Скоро все пришли к тому же заключению, так как по прошествии одного часа оказалось, что они нисколько не стали ближе к горе, а по прошествии другого часа едва заметно было, что расстояние уменьшилось.
   Незадолго до захода солнца они настолько были близки к горе, что ясно могли различить ее очертания и даже рассмотреть в подробностях.
   Затерявшаяся гора имеет вид колоссального катафалка; форма горы удлиненная, вершина ее неровная, так как горизонтальная плоскость то тут, то там поросла деревьями, силуэты которых выделяются на голубом фоне неба. Невероятная вещь - вершина горы кажется шире, чем ее основание; это происходит оттого, что ее крутые бока образуют как бы непрерывный ряд карнизов, многие из которых составляют отвесные утесы. Этот вид, однако, вовсе не внушает печали, так как все эти бесчисленные пропасти покрыты зеленью всюду, где только есть хоть немного земли для того, чтобы растение могло пустить там корни.
   Затерявшаяся гора расположена в длину почти точно с севера на юг примерно на четыре мили и составляет немного более одной мили в ширину, высота ее около 500 футов.
   Этого мало для горы вообще, но вполне достаточно для того, чтобы заслужить название горы среди необозримых открытых равнин, где всякий холм возвышается одиноко и издалека заметен, затерянный в пустыне.
   - С какой стороны находится озеро, синьор Вицента? - спросил Роберт Тресиллиан, всегда ехавший вместе с доном Эстеваном и гамбузино во главе каравана.
   - С южной, - ответил Педро, - и это большое счастье для нас, так как в противном случае нам пришлось бы сделать, по крайней мере, одну лишнюю милю.
   - Вот как! А я полагал, что вся гора имеет в длину не более четырех миль.
   - Это совершенная правда, сеньор, но местность вокруг горы усеяна огромными обломками скал, среди которых мы с нашими повозками никогда бы не проехали. Я полагаю, что эти обломки скатились с горы; но я никогда не мог понять, как это они могли откатиться на несколько сот метров от подножия. А ведь я всю свою жизнь занимался изучением строения гор, прежде чем заняться, в частности, этой.
   - И ваши занятия пошли вам впрок, - прервал его дон Эстеван. - Но оставим в покое на время геологические диспуты. Меня беспокоит теперь нечто другое.
   - Что же вас беспокоит? - спросил Тресиллиан.
   - Я слышал, будто индейцы несколько раз посещали Затерявшуюся гору. Кто знает, может быть, мы идем им навстречу?
   - В этот нет ничего невероятного, - пробормотал гамбузино.
   - Даже в подзорную трубу, - продолжал дон Эстеван, - я не замечаю никакого признака присутствия этих людей; но дело в том, что гора видна нам только с одной стороны, и мы не знаем, что делается с другой. Надо рассчитывать на все, даже на несчастье. Я того мнения, что несколько человек, у которых лошади покрепче, должны отправиться на рекогносцировку. Если бы по ту сторону показалось значительное количество краснокожих, то, будучи предупреждены, мы могли бы построить корраль и защищаться в нем.
   Дон Эстеван был старый воин. Прежде чем заняться добыванием золота, он провел не одну кампанию против трех больших индейских племен, враждебных мексиканцам, - против команчей, апачей и навайев. Поэтому гамбузино не раздумывая одобрил его план и просил только позволения участвовать в рекогносцировке. Выбрано было ему в спутники полдюжины храбрецов, лошади которых имели еще достаточно сил, чтобы дать своим седокам возможность ускользнуть из рук дикарей, в случае если бы последние пустились за ними в погоню.
   Генри Тресиллиан был в числе этих храбрецов. Он сам вызвался при первых же словах дона Эстевана, так как не боялся за своего коня: он знал, что у Крузадера - так звали коня - хватит сил, чтобы доставить его куда угодно и унести от какого угодно врага.
   Крузадер был великолепный арабский конь, не имевший себе равного в мире. Вороная, без малейшей отметинки, масть, тонкие мускулистые ноги, сильное и стройное тело и необыкновенная понятливость делали его конем совершенно необыкновенным.
   Генри любил его как друга. Все лошади в караване казались больными, измученными и полумертвыми от жажды; Крузадер же, казалось, нисколько не страдал от недостатка воды. Можно было даже предположить, что молодой господин поделился с ним своим последним глотком.
   Несколько минут спустя лазутчики, получив необходимые инструкции, поскакали галопом.
   Роберт Тресиллиан не возражал против того, чтоб его сын отправился на рекогносцировку. Он сам радовался храбрости, которую выказывал Генри при всяком удобном случае, и теперь долго провожал его нежным взглядом.
   Еще одни глаза долго следили за молодым человеком с выражением страха и вместе с тем гордости. То были глаза Гертруды Вилланева. Она гордилась храбростью, которую выказал тот, кого избрало ее юное сердце, но вместе с тем нежная ее душа содрогалась при мысли об опасностях, которым он беспрерывно подвергался.
   Двадцать минут спустя весь караван пришел в смятение. Животные, раздувая ноздри, поднимали головы, вдыхали в себя воздух и судорожно поводили ушами. Рогатый скот отвечал мычанием на ржание лошадей и рев мулов. Что за суматоха! Что за оглушающий шум! Голос мажордома, взявшего на себя обязанность смотреть за караваном, перекрывал все голоса.
   - Смотрите, чтобы не произошло беспорядка! - кричал он изо всех сил.
   Животные, страдавшие жаждой, почувствовали близость воды. Уже не требовалось удара бича, чтобы заставить их идти вперед - туда, вдаль. Возницы с трудом могли сдерживать их.
   Скоро все поскакали галопом. Это была какая-то бешеная скачка. Мулы и лошади, вьючные животные с повозками летели как попало, производя такой шум, с которым ничто не могло сравниться.
   Тяжелые повозки катились с быстротою молнии, и так как ближе к горе почва была усеяна камнями, иногда такой величины, что колеса поднимались в воздух, а телеги так наклонялись, что женщины и дети, сидевшие в них, пронзительно кричали, каждую минуту ожидая, что они опрокинутся. По счастию, - каким-то чудом, так как возницы не были в состоянии управлять мулами, - телеги сохраняли равновесие во время скачки по этому каменному лабиринту, так что никто не получил серьезных повреждений. Не стоит, конечно, говорить о нескольких незначительных ушибах.
   При такой езде понадобилось немного времени, чтобы добраться до озера.
   Путешественники, увлеченные этим вихрем, скоро увидели перед собою необозримое пространство воды, озаренное последними лучами заходящего солнца и окруженное зелеными прериями.
   Лазутчики, не открывшие ничего подозрительного, были еще верхом на лошадях у подножия горы. Они были изумлены, увидев караван, но их товарищи не имели времени, чтобы дать им объяснения по этому поводу. Животные продолжали свою беспорядочную скачку вплоть до самой воды и остановились только тогда, когда вошли в воду.
   Тогда не стало слышно бешеного мычанья, ржанья и рева; все принялись пить, пить без конца.
   Глава IV
   ГОРНЫЙ ИСТОЧНИК
   На следующий день, как только на голубом небе заблистала заря, дикие животные, обитавшие на Затерявшейся горе, увидали сверху зрелище, подобного которому они еще никогда не видели в этом пустынном месте. Впервые повозка появлялась вблизи этих скал, удаленных от городов и постоянных лагерных стоянок и даже от всех торговых путей.
   Единственные белые, заглядывавшие сюда иногда, были охотники или одинокие золотоискатели, которые заходили на короткое время. Краснокожие, в особенности апачи, гораздо охотнее останавливались здесь, так как озеро, расположенное у Затерявшейся горы, лежало на пути их набегов на поселения белых, расположенные вдоль берегов Горказита.
   Мексиканцы, высланные накануне на рекогносцировку, действительно открыли множество следов, указывавших на то, что индейцы бывали здесь, но не могли открыть чего-либо нового и подозрительного, что внушило бы серьезные опасения. Никаких свежих следов не было видно ни на траве прерии, ни на песке, который образовывал вокруг озера как бы серебряный пояс, кроме следов красного зверя, приходившего сюда на водопой.
   Таким образом, рудокопы расположились лагерем в полной безопасности; однако они не пренебрегли малейшими предосторожностями, необходимыми в пустыне. Дон Эстеван участвовал слишком во многих походах, чтобы допустить какую-нибудь оплошность.
   Шесть повозок, поставленные одна за другой со связанными оглоблями, образовали овальный корраль, т. е. ограду, настолько просторную, что за ней могли поместиться все путешественники. В случае нападения эту ограду можно было укрепить, присоединив сюда тюки и ящики с багажом.
   Что же касается лошадей и других животных, то их просто-напросто привязали к кольям за корралем. После страданий, испытанных ими в течение предшествовавших дней, у них не могло возникнуть желания убежать с этих обильных пастбищ.
   Огни, разложенные с вечера, ночью погасли, так как их не поддерживали. Зачем? Летом не боятся прохлады. Но жены рудокопов с наступлением утра опять развели огонь, чтобы приготовить завтрак.
   Педро Вицента встал раньше всех, но не для того, чтобы принять участие в этих кулинарных приготовлениях, которые он глубоко презирал. Если он поднялся в такой ранний час, то по иным причинам, о которых полагал до поры до времени никому не сообщать. Он с вечера предупредил своего обычного спутника по охоте, Генри Тресиллиана, что с появлением зари он думает взобраться на гору, чтобы поискать там дичи - зверей или птиц.
   Гамбузино, заслуженный охотник, взял на себя обязанность снабжать дорогою караван свежим мясом; но до сих пор ему еще не представлялось случая сдержать свое обещание, так как даже то малое количество дичи, на которое он рассчитывал в дороге, вследствие засухи перекочевало в другие места.
   Надо было наверстать потерянное время. Педро по опыту знал, что на этой покрытой деревьями вершине горы, откуда стекал ручей, снабжавший озеро водою, водились птицы и четвероногие животные. Он сообщил молодому англичанину, что им могут встретиться там бараны и антилопы, может быть, даже медведи, но что они наверное найдут там диких индейских петухов, перекликающихся между собою тем звонким криком, от которого произошло их мексиканское название guajalote.
   Надо ли было ему объявлять о своем желании раньше других овладеть горой? Генри Тресиллиан не имел никакого повода подозревать что-либо. Он ничуть не догадывался, что у гамбузино была другая, более важная причина, чтобы предпринять это восхождение на гору. Сам Генри был большой любитель охоты и естественной истории, поэтому он с радостью ухватился за мысль сопровождать Педро. Затерявшаяся гора, без сомнений, приберегла для него много диковинок, которые станут и щедрой наградой за трудность восхождения. Если же говорить все начистоту и если бы не было слишком нескромным открыть нашим читателям сокровеннейшие мысли молодого англичанина, то мы должны были бы добавить, что он предпринял это восхождение с тайным намерением принести сеньорите Гертруде, если удастся, какой-нибудь редкий цветок для ее коллекции, или птицу с блестящими перьями, или другой какой трофей, за который он был бы награжден очаровательной улыбкой прекрасной дамы сердца.
   Вследствие всех этих причин в ту самую минуту, когда Педро вылез из-под повозки, под которой он провел ночь, закутавшись в одеяло, Генри Тресиллиан откинул угол палатки и явился совсем уже одетый. На нем был английский охотничий костюм, который очень шел ему. Можно было подумать, что он со своей сумкой через плечо и двуствольным ружьем в руках собирается пострелять фазанов где-нибудь в своем поместье или куропаток где-то на полях Европы, а не идет в чащобы, в которых вряд ли до него бродили благородные охотники.
   Что касается гамбузино, то на нем был тот же живописный костюм, что и вчера; вооружен он был штуцером самой лучшей системы и той небольшой короткой шпагой, которую в этой местности называют мачете, а иногда также кортантой.
   Так как обо всем у них было условлено еще с вечера, то они наскоро поздоровались и отправились на поиски завтрака. Вскоре одна из жен рудокопов любезно предложила им по чашке шоколада и по маисовой лепешке, называемой по-мексикански tortilla enchilada. Они наскоро выпили предложенный им шоколад, проглотили несколько кусков сухих и твердых, словно сделанных из кожи, маисовых лепешек, составляющих необходимую принадлежность мексиканского обеда, и потихоньку выскользнули из корраля.
   Педро горел нетерпением отправиться в путь. Причиной его нетерпения было, без сомнения, желание увидеть то место на Затерявшейся горе, место золотоносной залежи, открытое им во время прежних скитаний. Но его явно что-то тревожило и угнетало; он был мрачен и рассеян; обыкновенно довольно разговорчивый, он угрюмо молчал. Генри безмолвно следовал за ним.
   Восхождение на Затерявшуюся гору началось тотчас же после того, как они вышли из лагеря. Восхождение это можно было совершить не иначе, как только карабкаясь по крутому подъему ущелья, обычно прорытого водами находившегося на вершине горы источника, который бури и зимние дожди часто превращали в поток. Во время нынешней засухи это было каменистое крутое место, почти вертикально подымавшееся от равнины к вершине между двумя высокими скалистыми стенами. Посередине протекал ручей, в котором теперь было очень мало воды.
   - Уф! - произнес Генри. - Я предпочел бы взобраться по веревочной лестнице.
   - Подъем действительно довольно крут, - ответил Педро, - но это единственное место, откуда можно подняться прямо на вершину.
   - Разве нет другого пути? - спросил Генри.
   - Ни малейшего. С других сторон Затерявшаяся гора представляет собою не что иное, как нагроможденные друг на друга скалы. Это как бы естественная крепость, созданная по капризу природы и защищенная со всех сторон целым рядом пропастей, доступных только для птиц. Даже антилопы не могут взобраться туда, и если мы встречаем их там наверху, то они или родились там или добрались тем же путем, что и мы.
   - Да это настоящая козья тропа, - сказал Генри, который забавлялся, наблюдая как камни катились из-под его ног. Надо было идти зигзагами, чтобы не упасть,
   - Будьте осторожны, сеньор! - закричал Педро, заметив, как смело его спутник шагает по скользким камням. - Будьте осторожны: малейшее сотрясение маленького камня может повлечь за собою большой обвал, и если обломки покатятся из-под ваших ног, то они могут обрушиться на лагерь и там кого-нибудь задавить.
   Молодой человек побледнел при мысли о последствиях, которые могло иметь его безрассудство. Генри тут же представилось, что их друзья уже подверглись по его вине величайшей опасности.
   - Успокойтесь! - сказал ему гамбузино. - Если бы случилось какое-нибудь несчастье, то мы бы наверное услышали.
   - Ах! Вы меня испугали, - произнес Генри, - но вы правы, надо за собой следить.
   Восхождение продолжалось.
   Через некоторое время охотники поднялись почти на высоту пятисот футов и очутились на ровном лесистом месте.
   Пройдя по нагорной равнине расстояние в 300 или 400 метров, они очутились на лужайке. Взойдя на нее, мексиканец воскликнул: "El ojo de agua!" Выражение el ojo de agua (глаз воды) мексиканцы употребляют для обозначения какого-нибудь источника или, по крайней мере, места, откуда источник выходит из-под земли. Генри Тресиллиан знал уже это выражение и тотчас понял, что хотел этим сказать его спутник. Почти посреди лужайки, журча, из расщелины скалы вытекал родник, чистый, как хрусталь, и образовывал небольшой круглый водоем, откуда брал начало впадавший в озеро ручей, по течению которого охотники шли до сих пор.
   Гамбузино взял бизоний рог, висевший у него на ремне через плечо, и наклонился к источнику.
   - Я не могу противостоять искушению, - сказал он. - Несмотря на огромное количество воды, которое я выпил вчера после продолжительной жажды, мне кажется, что я никогда не напьюсь досыта.
   Рог был наполнен и в ту же секунду опорожнен.
   - Восхитительно! - произнес Педро, снова наполнив рог.
   Генри последовал его примеру; чаша, вынутая им из сумки, была из серебра. Золотая и серебряная посуда вообще не редкость у владельцев россыпей в Соноре.
   В ту минуту, когда они хотели снова пуститься в путь, они услыхали хлопанье крыльев и увидели на краю лужайки несколько больших птиц, важно расхаживавших одна за другой; птицы эти время от времени наклонялись, чтобы проглотить насекомое или поклевать травяных семян. Это были индейские петухи, о которых говорил Педро. Они были так похожи на своих родичей, которых мы часто встречаем на птичьем дворе, что Генри без труда узнал их, находя, однако, что они гораздо красивее своих домашних родственников.
   Старый петух открывал шествие; он выступал с достоинством, чрезвычайно гордясь своим высоким ростом и блестящими перьями, которые под лучами восходящего солнца отливали всеми цветами радуги. Окруженный индюшками и индюшатами, он имел вид султана в серале.
   Вдруг петух поднял голову и тревожно вскрикнул.
   Слишком поздно! Почти одновременно грянуло четыре выстрела, и старый петух, а вместе с ним три его подруги, растянулись на земле. Остальные птицы улетели с дикими криками и с громким хлопаньем крыльев.
   По-видимому, им впервые приходилось иметь дело с такими хитрыми убийцами.
   - Для начала это довольно недурно, - произнес гамбузино. - Что вы скажете на это, дон Генрико?
   - Я не желаю ничего другого, как только продолжать в том же духе, ответил Генри, отлично знавший, что прекрасные перья индейских петухов будут достойно оценены Гертрудою. - Но что мы станем с ними делать? - добавил он.Не можем же мы таскать их с собою?
   - Зачем? - возразил мексиканец. - Оставим их тут, на земле; мы подберем их на обратном пути. Ах, да! - с живостью добавил он: - Здесь должны быть волки и шакалы, и мы по возвращению можем найти одни только перья. Спрячем-ка их в безопасное место.
   На это потребовалось немного времени. В мгновение ока ножки птиц были связаны вместе, охотники повесили птиц на самую высокую ветвь какой-то питагайи2. Хитер был бы тот шакал, который достал бы индюшек! Какое животное могло взобраться по длинному колючему стволу этой породы кактуса?
   - Наши птицы в безопасности, - произнес гамбузино, снова заряжая ружье. В путь! Надо надеяться, что нам, кроме того, попадется хороший представитель семейства четвероногих. Но придется долго ходить, так как наши выстрелы должны были напугать всю дичь в окрестности.
   - Поверхность вершины не так велика, - сказал Генри. - Далеко ходить не придется.
   - Она больше, чем вы думаете, сеньор, потому что представляет собою непрерывный ряд холмов и долин в миниатюре. Поспешим, голубчик, так как у меня есть основательные причины желать как можно скорее достигнуть противоположной стороны вершины.
   - Что за причины? - спросил молодой англичанин, пораженный беспокойством, отразившемся на лице Педро, а также тем, что таинственный тон гамбузино не был притворным. - Могу я узнать их? - добавил он.
   - Разумеется, можете. Я бы уже сказал о них как вам, так и другим, если бы был уверен в своих предположениях, но я не желал без достаточного основания распространять тревогу среди рудокопов. Кроме того, - проговорил он как бы про себя, - может быть, это был вовсе и не дым...
   - Дым! - повторил Генри. - Что это вы хотите сказать?
   - Я говорю о том, что я видел вчера в то время, когда мы прибыли к берегам озера.
   - Где вы видели?
   - На северо-востоке, довольно-таки далеко от нас.
   - Но допустим даже, что это был дым. Какое нам до этого дело?
   - Вы ошибаетесь, сеньор. В этой части света дым имеет громадное значение. Он может указывать на присутствие опасности.
   - Опасности? Вы смеетесь надо мной, сеньор Вицента!
   - Нисколько, голубчик. Ведь не бывает же дыма без огня, не правда ли?
   Генри сделал головой ироническое движение, обозначавшее, что эта истина всем известна.
   - Далее, - продолжал Педро, - огонь в льяносах могли разложить только индейцы. Теперь, я надеюсь, вы меня поняли?
   - Разумеется, понял. Но я полагаю, что в той части Соноры, где мы теперь находимся, можно встретить только индейцев опатов, нравы которых совсем не дики и на которых мы привыкли смотреть как на наших друзей с тех пор, как они изменили своим обычаям и приняли цивилизацию.
   - Селения опатов находятся довольно далеко отсюда, и притом в стороне, противоположной той, где я видел дым. Если я не ошибаюсь, то огонь, дым от которого я видел, разложили вовсе не опаты, а люди, похожие на них только цветом кожи.
   - Вероятно, также индейцы?
   - Апачи.
   - Это было бы ужасно, - пробормотал молодой англичанин, достаточно долго живший в Арисне и потому знавший, какой кровавой репутацией пользуется это племя.
   - Я надеюсь, однако, - сказал он немного погромче, - что они довольно далеко от нас.
   - Я бы желал этого от всего сердца, - ответил Педро. - Если бы они напали на наш караван, то многим из нас грозила бы большая опасность быть оскальпированными. Но, голубчик мой, не станем пугаться, пока не убедимся, что нам действительно грозит опасность. Как я уже вам сказал, я не вполне убежден в высказанном мною предположении. Суматоха началась почти в ту же минуту, когда мне показалось, что я вижу дым, и я должен был сосредоточить свое внимание на том, что происходило в караване. Когда я снова взглянул на то место, я ничего уже не мог разглядеть.
   - Может быть, это была пыль, поднятая ветром? - сказал Генри.
   - Дай-то Бог! Я несколько раз посматривал ночью на горизонт, но не заметил ничего подозрительного. Однако несмотря на все это, я не могу быть спокойным. Это выше моих сил!.. Когда побываешь в плену у апачей, хотя бы только один час, то поневоле с трепетом в душе путешествуешь по местности, где грозит опасность встретиться с ними. Что касается меня, то у меня есть основательные причины не забывать о своем пребывании у них в плену. Взгляните-ка!
   Мексиканец поднял одежду и показал своему спутнику выжженную у него на груди мертвую голову.
   - Вот что сделали со мной апачи. Вы видите, они и не думали о моей смерти. Они только имели намерение превратить меня в мишень для стрельбы, чтобы показать свою ловкость. Я сумел вовремя убежать и спас, таким образом, свою жизнь. Понимаете ли вы теперь, дорогой мой, почему я горю нетерпением поскорее достичь такого места на этой вершине, с которого я мог бы проверить свои опасения? А, дьяволы! Если б они были у меня в руках, с каким удовольствием я отомстил бы им!
   Говоря это, охотники шли, однако, все вперед, хотя подвигались с трудом, так как попавшийся им хворост и лианы загораживали путь. Неоднократно они встречали следы красного зверя, и, проходя по какому-то песчаному месту, Педро указал своему спутнику на следы, оставленные животным из семейства диких баранов, называющихся по-мексикански карнеро.
   - Я был уверен, что они нам попадутся, - сказал он. - Не будь я Педро Вицента, если весь караван не попробует сегодня жареной баранины. Однако не надо терять драгоценного времени. Пора начинать охоту... Но что это такое?..
   На некотором расстоянии от них только что послышался шум, похожий на тот, который производит животное, взрывая копытом землю. Шум этот скоро повторился еще несколько раз. Его сопровождало какое-то сопение.
   Гамбузино нагнулся, положил Генри на плечо свою руку, чтобы помешать ему двигаться, и прошептал ему на ухо:
   - Это - карнеро. Так как зверь сам идет под наши выстрелы и не старается уйти от нас, воспользуемся этим.
   Генри только того и желал, чтобы разрядить оба ствола своего ружья.
   Охотники стали тихонько подкрадываться к дичи, прячась за деревьями, и скоро достигли другой лужайки, где паслось стадо животных, которых с первого взгляда можно было принять за оленей. Генри Тресиллиан сделал бы, может быть, эту ошибку, если бы он не заметил у них вместо оленьих рогов - бараньи. Это были дикие бараны, которые настолько же отличаются от наших домашних, насколько борзая собака отличается от таксы.
   Их ноги не были коротки, хвост не был толст, а шерсть не была пушиста.
   У них была гладкая и мягкая кожа, стройные ноги, мускулистые и гибкие, как у лани.
   Стадо состояло из самцов и самок. Один старый баран обладал спирально загнутыми рогами, более толстыми, чем рога других баранов, и притом такими длинными, что невольно возникал вопрос, каким образом их владелец мог прямо держать свою голову под такою тяжестью. Он, однако, подымал ее еще с большой гордостью. Это он ударял ногою и с шумом вбирал в себя воздух, что было услышано доном Педро. Он еще раз повторил этот маневр, но его подстерегали, и сквозь листья на него был уже наведен ружейный ствол.
   Блеснули два огонька, раздались два выстрела, и старый баран упал мертвым на землю. Другие животные оказались более счастливыми. Две пули Генри скользнули по их рогам, как по стальной броне, и они благополучно удрали целыми и невредимыми.
   - Черт побери! - вскричал гамбузино, приподнимая свою добычу. - Нам нынче не повезло. Вот даром потерянный выстрел.
   - Как так? - удивленно переспросил молодой англичанин.
   - Как можете вы меня об этом спрашивать, сеньор? Черт возьми, какое зловоние!
   Генри, приблизившийся было к барану, убедился, что Педро прав. Баран испускал отвратительный запах, - гораздо хуже, чем пахнет от козла.
   - Невыносимо! - в свою очередь сказал он.
   - Что за безумие даром потратить пулю на животное, которое нельзя есть! продолжал гамбузино. - Ведь, собственно говоря, я убил его не из-за шкуры, не из-за его феноменальных рогов, а потому что не обратил внимания, что это за животное!