Но в этот момент авторитету Гувера был брошен самый серьезный вызов: сможет ли он вести эту войну.
Глава 14. Машина обнаружения
Глава 15. Вопрос об устройстве мира
Глава 14. Машина обнаружения
Еще с Первой мировой войны Гувер выискивал подпольные коммунистические заговоры против Соединенных Штатов. Через четверть века расследований он наконец увидел первую важнейшую улику. Весной и осенью 1943 года ФБР тайно записало разговоры, которые должны были изменить ход истории.
С 1940 года Бюро следило за Стивом Нельсоном — руководителем местного отделения коммунистической партии в Окленде (Калифорния). В мае 1941 года особый агент в Сан-Франциско занес имя Нельсона в список для задержания — секретный указатель американцев и иностранцев, которых ФБР сочло подлежащими аресту в период чрезвычайного положения в стране.
Гувер убедил министра юстиции Фрэнсиса Биддла в том, что прослушивание телефонных разговоров Нельсона будет «очень перспективным источником информации, касающейся политики коммунистической партии»[172]. ФБР установило подслушивающие устройства в доме Нельсона и прослушивало его телефон с февраля 1942 года. Из досье Нельсона явствовало, что он был крепким парнем с восемью классами образования. Его настоящая фамилия была Месарош. Он был славянином, въехавшим в Соединенные Штаты по фальшивому паспорту в 1920 году. Здесь он в 1925 году вступил в коммунистическую партию, получил девятнадцать голосов как кандидат в конгресс от Пенсильвании в 1936 году и проливал кровь во время гражданской войны в Испании в 1937-м. Он служил в Национальном комитете партии и общался с выпускниками Калифорнийского университета в Беркли.
В ночь на 29 марта 1943 года ФБР записало разговор между Нельсоном и человеком по имени Джо по кличке Ученый Икс. Джо был преданным коммунистом и студентом физического факультета. Он описал проект лаборатории радиационных исследований в Беркли, посвященный обогащению урана. Он сказал, что тысячи людей работают над этим проектом в Лос-Аламосе (Нью-Мексико) и Оук-Ридже (Теннесси).
Нельсон делал записи. Несколько дней спустя ФБР проследило за ним, шедшим на встречу на территории близлежащей больницы, на которой он передал какие-то бумаги мужчине, работавшему в советском консульстве в Сан-Франциско.
10 апреля 1943 года ФБР засекло Нельсона беседующим с советским дипломатом Василием Зарубиным по кличке Зубилин. ФБР не знало этого в тот момент, но он был руководителем советской шпионской сети в Соединенных Штатах.
Однако с самого начала ФБР не сомневалось, что это важная персона. «Было ясно, что Зубилин руководил разведывательной организацией»[173], — было написано в рапорте ФБР после воспроизведения текста разговора. Советский дипломат отсчитывал деньги, очевидно, платил Нельсону за то, что тот «устраивает членов коммунистической партии и агентов Коминтерна на работу в отрасли промышленности, занятые секретным военным производством».
7 мая Гувер послал доклад в Белый дом, сообщая о том, что правительство Советского Союза использует Коммунистическую партию США в целях создания в стране шпионской сети.
ФБР впервые увидело в реальности связь между советской разведкой и американскими коммунистами. Это было то, чего всегда боялся Гувер, и даже хуже. Советские разведчики нацелились украсть секрет такой важности, что Гувер сам почти ничего о нем не знал — еще не знал. Несколько недель спустя Гувера впервые проинформировали о проекте «Манхэттен» — тайной программе США по созданию атомной бомбы. Затем он узнал о предпринятых усилиях армии США, чтобы прочесть зашифрованные сообщения советских шпионов и дипломатов в Москву.
Могут уйти годы на разработку секретной операции — изобретение нового оружия, создание или уничтожение шпионской сети, расшифровку кода. Теперь Гувер начал два расследования, на которые у ФБР уйдут десять лет. Одно из них называлось CINRAD — сокращение от «проникновение коммунистов в лабораторию радиационных исследований»; другое — COMRAP — «аппарат Ком интерна». Оба они имели своей целью захват советских шпионских сетей в США. Начав работу в мае 1943 года, около пятидесяти агентов ФБР в Нью-Йорке и еще пятьдесят в Вашингтоне попытались выйти на след и перехватить разговоры советских шпионов, которые выдавали себя за дипломатов и правительственных торговых агентов в Амторге — советской торговой миссии. Вскоре Гувер разослал 125 агентов по всей стране от Нью-Йорка до Чикаго и Сан-Франциско с целью найти советских шпионов, работавших под глубоким прикрытием, без защиты дипломатического иммунитета. Эта охота внутри страны будет продолжаться гораздо дольше, чем война за рубежом.
ФБР не было ни некомпетентным, ни незаинтересованным. Оно не знало того, чего не знало. Разведка — это война, оружие в которой — знания и дальновидность. Информация — самая мощная сила. Если у вас есть шпион во вражеском лагере, вы можете выиграть сражение. Если вы знаете, что на уме у вашего врага, вы можете выиграть войну.
У ФБР не было надежных источников в советском лагере, и правительство Соединенных Штатов не горело желанием воевать с Советами. Сталин убивал больше нацистов, чем Рузвельт и Черчилль, вместе взятые. Но если американцев, которые сотрудничали с советской разведкой, можно было поймать на шпионаже, Гувер мог использовать список людей, подлежавших задержанию и содержанию под стражей, чтобы тайно арестовать их и без суда засадить в тюрьму на военной базе, пока длится война.
Потом министр юстиции Биддл узнал об этом списке.
Утонченный и аристократичный Биддл считал себя кем-то вроде эксперта во всем, что касалось Дж. Эдгара Гувера. Он изучал этого человека с самого начала тех четырех лет, которые они проработали бок о бок. Он видел «человеческую сторону личности Эдгара Гувера, которую ему не всегда приписывают…»[175].
«Характер Гувера интересовал меня, — написал он много лет спустя. — Я стремился завоевать его доверие, и вскоре, когда мы обедали вместе с ним в комнате, примыкающей к моему кабинету, он стал отвечать мне взаимностью, делясь со мной необыкновенно широкими познаниями сокровенных подробностей того, что мои коллеги по Кабинету делали и говорили, их симпатий и антипатий, слабостей и связей… Признаюсь, что в определенных пределах мне понравилось слушать это».
В определенных пределах Биддл восхищался тем, как Гувер использовал свою власть в ФБР. Министр юстиции подписал свою долю ордеров на прослушивание телефонных разговоров и встретил угрозы военного времени, исходившие от врагов Америки, со всеми законами, имевшимися в его распоряжении. Но в течение всей жизни его беспокоили секретные операции ФБР — «этой огромной машины расследования с ее 10 миллионами личных досье» и «явными возможностями злоупотребления доверием, которое она завоевала».
Биддл не хотел повторения облав на «красных» 1920 года. Он приказал ФБР работать с новым подразделением министерства юстиции, которое он создал, отделом специальной военной политики. Комиссия из гражданских лиц следила в военное время за арестами враждебных иностранцев — только иностранцев, не американских граждан. На протяжении всей войны Биддл держал эту работу под контролем закона.
За 19 месяцев, прошедших со времени нападения на Пёрл-Харбор, ФБР арестовало 16 062 иностранца, подозреваемых в проведении подрывной работы. Но около двух третей этих людей (приблизительно 10 тысяч человек) были отпущены на свободу после того, как комиссия из гражданских лиц сочла, что они не представляют опасности для Соединенных Штатов. Как это было при жизни более молодого поколения, ФБР «заметало» тысячи невинных людей. Постоянные отказы в возбуждении дела в отношении таких арестантов заставили министра юстиции копнуть поглубже и заинтересоваться тщательностью составления разведывательных досье в ФБР.
6 июля 1943 года Биддл обнаружил, что Гувер ведет список американцев, которых считает заслуживающими военного интернирования. Он был ошеломлен. Никакой закон не разрешал Гуверу вести «список граждан, подлежащих задержанию и содержанию под стражей»[176], как сказал министр юстиции директору ФБР. Он считал, что секретные досье сами по себе представляют опасность для Соединенных Штатов.
Работа ФБР состояла в том, чтобы «вести расследование деятельности людей, которые, возможно, нарушили закон, — написал министр юстиции в своем приказе, запрещающем эту программу. — В этой работе ему не может помогать классификация людей по степени опасности…».
«Сейчас мне ясно, что эта система классификации в своей основе ненадежна, — написал Биддл Гуверу. — Улики, использовавшиеся с целью составления этих классификаций, были недостаточными; критерии, применявшиеся к этим уликам с целью составления этих классификаций, имели недостатки; и, наконец, знание того, что можно оценить степень опасности человека абстрактно и без привязки ко времени, обстановке и другим соответствующим обстоятельствам, ненужно, неразумно и опасно».
Директор Бюро проигнорировал этот приказ. Втайне он не подчинился ему. Он не говорил ни министру юстиции, ни кому бы то ни было за пределами ФБР, что он делает. Он просто начал называть этот список «каталогом безопасности». Больше ничего не изменилось, за исключением секретности, окружающей этот каталог. Его решение оставалось в тайне и после его смерти.
Гувер, разумеется, сохранил свои неоспоримые полномочия по помещению людей под наблюдение. Это давало ему большие возможности выявлять политические убеждения американцев. Среди тысяч людей, добавленных в каталог безопасности Гувера во время войны, больше всего было американских коммунистов — не просто членов партии, а людей, которые писали книги или статьи, где звучали коммунистические идеи; они выступали с речами на съездах коммунистов, ходили на митинги, «на которых звучат революционные проповеди»[177]. Руководители Бунда и итальянских фашистских организаций тоже были в этом списке, равно как и доморощенные американские расисты, входившие в группы вроде ку-клукс-клана.
У Гувера были критерии: те лица, которые заслуживали внесения в этот список, были людьми, «выступающими против американского образа жизни»[178].
Министр юстиции хотел, чтобы ФБР сосредоточилось на агентах стран оси. Он не считал, что пришло время для войны с коммунизмом в Америке. «Гувер, вероятно, подозревал, что я буду слишком мягок, особенно теперь, когда идет война; слишком мягок с коммунистами — так много либералов еще не поняли, чего хотят коммунисты, — писал Биддл. — Гувер… явно не был склонен к размышлениям или философствованию. Эдгар Гувер был, в первую очередь, человеком немедленного действия».
Расстроенный, Гувер наблюдал за тем, как количество членов коммунистической партии, подпитываемое союзом Америки со Сталиным, выросло во время Второй мировой войны до 80 тысяч человек. Его приказ к местным отделениям ФБР требовал, чтобы о каждом из них была собрана информация.
14 августа 1943 года Гувер приказал своим агентам активизировать поиски кандидатов для занесения в «каталог безопасности» и обеспечить его секретность в стенах Бюро, чтобы о нем не стало известно министру юстиции. Список людей, «которые могут представлять угрозу или потенциальную угрозу для безопасности общества или внутренней безопасности Соединенных Штатов»[179], можно было разглашать только проверенным военным офицерам разведки «на строго конфиденциальной основе».
Людьми, представлявшими «потенциальную угрозу», были те, которые, возможно, еще не совершили преступления, выйдя за рамки политической нелояльности.
Генералов часто обвиняют в том, что они вели последнюю войну. Гувер готовился к участию в следующей.
Сталин по-прежнему был самым сильным военным союзником Америки. И Дикий Билл Донован и его офицеры разведки в Управлении стратегических служб хотели быть с Советами на короткой ноге. Но Гувер теперь сосредоточил «каталог безопасности» ФБР на «ключевых фигурах»[180] и «потенциальных ключевых фигурах» коммунистической подрывной деятельности в Америке, а не просто на членах партии с партбилетами. Вскоре в этот список были занесены 10 тысяч человек — почти все коммунисты и — для Гувера — потенциальные советские шпионы.
ФБР придется действовать в одиночку или почти в одиночку на протяжении последующих двух лет. Но сражения разведок периода холодной войны уже начались.
С 1940 года Бюро следило за Стивом Нельсоном — руководителем местного отделения коммунистической партии в Окленде (Калифорния). В мае 1941 года особый агент в Сан-Франциско занес имя Нельсона в список для задержания — секретный указатель американцев и иностранцев, которых ФБР сочло подлежащими аресту в период чрезвычайного положения в стране.
Гувер убедил министра юстиции Фрэнсиса Биддла в том, что прослушивание телефонных разговоров Нельсона будет «очень перспективным источником информации, касающейся политики коммунистической партии»[172]. ФБР установило подслушивающие устройства в доме Нельсона и прослушивало его телефон с февраля 1942 года. Из досье Нельсона явствовало, что он был крепким парнем с восемью классами образования. Его настоящая фамилия была Месарош. Он был славянином, въехавшим в Соединенные Штаты по фальшивому паспорту в 1920 году. Здесь он в 1925 году вступил в коммунистическую партию, получил девятнадцать голосов как кандидат в конгресс от Пенсильвании в 1936 году и проливал кровь во время гражданской войны в Испании в 1937-м. Он служил в Национальном комитете партии и общался с выпускниками Калифорнийского университета в Беркли.
В ночь на 29 марта 1943 года ФБР записало разговор между Нельсоном и человеком по имени Джо по кличке Ученый Икс. Джо был преданным коммунистом и студентом физического факультета. Он описал проект лаборатории радиационных исследований в Беркли, посвященный обогащению урана. Он сказал, что тысячи людей работают над этим проектом в Лос-Аламосе (Нью-Мексико) и Оук-Ридже (Теннесси).
Нельсон делал записи. Несколько дней спустя ФБР проследило за ним, шедшим на встречу на территории близлежащей больницы, на которой он передал какие-то бумаги мужчине, работавшему в советском консульстве в Сан-Франциско.
10 апреля 1943 года ФБР засекло Нельсона беседующим с советским дипломатом Василием Зарубиным по кличке Зубилин. ФБР не знало этого в тот момент, но он был руководителем советской шпионской сети в Соединенных Штатах.
Однако с самого начала ФБР не сомневалось, что это важная персона. «Было ясно, что Зубилин руководил разведывательной организацией»[173], — было написано в рапорте ФБР после воспроизведения текста разговора. Советский дипломат отсчитывал деньги, очевидно, платил Нельсону за то, что тот «устраивает членов коммунистической партии и агентов Коминтерна на работу в отрасли промышленности, занятые секретным военным производством».
7 мая Гувер послал доклад в Белый дом, сообщая о том, что правительство Советского Союза использует Коммунистическую партию США в целях создания в стране шпионской сети.
ФБР впервые увидело в реальности связь между советской разведкой и американскими коммунистами. Это было то, чего всегда боялся Гувер, и даже хуже. Советские разведчики нацелились украсть секрет такой важности, что Гувер сам почти ничего о нем не знал — еще не знал. Несколько недель спустя Гувера впервые проинформировали о проекте «Манхэттен» — тайной программе США по созданию атомной бомбы. Затем он узнал о предпринятых усилиях армии США, чтобы прочесть зашифрованные сообщения советских шпионов и дипломатов в Москву.
Могут уйти годы на разработку секретной операции — изобретение нового оружия, создание или уничтожение шпионской сети, расшифровку кода. Теперь Гувер начал два расследования, на которые у ФБР уйдут десять лет. Одно из них называлось CINRAD — сокращение от «проникновение коммунистов в лабораторию радиационных исследований»; другое — COMRAP — «аппарат Ком интерна». Оба они имели своей целью захват советских шпионских сетей в США. Начав работу в мае 1943 года, около пятидесяти агентов ФБР в Нью-Йорке и еще пятьдесят в Вашингтоне попытались выйти на след и перехватить разговоры советских шпионов, которые выдавали себя за дипломатов и правительственных торговых агентов в Амторге — советской торговой миссии. Вскоре Гувер разослал 125 агентов по всей стране от Нью-Йорка до Чикаго и Сан-Франциско с целью найти советских шпионов, работавших под глубоким прикрытием, без защиты дипломатического иммунитета. Эта охота внутри страны будет продолжаться гораздо дольше, чем война за рубежом.
«Как дети, заблудившиеся в лесу»
Агенты ФБР, противостоявшие советским шпионам во время Второй мировой войны, были «как дети, заблудившиеся в лесу»[174], как сказал офицеру советской разведки, проводившему его опрос в Вашингтоне после выполнения задания, представитель Госдепартамента Лоуренс Дуган, который сам был коммунистическим агентом. ФБР знало очень мало о работе разведывательных служб Москвы. Его сотрудники вошли в контакт с Гайком Овакимяном — резидентом советской разведки в Нью-Йорке, не понимая, кто он такой. Они слушали советского шпиона Вальтера Кривицкого — советского шпиона-перебежчика, не понимая, что он говорит.ФБР не было ни некомпетентным, ни незаинтересованным. Оно не знало того, чего не знало. Разведка — это война, оружие в которой — знания и дальновидность. Информация — самая мощная сила. Если у вас есть шпион во вражеском лагере, вы можете выиграть сражение. Если вы знаете, что на уме у вашего врага, вы можете выиграть войну.
У ФБР не было надежных источников в советском лагере, и правительство Соединенных Штатов не горело желанием воевать с Советами. Сталин убивал больше нацистов, чем Рузвельт и Черчилль, вместе взятые. Но если американцев, которые сотрудничали с советской разведкой, можно было поймать на шпионаже, Гувер мог использовать список людей, подлежавших задержанию и содержанию под стражей, чтобы тайно арестовать их и без суда засадить в тюрьму на военной базе, пока длится война.
Потом министр юстиции Биддл узнал об этом списке.
Утонченный и аристократичный Биддл считал себя кем-то вроде эксперта во всем, что касалось Дж. Эдгара Гувера. Он изучал этого человека с самого начала тех четырех лет, которые они проработали бок о бок. Он видел «человеческую сторону личности Эдгара Гувера, которую ему не всегда приписывают…»[175].
«Характер Гувера интересовал меня, — написал он много лет спустя. — Я стремился завоевать его доверие, и вскоре, когда мы обедали вместе с ним в комнате, примыкающей к моему кабинету, он стал отвечать мне взаимностью, делясь со мной необыкновенно широкими познаниями сокровенных подробностей того, что мои коллеги по Кабинету делали и говорили, их симпатий и антипатий, слабостей и связей… Признаюсь, что в определенных пределах мне понравилось слушать это».
В определенных пределах Биддл восхищался тем, как Гувер использовал свою власть в ФБР. Министр юстиции подписал свою долю ордеров на прослушивание телефонных разговоров и встретил угрозы военного времени, исходившие от врагов Америки, со всеми законами, имевшимися в его распоряжении. Но в течение всей жизни его беспокоили секретные операции ФБР — «этой огромной машины расследования с ее 10 миллионами личных досье» и «явными возможностями злоупотребления доверием, которое она завоевала».
Биддл не хотел повторения облав на «красных» 1920 года. Он приказал ФБР работать с новым подразделением министерства юстиции, которое он создал, отделом специальной военной политики. Комиссия из гражданских лиц следила в военное время за арестами враждебных иностранцев — только иностранцев, не американских граждан. На протяжении всей войны Биддл держал эту работу под контролем закона.
За 19 месяцев, прошедших со времени нападения на Пёрл-Харбор, ФБР арестовало 16 062 иностранца, подозреваемых в проведении подрывной работы. Но около двух третей этих людей (приблизительно 10 тысяч человек) были отпущены на свободу после того, как комиссия из гражданских лиц сочла, что они не представляют опасности для Соединенных Штатов. Как это было при жизни более молодого поколения, ФБР «заметало» тысячи невинных людей. Постоянные отказы в возбуждении дела в отношении таких арестантов заставили министра юстиции копнуть поглубже и заинтересоваться тщательностью составления разведывательных досье в ФБР.
6 июля 1943 года Биддл обнаружил, что Гувер ведет список американцев, которых считает заслуживающими военного интернирования. Он был ошеломлен. Никакой закон не разрешал Гуверу вести «список граждан, подлежащих задержанию и содержанию под стражей»[176], как сказал министр юстиции директору ФБР. Он считал, что секретные досье сами по себе представляют опасность для Соединенных Штатов.
Работа ФБР состояла в том, чтобы «вести расследование деятельности людей, которые, возможно, нарушили закон, — написал министр юстиции в своем приказе, запрещающем эту программу. — В этой работе ему не может помогать классификация людей по степени опасности…».
«Сейчас мне ясно, что эта система классификации в своей основе ненадежна, — написал Биддл Гуверу. — Улики, использовавшиеся с целью составления этих классификаций, были недостаточными; критерии, применявшиеся к этим уликам с целью составления этих классификаций, имели недостатки; и, наконец, знание того, что можно оценить степень опасности человека абстрактно и без привязки ко времени, обстановке и другим соответствующим обстоятельствам, ненужно, неразумно и опасно».
Директор Бюро проигнорировал этот приказ. Втайне он не подчинился ему. Он не говорил ни министру юстиции, ни кому бы то ни было за пределами ФБР, что он делает. Он просто начал называть этот список «каталогом безопасности». Больше ничего не изменилось, за исключением секретности, окружающей этот каталог. Его решение оставалось в тайне и после его смерти.
Гувер, разумеется, сохранил свои неоспоримые полномочия по помещению людей под наблюдение. Это давало ему большие возможности выявлять политические убеждения американцев. Среди тысяч людей, добавленных в каталог безопасности Гувера во время войны, больше всего было американских коммунистов — не просто членов партии, а людей, которые писали книги или статьи, где звучали коммунистические идеи; они выступали с речами на съездах коммунистов, ходили на митинги, «на которых звучат революционные проповеди»[177]. Руководители Бунда и итальянских фашистских организаций тоже были в этом списке, равно как и доморощенные американские расисты, входившие в группы вроде ку-клукс-клана.
У Гувера были критерии: те лица, которые заслуживали внесения в этот список, были людьми, «выступающими против американского образа жизни»[178].
Министр юстиции хотел, чтобы ФБР сосредоточилось на агентах стран оси. Он не считал, что пришло время для войны с коммунизмом в Америке. «Гувер, вероятно, подозревал, что я буду слишком мягок, особенно теперь, когда идет война; слишком мягок с коммунистами — так много либералов еще не поняли, чего хотят коммунисты, — писал Биддл. — Гувер… явно не был склонен к размышлениям или философствованию. Эдгар Гувер был, в первую очередь, человеком немедленного действия».
Расстроенный, Гувер наблюдал за тем, как количество членов коммунистической партии, подпитываемое союзом Америки со Сталиным, выросло во время Второй мировой войны до 80 тысяч человек. Его приказ к местным отделениям ФБР требовал, чтобы о каждом из них была собрана информация.
14 августа 1943 года Гувер приказал своим агентам активизировать поиски кандидатов для занесения в «каталог безопасности» и обеспечить его секретность в стенах Бюро, чтобы о нем не стало известно министру юстиции. Список людей, «которые могут представлять угрозу или потенциальную угрозу для безопасности общества или внутренней безопасности Соединенных Штатов»[179], можно было разглашать только проверенным военным офицерам разведки «на строго конфиденциальной основе».
Людьми, представлявшими «потенциальную угрозу», были те, которые, возможно, еще не совершили преступления, выйдя за рамки политической нелояльности.
Генералов часто обвиняют в том, что они вели последнюю войну. Гувер готовился к участию в следующей.
Сталин по-прежнему был самым сильным военным союзником Америки. И Дикий Билл Донован и его офицеры разведки в Управлении стратегических служб хотели быть с Советами на короткой ноге. Но Гувер теперь сосредоточил «каталог безопасности» ФБР на «ключевых фигурах»[180] и «потенциальных ключевых фигурах» коммунистической подрывной деятельности в Америке, а не просто на членах партии с партбилетами. Вскоре в этот список были занесены 10 тысяч человек — почти все коммунисты и — для Гувера — потенциальные советские шпионы.
ФБР придется действовать в одиночку или почти в одиночку на протяжении последующих двух лет. Но сражения разведок периода холодной войны уже начались.
Глава 15. Вопрос об устройстве мира
Слежка за советскими шпионами требовала наблюдения за американцами. Энергичнее всего Гувер шпионил за своими врагами в правительстве Соединенных Штатов.
10 февраля 1944 года Гувер написал ближайшему помощнику Рузвельта в Белом доме Гарри Хопкинсу письмо, в котором предупреждал о замысле Дикого Билла Донована пригласить советских шпионов в Америку:
«Я только что узнал из конфиденциального, но надежного источника о договоренности между Управлением стратегических служб и советской тайной полицией (НКВД) развивать контакты, в рамках которых эти две организации будут обмениваться офицерами. Управление стратегических служб собирается командировать своих людей в Москву, а НКВД, в свою очередь, откроет офис в Вашингтоне, округ Колумбия…
Я думаю, что это чрезвычайно опасная и весьма нежелательная программа — создание в Соединенных Штатах подразделения русской секретной службы, которая предположительно имеет цель проникнуть в различные государственные учреждения для выведывания секретов…
Ввиду потенциальной опасности в такой ситуации я хотел привлечь к ней ваше внимание и в дальнейшем буду сообщать вам любую информацию, которую буду получать по этому вопросу.
Искренне,
Дж. Эдгар Гувер».
Проблема была в том, что сам президент отправил Донована с заданием в Москву — его и посла США У. Аверелла Гарримана — встретиться с министром иностранных дел Советского Союза Вячеславом Молотовым. Они ходили в штаб-квартиру советской разведки на улице Дзержинского, названной так в честь руководителя службы шпионажа и террора при Ленине. Они встретились с начальником советской внешней разведки генералом Павлом Фитиным и его заместителем. Этим заместителем был Гайк Овакимян — тот самый шпион, который руководил операциями советской разведки на протяжении восьми лет до ареста в Нью-Йорке сотрудниками ФБР, а затем был отпущен на свободу по указанию Госдепа летом 1941 года. Четверо участников встречи подняли тост за открытие американской базы в Москве и советской базы в Вашингтоне. Сталин быстро дал на это свое официальное разрешение.
11 января 1944 года Донован пошел к Рузвельту получать разрешение. Они сидели в зале с картой — центре разведки в Белом доме. Донован указал на преимущества контактов с советской разведывательной службой в войне против Гитлера, которые были весьма значительны. Что же касается вопроса о ведении советскими шпионами работы в Америке, он сказал президенту: «Они уже здесь».
Президент провел сделку Донована в обход начальника штаба вооруженных сил адмирала Уильяма Д. Лихи. «Плохая идея», — сказал Лихи и переадресовал ее военачальникам сухопутных войск. Они рассказали о ней Гуверу, и тот ринулся в бой. Он отказался позволить Советам открыть новую разведывательную базу в нескольких кварталах от Белого дома. Он подозревал — и справедливо, — что русские проникли в Управление стратегических служб Донована, и один из его ближайших помощников шпионит в пользу Сталина.
Гувер подчеркнул эту угрозу в служебной записке министру юстиции, доверив Биддлу чрезвычайно секретную информацию о том, что советские шпионы находятся на территории Донована. Биддл указал президенту на последствия. Во-первых, закон о регистрации иностранцев потребует, чтобы советские шпионы указали в специальной форме свои личности. Во-вторых, эти бумаги — это документы, которые можно разгласить; если общественности станет известно об этой договоренности, это может иметь политические последствия. И в-третьих, как предупредил Гувер, Советы пытаются украсть самые большие секреты правительства Соединенных Штатов. Адмирал Лихи официально сообщил Доновану, что эта договоренность расторгнута. Дикий Билл проиграл главное сражение.
10 февраля 1944 года Гувер написал ближайшему помощнику Рузвельта в Белом доме Гарри Хопкинсу письмо, в котором предупреждал о замысле Дикого Билла Донована пригласить советских шпионов в Америку:
«Я только что узнал из конфиденциального, но надежного источника о договоренности между Управлением стратегических служб и советской тайной полицией (НКВД) развивать контакты, в рамках которых эти две организации будут обмениваться офицерами. Управление стратегических служб собирается командировать своих людей в Москву, а НКВД, в свою очередь, откроет офис в Вашингтоне, округ Колумбия…
Я думаю, что это чрезвычайно опасная и весьма нежелательная программа — создание в Соединенных Штатах подразделения русской секретной службы, которая предположительно имеет цель проникнуть в различные государственные учреждения для выведывания секретов…
Ввиду потенциальной опасности в такой ситуации я хотел привлечь к ней ваше внимание и в дальнейшем буду сообщать вам любую информацию, которую буду получать по этому вопросу.
Искренне,
Дж. Эдгар Гувер».
Проблема была в том, что сам президент отправил Донована с заданием в Москву — его и посла США У. Аверелла Гарримана — встретиться с министром иностранных дел Советского Союза Вячеславом Молотовым. Они ходили в штаб-квартиру советской разведки на улице Дзержинского, названной так в честь руководителя службы шпионажа и террора при Ленине. Они встретились с начальником советской внешней разведки генералом Павлом Фитиным и его заместителем. Этим заместителем был Гайк Овакимян — тот самый шпион, который руководил операциями советской разведки на протяжении восьми лет до ареста в Нью-Йорке сотрудниками ФБР, а затем был отпущен на свободу по указанию Госдепа летом 1941 года. Четверо участников встречи подняли тост за открытие американской базы в Москве и советской базы в Вашингтоне. Сталин быстро дал на это свое официальное разрешение.
11 января 1944 года Донован пошел к Рузвельту получать разрешение. Они сидели в зале с картой — центре разведки в Белом доме. Донован указал на преимущества контактов с советской разведывательной службой в войне против Гитлера, которые были весьма значительны. Что же касается вопроса о ведении советскими шпионами работы в Америке, он сказал президенту: «Они уже здесь».
Президент провел сделку Донована в обход начальника штаба вооруженных сил адмирала Уильяма Д. Лихи. «Плохая идея», — сказал Лихи и переадресовал ее военачальникам сухопутных войск. Они рассказали о ней Гуверу, и тот ринулся в бой. Он отказался позволить Советам открыть новую разведывательную базу в нескольких кварталах от Белого дома. Он подозревал — и справедливо, — что русские проникли в Управление стратегических служб Донована, и один из его ближайших помощников шпионит в пользу Сталина.
Гувер подчеркнул эту угрозу в служебной записке министру юстиции, доверив Биддлу чрезвычайно секретную информацию о том, что советские шпионы находятся на территории Донована. Биддл указал президенту на последствия. Во-первых, закон о регистрации иностранцев потребует, чтобы советские шпионы указали в специальной форме свои личности. Во-вторых, эти бумаги — это документы, которые можно разгласить; если общественности станет известно об этой договоренности, это может иметь политические последствия. И в-третьих, как предупредил Гувер, Советы пытаются украсть самые большие секреты правительства Соединенных Штатов. Адмирал Лихи официально сообщил Доновану, что эта договоренность расторгнута. Дикий Билл проиграл главное сражение.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента