Страница:
заставило его вернуться.
-- Боюсь, что следы моей лошади вам мало помогут. После
пожара здесь успели побывать мустанги. Они оставили тысячи
отпечатков своих копыт. Правда, моя лошадь подкована, но ведь
вы не привыкли различать следы, и вам будет трудно разобраться,
тем более что на сухой золе все лошадиные следы почти
одинаковы.
-- Что же нам делать? -- спросил плантатор с отчаянием в
голосе.
-- Мне очень жаль, мистер Пойндекстер, но я не могу
сопровождать вас. Я должен срочно доставить в форт важное
донесение. Если вы потеряете мой след, держитесь так, чтобы
солнце было у вас справа, а ваши тени падали налево, под углом
около пятнадцати градусов к линии движения. Миль пять
двигайтесь прямо вперед. Затем вы увидите верхушку высокого
дерева -- кипариса. Вы узнаете его по красному цвету.
Направляйтесь прямо к этому дереву. Оно стоит на самом берегу
реки, недалеко от брода.
Молодой всадник уже натянул поводья и готов был снова
ускакать, но что-то заставило его сдержать коня.
Он увидел темные блестящие глаза, глядевшие из-за
занавесок кареты,-- в первый раз он увидел эти глаза.
Обладательница их скрылась в тени, но было еще достаточно
светло, чтобы разглядеть лицо необычайной красоты. Кроме того,
он заметил, что прекрасные глаза устремлены в его сторону и что
они смотрят на него взволнованно, почти нежно.
Невольно он ответил восхищенным взглядом, но, испугавшись,
как бы это не сочли дерзостью, круто повернул коня и снова
обратился к плантатору, который только что поблагодарил его за
любезность.
-- Я не заслуживаю благодарности, -- сказал незнакомец, --
так как оставляю вас на произвол судьбы, но, к несчастью, я не
располагаю свободным временем.
Он посмотрел на часы, как будто сожалея, что ему придется
ехать одному.
-- Вы очень добры, сэр, -- сказал Пойндекстер. -- Я
надеюсь, что, следуя вашим советам, мы не собьемся с пути.
Солнце нам поможет.
-- Боюсь, как бы не изменилась погода. На севере
собираются тучи. Через час они могут заслонить солнце... во
всяком случае, это произойдет раньше, чем вы достигнете места,
откуда виден кипарис... Я не могу вас так оставить...
Впрочем,-- сказал он после минуты размышления,-- я придумал:
держитесь следа моего лассо!
Незнакомец снял с седельной луки свернутую веревку и,
прикрепив один конец к кольцу на седле, бросил другой на землю.
Затем, изящным движением приподняв шляпу, он вежливо поклонился
-- почти в сторону кареты,-- пришпорил лошадь и снова поскакал
по прерии.
Лассо, вытянувшись позади лошади ярдов на двенадцать,
оставило на испепеленной поверхности прерии полосу, похожую на
след проползшей змеи.
-- Удивительно странный молодой человек! -- сказал
плантатор, глядя вслед всаднику, скрывшемуся в облаке черной
пыли. -- Мне следовало бы спросить его имя.
-- Удивительно самодовольный молодой человек, я бы
сказал,-- пробормотал Колхаун, от которого не ускользнул
взгляд, брошенный незнакомцем в сторону кареты, так же как и
ответный взгляд кузины.-- Что касается его имени, то о нем,
пожалуй, и не стоило спрашивать. Наверняка он назвал бы
вымышленное. Техас переполнен такими франтами, которые, попав
сюда, обзаводятся новыми именами, более благозвучными, или же
меняют их по каким-нибудь другим причинам.
-- Послушай, Кассий,-- возразил молодой Пойндекстер,-- ты
к нему несправедлив. Он, по-моему, человек образованный,
джентльмен, вполне достойный носить самое знатное имя.
-- "Джентльмен"! Черт возьми, вряд ли! Я никогда не
встречал джентльмена, который рядился бы в мексиканские тряпки.
Бьюсь об заклад, что это просто какой-нибудь проходимец.
Во время этого разговора прекрасная креолка выглянула из
кареты и с нескрываемым интересом провожала глазами
удалявшегося всадника.
Не этим ли следует объяснить язвительный тон Колхауна?
-- В чем дело, Лу? -- спросил он почти шепотом, подъезжая
вплотную к карете. -- Ты, кажется, очень торопишься? Может
быть, ты хочешь догнать этого наглеца? Еще не поздно -- я дам
тебе свою лошадь.
Девушка откинулась назад, очевидно недовольная не только
словами, но и тоном кузена. Но она не показала виду, что
рассердилась, и не стала спорить -- она выразила свое
недовольство гораздо более обидным образом. Звонкий cмex был
единственным ответом, которым она удостоила кузена.
-- Ах так... Глядя на тебя, я так и подумал, что тут
что-то нечисто. У тебя был такой вид, словно ты очарована этим
щеголеватым курьером. Он пленил тебя, вероятно, своим пышным
нарядом? Но знай, что это всего лишь ворона в павлиньих перьях,
и мне, верно, еще придется содрать их с него и, быть может, с
куском его собственной кожи.
-- Как тебе не стыдно. Кассий! Подумай, что ты говоришь!
-- Это тебе надо подумать о том, как ты себя ведешь, Лу.
Удостоить своим вниманием какого-то бродягу, ряженого шута! Я
не сомневаюсь, что он простой почтальон, нанятый офицерами
форта.
-- Почтальон, ты думаешь? О, как бы я хотела получать
любовные письма из рук такого письмоносца!
-- Тогда поспеши и скажи ему об этом. Моя лошадь к твоим
услугам.
-- Ха-ха-ха! Как же ты несообразителен! Если бы я даже и
захотела, шутки ради, догнать этого почтальона прерии, то на
твоей ленивой кляче мне это вряд ли удалось бы. Он так быстро
мчится на своем гнедом, что, конечно, они оба исчезнут из виду,
прежде чем ты успеешь переменить для меня седло. О нет! Мне его
не догнать, как бы мне этого ни хотелось.
-- Смотри, чтобы отец не услышал тебя!
-- Смотри, чтобы он тебя не услышал,-- ответила девушка,
заговорив теперь уже серьезным тоном. -- Хотя ты мой двоюродный
брат и отец считает тебя верхом совершенства, я этого не
считаю, о нет! Я никогда не скрывала этого от тебя -- не так
ли?
Колхаун только нахмурился в ответ на это горькое для него
признание.
-- Ты мой двоюродный брат -- и только,-- продолжала
девушка строгим голосом, резко отличавшимся от того шутливого
тона, которым она начала беседу. --Для меня ты больше никто,
капитан Кассий Колхаун! И не пытайся, пожалуйста, быть моим
советчиком. Только с одним человеком я считаю своим долгом
советоваться, и только ему я позволю упрекать себя. А поэтому
прошу тебя, мастер7 Каш, воздержаться от подобных нравоучений.
Я никому не стану давать отчет в своих мыслях, так же как и в
поступках, до тех пор, пока не встречу достойного человека. Но
не тебе быть моим избранником! Закончив свою отповедь, девушка
снова откинулась на подушки, смерив капитана взглядом, полным
негодования и презрения. Потом она задернула занавески кареты,
давая этим понять, что больше не желает с ним разговаривать.
Крики возниц вывели капитана из оцепенения. Фургоны снова
двинулись в путь по мрачной прерии, которая едва ли была
мрачнее мыслей Кассия Колхауна.
Путешественники больше не беспокоились о дороге: след
лассо тянулся непрерывной змейкой и был так отчетливо виден,
что даже ребенок не сбился бы с пути.
Он не шел по прямой, а извивался между зарослями
кустарников. Порой, когда путь лежал по местности, где не было
деревьев, он отклонялся в сторону. Делалось это не случайно: в
таких местах были глубокие овраги и другие препятствия, --
змейка следа огибала их, показывая дорогу фургонам.
-- Как это предусмотрительно со стороны молодого человека!
-- сказал Пойндекстер.-- Право, я очень жалею, что мы не узнали
его имени. Если он служит в форте, мы еще встретимся с ним.
-- Без сомнения! -- воскликнул Генри.-- И я буду этому
очень рад.
Луиза сидела, откинувшись на спинку сиденья, -- она
слышала разговор между отцом и братом, но ничего не сказала,
только в ее взгляде можно было прочесть, что она всем сердцем
разделяет надежду брата.
Радуясь скорому окончанию трудного путешествия, а также
возможности до захода солнца увидеть свои новые владения,
плантатор был в прекрасном настроении. Этот гордый аристократ
вдруг удостоил своим снисходительным вниманием всех окружающих:
непринужденно болтал с надсмотрщиком, остановился пошутить с
дядюшкой Сципионом, едва ковылявшим на покрытых волдырями
ногах, подбодрил тетушку Хлою, которая ехала с младенцем на
руках.
"Чудесно!" -- может воскликнуть посторонний наблюдатель,
введенный в заблуждение такой необычайной сценой, столь
старательно изображаемой писаками, подкупленными самим сатаной.
-- В конце концов, как прекрасны патриархальные нравы
рабовладельцев! И это после всего, что мы говорили и cделали
для уничтожения рабства! Попытка разрушить это древнее здание
-- достойный краеугольный камень рыцарственной нации -- лишь
филантропическая блажь, излишняя чувствительность. О вы,
фанатики, стремящиеся к уничтожению рабства! Почему вы
восстаете против него? Разве вы не знаете, что одни должны
страдать, должны работать и голодать, чтобы другие наслаждались
роскошью и бездельем? Разве вы не знаете, что одни должны быть
рабами, чтобы другие были свободными?"
Эти речи, несущие страдания миллионам, за последнее время
раздаются слишком часто. Горе человеку, который произносит их,
и нации, которая их слушает!
Хорошее настроение плантатора, казалось, разделяли все его
спутники за исключением Колхауна. Оно отражалось на лицах
невольников, которые считали Пойндекстера источником своего
счастья или несчастья -- всемогущим, почти как Бог.
Они любили его меньше, чем Бога, но боялись больше, хотя
его нельзя было назвать плохим хозяином -- по сравнению с
другими рабовладельцами. Он не находил особого удовольствия в
истязании своих рабов и был доволен, когда видел, что они сыты
и одеты, что кожа их лоснится от жира. Ведь по этим признакам
судили о благосостоянии его самого -- их господина. Он иногда
учил их плетью -- уверяя, что это оказывает на них благотворное
действие,-- однако на коже его невольников не было ни одного
рубца от жестоких истязаний, а этим мог похвастаться далеко не
всякий рабовладелец штата Миссисипи.
Стоит ли удивляться, что в обществе такого "примерного"
хозяина все были в хорошем настроении и даже невольники,
заразившись общей радостью, принялись весело болтать!
Однако благодушное настроение длилось недолго. Оно было
прервано не внезапно и не по вине тех, кто его разделял:
причиной были обстоятельства, которые от них не зависели.
Как и предсказал незнакомец, солнце скрылось раньше, чем
показался кипарис.
Но это не должно было бы вызвать беспокойства: след лассо
был по-прежнему хорошо виден, и ориентироваться по солнцу не
было необходимости. Однако тучи, затянувшие небо, угнетающе
подействовали на путников.
-- Можно подумать, что уже наступили вечерние сумерки,--
сказал плантатор, вынимая свои золотые часы,-- а между тем
всего лишь три часа. Наше счастье, что этот молодой человек
помог нам. Если бы не он, мы до заката проплутали бы по этой
выжженной прерии. Пожалуй, пришлось бы заночевать прямо на
пепле...
-- Ну и черная была бы постель! -- шутливо отозвался
Генри, чтобы придать разговору более веселый характер. -- Ух, и
страшные бы я видел сны, если бы пришлось так спать!
-- И я тоже, -- добавила сестра, выглядывая из-за
занавесок и всматриваясь в даль.-- Я уверена, что мне
приснились бы Плутон8 и Прозерпина9 в аду.
-- Хи-хи-хи! -- осклабился черный кучер, числившийся в
книгах плантаций как Плутон Пойндекстер.-- Мисса Луи увидит
меня во сне на этой черной прерии! Вот чудн'о так чудн'о!
Хи-хи-хи!
-- Слишком рано вы начали смеяться,-- раздался мрачный
голос капитана, подъехавшего во время этого разговора.--
Смотрите, как бы вам и в самом деле не пришлось ночевать в этой
черной прерии! Хорошо, если не случится еще чего-нибудь похуже.
-- Что ты хочешь этим сказать, Каш? -- спросил плантатор.
-- Я хочу сказать, дядя, что этот молодчик обманул нас. Я
не могу еще этого утверждать, но похоже, что дело скверно. Мы
проехали уже больше пяти миль... около шести, должно быть, а
где же кипарис, о котором он говорил? Кажется, у меня зрение не
хуже, чем у других, но, как я ни всматривался в даль, я не
обнаружил никакого дерева.
-- Но зачем же ему обманывать нас?
-- Ах, "зачем"! В том-то и дело, что у него может быть для
этого немало причин.
-- Назови нам хотя бы одну из них,-- раздался серебристый
голос из кареты,-- мы с интересом послушаем.
-- Еще бы: ты будешь слушать с особым интересом все, что
касается этого субъекта,-- иронически ответил Колхаун, -- а
если я выскажу свои соображения, ты со свойственной тебе
снисходительностью назовешь это ложной тревогой!
-- Это будет зависеть от того, что ты скажешь, мастер
Кассий. Мне кажется, что тебе следует испытать нас. Не можем же
мы думать, что ты, военный и такой опытный путешественник,
поддался ложной тревоге!
Колхаун понял злую насмешку и, вероятно, воздержался бы от
дальнейших объяснений, если бы на этом не настоял Пойндекстер.
-- Послушай, Кассий, объясни же, в чем дело? -- серьезно
спросил плантатор.-- То, что ты нам сказал, вызывает больше чем
простое любопытство. Какую цель мог преследовать этот молодой
человек, давая нам ложные указания?
-- Ну что же, дядя...-- сказал Колхаун не столь заносчиво,
как раньше,-- я ведь не утверждаю этого. Я только высказываю
свое предположение.
-- Какое же?
-- Ну, мало ли что может случиться! В этих прериях нередко
нападают на караваны -- и не только на такие, как наш, но и на
караваны посильнее нашего,-- грабят и убивают.
-- Упаси Боже! -- с притворным испугом воскликнула Луиза.
-- Индейцы? -- сказал Пойндекстер.
-- Иногда бывает, что и индейцы, но часто за индейцев
выдают себя белые, и не только мексиканцы. Для этого нужно лишь
немного коричневой краски, парик из лошадиного хвоста,
несколько перьев для головного убора и побольше наглости. Если
нас ограбит банда "белых индейцев",-- а это не раз случалось,--
то винить нам будет некого, кроме самих себя: мы будем лишь
наказаны за наивную доверчивость к первому встречному.
-- Боже мой, Кассий! Ведь это серьезное обвинение. Неужели
ты хочешь сказать, что этот курьер -- если он действительно
курьер -- заманивает нас в западню?
-- Нет, дядя, я этого не говорю. Я только говорю, что
такие вещи бывали; возможно, он нас и заманивает...
-- Возможно, но маловероятно,-- раздался из кареты голос,
полный язвительной насмешки.
-- Нет,-- воскликнул Генри, который хотя и ехал немного
впереди, но слышал весь разговор,-- твои подозрения
несправедливы, Кассий! Это клевета. И я могу это тебе доказать.
Посмотри-ка сюда.
Юноша сдержал лошадь, указывая на предмет у края тропы,
который он перед этим внимательно рассматривал. Это был
колоннообразный кактус; его зеленый, сочный ствол уцелел от
огня.
Но Генри Пойндекстер обращал внимание своих спутников не
на самое растение, а на небольшую белую карточку, наколотую на
один из его шипов. Тот, кто знаком с обычаями цивилизованиого
общества, сразу узнал бы, что это визитная карточка.
-- Посмотрим, что там написано,-- сказал юноша, подъезжая
ближе; он прочитал вслух: -- "Кипарис виден".
-- Где? -- спросил Пойндекстер.
-- Здесь нарисована рука, -- ответил Генри.-- Нет
сомнения, что палец указывает на кипарис.
Все стали смотреть в направлении, обозначенном на
карточке.
Если бы светило солнце, кипарис можно было бы увидеть с
первого же взгляда. Но еще недавно синее, небо теперь стало
свинцово-серым, и, сколько путешественники ни напрягали зрение,
на горизонте нельзя было разглядеть ничего, напоминающего
верхушку дерева.
-- Ничего там нет, -- уверенным тоном заявил Колхаун. -- Я
убежден, что это лишь новая хитрость этого бродяги.
-- Ты ошибаешься, -- ответил голос, который так часто
противоречил Кассию,--Посмотри в бинокль. Если тебе не изменило
твое превосходное зрение, ты увидишь на горизонте что-то очень
похожее на дерево, на высокое дерево -- наверно, это кипарис.
Ведь я никогда не видела кипариса на болотах Луизианы.
Колхун не захотел взять бинокль из рук кузины -- он знал,
что Луиза говорит правду, и ему не надо было лишних
доказательств.
Тогда Пойндекстер взял бинокль, наладил его по своим
близоруким глазам и отчетливо увидел кипарис, возвышавшийся над
прерией.
-- Правильно,-- сказал он, -- кипарис виден. Незнакомец
оказался честным человеком. Ты был к нему несправедлив, Каш.
Мне не верилось, чтобы он мог сыграть над нами такую злую
шутку... Слушайте, мистер Сансом! Отдайте распоряжение возницам
-- надо двигаться дальше.
Колхаун злобно пришпорил лошадь и поскакал по прерии; ему
больше не хотелось ни разговаривать, ни оставаться в обществе
своих спутников.
-- Дай мне посмотреть на эту карточку, Генри, -- тихо
сказала Луиза. -- Мне хочется увидеть стрелку, которая так
помогла нам. Сними ее оттуда -- незачем оставлять ее на
кактусе, раз мы увидели дерево.
Генри исполнил просьбу сестры, ни на минуту не задумавшись
над ее тайным смыслом.
Он снял карточку с кактуса и бросил ее на колени Луизе.
-- Морис Джеральд! -- прошептала креолка, увидя на
обратной стороне имя.-- Морис Джеральд! -- повторила она
взволнованно, пряча карточку на груди.-- Кто бы ты ни был,
откуда бы ты ни пришел, куда бы ни лежал твой путь и кем бы ты
ни стал, с этих пор у нас одна судьба! Я чувствую это -- я знаю
это также ясно, как вижу небо над собой! О, какое грозное небо!
Не будет ли такой же моя неизвестная судьба?
Словно зaчapoвaннaя cидeлa Луизa во власти своих грез. Она
сжимала виски тонкими пальцами, и, казалось, все силы ее души
были устремлены на то, чтобы понять прошлое и проникнуть в
будущее.
Однако ее мечты скоро были прерваны. Она услыхала
возгласы, в которых слышалась тревога.
Луиза узнала обеспокоенный голос брата:
-- Посмотри, отец! Разве ты их не видишь?
-- Где, Генри, где?
-- Там, позади фургонов... Теперь ты видишь?
-- Да, я что-то вижу, но я не могу понять, что это такое.
Они выглядят, как...--Пойндекстер на минуту остановился
озадаченный. -- Я, право, не понимаю, что это такое...
-- Водяные смерчи? -- подсказал Колхаун, который, увидев
странное явление, снизошел до того, чтобы присоединиться к
компании, собравшейся около кареты. -- Но этого не может быть
-- мы слишком далеко от моря. Я никогда не слыхал, чтобы они
появлялись в прерии.
-- Что бы это ни было, но они движутся, -- сказал Генри.
-- Смотрите! Они приближаются друг к другу и снова расходятся.
Если бы не это, можно было бы принять их за огромные обелиски
из черного мрамора.
-- Великаны или черти! -- смеясь, заметил Колхаун. --
Сказочные чудовища, которым вздумалось прогуляться по этой
жуткой прерии.
Капитан в отставке с трудом заставлял себя шутить. Как и
всех остальных, его угнетало тяжелое предчувствие.
И неудивительно.
С северной стороны над прерией внезапно появилось
несколько совершенно черных колонн -- их было около десяти.
Ничего подобного никто из путешественников никогда раньше не
видел. Эти огромные столбы то стояли неподвижно, то скользили
по обугленной земле, как великаны на коньках, изгибаясь и
наклоняясь друг к другу, словно в фантастических фигурах
какого-то странного танца. Представьте себе легендарных
титанов, которые ожили на прерии Техаса и плясали в неистовой
вакханалии.
Было вполне естественно, что путешественников охватила
тревога, когда они заметили это невиданное явление, никому из
них не известное. Все были уверены, что надвигается стихийное
бедствие.
При первом же появлении этих загадочных фигур обоз
остановился; негры-пешеходы, так же как и возницы, вскрикнули
от ужаса; лошади заржали, дрожа от страха; мулы пронзительно
заревели.
Со стороны черных башен доносился какой-то гул, похожий на
шум водопада, по временам прерывавшийся треском как бы
ружейного выстрела или раскатом отдаленного грома.
Шум нарастал, становился более отчетливым. Неведомая
опасность приближалась.
Путешественники остолбенели от ужаса, и Колхаун не
составил исключения -- он уже больше не пытался шутить.
Все взоры обратились на свинцовые тучи, заволакивающие
небо, и на черные громады, которые приближались, казалось, для
того, чтобы раздавить путников.
В эту гнетущую минуту вдруг раздался крик с
противоположной стороны, и, хотя в нем слышалась тревога, он
все же нес успокоение.
Обернувшись, путники увидели всадника, мчащегося к ним во
весь опор.
Лошадь была черная, как сажа, такого же цвета был и
всадник, не исключая лица. Но, несмотря на это, его узнали: это
был тот самый незнакомец, по следу которого они ехали.
Девушка в карете первая узнала его.
-- Вперед! -- воскликнул незнакомец, приблизившись к
каравану. -- Вперед, вперед! Как можно скорее...
-- Что это такое? -- растерянно спросил плантатор,
охваченный страхом.-- Нам грозит опасность?
-- Да. Я не ждал этого, когда оставил вас. Только
достигнув реки, я увидел грозные признаки.
-- Чего, сэр?
-- Норда.
-- Вы так называете бурю?
-- Да.
-- Я никогда не слыхал, что норд может быть опасен --
разве только кораблям на море, -- вмешался Колхаун.-- Я,
конечно, знаю, что он несет с собою пронизывающий холод, но...
-- Не только холод, сэр. Он принесет кое-что похуже, если
вы не поспешите укрыться от него... Мистер Пойндекстер, --
обратился всадник к плантатору нетерпеливо и настойчиво, -- вы
и все ваши люди в опасности. Норд не всегда бывает страшен, но
этот... Взгляните! Вы висите эти черные смерчи?
-- Мы смотрим на них и не можем понять, что это такое...
-- Это вестники бури, и сами по себе они не опасны. Но
посмотрите вон туда... Видите ли вы эту черную тучу,
заволакивающую небо?.. Вот чего вам надо бояться! Я не хочу
пугать вас, но должен сказать, что она несет с собой смерть.
Она движется сюда. Спасение только в быстроте. Поторопитесь, а
то будет поздно. Через десять минут она будет здесь -- и
тогда... Скорее, сэр, умоляю вас! Прикажите вашим возницам
погонять изо всех сил. Само небо велит вам!
Подчиняясь этим настойчивым требованиям, плантатор отдал
распоряжение двигаться и гнать обоз с предельной скоростью.
Ужас, который обуял как животных, так и возниц, сделал
излишним вмешательство кнутов.
Карета и всадники по-прежнему ехали впереди. Незнакомец
держался позади, как бы охраняя караван.
Время от времени он натягивал поводья, оглядывался и
каждый раз проявлял все большую тревогу.
Заметив это, плантатор подъехал к нему и спросил:
-- Опасность еще не миновала?
-- К сожалению, не могу вам сказать ничего утешительного.
Я рассчитывал, что ветер переменит направление.
-- Ветер? Я не замечаю никакого ветра.
-- Не здесь. Вон там страшный ураган, и он несется прямо к
нам... Боже мой, он приближается с невероятной быстротой! Вряд
ли мы успеем пересечь выжженную прерию...
-- Что же делать? -- воскликнул плантатор в ужасе.
-- Нельзя ли заставить ваших мулов бежать еще быстрее?
-- Нет, они и так уже выбиваются из сил.
-- В таком случае, я боюсь, что ураган настигнет нас...
Высказав это мрачное предположение, всадник обернулся еще
раз и посмотрел на черные смерчи, как бы определяя скорость их
движения.
Складки, которые обозначились вокруг его рта, выдали
что-то более серьезное, чем недовольство.
-- Да, уже поздно! -- воскликнул он, вдруг прервав свои
наблюдения.-- Они движутся быстрее нас, гораздо быстрее... Нет
надежды уйти от них!
-- Боже мой, сэр! Разве опасность так велика? Неужели мы
не можем ничего сделать, чтобы избежать ее? -- спросил
плантатор.
Незнакомец ответил не сразу. Несколько мгновений он
молчал, как будто о чем-то напряженно думая, -- он уже больше
не смотрел на небо, взгляд его блуждал по фургонам.
-- Неужели же нет никакой надежды? -- повторил плантатор.
-- Нет, есть! -- радостно ответил всадник; казалось,
какая-то счастливая мысль озарила его. -- Надежда есть. Я не
подумал об этом раньше. Нам не удастся уйти от бури, но
избежать опасности мы можем. Быстрее, мистер Пойндекстер!
Отдайте распоряжение вашим людям окутать головы лошадей и
мулов, иначе животные будут ослеплены и взбесятся. Одеяла,
платки -- все годится. Когда это будет сделано, пусть все
забираются в фургоны. Нужно только, чтобы навесы были плотно
закрыты со всех сторон. О карете я позабочусь сам.
Сделав эти указания, всадник поскакал вперед, в то время
как Пойндекстер с надсмотрщиком отдавали необходимые
распоряжения возницам.
-- Сударыня, -- подъезжая к карете, сказал всадник со всей
любезностью, какую позволяли обстоятельства, -- вы должны
задернуть все занавески. Ваш кучер пусть войдет в карету. И вы
также, господа, -- сказал он, обращаясь к Генри, Колхауну и
только что подъехавшему Пойндекстеру. -- Места всем хватит.
Только скорее, умоляю вас! Не теряйте времени. Через несколько
минут буря разразится над нами.
-- А вы, сэр? -- с искренней озабоченностью спросил
плантатор человека, который столько сделал, чтобы избавить их
от грозящей беды.--Как же вы?
-- Обо мне не беспокойтесь: я знаю, что надвигается. Не
впервые я встречаюсь с этим... Прячьтесь, прячьтесь, умоляю
вас! Нельзя терять ни секунды. Вы слышите завывание? Скорее,
пока на нас не налетела пылевая туча!
Плантатор и Генри быстро соскочили с лошадей и вошли в
карету. Колхаун упрямо продолжал сидеть в седле. Почему он
должен бояться какой-то воображаемой опасности, от которой не
прячется этот человек в мексиканском костюме?
Незнакомец велел надсмотрщику залезть в ближайший фургон,
чему тот беспрекословно повиновался. Теперь можно было подумать
-- Боюсь, что следы моей лошади вам мало помогут. После
пожара здесь успели побывать мустанги. Они оставили тысячи
отпечатков своих копыт. Правда, моя лошадь подкована, но ведь
вы не привыкли различать следы, и вам будет трудно разобраться,
тем более что на сухой золе все лошадиные следы почти
одинаковы.
-- Что же нам делать? -- спросил плантатор с отчаянием в
голосе.
-- Мне очень жаль, мистер Пойндекстер, но я не могу
сопровождать вас. Я должен срочно доставить в форт важное
донесение. Если вы потеряете мой след, держитесь так, чтобы
солнце было у вас справа, а ваши тени падали налево, под углом
около пятнадцати градусов к линии движения. Миль пять
двигайтесь прямо вперед. Затем вы увидите верхушку высокого
дерева -- кипариса. Вы узнаете его по красному цвету.
Направляйтесь прямо к этому дереву. Оно стоит на самом берегу
реки, недалеко от брода.
Молодой всадник уже натянул поводья и готов был снова
ускакать, но что-то заставило его сдержать коня.
Он увидел темные блестящие глаза, глядевшие из-за
занавесок кареты,-- в первый раз он увидел эти глаза.
Обладательница их скрылась в тени, но было еще достаточно
светло, чтобы разглядеть лицо необычайной красоты. Кроме того,
он заметил, что прекрасные глаза устремлены в его сторону и что
они смотрят на него взволнованно, почти нежно.
Невольно он ответил восхищенным взглядом, но, испугавшись,
как бы это не сочли дерзостью, круто повернул коня и снова
обратился к плантатору, который только что поблагодарил его за
любезность.
-- Я не заслуживаю благодарности, -- сказал незнакомец, --
так как оставляю вас на произвол судьбы, но, к несчастью, я не
располагаю свободным временем.
Он посмотрел на часы, как будто сожалея, что ему придется
ехать одному.
-- Вы очень добры, сэр, -- сказал Пойндекстер. -- Я
надеюсь, что, следуя вашим советам, мы не собьемся с пути.
Солнце нам поможет.
-- Боюсь, как бы не изменилась погода. На севере
собираются тучи. Через час они могут заслонить солнце... во
всяком случае, это произойдет раньше, чем вы достигнете места,
откуда виден кипарис... Я не могу вас так оставить...
Впрочем,-- сказал он после минуты размышления,-- я придумал:
держитесь следа моего лассо!
Незнакомец снял с седельной луки свернутую веревку и,
прикрепив один конец к кольцу на седле, бросил другой на землю.
Затем, изящным движением приподняв шляпу, он вежливо поклонился
-- почти в сторону кареты,-- пришпорил лошадь и снова поскакал
по прерии.
Лассо, вытянувшись позади лошади ярдов на двенадцать,
оставило на испепеленной поверхности прерии полосу, похожую на
след проползшей змеи.
-- Удивительно странный молодой человек! -- сказал
плантатор, глядя вслед всаднику, скрывшемуся в облаке черной
пыли. -- Мне следовало бы спросить его имя.
-- Удивительно самодовольный молодой человек, я бы
сказал,-- пробормотал Колхаун, от которого не ускользнул
взгляд, брошенный незнакомцем в сторону кареты, так же как и
ответный взгляд кузины.-- Что касается его имени, то о нем,
пожалуй, и не стоило спрашивать. Наверняка он назвал бы
вымышленное. Техас переполнен такими франтами, которые, попав
сюда, обзаводятся новыми именами, более благозвучными, или же
меняют их по каким-нибудь другим причинам.
-- Послушай, Кассий,-- возразил молодой Пойндекстер,-- ты
к нему несправедлив. Он, по-моему, человек образованный,
джентльмен, вполне достойный носить самое знатное имя.
-- "Джентльмен"! Черт возьми, вряд ли! Я никогда не
встречал джентльмена, который рядился бы в мексиканские тряпки.
Бьюсь об заклад, что это просто какой-нибудь проходимец.
Во время этого разговора прекрасная креолка выглянула из
кареты и с нескрываемым интересом провожала глазами
удалявшегося всадника.
Не этим ли следует объяснить язвительный тон Колхауна?
-- В чем дело, Лу? -- спросил он почти шепотом, подъезжая
вплотную к карете. -- Ты, кажется, очень торопишься? Может
быть, ты хочешь догнать этого наглеца? Еще не поздно -- я дам
тебе свою лошадь.
Девушка откинулась назад, очевидно недовольная не только
словами, но и тоном кузена. Но она не показала виду, что
рассердилась, и не стала спорить -- она выразила свое
недовольство гораздо более обидным образом. Звонкий cмex был
единственным ответом, которым она удостоила кузена.
-- Ах так... Глядя на тебя, я так и подумал, что тут
что-то нечисто. У тебя был такой вид, словно ты очарована этим
щеголеватым курьером. Он пленил тебя, вероятно, своим пышным
нарядом? Но знай, что это всего лишь ворона в павлиньих перьях,
и мне, верно, еще придется содрать их с него и, быть может, с
куском его собственной кожи.
-- Как тебе не стыдно. Кассий! Подумай, что ты говоришь!
-- Это тебе надо подумать о том, как ты себя ведешь, Лу.
Удостоить своим вниманием какого-то бродягу, ряженого шута! Я
не сомневаюсь, что он простой почтальон, нанятый офицерами
форта.
-- Почтальон, ты думаешь? О, как бы я хотела получать
любовные письма из рук такого письмоносца!
-- Тогда поспеши и скажи ему об этом. Моя лошадь к твоим
услугам.
-- Ха-ха-ха! Как же ты несообразителен! Если бы я даже и
захотела, шутки ради, догнать этого почтальона прерии, то на
твоей ленивой кляче мне это вряд ли удалось бы. Он так быстро
мчится на своем гнедом, что, конечно, они оба исчезнут из виду,
прежде чем ты успеешь переменить для меня седло. О нет! Мне его
не догнать, как бы мне этого ни хотелось.
-- Смотри, чтобы отец не услышал тебя!
-- Смотри, чтобы он тебя не услышал,-- ответила девушка,
заговорив теперь уже серьезным тоном. -- Хотя ты мой двоюродный
брат и отец считает тебя верхом совершенства, я этого не
считаю, о нет! Я никогда не скрывала этого от тебя -- не так
ли?
Колхаун только нахмурился в ответ на это горькое для него
признание.
-- Ты мой двоюродный брат -- и только,-- продолжала
девушка строгим голосом, резко отличавшимся от того шутливого
тона, которым она начала беседу. --Для меня ты больше никто,
капитан Кассий Колхаун! И не пытайся, пожалуйста, быть моим
советчиком. Только с одним человеком я считаю своим долгом
советоваться, и только ему я позволю упрекать себя. А поэтому
прошу тебя, мастер7 Каш, воздержаться от подобных нравоучений.
Я никому не стану давать отчет в своих мыслях, так же как и в
поступках, до тех пор, пока не встречу достойного человека. Но
не тебе быть моим избранником! Закончив свою отповедь, девушка
снова откинулась на подушки, смерив капитана взглядом, полным
негодования и презрения. Потом она задернула занавески кареты,
давая этим понять, что больше не желает с ним разговаривать.
Крики возниц вывели капитана из оцепенения. Фургоны снова
двинулись в путь по мрачной прерии, которая едва ли была
мрачнее мыслей Кассия Колхауна.
Путешественники больше не беспокоились о дороге: след
лассо тянулся непрерывной змейкой и был так отчетливо виден,
что даже ребенок не сбился бы с пути.
Он не шел по прямой, а извивался между зарослями
кустарников. Порой, когда путь лежал по местности, где не было
деревьев, он отклонялся в сторону. Делалось это не случайно: в
таких местах были глубокие овраги и другие препятствия, --
змейка следа огибала их, показывая дорогу фургонам.
-- Как это предусмотрительно со стороны молодого человека!
-- сказал Пойндекстер.-- Право, я очень жалею, что мы не узнали
его имени. Если он служит в форте, мы еще встретимся с ним.
-- Без сомнения! -- воскликнул Генри.-- И я буду этому
очень рад.
Луиза сидела, откинувшись на спинку сиденья, -- она
слышала разговор между отцом и братом, но ничего не сказала,
только в ее взгляде можно было прочесть, что она всем сердцем
разделяет надежду брата.
Радуясь скорому окончанию трудного путешествия, а также
возможности до захода солнца увидеть свои новые владения,
плантатор был в прекрасном настроении. Этот гордый аристократ
вдруг удостоил своим снисходительным вниманием всех окружающих:
непринужденно болтал с надсмотрщиком, остановился пошутить с
дядюшкой Сципионом, едва ковылявшим на покрытых волдырями
ногах, подбодрил тетушку Хлою, которая ехала с младенцем на
руках.
"Чудесно!" -- может воскликнуть посторонний наблюдатель,
введенный в заблуждение такой необычайной сценой, столь
старательно изображаемой писаками, подкупленными самим сатаной.
-- В конце концов, как прекрасны патриархальные нравы
рабовладельцев! И это после всего, что мы говорили и cделали
для уничтожения рабства! Попытка разрушить это древнее здание
-- достойный краеугольный камень рыцарственной нации -- лишь
филантропическая блажь, излишняя чувствительность. О вы,
фанатики, стремящиеся к уничтожению рабства! Почему вы
восстаете против него? Разве вы не знаете, что одни должны
страдать, должны работать и голодать, чтобы другие наслаждались
роскошью и бездельем? Разве вы не знаете, что одни должны быть
рабами, чтобы другие были свободными?"
Эти речи, несущие страдания миллионам, за последнее время
раздаются слишком часто. Горе человеку, который произносит их,
и нации, которая их слушает!
Хорошее настроение плантатора, казалось, разделяли все его
спутники за исключением Колхауна. Оно отражалось на лицах
невольников, которые считали Пойндекстера источником своего
счастья или несчастья -- всемогущим, почти как Бог.
Они любили его меньше, чем Бога, но боялись больше, хотя
его нельзя было назвать плохим хозяином -- по сравнению с
другими рабовладельцами. Он не находил особого удовольствия в
истязании своих рабов и был доволен, когда видел, что они сыты
и одеты, что кожа их лоснится от жира. Ведь по этим признакам
судили о благосостоянии его самого -- их господина. Он иногда
учил их плетью -- уверяя, что это оказывает на них благотворное
действие,-- однако на коже его невольников не было ни одного
рубца от жестоких истязаний, а этим мог похвастаться далеко не
всякий рабовладелец штата Миссисипи.
Стоит ли удивляться, что в обществе такого "примерного"
хозяина все были в хорошем настроении и даже невольники,
заразившись общей радостью, принялись весело болтать!
Однако благодушное настроение длилось недолго. Оно было
прервано не внезапно и не по вине тех, кто его разделял:
причиной были обстоятельства, которые от них не зависели.
Как и предсказал незнакомец, солнце скрылось раньше, чем
показался кипарис.
Но это не должно было бы вызвать беспокойства: след лассо
был по-прежнему хорошо виден, и ориентироваться по солнцу не
было необходимости. Однако тучи, затянувшие небо, угнетающе
подействовали на путников.
-- Можно подумать, что уже наступили вечерние сумерки,--
сказал плантатор, вынимая свои золотые часы,-- а между тем
всего лишь три часа. Наше счастье, что этот молодой человек
помог нам. Если бы не он, мы до заката проплутали бы по этой
выжженной прерии. Пожалуй, пришлось бы заночевать прямо на
пепле...
-- Ну и черная была бы постель! -- шутливо отозвался
Генри, чтобы придать разговору более веселый характер. -- Ух, и
страшные бы я видел сны, если бы пришлось так спать!
-- И я тоже, -- добавила сестра, выглядывая из-за
занавесок и всматриваясь в даль.-- Я уверена, что мне
приснились бы Плутон8 и Прозерпина9 в аду.
-- Хи-хи-хи! -- осклабился черный кучер, числившийся в
книгах плантаций как Плутон Пойндекстер.-- Мисса Луи увидит
меня во сне на этой черной прерии! Вот чудн'о так чудн'о!
Хи-хи-хи!
-- Слишком рано вы начали смеяться,-- раздался мрачный
голос капитана, подъехавшего во время этого разговора.--
Смотрите, как бы вам и в самом деле не пришлось ночевать в этой
черной прерии! Хорошо, если не случится еще чего-нибудь похуже.
-- Что ты хочешь этим сказать, Каш? -- спросил плантатор.
-- Я хочу сказать, дядя, что этот молодчик обманул нас. Я
не могу еще этого утверждать, но похоже, что дело скверно. Мы
проехали уже больше пяти миль... около шести, должно быть, а
где же кипарис, о котором он говорил? Кажется, у меня зрение не
хуже, чем у других, но, как я ни всматривался в даль, я не
обнаружил никакого дерева.
-- Но зачем же ему обманывать нас?
-- Ах, "зачем"! В том-то и дело, что у него может быть для
этого немало причин.
-- Назови нам хотя бы одну из них,-- раздался серебристый
голос из кареты,-- мы с интересом послушаем.
-- Еще бы: ты будешь слушать с особым интересом все, что
касается этого субъекта,-- иронически ответил Колхаун, -- а
если я выскажу свои соображения, ты со свойственной тебе
снисходительностью назовешь это ложной тревогой!
-- Это будет зависеть от того, что ты скажешь, мастер
Кассий. Мне кажется, что тебе следует испытать нас. Не можем же
мы думать, что ты, военный и такой опытный путешественник,
поддался ложной тревоге!
Колхаун понял злую насмешку и, вероятно, воздержался бы от
дальнейших объяснений, если бы на этом не настоял Пойндекстер.
-- Послушай, Кассий, объясни же, в чем дело? -- серьезно
спросил плантатор.-- То, что ты нам сказал, вызывает больше чем
простое любопытство. Какую цель мог преследовать этот молодой
человек, давая нам ложные указания?
-- Ну что же, дядя...-- сказал Колхаун не столь заносчиво,
как раньше,-- я ведь не утверждаю этого. Я только высказываю
свое предположение.
-- Какое же?
-- Ну, мало ли что может случиться! В этих прериях нередко
нападают на караваны -- и не только на такие, как наш, но и на
караваны посильнее нашего,-- грабят и убивают.
-- Упаси Боже! -- с притворным испугом воскликнула Луиза.
-- Индейцы? -- сказал Пойндекстер.
-- Иногда бывает, что и индейцы, но часто за индейцев
выдают себя белые, и не только мексиканцы. Для этого нужно лишь
немного коричневой краски, парик из лошадиного хвоста,
несколько перьев для головного убора и побольше наглости. Если
нас ограбит банда "белых индейцев",-- а это не раз случалось,--
то винить нам будет некого, кроме самих себя: мы будем лишь
наказаны за наивную доверчивость к первому встречному.
-- Боже мой, Кассий! Ведь это серьезное обвинение. Неужели
ты хочешь сказать, что этот курьер -- если он действительно
курьер -- заманивает нас в западню?
-- Нет, дядя, я этого не говорю. Я только говорю, что
такие вещи бывали; возможно, он нас и заманивает...
-- Возможно, но маловероятно,-- раздался из кареты голос,
полный язвительной насмешки.
-- Нет,-- воскликнул Генри, который хотя и ехал немного
впереди, но слышал весь разговор,-- твои подозрения
несправедливы, Кассий! Это клевета. И я могу это тебе доказать.
Посмотри-ка сюда.
Юноша сдержал лошадь, указывая на предмет у края тропы,
который он перед этим внимательно рассматривал. Это был
колоннообразный кактус; его зеленый, сочный ствол уцелел от
огня.
Но Генри Пойндекстер обращал внимание своих спутников не
на самое растение, а на небольшую белую карточку, наколотую на
один из его шипов. Тот, кто знаком с обычаями цивилизованиого
общества, сразу узнал бы, что это визитная карточка.
-- Посмотрим, что там написано,-- сказал юноша, подъезжая
ближе; он прочитал вслух: -- "Кипарис виден".
-- Где? -- спросил Пойндекстер.
-- Здесь нарисована рука, -- ответил Генри.-- Нет
сомнения, что палец указывает на кипарис.
Все стали смотреть в направлении, обозначенном на
карточке.
Если бы светило солнце, кипарис можно было бы увидеть с
первого же взгляда. Но еще недавно синее, небо теперь стало
свинцово-серым, и, сколько путешественники ни напрягали зрение,
на горизонте нельзя было разглядеть ничего, напоминающего
верхушку дерева.
-- Ничего там нет, -- уверенным тоном заявил Колхаун. -- Я
убежден, что это лишь новая хитрость этого бродяги.
-- Ты ошибаешься, -- ответил голос, который так часто
противоречил Кассию,--Посмотри в бинокль. Если тебе не изменило
твое превосходное зрение, ты увидишь на горизонте что-то очень
похожее на дерево, на высокое дерево -- наверно, это кипарис.
Ведь я никогда не видела кипариса на болотах Луизианы.
Колхун не захотел взять бинокль из рук кузины -- он знал,
что Луиза говорит правду, и ему не надо было лишних
доказательств.
Тогда Пойндекстер взял бинокль, наладил его по своим
близоруким глазам и отчетливо увидел кипарис, возвышавшийся над
прерией.
-- Правильно,-- сказал он, -- кипарис виден. Незнакомец
оказался честным человеком. Ты был к нему несправедлив, Каш.
Мне не верилось, чтобы он мог сыграть над нами такую злую
шутку... Слушайте, мистер Сансом! Отдайте распоряжение возницам
-- надо двигаться дальше.
Колхаун злобно пришпорил лошадь и поскакал по прерии; ему
больше не хотелось ни разговаривать, ни оставаться в обществе
своих спутников.
-- Дай мне посмотреть на эту карточку, Генри, -- тихо
сказала Луиза. -- Мне хочется увидеть стрелку, которая так
помогла нам. Сними ее оттуда -- незачем оставлять ее на
кактусе, раз мы увидели дерево.
Генри исполнил просьбу сестры, ни на минуту не задумавшись
над ее тайным смыслом.
Он снял карточку с кактуса и бросил ее на колени Луизе.
-- Морис Джеральд! -- прошептала креолка, увидя на
обратной стороне имя.-- Морис Джеральд! -- повторила она
взволнованно, пряча карточку на груди.-- Кто бы ты ни был,
откуда бы ты ни пришел, куда бы ни лежал твой путь и кем бы ты
ни стал, с этих пор у нас одна судьба! Я чувствую это -- я знаю
это также ясно, как вижу небо над собой! О, какое грозное небо!
Не будет ли такой же моя неизвестная судьба?
Словно зaчapoвaннaя cидeлa Луизa во власти своих грез. Она
сжимала виски тонкими пальцами, и, казалось, все силы ее души
были устремлены на то, чтобы понять прошлое и проникнуть в
будущее.
Однако ее мечты скоро были прерваны. Она услыхала
возгласы, в которых слышалась тревога.
Луиза узнала обеспокоенный голос брата:
-- Посмотри, отец! Разве ты их не видишь?
-- Где, Генри, где?
-- Там, позади фургонов... Теперь ты видишь?
-- Да, я что-то вижу, но я не могу понять, что это такое.
Они выглядят, как...--Пойндекстер на минуту остановился
озадаченный. -- Я, право, не понимаю, что это такое...
-- Водяные смерчи? -- подсказал Колхаун, который, увидев
странное явление, снизошел до того, чтобы присоединиться к
компании, собравшейся около кареты. -- Но этого не может быть
-- мы слишком далеко от моря. Я никогда не слыхал, чтобы они
появлялись в прерии.
-- Что бы это ни было, но они движутся, -- сказал Генри.
-- Смотрите! Они приближаются друг к другу и снова расходятся.
Если бы не это, можно было бы принять их за огромные обелиски
из черного мрамора.
-- Великаны или черти! -- смеясь, заметил Колхаун. --
Сказочные чудовища, которым вздумалось прогуляться по этой
жуткой прерии.
Капитан в отставке с трудом заставлял себя шутить. Как и
всех остальных, его угнетало тяжелое предчувствие.
И неудивительно.
С северной стороны над прерией внезапно появилось
несколько совершенно черных колонн -- их было около десяти.
Ничего подобного никто из путешественников никогда раньше не
видел. Эти огромные столбы то стояли неподвижно, то скользили
по обугленной земле, как великаны на коньках, изгибаясь и
наклоняясь друг к другу, словно в фантастических фигурах
какого-то странного танца. Представьте себе легендарных
титанов, которые ожили на прерии Техаса и плясали в неистовой
вакханалии.
Было вполне естественно, что путешественников охватила
тревога, когда они заметили это невиданное явление, никому из
них не известное. Все были уверены, что надвигается стихийное
бедствие.
При первом же появлении этих загадочных фигур обоз
остановился; негры-пешеходы, так же как и возницы, вскрикнули
от ужаса; лошади заржали, дрожа от страха; мулы пронзительно
заревели.
Со стороны черных башен доносился какой-то гул, похожий на
шум водопада, по временам прерывавшийся треском как бы
ружейного выстрела или раскатом отдаленного грома.
Шум нарастал, становился более отчетливым. Неведомая
опасность приближалась.
Путешественники остолбенели от ужаса, и Колхаун не
составил исключения -- он уже больше не пытался шутить.
Все взоры обратились на свинцовые тучи, заволакивающие
небо, и на черные громады, которые приближались, казалось, для
того, чтобы раздавить путников.
В эту гнетущую минуту вдруг раздался крик с
противоположной стороны, и, хотя в нем слышалась тревога, он
все же нес успокоение.
Обернувшись, путники увидели всадника, мчащегося к ним во
весь опор.
Лошадь была черная, как сажа, такого же цвета был и
всадник, не исключая лица. Но, несмотря на это, его узнали: это
был тот самый незнакомец, по следу которого они ехали.
Девушка в карете первая узнала его.
-- Вперед! -- воскликнул незнакомец, приблизившись к
каравану. -- Вперед, вперед! Как можно скорее...
-- Что это такое? -- растерянно спросил плантатор,
охваченный страхом.-- Нам грозит опасность?
-- Да. Я не ждал этого, когда оставил вас. Только
достигнув реки, я увидел грозные признаки.
-- Чего, сэр?
-- Норда.
-- Вы так называете бурю?
-- Да.
-- Я никогда не слыхал, что норд может быть опасен --
разве только кораблям на море, -- вмешался Колхаун.-- Я,
конечно, знаю, что он несет с собою пронизывающий холод, но...
-- Не только холод, сэр. Он принесет кое-что похуже, если
вы не поспешите укрыться от него... Мистер Пойндекстер, --
обратился всадник к плантатору нетерпеливо и настойчиво, -- вы
и все ваши люди в опасности. Норд не всегда бывает страшен, но
этот... Взгляните! Вы висите эти черные смерчи?
-- Мы смотрим на них и не можем понять, что это такое...
-- Это вестники бури, и сами по себе они не опасны. Но
посмотрите вон туда... Видите ли вы эту черную тучу,
заволакивающую небо?.. Вот чего вам надо бояться! Я не хочу
пугать вас, но должен сказать, что она несет с собой смерть.
Она движется сюда. Спасение только в быстроте. Поторопитесь, а
то будет поздно. Через десять минут она будет здесь -- и
тогда... Скорее, сэр, умоляю вас! Прикажите вашим возницам
погонять изо всех сил. Само небо велит вам!
Подчиняясь этим настойчивым требованиям, плантатор отдал
распоряжение двигаться и гнать обоз с предельной скоростью.
Ужас, который обуял как животных, так и возниц, сделал
излишним вмешательство кнутов.
Карета и всадники по-прежнему ехали впереди. Незнакомец
держался позади, как бы охраняя караван.
Время от времени он натягивал поводья, оглядывался и
каждый раз проявлял все большую тревогу.
Заметив это, плантатор подъехал к нему и спросил:
-- Опасность еще не миновала?
-- К сожалению, не могу вам сказать ничего утешительного.
Я рассчитывал, что ветер переменит направление.
-- Ветер? Я не замечаю никакого ветра.
-- Не здесь. Вон там страшный ураган, и он несется прямо к
нам... Боже мой, он приближается с невероятной быстротой! Вряд
ли мы успеем пересечь выжженную прерию...
-- Что же делать? -- воскликнул плантатор в ужасе.
-- Нельзя ли заставить ваших мулов бежать еще быстрее?
-- Нет, они и так уже выбиваются из сил.
-- В таком случае, я боюсь, что ураган настигнет нас...
Высказав это мрачное предположение, всадник обернулся еще
раз и посмотрел на черные смерчи, как бы определяя скорость их
движения.
Складки, которые обозначились вокруг его рта, выдали
что-то более серьезное, чем недовольство.
-- Да, уже поздно! -- воскликнул он, вдруг прервав свои
наблюдения.-- Они движутся быстрее нас, гораздо быстрее... Нет
надежды уйти от них!
-- Боже мой, сэр! Разве опасность так велика? Неужели мы
не можем ничего сделать, чтобы избежать ее? -- спросил
плантатор.
Незнакомец ответил не сразу. Несколько мгновений он
молчал, как будто о чем-то напряженно думая, -- он уже больше
не смотрел на небо, взгляд его блуждал по фургонам.
-- Неужели же нет никакой надежды? -- повторил плантатор.
-- Нет, есть! -- радостно ответил всадник; казалось,
какая-то счастливая мысль озарила его. -- Надежда есть. Я не
подумал об этом раньше. Нам не удастся уйти от бури, но
избежать опасности мы можем. Быстрее, мистер Пойндекстер!
Отдайте распоряжение вашим людям окутать головы лошадей и
мулов, иначе животные будут ослеплены и взбесятся. Одеяла,
платки -- все годится. Когда это будет сделано, пусть все
забираются в фургоны. Нужно только, чтобы навесы были плотно
закрыты со всех сторон. О карете я позабочусь сам.
Сделав эти указания, всадник поскакал вперед, в то время
как Пойндекстер с надсмотрщиком отдавали необходимые
распоряжения возницам.
-- Сударыня, -- подъезжая к карете, сказал всадник со всей
любезностью, какую позволяли обстоятельства, -- вы должны
задернуть все занавески. Ваш кучер пусть войдет в карету. И вы
также, господа, -- сказал он, обращаясь к Генри, Колхауну и
только что подъехавшему Пойндекстеру. -- Места всем хватит.
Только скорее, умоляю вас! Не теряйте времени. Через несколько
минут буря разразится над нами.
-- А вы, сэр? -- с искренней озабоченностью спросил
плантатор человека, который столько сделал, чтобы избавить их
от грозящей беды.--Как же вы?
-- Обо мне не беспокойтесь: я знаю, что надвигается. Не
впервые я встречаюсь с этим... Прячьтесь, прячьтесь, умоляю
вас! Нельзя терять ни секунды. Вы слышите завывание? Скорее,
пока на нас не налетела пылевая туча!
Плантатор и Генри быстро соскочили с лошадей и вошли в
карету. Колхаун упрямо продолжал сидеть в седле. Почему он
должен бояться какой-то воображаемой опасности, от которой не
прячется этот человек в мексиканском костюме?
Незнакомец велел надсмотрщику залезть в ближайший фургон,
чему тот беспрекословно повиновался. Теперь можно было подумать