Страница:
Виктор Точинов
Мы никогда не сдадимся
1
Вахтенный офицер и швартовый расчет хорошо знали свое дело: космобот коснулся шлюза джамп-базы «Святая равноапостольная княгиня Ольга» мягко, плавно, без нередкого в подобных случаях резкого толчка последней коррекции.
«Ну что же, – подумал Несвицкий, – все-таки флагман флота, и отбирают сюда, без сомнения, лучших из лучших...»
Шлюзовая камера медленно наполнялась воздухом, наконец наполнилась, – в центре мембранного люка появилось крохотное отверстие, быстро росло, расширялось, и вскоре уже можно стало проникнуть на базу, но Несвицкий не хотел попасть туда, согнувшись в три погибели, – дождался, когда люк полностью втянется в стены, и лишь тогда шагнул внутрь.
– Сми-и-и-рна! – раздалась громкая команда.
Встречали его по первому разряду: двумя рядами вдоль переборок выстроились двенадцать рослых гвардионцев из личного конвоя флаг-адмирала: лица под низко надвинутыми касками застыли неподвижно, УОКи опущены к полу. Два офицера: один в мундире гвардейского поручика, с адъютантскими аксельбантами, второй – в темно-синей флотской форме, с погонами капитана второго ранга. Протокол соблюден изящно и тонко: с одной стороны, вроде бы кавторанг почти ровня по званию Несвицкому, всего на ступень ниже; но, учитывая место службы последнего, – не совсем и ровня... И в тоже время чин достаточно высокий, чтобы дать понять гостю: его и представляемую им службу здесь весьма уважают, и кого попало встречать не пошлют...
– Добро пожаловать на борт «Святой Ольги», господин полковник! – капитан второго ранга поднес ладонь к козырьку, поручик скопировал его жест. Гвардионцы сделали «на караул», вскинув УОКи.
– Вольно! – махнул им рукой Несвицкий. Неформальным жестом протянул руку кавторангу:
– Несвицкий, Михаил Александрович.
– Барон фон Корф, Николай Оттович, – отрекомендовался флотский, ответив крепким рукопожатием.
Поручик приличиям был учен, и к руке не потянулся, лишь щелкнул каблуками и склонил голову в коротком полупоклоне:
– Гвардии поручик Гельметов, к вашим услугам, господин полковник.
– Как прошло путешествие, Михаил Александрович? – поинтересовался капитан второго ранга.
– Все в порядке, долетел благополучно, – коротко ответил Несвицкий.
Не рассказывать же, в самом деле, что бот едва не стал жертвой какого-то пилота-камикадзе, прорвавшегося сквозь боевой порядок истребителей прикрытия, и пришлось провести несколько не самых приятных минут жизни при перегрузке в семь «же». Наверняка на джамп-базе уже осведомлены о подробностях инцидента, и жаловаться не к лицу...
– Тогда извините, я понимаю: устали с дороги, но командующий просил немедленно по прибытии пожаловать на военный совет, – произнес капитан второго ранга.
Несвицкий кивнул. На совет так на совет. Для того, собственно, и прибыл на борт джамп-базы он, полковник Несвицкий, адъютант его превосходительства светлейшего князя Горчакова, генерал-фельдмаршала и наместника Его Императорского Величества на Бете Эридана.
Шагая длинным коридором, полковник удивился необычной легкости своих движений – постоянно приходилось сдерживаться, чтобы не передвигаться неприлично большими скачками. Система искусственной гравитации была явно настроена не на параметры, определяемые уставом. Половина «же», а то и меньше... Между тем спутники шагали так, словно ослабленная гравитация была для них привычной.
Интересно, в чем причина?
«Ну что же, – подумал Несвицкий, – все-таки флагман флота, и отбирают сюда, без сомнения, лучших из лучших...»
Шлюзовая камера медленно наполнялась воздухом, наконец наполнилась, – в центре мембранного люка появилось крохотное отверстие, быстро росло, расширялось, и вскоре уже можно стало проникнуть на базу, но Несвицкий не хотел попасть туда, согнувшись в три погибели, – дождался, когда люк полностью втянется в стены, и лишь тогда шагнул внутрь.
– Сми-и-и-рна! – раздалась громкая команда.
Встречали его по первому разряду: двумя рядами вдоль переборок выстроились двенадцать рослых гвардионцев из личного конвоя флаг-адмирала: лица под низко надвинутыми касками застыли неподвижно, УОКи опущены к полу. Два офицера: один в мундире гвардейского поручика, с адъютантскими аксельбантами, второй – в темно-синей флотской форме, с погонами капитана второго ранга. Протокол соблюден изящно и тонко: с одной стороны, вроде бы кавторанг почти ровня по званию Несвицкому, всего на ступень ниже; но, учитывая место службы последнего, – не совсем и ровня... И в тоже время чин достаточно высокий, чтобы дать понять гостю: его и представляемую им службу здесь весьма уважают, и кого попало встречать не пошлют...
– Добро пожаловать на борт «Святой Ольги», господин полковник! – капитан второго ранга поднес ладонь к козырьку, поручик скопировал его жест. Гвардионцы сделали «на караул», вскинув УОКи.
– Вольно! – махнул им рукой Несвицкий. Неформальным жестом протянул руку кавторангу:
– Несвицкий, Михаил Александрович.
– Барон фон Корф, Николай Оттович, – отрекомендовался флотский, ответив крепким рукопожатием.
Поручик приличиям был учен, и к руке не потянулся, лишь щелкнул каблуками и склонил голову в коротком полупоклоне:
– Гвардии поручик Гельметов, к вашим услугам, господин полковник.
– Как прошло путешествие, Михаил Александрович? – поинтересовался капитан второго ранга.
– Все в порядке, долетел благополучно, – коротко ответил Несвицкий.
Не рассказывать же, в самом деле, что бот едва не стал жертвой какого-то пилота-камикадзе, прорвавшегося сквозь боевой порядок истребителей прикрытия, и пришлось провести несколько не самых приятных минут жизни при перегрузке в семь «же». Наверняка на джамп-базе уже осведомлены о подробностях инцидента, и жаловаться не к лицу...
– Тогда извините, я понимаю: устали с дороги, но командующий просил немедленно по прибытии пожаловать на военный совет, – произнес капитан второго ранга.
Несвицкий кивнул. На совет так на совет. Для того, собственно, и прибыл на борт джамп-базы он, полковник Несвицкий, адъютант его превосходительства светлейшего князя Горчакова, генерал-фельдмаршала и наместника Его Императорского Величества на Бете Эридана.
Шагая длинным коридором, полковник удивился необычной легкости своих движений – постоянно приходилось сдерживаться, чтобы не передвигаться неприлично большими скачками. Система искусственной гравитации была явно настроена не на параметры, определяемые уставом. Половина «же», а то и меньше... Между тем спутники шагали так, словно ослабленная гравитация была для них привычной.
Интересно, в чем причина?
2
Степь здесь мало заслуживала такого названия, скорее напоминала полупустыню. А то и попросту пустыню...
Местность по мере приближения к Эрладийскому нагорью повышалась, иссушенная жаркими лучами Беты Эридана, ручьи и родники исчезали, редкие реки текли лишь весной, а летом превращались в цепочки не соединявшихся между собой озер, постепенно высыхающих. И лишь вокруг тех озер, вдоль их влажных берегов, росли нормальные травы, и кустарники, и деревья.
Но чуть дальше, уже через сотню-другую шагов, начиналась пустыня. Не песчаная, а каменистая: поверхность – сплошная каменная крошка, и валяются на ней камни покрупнее – с кулак, с голову, и разбросаны кое-где валуны, остатки древних, почти до основания разрушившихся Эрладийских гор. Росло кое-что и там: перекрученные, ядовитыми шипами ощетинившиеся стебли, почти лишенные листвы, один от другого в нескольких метрах.
А еще – ядовитые испарения, время от времени вырывающиеся из трещин в скальных породах. И жесткое излучение с весьма необычным спектром: вроде ты жив-здоров, и волосы не выпадают, и кровь в порядке, но дети рождаются такие, что лучше б и не рождались...
Гиблая, в общем, местность.
Лет тридцать с лишним назад, вскоре после того, как прогнали кровопийц-эксплуататоров и повсеместно стирали с карты ненавистные народу названия, собрались было переименовать и Эрладу, и даже название придумали новое, правильное: Кразнара, да засомневались: называть в честь красного знамени революции места эти проклятые?! Так и остались предгорья и пустыня Эрладой...
...Десантировали их за час до рассвета, а подняли по тревоге вообще вскоре после полуночи, не позволив толком не выспаться. Многие досыпали в трюме десантного глайдера, на полу, в тесноте, вповалку, никаких удобств внутри железной коробки не имелось, даже откидные сидения демонтированы – лишь бы впихнуть побольше бойцов. Олегу еще повезло, устроился у самого борта, и лишь с одной стороны давили горячие тела товарищей.
Повезло-то повезло, но... Десантный глайдер – жестянка, по большому счету. Кое-какой броней прикрыта лишь кабина экипажа да еще двигательный отсек, а тоненькие борта трюма, в который загнали курсантов училища младкомсостава, прошьет даже очередь из самого захудалого пулемета, самыми обычными пулями... Тем, кто в центре, еще может повезти, а вот он, Олег... Ладно бы в руку или в ногу, а если в голову? Или в сердце? Получить геройское ранение можно, но чтобы насовсем... Обидно погибать, не повоевав, не убив ни одного имперского гада... И с девушками толком не целовавшись...
Поразмыслив, Олег натянул шлем, затем переместил вещмешок, служивший импровизированной подушкой, – положил так, чтобы получилась преграда между телом и тонким металлом борта. Запихал туда же сумку с противогазом, все-таки еще один лишний защитный слой на пути вражеской пули...
Запихал, сам понимая, каким идиотом выглядит, цифры ТТХ их заставляли учить так, чтобы от зубов отскакивало, и пробивную способность стрелкового оружия знал прекрасно... Но ведь недаром говорят, что лишняя соломинка ломает спину свиноруху?! Значит, и металлопластиковый корпус противогазного фильтра способен хоть немного, но изменить траекторию пули, а большего Олегу и не надо.
Добрались до точки высадки без приключений. Куда именно? А кто же им докладывал... Люк распахнулся, за ним – ночь. Команда: «Все наружу! С вещами и оружием!» Будущий младкомсостав выпрыгивал из глайдеров, строился по отделениям, повинуясь новым командам.
Выпрыгнул и Олег, встал в строй. Фары глайдеров погашены, ничего толком не разглядеть...
Где-то шел бой, далеко, в нескольких километрах. На горизонте небо раздирали огненные вспышки, доносился ослабленный расстоянием грохот.
Незнакомый командир прошелся перед строем – форма запыленная, голова перевязана, петлицы Олег не сумел рассмотреть во мраке. Долгих речей перевязанный не разводил:
– Товарищи курсанты! Командованием поставлена задача огромной важности! Враг рвется к Эрладийским рудникам. Его надо остановить. Здесь. Нам. Любой ценой. Пока мы живы, ни один имперский танк, ни один глайдер не должен пройти к Эрладе.
Обвел строй взглядом, хотя наверняка мог разглядеть лица только самых ближних к себе курсантов. Вроде бы хотел сказать что-то еще, но не сказал, махнул рукой и скомандовал другим тоном:
– Приступить к разгрузке! Командиры рот – ко мне за инструктажем.
Принимая из грузового люка и передавая дальше длинные тяжелые ящики, Олег недоумевал. Что же получается? Десять долгих месяцев их учили на командиров, и почти выучили, и вдруг – под танки! Нет, он понимает, что приказ есть приказ, и обсуждать его бессмысленно, но... Но ведь в должности командира взвода он, Олег, принес бы больше пользы...
Закончили разгрузку, тут и ротный вернулся, лицом мрачней тучи. Построил роту в колонну, повел куда-то в темноту. Четыре ящика из выгруженных понесли с собой. Всего четыре на девяносто человек. В ящиках, знал Олег, лежали «нюшки»... Отчего такое прозвище закрепилось за портативными излучательными комплексами для борьбы с наземными и низколетящими целями, неизвестно. Однако вот прикипело название, и официальную аббревиатуру никто не поминает... «Нюшка» – оружие простое, но эффективное. Жаль, что фактически одноразовое, даже сменные аккумуляторы в комплект не входят... Но если хорошенько замаскировать огневую точку, то с нескольких сотен метров любую бронемашину «нюшка» превратит в кусок мертвого металла, со спекшейся электроникой и хорошенько поджаренным экипажем. Если сильно повезет, и противник замешкается, не сразу накроет расчет ответным ударом, то можно успеть превратить в металлолом еще один танк или бронеглайдер...
Четыре «нюшки» – для восьми человек. А остальные? Будут палить из личного стрелкового в надвигающуюся железную смерть? Это ведь только героический солдат Владлен Октябрёв в бесконечном мультсериале о своих похождениях умудряется угодить из подствольника то в воздухозаборник пикирующего на него штурмовика, а то и прямиком в дуло танковой пушки, подрывая в ней готовый к выстрелу снаряд... В реальной жизни на такое рассчитывать глупо.
Понимал это не один лишь Олег. Потому что в затылок послышался хриплый сдавленый шепот:
– На убой ведут, парни. Даже ведь УОКов нет... Камнями в танки кидать будем? Имперцы тут пройдут, нас не заметив, лишь потом глянут: что там к гусеницам прилипло?
Олег не сразу, но понял, кому принадлежал шепот: Позар-рыжий, из второго взвода, у них там два Позара, вот и различают по мастям: рыжий да черный...
Рыжий продолжал бубнить о полной бессмысленности предстоящей гибели, и Олег собрался было заткнуть паникера, но кто-то успел раньше:
– Смолкни, сука! Не хорони до срока!
Позар обиженно замолчал. Шагали молча и недолго, с полчаса где-то. Остановились, новая команда: разойтись, перекурить, оправиться. Перекурили, старательно пряча огоньки папирос кто в ладонях, кто под полой. Оправились, кому приспичило. Посидели на вещмешках – жесткие, с острыми сколами камни больно впивались в тело даже сквозь форму. Перекурили еще... Помалу начал донимать холод, Олег удивился: он-то считал, что Эрлада – место куда как жаркое... Кто-то высказал то же самое удивление вслух, другой голос пояснил: тут всегда так, днем жара дикая, ночью холодрыга, оттого-то и камни трескаются, на куски рассыпаются... Подожди, часа через три после рассвета так припечет, что холодок этот ночной за счастье вспоминать будешь. Рыжий встрял снова: а дадут ли нам дожить до жары-то? Ох как сомнительно...
Тут уж Олег, успевший всё хорошенько обдумать, его оборвал: хватит панику сеять! Не дурней же тебя командование? Ясней ясного, что танки до нас не доедут, разве что один или два через передовые рубежи прорвутся. Ну и поджарим имперцев из «нюшек», молодым командирам боевой опыт не помешает.
Рыжий паникер хотел что-то возразить, но тут Жега-взводный подошел, и разговоры стихли. Поднял своих, провел чуть левее, – вот, дескать, наша позиция. Окопаться и приготовиться к обороне.
Оставался бы у них комвзвода по-прежнему старшина Умзар, как в первые месяцы обучения, – уж точно бы такую глупость не сморозил. Бывалый был мужичок, в гражданскую повоевавший. Но как новая война началась, всех старых взводных из училища тут же забрали, взамен назначили из своих же курсантов: практикуйтесь, дескать, товарищи будущие командиры.
А Жега, конечно, из успевающих курсантов был, но...
Окопайтесь... Ну-ну... Потыкали для вида саперными лопатками в камень – приказ есть приказ. Да только тут самый захудалый окопчик долбить полгода придется, если, конечно, без взрывчатки или лазерного бура.
Жега и сам сообразил, что промашка вышла, призадумался и новый приказ выдал: валуны используйте, да бруствера выкладывайте из камней, тех, что поменьше.
Стали использовать и выкладывать... Но валунов на всех не хватало, да и камни не больно густо тут рассыпаны оказались, хилые бруствера получались, даже не спрятаться толком, не то что огонь вести.
А Олег к взводному, по всей форме, негромко так:
– Разрешите обратится, товарищ комвзвода? По личному делу?
И в сторону кивнул, и лицо серьезное изобразил: мол, личное дело-то, да не совсем...
Отошли. Олег резину тянуть не стал: так мол и так, товарищ Жегвар, пособник врага среди у нас обнаружился, вернее, не совсем у нас, – во втором взводе. Панику сеет, людей смущает, вот-вот к дезертирству подбивать начнет. Или сам, один в ночь смоется, ищи его потом всем училищем, пустыню на жаре прочесывай.
Жега лицом помрачнел, ушел куда-то. К ротному начальству, надо понимать. И вскоре вестовой прибежал, за Олегом: курсант Ракитин, бегом до комроты!
Рассветало...
У большой скалы несколько человек собрались. Сам ротный, и Жега, и Стален, второго взвода командир. Курсантов трое – из тех, что речи рыжего слышали. И Позар тут же – без оружия стоял, без шлема, без ремня...
Комроты подошедшему Олегу планшетку в руки сунул, да бумаги лист, да ручку: пиши, секретарем будешь.
Олег не понял: каким секретарем? Ротный прошипел: трибунала, мать твою! И голос злобный-злобный...
Ну дела... Олег-то думал, что Позара под арест, да на гауптвахту, а потом рядовым на фронт, не нужен нам комсостав с такими-то мыслями... Как бы не так. Ротный пару вопросов свидетелям задал, к рыжему повернулся: чем оправдаешься?
Тот оправдываться не стал. На Олега уставился, одно твердит: сука, сука, сука... Голос бабий стал какой-то, чуть не рыдающий.
А ротный уже Жегу и Сталена в сторону тянет, совещаться. И тут же обратно вернулись. Комроты приговор огласил, быстро так, Олег записывать не успевал, какие-то обрывки фраз только на листок попадали: «по законам военного времени...», «решили единогласно...», «привести в исполнение немедленно...»
Олег не сразу понял, что пишет. Думал, ослышался.
Расстрел??!!
За слова, по глупости сказанные?!
А ротный уже на Олега показывает, скрежещет:
– Ты изменника выявил, тебе и точку ставить!
Час от часу не легче... Может, пугает ротный Позара? Чтоб на всю жизнь проникся, каково языком трепать?
Рыжий дожидаться и проверять: так оно, или нет, – не стал. Только что стоял обмякший, словно сонный, и вдруг закатал ближнему курсанту кулачищем между глаз. Да как побежит!
Ба-бах! – рявкнул пистолет ротного.
Позара вперед швырнуло, рухнул, лежит, не шевелится... Кровь по камням разползаться начала...
А Олег смотрел и поверить не мог, что всё наяву, взаправду. Казалось, задремал все-таки в глайдере, разморило, и вот-вот проснется от команды «Все наружу! С вещами и оружием!»
Местность по мере приближения к Эрладийскому нагорью повышалась, иссушенная жаркими лучами Беты Эридана, ручьи и родники исчезали, редкие реки текли лишь весной, а летом превращались в цепочки не соединявшихся между собой озер, постепенно высыхающих. И лишь вокруг тех озер, вдоль их влажных берегов, росли нормальные травы, и кустарники, и деревья.
Но чуть дальше, уже через сотню-другую шагов, начиналась пустыня. Не песчаная, а каменистая: поверхность – сплошная каменная крошка, и валяются на ней камни покрупнее – с кулак, с голову, и разбросаны кое-где валуны, остатки древних, почти до основания разрушившихся Эрладийских гор. Росло кое-что и там: перекрученные, ядовитыми шипами ощетинившиеся стебли, почти лишенные листвы, один от другого в нескольких метрах.
А еще – ядовитые испарения, время от времени вырывающиеся из трещин в скальных породах. И жесткое излучение с весьма необычным спектром: вроде ты жив-здоров, и волосы не выпадают, и кровь в порядке, но дети рождаются такие, что лучше б и не рождались...
Гиблая, в общем, местность.
Лет тридцать с лишним назад, вскоре после того, как прогнали кровопийц-эксплуататоров и повсеместно стирали с карты ненавистные народу названия, собрались было переименовать и Эрладу, и даже название придумали новое, правильное: Кразнара, да засомневались: называть в честь красного знамени революции места эти проклятые?! Так и остались предгорья и пустыня Эрладой...
...Десантировали их за час до рассвета, а подняли по тревоге вообще вскоре после полуночи, не позволив толком не выспаться. Многие досыпали в трюме десантного глайдера, на полу, в тесноте, вповалку, никаких удобств внутри железной коробки не имелось, даже откидные сидения демонтированы – лишь бы впихнуть побольше бойцов. Олегу еще повезло, устроился у самого борта, и лишь с одной стороны давили горячие тела товарищей.
Повезло-то повезло, но... Десантный глайдер – жестянка, по большому счету. Кое-какой броней прикрыта лишь кабина экипажа да еще двигательный отсек, а тоненькие борта трюма, в который загнали курсантов училища младкомсостава, прошьет даже очередь из самого захудалого пулемета, самыми обычными пулями... Тем, кто в центре, еще может повезти, а вот он, Олег... Ладно бы в руку или в ногу, а если в голову? Или в сердце? Получить геройское ранение можно, но чтобы насовсем... Обидно погибать, не повоевав, не убив ни одного имперского гада... И с девушками толком не целовавшись...
Поразмыслив, Олег натянул шлем, затем переместил вещмешок, служивший импровизированной подушкой, – положил так, чтобы получилась преграда между телом и тонким металлом борта. Запихал туда же сумку с противогазом, все-таки еще один лишний защитный слой на пути вражеской пули...
Запихал, сам понимая, каким идиотом выглядит, цифры ТТХ их заставляли учить так, чтобы от зубов отскакивало, и пробивную способность стрелкового оружия знал прекрасно... Но ведь недаром говорят, что лишняя соломинка ломает спину свиноруху?! Значит, и металлопластиковый корпус противогазного фильтра способен хоть немного, но изменить траекторию пули, а большего Олегу и не надо.
Добрались до точки высадки без приключений. Куда именно? А кто же им докладывал... Люк распахнулся, за ним – ночь. Команда: «Все наружу! С вещами и оружием!» Будущий младкомсостав выпрыгивал из глайдеров, строился по отделениям, повинуясь новым командам.
Выпрыгнул и Олег, встал в строй. Фары глайдеров погашены, ничего толком не разглядеть...
Где-то шел бой, далеко, в нескольких километрах. На горизонте небо раздирали огненные вспышки, доносился ослабленный расстоянием грохот.
Незнакомый командир прошелся перед строем – форма запыленная, голова перевязана, петлицы Олег не сумел рассмотреть во мраке. Долгих речей перевязанный не разводил:
– Товарищи курсанты! Командованием поставлена задача огромной важности! Враг рвется к Эрладийским рудникам. Его надо остановить. Здесь. Нам. Любой ценой. Пока мы живы, ни один имперский танк, ни один глайдер не должен пройти к Эрладе.
Обвел строй взглядом, хотя наверняка мог разглядеть лица только самых ближних к себе курсантов. Вроде бы хотел сказать что-то еще, но не сказал, махнул рукой и скомандовал другим тоном:
– Приступить к разгрузке! Командиры рот – ко мне за инструктажем.
Принимая из грузового люка и передавая дальше длинные тяжелые ящики, Олег недоумевал. Что же получается? Десять долгих месяцев их учили на командиров, и почти выучили, и вдруг – под танки! Нет, он понимает, что приказ есть приказ, и обсуждать его бессмысленно, но... Но ведь в должности командира взвода он, Олег, принес бы больше пользы...
Закончили разгрузку, тут и ротный вернулся, лицом мрачней тучи. Построил роту в колонну, повел куда-то в темноту. Четыре ящика из выгруженных понесли с собой. Всего четыре на девяносто человек. В ящиках, знал Олег, лежали «нюшки»... Отчего такое прозвище закрепилось за портативными излучательными комплексами для борьбы с наземными и низколетящими целями, неизвестно. Однако вот прикипело название, и официальную аббревиатуру никто не поминает... «Нюшка» – оружие простое, но эффективное. Жаль, что фактически одноразовое, даже сменные аккумуляторы в комплект не входят... Но если хорошенько замаскировать огневую точку, то с нескольких сотен метров любую бронемашину «нюшка» превратит в кусок мертвого металла, со спекшейся электроникой и хорошенько поджаренным экипажем. Если сильно повезет, и противник замешкается, не сразу накроет расчет ответным ударом, то можно успеть превратить в металлолом еще один танк или бронеглайдер...
Четыре «нюшки» – для восьми человек. А остальные? Будут палить из личного стрелкового в надвигающуюся железную смерть? Это ведь только героический солдат Владлен Октябрёв в бесконечном мультсериале о своих похождениях умудряется угодить из подствольника то в воздухозаборник пикирующего на него штурмовика, а то и прямиком в дуло танковой пушки, подрывая в ней готовый к выстрелу снаряд... В реальной жизни на такое рассчитывать глупо.
Понимал это не один лишь Олег. Потому что в затылок послышался хриплый сдавленый шепот:
– На убой ведут, парни. Даже ведь УОКов нет... Камнями в танки кидать будем? Имперцы тут пройдут, нас не заметив, лишь потом глянут: что там к гусеницам прилипло?
Олег не сразу, но понял, кому принадлежал шепот: Позар-рыжий, из второго взвода, у них там два Позара, вот и различают по мастям: рыжий да черный...
Рыжий продолжал бубнить о полной бессмысленности предстоящей гибели, и Олег собрался было заткнуть паникера, но кто-то успел раньше:
– Смолкни, сука! Не хорони до срока!
Позар обиженно замолчал. Шагали молча и недолго, с полчаса где-то. Остановились, новая команда: разойтись, перекурить, оправиться. Перекурили, старательно пряча огоньки папирос кто в ладонях, кто под полой. Оправились, кому приспичило. Посидели на вещмешках – жесткие, с острыми сколами камни больно впивались в тело даже сквозь форму. Перекурили еще... Помалу начал донимать холод, Олег удивился: он-то считал, что Эрлада – место куда как жаркое... Кто-то высказал то же самое удивление вслух, другой голос пояснил: тут всегда так, днем жара дикая, ночью холодрыга, оттого-то и камни трескаются, на куски рассыпаются... Подожди, часа через три после рассвета так припечет, что холодок этот ночной за счастье вспоминать будешь. Рыжий встрял снова: а дадут ли нам дожить до жары-то? Ох как сомнительно...
Тут уж Олег, успевший всё хорошенько обдумать, его оборвал: хватит панику сеять! Не дурней же тебя командование? Ясней ясного, что танки до нас не доедут, разве что один или два через передовые рубежи прорвутся. Ну и поджарим имперцев из «нюшек», молодым командирам боевой опыт не помешает.
Рыжий паникер хотел что-то возразить, но тут Жега-взводный подошел, и разговоры стихли. Поднял своих, провел чуть левее, – вот, дескать, наша позиция. Окопаться и приготовиться к обороне.
Оставался бы у них комвзвода по-прежнему старшина Умзар, как в первые месяцы обучения, – уж точно бы такую глупость не сморозил. Бывалый был мужичок, в гражданскую повоевавший. Но как новая война началась, всех старых взводных из училища тут же забрали, взамен назначили из своих же курсантов: практикуйтесь, дескать, товарищи будущие командиры.
А Жега, конечно, из успевающих курсантов был, но...
Окопайтесь... Ну-ну... Потыкали для вида саперными лопатками в камень – приказ есть приказ. Да только тут самый захудалый окопчик долбить полгода придется, если, конечно, без взрывчатки или лазерного бура.
Жега и сам сообразил, что промашка вышла, призадумался и новый приказ выдал: валуны используйте, да бруствера выкладывайте из камней, тех, что поменьше.
Стали использовать и выкладывать... Но валунов на всех не хватало, да и камни не больно густо тут рассыпаны оказались, хилые бруствера получались, даже не спрятаться толком, не то что огонь вести.
А Олег к взводному, по всей форме, негромко так:
– Разрешите обратится, товарищ комвзвода? По личному делу?
И в сторону кивнул, и лицо серьезное изобразил: мол, личное дело-то, да не совсем...
Отошли. Олег резину тянуть не стал: так мол и так, товарищ Жегвар, пособник врага среди у нас обнаружился, вернее, не совсем у нас, – во втором взводе. Панику сеет, людей смущает, вот-вот к дезертирству подбивать начнет. Или сам, один в ночь смоется, ищи его потом всем училищем, пустыню на жаре прочесывай.
Жега лицом помрачнел, ушел куда-то. К ротному начальству, надо понимать. И вскоре вестовой прибежал, за Олегом: курсант Ракитин, бегом до комроты!
Рассветало...
У большой скалы несколько человек собрались. Сам ротный, и Жега, и Стален, второго взвода командир. Курсантов трое – из тех, что речи рыжего слышали. И Позар тут же – без оружия стоял, без шлема, без ремня...
Комроты подошедшему Олегу планшетку в руки сунул, да бумаги лист, да ручку: пиши, секретарем будешь.
Олег не понял: каким секретарем? Ротный прошипел: трибунала, мать твою! И голос злобный-злобный...
Ну дела... Олег-то думал, что Позара под арест, да на гауптвахту, а потом рядовым на фронт, не нужен нам комсостав с такими-то мыслями... Как бы не так. Ротный пару вопросов свидетелям задал, к рыжему повернулся: чем оправдаешься?
Тот оправдываться не стал. На Олега уставился, одно твердит: сука, сука, сука... Голос бабий стал какой-то, чуть не рыдающий.
А ротный уже Жегу и Сталена в сторону тянет, совещаться. И тут же обратно вернулись. Комроты приговор огласил, быстро так, Олег записывать не успевал, какие-то обрывки фраз только на листок попадали: «по законам военного времени...», «решили единогласно...», «привести в исполнение немедленно...»
Олег не сразу понял, что пишет. Думал, ослышался.
Расстрел??!!
За слова, по глупости сказанные?!
А ротный уже на Олега показывает, скрежещет:
– Ты изменника выявил, тебе и точку ставить!
Час от часу не легче... Может, пугает ротный Позара? Чтоб на всю жизнь проникся, каково языком трепать?
Рыжий дожидаться и проверять: так оно, или нет, – не стал. Только что стоял обмякший, словно сонный, и вдруг закатал ближнему курсанту кулачищем между глаз. Да как побежит!
Ба-бах! – рявкнул пистолет ротного.
Позара вперед швырнуло, рухнул, лежит, не шевелится... Кровь по камням разползаться начала...
А Олег смотрел и поверить не мог, что всё наяву, взаправду. Казалось, задремал все-таки в глайдере, разморило, и вот-вот проснется от команды «Все наружу! С вещами и оружием!»
3
– Господа офицеры!
Присутствующие встали, кое у кого звякнули при этом шпоры, – у числившихся на службе в гвардейской кавалерии; какие уж лошади в век подпространственных звездолетов, однако – традиция-с...
Вошел флаг-адмирал Истомин. Полковник не был знаком с ним лично, и изумился: неужели это тот самый мололодцеватый пожилой мужчина с роскошными бакенбардами, которого изображают на официальных стереопортретах?
Бакенбарды, впрочем, наличествовали, – точь-в-точь как на портретах. Но выглядел флаг-адмирал старой развалиной... Неуверенным жестом поприветствовал присутствующих, прошаркал к креслу, тяжело в него опустился.
«Вот почему здесь такая низкая гравитация, – догадался Несвицкий. – Чтобы ординарцам не приходилось вести под белы ручки его превосходительство господина командующего флотом. Однако... На джамп-базе почти три тысячи экипажа, и всем грозит мышечная атрофия, – из-за того лишь, что Государь не решается отправить на заслуженный отдых эту живую легенду гражданской войны...»
Вел совет контр-адмирал Мезенцев – энергичный мужчина лет на двадцать моложе своего непосредственного начальника. Полковник заподозрил, что и на поле боя командует он, отдавая приказы от лица командующего. Но оно и к лучшему, если вдуматься.
– Господа! – начал контр-адмирал. – Мы собрались здесь, чтобы принять ряд непростых решений. Все вы, очевидно, информированы, что битва за космическое пространство в этом секторе Эридана закончилась. Закончилась нашей самой безоговорочной и решительной победой.
Несвицкий украдкой поморщился, вспомнив недавнее свое путешествие: перегрузки, притиснувшие его к креслу в пассажирском отсеке космобота, – мечущегося, уворачивающегося от лазерных лучей и гаусс-разрядов. И свое чувство обреченного бессилия вспомнил полковник: жить тебе или умереть, – зависит вовсе не от тебя, от мужества и умения других людей, да и просто от прихоти фортуны...
Мезенцев, словно подслушав мысли полковника, продолжал:
– Здесь, на орбите Елизаветы, мятежникам еще удается осуществлять отдельные вылазки. Но, уверяю вас, вопрос будет окончательно решен не то что в ближайшие дни – в ближайшие часы. Подпространственный Портал, посредством которого мятежники могли получать помощь извне, уничтожен вчера. Оба космодрома после наших ударов с орбиты стали практически непригодны для использования, и восстановить их мы уже не позволим. Единичные запуски враг осуществляет с замаскированных стартовых площадок, небольших, не позволяющих поднять содинения, представляющие сколько бы серьезную угрозу, и наши доблестные истребители...
Полковник перестал вслушиваться в гладко звучащую речь Мезенцева. Песня старая и хорошо известная: всем победам мы обязаны героическому флоту, а сухопутчики, высадившись на планеты, приходят уже на готовое... Старенький командующий не то благосклонно кивал, слушая о недавних подвигах своих подчиненных, не то клевал носом в приступе дремоты.
Несвицкий внимательно разглядывал собравшихся людей. Офицеры-армейцы тоже слушали контр-адмирала без энтузиазма, и наверняка имели собственное мнение о том, кто несет на себе главную тяжесть войны: в космосе, дескать, сражаться проще – враг виден издалека, не спрячется, не забъется в крысиную норку, а попробуйте-ка очистить от враждебного элемента поверхность планеты, особенно когда открытый бой сменяется затяжной партизанской войной.
Единственный среди собравшихся офицеров человек в штатском виц-мундире, естественно, вызывал любопытство. Полковник присмотрелся к его петлицам: надворный советник, проходит службу по Министерству возвращенных территорий. Надо полагать, представитель вновь назначенной гражданской администрации Елизаветы – или, как ее называют мятежники, Умзалы.
Контр-адмирал Мезенцев тем временем наконец закончил живописать подвиги своих орлов и соколов, – доблестных экипажей героических боевых единиц космофлота. И перешел непосредственно к тем вопросам, кои и надлежало решить на совете:
– Теперь, господа офицеры, о главном. Флот свою стратегическую задачу выполнил: сопротивление на орбите сломлено, высадка произведена, плацдарм захвачен и в настоящий момент расширяется. Дальнейшие задачи должны решаться уже в плотном взаимодействии с сухопутными войсками, с силами внутренней безопасности и с гражданской администрацией. Однако сопротивление мятежников, наголову разбитых в космосе, на поверхности Елизаветы продолжается с прежним ожесточением. Да, мы одержали викторию на одном континенте. На главном, но на одном. Всего же их на планете, напомню, пять, а если учесть, что Новая Аляска и Земля Чигиринского хоть и почитаются географами за острова, но от материков с точки зрения стратегии не отличаются, то нам придется повторять операцию высадки еще шесть раз. Как вы знаете, сколько-либо существенного морского флота, способного преодолеть океанские просторы – коим, захватив его, мы смогли бы воспользоваться, – на планете не имеется. Значит, предстоят суборбитальные десантные операции. Командование флота считает, что если потери, нанесенные вражескими ПВО и ПКО наземного базирования нашим штурмовикам и десант-ботам, вырастут в семь раз, – подобный ущерб существенно скажется на боеспособности флота. Держать же на орбите джамп-базу и три линкора для концентрированного подавления очагов сопротивления, – подобное решение никак нельзя признать разумным. Лишившись столь значительной части главных ударных сил, флот потеряет стратегическую инициативу в масштабах всей звездной системы. Наше победоносное и стремительное наступление превратится в череду локальных сражений между маневренными соединениями звездных крейсеров, мятежники получат время и возможность для мобилизации и перегруппировки сил, и последствия того могут быть весьма плачевны. Такова общая ситуация, таковы стоящие перед нами непростые задачи, и я жду ваших взвешенных советов, господа, о способах их решения. Прошу вас выступить первым, Сергей Анатольевич. Господа офицеры, кто не знаком, рекомендую: флаг-капитан князь Игнатьев-Центаврийский, за недавние мужество и героизм, проявленные при ликвидации орбитальной обороны мятежников, удостоен высочайшей благодарности и звания флигель-адъютанта Его Императорского Величества, в настоящее время исполняет обязанности командира эскадры легких крейсеров, и, я уверен, вскоре будет постоянно утвержден в этой должности.
Князь – высокий, статный, с благородной сединой в шевелюре – поднялся, коротко поклонился присутствующим.
«Героизм героизмом, но четыре крейсера второго ранга в орбитальных сражениях потеряны, – подумал Несвицкий, – в том числе флагман эскадры. И погиб ее командир, милейший Карл Иванович фон Энквист, человек удивительной доброты, прославившийся на весь флот чутким и тактичным отношением к подчиненным...»
Князь же Игнатьев, как немедленно выяснилось, от излишней доброты не страдал. По крайней мере, проявлять ее в отношении продолжавших сопротивление мятежников не считал нужным.
– Задача ясна, – без обиняков заявил флаг-капитан. – Мы не можем губить лучшие силы флота лишь для того, чтобы сломить обреченных фанатиков. И не можем двигаться дальше, оставляя за спиной очаги сопротивления. Единственно возможный выход, по моему мнению, – добиться безоговорочной капитуляции противника. Выковыривать по одному рассредоточенные и хорошо замаскированные комплексы ПВО – значит, понести неоправданные потери техники, людей и времени. Предлагаю предъявить мятежникам ультиматум о немедленной капитуляции и затем провести серию акций устрашения. Уничтожать по одному городу в день – до основания, вместе с населением. Уверен, через неделю сопротивление будет сломлено.
– В свое ли вы уме, господин флаг-капитан??!! – неожиданно рявкнул мощный, звучный голос, и Несвицкий вздрогнул, не поняв в первый момент, кому он принадлежит. Казалось, что в просторной кают-компании джамп-базы прозвучал пресловутый библейский «глас свыше».
Но нет, голос и слова принадлежали командующему. Флаг-адмирал резко поднялся с кресла и отнюдь не выглядел теперь дряхлой развалиной: плечи распрямлены, глаза мечут молнии... Несвицкий понял, что сейчас видит того, давнего героя гражданской, – остановившего молниеносное наступление флота мятежников, имевших подавляющее превосходство в силах, на ближних подступах к Новому Петербургу. Спасшего и столичную планету, и императорское семейство от беспощадной резни, позволившего провести плановую эвакуацию...
Годы, тем не менее, брали своё, – вспышка адмиральского гнева оказалась весьма недолгой. Командующий на глазах обмяк, плечи опустились, затем опустился в кресло и сам старик, – не сел, но буквально-таки свалился... Голос его зазвучал негромко, и с каждым словом звучал все тише:
– Там ведь живут люди, Сергей Анатольевич, как вы не понимаете... Некомбатанты, мирные обыватели... Наши люди... Русские люди....
В кают-компании повисла звенящая тишина, все посторонние звуки смолкли, офицеры напряженно вслушивались в слабеющие слова флаг-адмирала.
– Продолжайте, господа... – почти прошептал он. – И я надеюсь услышать более взвешенные предложения...
От армейцев выступил генерал-майор Славич. И тоже подверг критике идею флаг-капитана, хотя и выдвинул совсем иные резоны, чем командующий. А если мятежники не сдадутся? Тридцать с лишним лет прошло, господа, выросло новое поколение, настолько зараженное идеями коммунизма, что... Он, генерал, насмотрелся на освобожденном Новом Петербурге: фанатики, самые настоящие фанатики. Не все, конечно, но немалый процент... И этим фанатикам никакие жертвы не покажутся чрезмерными ради торжества их бредовых идей.
Тактику генерал предложил смешанную, половинчатую: неторопливо, не стремясь купить немедленную победу ценой ненужных жертв, уничтожать очаги сопротивления совместными силами армии и флота. Удары из космоса – но не главным вооружением линкоров и джамп-базы, не глобальные, уничтожающие всё и вся на большой площади. Вместо этого – конкретная отработка крейсерами и эсминцами конкретно выбранных целей, исключительно военных, разумеется. Плюс наземные операции сухопутчиков. Плюс локальные десанты спецназа, как армейского, так и флотского, а масштабную высадку на другие континенты совершать лишь после того, как потери в подобной операции не станут чрезмерными. Не станем гвоздить кувалдой, образно выразился генерал-майор, но измотаем врага уколами рапиры. Да, времени потребуется больше, – недели, может быть, месяцы. Но иного выхода он, Славич, не видит.
Присутствующие встали, кое у кого звякнули при этом шпоры, – у числившихся на службе в гвардейской кавалерии; какие уж лошади в век подпространственных звездолетов, однако – традиция-с...
Вошел флаг-адмирал Истомин. Полковник не был знаком с ним лично, и изумился: неужели это тот самый мололодцеватый пожилой мужчина с роскошными бакенбардами, которого изображают на официальных стереопортретах?
Бакенбарды, впрочем, наличествовали, – точь-в-точь как на портретах. Но выглядел флаг-адмирал старой развалиной... Неуверенным жестом поприветствовал присутствующих, прошаркал к креслу, тяжело в него опустился.
«Вот почему здесь такая низкая гравитация, – догадался Несвицкий. – Чтобы ординарцам не приходилось вести под белы ручки его превосходительство господина командующего флотом. Однако... На джамп-базе почти три тысячи экипажа, и всем грозит мышечная атрофия, – из-за того лишь, что Государь не решается отправить на заслуженный отдых эту живую легенду гражданской войны...»
Вел совет контр-адмирал Мезенцев – энергичный мужчина лет на двадцать моложе своего непосредственного начальника. Полковник заподозрил, что и на поле боя командует он, отдавая приказы от лица командующего. Но оно и к лучшему, если вдуматься.
– Господа! – начал контр-адмирал. – Мы собрались здесь, чтобы принять ряд непростых решений. Все вы, очевидно, информированы, что битва за космическое пространство в этом секторе Эридана закончилась. Закончилась нашей самой безоговорочной и решительной победой.
Несвицкий украдкой поморщился, вспомнив недавнее свое путешествие: перегрузки, притиснувшие его к креслу в пассажирском отсеке космобота, – мечущегося, уворачивающегося от лазерных лучей и гаусс-разрядов. И свое чувство обреченного бессилия вспомнил полковник: жить тебе или умереть, – зависит вовсе не от тебя, от мужества и умения других людей, да и просто от прихоти фортуны...
Мезенцев, словно подслушав мысли полковника, продолжал:
– Здесь, на орбите Елизаветы, мятежникам еще удается осуществлять отдельные вылазки. Но, уверяю вас, вопрос будет окончательно решен не то что в ближайшие дни – в ближайшие часы. Подпространственный Портал, посредством которого мятежники могли получать помощь извне, уничтожен вчера. Оба космодрома после наших ударов с орбиты стали практически непригодны для использования, и восстановить их мы уже не позволим. Единичные запуски враг осуществляет с замаскированных стартовых площадок, небольших, не позволяющих поднять содинения, представляющие сколько бы серьезную угрозу, и наши доблестные истребители...
Полковник перестал вслушиваться в гладко звучащую речь Мезенцева. Песня старая и хорошо известная: всем победам мы обязаны героическому флоту, а сухопутчики, высадившись на планеты, приходят уже на готовое... Старенький командующий не то благосклонно кивал, слушая о недавних подвигах своих подчиненных, не то клевал носом в приступе дремоты.
Несвицкий внимательно разглядывал собравшихся людей. Офицеры-армейцы тоже слушали контр-адмирала без энтузиазма, и наверняка имели собственное мнение о том, кто несет на себе главную тяжесть войны: в космосе, дескать, сражаться проще – враг виден издалека, не спрячется, не забъется в крысиную норку, а попробуйте-ка очистить от враждебного элемента поверхность планеты, особенно когда открытый бой сменяется затяжной партизанской войной.
Единственный среди собравшихся офицеров человек в штатском виц-мундире, естественно, вызывал любопытство. Полковник присмотрелся к его петлицам: надворный советник, проходит службу по Министерству возвращенных территорий. Надо полагать, представитель вновь назначенной гражданской администрации Елизаветы – или, как ее называют мятежники, Умзалы.
Контр-адмирал Мезенцев тем временем наконец закончил живописать подвиги своих орлов и соколов, – доблестных экипажей героических боевых единиц космофлота. И перешел непосредственно к тем вопросам, кои и надлежало решить на совете:
– Теперь, господа офицеры, о главном. Флот свою стратегическую задачу выполнил: сопротивление на орбите сломлено, высадка произведена, плацдарм захвачен и в настоящий момент расширяется. Дальнейшие задачи должны решаться уже в плотном взаимодействии с сухопутными войсками, с силами внутренней безопасности и с гражданской администрацией. Однако сопротивление мятежников, наголову разбитых в космосе, на поверхности Елизаветы продолжается с прежним ожесточением. Да, мы одержали викторию на одном континенте. На главном, но на одном. Всего же их на планете, напомню, пять, а если учесть, что Новая Аляска и Земля Чигиринского хоть и почитаются географами за острова, но от материков с точки зрения стратегии не отличаются, то нам придется повторять операцию высадки еще шесть раз. Как вы знаете, сколько-либо существенного морского флота, способного преодолеть океанские просторы – коим, захватив его, мы смогли бы воспользоваться, – на планете не имеется. Значит, предстоят суборбитальные десантные операции. Командование флота считает, что если потери, нанесенные вражескими ПВО и ПКО наземного базирования нашим штурмовикам и десант-ботам, вырастут в семь раз, – подобный ущерб существенно скажется на боеспособности флота. Держать же на орбите джамп-базу и три линкора для концентрированного подавления очагов сопротивления, – подобное решение никак нельзя признать разумным. Лишившись столь значительной части главных ударных сил, флот потеряет стратегическую инициативу в масштабах всей звездной системы. Наше победоносное и стремительное наступление превратится в череду локальных сражений между маневренными соединениями звездных крейсеров, мятежники получат время и возможность для мобилизации и перегруппировки сил, и последствия того могут быть весьма плачевны. Такова общая ситуация, таковы стоящие перед нами непростые задачи, и я жду ваших взвешенных советов, господа, о способах их решения. Прошу вас выступить первым, Сергей Анатольевич. Господа офицеры, кто не знаком, рекомендую: флаг-капитан князь Игнатьев-Центаврийский, за недавние мужество и героизм, проявленные при ликвидации орбитальной обороны мятежников, удостоен высочайшей благодарности и звания флигель-адъютанта Его Императорского Величества, в настоящее время исполняет обязанности командира эскадры легких крейсеров, и, я уверен, вскоре будет постоянно утвержден в этой должности.
Князь – высокий, статный, с благородной сединой в шевелюре – поднялся, коротко поклонился присутствующим.
«Героизм героизмом, но четыре крейсера второго ранга в орбитальных сражениях потеряны, – подумал Несвицкий, – в том числе флагман эскадры. И погиб ее командир, милейший Карл Иванович фон Энквист, человек удивительной доброты, прославившийся на весь флот чутким и тактичным отношением к подчиненным...»
Князь же Игнатьев, как немедленно выяснилось, от излишней доброты не страдал. По крайней мере, проявлять ее в отношении продолжавших сопротивление мятежников не считал нужным.
– Задача ясна, – без обиняков заявил флаг-капитан. – Мы не можем губить лучшие силы флота лишь для того, чтобы сломить обреченных фанатиков. И не можем двигаться дальше, оставляя за спиной очаги сопротивления. Единственно возможный выход, по моему мнению, – добиться безоговорочной капитуляции противника. Выковыривать по одному рассредоточенные и хорошо замаскированные комплексы ПВО – значит, понести неоправданные потери техники, людей и времени. Предлагаю предъявить мятежникам ультиматум о немедленной капитуляции и затем провести серию акций устрашения. Уничтожать по одному городу в день – до основания, вместе с населением. Уверен, через неделю сопротивление будет сломлено.
– В свое ли вы уме, господин флаг-капитан??!! – неожиданно рявкнул мощный, звучный голос, и Несвицкий вздрогнул, не поняв в первый момент, кому он принадлежит. Казалось, что в просторной кают-компании джамп-базы прозвучал пресловутый библейский «глас свыше».
Но нет, голос и слова принадлежали командующему. Флаг-адмирал резко поднялся с кресла и отнюдь не выглядел теперь дряхлой развалиной: плечи распрямлены, глаза мечут молнии... Несвицкий понял, что сейчас видит того, давнего героя гражданской, – остановившего молниеносное наступление флота мятежников, имевших подавляющее превосходство в силах, на ближних подступах к Новому Петербургу. Спасшего и столичную планету, и императорское семейство от беспощадной резни, позволившего провести плановую эвакуацию...
Годы, тем не менее, брали своё, – вспышка адмиральского гнева оказалась весьма недолгой. Командующий на глазах обмяк, плечи опустились, затем опустился в кресло и сам старик, – не сел, но буквально-таки свалился... Голос его зазвучал негромко, и с каждым словом звучал все тише:
– Там ведь живут люди, Сергей Анатольевич, как вы не понимаете... Некомбатанты, мирные обыватели... Наши люди... Русские люди....
В кают-компании повисла звенящая тишина, все посторонние звуки смолкли, офицеры напряженно вслушивались в слабеющие слова флаг-адмирала.
– Продолжайте, господа... – почти прошептал он. – И я надеюсь услышать более взвешенные предложения...
От армейцев выступил генерал-майор Славич. И тоже подверг критике идею флаг-капитана, хотя и выдвинул совсем иные резоны, чем командующий. А если мятежники не сдадутся? Тридцать с лишним лет прошло, господа, выросло новое поколение, настолько зараженное идеями коммунизма, что... Он, генерал, насмотрелся на освобожденном Новом Петербурге: фанатики, самые настоящие фанатики. Не все, конечно, но немалый процент... И этим фанатикам никакие жертвы не покажутся чрезмерными ради торжества их бредовых идей.
Тактику генерал предложил смешанную, половинчатую: неторопливо, не стремясь купить немедленную победу ценой ненужных жертв, уничтожать очаги сопротивления совместными силами армии и флота. Удары из космоса – но не главным вооружением линкоров и джамп-базы, не глобальные, уничтожающие всё и вся на большой площади. Вместо этого – конкретная отработка крейсерами и эсминцами конкретно выбранных целей, исключительно военных, разумеется. Плюс наземные операции сухопутчиков. Плюс локальные десанты спецназа, как армейского, так и флотского, а масштабную высадку на другие континенты совершать лишь после того, как потери в подобной операции не станут чрезмерными. Не станем гвоздить кувалдой, образно выразился генерал-майор, но измотаем врага уколами рапиры. Да, времени потребуется больше, – недели, может быть, месяцы. Но иного выхода он, Славич, не видит.