Тимофеев Павел. Монголы

   Конечно, можно обратиться к психиатру, но вдруг у него какое-нибудь серьезное психическое заболевание, какое можно вылечить лишь в стационаре. Что скажет его начальник, когда Олег принесёт больничный лист с печатью психбольницы? Впрочем, то же самое, если он его не принесёт, не предоставив ничего в оправдание своего отсутствия на работе: "Вы уволены". Так что придётся разбираться своими силами, но как?
   Подошёл автобус, Олег попал под пресс из людских тел, ему больно наступили на ногу, и он почувствовал, что стало намного легче. В голову снова пришла дурацкая мысль, что физические страдания заглушают душевные, но когда ему наступили и на вторую ногу, то заглушилась даже эта мысль. Вскоре рядом освободилось место, Олег упал на него под неодобрительный гул пенсионерок, отвернулся к окну и без мыслей стал смотреть на проползавшие мимо дома и ларьки, разноцветные огни которых как будто говорили ему, что им плевать на то, что кто-то умер. В таком огромном городе, как Петербург, каждый день умирает большое число людей, и город к этому совершенно равнодушен.
   Остановка шла за остановкой, бесконечной чередой плыли мимо огни придорожных фонарей, красочные рекламы, неоновые вывески. Это серое, однообразное зрелище успокаивало, заставляло вспоминать забытые ощущения, отвлекало от происходящего. Потом, незаметно для Олега, одна ассоциация уцепилась за другую, и он медленно, без перехода, провалился в лёгкий сон без видений, так свойственный всем людям, спящим в транспорте.
    ***
   Алексей точно помнил, что ножницы лежали рядом с фотографиями, но как он ни пытался их нащупать, кроме толстого, миллиметра в четыре, слоя пыли, ничего обнаружить не мог. Было бы гораздо легче, если Алексей смог бы заглянуть на шкаф, но для этого, как минимум, пришлось бы вставать на стол, а стол стоял в другой части комнаты и имел такой вес, что одному его было невозможно не только передвинуть, но и просто приподнять.
   Алексей плотно схватился левой рукой за угол толстой вертикальной доски шкафа и, приподнявшись на цыпочки , достал правой рукой почти до стены, нащупав холодное кольцо ножниц. В этот момент из-под ног раздался скрип, и табуретка стала медленно съезжать в сторону. Нечего было и думать о том, чтобы спрыгнуть на пол, ведь в этом случае на Алексея упало бы всё, что лежало на шкафу.
   Он аккуратно вытащил руку, но и это небольшое движение, вызвав смещение центра тяжести, усилило нагрузку на треснувшую ножку. Табуретка сложилась, а Алексей полетел куда-то в сторону, стащив за собой несколько книг и фотографии. Он упал очень удачно, на диван. Тихо звякнули ножницы, отскочив от плотного слоя линолеума. Алексей поднял глаза и увидел над самой головой поблескивавшую отражённым светом острую грань деревянного поручня. Если бы он упал на пять сантиметров подальше, то после этого самым желанным гостем в его доме был бы нейрохирург.
   Когда Алексей осознал, насколько он был близок, если не к смерти, то к сотрясению мозга, он ощутил детскую и совершенно необоснованную радость. Поднявшись с дивана и собрав фотографии, он направился на кухню, по дороге к которой, его и остановил короткий, как будто застенчивый, звонок в дверь. Алексею почему-то представилось, как звучал бы этот звонок, если бы он лежал на диване с раскроенным о подлокотник дивана черепом, но картина получилась не страшной, видимо потому, что у Алексея не было времени представить эту ситуацию достаточно подробно.
   За дверью стояла Марина. Она не смотрела в сторону двери, а разглядывала надписи, которыми были густо покрыты стены парадной Алексея. Увидев это и зная, что за надписи находятся около его двери, Алексей постарался открыть как можно быстрее, при этом поклявшись себе купить краску и замазать все эти дурацкие каракули.
   -Олег у тебя? - спросила она с интонацией, по которой было ясно: она и так знает, что Олега здесь нет.
   -Нет, - ответил Алексей, решив не доверять интонации.
   -Я зайду? - спросила она снова.
   Алексей, поняв, что вопросительный знак можно просто опустить, вместо ответа открыл дверь шире и отошёл в прихожую. Марина вошла, он помог ей снять шубу, вытащил с обувной полки самые приличные на вид тапки и пошёл на кухню заваривать чай.
   Она появилась через минуту, молча села на табуретку у окна и стала молча наблюдать за его действиями.
   Алексей наполнил заварочный чайник кипятком, поставил его на стол и сел напротив Марины. Она смотрела на него, но, в то же время казалось, что её взгляд направлен куда-то внутрь. Такой взгляд бывает у людей, либо слишком уставших, либо полностью погрузившихся в невесёлые мысли о своей тяжёлой и беспросветной жизни. Тишина затянулась, Алексей не знал, что сказать, и первой заговорила она.
   -Я знала, что Олег не у тебя.
   Он хотел было сказать, что он это понял, но Марина продолжила:
   -Ты знаешь, последнее время, с тех пор, как он вышел из комы, он совершенно не похож на себя...
   -Я не заметил, вроде бы всё в порядке... - попытался возразить Олег, но Марина, казалось, не слышала его, а говорила лишь для себя одной.
   -...Что-то бормочет по ночам, по утрам срывается из дому, ничего не объясняя... Я, конечно, не должна тебе этого говорить, но когда мы вчера, ну ты понимаешь, у меня было ощущение, что я с совершенно посторонним человеком, мне даже стало страшно.
   -Я думаю, что ты драматизируешь ситуацию. Это просто последствия перенесённого стресса, причём Олег эти последствия переносит гораздо легче, чем ты. - Алексей деланно улыбнулся, но, не дождавшись ответной улыбки, стёр с лица и свою.
   -Ты не понимаешь, с ним что-то происходит, а мне нужно во что бы то ни стало выяснить, что именно.
   -Я думаю, всё будет в порядке. Когда человек оказывается слишком близко к грани между жизнью и смертью, он начинает воспринимать окружающий мир совсем по-другому.
   Марина прищурилась и, в первый раз со времени своего прихода, улыбнулась:
   -Демагогия.
   Алексей шумно вздохнул, как бы разочарованный тем, что его раскусили.
   -Ну, демагогия, а что делать? Хотя, скорее всего, ты права, он действительно изменился, - и Алексей рассказал Марине про случай с Латыниным, конечно, выразив полную уверенность в том, что это было совпадение.
   Они разговаривали ещё больше часа, и в процессе разговора Алексей понял, что он сильно недооценивал Марину. Раньше он воспринимал её лишь как жену Олега, никогда с ней больше пяти минут не разговаривал, но теперь в ней открылось что-то неуловимое, чего раньше было не видно за маской, такой же, что более или менее успешно носят все. Что-то изменилось в их разговоре и Алексей увидел настоящую Марину, не ту, которой она обычно хотела казаться, а ту, какой она была на самом деле. И к этой, настоящей, он почувствовал непреодолимое и, вместе с тем необъяснимое, влечение. Она что-то говорила, а он, не понимая слов, вдыхал каждый звук этого чудесного голоса, ловил каждый жест.
   Марина, казалось, почувствовала эту перемену и, прервавшись на середине фразы, с удивлением взглянула на Алексея. Он почувствовал, что краснеет, ему показалось, что она видит его насквозь и знает, о чём он думает. Не зная, куда себя девать, Алексей резко встал, Марина медленно последовала его примеру.
   Чувствуя, как в висках отчаянно пульсирует кровь, он сделал неуверенный шаг в её сторону. В тот момент Алексею показалось, что если бы он не сделал этого шага, то никогда себе бы этого не простил. Она плавно шагнула к нему, и её руки мягко легли на его спину. Не веря самому себе, Алексей наклонился и осторожно поцеловал её в губы. Она ответила...
 
   Когда всё кончилось так же неожиданно, как началось, Марина встала, как-то стыдливо быстро надела на голое тело свитер, взяла в охапку остальную одежду и вышла из комнаты. Алексей оделся, подождал минуту и пошёл на кухню. Почти сразу за ним туда вошла и Марина.
   -Прости... - начал Алексей, но она улыбнулась, отрицательно покачала головой и произнесла:
   -За что?
   Ему стало тепло, почему-то он не ощущал никаких угрызений совести. Марина внимательно посмотрела на Алексея:
   -Я думаю, мне пора. Иначе мы с тобой тут чёрт знает до чего договоримся.
   Алексей понял, что она имеет в виду, и кивнул.
   Когда она поправляла перед зеркалом свой белый шарф, Алексей стоял, прислонившись к двери в ванную, и ждал. Марина повернулась:
   -Поговори с ним.
   -О чём? - абсолютно искренне спросил Алексей.
   -Ну уж не о том, что было между нами, - улыбнулась она, - С ним, на самом деле, что-то происходит.
   Когда Марина выходила, Алексей наклонился, чтобы её поцеловать, но она неуловимо ускользнула, сделав вид, что не заметила его движения. Он вернулся на кухню, погасил свет и долго стоял у окна. Он видел, как она шла вдоль дома к остановке, как поднялась на тротуар, чтобы пропустить проезжающий автомобиль. Алексей не знал, чего он ждёт, и только когда Марина дошла до конца дома и обернулась; когда ему показалось, что их взгляды встретились, он понял, что ждал именно этого - он ждал ответа.
   Случай, слепой как стрела.
 
   Меч пролетел всего в нескольких сантиметрах над его головой. Он инстинктивно пригнулся и ещё сильней ударил босыми пятками в бока своего коня. Преследователи стали отставать, их хриплые от бьющего в лицо холодного ветра крики становились всё тише, и наконец, потонули в звуках его прерывистого дыхания. Он обернулся, через далёкий курган одна за одной переваливались маленькие, еле заметные на фоне бардового закатного неба точки преследовавших его всадников.
   Он знал, что рано или поздно это произойдёт, они отстанут, но не знал, когда это случится. Пусть их кони гораздо лучше, чем его, но перед тем, как напасть на лагерь, их войску пришлось преодолеть переход, занявший не меньше шести часов, а его конь был полон сил, хорошо отдохнув после предыдущей битвы.
   В этот самый момент, когда ушедший от преследования всадник оглянулся на закат, Олег понял, что он снова находится во сне про монголов. Если бы он в этот момент мог управлять своими движениями, то непременно упал бы с лошади.
   Стало быстро темнеть, как всегда в степи, но он продолжал своё движение. Нервы были на пределе, ему всё время казалось, что преследователи не отстали, а своим уходом просто решили усыпить его бдительность, хотя он понимал, что ни один, даже самый глупый, князь ни за что на свете не пошлёт своих людей в степь ночью.
   Через полчаса, когда темнота стала непроглядной, а конь уже начал хромать, провалившись копытом в нору какого-то мелкого грызуна, Олег заметил впереди серое пятно, выделявшееся из окружающейся темноты. Что бы это ни было, но он решил приблизиться, перевалил через вершину холма и увидел костёр, около которого сидело несколько человек. Точное их количество Олег определить не смог, но по каким-то признакам понял, что в этих людях для него нет никакой опасности.
   Олег спешился, спустился с холма и подошёл к костру. Сидевшие у огня, казалось, не обратили на него внимания, как будто он недавно отошёл, а теперь вернулся, лишь старик в сером, местами прорванном балахоне, с длинными седыми волосами и нечесаной серебряной бородой, на которой плясали блики от живого жёлто-оранжевого пламени, взглянул коротко на Олега и указал кивком головы место около костра. Олег присел и прислушался.
   "...сказал он рабам своим: "будьте же теперь вольны, разделите стадо поровну и сами заботьтесь о своей части". Слуги разделили стадо, но так как никто из них не умел всего сразу, то не было у них достатка. Некоторые разорились и с голоду перерезали свой скот, другие же объединились и стали процветать. Пришли тогда разорившиеся рабы к хозяину и сказали: "Глупы мы были, что хотели свободы, возьми нас и управляй нами..." Засмеялся в ответ хозяин: "Раньше все получали не по труду, а по необходимости. Теперь вы снова хотите в рабство, потому что вы не хотите трудиться в поте лица своего. Спросите у тех, кто сейчас процветает, хотят ли они снова становиться рабами?" И пошли нищие к богатым и сказали им: "Возвратитесь к хозяину, он будет снова вас кормить, а стадо будет служить всем нам. От вас же не надо ничего, кроме вашей свободы и ваших тягот". Но ответили те: "Нет нам большего счастья, чем тягости трудов наших, нет нам больше пищи, чем свободы. Славься хозяин, давший нам волов. Мы готовы вернуть то, что он дал нам, у нас останется ещё трижды по столько. А вы, как рабами были, так ими и остались." И ушли нищие ни с чем."
   Олег слушал этот рассказ и смутно чувствовал, что ему этот рассказ что-то напоминает, но он никак не мог понять, что именно. В этих словах было что-то вечное, истинное, не наигранное, поэтому Олег очень удивился, когда люди, дослушав, стали бросать к его ногам деньги, а он - собирать их, пряча в где-то в складках своей изорванной одежды. Только что он казался учителем, лучшим, высшим из собравшихся, а теперь стал прислужником, нищим, просящим подаяния.
   Тот, кем был Олег, повернулся к старику и бросил ему небольшой кожаный мешочек. Старик развязал, стягивающую мешочек верёвку и его глаза загорелись. Олег заметил, как золото вяло сверкнуло перед тем, как исчезнуть в одежде старика.
   -Ты слишком высоко оценил мой рассказ, - сказал старик извиняющимся тоном.
   -Эти деньги не только за то, что я только что услышал. Я узнал тебя, и слышал, что ты умеешь говорить людям их будущее.
   Что-то по-птичьему злое промелькнуло в чертах старика, но он очень быстро подавил в себе это. То ли причиной этому было золото, которое уже оттягивало его карман, то ли острое лезвие сабли, лежавшей у Олега на коленях.
   -Это будет дорого стоить, к тому же, лучше тебе не знать твоё будущее.
   -Что лучше мне, решать не тебе! - повысил голос Олег и увидел, как старик содрогнулся.
   -Пусть так, но ты пообещаешь сохранить мне жизнь, и тогда я скажу тебе правду.
   -Обещаю. - Олег почувствовал, что не дал бы и ломаного гроша за свои обещания.
   Лицо старика преобразилось, в нём появилось нечто дьявольски хитрое, это было лицо душевнобольного.
   -Ну, слушай, коли так.
   Олег почувствовал, как его пальцы сжали рукоятку сабли. Старик помолчал, глядя в чёрное, лишённое звёзд светом костра небо.
   - Ты проиграл последнюю битву. Ты идёшь на север, где тебя ждут твои палачи. Ты можешь свернуть куда угодно, но ты всё равно выйдешь к ним, так как теперь каждый человек, который держит в руках оружие считает своим долгом стать твоим убийцей. Теперь ты отшельник, проклятый, как и я. Ты стал чужим для своих, но чужие не меньше хотят твоей смерти. После тебя останется только твоё опозоренное имя, которое ляжет проклятьем на всех твоих потомков. Ах да, ты ведь не знаешь, у тебя скоро родится сын, но ты не увидишь его никогда...
   Олег не заметил, как оказался за спиной старца, блестящий полукруг сабли уже был занесён над седой головой, когда старец внезапно закончил словами:
   -А сейчас ты нарушишь своё слово.
   Сабля со свистом врезалась в дряхлое тело. Голова соскользнула в сторону и легла затылком вниз на примятую траву. Много бы Олег отдал, чтобы закрыть в этот момент глаза, но его глаза были открыты, и он видел, как блестящий сапог оттолкнул голову от огня. Лицо на долю секунды преобразилось, став молодым и безбородым, но потом голова исчезла из поля света, создаваемого костром.
   Олегу стало страшно, он повернулся к костру и на секунду увидел будущее, ждущее его и этих людей. Потом их лица изменились, и он проснулся.
    ***
   День выдался тёплым и на удивление ясным. Они только что закончили прибивать последний железный лист на крыше и теперь устроили перерыв перед тем, переходить на другое крыло дома. Где-то внизу размеренно бухал по свае молот - в проект опять внесли изменения, и теперь около дома должен был расположиться подземный гараж, хотя совсем недалеко находился целый гаражный кооператив. Логику проектировщиков и инвесторов понять было трудно, да это и не пришло бы в голову никому из бригады кровельщиков, увлечённо обсуждавших увиденный накануне хоккейный матч, рассевшись на ещё не убранные мешки с цементом и песком.
   Внезапно что-то мелькнуло мимо них и унеслось вниз, оставив после себя странный звук, напоминающий гром, который через несколько секунд повторился в несколько усечённом варианте, когда лист (а это был именно кровельный лист) достиг земли.
   Бригада кинулась к оконному проёму, все пытались взглянуть на землю. Это было неудивительно, так как от результата падения этого куска железа на землю зависели если не их жизни, то их свобода точно. То, что они увидели внизу, превзошло все их наихудшие опасения. На перекопанной бульдозерами земле лежало тело человека, голова которого находилась несколько поодаль. Лист же отражал солнце прямо в направлении смотрящих так, что им были заметны места, где железо окрасилось кровью.
   Около минуты бригада молча смотрела вниз, словно позируя для фотографии, как это делали вначале двадцатого века, когда чувствительность фотоэмульсии была мала, потом где-то вдалеке протяжно каркнула ворона, и все, словно по команде, сорвались со своих мест и побежали вниз по лестнице, совершенно забыв про стоящий рядом подъёмник.
   Когда они спустились, вокруг тела уже собралась толпа зевак, которые переводили взгляд с тела на крышу. Кто-то громко пошутил, что это первый человек, гильотинированный в новом году во всём мире, но шутку не поддержали. Бригадир осмотрел лист и вздохнул с облегчением - на листе не было ни одной дырки от гвоздей, следовательно, он был не из тех, что бригада закрепляла на крыше, это был другой лист. Дело в том, что заказчик поджимал с финансированием, и бригаде выдавали материала в обрез, то есть у них просто не было лишних листов. Он подумал, кто бы мог затащить на крышу лист, чтобы потом скинуть его на землю, но в это время в его поле зрения снова попал труп, и мысль заглохла. Главным было то, что в этой смерти его вины нет.
    ***
   Следователь Кашкин проснулся рано, в окно ярко светило солнце, а из радиоприёмника, прикованного к розетке на кухне, вместо привычных детских песенок доносился усталый голос Розенбаума. Кашкин подумал, к чему бы это, но понял, вспомнив увиденную им накануне афишу. Он быстро разогрел вчерашний рассольник, съел его и позвонил тёще.
   Женщина, которой он позвонил, уже год как перестала быть его тёщей, но отношения между ними от этого не ухудшились, а наоборот стали более дружелюбными. Кашкин не знал, зачем он помогает этой женщине, ведь его бывшая жена уже полгода как уехала, то ли в Израиль, то ли в Америку, со своим новым мужем. Но даже себе он не признавался, что делает это только из-за того, что бывшая тёща собирается завещать ему свою двухкомнатную квартиру.
   Кашкин причесал волосы вокруг громадной лысины, украшавшей его выпуклый череп, (той лысины, которую ещё десять лет назад он называл "высокий лоб интеллектуала") и выпил стакан чая, не переставая при этом говорить по телефону.
   Цель у этого звонка была одна: тёща жила в одном доме с Алексеем, и Кашкин с самого начала установил у неё в квартире современное оборудование, а в телефон Алексея вмонтировал небольшой жучок, как раз в то время, когда Алексей разговаривал с ужасно любопытным (по просьбе Кашкина) участковым.
   Против оборудования тёща не имела ничего, так как в его состав входил довольно современный компьютер, на котором она и стала с утра до вечера раскладывать пасьянсы, да лазать в интернет за новыми рецептами, которые потом с наслаждением испытывала на Кашкине.
   Тёща сообщила ему, что с утра записался только один телефонный разговор, и если он хочет, она может его ему передать по "Хипеналу" (так она называла HyperTerminal). Кашкин согласился и включил компьютер.
   Через пять минут он уже нажимал на кнопку Play в Winamp'е .
 
   " -Алло, - прервав гудок раздался голос Алексея.
   -Привет, это я, - ответил скороговоркой голос Олега.
   -Ну, кто же ещё может звонить в такую рань!
   -Я бы не позвонил, но мне страшно. Я только что отрубил человеку голову.
   -Надеюсь, ты пересказываешь мне свой очередной сон?
   -Да, сон, но все предыдущие сны сбылись!
   -Ничем не могу помочь, - было слышно, что Алексей не только не верит в сны Олега, но и испытывает при разговоре какую-то брезгливость, как человек, слушающий сумасшедшего.
   -Ты понимаешь, я думаю это можно предотвратить, - Олег говорил быстро, словно боялся, что Алексей повесит трубку, - я сейчас просидел час, смотря как рабочие настилают листы железа на крышу строящегося дома, пока мне не пришло в голову, что лучшим заменителем сабли в наше время является именно такой железный лист. Почему-то мне показалось, что это верно, что именно так и произойдёт.
   -Ладно, я хочу спать. Если и на этот раз твой сон сбудется, я тебе поверю, но если нет, то не обессудь, я сдам тебя на лечение в жёлтый дом на Лиговке, у Обводного. - откровенно раздражённым голосом сказал Алексей и с треском повесил трубку. "
   Кашкин ещё прокрутил запись, потом снял трубку телефона и набрал какой-то номер.
   -Установить наблюдение за домом, тем, где у нас жучок. И ещё вышлите группу на стройку... - он назвал адрес.
   Кашкин оделся, вышел из квартиры, завёл свою побитую чёрную Волгу и аккуратно выехал из двора.
    ***
   Солнце всё ещё светило, распуская по заваленной хламом строительной площадке солнечные зайчики, расположившиеся на земле так же ровно, как и уже остеклённые окна нижних этажей, которые стали причиной их появления.
   Работа на стройке затихла, почти все собрались в удивительно ровное кольцо вокруг места происшествия. Когда подъехал Кашкин, тело уже упаковывали в чёрный полиэтиленовый мешок с молнией, а один из судмедэкспертов на повышенных тонах обсуждал с красноглазым строителем в спецовке и оранжевой каске необходимость изъятия металлического листа, ставшего причиной смерти человека.
   Кашкин попросил показать ему бригадира, отвечавшего за укладку листов на крышу, и ему указали на того самого красноглазого субъекта, что не хотел отдавать следствию орудие убийства (в том, что это было убийство, Кашкин уже не сомневался).
   -Наша бригада не виновата, - сказал бригадир ещё перед тем, как Кашкин успел открыть рот.
   -А лист откуда? - Кашкин попытался сделать свой голос как можно более зловещим.
   -Чёрт его знает, со склада, наверное... Там у них вообще беспредел творится, - затараторил бригадир, пытаясь увести разговор от неприятной для него темы, ведь он и сам не был окончательно уверен, что этот лист действительно не был оставлен кем-то из его бригады.
   Осознав, что дальнейший разговор с бригадиром вряд ли будет настолько же информативен, Кашкин, показав ему фотографию Алексея и убедившись, что тот его видит в первый раз, отпустил его, а сам пошёл к подъёмнику, чтобы осмотреть пункт отправления смертоносного листа.
   Подъёмник двигался медленно, и следователь стал осматривать строящийся дом и площадку под ним, чтобы не терять времени даром. Иногда мелкие детали лучше видно издалека. Осмотрев всё, что было слева, Кашкин стал перемещаться вправо, и вдруг пол под его ногой немного прогнулся. Он инстинктивно отпрыгнул, упёршись спиной в пыльный борт подъёмника, покрашенный таким же жёлтым цветом, как доперестроечные железные заборы, некогда разделявшие встречные полосы на крупных улицах города, а теперь заменённые чёрными, с ядроподобными шарами между секциями.
   Кашкин посмотрел на пол и понял, что испугался напрасно. Ему показалось, что под ним прогибается обветшавший пол, а на самом деле это был покрытый мешковиной лист стали, точно такой, какой попал в ничего не подозревавшего человека, отрубив ему таким образом голову. Кашкин остановил подъёмник и поехал вниз, делать на крыше было больше нечего.
   Когда подъёмник уже находился на уровне второго этажа, Кашкин заметил, что милиция загружает в машину отчаянно сопротивлявшегося человека. Спустившись и расспросив оставшихся на месте преступления, Кашкин узнал, что рабочие поймали какого-то сумасшедшего и тот сознался, что скинул лист с крыши.
   Кашкин понимающе покивал головой, пошутил что-то на счёт чистосердечного признания, хотя ни на йоту не сомневался в невиновности задержанного. Он знал имя истинного убийцы, простое имя, в переводе с греческого означающее: "помощник, защитник, предотвращающий", а без перевода: "Алексей".
    ***
   Марина обещала позвонить около двух, но Алексей, после звонка Олега, уже сомневался в том, что этот звонок состоится. Ему почему-то показалось, что Олег если не знает, то догадывается о произошедшем между им и Мариной, хотя говорил он о другом.
   Алексею приходилось сидеть на кухне, так как в гостиной сверху раздавались равномерные удары молотка, сопровождаемые перетаскиванием чего-то большого и тяжёлого из одного угла в другой. Так как у Алексея не было никакого желания связываться с соседями сверху, он решил записать футбол, который собирался смотреть, и перенести просмотр на более безопасный для психики момент времени, тем более, матч транслировался в записи.
   Около двух часов дня, десятью минутами раньше, раздался звонок, но к удивлению Алексея, звонок был не телефонный, звонили в дверь. Алексей на цыпочках прошёл в прихожую и наклонился к глазку. Непонятно почему, но у него внезапно возникла мысль, что соседи сверху, разобравшись между собой, решили теперь приняться за него (скорее всего эта мысль появилась потому, что молоток наверху снова затих).
   Соседа с окровавленным молотком наизготовку за дверью не оказалось, но там находилось то, что обрадовало его не больше, чем если бы это был сосед: там была лысина, большая, блестящая, конусообразная лысина следователя Кашкина.