К югу от Ард-Галена на шестьдесят лиг с запада на восток простиралась обширная горная страна, называющаяся Дор-Финион, покрытая огромными сосновыми лесами, особенно в северной и западной части. Ее склоны плавно поднимались от равнины, к открытому и очень высокому плато, где у подножия голых скалистых хребтов, чьи пики были выше глав Эред Витрина, располагалось множество небольших озер. Но на юг, где открывался вид на Дориат, местность резко обрывалась ужасной пропастью.
   С северных склонов Дор-Финиона Ангрод и Аэгнор, сыновья Финарфина, вассалы своего брата Финрода, повелителя Нарготронда, наблюдали за равниной Ард-Галена. Народ их был малочислен – из-за бесплодия страны и еще потому, что огромный горный массив сзади считался бастионом, который Морготу трудно было бы преодолеть.
   Между Дор-Финионом и Горами Мрака находилась узкая долина, чьи крутые склоны поросли соснами, а сама долина была покрыта зеленью, потому что через нее бежала в Белерианд река Сирион.
   Финрод владел проходом Сириона и построил на острове Тол Сирион посреди реки могучую сторожевую башню, Минас Тирит. А когда впоследствии был сооружен Нарготронд, Финрод передал эту башню во владение Ородрету, своему брату.
   Белерианд, обширная и прекрасная страна, раскинулся по обе стороны от прославленной в песнях могучей реки Сирион, бравшей начало на Эйфель Сирионе и доходившей до края Ард-Галена, прежде чем нырнуть в ущелье и стать полноводной за счет горных потоков.
   Оттуда Сирион убегал на юг, собирая на протяжении ста тридцати лиг воды многих притоков, пока могучей рекой не достигал своего разветвленного устья, песчаной дельты в заливе Балар. И следуя течению Сириона с севера на юг, на правой стороне, в западном Белерианде, находился лес Бретиль, между Сирионом и Тенглином, а далее между Тенглином и Нарогом – королевство Нарготронд.
   Истоком же реки Нарог были водопады Иврина в южной части Дор-Ломина, а дальше она текла около восьмидесяти лиг, прежде чем соединиться в Нан Тетрене, Стране Ив, с Сирионом. К югу от Нан Тетрена располагались луга, полные цветов, и там мало кто жил. А позади них лежали болота с островками густого тростника, окружающие устье Сириона, а песков его дельты избегали все живые существа, кроме морских птиц.
   Но королевство Нарготронда простиралось также и к западу от Нарога, вплоть до реки Неннинг, которая впадала в море у Эглареста.
   И Финрод стал верховным правителем всех Эльфов Белерианда от Сириона до моря, исключая только Фалас. Там жили те Синдарцы, кто еще любил море, и Сирдан-корабел был их владыкой. Но между Сирданом и Финродом сохранились союз и дружба, и с помощью Нольдора гавани Бритомбара и Эглареста были отстроены заново.
   За их высокими стенами появились высокие и красивые города и гавани с причалами и набережными из камня. На мысу западнее Эглареста Финрод поставил башню Барад Шимрас, чтобы наблюдать за западным морем. Хотя, как казалось, нужды в этом не было, потому что Моргот никогда не пытался строить корабли или вести войну на море. Все его слуги избегали воды, и никто из них по своей воле не приближался бы к морю, разве что в крайней нужде.
   С помощью эльфов гаваней некоторые из народа Нарготронда построили новые суда и отправились исследовать огромный остров Валар, рассчитывая подготовить там последнее убежище на случай беды, но им не суждено было поселиться там когда-нибудь.
   Таким образом, королевство Финрода оказалось гораздо больше прочих, хотя сам он был младшим из великих повелителей Нольдора, а таковыми считались Фингольфин, Фингон, Маэдрос и Финрод Фелагунд. Но Фингольфин стал верховным правителем всех Нольдорцев, а Фингон наследовал эту власть после его, хотя их собственное королевство находилось в северной части Хитлума. И хотя их народ и не был более, чем другие, стойким и доблестным, однако, Орки больше всего боялись его, а Моргот больше всего ненавидел.
   Слева от Сириона находился восточный Белерианд, в самом широком месте имевший сто лиг – от Сириона до Гелиона и до границ Оссирианда.
   И первой между Сирионом и Миндебом, лежала пустынная земля Димбара, осененная пиками Криссаэгрима, жилища орлов.
   Между Миндебом и верховными водами Эсгалдуина располагалась заброшенная местность, называвшаяся Нан Дургонтеб, и в этой местности господствовал страх, потому что с одной ее стороны власть Мелиан ограждала северную часть Дориата, а на другой стороне от высот Дор-Финиона падали вниз отвесные обрывы Эред Горгорота, Горы Ужаса.
   Туда, как было сказано, бежала Унголиант, спасаясь от бичей Бальрогов, и поселилась там на время, наполнив глубокое ущелье своим смертельным мраком. А когда она ушла оттуда, там еще оставались ее отвратительные потомки, скрываясь и сплетая свои злые сети, и скудные воды, сбегавшие с Эред Горгорота, были осквернены и стали опасными для питья, потому что сердца тех, кто утолял ими жажду, наполнялись мраком безумия и отчаяния. Все живые существа избегали той местности, а Нольдорцы пересекали Нан Дургонтеб лишь при крайней необходимости, по тропам вдоль границ Дориата и далее вдоль хорошо известных холмов. Эта дорога была проложена давным-давно, во времена, когда Моргот еще не вернулся в Средиземье. И если кто путешествовал по ней, он шел на восток к Эсгалдуину, где до сих пор, со времени начала осады, стоял каменный мост Нант Наир.
   Оттуда дорога проходила через Дор-Динен, Страну Безмолвия, и, пересекая Ароссиах (что означает Переправа Ароса), попадала к северным границам Белерианда, где жили сыновья Феанора.
   К югу лежали охраняемые леса Дориата, жилище Тингола, Скрытого Короля, в чье королевство никто не мог попасть против его воли. Лес Нелдорет, северную и меньшую часть Дориата, с востока и юга ограничивала темная река Эсгалдуин, изгибавшаяся к западу посреди страны. А между Аросом и Эсгалдуином располагались самые обширные и густые леса Региона. На южном берегу Эсгалдуина, там, где река поворачивала на запад, к Сириону, находились пещеры Менегрота. И весь Дориат лежал к востоку от Сириона, кроме узкой лесной области между впадением Тенглина в Сирион и Сумеречными озерами. Народ Дориата называл этот лес Нивримом, Западной Границей.
   Там росли огромные дубы, и он так же был огражден поясом Мелиан вместе с некоторой частью Сириона, что Мелиан сделала из уважения к Ульмо. И все это целиком находилось под властью Тингола.
   На юго-западе Дориата, где Арос впадал в Сирион, по обе стороны от реки, замедлявшей здесь течение и разделявшейся на многочисленные истоки, находились большие озера и болота.
   Эта местность называлась Аэлинь-Уиналь, Сумеречные Озера (потому что их окутывали туманы), и чары Дориата распространялись на нее.
   Вся северная часть Белерианда опускалась к югу, к этому месту, и превращалась в равнину, и течение Сириона теряло здесь скорость.
   Но к югу от Аэлинь-Уиналь равнина внезапно и круто обрывалась, и вся нижняя пойма Сириона была отделена от верхней этим перепадом. Если кто-нибудь смотрел на него с юга, перепад казался ему бесконечной цепью холмов, сбегавших с Эглареста за Нарогом на западе к Амон Эребу на востоке, вплоть до Гелиона. Нарог прорезал эти холмы глубоким ущельем, образовывая пороги, но не водопады. И на его восточном берегу местность поднималась к обширной заселенной горной стране Таур-ан-Фарот. На западном берегу этого ущелья, где с верхнего Фарота узкий и пенящийся поток Рингвила стремительно падал к Нарогу, Финрод основал Нарготронд. А примерно в двадцати пяти лигах к востоку от ущелья Нарготронда, ниже озер, Сирион обрушивался с севера могучим водопадом, а затем неожиданно уходил под землю, в огромный туннель, вырытый тяжестью его падающей воды. Тремя же лигами к югу он снова выходил на поверхность, с великим шумом и брызгами выбиваясь из-под каменной арки у подножья холмов, называвшимися Вратами Сириона.
   Этот прерывающийся водопад на участке в Нарготронде получил название Андрам, Длинная Стена, а участок в восточном Белерианде назывался Рамдаль, Конец Стены.
   Дальше, к востоку, русла становились более пологими. Долина Гелиона, например, плавно понижалась к югу, и Гелион на всем своем протяжении не имел ни водопадов, ни порогов, но все же его течение было быстрее, чем у Сириона.
   Между Рамдалем и Гелионом стоял одинокий холм большой протяженности и с отлогими склонами, но казавшийся более мощным, чем он был, именно потому, что стоял в одиночестве, и этот холм назывался Амон Эреб. На нем умер Денетор, повелитель Нандора – тот, кто жил в Оссирианде и отправился на помощь Тинголу против Моргота в дни, когда Орки впервые большими силами пришли в Белерианд и разрушили его звездный мир. На этом же холме жил Маэдрос после великого разгрома.
   А к югу от Андрама, между Сирионом и Гелионом, находилась дикая страна, заросшая непроходимым лесом, где никто не бывал, кроме немногих темных Эльфов. И она называлась Таур-им-Луинат, Лес между Реками.
   Гелион был великой рекой, и его питали два источника, так что вначале он имел два русла: Малый Гелион, сбегавший с холмов Химринг, и Большой Гелион, исток которого был на горе Рерир. После слияния его двух ветвей Гелион уходил на юг, и лишь через сорок лиг в него впадал первый приток. К моменту впадения в море его длина вдвое превышала протяженность Сириона, хотя Сирион был шире и полноводнее, потому что в Хитлуме и Дор-Финионе, где Сирион черпал свои воды, выпадало больше дождей, чем на востоке.
   С Эред Люина к Гелиону текло шесть притоков: Аскар (позже его назвали Рафлориэль), Талос, Деголин, Бригор, Дуилвен и Адурант – быстрые и бурные потоки, круто падающие с гор. А между Аскаром на севере и Адурантом на юге и между Гелионом и Эред Люином лежала далекая зеленая страна Оссирианд, Страна Семи Рек.
   Примерно на середине своего пути поток Адуранта делился надвое и соединялся вновь, образуя остров, носивший название Тол Гален, Зеленый Остров. На нем поселились Берен и Лютиен после своего возвращения.
   В Оссирианде, под защитой своих рек, жили зеленые эльфы, потому что после Сириона больше всех других вод западного мира Ульмо любил Гелион.
   Эльфы Оссирианда так хорошо знали лес, что посторонний мог пройти через их страну из конца в конец и не увидеть ни одного из них.
   Весной и летом они одевались во все зеленое, и звуки их пения можно было услышать даже за Гелионом. Поэтому Нольдорцы назвали эту страну Линдон, Страна Музыки, а горы позади нее – Эред Линдон, потому что впервые увидели их из Оссирианда.
   К востоку от Дор-Финиона границы Белерианда были наиболее открыты для нападения, и только холмы незначительной высоты преграждали путь в долину Гелиона с севера.
   В той местности, на границе Маэдроса и землях позади нее, жили сыновья Феанора с многочисленным народом, и их всадники часто патрулировали на бесплодной северной равнине Лафлан, обширной и пустой, к востоку от Ард-Галена, чтобы воспрепятствовать возможной вылазке Моргота в восточный Белерианд.
   Главная цитадель Маэдроса находилась на холме Химринг, что означает Вечно Холодный. Он имел широкие безлесные отроги и плоскую вершину, и его окружали многочисленные меньшие долины и холмы.
   Между Химрингом и Дор-Финионом был проход, очень круто обрывавшийся к западу. Он назывался проходом Аглона и являлся входом в Дориат. И всегда с севера через него дул жестокий ветер.
   Колегорм и Куруфин укрепили Аглон и защищали его крупными силами, а также все земли Химлада и его притока, Келона, сбегавшего с Химринга.
   Земля между руслами Гелиона находилась под защитой Маглора, и здесь было одно место, где холмы сходили на нет, и именно там Орки проникали в восточный Белерианд перед третьей битвой. Поэтому Нольдорцы держали у этого места сильную конницу, а народ Карантира построил укрепления на горах к востоку от прохода Маглора.
   Там возвышалась гора Рерир и вблизи нее много меньших вершин, выдаваясь к западу от основного массива Эред Линдона. А в местности между Рериром и Эред Линдоном находилось озеро, и тень гор падала на него со всех сторон, кроме южной. Это было озеро Хелевори, глубокое и темное, а рядом с ним Карантир построил свое жилище.
   Всю же обширную страну между Гелионом и горами и между Рериром и рекой Аскар Нольдорцы называли Таргелион, что означает Страна за Гелионом или Дор-Карантир, Земля Карантира, и именно здесь Нольдорцы впервые встретили гномов. Но прежде Серые Эльфы называли Таргелион Талат Руненом, Восточной Долиной.
   Так сыновья Феанора во главе с Маэдросом стали повелителями восточного Белерианда, но в то время народ их занимал большей частью север страны, а на юг они ездили только, чтобы поохотиться в зеленых лесах.
   Однако, там жили Амрод и Амрас, и пока длилась осада, они редко приходили на север. Иногда туда приезжали и другие повелители Эльфов, в том числе и издалека, потому что страна была хотя и дикая, но очень красивая. Из них чаще всего бывал Финрод Фелагунд, любивший путешествия, и он добирался даже до Оссирианда и завоевал дружбу зеленых эльфов.
   Но никто из Нольдорцев, пока существовало их королевство, не перебирался через Эред Линдон, и в Белерианде было мало что известно о том, что происходило в восточных областях.

15. О НОЛЬДОРЕ И БЕЛЕРИАНДЕ

   Уже было рассказано, как под руководством Ульмо Тургон из Невраста обнаружил скрытую долину Тумладен. Она (как стало известно впоследствии) лежала к востоку от верхнего течения Сириона, в конце крутых и высоких гор, и ни одного живого существа не бывало там, кроме орлов Торондора. Но под горами существовал подземный ход, вырытый во мраке мира водами, выбивавшимися наружу, чтобы соединиться с потоком Сириона.
   И Тургон нашел этот путь и так проник на зеленую равнину посреди гор, где увидел подобный острову холм из гладкого камня – потому что в древние дни эта долина была огромным озером.
   Тогда Тургон понял, что нашел искомое место, и решил построить там прекрасный город, память о Тирионе на Туне. Однако он вернулся в Невраст, не оставив в долине ни одного следа, хотя все время думал о том, как исполнить свой замысел.
   После Дагор Аглабера тревога, посланная Ульмо, вновь овладела сердцем Тургона, и он призвал к себе многих самых стойких и самых искусных из своего народа и тайно увел их в скрытую долину, где они начали строительство города, задуманного Тургоном.
   И они установили вокруг этого места такую охрану, что никто не мог попасть туда извне. И власть Ульмо, бывшая в Сирионе, покровительствовала им.
   Но сам Тургон большей частью все еще жил в Неврасте, пока, наконец, после пятидесяти двух лет тайного тяжелого труда город не был полностью закончен.
   Рассказывают, что Тургон дал ему название на языке эльфов Валинора: Ондолинде, Скала Музыки Вод, потому что там, на холме, били фонтаны. На наречии Синдар название изменилось: Гондолин, Скрытая Скала.
   Тогда Тургон приготовился уйти из Невраста и покинуть свои дворцы в Виньямаре, рядом с морем.
   И вот однажды Ульмо снова явился к нему и сказал:
   – Теперь ты уйдешь, наконец, в Гондолин, Тургон, и я проявлю свое могущество в долине Сириона и во всех водах в тех краях, так что никто не заметит твой уход и никто не найдет тайного хода против твоей воли. Дольше всех королевств Эльдалие будет противостоять Гондолин Мелькору. Но пусть не будет чрезмерной твоя любовь к делу рук твоих и к замыслам сердца твоего. И помни, что истинная надежда Нольдора лежит на Западе и придет с моря!
   И Ульмо предостерег Тургона, что и он тоже обречен Приговором Мандоса, и тот приговор Ульмо был не в силах изменить.
   – Может так случиться, – сказал он, – что проклятие Нольдора настигнет тебя слишком рано, и измена проснется внутри твоих стен. И тогда огонь будет угрожать им. Но если эта опасность действительно приблизится, тогда из Невраста придет некто, чтобы предостеречь тебя, и от него в руинах и огне родится надежда эльфов и людей. Поэтому оставь здесь в долине доспехи и меч, чтобы в год прихода он смог бы найти их. И так ты узнаешь его и не будешь обманут!
   И Ульмо сказал Тургону, какого вида и размера должны быть шлем, кольчуга и меч, которые ему следовало оставить.
   Потом Ульмо вернулся в море, а Тургон велел всему своему народу выступать, и там была третья часть Нольдорцев, следовавших за Фингольфином, и еще большее войско Синдара.
   Они шли, отряд за отрядом, тайно, под покровом тени Эред Витрина, и незамеченными вошли в Гондолин, так что никто не знал, куда они исчезли.
   А последним собрался Тургон и молча последовал за своими домочадцами через холмы: он вошел в ворота в горах, и они закрылись за ним.
   С тех пор в течении многих лет никто не проникал внутрь, кроме одних лишь Хурина и Хуора, а войско Тургона никогда не выходило наружу вплоть до года Плача, который наступил более чем через триста пятьдесят лет.
   Но за кольцом гор народ Тургона увеличивался и процветал, и непрерывно совершенствовал свое искусство, так что Гондолин на Амон Гварете стал поистине прекрасным и достойным сравнения даже с Тирионом Эльфов за морем.
   Высокими и белыми были его стены, гладкими его ступени. Стройной и прочной была его башня короля. Там играли сияющие фонтаны, а во дворе Тургона стояли подобия деревьев древности, которые создал сам Тургон, использовав все искусство Эльфов.
   Дерево, сделанное им из золота, называлось Глиндаль, а другое, чьи цветы были из серебра, носило название Бельтиль.
   Но прекраснее всех других чудес Гондолина была Идриль, дочь Тургона, прозывавшаяся Келебриндаль, Сереброногая, чьи волосы напоминали золото Лаурелина до прихода Мелькора.
   Так Тургон долго жил в блаженстве, а Невраст оставался заброшенным и бесплодным вплоть до разрушения Белерианда.
   В то время, пока Гондолин строился втайне, Финрод Фелагунд жил в подземельях Нарготронда, а Галадриэль, его сестра, жила, как уже было сказано, в королевстве Тингола в Дориате. Иногда Мелиан и Галадриэль говорили о Валиноре и о древнем блаженстве. Но дальше черного часа смерти деревьев Галадриэль не шла и всегда умолкала.
   И однажды Мелиан сказала:
   – Есть какое-то несчастье, которое лежит на тебе и на твоем роде. Это я могу увидеть в тебе. Но все остальное от меня скрыто. Потому что ни видением, ни мыслью я не могу проникнуть в то, что произошло или происходит на Западе: тень лежит на всей земле Амана и уходит далеко через море. Почему ты не расскажешь мне все?
   – Потому что это несчастье уже в прошлом, – ответила Галадриэль, – и я предпочитаю радость, еще оставшуюся здесь, печальным воспоминаниям. Ведь, может быть, будет еще достаточно горя, хотя надежда кажется пока яркой.
   Тогда Мелиан посмотрела ей в глаза и сказала:
   – Я не верю, что Нольдорцы пришли сюда посланцами Валар, как говорилось сначала, хотя они и появились в час нашей крайней нужды. Потому что они никогда не говорят с Валар, а их вожди не принесли Тинголу никакой вести ни от Манве, ни от Ульмо, ни даже от Ольве, брата короля, и от его собственного народа, что ушел за море. По какой причине, Галадриэль, высший народ Нольдора покинул Аман, подобно изгнанникам? Может, некое зло лежит на сыновьях Феанора, раз они стали своенравными и недобрыми? Разве я не близка к истине?
   – Близка, – сказала Галадриэль, – но только никто нас не изгонял, а мы ушли по собственной воле, но против воли Валар. И мы явились сюда чрез многие опасности и вопреки Валар: отомстить Морготу и вернуть себе то, что он захватил!
   И тогда Галадриэль рассказала Мелиан о Сильмарилях и об убийстве короля Финве в Форменосе. Однако, пока она еще не сказала ни слова ни о Клятве, ни об убийстве родичей, ни о сожжении кораблей в Лосгаре. Но Мелиан заметила:
   – Теперь ты сообщила мне многое, а еще больше я почувствовала. Тень омрачила вас на долгой дороге из Тириона, но я вижу там зло, о котором должен узнать Тингол.
   – Может быть, – сказала Галадриэль, – но не от меня.
   И Мелиан больше не говорила с Галадриэль об этом, но рассказала королю Тинголу все, что услышала о Сильмарилях.
   – Это великие вещи, – сказала она, – более великие, чем считают сами Нольдорцы, потому что в тех камнях, трудах погибшего Феанора, заключены ныне свет Амана и судьба Арда. И я предсказываю, что никакой мощи Эльдара не вернуть их, и мир будет разрушен в предстоящих битвах прежде, чем Сильмарили удастся отобрать у Моргота. Смотри: они убили Феанора и убьют еще многих других, как я предполагаю. А первым из тех, кому они принесли смерть, был Финве, твой друг. Моргот убил его, прежде чем покинуть Аман!
   Тогда Тингол погрузился в молчание, исполненный печали и предчувствий, но потом сказал:
   – Теперь я, наконец, понял причину прихода Нольдора с Запада, которому я прежде очень удивлялся. Не для того, чтобы оказать нам помощь, пришли они (это случайное совпадение), потому что тех, кто остается в Средиземье, Валар предоставляют самим себе, пока не настанет крайний час. Для мести и возвращения утраченного пришли Нольдорцы? Тем больше уверенность, что они будут союзниками против Моргота и не окажутся предателями в этой борьбе.
   Но Мелиан сказала:
   – Верно, что по этим причинам они пришли сюда, но и по другим также. Остерегайся сыновей Феанора! Тень гнева Валар лежит на них, и я чувствую, они причинили зло и Аману, и собственному роду. До времени уснувшая беда разделит князей Нольдора.
   И Тингол ответил:
   – Что мне до этого? О Феаноре мне известно, что он действительно был великим. О его сыновьях я слышал мало приятного, однако, они все же, вероятно, окажутся смертельными врагами нашего врага!
   – Их мечи и их советы будут иметь два конца! – сказала Мелиан, и впоследствии они больше не говорили об этом.
   Вскоре среди Синдара из уст в уста начали распространяться слухи о делах Нольдорцев до их появления в Белерианде. Не было сомнений, откуда исходили эти слухи, в которых злая правда искажалась и отравлялась ложью. Но синдарцы были еще неосторожны и доверчивы, и, как легко можно догадаться, Моргот им первым адресовал измышления своей злобы, потому что они еще не знали его.
   И Сирдан, услышав эти черные известия, обеспокоился, ибо он был мудр и быстро понял, что правду или ложь несут вести, но сейчас их распространяет чья-то злоба. Правда, он полагал, что это злоба князей Нольдора, возникшая как следствие зависти, существовавшей между домами. Поэтому он послал вестников к Тинголу с тем, чтобы они рассказали ему все, что слышал Сирдан.
   Случилось так, что в это время сыновья Финарфина опять были гостями Тингола, потому что им хотелось повидаться с сестрой Галадриэль.
   Тогда Тингол, будучи в сильном возбуждении, сказал гневно Финроду:
   – Нехорошо поступил ты, родич, скрыв от меня столь важные сведения. Но теперь я узнал о всех злых делах Нольдора.
   И Финрод спросил:
   – Что плохого я сделал тебе, вождь? И какими злыми делами в твоем королевстве опечалили тебя Нольдорцы? Никакого зла они не замыслили и не делали ни твоим родичам, ни кому-либо из твоего народа.
   – Ты удивляешь меня, сын Эрвен, – сказал Тингол, – тем, что пришел к накрытому столу твоего родича с руками, обагренными от убийства родни твоей матери, и ничего не говоришь в свою защиту, не ищешь прощения.
   Тогда Финрод сильно смутился, но промолчал, потому что не мог защитить себя, не обвинив при этом других князей Нольдора.
   А этого он не склонен был делать перед Тинголом. Но в сердце Ангрода снова проснулись воспоминания о словах Карантира, и он с горечью воскликнул:
   – Вождь, я не знаю, какую ложь ты слышал, не знаю, откуда она пришла, но руки наши не обагрены кровью! Нет вины на нас, разве лишь в том, что мы безрассудно слушали слова безумного Феанора, и речи его, будто хмель, ударили нам в голову. Никому не чинили мы зла во время пути, но сами потерпели великую несправедливость и простили ее. И за все это нас назвали твои доносчики предателями Нольдора: несправедливо, как тебе известно, потому что мы, храня верность, молчали перед тобой и тем заслужили твой гнев. Но теперь мы больше не станем сносить эти обвинения, и ты узнаешь всю правду!
   И Ангрод заговорил с горечью против сыновей Феанора и рассказал о кровопролитии в Альквалонде, о приговоре Мандоса и о сожжении кораблей в Лосгаре. И он воскликнул:
   – Почему мы, претерпевшие тягость битого льда, должны нести прозвище предателей и убийц родичей?
   – Но тень Мандоса лежит и на вас, – сказала Мелиан.
   Тингол долго молчал, прежде чем заговорил снова:
   – Сейчас уходите, – сказал он, – потому что сердце горит во мне! Позже вы сможете вернуться, потому что я не закрою навсегда перед вами мои двери, родичи, попавшие в злую западню! Я сохраню дружбу с Фингольфином и его народом, потому что они жестоко поплатились за причиненное ими зло. И в нашей ненависти к той силе, что была причиной всех этих бед, мы отбросим свои обиды. Но запомните мои слова: никогда больше не стану я слушать язык тех, кто убил моих родичей в Альквалонде! И во всем моем королевстве, пока длится моя власть, не будут открыто говорить на нем. Пусть весь Синдар услышит мой призыв: никогда они не должны говорить на языке Нольдора или отвечать на него! А все те, кто станет пользоваться им, будет считаться убийцами своих родичей и отъявленными предателями своего рода!
   И тогда сыновья Финарфина с тяжестью покинули Менегрот, понимая, что слова Мандоса оказались истинными и что ни один из Нольдорцев, последовавших за Феанором, не мог избежать тени, упавшей на его род.