Типтри Джеймс. Девочка, которую подключили

   – Я обязательно им скажу, – бормочет мистер Виэр. – А теперь слушай, когда ты делаешь шаг назад, нагнись вот так, чтобы его было видно, понимаешь? И держи так до счета два.
   Дельфи послушно поворачивается, и сквозь дымку ее взгляд наталкивается на пару незнакомых темных глаз. Она щурится. Довольно молодой человек стоит в одиночестве, очевидно, ждет своей очереди занять камеру голозаписи.
   Дельфи к тому времени привыкла, что молодые люди смотрят на нее с самыми разными и странными выражениями лиц, но она не привыкла к тому, что видит здесь. Ее будто ударяет током – эти серьезные глаза что-то знают. Тайны.
   – Глаза! Глаза, Ди!
   Она механически движется сквозь рутину съемок, украдкой бросая взгляды на незнакомца. Он смотрит в упор. Он что-то знает. Освободившись, она застенчиво подходит к нему.
   – Ходишь по краю, котенок, – голос сверху холодный, а внутри – жар.
   – Что вы имеете в виду?
   – Охаиваешь продукт? Помереть хочешь?
   – Но это неправильно, – объясняет она. – Они просто не знают, а я знаю. Я его носила.
   Его невозмутимость поколеблена.
   – Ты не в своем уме.
   – О, они поймут, что я права, когда проверят, – снова объясняет она. – Просто они очень заняты. Когда я им скажу...
   Он смотрит в милое лицо-цветок. Его рот открывается, закрывается: 
   – Что ты вообще делаешь в этой клоаке? Кто ты?
   – Дельфи, – ошарашено отвечает она.
   – Пресвятой Дзен!
   – В чем дело? Пожалуйста, скажите, кто вы?
   Но надвигается ее свита, уводит ее, кивая незнакомцу.
   – Простите, что задержались, мистер Ах-ах, – говорит сценаристка.
   Он что-то бормочет. Но слова теряются в шуме, когда конвой поторапливает ее к засыпанному цветами микроавтобусу.
   (Слышишь, как заводится со щелчком невидимое зажигание?)
   – Кто это был? – спрашивает Дельфи у парикмахера. Парикмахер, работая, приседает, мерно сгибая и распрямляя колени.
   – Пол. Ишем. Третий, – отзывается он и кладет расческу в рот.
   – Кто это? Не понимаю.
   Он что-то бормочет с расческой в зубах, имея в виду: «Шутишь?». Потому что здесь, посреди анклава корпорации ВКК, такой вопрос может быть только шуткой.
   На следующий день взгляд Дельфи упирается в мрачное, затененное тюрбаном полотенца лицо, когда она и паралитик сериала отправляются в гидромассажный бассейн.
   Она смотрит.
   Он смотрит.
   И на следующий день тоже.
   Бедный старый Ишем-старший. Нельзя не пожалеть человека, который так ценит порядок: когда он зачинает детенышей, генетическая информация, как ни крути, передается древним обезьяньим путем. Вот перед тобой счастливый карапуз с резиновым утенком, а не успеешь оглянуться, это уже огромный здоровый незнакомец, чужак с неясными эмоциями, который к тому же якшается Бог знает с кем.
   А молодой Пол Ишем – тот еще фрукт. Он все схватывает на лету и умеет выражать свои мысли, и душа у него нежная. Он жаждет деятельности и вместе с друзьями задыхается от возмущения, глядя на тот мир, какой создали их отцы. Пол без труда вычислил, что дом его отца – множество особняков, и что даже компьютеры ВКК не в состоянии соотнести все со всем. Он выкапывает приходящий в упадок проект, в общем и целом сводящийся к чему-то вроде Спонсирования Маргинального Творчества (команда вольных стрелков, «открывшая» Дельфи, работала по такому же гранту). А через него, как выясняется, предприимчивый юнец по фамилии Ишем может урвать внушительный ломоть мощностей студий голозаписи ВКК.
   И вот он со своей небольшой бандой здесь, в самой глубине грибофермы, снимает и гонит шоу, которое никакого отношения к Дельфи не имеет. Оно построено на сногсшибательных техниках съемки и выбивающих из колеи искажений, чреватых социальным протестом. Самовыражение андеграунда, если хотите.
   Все это, разумеется, небезызвестно его отцу, но пока не привело ни к чему большему, кроме как к углублению тревожной складки на лбу Ишема-старшего.
   Пока Пол не состыковывается с Дельфи.
   К тому времени, когда папа узнает об этом, невидимые самовоспламеняющиеся вещества уже дают взрыв, и во все стороны несутся энергоснаряды. Потому что Пол, понимаешь ли, это настоящее. Он видит сны и мечтает. Он даже читает – к примеру, «Зеленые особняки»^[03]. И он плакал навзрыд, когда негодяи сжигали Риму заживо.
   Услышав, что в мыльных операх ВКК блистает какая-то новая киска, он фыркнул и забыл. Он занят. Он никогда не связывал ее имя с маленькой девочкой и ее идиотским обреченным протестом в камере голозаписи. Эта странно наивная маленькая девочка.
   И она подходит и смотрит на него, и он видит Риму, потерянную Риму, заколдованную девушку-птицу, и его не прошитое проводами человеческое сердце заходится и звенит.
   А Рима оказывается Дельфи.
   Тебе нужна карта? Гневная озадаченность. Отрицание диссонанса: Рима – проститутка, а в роли сутенера – ВКК-Мой-Папочка. Бред, быть того не может. Шатание у бассейна, чтобы убедиться в мошенничестве... темные глаза бьют в голубые, обмен обрывочными фразами в странной пустоте... ужасающая трансформация образа: Рима-Дельфи в щупальцах моего отца.
   Нет, карта тут не нужна.
   И для Дельфи тоже, потому что это девушка, которая любит своих богов. Теперь она уже видела вблизи их божественную плоть, слышала, как их неискаженные усилителями голоса окликают ее по имени. Она играла в их игры, носила их гирлянды. Она даже сама стала богиней, хотя не верит в это. Не думайте, она не растеряла иллюзий. Она все еще полна любви. Просто какая-то сумасшедшая надежда не...
   По правде говоря, все это можно опустить, когда маленькая девочка встречает Мужчину на дороге из желтого кирпича. Настоящего живого мужчину, сжигаемого гневным состраданием и благородно обеспокоенного человеческой справедливостью, который протягивает к ней настоящие мужские руки и – ба-бах! Она всем сердцем отвечает на его любовь.
   Хэппи-энд, не так ли?
   За одним исключением.
   За исключением того, что на самом деле это Ф. Берке за пять тысяч миль любит Пола. Монстр Ф. Берке в подземной темнице, пахнущий смазкой для электродов. Карикатура на женщину, сжигаемая, одержимая настоящей любовью. Стремящаяся на расстоянии дважды двадцати тысяч миль безжалостного вакуума дотянуться до любимого через девичью плоть, немую под невидимой пленкой. Чувствуя, как руки обнимают тело, которое он считает ее, пробиваясь сквозь тени, чтобы отдать себя ему. Пытаясь почувствовать его запах и вкус красивыми мертвыми ноздрями, любить его в ответ телом, которое мертвеет посреди огня.
   Понял, каково Ф. Берке?
   Она проходит через несколько стадий. Муки сперва. И стыд. СТЫД. Я не то, что ты любишь. Еще более яростные терзания. И осознание, что нет, нет выхода. Никакого. Никогда. Никогда... Несколько запоздало она сообразила, что сделка, которую она заключила, это навсегда? Ф. Берке стоило бы обратить внимание на сказки о смертных, закончивших свои дни кузнечиками.
   Исход очевиден – все эти муки вылились в единое идиотское протоплазменное стремление слиться с Дельфи. Отбросить ужас, закрыться от зверя, к которому она прикована. Стать Дельфи.
   Конечно, это невозможно.
   И все же ее терзания сказываются и на Поле. Дельфи-как-Рима достаточно сильный магнит любви, а освобождение разума Дельфи требует многих часов приносящих глубокое удовлетворение разъяснений того, насколько все прогнило. Добавь сюда поклоняющееся его плоти тело Дельфи, сжигаемое огнем неукрощенного сердца Ф. Берке. Есть вопросы, почему Пол запал?
   И это еще не все.
   К тому времени они каждую свободную минуту проводят вместе, и некоторые из этих минут не такие уж свободные.
   – Мистер Ищем, не будете ли вы так добры не вмешиваться в этот эпизод на спортплощадке? По сценарию, здесь место Дэйви.
   (Дэйви все еще здесь, близость к Дельфи пошла ему на пользу.)
   – Какая разница? – зевает Пол. – Это всего лишь реклама. Я ее не блокирую.
   Шокированная тишина на это слово в семь букв. Девушка из сценарного храбро сглатывает:
   – Прошу прощения, сэр, но у нас указания сделать этот эпизод в точности так, как расписано в сценарии. Нам придется переснимать части, отснятые на прошлой неделе, мистер Хопкинс мной очень недоволен.
   – Да кто такой, черт побери, этот Хопкинс? Где он?
   – Ну, пожалуйста, Пол. Пожалуйста.
   Пол снимает руки с плеч Дельфи, небрежно фланирует в тень. Бригада операторов нервно проверяет углы съемки. У тех, что в зале заседаний ВКК, фобия на появление в эфире их самих, их родных или слуг. Всю съемочную группу прошиб холодный пот, когда запись с Ишемом-младшим в эпизоде «набери код обеда» едва не ушла на спутниковый луч.
   Дальше хуже. Пол не питает никакого почтения к священным расписаниям, над которыми теперь дни напролет корпит в штаб-квартире хорек с седьмого уровня. Пол забывает привезти Дельфи назад вовремя, и у бедного Хопкинса ум заходит за разум.
   Так что вскоре в дата-шаре появляется иконка с грифом «срочно», требующим личного вмешательства мистера Ишема-старшего. Поначалу штаб-квартира ступает мягко.
   – Сегодня я не могу, Пол.
   – Почему?
   – Говорят, я должна, это очень важно.
   Он гладит золотой пушок на узкой спинке. Под Карбондейлом, Пенсильвания, слепая женщина-крот обмирает от наслаждения.
   – Важно. Им важно. Захапать побольше денег. Разве ты не понимаешь? Для них ты только вещь, на которой зарабатывают деньги. Толкачка. Ты им дашь себя поиметь, Ди? Дашь?
   – О, Пол...
   Он того не знает, но перед ним диковина: Удаленки не смонтированы на потоки слез.
   – Просто скажи, нет, Ди. Нет. Достоинство. Ты должна.
   – Но они говорят, это моя работа...
   – Ты не хочешь поверить, что я могу позаботиться о тебе, Ди. Девочка, ты позволяешь им рвать нас на части. Тебе надо выбрать. Скажи им «нет».
   – Пол... я... я скажу...
   И она говорит. Храбрая маленькая Дельфи (безумная Ф. Берке) говорит:
   – Нет, пожалуйста, я обещала Полу.
   Они пытаются снова. Все еще мягко.
   – Пол, мистер Хопкинс привел мне причину, почему они не хотят, чтобы мы так много времени проводили вместе. Все дело в твоем отце.
   Может, она думает, что его отец похож на мистера Кэнтла.
   – Ах вот как, чудненько. Хопкинс. С ним я разберусь. Послушай, я не могу сейчас думать о Хопкинсе. Кен сегодня вернулся, он кое-что узнал.
   Они лежат на высокогорном лугу в Андах, наблюдая за тем, как его друзья пикируют на своих поющих воздушных змеях.
   – Ты не поверишь, у полицейских на побережье в головах электроды.
   Пол даже не замечает, как она цепенеет в его объятиях.
   – Да уж. Странно. Я думал, ПП-импланты вживляют только преступникам или в армии. Разве ты не видишь, Ди, наверняка что-то происходит. Какое-то движение. Может, кто-то строит организацию. Но как нам это узнать? – он бьет кулаком по земле. – Нам нужны контакты! Если бы мы только могли узнать.
   – Ты о тех... новостях? – рассеяно спрашивает она.
   – Новости, – он смеется. – В новостях нет ничего, кроме того, что они хотят, чтобы люди знали. Полстраны может сгореть, и никто ничего не узнает, если они того не захотят. Ди, разве до тебя не доходят мои слова? Это же тотальный контроль над вещанием! Они зомбировали всех и каждого, чтобы люди думали то, что им показывают, хотели того, что им дают, и дают то, что сами же запрограммировали хотеть. Замкнутый круг – ни вломиться, ни вырваться. И ни одной зацепки. Думаю, у них и плана никакого нет, кроме как поддерживать вращение этой карусели. И Бог знает, что происходит с людьми, или с Землей, или, скажем, с другими планетами. Единый гигантский водоворот мусора и лжи, в котором все кружатся и кружатся и ничто никогда не изменится. Если мир не проснется вскоре, с нами покончено!
   Он мягко хлопает ее по животу.
   – Тебе надо вырваться, Ди.
   – Я пытаюсь, Пол, я вырвусь...
   – Ты моя. Тебя им не получить.
   И он отправляется на встречу с Хопкинсом, который и вправду запуган.
   Но той же ночью мистер Кэнтл отправляется на встречу с Ф. Берке под Карбондейлом.
   Ф. Берке? На топчане в дешевом халате, будто мертвый верблюд в палатке, она сперва не может осознать, что это от нее он требует расстаться с Полом. Ф. Берке никогда Пола не видела. Дельфи встречается с Полом. Факт в том, что Ф. Берке уже не помнит, что существует отдельно от Дельфи.
   Мистер Кэнтл тоже едва в это верит, но прилагает усилия.
   Он указывает на безнадежность, на потенциальное унижение для Пола. И получает в ответ тупой взгляд туши на топчане. Тогда он заводит речь о ее долге по отношению к ВКК, ее работе, разве она не благодарна за возможность и т.д. Он весьма убедителен. Заплесневелый рот Ф. Берке открывается, каркает:
   – Нет.
   Ничто больше, похоже, из него не извергнется.
   Мистер Кэнтл не туп, он распознает непоколебимое препятствие, когда на него натыкается. Он также знает необоримую силу: ВКК. Самое простое решение – закрыть кукло-шкаф и не открывать его до тех пор, пока Пол не устанет ждать, когда проснется Дельфи. Но затраты, график! И есть здесь что-то странное... Он рассматривает имущество корпорации, горбящееся на кровати, и его покалывает шестое чувство.
   Понимаешь ли, Удаленки любить – не умеют. У них и пола, собственно-то, нет, конструкторы исключили это на начальном этапе. И потому логично было предположить, что это Пол забавляет себя или что-то в том маленьком тельце в Чили. Ф. Берке может делать лишь то, что естественно для любого куска биомассы. Никому и в голову не приходило: они могут иметь дело с настоящим homo sapiens, чья тень несется из каждого голошоу на земле.
   Любовь?
   Мистер Кэнтл хмурится. Сплошной гротеск. Но инстинкт не дает ему покоя; он порекомендует проявить гибкость.
   А потому в Чили:
   – Дорогой, сегодня мне не нужно работать! И в пятницу тоже, не так ли, мистер Хопкинс?
   – Хм, великолепно. Так когда светлый миг досрочного освобождения?
   – Будьте разумны, мистер Ишем. У нас – график. И, уж конечно, в вас нуждается ваша собственная производственная группа.
   Как это ни странно, так оно и есть. Пол уходит. Хопкинс глядит ему вслед, с отвращением спрашивая себя, с чего это Ишему понадобилось трахать куклу. Хопкинсу не пришло в голову, что потомок Ишемов может и не знать, что такое Дельфи.
   Особенно если учесть, что Дэйви плачет, потому что Пол вышиб его из постели Дельфи.
   Постель Дельфи под настоящим окном.
   – Звезды, – сонно говорит Пол. Он перекатывается, тянет за собой Дельфи так, что она оказывается на нем. – Ты сознаешь, что это одно из последних мест на земле, откуда людям видны звезды. Еще Тибет, может быть.
   – Пол...
   – Спи. Я хочу посмотреть, как ты спишь.
   – Пол. Я сплю так крепко, я хочу сказать, это давняя шутка, как трудно меня разбудить. Ты против?
   – Да.
   Но, наконец, со страхом она отпускает реальность – чтобы за пять тысяч миль к северу безумное изможденное существо могло выползти и, заглотав концентраты, упасть на свой топчан. Но ненадолго. Розовый рассвет, когда Дельфи открывает глаза, чтобы обнаружить, что она в объятиях Пола, который нашептывает ей грубые нежные вещи. Ему так и не пришлось заснуть. Ее Дельфи-тело, эта безнервная маленькая статуя, зарылось в него среди ночи.
   Расцветает сумасшедшая надежда и получает пищу две ночи спустя, когда Пол говорит, что во сне она звала его по имени.
   И в тот день руки Пола не пускают ее к работе, и Хопкинс с воем доносит в штаб-квартиру, где остролицый хорек рвет и мечет, перетасовывая график Дельфи. На сей раз мистер Кэнтл все улаживает. Но это случается снова – с крупным клиентом. А у хорька свои связи в техническом отделе.
   Так вот понимаешь, когда речь идет о поле комплексных модуляций гетеродинированных частот, и это поле фиксировано на точку съема, вроде Дельфи, возникает масса мелких зазоров, и откатов, и всевозможных помех, и даже трений. В нормальных условиях все это без труда выправляет и балансирует технология будущего. Лишнее доказательство того, что есть множество способов легким толчком нарушить этот баланс, и обратная связь ударит по Удаленке, оператору куклы, с прямо-таки удивительным результатом.
   – Милая... Какого черта! В чем дело? ДЕЛЬФИ!
   Беспомощный визг, конвульсии. И вот Рима-птица лежит у него на руках, мокрая и обмякшая, и зрачки у нее невероятно расширены.
   – Я... не предполагалось... – слабо всхлипывает она. – Мне сказали, что не...
   – О, мой Бог... Дельфи.
   И его жесткие сильные пальцы зарываются в густую желтую гриву ее волос. Сведущие в электронике пальцы. Они застывают.
   – Ты – кукла. Ты – одна из них. ПП-импланты. Они тебя контролируют. Мне следовало бы знать. О Боже, следовало бы знать!
   – Нет, Пол, – рыдает она. – Нет, нет, нет...
   – Да будь они прокляты! Прокляты за то, что они сотворили – ты это не ты....
   Он встряхивает ее. Он сгорбился на постели и мотает ее из стороны в сторону, гневно глядя на жалкую красоту.
   – Нет! – молит она (это неправда, тот черный кошмар под землей). – Я Дельфи.
   – Мой отец. Свиньи, грязь... Черт бы их побрал. Черт бы их побрал, черт бы их побрал!
   – Нет, нет, – лепечет она. – Они хорошо со мной обращались... – хватает ртом воздух Ф. Берке. – Они были добры ко мне... А-АХ-А-А-А-АХ!
   Ее пронзает новая агония. В штаб-квартире на севере смышленый молодой человек хочет удостовериться, что его крошечное вмешательство делает свое. Пол едва в силах удержать ее, он тоже плачет.
   – Я убью их.
   Его Дельфи – рабыня на проводах! Шипы в ее мозгу, электронные кандалы в сердце его птицы. Помните, когда эти варвары сожгли Риму заживо?
   Он еще повторяет это потом, но она не слышит. Она уверена, что теперь он ее ненавидит, и все, чего она хочет, это умереть. Когда она осознает, что неистовство – это нежность, она думает, что свершилось чудо. Он знает – и он все равно любит!
   Откуда ей знать, что он не так понял.
   Не стоит винить Пола. Отдайте ему должное, он даже слышал об имплантах, контролирующих центры удовольствия и боли, имплантах, о которых по вполне понятным причинам редко упоминают те, кто ближе всех с ними знаком. Вот, о чем он думает, обнимая Дельфи: ею управляют искусственные импульсы в центры удовольствия/боли. И послушайте только, как он клеймит этих неизвестных операторов.
   О телах-куклах и Удаленках, вроде Ф. Берке, ему ничего неизвестно.
   Так что, когда он глядит на свою оскверненную птицу и его подташнивает от ярости и любви, ему и в голову не приходит, что обнимает он не все. Нужна тебе карта, чтобы распознать безумную решимость, густеющую в его мозгу?
   Освободить Дельфи.
   Как? Ну, в конце концов, он ведь Пол Ишем Третий. И даже имеет представление о том, где находятся нейролаборатории корпорации ВКК. В Карбондейле.
   Но сперва надо позаботиться о Дельфи и о собственной шкуре. Так что он возвращает ее Хопкинсу и удаляется сдержанно и незаметно. И группа голозаписи сериала благодарна и не понимает того, что в его улыбке обычно намного меньше зубов.
   Проходит неделя, и все это время Дельфи – очень хороший, послушный маленький призрак. Они позволяют ей получать охапки полевых цветов, которые посылает Пол, и ласковые любовные записки. (Он тут ловчит.) А в штаб-квартире хорек чувствует, что его фортуна продвинулась еще на зубчик вперед, и запускает наверх слушок, что он, дескать, мастер улаживать мелкие проблемы.
   И никтошеньки не знает, что там себе думает Ф. Берке, только няня Флеминг застает ее за опусканием еды в унитаз, а на следующую ночь Ф. Берке теряет сознание в бассейне. Ее вытаскивают и нашпиговывают иглами внутривенного вливания. Мисс Флеминг встревожена, она уже видела такие симптомы. Но ее не было там, у границы леса, когда безумцы, звавшие себя Последователями Рыбы, глядели сквозь пламя на вечную жизнь. А Ф. Берке... она тоже видит небеса по ту сторону смерти. Небеса читаются П-о-л, но смысл – один и тот же. Я умру и возрожусь в Дельфи.
   Мусор, говоря жаргоном технарей. Не выйдет!
   Еще неделя, и из бешенства Пола вырастает план. (Вспомни, у него есть друзья.) Он кипит от ненависти, видя, как хозяева выставляют напоказ его любовь. Он выдает убийственный эпизод для собственного шоу. И наконец, очень вежливо просит у Хопкинса кроху свободного времени своей птахи, каковое в должное время наступает.
   – Я думала, я тебе больше не нужна, – все повторяет она, пока они облетают гору в солнцемобиле Пола. – Теперь я знаю...
   – Погляди на меня!
   Он зажимает ей рот рукой и показывает картонку с печатными буквами:
   НЕ ГОВОРИ. ОНИ СЛЫШАТ ВСЕ, ЧТО МЫ ПРОИЗНОСИМ.
   Я ВСЕ РАВНО ТЕБЯ УВЕЗУ.
   Она целует его руку, он настоятельно кивает.
   НЕ БОЙСЯ. Я МОГУ ОСТАНОВИТЬ БОЛЬ, ЕСЛИ ОНИ ПОПЫТАЮТСЯ СДЕЛАТЬ ТЕБЕ БОЛЬНО.
   Свободной рукой он вытряхивает серебристую сетку-скрэмблер на автономном питании. Дельфи ошарашена.
   ЭТО ОТРЕЖЕТ СИГНАЛЫ И ЗАЩИТИТ ТЕБЯ, ЛЮБИМАЯ.
   Широко открыв глаза, она смотрит на него, голова ее слегка покачивается из стороны в сторону: «нет».
   – Да! – победно усмехается он. – Да!
   На мгновение она усомнилась. Эта электрическая сетка наверняка отрежет поле. Но она также отрежет Дельфи. Но это же Пол. Ее целует Пол, она в силах только жадно искать его губы, когда он ведет солнцемобиль через каньон.
   Впереди – старая пусковая катапульта реактивных самолетов и серебрянная пуля, готовая взлететь. (У Пола есть также репутация и Имя.) Маленький реактивный курьер ВКК спроектирован для одной только скорости. Пол и Дельфи втискиваются в узкое пространство за дополнительным баком с горючим. И никаких разговоров до тех пор, пока не начинают выть турбины.
   Они воют высоко над Киото прежде, чем Хопкинс начинает волноваться. Еще час он теряет на то, чтобы проследить сигнал биппера на солнцемобиле Пола. Солнцемобиль держит курс в открытый океан. К тому времени, когда они убеждаются, что он пуст, и Хопкинс прыгает на аварийный рейс, беглецы уже превратились в не имеющий источника вой у Западных Кариб.
   Доносят хорьку в штаб-квартире. Хорек решает было повторить свой прошлый фокус, но тут у него начинают работать мозги. Все это слишком уж пахнет жареным. Потому что если, в конечном итоге, Ф. Берке можно заставить делать все, что угодно, разве что жить ее не заставишь, внезапные, ни с того ни с сего ЧП – слишком рискованны. А тут еще Пол Ишем Третий.
   – А приказать ей вернуться нельзя?
   Они все сгрудились у кибер-консоли в диспетчерской наверху башни ВКК: мистер Кэнтл, и хорек, и Джо, и очень аккуратненький человечек (личные глаза и уши мистера Ишема-старшего).
   – Нет, сэр, – угрюмо отвечает Джо. – Мы можем считать каналы, в особенности канал речи, но не можем предсказать модель поведения. Чтобы послать сигнал напрямую, нужен удаленный оператор...
   – Что они говорят?
   – В данный момент ничего, сэр, – глаза кибер-ковбоя за консолью закрыты. – Я думаю, они... э... обнимаются.
   – Они не отвечают, – вклинивается диспетчер. – Все еще движутся курсом ноль-ноль-три-ноль – на север, сэр.
   – Вы уверены, что в Кеннеди предупреждены, чтобы не открывать по ним огонь? – озабоченно спрашивает аккуратный человечек.
   – Да, сэр.
   – А нельзя ее просто выключить? – сердится остролицый хорек. – Выдернуть эту свинью из контроля?
   – Если полностью оборвать трансмиссию, это убьет Удаленку, – в третий раз объясняет Джо. – Вывод должен проходить через рассчитанные стадии. Необходим постепенный переход на собственную самонастраивающуюся систему Удаленки. Сердце, дыхание, мозжечок могут дать сбой. Выдернув Ф. Берке, мы, скорее всего, прикончим ее на месте. Это просто потрясающая киберсистема, зачем ее уничтожать?
   – Вложения, – мистера Кэнтла передергивает. Хорек кладет руку на плечо ковбоя за консолью, это тот самый контакт, который помог ему с запретным сигналом в прошлый раз.
   – Во всяком случае, мы можем послать им предупреждающий сигнал, сэр, – он облизывает губы, одаряет аккуратного человечка сладкой улыбкой хорька-проныры. – Мы же знаем, вреда от этого не будет.
   Джо хмурится. Мистер Кэнтл вздыхает. Аккуратный человечек говорит что-то себе в запястье. Он поднимает взгляд.
   – Я уполномочен э... направить сигнал. Если других альтернатив нет. Но минимальный, минимальный.
   Хорек сжимает плечо своего человека.
   Пол чувствует, как Дельфи выгибается у него в руках. Он тянется за сеткой, ему не терпится действовать. Она мечется, отталкивает его руки, глаза у нее закатываются. Несмотря на агонию, она боится этой сетки. (И она права.) В отчаянии Пол борется с ней в тесном пространстве, натягивает ей сетку на голову. Когда он включает батарею, она зарывается ему под руку и прочь от сетки, и спазм утихает.
   – Они снова вас вызывают, мистер Ишем! – орет пилот.
   – Не отвечайте. Милая, держи это у себя на голове, черт побери, как мне...
   Над носом самолета проносится «ЭХ90». Вспышка.
   – Мистер Ишем, это самолеты военно-воздушных сил!
   – Забудь! – кричит в ответ Пол. – Они не станут стрелять. Дорогая, не бойся.
   Их встряхивает еще один «ЭХ90».
   – Не будете ли вы так добры приставить пистолет к моей голове, так, чтобы они это видели? – взывает пилот.