто вроде стойки, за которой стоит тучный охранник с маленькими поросячьими глазками. Его череп разлетается в клочья от первого выстрела. Откуда-то из-за его спины появляется ещё один охранник с дробовиком. Он тоже лишается головы, а я перехватываю его дробовик, чтобы не заряжать свой.
   Я нахожусь среди полок с разнообразным оружием. Передо мной множество лёгких огнестрелов, но мне нужны мои плети и что-нибудь огнестрельное потяжелее. Если дробовик – это самое лучшее, что здесь можно найти, то нужно взять боеприпасов. Сначала бегу на поиски более тяжёлого оружия. Дробовиков много: похоже, что это одна из штатных пушек тюремщиков.
   Боеприпасы – на нижних полках. Запасаюсь по полной программе: тут есть также специальные сумки для патронов.
   И тут я вижу его.
   Эта пушка лежит отдельно. С виду – почти как обычный дробовик, только приклад не деревянный, а из какой-то лёгкой стали, которая мне прежде никогда не встречалась. У него два дула и нечто вроде барабана, только плоского, как коробочка. Патроны явно такого же калибра, как и для обычных дробовиков. Зато он многозарядный. И, похоже, автоматический.
   Я хватаю эту штуку, выкидывая обычную пушку, и тут в проходе появляется охранник. Я жму на спуск, и его отбрасывает метра на три, потому что эта штука бьёт одновременно из двух стволов – и сразу же готова к новому выстрелу. Для неё приготовлен специальный пояс с кобурой, который я тут же надеваю.
   Я бегу вдоль рядов в сторону холодного оружия, а с другой стороны к месту, где я только что находился, летят охранники и стражи. Хватаю и пристёгиваю первый попавшийся меч, затем пояс с ножами для метания (не мой, но схожий, тоже лежит на одной из полочек). На стене висит моя плеть с крюками. Кнута не видно, но это ладно, и с плетью справимся.
   Слышатся крики. Охранники явно не сразу сообразили, что беглый преступник может додуматься побежать в арсенал.
   Выход из оружейной уже блокирован. И я оказываюсь запертым в комнате с множеством вооружённых людей. В очень большой комнате, в сложном лабиринте полок и стеллажей. У охраны, похоже, нет никакой системы отлова таких, как я. Наверное, у меня очень злые глаза.

* * *

   Я выхожу наружу медленно. Распахиваю крышку-люк и щурюсь от солнечного света. Я весь в пороховой гари, в синяках и ушибах, но – целый и невредимый. Я весь покрыт кровью – чужой. В моих руках – по двуствольному дробовику. На поясе – два меча и семихвостка.
   Внизу – не меньше пятидесяти трупов. А может, и вся сотня.
   Вокруг люка – охранники и стражники. Они смотрят на меня, на меня нацелены все стволы.
   Я широко улыбаюсь.
   Они смотрят на меня, но не стреляют.
   А потом они расступаются, и вперёд выходит высокий крепкий мужчина в дорогой одежде восточного покроя. Одежда явно не форменная: тёмно-зелёная, с золотыми и серебряными узорами. Голова покрыта чем-то вроде чалмы. Внешне мужчина больше похож на северянина: светлые брови, голубые глаза. Мы смотрим друг на друга, и первым, как ни странно, не выдерживаю я.
   – Ну и что? – спрашиваю я, стараясь придать голосу презрительное выражение.
   Мужчина выдерживает паузу.
   – Ты – Риггер.
   – Да.
   – Зачем ты сбежал от своего провожатого?
   – Потому что я не привык, чтобы мной помыкали.
   – Ты не мог победить его в бою, и потому сбежал. Позорно, как пёс.
   Я поднимаю один из дробовиков и целюсь в светлобрового.
   – Тебе ещё есть что сказать? – спрашиваю я.
   Кажется, я знаю, почему не убил его сразу. Потому что он прав. Он и в самом деле отвратительно прав.
   – Меня зовут Файлант. Меня ты тоже не победишь в честном бою. Я пришёл, чтобы завершить то, что было поручено Киронаге. Ты должен прибыть во дворец, Риггер. А потом уже делай, что хочешь.
   Я нажимаю на спуск.
   Но там, куда летит заряд, Файланта уже нет. Файлант быстрее всех, кого я видел за всю свою длинную жизнь. Он перекатывается, отталкивается от кого-то из толпы, подпрыгивает и выбивает дробовик из моей руки. Я не успеваю поднять второй: Файлант бьёт меня в лицо, и я падаю назад. Я пытаюсь вскочить, но раздаётся выстрел, и мир погружается в темноту. Единственное, что я успеваю услышать перед тем, как потерять сознание, это слова Файланта:
   – Не живым, так мёртвым…

Глава 4. При дворе

   Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер.
   Я говорю это самому себе, потому что я проиграл схватку. Я смирился с тем, что меня может победить Киронага – победить в бою. Но Файлант разложил меня, как младенца, без всяких усилий. Такого унижения я никогда не терпел.
   Когда я вышел на свет, я надеялся прочитать в лицах охранников страх. Я надеялся, что они никогда не видели подобного мне. Человека, который в одиночку, не получив ни царапины, уничтожил целый штурмовой отряд или даже несколько отрядов.
   Но страха не было: потому что таких, как я, тут как минимум двое. Или двадцать, как говорил Киронага.
   Надо мной – красный с золотом вычурный балдахин. Пахнет свежим бельём и немножко розовым маслом. Я провожу рукой по своему телу под тонкой узорчатой простынёй. Я чист, мне тепло и хорошо. Поднимаюсь.
   Комнате, в которой я нахожусь, позавидовал бы любой наместник. Впрочем, кроме Жирного, я знаком только с одним – с Синтиком. Когда-то я играл с ним в бильярд.
   Всё вокруг в золоте и бархате. На стенах – картины, написанные с удивительным мастерством. У Жирного таких картин не было, и вряд ли когда-нибудь будут. Жирный не любит красивые вещи. Жирный в первую очередь любить пожрать.
   Я встаю, оборачиваюсь простынёй и подхожу к стрельчатому окну, через которое бьёт солнечный свет. Я вижу перед собой ровный квадратный двор. Брусчатка – просто идеальная, камешек к камешку. По двору идёт отряд воинов в полном вооружении. Они одеты в красно-белую форму – цвета Императора. Раздаётся крик: понять, что именно кричат, я не могу. Солдаты разворачиваются и направляются в другую сторону.
   Это регулярная армия Императора, точнее, один из отрядов. У наместников редко бывают организованные войсковые соединения, насколько я знаю. Жирный в случае нападения возлагал надежды на своих гладиаторов. Впрочем, на Санлон нападали редко и скорее мелкими набегами: семь дней пути вглубь страны – это слишком далеко.
   Раздаётся какой-то звук. Я разворачиваюсь. В комнату входит девушка с подносом. Она маленькая, изящная, с тонкими чертами лица. Она ставит поднос на круглый столик у кровати и собирается уходить.
   – Ты куда? – спрашиваю я.
   У меня давно не было женщины.
   Она смотрит на меня немного испуганно. Я подхожу к ней, провожу ладонью по её щеке, увлекаю её к кровати. Она не сопротивляется: наверное, предупреждена. Впрочем, это хорошо: у меня сейчас нет настроения преодолевать сопротивление.
   Мы развлекаемся около часа, и никто нас не беспокоит. Девушка не нравится мне: у неё слишком тонкая фигурка и маленькая грудь, но сейчас это не играет роли. Мне просто нужна женщина, вот и всё.
   Я отпускаю её, и, по-моему, она довольна. Я был с ней нежен, как бывал нежен только с Бельвой, наверное. Почему так, я не знаю и сам.
   Как только она выходит, дверь открывается снова. На пороге – Файлант. Он одет более подходящим для своей внешности образом – в свободную рубаху со шнуровкой и широкие грубые штаны. На груди его – дорогой золотой медальон тонкой работы. На поясе – тяжёлый прямой меч.
   – Доброе утро, Риггер, – говорит Файлант.
   Он не противен мне, как можно было бы ожидать, и, уж конечно, я не боюсь его. Я ему завидую.
   Неопределённо хмыкаю в ответ.
   – Сегодня, Риггер, твой первый день во дворце. Он может стать и последним, если ты не будешь слушать меня.
   – У меня есть вопросы, – перебиваю я его.
   – Задавай, – он наклоняет голову к плечу и садится на резной табурет.
   – Зачем я здесь? – спрашиваю я.
   – Ты это узнаешь на днях.
   – Будет ли война с Фаоланом?
   Файлант смеётся почти в полный голос.
   – Нет, конечно. Какая может быть война? Это тебе Киронага наговорил, да, я знаю.
   Я это предчувствовал.
   – Киронага имел приказ: доставить тебя любым путём, – продолжает Файлант. – Теоретически он мог в первый день сломать тебе шею, связать по рукам и ногам и привезти на телеге. Он предпочёл более изящный способ.
   – Наврать мне.
   – Да. Потому что о настоящей цели тебе говорить нельзя.
   – Про берсерков он говорил правду?
   – Про берсерков – почти. Нас шестнадцать. Вместе с тобой. И это – со всей Империи. Пока что ты – самый слабый, потому что ты не чувствуешь свою настоящую силу. То, что ты положил восемьдесят с лишним человек в оружейной, ничего не значит. Ты не смог оказать должного сопротивления ни мне, ни Киронаге.
   Я – самый слабый. Утешает то, что я сильнее всех остальных. То есть есть всего лишь пятнадцать человек сильнее меня.
   – Зачем мы здесь?
   – Я же сказал, ты узнаешь это на днях. Ты повторяешься в вопросах, друг мой.
   Я молчу. Говорит он.
   – Я могу сказать, чему тебя научило путешествие. Оно научило тебя хотя бы отчасти сдерживать свой гнев. Я в этом уверен. Ты начал думать прежде, чем убиваешь. Это большой шаг вперёд, поверь мне.
   – Я смогу вернуться?
   Он покачивает головой.
   – Я не знаю, Риггер. Честно, не знаю. Это не моё решение.
   – А ты, ты хотел бы вернуться туда, откуда привезли тебя?
   – Я родился здесь. И Киронага – тоже. И ещё девять человек – из столицы. Ты – из самой дальней провинции.
   – Я имею в виду, хотел бы ты вернуться к своей прошлой жизни?
   – У меня не было прошлой жизни. Я помню себя только здесь, при дворе.
   «При дворе». Для меня эти слова звучат противно.
   И тогда у меня возникает последний вопрос:
   – Здесь есть гладиаторские бои?

* * *

   Я выхожу на арену. Она небольшая, но очень красивая. Ограждение – не просто деревянный забор, а настоящее произведение искусства, резной камень. Под ногами не песок и пыль, а странный чёрный покров, обладающий специфическим запахом. Он похож на застывшую смолу. Файлант говорит, что его варят на севере города, в отдельном районе. Живущие там люди умирают и возрождаются каждые три дня, потому что уже на четвёртый они начинают харкать кровью от испарений в воздухе. Пол немного пружинит.
   Над головой – расписанная крыша. Там изображёны три гладиатора. Один похож на Киронагу, второй – на Файланта. А третий – на меня. Я не могу сказать, совпадение ли это, но это так.
   Напротив меня – Риринак, огромный и чёрный как смоль. Только белки глаз выделяются, и всё. На нём – только набедренная повязка.
   Он салютует мне обоюдоострым мечом, я отвечаю ему своим – гораздо более тонким и лёгким. Но Риринак справляется с огромным оружием так легко, будто это пёрышко.
   Он начинает первым. Парировать его мощные удары непросто, гораздо удобнее увёртываться. Но при своих размерах Риринак движется как пантера, и все мои ответные выпады проходят мимо. Раз, два, три раза я промахиваюсь. Впрочем, он тоже промахивается.
   Наконец, у меня получается поднырнуть под его меч и полоснуть его по ноге. И тут же наступает темнота.
   Я просыпаюсь на полу в душевой. Голова немного побаливает. Вокруг – никого.
   Я выхожу на улицу. Моя одежда заляпана кровью. Первый, кого я вижу, – это Файлант. Он стоит спиной ко мне. Становлюсь с ним рядом.
   – Как он меня достал? – спрашиваю я.
   – Развернулся и отрубил тебе голову.
   Чёрт. За четыре прошедших дня я не сумел одержать ни одной победы.
   Файлант почти читает мои мысли.