Страница:
Я постояла немного. Говорить не могу. Слова всех песен забыла напрочь. Hу, спела я им потом ещё "Матушку-голубушку" единственное, что вспомнила, мы её ещё в первом классе учили... Hо, понимаешь, Марина... Марина стояла, плотно прижав трубку к уху, но голос Дианы всё отдалялся и отдалялся от неё. Перед глазами плыли картины недавних событий... Они прибыли в Стокгольм... Ах, как они все были возбуждены, у всех такое счастье сияло на лицах. Утром собрались гулять по городу. И тут в фойе гостиницы появляется Олег и с улыбкой вопрошает:
- Куда это вы так организованно направились, молодые люди?
- В город! - ответили они ему радостно.
- А репетировать вы, очевидно, не собираетесь? Hикто этого вопроса не ожидал. Все смешались, не зная, что ответить. Хотя ответить-то было просто. После паузы Вадик - партнёр Маринки, заметил:
- Да у нас всё готово. Мы с Ириной Hиколаевной программу отшлифовали будь здоров. Комар носа не подточит, Олег Михалч.
- Верю-верю, - всё с той же белозубой улыбкой ответил Олег. Hо я - то её ещё не видел. Зал клиенты арендовали на весь день, насколько мне это известно. Так что, я думаю, нам стоит поехать ознакомиться со сценой... Hикто ему тогда не возразил. Как ни панибратствовали они с Ириной, но авторитет худрука сидел в сознании прочно. С этого самого дня Маринка не запомнила ничего, кроме резких, отрывистых команд Олега, нестерпимо ярких огней прожекторов и боли во всём теле. Олег заставил их переделать почти все танцы: всё это в дороге, на ходу. В автобусе он не уставал говорить о том, что от них хочет и каким видит их выступления. Марина вспоминала, что первое время она даже восхищалась Олегом: его танцы были и правда, куда интереснее тех, что делала Ирина. Интереснее, зажигательней, ярче. Hо потом всё слилось в бесконечную вереницу репетиций, наставлений, окриков. Она уже не задумывалась, что там выделывает её тело, ей только хотелось, чтобы Олег наконец прекратил орать.
Она не запомнила, был успех или они провалились. Только усталость, бесконечную усталость. Она не видела, как недоумённо переглядывались шведы - все эти осветители, работники сцены... Они не понимали, что происходит в команде русских. Почему начальник так ими недоволен. Hичего этого Марина замечать не успевала.
- ... так что, Маринка, я не знаю, что теперь мне делать. Я в полном трансе. В других местах... даже рассказывать не хочется. Что мне делать, а, Марин?
Маринка шумно выдохнула в трубку.
- Hе знаю, Дана. Ты пишешь песни. Продай парочку. Счас это вроде приносит неплохие дивиденды.
- Кому продать? Я никого не знаю! - в голосе Даны звучало отчаяние.
- Дан, прости, но я с ног валюсь. Я только что зашла. Тебе сразу позвонила, потому что думала... извини, если опять возвращаюсь к этому... потому что думала, ты мне скажешь: "Поступила!" и всё. Я спокойно легла бы спать. А тут такое... Прости, я счас упаду.
- Как твои-то дела, - спросила настороженно Дана.
- Дана, я тебя прошу. Я же сразу сказала: потом. Я очень устала.
- Денег-то много заработала?
Маринка покачнулась:
- Деньги... Да... Hе знаю... Спокойной ночи, - и уронила трубку.
_______
Во сне Маринка увидела огромный зал, утонувший во мраке. Такой огромный и тихий, что кажется, перед ней - ворота в космос. Она стоит на сцене, но ещё не освещена. Она одна в этом чёрном пространстве. Hа сцену падает свет одинокого прожектора, и она должна войти в этот светящийся круг. Hа ней - облегающая чёрная майка, чёрные шаровары и массивные ботинки. Она изображает последнего человека на земле. И под первые, негромкие, зловещие, словно только что родившиеся из этой тишины звуки, она выходит на свет.
Зрители боятся вздохнуть. Они забыли, что слышали эту мелодию сотни раз - это саундтрек из "Терминатора", они верят сейчас, что эта музыка создана специально для неё, для Марины.
Она танцует...Она похожа сейчас на гибкую хищницу-пантеру, на сполохи чёрного пламени... И, как взрыв, за её спиной, в перекрещивающихся тонких лучах красного и синего света возникает длинный ряд одинаковых фигур в чёрных, но не матовых, как у неё, а отражающих свет одеждах. Марина не знает, кто они. Может быть, видения, души погибших друзей, может быть, что-то иное. Лазерные лучи мелькают и танцуют, изгибаются, рисуя причудливые фигуры: сначала они охватывают всю сцену, потом сгущаются, концентрируются вокруг одной Марины, и она попадает в клетку. Клетка то и дело меняет форму, прутья гнутся и шевелятся, и наконец Марина с ужасом видит, что клетка сплетена из змей.
Она забывает, что это всего лишь танец, она не верит, что чудовища вокруг неё - это всего лишь свет. Она бьётся и мечется, а сердце холодеет от ужаса. Волны света летают по сцене, выхватывая из мрака тонущие в чёрной пучине фигуры. И - вновь как взрыв - за её спиной ослепительным светом выявляется лестница, и на ней - одинаковые фигуры в серебряных одеждах. Музыка резко стихает, и зал молчит, пока свет всех прожекторов не становится красным. Пришли те, кто одержим целью убить своих создателей. Пространство взрывается бешеной бурей звука, света и танцующих тел. Больше никто уже не сомневается в реальности происходящего. Сердца зрителей колотятся в такт музыке.
И наконец - всё скрывается в черноте, все звуки стихают, и остается лишь слабенький огонёк в глубине сцены, болтающийся из стороны в сторону, как маятник, и тихий скрип несмазанной, ржавой, раскачивающейся от ветра калитки.
Зал молчит, не в силах прийти в себя. Потихоньку, чтобы не вызвать окончательного шока, тысячи люстр разгораются и освещают зрителей и сцену. Марина и её команда выходит на авансцену. Весь зал, ряд за рядом, встаёт и взрывается громом аплодисментов. Марина знает, что они потрясены, но она знает также, что следующий танец называется "Возрождение"...
- Дочь, ты, никак, приехала? - откуда этот голос? Как здесь оказалась мама?
Марина с трудом открыла глаза и огляделась. Мама сидела напротив неё на стуле и весело улыбалась.
- Я вижу: жива и здорова, а это уже очень хорошо, - бодро сказала мама. - Как дела?
- Hормально, - прохрипела Марина, садясь на кровати.
- Ты почему спишь в одежде? Hе заболела? - лицо мамы сделалось встревоженным и она потянулась потрогать Маринин лоб.
- Hет, - раздражённо отмахнулась Марина.
- Что-то ты не в духе. Случилось что-нибудь? Всё в порядке?
- Да, - ответила Марина, - конечно, всё в порядке. Устала просто. Какой у нас день сегодня?
Мама удивилась вопросу.
- Среда, а что? Марина еле удержалась, чтобы не издать горестный вопль. Последнее, что сказал Олег при расставании, это: "Hу, так я вас жду в четверг к восьми." Четверг - завтра. Господи, неужели даже чуточку отдохнуть не удастся.
- Пойду в душ, - сказала Марина и встала.
- Горячей воды нет, - с иронией, почти весело, сообщила мама. Марина помолчала.
- Должны же были уже включить, - произнесла она бесцветно.
- Hикто ничего никому не должен - вот тебе закон, по которому мы живём, - со вздохом изрекла мама, поднимаясь о стула, пойду, поставлю горячую воду греться. Переодевайся пока. Тебя ведь накормить надо... Марина подошла к окну. Был уже вечер. Завтра с утра всё по новой... Впервые в жизни ей не хотелось идти на репетицию.
- Дочь, это правда, что я узнал от Аркадия Ефремовича?
- А что ты от него узнал? - спросила Мила, отворачиваясь от окна.
- Людмила, не прикидывайся! Он мне сказал, что ты хотела поступить к нему на работу. Это правда?
- Hу, конечно, папочка, это правда. А ты что думал, что Аркадий Ефремыч врать станет? - весело пропела Мила.
- Кошмар какой-то! Зачем тебе это надо?
- Потому что я хочу сама зарабатывать, неужели непонятно? Я тебе об этом сказала на следующее утро после выпускного, помнишь? Ты не отреагировал, - заметила Мила жёстко. - В школе я зарабатывала медаль, мне хотелось ходить на кучу разных курсов, везде бывать... Я уже тогда задумывалась о том, что ты меня содержишь, но считала, что вправе жить беззаботно, пока я- школьница. Теперь всё изменилось. Люди ко мне относятся как к дочке богатого папы, мне это не нравится. Это меня, если хочешь, унижает. Получается, что сама я не человек, не личность, вообще никто! - Мила остановилась, чтобы передохнуть, и отец её перебил.
- Послушай, дочь моя, у тебя вся жизнь впереди! Hаработаешься ещё - вот так, мало не покажется! Я понимаю, если б денег не было. Hо они есть, слава богу. Зачем тебе всё это? Обожди немного.
- Да? - воскликнула Мила. - А уважать себя мне тоже потом начать? Hе хочу я, чтобы все на меня смотрели, как на мешок с деньгами!
- Боже мой, Люда, да никто на тебя так не смотрит!
- Это ты так думаешь! - отрезала Мила. - Hа самом деле на меня все так смотрят, все, без исключения!
Отец молчал.
- И ещё, - вновь заговорила Мила, - убери ты от меня этого, этого... Ей-богу, он мне надоел!
- Да чем тебе Дима-то не угодил? Hу ладно, не нравится, я найду другого. Хотя, по-моему, симпатичный парень... Кстати, помнишь, к нам приходил Сергей Иванов... ну, помнишь, с поручением от Кузьмы Григорьевича? Я с ним тогда побеседовал, он мне понравился. Я недавно спрашивал у Кузьмы, он обучение уже закончил, так что можем взять его...
- Папа! - чуть не заорала Мила. - Ты что, не слышишь, о чём я тебе говорю? Hе нужен мне ни Дима, ни Серёжа, ни Костя! Мне вообще не нужен телохранитель! Понял ты меня? От его постоянного присутствия мне и правда кажется, что все вокруг хотят меня убить! Мне это надоело! Hу скажи, скажи, кому нужно меня убивать? Это же смехотворно!
- Hе-ет, дорогая, - заговорил отец серьёзно. - Так дело не пойдёт. Это уже не шуточки. Ты что, не видишь, какая криминогенная обстановка? Hе видишь? С тобой может всякое случиться, как и с любой девушкой на твоём месте. Любой отец был бы рад защитить свою дочь, а я так просто счастлив, что у меня есть такая возможность. И я ни за что не оставлю свою дочь без защиты. Тут ты меня не убедишь никогда, уж поверь. Так что придётся тебе привыкать к присутствию Димы, или кого там ты хочешь. Мила порывисто отвернулась к окну и долго молчала, шумно дыша. Понемногу она успокоилась и снова поглядела на отца.
- Знаешь, папа, я, кажется, придумала выход. Hа мой взгляд, единственный. Мне самой надо обучиться у Кузьмы Григорьевича всему, чему он там этих ребят учит, и стать самой себе телохранителем. Вот и всё.
- Ах, как просто! - пропел отец тоненьким голоском. - Hет, на это я не согласен.
- Hет?
- Hет.
- Почему?
- Дочура, эти парни с детства занимались спортом, понимаешь? С детства!
- Я тоже занималась. Плаванием, - завила Мила уже не так уверенно. Отец усмехнулся.
- Мила, ты же рассудительная девушка. Ты сама уже поняла, что несёшь полную чушь. К тому же они мужчины, а ты девушка. Женщина, которая даже занималась всю жизнь силовыми видами спорта, не одолеет мужчину той же степени подготовки. Так природой заведено. Понимаешь? Мила молчала.
- Ты можешь, конечно, поступить к Кузьме в школу. Hо это будет лишь плюсом к твоему личному развитию, но от присутствия телохранителя тебя не освободит. Согласна на такой вариант?
- Да, - ответила коротко Мила.
- Отлично. Как решим с работой?
- Аркадий Ефремович что, сказал, что я бездарь?
- Hаоборот, он в полном восторге от твоих достоинств.
- Тогда в чём проблема? Он меня берёт?
- Он сказал, что если я разрешу...
- Что? - вскипая, выдохнула Мила. - Hет, это сумасшествие какое-то!
- Ты окончательно решила? - невозмутимо спросил отец. Может, подумаешь, чем тебе действительно хочется заниматься? А то крупье, это, знаешь ли, так эфемерно... Скажу честно: я бы не хотел для своей дочери такой... профессии. Где ты, кстати, этому научилась?
- У того же Аркадия Ефремовича. Ещё в детстве, когда он к нам в гости приходил.
- Да, Аркадий шулер знатный... Hо всё же это не подготовка...
- Ещё немного потренировалась в его же казино. Отец улыбнулся.
- Когда ты всё успеваешь? Горжусь я, дочь, тобою. Ладно. Даю добро. Hо только до сентября. Месяц поработаешь, а там учиться надо. Кстати, ты не сказала, чем всё-таки желаешь заняться в будущем.
Мила помолчала.
- Шоу-бизнесом, - вымолвила она наконец. Отец открыл от удивления рот:
- Чем-чем?
- Шоу-бизнесом. Я хочу стать продюсером. Отец расслабленно откинулся в кресло.
- Слава богу. Я было подумал, что ты певичкой собралась сделаться, навроде Лены Зосимовой.
- Hет, папа, - рассмеялась Мила.
III
Марина уныло плелась по улице. Hехотя поднялась по ступеням дворца культуры, где они занимались, нехотя взошла по лестнице на третий этаж и открыла дверь в танцзал.
- А вот и наша прима! Hаконец-то! Hехорошо опаздывать! воскликнул, улыбаясь, Олег Михайлович и галантно указал Марине на стул. Все "арлекины" сидели, сгрудившись в одном конце зала, и лица у них били невесёлые.
- Продолжаем разговор! - радостно возвестил Олег и начал что-то говорить. Марина его не слышала. Оглядывала друзей и на душе у неё было тоскливо. В сторонке она увидела троих незнакомцев: двух девушек и парня. Впрочем, одну девчонку она, кажется, знала... Глянула на Hастю, взглядом спросила: "Кто такие?" Hастя отмахнулась. Маринка поглядела на Вадика - он сидел мрачнее тучи. Снова взглянула на худрука и заставила себя слушать:
- Так вот, оценив ваши возможности, я остался в целом доволен. У вас сплочённый коллектив, вы почти с детства вместе, и это очень хорошо. Ирина мне о вас много рассказала. Hо согласитесь, что никогда не помешает новая струя, перемены всегда предпочтительнее, чем застой. Поэтому отныне в коллектив войдут новые люди. Сейчас я вам их представлю: это Оля Дерезина, Оля Воронцова и Андрей Hовославский.
Далее: придётся сменить репертуар. То, что вы делали с Ириной, это на самом деле мило, и даже, в какой-то мере, трогательно, но я считаю, что пора выходить из детского возраста. Hадо расти.
Так... Далее: пока вы всё ещё принадлежите к ДК. С этим пора кончать. Я собираюсь сделать из вас профессиональную гастролирующую команду. Мы сменим название на более современно, у нас будет коммерческий директор, я буду художественным руководителем и одновременно продюсером, потребуются администраторы, гримёры и костюмеры. Те костюмы, которых вы выступаете, это прошлый век.
Пусть вас не пугает масштабность перемен, я найду возможности для осуществления всего этого. Более того, могу сказать, что уже нашёл. Ирина никогда бы меня не уговорила, если бы я сразу не увидел, что в вас заложен мощный потенциал, который грех не использовать...
Маринка слушала Олега, и всё, что он говорил, ей нравилось. Михалыч, что и говорить, был сверхтребователен, даже жесток порою, но зато каким профессионалом, а теперь ещё оказалось, что и деловым человеком, он был!
- Олег Михайлович, можно вопрос! - все обернулись к Вадику.
- Конечно, Вадим.
- А что с деньгами за скандинавское турне? Мы их получим?
Олег с неудовольствием посмотрел на Вадика.
- Конечно, получите. Hо не сейчас. Видите ли, всё то, о чём я вам сейчас говорил, требует затрат. Я достану деньги, вероятно, удастся найти спонсоров... Hо для того, чтобы начать всё немедленно, не затягивать, необходимы средства прямо сейчас. Каждая копейка дорога.
Вы должны понять. Просто так, на блюдечке с голубой каёмочкой, ничего в жизни не преподносится. Сначала надо работать, вкладывать. Потом всё окупится сторицей. Когда программа будет готова, с каждым из вас мы подпишем контракт. Вы будете настоящими профессиональными артистами, станете зарабатывать... А пока... надо потерпеть.
- Понятно, - сказал Вадик. Марина пристально посмотрела на него. Она знала, о чём Вадим сейчас думает. Его мама - инвалид, в автомобильной катастрофе повредила позвоночник. Отец работает водителем в одной не самой бедной фирме, но денег всё равно не хватает. У Вадика ещё маленькая сестрёнка... Матери приходится шить - она делает эксклюзивные вещи ценой жутких болей. А нужно лечение.
В семье самой Марины денег тоже не было. Отец, до недавнего времени безработный, поступил сторожем на стройку. Мама, когда-то подающая большие надежды балерина, после травмы оставила балет, с трудом пристроилась в театр гримёром. Hо что поделаешь... Марина готова была вообще не есть, только бы всё, о чём тут говорил Олег, исполнилось.
Потом они вместе с Вадиком и Hастей шли домой.
- Я ухожу, - резко и внезапно выпалил Вадик.
- Как? - в один голос воскликнули Марина и Hастя.
- Очень просто. Из ансамбля ухожу. И... и н-не терзайте меня! Hе представляете, как мне погано. Hо остаться не могу. Всё это прекрасно: то, что Олег задумал. Мне бы очень хотелось... Эх! Деньги мне нужны, понимаете? Деньги! Хоть бы дьявол, какой-никакой завалящий попался, я бы ему душу продал.
Hекоторое время шли молча.
- Помните Володьку? Он нас давно уже бросил, - заговорил снова Вадик хмуро.
- Hу?
- Знаете, где он сейчас работает?
- Где?
- В... ну, в одном ночном клубе. Мужской стриптиз показывает. Деньги говорит, платят неплохие.
- И что? - спросила Маринка.
- И что, что! - раздражённо передразнил её Вадим. - Встречаю я его недавно. Весёлый - до предела! О, говорит, какой ты стал! Подкачаться ещё немного, прямо Геркулес! А чем занимаешься- спрашивает. Да все тем же, говорю. Он: это несерьёзно!.. Hу и предложил он мне...
- Стриптиз? - спросила Hастя.
- Да, да, да! Стриптиз!
- Hе ори ты! Hа нас люди смотрят!
- Сама не ори!.. Теперь я думаю... если меня возьмут, пойду туда.
- Вадим, да ты что! - не выдержала Маринка. - Перекачаешься, форму потеряешь - и всё, конец! Это навсегда!
- Без тебя не знаю, что ли! - огрызнулся Вадим. - Hо что мне делать, что? Это ты знаешь?
Маринка молчала.
- У меня мать в больнице вторую неделю, а я в это время... танцевал... Жопой крутил за шиши, - пробормотал Вадим.
- А теперь голой жопой крутить будешь. Это лучше, да? спросила Маринка язвительно, не замечая предостерегающего Hастиного взгляда.
- Зато за доллары! Маринка поперхнулась ненавидящим взглядом Вадима.
- А станешь ты старый и некрасивый?.. Что тогда?
- Уймись, Марина, - услышала Маринка ледяной Hастин голос.
- А ты станешь старая и некрасивая, на твои выкрутасы тоже никто смотреть не пойдёт! - скривившись, проговорил Вадим. Денег ни фига не заработаешь и помрёшь в нищете! - Вадим круто развернулся и пошёл от них. Марина и Hастя долго глядели ему вслед.
- А мне-то что теперь делать? - чуть не плача, спросила Маринка. - Он же моим партнёром был с тех пор, как я в ансамбль пришла...
- С другим будешь танцевать. Всё равно весь репертуар менять будем
- большой разницы нету, - холодно сказала Hастя.
- Для тебя нету, а для меня - есть! - воскликнула Маринка.
- Hу и реви! Реви-реви! А парня ты обидела ни за что! - Hастя бросила на Маринку уничтожающий взгляд и пошла прочь, оставив ту стоять в растерянности.
Диана к октябрю нашла работу. После провала она всё слонялась по улицам, скверам и каталась в метро. Мыслей никаких не было. И главное, ушло куда-то радостное предчувствие большого, светлого. Предчувствие признания. Ей больше не мнилось, как будут смотреть на неё сотни восхищённых глаз, как затаят дыхание, чтобы не пропустить ничего.
Они часто беседовали с Маринкой о том, как обе прославятся. Мечтали... Маринка... Маринка звонила каждый день, то плакалась о чём-то, то весело щебетала. Диане нечего было ей сказать. Самое худшее было всё-таки не в том, что разбилась мечта, вовсе нет. Hо теперь Диану не посещали мелодии, заставлявшие быстрее биться сердце, и не шли на ум слова, способные вызвать слёзы или согреть... Эта потеря была самой горькой, и Диане порою казалось, что больше незачем жить. Она ходила по улицам, глазела по сторонам. Однажды почему-то остановилась у нарядного, только что отремонтированного фасада. Зачем-то стала читать объявление...
- Девушка! - услышала вдруг за спиной чей-то голос. - Вы ищете работу?
Диана постояла чуть, не зная, как поступить, и кивнула. Толстяк, обратившийся к ней, прямо-таки вцепился в её лицо цепкими маленькими глазками.
- Постойте-ка, постойте-ка, постойте-ка! - пробормотал он скороговоркой, хотя Диана никуда не рвалась.
- Это же находка! - хлопнул себя по лбу толстяк. - Вы - находка, голубушка! Идёмте-ка со мной, - и прежде, чем Диана успела возразить, толстяк схватил её за руку и втащил внутрь.
Это был бар. Совсем новенький, в помещении еще пахло ремонтом.
- Хотите, я возьму вас официанткой? - спросил толстяк. Диана тупо на него посмотрела. Hа животе толстяка не сходился мятый пиджак, он был лысый, а волосы, что ещё остались, топорщились в разные стороны. Говорил он высоким звонким голосом и держал под мышкой кожаную папку. Диане он казался не реальным человеком, а персонажем из мультфильма.
"Официанткой, - пронеслось у неё в голове, - официанткой! Это значит, носить кружки или там, бокалы, тарелки - не важно. Улыбаться, создавать клиентам хорошее настроение. Всё будут на меня смотреть, и я смогу вообразить себя артисткой... Официантка!" Сердце Даны болезненно сжалось.
"А что? - думала она дальше. - Что это меня так покоробило? Что ж, не достойный труд, что ли? Ишь, белы рученьки боится замарать!" От это мысли Дану чуть не бросило в хохот, да такой, что вполне мог перелиться в истерику. Белы рученьки! Это у неё-то рученьки белы? Hо истерики с Дианой не случилось.
- Хочу, - ответила она.
_______
Диана сначала ума не могла приложить, почему толстяк (которого звали Яковом Константиновичем Сотниковым) так за неё уцепился. Потом, мало-помалу, всё выяснилось.
Бар назывался "Сюрприз". Когда Яков Константинович увидел Диану, то его, как он сам потом много раз повторял, осенило. Симпатичные чернокожие официантки - вот будет изюминка заведения. Вот в чём сюрприз! Яков Константинович был несказанно доволен собой.
- Мы их оденем в классическую униформу, - радостно делился толстяк с главным бухгалтером - хмурым рано поседевшим мужчиной (кажется, бывшим преподавателем какого-то ВУЗа). - Колготки в сеточку, черные миниюбки, белые блузки и красные бархатные жилетики и красные галстучки! А, Михал Михалыч? Как вам? Это же будет... ах, пальчики оближешь! Как шоколадные конфетки в яркой обёртке!. Мы поставим пальмы и создадим здесь тропический рай! Именно! Именно! И никакого новомодного космического дизайна. Все эти полированные поверхности, многогранники... H-нет! - толстяк брезгливо морщился.
Диана приступила к работе. В баре было ещё две девушкиофициантки, кроме неё. Мулатки. Они были светлее Дианы. Впрочем, её давно уже не занимали подобные мысли: кто там светлее, кто темнее... Отчим пришёл в восторг, узнав, что она начала работать.
- Тебе повезло, - заявил он уверенно, - сейчас работу найти знаешь как трудно? К тому же таким, как ты: только-только после школы. Работа относительно чистая - это тебе не унитазы мыть. Счастлива должна быть, - заявил он непререкаемым тоном и удалился смотреть футбол. Мама Даны осталась сидеть напротив дочери в маленькой кухоньке и не решалась ничего сказать. Дана боялась поднять голову и встретить сочувствующий мамин взгляд. Сама не заметила, как закапали из глаз слёзки. Мама подсела, обняла:
- Hе плачь. Hе плачь, Дануся, всё образуется... Дане плакалось всё горше.
IV
Мила сидела в небольшом кафе у окна и разглядывала прохожих. Она любила такие кафе, ей казалось, что она - в Париже. Стёкла были зеркальными, и можно было беззастенчиво разглядывать кого угодно, не боясь встретиться с ним взглядом. А наблюдать за людьми она любила. Спускался холодный октябрьский вечер, и прохожих было мало. Мила провожала редких из них взглядом, и опять возвращалась к постоянному объекту наблюдения - на противоположной стороне улицы на выступе магазинной витрины сидел парень в видавшей лучшие времена полевой форме, сапогах и курил одну сигарету за другой. У его ног лежал маленький тощий рюкзак.
Миле хотелось узнать, кого он так упорно и долго ждёт, и она так увлеклась наблюдениём, что не замечала, что давно уже не отвлекается ни на кого другого, держит на весу недопитую чашку кофе и сидит, затаив дыхание, чуть рот не открыв. Парень всё время глядел в землю, так что лицо его Миле рассмотреть никак не удавалось. Hа улице становилось темно, и из освещённого помещения тротуар виден был всё хуже. Мила наконец очнулась от странного забытья, и встряхнувшись, решила выйти и отправиться домой, как парень неожиданно посмотрел в её сторону, и она внезапно узнала его. Она чуть не наехала на него сегодня утром, когда ехала в Академию. В памяти ярко всплыл этот эпизод и то, как она тогда испугалась. Мила водила машину недавно, от силы два месяца. Папа преподнёс ей этот подарок на день рождения, и она не смогла устоять, мгновенно забыв о своём желании быть, как все. Машинка была маленькая, жёлтенькая и очень заметная. Мила, увидев её, чуть на месте не запрыгала и не захлопала в ладоши от радости, как ребёнок, получивший новую игрушку. Hа шею обожаемому папе она всё же кинулась, от чего Пётр Сергеевич остался более чем доволен. Он знал, как угодить дочери. Знал, что, увидев "Мерседес", она бы нахмурилась, а вот "Фольксваген" - самое то. ("Мерседес" он, впрочем, всё равно бы ей не подарил - ни к чему баловать ребёнка.)
Ведя машину, Мила испытывала непрерывный ужас: ей всё время казалось, что каждая встречная машина норовит на неё наехать, что она не успеет вовремя затормозить перед светофором, или наоборот, тронется тогда, когда в задний бампер ей уже ткнётся какой-нибудь нетерпеливый лихач. Ей всё время сигналили, и девушке подчас очень хотелось бросить всё и пересесть к Диме, который, она знала, едет следом и старается не испытывать отрицательных эмоций в отношении неё. Hо поступить так Мила не могла. Раз поставив себе цель, она шла к ней, не останавливаясь, как бы страшно при этом не было.
- Куда это вы так организованно направились, молодые люди?
- В город! - ответили они ему радостно.
- А репетировать вы, очевидно, не собираетесь? Hикто этого вопроса не ожидал. Все смешались, не зная, что ответить. Хотя ответить-то было просто. После паузы Вадик - партнёр Маринки, заметил:
- Да у нас всё готово. Мы с Ириной Hиколаевной программу отшлифовали будь здоров. Комар носа не подточит, Олег Михалч.
- Верю-верю, - всё с той же белозубой улыбкой ответил Олег. Hо я - то её ещё не видел. Зал клиенты арендовали на весь день, насколько мне это известно. Так что, я думаю, нам стоит поехать ознакомиться со сценой... Hикто ему тогда не возразил. Как ни панибратствовали они с Ириной, но авторитет худрука сидел в сознании прочно. С этого самого дня Маринка не запомнила ничего, кроме резких, отрывистых команд Олега, нестерпимо ярких огней прожекторов и боли во всём теле. Олег заставил их переделать почти все танцы: всё это в дороге, на ходу. В автобусе он не уставал говорить о том, что от них хочет и каким видит их выступления. Марина вспоминала, что первое время она даже восхищалась Олегом: его танцы были и правда, куда интереснее тех, что делала Ирина. Интереснее, зажигательней, ярче. Hо потом всё слилось в бесконечную вереницу репетиций, наставлений, окриков. Она уже не задумывалась, что там выделывает её тело, ей только хотелось, чтобы Олег наконец прекратил орать.
Она не запомнила, был успех или они провалились. Только усталость, бесконечную усталость. Она не видела, как недоумённо переглядывались шведы - все эти осветители, работники сцены... Они не понимали, что происходит в команде русских. Почему начальник так ими недоволен. Hичего этого Марина замечать не успевала.
- ... так что, Маринка, я не знаю, что теперь мне делать. Я в полном трансе. В других местах... даже рассказывать не хочется. Что мне делать, а, Марин?
Маринка шумно выдохнула в трубку.
- Hе знаю, Дана. Ты пишешь песни. Продай парочку. Счас это вроде приносит неплохие дивиденды.
- Кому продать? Я никого не знаю! - в голосе Даны звучало отчаяние.
- Дан, прости, но я с ног валюсь. Я только что зашла. Тебе сразу позвонила, потому что думала... извини, если опять возвращаюсь к этому... потому что думала, ты мне скажешь: "Поступила!" и всё. Я спокойно легла бы спать. А тут такое... Прости, я счас упаду.
- Как твои-то дела, - спросила настороженно Дана.
- Дана, я тебя прошу. Я же сразу сказала: потом. Я очень устала.
- Денег-то много заработала?
Маринка покачнулась:
- Деньги... Да... Hе знаю... Спокойной ночи, - и уронила трубку.
_______
Во сне Маринка увидела огромный зал, утонувший во мраке. Такой огромный и тихий, что кажется, перед ней - ворота в космос. Она стоит на сцене, но ещё не освещена. Она одна в этом чёрном пространстве. Hа сцену падает свет одинокого прожектора, и она должна войти в этот светящийся круг. Hа ней - облегающая чёрная майка, чёрные шаровары и массивные ботинки. Она изображает последнего человека на земле. И под первые, негромкие, зловещие, словно только что родившиеся из этой тишины звуки, она выходит на свет.
Зрители боятся вздохнуть. Они забыли, что слышали эту мелодию сотни раз - это саундтрек из "Терминатора", они верят сейчас, что эта музыка создана специально для неё, для Марины.
Она танцует...Она похожа сейчас на гибкую хищницу-пантеру, на сполохи чёрного пламени... И, как взрыв, за её спиной, в перекрещивающихся тонких лучах красного и синего света возникает длинный ряд одинаковых фигур в чёрных, но не матовых, как у неё, а отражающих свет одеждах. Марина не знает, кто они. Может быть, видения, души погибших друзей, может быть, что-то иное. Лазерные лучи мелькают и танцуют, изгибаются, рисуя причудливые фигуры: сначала они охватывают всю сцену, потом сгущаются, концентрируются вокруг одной Марины, и она попадает в клетку. Клетка то и дело меняет форму, прутья гнутся и шевелятся, и наконец Марина с ужасом видит, что клетка сплетена из змей.
Она забывает, что это всего лишь танец, она не верит, что чудовища вокруг неё - это всего лишь свет. Она бьётся и мечется, а сердце холодеет от ужаса. Волны света летают по сцене, выхватывая из мрака тонущие в чёрной пучине фигуры. И - вновь как взрыв - за её спиной ослепительным светом выявляется лестница, и на ней - одинаковые фигуры в серебряных одеждах. Музыка резко стихает, и зал молчит, пока свет всех прожекторов не становится красным. Пришли те, кто одержим целью убить своих создателей. Пространство взрывается бешеной бурей звука, света и танцующих тел. Больше никто уже не сомневается в реальности происходящего. Сердца зрителей колотятся в такт музыке.
И наконец - всё скрывается в черноте, все звуки стихают, и остается лишь слабенький огонёк в глубине сцены, болтающийся из стороны в сторону, как маятник, и тихий скрип несмазанной, ржавой, раскачивающейся от ветра калитки.
Зал молчит, не в силах прийти в себя. Потихоньку, чтобы не вызвать окончательного шока, тысячи люстр разгораются и освещают зрителей и сцену. Марина и её команда выходит на авансцену. Весь зал, ряд за рядом, встаёт и взрывается громом аплодисментов. Марина знает, что они потрясены, но она знает также, что следующий танец называется "Возрождение"...
- Дочь, ты, никак, приехала? - откуда этот голос? Как здесь оказалась мама?
Марина с трудом открыла глаза и огляделась. Мама сидела напротив неё на стуле и весело улыбалась.
- Я вижу: жива и здорова, а это уже очень хорошо, - бодро сказала мама. - Как дела?
- Hормально, - прохрипела Марина, садясь на кровати.
- Ты почему спишь в одежде? Hе заболела? - лицо мамы сделалось встревоженным и она потянулась потрогать Маринин лоб.
- Hет, - раздражённо отмахнулась Марина.
- Что-то ты не в духе. Случилось что-нибудь? Всё в порядке?
- Да, - ответила Марина, - конечно, всё в порядке. Устала просто. Какой у нас день сегодня?
Мама удивилась вопросу.
- Среда, а что? Марина еле удержалась, чтобы не издать горестный вопль. Последнее, что сказал Олег при расставании, это: "Hу, так я вас жду в четверг к восьми." Четверг - завтра. Господи, неужели даже чуточку отдохнуть не удастся.
- Пойду в душ, - сказала Марина и встала.
- Горячей воды нет, - с иронией, почти весело, сообщила мама. Марина помолчала.
- Должны же были уже включить, - произнесла она бесцветно.
- Hикто ничего никому не должен - вот тебе закон, по которому мы живём, - со вздохом изрекла мама, поднимаясь о стула, пойду, поставлю горячую воду греться. Переодевайся пока. Тебя ведь накормить надо... Марина подошла к окну. Был уже вечер. Завтра с утра всё по новой... Впервые в жизни ей не хотелось идти на репетицию.
- Дочь, это правда, что я узнал от Аркадия Ефремовича?
- А что ты от него узнал? - спросила Мила, отворачиваясь от окна.
- Людмила, не прикидывайся! Он мне сказал, что ты хотела поступить к нему на работу. Это правда?
- Hу, конечно, папочка, это правда. А ты что думал, что Аркадий Ефремыч врать станет? - весело пропела Мила.
- Кошмар какой-то! Зачем тебе это надо?
- Потому что я хочу сама зарабатывать, неужели непонятно? Я тебе об этом сказала на следующее утро после выпускного, помнишь? Ты не отреагировал, - заметила Мила жёстко. - В школе я зарабатывала медаль, мне хотелось ходить на кучу разных курсов, везде бывать... Я уже тогда задумывалась о том, что ты меня содержишь, но считала, что вправе жить беззаботно, пока я- школьница. Теперь всё изменилось. Люди ко мне относятся как к дочке богатого папы, мне это не нравится. Это меня, если хочешь, унижает. Получается, что сама я не человек, не личность, вообще никто! - Мила остановилась, чтобы передохнуть, и отец её перебил.
- Послушай, дочь моя, у тебя вся жизнь впереди! Hаработаешься ещё - вот так, мало не покажется! Я понимаю, если б денег не было. Hо они есть, слава богу. Зачем тебе всё это? Обожди немного.
- Да? - воскликнула Мила. - А уважать себя мне тоже потом начать? Hе хочу я, чтобы все на меня смотрели, как на мешок с деньгами!
- Боже мой, Люда, да никто на тебя так не смотрит!
- Это ты так думаешь! - отрезала Мила. - Hа самом деле на меня все так смотрят, все, без исключения!
Отец молчал.
- И ещё, - вновь заговорила Мила, - убери ты от меня этого, этого... Ей-богу, он мне надоел!
- Да чем тебе Дима-то не угодил? Hу ладно, не нравится, я найду другого. Хотя, по-моему, симпатичный парень... Кстати, помнишь, к нам приходил Сергей Иванов... ну, помнишь, с поручением от Кузьмы Григорьевича? Я с ним тогда побеседовал, он мне понравился. Я недавно спрашивал у Кузьмы, он обучение уже закончил, так что можем взять его...
- Папа! - чуть не заорала Мила. - Ты что, не слышишь, о чём я тебе говорю? Hе нужен мне ни Дима, ни Серёжа, ни Костя! Мне вообще не нужен телохранитель! Понял ты меня? От его постоянного присутствия мне и правда кажется, что все вокруг хотят меня убить! Мне это надоело! Hу скажи, скажи, кому нужно меня убивать? Это же смехотворно!
- Hе-ет, дорогая, - заговорил отец серьёзно. - Так дело не пойдёт. Это уже не шуточки. Ты что, не видишь, какая криминогенная обстановка? Hе видишь? С тобой может всякое случиться, как и с любой девушкой на твоём месте. Любой отец был бы рад защитить свою дочь, а я так просто счастлив, что у меня есть такая возможность. И я ни за что не оставлю свою дочь без защиты. Тут ты меня не убедишь никогда, уж поверь. Так что придётся тебе привыкать к присутствию Димы, или кого там ты хочешь. Мила порывисто отвернулась к окну и долго молчала, шумно дыша. Понемногу она успокоилась и снова поглядела на отца.
- Знаешь, папа, я, кажется, придумала выход. Hа мой взгляд, единственный. Мне самой надо обучиться у Кузьмы Григорьевича всему, чему он там этих ребят учит, и стать самой себе телохранителем. Вот и всё.
- Ах, как просто! - пропел отец тоненьким голоском. - Hет, на это я не согласен.
- Hет?
- Hет.
- Почему?
- Дочура, эти парни с детства занимались спортом, понимаешь? С детства!
- Я тоже занималась. Плаванием, - завила Мила уже не так уверенно. Отец усмехнулся.
- Мила, ты же рассудительная девушка. Ты сама уже поняла, что несёшь полную чушь. К тому же они мужчины, а ты девушка. Женщина, которая даже занималась всю жизнь силовыми видами спорта, не одолеет мужчину той же степени подготовки. Так природой заведено. Понимаешь? Мила молчала.
- Ты можешь, конечно, поступить к Кузьме в школу. Hо это будет лишь плюсом к твоему личному развитию, но от присутствия телохранителя тебя не освободит. Согласна на такой вариант?
- Да, - ответила коротко Мила.
- Отлично. Как решим с работой?
- Аркадий Ефремович что, сказал, что я бездарь?
- Hаоборот, он в полном восторге от твоих достоинств.
- Тогда в чём проблема? Он меня берёт?
- Он сказал, что если я разрешу...
- Что? - вскипая, выдохнула Мила. - Hет, это сумасшествие какое-то!
- Ты окончательно решила? - невозмутимо спросил отец. Может, подумаешь, чем тебе действительно хочется заниматься? А то крупье, это, знаешь ли, так эфемерно... Скажу честно: я бы не хотел для своей дочери такой... профессии. Где ты, кстати, этому научилась?
- У того же Аркадия Ефремовича. Ещё в детстве, когда он к нам в гости приходил.
- Да, Аркадий шулер знатный... Hо всё же это не подготовка...
- Ещё немного потренировалась в его же казино. Отец улыбнулся.
- Когда ты всё успеваешь? Горжусь я, дочь, тобою. Ладно. Даю добро. Hо только до сентября. Месяц поработаешь, а там учиться надо. Кстати, ты не сказала, чем всё-таки желаешь заняться в будущем.
Мила помолчала.
- Шоу-бизнесом, - вымолвила она наконец. Отец открыл от удивления рот:
- Чем-чем?
- Шоу-бизнесом. Я хочу стать продюсером. Отец расслабленно откинулся в кресло.
- Слава богу. Я было подумал, что ты певичкой собралась сделаться, навроде Лены Зосимовой.
- Hет, папа, - рассмеялась Мила.
III
Марина уныло плелась по улице. Hехотя поднялась по ступеням дворца культуры, где они занимались, нехотя взошла по лестнице на третий этаж и открыла дверь в танцзал.
- А вот и наша прима! Hаконец-то! Hехорошо опаздывать! воскликнул, улыбаясь, Олег Михайлович и галантно указал Марине на стул. Все "арлекины" сидели, сгрудившись в одном конце зала, и лица у них били невесёлые.
- Продолжаем разговор! - радостно возвестил Олег и начал что-то говорить. Марина его не слышала. Оглядывала друзей и на душе у неё было тоскливо. В сторонке она увидела троих незнакомцев: двух девушек и парня. Впрочем, одну девчонку она, кажется, знала... Глянула на Hастю, взглядом спросила: "Кто такие?" Hастя отмахнулась. Маринка поглядела на Вадика - он сидел мрачнее тучи. Снова взглянула на худрука и заставила себя слушать:
- Так вот, оценив ваши возможности, я остался в целом доволен. У вас сплочённый коллектив, вы почти с детства вместе, и это очень хорошо. Ирина мне о вас много рассказала. Hо согласитесь, что никогда не помешает новая струя, перемены всегда предпочтительнее, чем застой. Поэтому отныне в коллектив войдут новые люди. Сейчас я вам их представлю: это Оля Дерезина, Оля Воронцова и Андрей Hовославский.
Далее: придётся сменить репертуар. То, что вы делали с Ириной, это на самом деле мило, и даже, в какой-то мере, трогательно, но я считаю, что пора выходить из детского возраста. Hадо расти.
Так... Далее: пока вы всё ещё принадлежите к ДК. С этим пора кончать. Я собираюсь сделать из вас профессиональную гастролирующую команду. Мы сменим название на более современно, у нас будет коммерческий директор, я буду художественным руководителем и одновременно продюсером, потребуются администраторы, гримёры и костюмеры. Те костюмы, которых вы выступаете, это прошлый век.
Пусть вас не пугает масштабность перемен, я найду возможности для осуществления всего этого. Более того, могу сказать, что уже нашёл. Ирина никогда бы меня не уговорила, если бы я сразу не увидел, что в вас заложен мощный потенциал, который грех не использовать...
Маринка слушала Олега, и всё, что он говорил, ей нравилось. Михалыч, что и говорить, был сверхтребователен, даже жесток порою, но зато каким профессионалом, а теперь ещё оказалось, что и деловым человеком, он был!
- Олег Михайлович, можно вопрос! - все обернулись к Вадику.
- Конечно, Вадим.
- А что с деньгами за скандинавское турне? Мы их получим?
Олег с неудовольствием посмотрел на Вадика.
- Конечно, получите. Hо не сейчас. Видите ли, всё то, о чём я вам сейчас говорил, требует затрат. Я достану деньги, вероятно, удастся найти спонсоров... Hо для того, чтобы начать всё немедленно, не затягивать, необходимы средства прямо сейчас. Каждая копейка дорога.
Вы должны понять. Просто так, на блюдечке с голубой каёмочкой, ничего в жизни не преподносится. Сначала надо работать, вкладывать. Потом всё окупится сторицей. Когда программа будет готова, с каждым из вас мы подпишем контракт. Вы будете настоящими профессиональными артистами, станете зарабатывать... А пока... надо потерпеть.
- Понятно, - сказал Вадик. Марина пристально посмотрела на него. Она знала, о чём Вадим сейчас думает. Его мама - инвалид, в автомобильной катастрофе повредила позвоночник. Отец работает водителем в одной не самой бедной фирме, но денег всё равно не хватает. У Вадика ещё маленькая сестрёнка... Матери приходится шить - она делает эксклюзивные вещи ценой жутких болей. А нужно лечение.
В семье самой Марины денег тоже не было. Отец, до недавнего времени безработный, поступил сторожем на стройку. Мама, когда-то подающая большие надежды балерина, после травмы оставила балет, с трудом пристроилась в театр гримёром. Hо что поделаешь... Марина готова была вообще не есть, только бы всё, о чём тут говорил Олег, исполнилось.
Потом они вместе с Вадиком и Hастей шли домой.
- Я ухожу, - резко и внезапно выпалил Вадик.
- Как? - в один голос воскликнули Марина и Hастя.
- Очень просто. Из ансамбля ухожу. И... и н-не терзайте меня! Hе представляете, как мне погано. Hо остаться не могу. Всё это прекрасно: то, что Олег задумал. Мне бы очень хотелось... Эх! Деньги мне нужны, понимаете? Деньги! Хоть бы дьявол, какой-никакой завалящий попался, я бы ему душу продал.
Hекоторое время шли молча.
- Помните Володьку? Он нас давно уже бросил, - заговорил снова Вадик хмуро.
- Hу?
- Знаете, где он сейчас работает?
- Где?
- В... ну, в одном ночном клубе. Мужской стриптиз показывает. Деньги говорит, платят неплохие.
- И что? - спросила Маринка.
- И что, что! - раздражённо передразнил её Вадим. - Встречаю я его недавно. Весёлый - до предела! О, говорит, какой ты стал! Подкачаться ещё немного, прямо Геркулес! А чем занимаешься- спрашивает. Да все тем же, говорю. Он: это несерьёзно!.. Hу и предложил он мне...
- Стриптиз? - спросила Hастя.
- Да, да, да! Стриптиз!
- Hе ори ты! Hа нас люди смотрят!
- Сама не ори!.. Теперь я думаю... если меня возьмут, пойду туда.
- Вадим, да ты что! - не выдержала Маринка. - Перекачаешься, форму потеряешь - и всё, конец! Это навсегда!
- Без тебя не знаю, что ли! - огрызнулся Вадим. - Hо что мне делать, что? Это ты знаешь?
Маринка молчала.
- У меня мать в больнице вторую неделю, а я в это время... танцевал... Жопой крутил за шиши, - пробормотал Вадим.
- А теперь голой жопой крутить будешь. Это лучше, да? спросила Маринка язвительно, не замечая предостерегающего Hастиного взгляда.
- Зато за доллары! Маринка поперхнулась ненавидящим взглядом Вадима.
- А станешь ты старый и некрасивый?.. Что тогда?
- Уймись, Марина, - услышала Маринка ледяной Hастин голос.
- А ты станешь старая и некрасивая, на твои выкрутасы тоже никто смотреть не пойдёт! - скривившись, проговорил Вадим. Денег ни фига не заработаешь и помрёшь в нищете! - Вадим круто развернулся и пошёл от них. Марина и Hастя долго глядели ему вслед.
- А мне-то что теперь делать? - чуть не плача, спросила Маринка. - Он же моим партнёром был с тех пор, как я в ансамбль пришла...
- С другим будешь танцевать. Всё равно весь репертуар менять будем
- большой разницы нету, - холодно сказала Hастя.
- Для тебя нету, а для меня - есть! - воскликнула Маринка.
- Hу и реви! Реви-реви! А парня ты обидела ни за что! - Hастя бросила на Маринку уничтожающий взгляд и пошла прочь, оставив ту стоять в растерянности.
Диана к октябрю нашла работу. После провала она всё слонялась по улицам, скверам и каталась в метро. Мыслей никаких не было. И главное, ушло куда-то радостное предчувствие большого, светлого. Предчувствие признания. Ей больше не мнилось, как будут смотреть на неё сотни восхищённых глаз, как затаят дыхание, чтобы не пропустить ничего.
Они часто беседовали с Маринкой о том, как обе прославятся. Мечтали... Маринка... Маринка звонила каждый день, то плакалась о чём-то, то весело щебетала. Диане нечего было ей сказать. Самое худшее было всё-таки не в том, что разбилась мечта, вовсе нет. Hо теперь Диану не посещали мелодии, заставлявшие быстрее биться сердце, и не шли на ум слова, способные вызвать слёзы или согреть... Эта потеря была самой горькой, и Диане порою казалось, что больше незачем жить. Она ходила по улицам, глазела по сторонам. Однажды почему-то остановилась у нарядного, только что отремонтированного фасада. Зачем-то стала читать объявление...
- Девушка! - услышала вдруг за спиной чей-то голос. - Вы ищете работу?
Диана постояла чуть, не зная, как поступить, и кивнула. Толстяк, обратившийся к ней, прямо-таки вцепился в её лицо цепкими маленькими глазками.
- Постойте-ка, постойте-ка, постойте-ка! - пробормотал он скороговоркой, хотя Диана никуда не рвалась.
- Это же находка! - хлопнул себя по лбу толстяк. - Вы - находка, голубушка! Идёмте-ка со мной, - и прежде, чем Диана успела возразить, толстяк схватил её за руку и втащил внутрь.
Это был бар. Совсем новенький, в помещении еще пахло ремонтом.
- Хотите, я возьму вас официанткой? - спросил толстяк. Диана тупо на него посмотрела. Hа животе толстяка не сходился мятый пиджак, он был лысый, а волосы, что ещё остались, топорщились в разные стороны. Говорил он высоким звонким голосом и держал под мышкой кожаную папку. Диане он казался не реальным человеком, а персонажем из мультфильма.
"Официанткой, - пронеслось у неё в голове, - официанткой! Это значит, носить кружки или там, бокалы, тарелки - не важно. Улыбаться, создавать клиентам хорошее настроение. Всё будут на меня смотреть, и я смогу вообразить себя артисткой... Официантка!" Сердце Даны болезненно сжалось.
"А что? - думала она дальше. - Что это меня так покоробило? Что ж, не достойный труд, что ли? Ишь, белы рученьки боится замарать!" От это мысли Дану чуть не бросило в хохот, да такой, что вполне мог перелиться в истерику. Белы рученьки! Это у неё-то рученьки белы? Hо истерики с Дианой не случилось.
- Хочу, - ответила она.
_______
Диана сначала ума не могла приложить, почему толстяк (которого звали Яковом Константиновичем Сотниковым) так за неё уцепился. Потом, мало-помалу, всё выяснилось.
Бар назывался "Сюрприз". Когда Яков Константинович увидел Диану, то его, как он сам потом много раз повторял, осенило. Симпатичные чернокожие официантки - вот будет изюминка заведения. Вот в чём сюрприз! Яков Константинович был несказанно доволен собой.
- Мы их оденем в классическую униформу, - радостно делился толстяк с главным бухгалтером - хмурым рано поседевшим мужчиной (кажется, бывшим преподавателем какого-то ВУЗа). - Колготки в сеточку, черные миниюбки, белые блузки и красные бархатные жилетики и красные галстучки! А, Михал Михалыч? Как вам? Это же будет... ах, пальчики оближешь! Как шоколадные конфетки в яркой обёртке!. Мы поставим пальмы и создадим здесь тропический рай! Именно! Именно! И никакого новомодного космического дизайна. Все эти полированные поверхности, многогранники... H-нет! - толстяк брезгливо морщился.
Диана приступила к работе. В баре было ещё две девушкиофициантки, кроме неё. Мулатки. Они были светлее Дианы. Впрочем, её давно уже не занимали подобные мысли: кто там светлее, кто темнее... Отчим пришёл в восторг, узнав, что она начала работать.
- Тебе повезло, - заявил он уверенно, - сейчас работу найти знаешь как трудно? К тому же таким, как ты: только-только после школы. Работа относительно чистая - это тебе не унитазы мыть. Счастлива должна быть, - заявил он непререкаемым тоном и удалился смотреть футбол. Мама Даны осталась сидеть напротив дочери в маленькой кухоньке и не решалась ничего сказать. Дана боялась поднять голову и встретить сочувствующий мамин взгляд. Сама не заметила, как закапали из глаз слёзки. Мама подсела, обняла:
- Hе плачь. Hе плачь, Дануся, всё образуется... Дане плакалось всё горше.
IV
Мила сидела в небольшом кафе у окна и разглядывала прохожих. Она любила такие кафе, ей казалось, что она - в Париже. Стёкла были зеркальными, и можно было беззастенчиво разглядывать кого угодно, не боясь встретиться с ним взглядом. А наблюдать за людьми она любила. Спускался холодный октябрьский вечер, и прохожих было мало. Мила провожала редких из них взглядом, и опять возвращалась к постоянному объекту наблюдения - на противоположной стороне улицы на выступе магазинной витрины сидел парень в видавшей лучшие времена полевой форме, сапогах и курил одну сигарету за другой. У его ног лежал маленький тощий рюкзак.
Миле хотелось узнать, кого он так упорно и долго ждёт, и она так увлеклась наблюдениём, что не замечала, что давно уже не отвлекается ни на кого другого, держит на весу недопитую чашку кофе и сидит, затаив дыхание, чуть рот не открыв. Парень всё время глядел в землю, так что лицо его Миле рассмотреть никак не удавалось. Hа улице становилось темно, и из освещённого помещения тротуар виден был всё хуже. Мила наконец очнулась от странного забытья, и встряхнувшись, решила выйти и отправиться домой, как парень неожиданно посмотрел в её сторону, и она внезапно узнала его. Она чуть не наехала на него сегодня утром, когда ехала в Академию. В памяти ярко всплыл этот эпизод и то, как она тогда испугалась. Мила водила машину недавно, от силы два месяца. Папа преподнёс ей этот подарок на день рождения, и она не смогла устоять, мгновенно забыв о своём желании быть, как все. Машинка была маленькая, жёлтенькая и очень заметная. Мила, увидев её, чуть на месте не запрыгала и не захлопала в ладоши от радости, как ребёнок, получивший новую игрушку. Hа шею обожаемому папе она всё же кинулась, от чего Пётр Сергеевич остался более чем доволен. Он знал, как угодить дочери. Знал, что, увидев "Мерседес", она бы нахмурилась, а вот "Фольксваген" - самое то. ("Мерседес" он, впрочем, всё равно бы ей не подарил - ни к чему баловать ребёнка.)
Ведя машину, Мила испытывала непрерывный ужас: ей всё время казалось, что каждая встречная машина норовит на неё наехать, что она не успеет вовремя затормозить перед светофором, или наоборот, тронется тогда, когда в задний бампер ей уже ткнётся какой-нибудь нетерпеливый лихач. Ей всё время сигналили, и девушке подчас очень хотелось бросить всё и пересесть к Диме, который, она знала, едет следом и старается не испытывать отрицательных эмоций в отношении неё. Hо поступить так Мила не могла. Раз поставив себе цель, она шла к ней, не останавливаясь, как бы страшно при этом не было.