– Старая лайба, обшивка тут малёха того, на соплях висит... – приговаривал бортмеханик, продолжая свои манипуляции. – А мы щас те сопельки отковыряем...
И тут все надежды рухнули. Со свистом. Так, что внизу живота похолодело от неприятного чувства невесомости...
Нет, на самом то деле не рухнуло ничего, – просто глайдер резко пошел на снижение. Хотя свист действительно имел место, издавала его щель, появившаяся трудами Дагар в месте крепления обшивки к шпангоуту. Не рухнуло ничего... Но надежды не стало.
Бортмеханик в сердцах ругнулся:
– Мать моя революция... Чуток ведь совсем не поспел!
Из темноты послышались голоса, разочарованные и злые.
– Ша, братва! – перекрыл всех Дагар. – Слушай сюда! Как щас антиграв замявкает, – так на стенку валимся, всем скопом! Выдавим, не устоит! Куда, мудрила?! Рано! В лепеху расшибешься! А щас тихо! Слушаем!
Снизившийся глайдер сбрасывал скорость, и вскоре антиграв «замявкал» – издаваемые им звуки действительно напоминали негромкое кошачье мяуканье.
– ДА-Ё-О-О-О-ШЬ!!! – истошно завопил бортмеханик.
Олег уперся плечом в обшивку, надавил. Другие навалились на него, притиснули к борту, сильно, до хруста в костях.
– Й-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё... – вопил над ухом Дагар. Сзади еще кто-то что-то орал, слов не разобрать...
И обшивка подалась!
Поползла сначала медленно, почти незаметно, со скрежетом, словно открывающаяся дверь, петли которой намертво приржавели.
Затем «дверь» – быстро, рывком – распахнулась. Люди посыпались наружу.
Падать пришлось с высоты в пару метров. Не страшно, если имеешь возможность подготовиться, сгруппироваться, амортизировать ногами удар... Олег же рухнул вниз, как куль с песком, – только и успел выставить руки, прикрыть лицо от удара о бетон взлетно-посадочной полосы.
Сверху рухнул кто-то еще, больно врезав между лопатками, – не то коленом, не то головой, Олег не разобрал. Остальные, слава революции, падали дальше, по ходу движения глайдера – ни дать, ни взять горошины, посыпавшиеся из прохудившегося мешка на дорогу.
Вокруг была ночь, или самое раннее утро, – темноту рассеивали две редкие цепочки фонарей, протянувшиеся по краям ВПП, впереди, в полукилометре, виднелась группа скудно освещенных строений. «Хорошо, что не день», – мелькнула мысль у Олега. На ярком солнечном свету после кромешной тьмы трюма он бы просто-напросто ослеп...
Пилоты глайдера заметили побег. Машина пролетела еще сотню метров и развернулась в крутом вираже, устремилась обратно.
Олег к тому времени соскочил с взлетной полосы и тут же залег рядом с ней. С большим трудом поборол желание нестись в темноту сломя голову, не разбирая дороги. Присмотрелся и понял: слева, почти вдоль самой ВПП, высится густое проволочное заграждение. Справа – ровное открытое пространство, но насколько далеко оно тянется, в темноте не разглядеть.
Именно туда, направо, побежали остальные беглецы. Вернее, кое-кто бежал, а кое-кто нелепо ковылял со стянутыми за спиной руками, – этим, не успевшим освободиться от пут, наверняка досталось при падении больше других.
Олег же быстро пополз к колючей проволоке. Яснее ясного, что они внутри периметра какой-то военной базы, захваченной имперцами. И беглецов переловят, как мечущихся по загону баранов. Единственный крохотный шанс – уйти в одиночку, сполна использовав время, которое потратят имперцы на охоту за остальными...
За спиной стреляли – короткими, скупыми очередями. Наверное, экипаж десантного глайдера... Откинули колпак и пустили в ход личное стрелковое. Оборачиваться и проверять свою догадку Олег не стал, каждая секунда на счету...
Проволока оказалась старая, ржавая, но голыми руками все равно не порвать... Однако за последний год Олег сталкивался с самыми разными препятствиями, отделяющими курсанта от возможности совершить вылазку в город, не санкционированную начальством. И неплохо научился преодолевать те препятствия...
Расчет оказался точным: прополз вдоль заграждения пару-тройку метров и обнаружил небольшую ямку, достаточную, чтобы протиснуться под колючкой. Вообще-то такие неровности рельефа, способные послужить лазейками, полагается заливать пенобетоном, но... Но работу эту выполняют солдаты, тоже бегающие в самоволку. И особо не перетруждаются.
Олег ужом просочился под проволокой, чувствуя, как шипы раздирают на спине форму, царапают тело... Нет, эту ямку явно никто еще в аналогичных целях не использовал...
Кое-как протиснулся, бросил быстрый взгляд назад. Стрельба там стала гуще, к глайдеру присоединились и включились в охоту еще три или четыре наземных машины, их прожектора раздирали темноту колоннами слепящего света.
Хотелось вскочить на ноги, побежать, – Олег сдержался. Быстро пополз в прежнем направлении... Раз его не заметили сразу, глупо впадать в панику и подставляться под прожектора и пули.
Как выяснилось, он ошибался, – его все-таки заметили. И выяснилось это очень скоро.
Одна из машин отделилась от остальных, вернулась к тому месту, где выпрыгивали беглецы. Подкатила к самой колючке, светила прожектором – как раз в сторону затаившегося Олега. Он уже не полз – лежал, плотно-плотно втиснувшись в траву. Огромное пятно ядовито-белого света наползло, осветило все вокруг, можно было разглядеть каждую травинку. Источник света располагался невысоко, и мельчайшие неровности почвы давали тени – черные, очень вытянутые, Олег надеялся, что они замаскируют, спрячут, спасут...
Световое пятно прекратило свое медленное движение. Загрохотал усиленный мегафоном голос:
– Поднимайся! Руки за голову!
Олег прикусил губу, больно, до крови. И лежал, не шевелясь. Ему показалось, что лежит он все-таки не в самом центре высвеченного пятна, – ближе к краю. Может, имперцы берут на испуг? Лишь делают вид, что заметили его?
– Вставай, говорю! Пристрелим ведь! – в голосе появились нетерпеливые нотки.
Олег лежал. Накатило странное какое-то равнодушие к собственной дальнейшей судьбе. Пристрелят? Пусть! Разрежут проволоку, подъедут, поднимут пинками и снова скрутят руки? Пусть... Пусть делают, что хотят. А он не шевельнется.
Кажется, мегафон прогрохотал что-то еще... Олег отключился, не вслушивался. Внимательно разглядывал оказавшуюся перед носом метелочку остролиста, зачем-то начал считать крохотные, прижатые к стеблю соцветия. Чет или нечет? Жить или умереть?
До конца сосчитать не успел. Пятно света рывком сдвинулось – теперь прожектор светил далеко вперед: вправо-влево, вправо-влево...
Слышались голоса, другие, негромкие, – похоже, имперцы не отключили свой матюгальник, но говорили не в его микрофон, а между собой. Один кусочек фразы Олег расслышал: «...точно, один сюда...», – и понял, что ничего не закончилось. Патовая ситуация – они не видят его, он не может пошевелиться – долго не продержится. Обязательно должна быть у охраны базы техника, обнаруживающая людей, для которой темнота не помеха. И ее наверняка подвезут, лишь только покончат с остальными беглецами.
Выстрелы грянули неожиданно – длинная очередь из чего-то крупнокалиберного. Прожектор светил в сторону, и Олег понял: стреляют не в него. Быстро взглянул в освещенный сектор, успел заметить в отдалении еще один ряд колючки и темную фигуру рядом с ним – падающую с нелепо раскинутыми руками...
И все закончилось. Прожектор погас. Машина взревела мотором, развернулась и быстро покатила туда, где до сих пор раздавались выстрелы.
Вот как... Значит, кто-то из беглецов совершил тот же маневр, что и Олег. И получил предназначенную Олегу пулю. Может, еще жив? Но наверняка тяжело ранен – падал тяжело, мертво, живые залегают совсем не так...
Олег понимал, что вытащить отсюда раненого не сможет, далеко с такой ношей не убежать, не уползти... Но отчего-то быстрыми перебежками двигался туда, где упал спасший его человек.
Легко мог промахнуться в темноте, направление запомнил лишь приблизительно. Однако повезло – споткнулся о лежащее тело. «Или не повезло?» – мелькнула нехорошая мыслишка.
– Жив? – спросил Олег негромко.
Молчание. Он наклонился, пощупал... Что за чертовщина... Зимняя шинель, разодранная пулями, а под ней...
Он засмеялся – тихо, почти беззвучно.
Спас его не человек... Чучело. Пугало. Такие же подобия людей, облаченные с старую списанную форму, стояли и вокруг взлетно-посадочной полосы их полигона, отпугивали воргалов: эти четырехкрылые создания летают большими стаями, и если столкнутся в воздухе с боевой машиной, набьются в воздухоприемники штурмовика или бота, – всё, конец вылету, совершай вынужденную посадку.
Наверное, с ним случилась затяжная истерика, – неудивительно после такого дня и такой ночи... Олег смеялся и не мог остановиться. Смеялся, когда сдирал с манекена шинель и набрасывал на колючку. Смеялся, когда перелезал. Смеялся, когда шлепал по воде небольшого ручейка, уже за периметром базы. И, долго шагая ночной степью, тоже продолжал негромко подхихикивать.
А когда перевалил невысокий холм и увидел внизу город – дома, освещенные самыми первыми лучами восходящего солнца – захохотал в полный голос.
Жив... Самое главное – жив. Город наверняка уже заняли имперцы – неважно... Найдет подпольщиков, уйдет к партизанам, будет драться... Мы, господа кровопийцы, свою новую жизнь никому не отдадим, и не мечтайте.
Мы никогда не сдадимся!
И тут все надежды рухнули. Со свистом. Так, что внизу живота похолодело от неприятного чувства невесомости...
Нет, на самом то деле не рухнуло ничего, – просто глайдер резко пошел на снижение. Хотя свист действительно имел место, издавала его щель, появившаяся трудами Дагар в месте крепления обшивки к шпангоуту. Не рухнуло ничего... Но надежды не стало.
Бортмеханик в сердцах ругнулся:
– Мать моя революция... Чуток ведь совсем не поспел!
Из темноты послышались голоса, разочарованные и злые.
– Ша, братва! – перекрыл всех Дагар. – Слушай сюда! Как щас антиграв замявкает, – так на стенку валимся, всем скопом! Выдавим, не устоит! Куда, мудрила?! Рано! В лепеху расшибешься! А щас тихо! Слушаем!
Снизившийся глайдер сбрасывал скорость, и вскоре антиграв «замявкал» – издаваемые им звуки действительно напоминали негромкое кошачье мяуканье.
– ДА-Ё-О-О-О-ШЬ!!! – истошно завопил бортмеханик.
Олег уперся плечом в обшивку, надавил. Другие навалились на него, притиснули к борту, сильно, до хруста в костях.
– Й-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё... – вопил над ухом Дагар. Сзади еще кто-то что-то орал, слов не разобрать...
И обшивка подалась!
Поползла сначала медленно, почти незаметно, со скрежетом, словно открывающаяся дверь, петли которой намертво приржавели.
Затем «дверь» – быстро, рывком – распахнулась. Люди посыпались наружу.
Падать пришлось с высоты в пару метров. Не страшно, если имеешь возможность подготовиться, сгруппироваться, амортизировать ногами удар... Олег же рухнул вниз, как куль с песком, – только и успел выставить руки, прикрыть лицо от удара о бетон взлетно-посадочной полосы.
Сверху рухнул кто-то еще, больно врезав между лопатками, – не то коленом, не то головой, Олег не разобрал. Остальные, слава революции, падали дальше, по ходу движения глайдера – ни дать, ни взять горошины, посыпавшиеся из прохудившегося мешка на дорогу.
Вокруг была ночь, или самое раннее утро, – темноту рассеивали две редкие цепочки фонарей, протянувшиеся по краям ВПП, впереди, в полукилометре, виднелась группа скудно освещенных строений. «Хорошо, что не день», – мелькнула мысль у Олега. На ярком солнечном свету после кромешной тьмы трюма он бы просто-напросто ослеп...
Пилоты глайдера заметили побег. Машина пролетела еще сотню метров и развернулась в крутом вираже, устремилась обратно.
Олег к тому времени соскочил с взлетной полосы и тут же залег рядом с ней. С большим трудом поборол желание нестись в темноту сломя голову, не разбирая дороги. Присмотрелся и понял: слева, почти вдоль самой ВПП, высится густое проволочное заграждение. Справа – ровное открытое пространство, но насколько далеко оно тянется, в темноте не разглядеть.
Именно туда, направо, побежали остальные беглецы. Вернее, кое-кто бежал, а кое-кто нелепо ковылял со стянутыми за спиной руками, – этим, не успевшим освободиться от пут, наверняка досталось при падении больше других.
Олег же быстро пополз к колючей проволоке. Яснее ясного, что они внутри периметра какой-то военной базы, захваченной имперцами. И беглецов переловят, как мечущихся по загону баранов. Единственный крохотный шанс – уйти в одиночку, сполна использовав время, которое потратят имперцы на охоту за остальными...
За спиной стреляли – короткими, скупыми очередями. Наверное, экипаж десантного глайдера... Откинули колпак и пустили в ход личное стрелковое. Оборачиваться и проверять свою догадку Олег не стал, каждая секунда на счету...
Проволока оказалась старая, ржавая, но голыми руками все равно не порвать... Однако за последний год Олег сталкивался с самыми разными препятствиями, отделяющими курсанта от возможности совершить вылазку в город, не санкционированную начальством. И неплохо научился преодолевать те препятствия...
Расчет оказался точным: прополз вдоль заграждения пару-тройку метров и обнаружил небольшую ямку, достаточную, чтобы протиснуться под колючкой. Вообще-то такие неровности рельефа, способные послужить лазейками, полагается заливать пенобетоном, но... Но работу эту выполняют солдаты, тоже бегающие в самоволку. И особо не перетруждаются.
Олег ужом просочился под проволокой, чувствуя, как шипы раздирают на спине форму, царапают тело... Нет, эту ямку явно никто еще в аналогичных целях не использовал...
Кое-как протиснулся, бросил быстрый взгляд назад. Стрельба там стала гуще, к глайдеру присоединились и включились в охоту еще три или четыре наземных машины, их прожектора раздирали темноту колоннами слепящего света.
Хотелось вскочить на ноги, побежать, – Олег сдержался. Быстро пополз в прежнем направлении... Раз его не заметили сразу, глупо впадать в панику и подставляться под прожектора и пули.
Как выяснилось, он ошибался, – его все-таки заметили. И выяснилось это очень скоро.
Одна из машин отделилась от остальных, вернулась к тому месту, где выпрыгивали беглецы. Подкатила к самой колючке, светила прожектором – как раз в сторону затаившегося Олега. Он уже не полз – лежал, плотно-плотно втиснувшись в траву. Огромное пятно ядовито-белого света наползло, осветило все вокруг, можно было разглядеть каждую травинку. Источник света располагался невысоко, и мельчайшие неровности почвы давали тени – черные, очень вытянутые, Олег надеялся, что они замаскируют, спрячут, спасут...
Световое пятно прекратило свое медленное движение. Загрохотал усиленный мегафоном голос:
– Поднимайся! Руки за голову!
Олег прикусил губу, больно, до крови. И лежал, не шевелясь. Ему показалось, что лежит он все-таки не в самом центре высвеченного пятна, – ближе к краю. Может, имперцы берут на испуг? Лишь делают вид, что заметили его?
– Вставай, говорю! Пристрелим ведь! – в голосе появились нетерпеливые нотки.
Олег лежал. Накатило странное какое-то равнодушие к собственной дальнейшей судьбе. Пристрелят? Пусть! Разрежут проволоку, подъедут, поднимут пинками и снова скрутят руки? Пусть... Пусть делают, что хотят. А он не шевельнется.
Кажется, мегафон прогрохотал что-то еще... Олег отключился, не вслушивался. Внимательно разглядывал оказавшуюся перед носом метелочку остролиста, зачем-то начал считать крохотные, прижатые к стеблю соцветия. Чет или нечет? Жить или умереть?
До конца сосчитать не успел. Пятно света рывком сдвинулось – теперь прожектор светил далеко вперед: вправо-влево, вправо-влево...
Слышались голоса, другие, негромкие, – похоже, имперцы не отключили свой матюгальник, но говорили не в его микрофон, а между собой. Один кусочек фразы Олег расслышал: «...точно, один сюда...», – и понял, что ничего не закончилось. Патовая ситуация – они не видят его, он не может пошевелиться – долго не продержится. Обязательно должна быть у охраны базы техника, обнаруживающая людей, для которой темнота не помеха. И ее наверняка подвезут, лишь только покончат с остальными беглецами.
Выстрелы грянули неожиданно – длинная очередь из чего-то крупнокалиберного. Прожектор светил в сторону, и Олег понял: стреляют не в него. Быстро взглянул в освещенный сектор, успел заметить в отдалении еще один ряд колючки и темную фигуру рядом с ним – падающую с нелепо раскинутыми руками...
И все закончилось. Прожектор погас. Машина взревела мотором, развернулась и быстро покатила туда, где до сих пор раздавались выстрелы.
Вот как... Значит, кто-то из беглецов совершил тот же маневр, что и Олег. И получил предназначенную Олегу пулю. Может, еще жив? Но наверняка тяжело ранен – падал тяжело, мертво, живые залегают совсем не так...
Олег понимал, что вытащить отсюда раненого не сможет, далеко с такой ношей не убежать, не уползти... Но отчего-то быстрыми перебежками двигался туда, где упал спасший его человек.
Легко мог промахнуться в темноте, направление запомнил лишь приблизительно. Однако повезло – споткнулся о лежащее тело. «Или не повезло?» – мелькнула нехорошая мыслишка.
– Жив? – спросил Олег негромко.
Молчание. Он наклонился, пощупал... Что за чертовщина... Зимняя шинель, разодранная пулями, а под ней...
Он засмеялся – тихо, почти беззвучно.
Спас его не человек... Чучело. Пугало. Такие же подобия людей, облаченные с старую списанную форму, стояли и вокруг взлетно-посадочной полосы их полигона, отпугивали воргалов: эти четырехкрылые создания летают большими стаями, и если столкнутся в воздухе с боевой машиной, набьются в воздухоприемники штурмовика или бота, – всё, конец вылету, совершай вынужденную посадку.
Наверное, с ним случилась затяжная истерика, – неудивительно после такого дня и такой ночи... Олег смеялся и не мог остановиться. Смеялся, когда сдирал с манекена шинель и набрасывал на колючку. Смеялся, когда перелезал. Смеялся, когда шлепал по воде небольшого ручейка, уже за периметром базы. И, долго шагая ночной степью, тоже продолжал негромко подхихикивать.
А когда перевалил невысокий холм и увидел внизу город – дома, освещенные самыми первыми лучами восходящего солнца – захохотал в полный голос.
Жив... Самое главное – жив. Город наверняка уже заняли имперцы – неважно... Найдет подпольщиков, уйдет к партизанам, будет драться... Мы, господа кровопийцы, свою новую жизнь никому не отдадим, и не мечтайте.
Мы никогда не сдадимся!