Не могу не желать вам все-таки того же, что и для меня составляет главное счастие жизни, — труда, с уверенностью в его важности и совершенстве. Я ведь ни крошечки не верю вам, чтобы вы перестали писать, и не хочу верить, потому что знаю, что в вас, как в бутылке, которую слишком круто поворачивали, самое лучшее еще осталось. И нужно только найти то положение, при котором оно спокойно польется. Этого-то желаю для вас и для себя.
Осень у нас чудесная, и я зайцев травлю пропасть, но валдшнепов не было.
Что «Евгений Онегин» Чайковского? Я не слышал еще его, но меня очень интересует.
От души обнимаю вас. Жена кланяется и благодарит за память.
Ваш Л. Толстой.
349. Уильяму ролстону
<перевод с английского>
1878 г. Октября 27. Ясная Поляна.
Милостивый государь.
Я очень сожалею, что не могу дать на ваше письмо положительного ответа. Дело в том, что я очень сомневаюсь, чтобы я был таким значительным писателем, события жизни которого могли бы представлять интерес не только для русской, но и для европейской публики. Я вполне убежден многочисленными примерами писателей, которых современники ставили сначала очень высоко, но которые затем были совершенно забыты еще при жизни, что современники не могут правильно судить о достоинствах литературных произведений. Поэтому, несмотря на мое желание, я не могу разделять временную иллюзию нескольких друзей, утверждающих с уверенностью, что мои произведения должны будут занять некоторое место в русской литературе. Я совершенно искренно не знаю, будет ли кто-нибудь читать мои произведения через сто лет, или же они будут забыты через сто дней, и поэтому не хочу оказаться в смешном положении, в случае весьма вероятной ошибки моих друзей.
В надежде, что вы примете во внимание эти мотивы и любезно извините мой отказ,
остаюсь искренно преданный вам гр. Л. Толстой.
350. А. А. Фету
1878 г. Ноября 22. Ясная Поляна.
Дорогой Афанасий Афанасьевич.
Поеду в Москву и велю напечатать на своей почтовой бумаге «виноват».
Но мне кажется, что я не виноват в том, что не отвечал на то письмо, в котором вы обещаете заехать. Помню свою радость при этом известии и то, что я сейчас же отвечал вам . Если же не отвечал, то, пожалуйста, не накажите за это и приезжайте. Бог даст, будет снег. Если же не будет, то вышлем коляску в Ясенки. Жена очень благодарит Марью Петровну, к чему и я присоединяюсь, и просит очень его исполнить. Мы так давно не видались.
Теперь другое: стихотворение ваше прекрасно-роженое, как все ваши прекрасные вещи. Я бы желал переменить «властительному маю», но знаю, что это нельзя .
С женой мы о вас, как человеке и друге и как о поэте, всегда вполне совпадаем.
У нас слава богу все здорово и идет по-божьи.
Вы поняли мою тоску с полуслова, но боюсь еще, что не разрожусь. Вчера получил от Тургенева письмо . И знаете, решил лучше подальше от него и от греха. Какой-то задира неприятный. Поздравляю вас с днем рожденья. И теперь не забуду поздравлять вас к 23. И желаю не забывать этого раз 12. Больше не надо ни для себя, ни для вас.
До свиданья.
Ваш Л. Толстой.
351. П. Н. Свистунову
1878 г. Декабря 25. Ясная Поляна.
Многоуважаемый Петр Николаевич.
Я перед вами кругом виноват, во-первых, за то, что, бывши в Москве , не выгадал время заехать к вам еще раз, а во-вторых, за то, что так долго не прислал вам книгу Vinet , о которой вы мне напомнили.
Извинить меня можно только потому, что я, вернувшись из Москвы, куда я и поехал не совсем здоровый, заболел и только нынче, в день рожества, опомнился и почувствовал себя лучше. Пожалуйста же, не сердитесь на меня, в особенности во внимание того уважения, которое я имею вообще к людям вашего времени и в особенности к вам, расположением которого я так желал бы пользоваться.
Начинаю с того, что поздравляю вас с праздником и Новым годом, желаю вам здоровья и продолжения того душевного спокойствия, в котором я всегда видел вас.
Работа моя томит и мучает меня, и радует и приводит то в состояние восторга, то уныния и сомнения; но ни днем, ни ночью, ни больного, ни здорового, мысль о ней ни на минуту не покидает меня. Вы мне позволяли делать вам и письменные вопросы. Выбираю самые для меня важные теперь.
Что за человек был Федор Александрович Уваров , женатый на Луниной? Я знаю, что он был храбрый офицер, израненный в голову в Бородинском сражении. Но что он был за человек? Когда женился? Какое было его отношение к обществу? Как он пропал? Что за женщина была Катерина Сергеевна? Когда умерла, остались ли дети?
На какой дуэли, — с кем и за что, — Лунин, Михаил Сергеевич , был ранен в пах?
Написав все эти вопросы, мне стало совестно. Пожалуйста, если вам скучно и некогда, ничего не отвечайте, а если ответите хоть что-нибудь, я буду очень благодарен. Если же все, что вы знаете про это, слишком длинно, то напишите — я приеду, чтобы послушать вас изустно.
Во всяком случае, поручаю себя вашему расположению и только прошу верить, что дело, которое занимает меня, для меня теперь почти так важно, как моя жизнь, и еще в то, что я дорожу моими отношениями к вам столько же по той помощи, которую вы оказывали и можете оказать мне, сколько по искреннему и глубокому уважению к вашей личности.
Гр. Л. Толстой.
Не вспомнится ли вам из декабристов какое-нибудь лицо, бежавшее и исчезнувшее?
352. А. А. Фету
1878 г. Декабря 31. Ясная Поляна.
Приписываю несколько строк, дорогой Афанасий Афанасьевич, чтобы сказать, что обеими руками подписываю то, что вам пишет Николай Николаевич . Не прочтя вновь всю статью, я не имею вполне права иметь мнение; но по тому, что я слышал тогда и теперь, и в особенности по серьезности, с которой Николай Николаевич отнесся к этому делу, и по тем разговорам, которые мы с ним имели, я позволяю себе прибавить и свой голос к его голосу. Трудно найти двух людей, которые бы так любили не только вас, но именно ваш ум, как мы с ним, и потому вы должны нам верить. Скажу только, что, прочтя письмо Страхова, я сказал ему, что он в письме к вам выразил свое осуждение сильнее, чем в разговоре со мной.
Поздравляю вас с Новым годом; дай вам бог здоровья и спокойствия душевного.
Наш поклон Марье Петровне. Я скоро буду в Москве и желал бы не попасть в то время, когда вы будете в Петербурге.
Если вам не в труд, пожалуйста, пришлите мне ваше последнее стихотворение .
Ваш Л. Толстой.
1879
353. H. H. Страхову
1879 г. Января 18…19. Ясная Поляна.
После вашего отъезда , дорогой Николай Николаевич, я совсем заболел, и так, что несколько дней лежал. Теперь почти здоров и принялся за работу; но все еще не выхожу и кашляю. Очень рад был узнать, что вы провели день с милым Фетом и доехали благополучно домой и не раскаиваетесь, что были у нас. Я же был очень рад вам.
Две у меня просьбы к вам: 1) Это повесть, переведенная П. Берс. Нельзя ли ее поместить в «Семейные вечера»? Она не хуже других, а я бы был за то очень благодарен вам и г-же Кашпиревой. 2-я наглая назойливая просьба, обращать которую к вам я не имею никакого права; но мне, ей-ей, до зарезанужно, необходимо. Вот в чем дело: у князя Николая Ивановича Горчакова, моего прадеда, умершего в 1811, было 3 сына: Михаил, Василий (генерал-майор, женат на Стромиловой. От него дочь Катерина, замужем за Уваровым и Перовским) и Александр. Один из этих Горчаковых за какие-то дурные дела судился и был сослан в Сибирь. Судился он, вероятно, в конце столетия — не ранее 80 годов, так как родился около 60-го. И судился, вероятно, в Сенате. Нельзя ли найти о нем дело?
Судился еще бывший военный министр Алексей Иваныч в начале нынешнего столетия, то это да не введет в заблуждение.
Не поможет ли вам Семенов? Не нужно ли обратиться к Дмитрию Оболенскому?
Не может ли быть полезен гр. Илья Андреич Толстой, он сенатор.
А еще узнайте, нельзя ли обратиться к кн. Александру Михайловичу, канцлеру? Он старейший из Горчаковых, и тот, которого я ищу, ему двоюродный дядя. Если обратиться к Горчакову, то через кого-нибудь или письменно?
Вы, вероятно, заметили за мной способность увлекаться чтением чего-нибудь и воображать себе, что какое-нибудь недостающее мне сведение для меня особенно важно, а потом про это забывать. Ради бога, не думайте, что и теперь так. Это сведение для меня необычайно важно. Это лицо узел всего. Наследников у этих Горчаковых никого, кроме нас. И мне нужно узнать, что может быть известно. Если ничего, то я свободен. Пути для разыскания этого дела я не знаю, но вы, верно, найдете. Если к кому надо обратиться, если надо ехать в Петербург, напишите. Пожалуйста, пожалуйста, сделайте это. Обнимаю вас от всей души.
Ваш Л. Толстой.
354. А. А. Толстой
1879 г. Января 25...28? Ясная Поляна.
Живы ли, здоровы ли вы и все ваши, дорогой друг?
Мы с своей стороны живы, но здоровы не совсем и только последнее время, а то всё болели: то дети, то я.
У меня к вам просьба: нет ли биографии, хотя самой краткой, Льва Алексеевича Перовского? Мне нужно знать, где он служил и находился с 16-го по 33-й год. А главное, мне бы очень нужно было знать, когдаи каки гдеон женился на Катерине Васильевне Уваровой (вдове Дмитрия Петровича Уварова), рожденной княжне Горчаковой. Я знаю, что она очень дурно жила с ним и умерла в 33-м году, но всякие подробности о его женитьбе и сношениях с нею были бы для меня драгоценны. Я хотел писать прямо Борису Алексеевичу , но не знаю его адреса, не знаю, граф ли он, или нет, и как мне ни совестно писать вам с просьбой, все-таки рад, что это заставляет меня писать вам. Будьте, как всегда, милая, добрая, всепрощающая и сделайте это, пожалуйста. Да заодно уже и еще просьбу. Существует в Петербурге подлинное дело декабристов, при нем существуют биографии с портретами, как мне говорили, всех декабристов . К этому делу был допущен один только Богданович — историк . Есть ли надежда, чтобы меня допустили к этому делу? И если есть, то кого и как просить об этом? Ну, что будет, то будет! Если вы не скажете: однако такого бессовестного эгоиста, как Лев Толстой, я редко встречала, это будет очень счастливо.
Благодарю вас очень за ваши хлопоты об англичанке; она не пошла к нам, и, кажется, мы сами виноваты, навалив на нее слишком много обязанностей.
Поцелуйте, пожалуйста, особенно нежно и почтительно за меня руку у тетушки Прасковьи Васильевны. О себе, пожалуйста, напишите, лучше ли ваше здоровье, чем прошлого года, и душою спокойнее ли вы. Несмотря на свой эгоизм, я люблю вас искренно.
Целую руку Софи и обнимаю графа Илью Андреича.
Ваш Л. Толстой.
Бумаги В. Перовского я перешлю вам со следующею почтою .
355. И. А. Толстому
1879 г. Января 25...28? Ясная Поляна.
Любезнейший и многоуважаемый дядюшка, граф Илья Андреевич .
Вы так избаловали меня своей добротой, что я без зазрения совести обращаюсь к вам с просьбой, исполнение которой, боюсь, доставит вам, хотя небольшие, но все-таки хлопоты. Мне при моей работе понадобились сведения о двоюродном деде моем князе Горчакове, сыне Николая Ивановича Горчакова, судившемся, как мне известно, за какие-то дела и разжалованном и сосланном в Сибирь. Как звали этого деда, я не знаю; знаю только, что он был один из трех братьев моей бабки, которых звали Михаил, Василий и Александр . Они обозначены в родословной книге Долгорукова в 1-й части на стр. 63.
Мне нужно знать года рождения и смерти всех братьев и того, который судился, и за что и, если возможно, найти дело о нем. Оно должно быть в архиве Сената. Если возможно, сделайте мне это, добрейший дядюшка. Мне это ужасно нужно.
Наследников и потомства у всех их не осталось. У одного Василья была дочь Перовская, от которой отец получил наследство. Но une fois que j’y suis , я хочу довести свою бессовестность до последней степени и просить вас еще об одном одолжении.
Князь Александр Михайлович Горчаков, которого дед Алексей был родной брат моего прадеда, должен многое знать и помнить из семейных преданий. Через кого и как обратиться к нему, чтобы узнать следующее:
1) На ком был женат мой прадед кн. Николай Иванович, и когда она родилась и умерла и подробности о ней .
2) Что известно о его сыновьях: когда родились, умерли, где служили, и который был под судом и за что.
3) Что известно ему про своего деда, женатого на Пещуровой, и других двух братьев его деда, Петра и Павла. На ком женаты, где служили .
Ну, что будет, то будет!
Рассердитесь вы на меня или нет, но если вы мне поможете в этом деле, очень буду благодарен . Пожалуйста, поцелуйте за меня руку многоуважаемой тетушки Прасковьи Васильевны и позвольте мне от всей души обнять вас.
Ваш гр. Л. Толстой.
Еще нельзя ли узнать у князя Александра Михайловича, как звали в миру его прабабку, а мою прапрабабку, урожденную княжну Мордкину, и в каком монастыре она была инокинею и под каким именем .
У меня есть ее портрет, и, к сожалению, я отдавал его реставрировать и мне закрасили надпись, бывшую на нем.
356. A. A. Фету
1879 г. Января 31… февраля 1. Ясная Поляна.
Дорогой Афанасий Афанасьевич.
Получил уже с неделю ваше особенно хорошее последнее письмо, с очень хорошим, но не превосходным стихотворением и не отвечал тотчас же, потому что, поверите ли, с тех пор не поправился от своего нездоровья, и нынче только получше, и голова свежее, но все еще не выхожу. Правда то, что правда, а не то, что доказанои пр. . Это из истин истина. Но правду, так жекак и эту истину, можно не доказывать, но выследить — прийти к ней и увидеть, что дальше идти некуда и что от нее-то я и пошел. Стихотворенье последнее мне не так понравилось, как предшествующее , и по форме (не так круто, как то), и по содержанию, с которым я не согласен, как можно быть несогласным с таким невозможным представлением. У Верна есть рассказ вокруг луны. Они там находятся в точке, где нет притяжения. Можно ли в этой точке подпрыгнуть? Знающие физики различно отвечали. Так и в вашем предположении должно различно отвечать, потому что положение невозможно, не человеческое. Но вопрос духовный поставлен прекрасно. И я отвечаю на него иначе, чем вы. Я бы не захотел опять в могилу. Для меня и с уничтожением всякой жизни, кроме меня, все еще не кончено. Для меня остаются еще мои отношения к богу, т. е. отношения к той силе, которая меня произвела, меня тянула к себе и меня уничтожит или видоизменит.
Стихотворение хорошо уж потому, что я читал детям, из которых некоторые заняты чумой , и оно, отвечая на их страх, тронуло их. Жена не видала Марью Петровну в Москве и очень сожалела. Она просит передать свой поклон, и я тоже.
Дай бог вам здоровья, спокойствия душевного и того, чтобы вы признали необходимость отношений к богу, отсутствие которых вы так ярко отрицаете в этом стихотворении.
Ваш Л. Толстой.
357. А. А. Фету
1879 г. Февраля 15…16. Ясная Поляна.
Я все хвораю, дорогой Афанасий Афанасьич, и от этого не отвечал вам тотчас же на ваше письмо с превосходным стихотворением . Это вполне прекрасно. Коли оно когда-нибудь разобьется и засыпется развалинами, и найдут только отломанный кусочек: в нем слишком много слез, то и этот кусочек поставят в музей и по нем будут учиться.
Я ни болен, ни здоров, но умственной и душевной бодрости, которая нужна мне, — нет. Не так, как вы — сухо дерево. Присылайте же еще стихи. Странно, как умствования мало убедительны. В последнем письме я вам писал, что я не согласен с мыслью последнего стихотворения . Что я не захотел бы вернуться в могилу, потому что у меня оставались бы ещемои отношения к богу. Вы ничего на это не отвечали. Ответьте, пожалуйста. Если вам это кажется просто глупостью, так и скажите.
Дай бог вам всего лучшего, передайте наши поклоны Марье Петровне.
Ваш Л. Толстой.
358. H. H. Страхову
1879 г. Марта 25. Ясная Поляна.
Не написать нынче — дурно, написать два слова — нехорошо, но менее дурно. Я был в Москве за дровами для своей печи . Дров набрал чудных, но измучился и простудился. Работаю много и радостно, но без всякого заметного следа работы вне себя. У нас все хорошо. Весной не пахнет еще. Василий Николаевич Горчаков был сослан, говорят, за фортепьяно, полное фальшивых ассигнаций, вывезенное им из-за границы . Где может находиться дело об обер-фискале Нестерове, казненном в 1724-м году? В Москве его нет. Если оно в Петербурге, можно ли иметь к нему доступ? Дай вам бог здоровья и спокойствия для работы.
Вы пишете, что трудно жить и работать в городе. Я даже не понимаю этого. Жить в Петербурге или Москве — это для меня все равно, что жить в вагоне.
Простите, не сердитесь и верьте, что я вас люблю не меньше вашего.
Ваш Л. Толстой.
359. А. А. Толстой
1879 г. Марта 25. Ясная Поляна.
Я не отвечал вам долго, дорогой друг, оттого, что был эти дни в Москве и измучился, как всегда, от городской ужасной для меня суеты.
Я не так понимаю, как вы, слово крест, который мы несем . Если богу угодно будет то, что я задумываю , вы прочтете; на словах тоже к слову сказать можно, но писать нельзя. Скажу только, что «Возьми крест свой и иди за мной» — это одно нераздельное слово. «Возьми крест свой» — отдельно не имеет, по-моему, смысла, потому что крест брать и не брать не в нашей воле; он лежит на нас, только не надо нести ничего лишнего — все то, что не крест. И нести крест надо не куда-нибудь, а за Христом, то есть исполняя его закон любви к богу и ближнему. Ваш крест — двор, мой — работа мысли — скверная, горделивая, полная соблазнов… Но будет…
У меня две просьбы к вам, то есть через вас, к государю и императрице. Не бойтесь. Надеюсь, что просьбы так легки, что вам не придется мне отказать. Просьба к императрице даже такова, что я уверен, что она будет благодарна вам. Просьба через нее к государю — за трех стариков, раскольничьих архиереев (одному 90 лет, двум около 60,— четвертый умер в заточении), которые 22 года сидят в заточении в суздальском монастыре. Имена их: Конон, Геннадий, Аркадий .
Когда я узнал про них, я не хотел верить, как и вы, верно, не поверите, что четыре старика сидят за свои религиозные убеждения в тяжелом заключении 23 года… Вы знаете лучше меня — можно или нет просить за них и освободить их. А как бы хорошо было освободить их в эти дни… Мне кажется, что нашей доброй императрице так идет ходатайство за таких людей.
Другая моя просьба к вам, чтобы мне были открыты архивы секретных дел времен Петра I, Анны Иоанновны и Елизаветы. Я был в Москве преимущественно для работ по архивам (теперь уж не декабристы, а 18-й век, начало его — интересует меня), и мне сказали, что без высочайшего разрешения мне не откроют архивов секретных, а в них все меня интересующее: самозванцы, разбойники, раскольники… Как получить разрешение? Если вам не скучно, не трудно, не неудобно, то помогите мне, научите меня, если же хоть немножко почему-нибудь неприятно, — пожалуйста, ничего не делайте и простите меня за мою indiscrйtion .
Как вы живете и чувствуете? Ваши письма всегда мне радостны. Чем старше, тем сильнее чувствуешь старую дружбу. Дай бог вам всего лучшего! Целую вашу руку, Соня благодарит вас за любовь и платит тем же.
Ваш Л. Толстой.
360. С. М. Соловьеву
1879 г. Марта 25? Ясная Поляна.
Милостивый государь Сергей Михайлович.
Я на днях ездил в Москву с тем, чтобы быть у вас и воспользоваться вашими советами и содействием, в которых лет 6 тому назад вы мне не отказали, когда я занимался исторической работой времен Петра I , но, к несчастью, не застал вас . Надеюсь в другой раз быть счастливее и на то, что вы будете и теперь так же добры и снисходительны ко мне, как и тот раз, и во многом мне поможете своими указаниями. Но в одном деле вы письменно можете помочь мне, и я позволяю себе обратиться к вам с великою просьбою — указать мне, где находится дело обер-фискала Нестерова, казненного в 724-м году .
Если вы мне напишете словечко с указанием, где находится это дело и дело Попцова , из которого у вас есть выписки, вы очень обяжете меня и настолько еще увеличите то чувство благодарности, которое не может не испытывать всякий русский, занимающийся историей, и которое я беспрестанно испытываю, занимаясь историческим трудом.
С истинным уважением
ваш покорный слуга граф Лев Толстой.
361. Н. К. Гирсу
1879 г. Апреля 14. Тула.
Тула 1879, 14 апреля.
Милостивый государь барон Николай Карлович!
Желая воспользоваться для начатого мною исторического труда, времен Петра I и Анны Иоанновны, сведениями из отдела так называемых секретных бумаг, я имею честь покорнейше просить ваше превосходительство об исходатайствовании мне разрешения для рассмотрения этих дел как в Петербургском государственном архиве, так и московских Главном и Архиве министерства юстиции .
С совершенным почтением и преданностью имею честь быть вашего превосходительства покорный слуга.
Граф Лев Толстой.
362. А. А. Фету
1879 г. Апреля 16...17. Ясная Поляна.
Есть молитва, которая говорит: не по заслугам, но по милосердию твоему, так и вы. Еще получил от вас длинное хорошее письмо . Непременно и скоро поеду в Киев и Воробьевку и все тогда вам расскажу, а теперь только отвечу на ваши опасения: «Декабристы» мои бог знает где теперь, я о них и не думаю , а если бы и думал, и писал, то льщу себя надеждой, что мой дух один, которым пахло бы, был бы невыносим для стреляющих в людей для блага человечества.
Как правы мужики и вы, что стреляют господа, и хоть не за то, что отняли, а потому, что отняли мужиков. Но должен сказать, я добросовестно не читаю газет, даже теперь, и считаю обязанностью всех отвращать от этой пагубной привычки. Сидит человек старый, хороший в Воробьевке, переплавил в своем мозгу две, 3 страницы Шопенгауэра и выпустил их по-русски , с кия кончил партию, убил вальдшнепа, полюбовался жеребенком от Закраса, сидит с женою, пьет славный чай, курит, всеми любим и всех любит. И вдруг привозят вонючий лист сырой, рукам больно, глазам больно, и в сердце злоба осуждений, чувство отчужденности, чувство, что никого я не люблю, никто меня не любит, и начинает говорить, говорить, и сердится, и страдает.
Это надо бросить. Будет много лучше.
Надеюсь, до свиданья. Наши поклоны Марье Петровне.
Ваш Л. Толстой.
363. А. А. Фету
1879 г. Июля 12...13. Ясная Поляна.
Не сердитесь на меня, дорогой Афанасий Афанасьевич, что не писал вам, не благодарил вас за приятный день у вас и не отвечал на последнее ваше письмо . Правда, должно быть, что я у вас был не в духе (простите за это), я и теперь все не в духе. Все ломаюсь, мучаюсь, тружусь, исправляюсь, учусь; и думаю, что не так ли, как Василий Петрович , покойник, доведется и мне заполнить пробел да и умереть; а все не могу не разворачивать сам себя. Что милый наш Страхов, не дал ли вам своего адреса? Он не пишет, а я не знаю, куда ему писать. У нас все корь: половину детей перебрала, а остальных ждем. Что ж вы в Москву? Только не дай бог, чтобы для здоровья. А хорошо бы для винтов каких-нибудь в машину, и к нам бы заехали. Наш поклон Марье Петровне.
Ваш Л. Толстой.
364. А. А. Фету
1879 г. Июля 27...28. Ясная Поляна.
Благодарю вас за ваше хорошее последнее письмо , дорогой Афанасий Афанасьевич, и за аполог о соколе, который мне нравится, но который я желал бы более пояснить. Если я этот сокол и если, как выходит из последующего, залетание мое слишком далеко состоит в том, что я отрицаю реальную жизнь, то я должен оправдаться. Я не отрицаю ни реальной жизни, ни труда, необходимого для поддержания этой жизни, но мне кажется, что большая доля моей и вашей жизни наполнена удовлетворениями не естественных, а искусственно привитых нам воспитанием и самими нами придуманных и перешедших в привычку потребностей, и что 9/10 труда, полагаемого на удовлетворение этих потребностей, — праздный труд. Мне бы очень хотелось быть твердо уверенным в том, что я даю людям больше того, что получаю от них. Но так как я чувствую себя очень склонным к тому, чтобы высоко ценить свой труд и низко ценить чужой, то я не надеюсь увериться в безобидности для других расчета со мной одним усилением своего труда и избранием тяжелейшего (я непременно уверю себя, что любимый мной труд есть и самый нужный и трудный); я желал бы как можно поменьше брать от других и как можно меньше трудиться для удовлетворения своих потребностей; и думаю, так легче не ошибиться.
Жалко очень, что здоровье ваше все нетвердо, но радуюсь тому, что вы духом здоровы, что видно из ваших писем. Признаюсь, что жду с большим нетерпением Страхова . От души обнимаю вас и прошу передать наши поклоны Марье Петровне.
Ваш Л. Толстой.
365. С. А. Толстой
1879 г. Сентября 30. Москва.
Я переделал очень, очень много и хорошо, но многое еще остается, и потому ты, душенька, не сердись за то, что мы отлагаем приезд до вторника, по курьерскому