Страница:
– Благодарю вас, милорд, – сказала Виктория. – Хотя не могу в ответ похвалить вас за деликатность.
– Пусть деликатничают другие, миссис Роуленд. – Словно в подтверждение своих слов, герцог пристально посмотрел на Джиджи с Камденом и спросил: – Простите любопытство старого дурака, который сто лет не выходил в свет, но неужели такие дружелюбные отношения для разводящихся супругов нынче в порядке вещей?
– Совершенно верно, – с улыбкой ответил Камден. Он покосился на жену. – Так ведь, дорогая?
– Безусловно, – подтвердила Джиджи. – Мы терпеть не можем сцен, не правда ли, Тремейн?
Герцог пожал плечами и заговорил на менее опасную тему:
– Вы, лорд Тремейн, как я понимаю, превращаете в золото все, к чему прикасаетесь?
– Навряд ли, сэр. Это леди Тремейн у нас гений коммерции. Я лишь пытаюсь угнаться за ней.
Виктория выразительно посмотрела на дочь; она очень надеялась, что та уловила восхищение в словах мужа. Однако тень смущения, промелькнувшая в глазах Джиджи, наводила на мысль, что она услышала нечто совсем иное.
– Я всегда придерживалась другой точки зрения, – возразила Виктория. – Леди Тремейн продолжает успех своих предков, вы же все начинали с нуля.
– Я бы такие сказал, – ответил Камден. – Я вовсе не герой рассказов Хорейшо Элджера, [7]столь милых американскому читателю. Первые свои приобретения я сделал благодаря солидному займу под залог наследства леди Тремейн.
Джиджи поперхнулась вином и закашлялась, прикрыв рот салфеткой. Холлис тут же бросился к ней со свежей салфеткой и бокалом воды. Сделав большой глоток, она поспешно склонилась над своей тарелкой.
Виктории пришлось взять инициативу на себя и задать вопрос, который не решилась задать Джиджи:
– Неужели вы действительно взяли займ под залог ее наследства? Как же вам это удалось?
Камден, как и его предшественник кузен, подписал брачный договор, который исключал возможность прямого доступа к деньгам Джиджи.
– Я объяснил им, кто я такой и кто моя жена. У меня при себе имелись доказательства – брачное свидетельство и свадебное объявление из «Таймс». А банк Нью-Йорка уже сам пришел к выводу, что жена поспешит мне на выручку, если я окажусь под угрозой банкротства, – добавил маркиз со зловещей ухмылкой.
Ну и ну! Ослепленная светским лоском и учтивостью зятя, Виктория совсем упустила из виду авантюристскую сторону его натуры. Симпатия и дружба прежних лет между расчетливой богачкой и утонченным маркизом хотя и смотрелись премило, всегда казались Виктории странными, потому что трудно было представить людей, столь не похожих друг на друга. Надо же, как она недооценила Камдена!..
Перрин с видом знатока сделал глоток бургундского – это было «Романе-Конти» четырнадцатилетней выдержки. К изумлению Виктории, на его лице появилась едва заметная улыбка.
Герцог не отличался классической красотой. Черты его были скорее грубыми, нежели утонченными – чего стоили одни косматые брови и горбатый, как Монблан, нос Такие лица просто созданы, чтобы корчить устрашающие гримасы. Но улыбка, вернее, слабое ее подобие, совершенно преображала его – светло-карие глаза озарялись светом, суровая линия губ смягчалась, и надменность исчезала, открывая удивительное сердечное тепло и грубоватую мужественность.
Виктория не бросалась такими словами, она вообще не употребляла их в отношении мужчин, но сейчас она могла бы назвать герцога неотразимым и необычайно привлекательным. Внезапно она поняла, почему благонравные во всех других отношениях дамы ссорились из-за него.
– Мало что раздражает меня больше, чем тихие семейные обеды в провинции, – заявил Перрин. – Но если бы вы, миссис Роуленд, хоть словом намекнули, что меня ждет такое бесподобное веселье, я бы не стал требовать у вас дополнительных развлечений.
Воцарилось оглушительное молчание. Виктория так растерялась, что даже не почувствовала смущения. Она не сразу сообразила, что темой беседы стали ее отношения с герцогом.
– Дорогой сэр, – вкрадчиво промолвила Джиджи, – пожалуйста, расскажите поподробнее.
– Вот только не надо этого нездорового любопытства, Джиджи! – вскинулась Виктория. – Его светлость всего лишь попросил меня сыграть с ним несколько партий в карты, и я с радостью согласилась.
– Видите ли, сэр, – Джиджи смотрела на герцога с озорной усмешкой на губах, – мне говорили, что вы негодяй. Но теперь я вижу: вы самый настоящий плут.
– Джиджи! – вне себя от стыда воскликнула миссис Роуленд.
Но герцога это замечание скорее позабавило, нежели обидело.
– Негодяем, если можно так выразиться, я был в молодости. А что до моих плутовских требований, то скажем так: я мог бы запросить гораздо больше, и мне бы все равно не отказали.
Щеки Виктории запылали румянцем более ярким, чем платье Джиджи. До чего же противно краснеть на людях – это так неизящно, так по-детски! Камден, слава Богу, был занят жареной уткой – казалось, он не слышал ни слова из того, что было сказано за последние пять минут. Джиджи, последовав примеру мужа, наколола на вилку остававшийся в ее тарелке кусок утиной грудки. Однако герцог не угомонился.
– Юная леди, – обратился он к Джиджи, – надеюсь, вы понимаете, как вам повезло. Хотя вы уже далеко не девочка, ваша мать до сих пор готова ради вас пуститься в пляс хоть с самим чертом.
На этот раз Камден закашлялся в салфетку; правда, в его случае кашель больше походил на придушенный смех. Пародия на обед, пускай и довольно злая, теперь превратилась в фарс.
«Ах, зря я затеяла этот обед, – подумала Виктория. – Господи, ну почему, почему я его не отменила? Почему упрямо стояла на своем, словно герцог был Моби Диком, а я – обезумевшим капитаном Ахавом, готовым жизнь положить на то, чтобы его загарпунить?»
Но Джиджи была не из тех, кто смиренно выслушивает наставления.
– Сэр, надеюсь, вы понимаете: хотя я необыкновенно признательна матушке за заботу, я неоднократно обращала ее внимание на то, что в плясках с чертями ради моего блага нет никакой необходимости. Я уже заручилась любовью и преданностью одного замечательного человека, и счастье после развода мне и так обеспечено.
Герцог испустил преувеличенно тяжкий вздох:
– Леди Тремейн, я недостоин знать о выдающихся достоинствах того, другого человека. Но зачем затевать развод на пустом месте, когда яснее ясного, что вы с мужем не успели даже устать друг от друга?
Лишив Джиджи дара речи и убрав с лица Камдена ухмылку, его светлость повернулся к Виктории и вновь улыбнулся, на этот раз – еще шире. Почтенная дама вконец растерялась, даже забыла потупиться.
– Дорогая миссис Роуленд, – проговорил герцог, торжественно поднимая свой бокал, – таким отменным бургундским я еще не имел удовольствия угощаться. Уверяю вас, моя благодарность не имеет границ.
Глава 23
– Пусть деликатничают другие, миссис Роуленд. – Словно в подтверждение своих слов, герцог пристально посмотрел на Джиджи с Камденом и спросил: – Простите любопытство старого дурака, который сто лет не выходил в свет, но неужели такие дружелюбные отношения для разводящихся супругов нынче в порядке вещей?
– Совершенно верно, – с улыбкой ответил Камден. Он покосился на жену. – Так ведь, дорогая?
– Безусловно, – подтвердила Джиджи. – Мы терпеть не можем сцен, не правда ли, Тремейн?
Герцог пожал плечами и заговорил на менее опасную тему:
– Вы, лорд Тремейн, как я понимаю, превращаете в золото все, к чему прикасаетесь?
– Навряд ли, сэр. Это леди Тремейн у нас гений коммерции. Я лишь пытаюсь угнаться за ней.
Виктория выразительно посмотрела на дочь; она очень надеялась, что та уловила восхищение в словах мужа. Однако тень смущения, промелькнувшая в глазах Джиджи, наводила на мысль, что она услышала нечто совсем иное.
– Я всегда придерживалась другой точки зрения, – возразила Виктория. – Леди Тремейн продолжает успех своих предков, вы же все начинали с нуля.
– Я бы такие сказал, – ответил Камден. – Я вовсе не герой рассказов Хорейшо Элджера, [7]столь милых американскому читателю. Первые свои приобретения я сделал благодаря солидному займу под залог наследства леди Тремейн.
Джиджи поперхнулась вином и закашлялась, прикрыв рот салфеткой. Холлис тут же бросился к ней со свежей салфеткой и бокалом воды. Сделав большой глоток, она поспешно склонилась над своей тарелкой.
Виктории пришлось взять инициативу на себя и задать вопрос, который не решилась задать Джиджи:
– Неужели вы действительно взяли займ под залог ее наследства? Как же вам это удалось?
Камден, как и его предшественник кузен, подписал брачный договор, который исключал возможность прямого доступа к деньгам Джиджи.
– Я объяснил им, кто я такой и кто моя жена. У меня при себе имелись доказательства – брачное свидетельство и свадебное объявление из «Таймс». А банк Нью-Йорка уже сам пришел к выводу, что жена поспешит мне на выручку, если я окажусь под угрозой банкротства, – добавил маркиз со зловещей ухмылкой.
Ну и ну! Ослепленная светским лоском и учтивостью зятя, Виктория совсем упустила из виду авантюристскую сторону его натуры. Симпатия и дружба прежних лет между расчетливой богачкой и утонченным маркизом хотя и смотрелись премило, всегда казались Виктории странными, потому что трудно было представить людей, столь не похожих друг на друга. Надо же, как она недооценила Камдена!..
Перрин с видом знатока сделал глоток бургундского – это было «Романе-Конти» четырнадцатилетней выдержки. К изумлению Виктории, на его лице появилась едва заметная улыбка.
Герцог не отличался классической красотой. Черты его были скорее грубыми, нежели утонченными – чего стоили одни косматые брови и горбатый, как Монблан, нос Такие лица просто созданы, чтобы корчить устрашающие гримасы. Но улыбка, вернее, слабое ее подобие, совершенно преображала его – светло-карие глаза озарялись светом, суровая линия губ смягчалась, и надменность исчезала, открывая удивительное сердечное тепло и грубоватую мужественность.
Виктория не бросалась такими словами, она вообще не употребляла их в отношении мужчин, но сейчас она могла бы назвать герцога неотразимым и необычайно привлекательным. Внезапно она поняла, почему благонравные во всех других отношениях дамы ссорились из-за него.
– Мало что раздражает меня больше, чем тихие семейные обеды в провинции, – заявил Перрин. – Но если бы вы, миссис Роуленд, хоть словом намекнули, что меня ждет такое бесподобное веселье, я бы не стал требовать у вас дополнительных развлечений.
Воцарилось оглушительное молчание. Виктория так растерялась, что даже не почувствовала смущения. Она не сразу сообразила, что темой беседы стали ее отношения с герцогом.
– Дорогой сэр, – вкрадчиво промолвила Джиджи, – пожалуйста, расскажите поподробнее.
– Вот только не надо этого нездорового любопытства, Джиджи! – вскинулась Виктория. – Его светлость всего лишь попросил меня сыграть с ним несколько партий в карты, и я с радостью согласилась.
– Видите ли, сэр, – Джиджи смотрела на герцога с озорной усмешкой на губах, – мне говорили, что вы негодяй. Но теперь я вижу: вы самый настоящий плут.
– Джиджи! – вне себя от стыда воскликнула миссис Роуленд.
Но герцога это замечание скорее позабавило, нежели обидело.
– Негодяем, если можно так выразиться, я был в молодости. А что до моих плутовских требований, то скажем так: я мог бы запросить гораздо больше, и мне бы все равно не отказали.
Щеки Виктории запылали румянцем более ярким, чем платье Джиджи. До чего же противно краснеть на людях – это так неизящно, так по-детски! Камден, слава Богу, был занят жареной уткой – казалось, он не слышал ни слова из того, что было сказано за последние пять минут. Джиджи, последовав примеру мужа, наколола на вилку остававшийся в ее тарелке кусок утиной грудки. Однако герцог не угомонился.
– Юная леди, – обратился он к Джиджи, – надеюсь, вы понимаете, как вам повезло. Хотя вы уже далеко не девочка, ваша мать до сих пор готова ради вас пуститься в пляс хоть с самим чертом.
На этот раз Камден закашлялся в салфетку; правда, в его случае кашель больше походил на придушенный смех. Пародия на обед, пускай и довольно злая, теперь превратилась в фарс.
«Ах, зря я затеяла этот обед, – подумала Виктория. – Господи, ну почему, почему я его не отменила? Почему упрямо стояла на своем, словно герцог был Моби Диком, а я – обезумевшим капитаном Ахавом, готовым жизнь положить на то, чтобы его загарпунить?»
Но Джиджи была не из тех, кто смиренно выслушивает наставления.
– Сэр, надеюсь, вы понимаете: хотя я необыкновенно признательна матушке за заботу, я неоднократно обращала ее внимание на то, что в плясках с чертями ради моего блага нет никакой необходимости. Я уже заручилась любовью и преданностью одного замечательного человека, и счастье после развода мне и так обеспечено.
Герцог испустил преувеличенно тяжкий вздох:
– Леди Тремейн, я недостоин знать о выдающихся достоинствах того, другого человека. Но зачем затевать развод на пустом месте, когда яснее ясного, что вы с мужем не успели даже устать друг от друга?
Лишив Джиджи дара речи и убрав с лица Камдена ухмылку, его светлость повернулся к Виктории и вновь улыбнулся, на этот раз – еще шире. Почтенная дама вконец растерялась, даже забыла потупиться.
– Дорогая миссис Роуленд, – проговорил герцог, торжественно поднимая свой бокал, – таким отменным бургундским я еще не имел удовольствия угощаться. Уверяю вас, моя благодарность не имеет границ.
Глава 23
Камден чистил зубы, наклонившись над тазиком с водой, как вдруг тишину отходящего ко сну дома потревожил какой-то шум. И тут же раздался оглушительный грохот, так что пол задрожал у него под ногами, а затем послышался пронзительный визг.
На верхнем этаже было шесть спален – восточный угол дома занимала спальня миссис Роуленд, а пять остальных вытянулись в ряд вдоль южной стены. Ближе всех к спальне миссис Роуленд располагалась спальня Камдена, дальше всех – спальня Джиджи.
Кричали же из комнаты Джиджи.
Выплюнув зубной порошок, Камден рывком распахнул дверь. Почти в ту же секунду отворилась и дверь миссис Роуленд.
– Господи, что это?! – закричала она.
– Потолок, наверное, – ответил маркиз.
Джиджи тоже выбежала в коридор – лицо бледное как мел на фоне темно-синего пеньюара.
– Что творится в твоем доме? – набросилась она на мать.
Камден стал открывать двери одну за другой. В соседней комнате царил идеальный порядок, разве что кое-где попадали со стен картины. Он распахнул дверь еще одной комнаты – и словно попал в эпицентр урагана. Потолок обрушился почти целиком, а пол и мебель тонули в пыльных грудах гипса и древесины. Там, где раньше был чердак, зияла бездонная пустота.
– Господи, да как же так?.. – простонала Виктория. – Это же такой прочный дом…
– Пока не починят потолок и не обследуют весь дом, на этом этаже спать нельзя, – решительно заявил Камден.
– Мы с тобой можем занять комнату гувернантки на первом этаже, – предложила матери Джиджи. – У тебя найдется свободная койка для Камдена?
– Не выдумывай! – воскликнула миссис Роуленд. – Лорд Тремейн впервые у меня в гостях, и я не позволю, чтобы он ютился в задней гостиной, точно приходящая прислуга! Я попрошусь переночевать у соседки, миссис Морланд. Ее часто навещают дочери, поэтому у нее всегда наготове свободная спальня. А вы с Камденом ляжете спать в комнате гувернантки.
– Тогда койку возьму я и лягу в задней гостиной, – сказала Джиджи. – Я не впервые у тебя в гостях, и мне все равно, где спать. А если хочешь, то я пойду с тобой к миссис Морланд.
– Нет, и еще раз нет! – Миссис Роуленд демонстративно содрогнулась – словно от ужаса. – Не хватало еще, чтобы о вас поползли слухи! Можете весь Лондон оповестить о своем разводе, но здесь извольте считаться с моей репутацией. Мне ни к чему, чтобы люди потом спрашивали, почему моя дочь не пожелала делить комнату со своим законным мужем. Так, по-моему, сюда идет Холлис. Я посоветуюсь с ним, и мы решим, как все устроить. И смотри, Джиджи, не позорь меня. Не делай глупостей!
Миссис Роуленд с поразительной резвостью сбежала по лестнице, а Джиджи, проводив ее взглядом, проворчала:
– Знаю я, как она все устраивает. Наверно, и потолок обвалился с ее легкой руки. Этот дом обследовали снизу доверху всего год назад, и мне тогда показалось, что он действительно немного обветшал. Но все-таки дом добротный. Потолки в добротных постройках не рушатся просто так, да еще точнехонько в незанятой комнате, чтобы никто не пострадал!
– Мы недооценили изобретательность твоей матери.
– Думаю, у нее роман с герцогом, – сказала Джиджи – Что же касается потолка… Она пожертвовала крышей нал головой, лишь бы уложить нас с тобой в одну постель, хотя мы и так… Ладно, не важно.
У Камдена гулко заколотилось сердце. Посещение спальни Джиджи на правах супруга не входило в его планы. Но если они окажутся в одной комнате, где им волей-неволей придется делить кровать, то тогда…
– Тебе помочь перенести вещи?
Джиджи метнула на мужа подозрительный взгляд. В свете, лившемся из распахнутых дверей, он заметил, что она уже не такая бледная, как минутой раньше.
– Нет, спасибо. Ну иди же.
Камден спустился по лестнице, и Холлис проводил его в спальню гувернантки. Комната была просторнее и уютнее той, которую ему отвели. Стены покрывала бежевая камка, расписанная изящными арабесками с растительными мотивами; на ночных столиках стояли вазы из лиможского фарфора, наполненные розовыми лютиками Кровать оказалась совсем не узкой, а край легкого белого одеяла был откинут.
– Миссис Роуленд пользуется этой спальней летом для послеобеденного отдыха, – пояснил Холлис. – Здесь прохладнее, чем наверху.
Камден погасил лампы и отворил ставни – с улицы пахнуло сыростью и ночной прохладой, напоенной ароматом вереска. Щербатая луна карабкалась по небосклону, изливая на землю бледный зыбкий свет. Он снял халат, а после минутного колебания (кого он обманывает? сам Наполеон так не жаждал завоевать Россию, как он – затащить Джиджи в постель) скинул и все остальное.
Джиджи явилась только четверть часа спустя. Ее шаги стихли за дверью, и воцарилась мучительная тишина. А Камден замер, затаил дыхание. Прошла минута-другая, и дверная ручка наконец-то повернулась. Джиджи закрыла за собой дверь. Но не прошла в комнату, а прислонилась к двери спиной; полоска лунного света чуть-чуть не доходила до ее ног.
Камдену вдруг вспомнилась ночь из далекого прошлого в другом доме, тоже принадлежавшем миссис Роуленд. Тогда точно такая же яркая луна тоже чертила серебром дорожку на полу, предвещая начало конца.
– Как в старые времена, верно? – произнес Камден.
Джиджи долго молчала.
– О чем ты? – проговорила она наконец.
Он пристально посмотрел на нее.
– Только не говори, что не помнишь.
Она шевельнулась, и послышалось тихое шуршание шелка.
– Выходит, ты тогда не спал.
– У меня чуткий сон. К тому же я оказался на чужой кровати в чужом доме.
– И ты меня перехитрил.
Камден усмехнулся.
– А ты чего ожидала, после того как ощупала меня с ног до головы? Я мог бы зайти дальше, и ты бы уступила.
– Я тоже могла зайти дальше и забраться обратно к тебе в постель. И ведь чуть не забралась. Сразу бы угодила под венец.
– Неужели? Что же тебе помешало?
– Подумала, что это было бы непорядочно. Вернее – ниже моего достоинства. Смешно, да?
Она оттолкнулась от двери и, медленно приблизившись к кровати с противоположной стороны, остановилась, Лунный свет очерчивал ее силуэт, а темные изгибы бедер терялись в дымке пеньюара.
Камден судорожно сглотнул.
– Надо было той ночью довести дело до конца, – продолжала Джиджи. – Ты бы женился на мне, понимая, что тебя вынудили. Но не сбежал бы в бешенстве в Америку, а просто проникся ко мне отвращением и был бы несчастен со мной до конца своих дней. И мы бы ничем не отличались от других семейных пар – в общем, жили бы так, как все.
– Нет-нет. – Он решительно покачал головой. – Надо было поступить по совести. Теодора вышла замуж за день до нашей свадьбы. Если бы у тебя хватило терпения подождать до моего возвращения в Англию, то тогда все сложилось бы иначе.
Матрац прогнулся под ее весом. Джиджи скользнула под одеяло с краю кровати – на безопасном расстоянии от мужа.
– По-моему, я уже усвоила урок.
– Ты уверена?
Она ответила вопросом на вопрос:
– Почему тебе так важно угнаться за мной… в финансовом смысле?
«Да потому что я женат на самой богатой женщине в Англии, после королевы Виктории! Что еще делать мужчине, которому до сих пор не дают покоя твои прелести?»
Камден сунул руку под одеяло, схватил ее за пеньюар и: рывком привлек к себе. Джиджи охнула – и охнула еще раз, когда его губы прижались к ее шее.
Тремейн навалился на нее… и застонал от райского наслаждения, ощутив под собой ее тело. За то время, что прошло после его возвращения, он успел увидеть ее обнаженной и побывать с ней на пике блаженства. Но он не позволял себе прочувствовать их близость, насладиться упругой гладкостью ее кожи и изящными округлостями. Он снова потянул за пеньюар.
– Сними.
– Нет. Делай что хочешь – он тебе нисколько не мешает.
– Я хочу, чтобы ты сняла с себя все… До нитки.
– Мы так не договаривались. Ты не говорил, что мне придется перед тобой раздеваться.
– Но почему? – прошептал он ей в ухе. – Боишься оказаться подо мной голой?
– Просто так не годится, вот и все. Я решила, что не должна позволять тебе особых вольностей, иначе я предам Фредди.
Камдена обуяла ярость. Надо же быть такой упрямой! Приподнявшись, он схватился за ворот пеньюара и разорвал его по всей длине.
– Вот! А если лорду Фредерику захочется сунуть нос не в свое дело, то ты сможешь ответить ему, что не позволяла мне никаких вольностей.
Джиджи прерывисто дышала, будто ей не хватало воздуха; ее судорожные вдохи перекрывали, глухой стрекот полуночников-сверчков в саду.
Тремейн снова опустился на нее; прикосновение к ней было ошеломляюще знакомым Джиджи и в то же время будоражило чем-то новым, словно и не было всех этих лет, словно сегодня шел второй день их медового месяца.
Какой же он дурак! Дурак, что пленился ею в первый раз. И дурак, что теперь вернулся обратно, прекрасно зная за собой слабину, которую силился перебороть все эти десять лет.
И теперь уже слишком поздно.
Растворившись в ее бархатистой нежности, дивясь тому, как с каждым вздохом приподнимается ее грудь, Камден осыпал жену поцелуями, не желая пропускать ни дюйма ее роскошного тела и отчаянно жаждая упиться ею допьяна.
Она уперлась ладонями в его плечи, но не оттолкнула, а только тихонько вскрикнула, когда он приник губами к ее шее. Мрачная тоска в его сердце немного рассеялась, хотя он понимал: безумие думать, что за этим стоит что-то, кроме безумия.
Он проложил поцелуями дорожку к ее подбородку, к нежной впадинке под губами – и остановился в нерешительности. Поцеловать ее сейчас в губы – значит, недвусмысленно дать понять, что она выйдет замуж за лорда Фредерика только через его труп.
Тремейн, чувствовал, как колотится ее сердце – быстро, лихорадочно, тревожно, вторя стуку в его груди. Хочет ли он пойти этой дорогой? Смеет ли? И что поджидает его на исходе, пути по широкой тропе безрассудства?
– Послушай меня, послушай… – проговорила она неожиданно. – Поверь, тебе нет смысла со мной спать. Вообще никакого. Я пользуюсь дамским колпачком. Я все время им пользовалась. У тебя нет ни малейшего шанса сделать мне ребенка, так что проще оставить меня в покое.
В шесть лет, расшалившись во время игры, Камден носился, по коридорам дедушкиного дома и с разбегу врезался в стену. В следующую секунду он уже лежал, распластавшись на полу, лежал, не в силах сообразить, что произошло. Сейчас он оказался в таком же состоянии. Он не знал, как понимать ее неожиданное признание. Действительно, почему она призналась?..
Камден заглянул жене в глаза. В сиянии луны они казались совершенно черными, как вода на дне глубокого колодца. А еще казалось, что в ее глазах бликами отражалось мерцание звезд.
– Тогда зачем об этом говорить? – пробормотал Камден. – Могла бы и дальше меня дурачить – это же в твоих интересах.
– Я больше так не могу, – ответила Джиджи со вздохом. – Ты, конечно, лишний раз убедишься, что не ошибся на мой счет. Но мне все равно. С меня хватит.
– Почему? – Он пробежался пальцами по ее роскошным волосам. Ни одна женщина не запомнилась ему своими волосами – а вот она запомнилась. – Почему ты на этот раз решила сказать правду?
Джиджи закрыла глаза и отвернулась.
Как ни странно, прикосновения его пальцев успокаивали. Пальцы его двигались уверенно и в то же время осторожно – вот они замешкались у виска, скользнули мимо уха к подбородку и, наконец, добрались до губ. Большой палец легонько придавил ее нижнюю губу, а затем замер.
Джиджи была совершенно сбита с толку реакцией мужа. Ведь она только что призналась в том, что снова его обманула, а он… Его прикосновения были нежными и ласковыми, и казалось, он нисколько на нее не сердился.
Тут Камден поцеловал мочку ее уха, затем поцеловал в подбородок, после чего принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи.
Джиджи по-прежнему лежала с закрытыми, глазами, и ей чудилось, что губы Камдена источали огонь, воспламеняя все, к чему прикасались, и порождая безумное желание, которое с каждым мгновением усиливалось, волнами разливаясь по всему телу.
Внезапно его губы сомкнулись вокруг ее соска, и Джиджи едва не задохнулась от наслаждения. Ей хотелось метаться по кровати, хотелось выгнуться дугой и громко закричать: «Еще!» Но она лишь судорожно вцепилась в простыню. Камден же, нащупав другой ее сосок, принялся легонько теребить его пальцами – и тут уж Джиджи, не сдержавшись, громко застонала.
Рука маркиза тем временем спустилась к ее бедру и, задержавшись ненадолго, развела в стороны ее ноги. Джиджи попыталась сомкнуть ноги, но стоило Камдену обвести языком вокруг ее соска, как она тут же забыла обо всем на свете.
А затем он нащупал ее потаенный вход – сделать это оказалось очень даже легко – следовало лишь отыскать источник влаги.
– Только скажи – и я перестану, – сказал Камден и тут же снова приник к ее соску.
Джиджи прекрасно понимала, что он собирался сделать. Он хотел извлечь дамский колпачок. Будь она в состоянии выражаться связно, она бы запротестовала. Но она сумела лишь тихо застонать. В следующее мгновение Камден вытащил колпачок и отбросил его в сторону.
– Теперь между нами ничего нет, – сказал он.
Джиджи в ужасе содрогнулась. Теперь все, абсолютно все принадлежало Камдену – ее чрево, ее будущее, вся ее жизнь! И вместе с тем ее накрыла волна всепоглощающего желания. Она жаждала, чтобы он ворвался в нее, овладел ею, заполнил ее, сметая все преграды.
Со стоном отчаяния Джиджи схватила мужа за плечи и привлекла к себе, впившись в его губы страстным поцелуем. Но Камден тотчас же отстранился и, взяв ее лицо в ладони, поцеловал по-своему – осторожно, нежно, с любовью.
Джиджи еще шире раскинула ноги, и он вошел в нее, не прерывая поцелуя; плоть его была горяча и напориста. Она обвила ногами его бедра, понуждая действовать как можно энергичнее, но Камден опять поступил по-своему – он входил в нее медленно, неторопливо, одновременно целуя маковки ее грудей. Заставляя жену вымаливать каждый сладостный толчок, он доводил ее до неистовства, так что она металась по постели и извивалась, громко кричала и жалобно всхлипывала. И когда Джиджи, уже отчаявшись, решила, что вечно будет биться в лихорадке страсти и что эта сладостная пытка никогда не прекратится, Камден наконец-то отбросил сдержанность, и она с криком зашлась в экстазе.
Только бы время остановилось. Только бы никогда не расставаться с теплым кольцом его рук и блаженной негой их соития. Только бы весь мир сузился до размеров этой темной комнаты, пропитанной сладковато-мускусным запахом любовной близости и надежно отгороженной от завтра и послезавтра чудесной стеной ночи.
Получай она по золотой, гинее за каждое «только бы» в своей жизни, то смогла бы вымостить ими шоссе от Ливерпуля до Ньюфаундленда.
Часто и неровно дыша, Камден отстранился, и, почти не задев ее, перекатился на спину. Джиджи закусила губу, чувствуя, как жестокая реальность уже подбирается к ее сердцу своими холодными, липкими щупальцами.
Нет, он не сказал ничего обидного. Но его молчание живо напомнило ей обо всех зароках, которые она давала после его возвращения. Неужели все ее громкие речи о любви к Фредди были лишь болтовней, причем совершенно пустой?
– Я заходил к тебе в отель в Копенгагене, – неожиданно сказал Тремейн.
Прошла добрая минута, прежде чем до Джиджи дошел смысл его слов. Собравшись с духом, она спросила:
– Но ты… ты не оставил карточку?
– Ты уже уехала. Торопилась на «Маргарет».
Джиджи ослепила вспышка восторга, на смену которой тут же пришло беспомощное удивление прихотям судьбы Судорожно сглотнув, она пробормотала:
– Я не успела на «Маргарет». Корабль уже отчалил, когда я приехала в порт.
– Что???
Джиджи услышала в его голосе не только изумление, но и отчаяние, или ей просто показалось? Она молчала, и он спросил:
– Куда же ты отправилась?
– Обратно в отель. Я уехала только на следующий день.
Он горестно усмехнулся:
– А портье не сказал, что к тебе приходил какой-то болван с цветами?
Она покачала головой. Ей вдруг подумалось, что все это до боли напоминало случай, когда она обнаружила, что ждет ребенка, а через три недели залила кровью всю квартиру.
– Дневной портье скорее всего уже ушел, когда я решила, что мне надо где-то переночевать.
Он приходил к ней! Не важно зачем, но он приходил к ней. И они разминулись, словно сам Шекспир сочинил их историю в тот день, когда у него случился особенно жестокий приступ человеконенавистничества.
– Какие цветы ты принес? – спросила она, потому что больше ничего не приходило на ум.
– Так, ничего… – Его голос сорвался, чего раньше за ним не водилось. – Ничего особенного. Голубые гортензии. Кажется, они были не первой свежести.
Голубые гортензии. Ее любимые. Внезапно ей захотелось разрыдаться.
– Они бы мне не помешали. – Джиджи продолжала говорить, чтобы сдержать слезы. – Я так расстроилась, что… Как только я сошла с корабля, я сразу поехала к Феликсу… и узнала, что он женился, пока меня не было в Англии. Но я все равно выставила себя дурой.
Тремейн со вздохом пробормотал:
– Боюсь даже спрашивать…
– Не волнуйся, ничего не было. Он не поддался на мои заигрывания. А потом я пришла в себя, то есть образумилась.
– Через некоторое время я тоже пришел в себя, – медленно проговорил Камден. – Я убедил себя, что прошлое не перечеркнешь. А наше – тем более.
– И нельзя ничего начать заново. Потому что заново уже не получится, – в тон ему подхватила Джиджи. Слезы закипали в ее глазах, превращая комнату в расплывчатое пятно.
Только сейчас Джиджи отчетливо поняла, чего лишилась, когда решила заполучить Камдена любой ценой. Только теперь ей стало ясно: она вовсе не уберегла Камдена от ошибки, а оскорбила своей ложью. Ей долгое время не хотелось это признавать, но сейчас она наконец-то осознала, что вела себя как несдержанная, не видящая дальше своего носа эгоистка.
– Я наделала глупостей. Прости.
– Да я тоже не был ангелом с крылышками. Надо было встретиться с тобой и поговорить начистоту, каким бы неприятным ни вышел разговор. А я затеял глупейшую игру, перепутав месть со справедливостью.
Джиджи горестно усмехнулась. Два вполне разумных человека, а делали глупости на каждом шагу, где только можно.
– Как жаль, что… – Она осеклась. Что толку сожалеть? У них был шанс, и они его упустили.
На верхнем этаже было шесть спален – восточный угол дома занимала спальня миссис Роуленд, а пять остальных вытянулись в ряд вдоль южной стены. Ближе всех к спальне миссис Роуленд располагалась спальня Камдена, дальше всех – спальня Джиджи.
Кричали же из комнаты Джиджи.
Выплюнув зубной порошок, Камден рывком распахнул дверь. Почти в ту же секунду отворилась и дверь миссис Роуленд.
– Господи, что это?! – закричала она.
– Потолок, наверное, – ответил маркиз.
Джиджи тоже выбежала в коридор – лицо бледное как мел на фоне темно-синего пеньюара.
– Что творится в твоем доме? – набросилась она на мать.
Камден стал открывать двери одну за другой. В соседней комнате царил идеальный порядок, разве что кое-где попадали со стен картины. Он распахнул дверь еще одной комнаты – и словно попал в эпицентр урагана. Потолок обрушился почти целиком, а пол и мебель тонули в пыльных грудах гипса и древесины. Там, где раньше был чердак, зияла бездонная пустота.
– Господи, да как же так?.. – простонала Виктория. – Это же такой прочный дом…
– Пока не починят потолок и не обследуют весь дом, на этом этаже спать нельзя, – решительно заявил Камден.
– Мы с тобой можем занять комнату гувернантки на первом этаже, – предложила матери Джиджи. – У тебя найдется свободная койка для Камдена?
– Не выдумывай! – воскликнула миссис Роуленд. – Лорд Тремейн впервые у меня в гостях, и я не позволю, чтобы он ютился в задней гостиной, точно приходящая прислуга! Я попрошусь переночевать у соседки, миссис Морланд. Ее часто навещают дочери, поэтому у нее всегда наготове свободная спальня. А вы с Камденом ляжете спать в комнате гувернантки.
– Тогда койку возьму я и лягу в задней гостиной, – сказала Джиджи. – Я не впервые у тебя в гостях, и мне все равно, где спать. А если хочешь, то я пойду с тобой к миссис Морланд.
– Нет, и еще раз нет! – Миссис Роуленд демонстративно содрогнулась – словно от ужаса. – Не хватало еще, чтобы о вас поползли слухи! Можете весь Лондон оповестить о своем разводе, но здесь извольте считаться с моей репутацией. Мне ни к чему, чтобы люди потом спрашивали, почему моя дочь не пожелала делить комнату со своим законным мужем. Так, по-моему, сюда идет Холлис. Я посоветуюсь с ним, и мы решим, как все устроить. И смотри, Джиджи, не позорь меня. Не делай глупостей!
Миссис Роуленд с поразительной резвостью сбежала по лестнице, а Джиджи, проводив ее взглядом, проворчала:
– Знаю я, как она все устраивает. Наверно, и потолок обвалился с ее легкой руки. Этот дом обследовали снизу доверху всего год назад, и мне тогда показалось, что он действительно немного обветшал. Но все-таки дом добротный. Потолки в добротных постройках не рушатся просто так, да еще точнехонько в незанятой комнате, чтобы никто не пострадал!
– Мы недооценили изобретательность твоей матери.
– Думаю, у нее роман с герцогом, – сказала Джиджи – Что же касается потолка… Она пожертвовала крышей нал головой, лишь бы уложить нас с тобой в одну постель, хотя мы и так… Ладно, не важно.
У Камдена гулко заколотилось сердце. Посещение спальни Джиджи на правах супруга не входило в его планы. Но если они окажутся в одной комнате, где им волей-неволей придется делить кровать, то тогда…
– Тебе помочь перенести вещи?
Джиджи метнула на мужа подозрительный взгляд. В свете, лившемся из распахнутых дверей, он заметил, что она уже не такая бледная, как минутой раньше.
– Нет, спасибо. Ну иди же.
Камден спустился по лестнице, и Холлис проводил его в спальню гувернантки. Комната была просторнее и уютнее той, которую ему отвели. Стены покрывала бежевая камка, расписанная изящными арабесками с растительными мотивами; на ночных столиках стояли вазы из лиможского фарфора, наполненные розовыми лютиками Кровать оказалась совсем не узкой, а край легкого белого одеяла был откинут.
– Миссис Роуленд пользуется этой спальней летом для послеобеденного отдыха, – пояснил Холлис. – Здесь прохладнее, чем наверху.
Камден погасил лампы и отворил ставни – с улицы пахнуло сыростью и ночной прохладой, напоенной ароматом вереска. Щербатая луна карабкалась по небосклону, изливая на землю бледный зыбкий свет. Он снял халат, а после минутного колебания (кого он обманывает? сам Наполеон так не жаждал завоевать Россию, как он – затащить Джиджи в постель) скинул и все остальное.
Джиджи явилась только четверть часа спустя. Ее шаги стихли за дверью, и воцарилась мучительная тишина. А Камден замер, затаил дыхание. Прошла минута-другая, и дверная ручка наконец-то повернулась. Джиджи закрыла за собой дверь. Но не прошла в комнату, а прислонилась к двери спиной; полоска лунного света чуть-чуть не доходила до ее ног.
Камдену вдруг вспомнилась ночь из далекого прошлого в другом доме, тоже принадлежавшем миссис Роуленд. Тогда точно такая же яркая луна тоже чертила серебром дорожку на полу, предвещая начало конца.
– Как в старые времена, верно? – произнес Камден.
Джиджи долго молчала.
– О чем ты? – проговорила она наконец.
Он пристально посмотрел на нее.
– Только не говори, что не помнишь.
Она шевельнулась, и послышалось тихое шуршание шелка.
– Выходит, ты тогда не спал.
– У меня чуткий сон. К тому же я оказался на чужой кровати в чужом доме.
– И ты меня перехитрил.
Камден усмехнулся.
– А ты чего ожидала, после того как ощупала меня с ног до головы? Я мог бы зайти дальше, и ты бы уступила.
– Я тоже могла зайти дальше и забраться обратно к тебе в постель. И ведь чуть не забралась. Сразу бы угодила под венец.
– Неужели? Что же тебе помешало?
– Подумала, что это было бы непорядочно. Вернее – ниже моего достоинства. Смешно, да?
Она оттолкнулась от двери и, медленно приблизившись к кровати с противоположной стороны, остановилась, Лунный свет очерчивал ее силуэт, а темные изгибы бедер терялись в дымке пеньюара.
Камден судорожно сглотнул.
– Надо было той ночью довести дело до конца, – продолжала Джиджи. – Ты бы женился на мне, понимая, что тебя вынудили. Но не сбежал бы в бешенстве в Америку, а просто проникся ко мне отвращением и был бы несчастен со мной до конца своих дней. И мы бы ничем не отличались от других семейных пар – в общем, жили бы так, как все.
– Нет-нет. – Он решительно покачал головой. – Надо было поступить по совести. Теодора вышла замуж за день до нашей свадьбы. Если бы у тебя хватило терпения подождать до моего возвращения в Англию, то тогда все сложилось бы иначе.
Матрац прогнулся под ее весом. Джиджи скользнула под одеяло с краю кровати – на безопасном расстоянии от мужа.
– По-моему, я уже усвоила урок.
– Ты уверена?
Она ответила вопросом на вопрос:
– Почему тебе так важно угнаться за мной… в финансовом смысле?
«Да потому что я женат на самой богатой женщине в Англии, после королевы Виктории! Что еще делать мужчине, которому до сих пор не дают покоя твои прелести?»
Камден сунул руку под одеяло, схватил ее за пеньюар и: рывком привлек к себе. Джиджи охнула – и охнула еще раз, когда его губы прижались к ее шее.
Тремейн навалился на нее… и застонал от райского наслаждения, ощутив под собой ее тело. За то время, что прошло после его возвращения, он успел увидеть ее обнаженной и побывать с ней на пике блаженства. Но он не позволял себе прочувствовать их близость, насладиться упругой гладкостью ее кожи и изящными округлостями. Он снова потянул за пеньюар.
– Сними.
– Нет. Делай что хочешь – он тебе нисколько не мешает.
– Я хочу, чтобы ты сняла с себя все… До нитки.
– Мы так не договаривались. Ты не говорил, что мне придется перед тобой раздеваться.
– Но почему? – прошептал он ей в ухе. – Боишься оказаться подо мной голой?
– Просто так не годится, вот и все. Я решила, что не должна позволять тебе особых вольностей, иначе я предам Фредди.
Камдена обуяла ярость. Надо же быть такой упрямой! Приподнявшись, он схватился за ворот пеньюара и разорвал его по всей длине.
– Вот! А если лорду Фредерику захочется сунуть нос не в свое дело, то ты сможешь ответить ему, что не позволяла мне никаких вольностей.
Джиджи прерывисто дышала, будто ей не хватало воздуха; ее судорожные вдохи перекрывали, глухой стрекот полуночников-сверчков в саду.
Тремейн снова опустился на нее; прикосновение к ней было ошеломляюще знакомым Джиджи и в то же время будоражило чем-то новым, словно и не было всех этих лет, словно сегодня шел второй день их медового месяца.
Какой же он дурак! Дурак, что пленился ею в первый раз. И дурак, что теперь вернулся обратно, прекрасно зная за собой слабину, которую силился перебороть все эти десять лет.
И теперь уже слишком поздно.
Растворившись в ее бархатистой нежности, дивясь тому, как с каждым вздохом приподнимается ее грудь, Камден осыпал жену поцелуями, не желая пропускать ни дюйма ее роскошного тела и отчаянно жаждая упиться ею допьяна.
Она уперлась ладонями в его плечи, но не оттолкнула, а только тихонько вскрикнула, когда он приник губами к ее шее. Мрачная тоска в его сердце немного рассеялась, хотя он понимал: безумие думать, что за этим стоит что-то, кроме безумия.
Он проложил поцелуями дорожку к ее подбородку, к нежной впадинке под губами – и остановился в нерешительности. Поцеловать ее сейчас в губы – значит, недвусмысленно дать понять, что она выйдет замуж за лорда Фредерика только через его труп.
Тремейн, чувствовал, как колотится ее сердце – быстро, лихорадочно, тревожно, вторя стуку в его груди. Хочет ли он пойти этой дорогой? Смеет ли? И что поджидает его на исходе, пути по широкой тропе безрассудства?
– Послушай меня, послушай… – проговорила она неожиданно. – Поверь, тебе нет смысла со мной спать. Вообще никакого. Я пользуюсь дамским колпачком. Я все время им пользовалась. У тебя нет ни малейшего шанса сделать мне ребенка, так что проще оставить меня в покое.
В шесть лет, расшалившись во время игры, Камден носился, по коридорам дедушкиного дома и с разбегу врезался в стену. В следующую секунду он уже лежал, распластавшись на полу, лежал, не в силах сообразить, что произошло. Сейчас он оказался в таком же состоянии. Он не знал, как понимать ее неожиданное признание. Действительно, почему она призналась?..
Камден заглянул жене в глаза. В сиянии луны они казались совершенно черными, как вода на дне глубокого колодца. А еще казалось, что в ее глазах бликами отражалось мерцание звезд.
– Тогда зачем об этом говорить? – пробормотал Камден. – Могла бы и дальше меня дурачить – это же в твоих интересах.
– Я больше так не могу, – ответила Джиджи со вздохом. – Ты, конечно, лишний раз убедишься, что не ошибся на мой счет. Но мне все равно. С меня хватит.
– Почему? – Он пробежался пальцами по ее роскошным волосам. Ни одна женщина не запомнилась ему своими волосами – а вот она запомнилась. – Почему ты на этот раз решила сказать правду?
Джиджи закрыла глаза и отвернулась.
Как ни странно, прикосновения его пальцев успокаивали. Пальцы его двигались уверенно и в то же время осторожно – вот они замешкались у виска, скользнули мимо уха к подбородку и, наконец, добрались до губ. Большой палец легонько придавил ее нижнюю губу, а затем замер.
Джиджи была совершенно сбита с толку реакцией мужа. Ведь она только что призналась в том, что снова его обманула, а он… Его прикосновения были нежными и ласковыми, и казалось, он нисколько на нее не сердился.
Тут Камден поцеловал мочку ее уха, затем поцеловал в подбородок, после чего принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи.
Джиджи по-прежнему лежала с закрытыми, глазами, и ей чудилось, что губы Камдена источали огонь, воспламеняя все, к чему прикасались, и порождая безумное желание, которое с каждым мгновением усиливалось, волнами разливаясь по всему телу.
Внезапно его губы сомкнулись вокруг ее соска, и Джиджи едва не задохнулась от наслаждения. Ей хотелось метаться по кровати, хотелось выгнуться дугой и громко закричать: «Еще!» Но она лишь судорожно вцепилась в простыню. Камден же, нащупав другой ее сосок, принялся легонько теребить его пальцами – и тут уж Джиджи, не сдержавшись, громко застонала.
Рука маркиза тем временем спустилась к ее бедру и, задержавшись ненадолго, развела в стороны ее ноги. Джиджи попыталась сомкнуть ноги, но стоило Камдену обвести языком вокруг ее соска, как она тут же забыла обо всем на свете.
А затем он нащупал ее потаенный вход – сделать это оказалось очень даже легко – следовало лишь отыскать источник влаги.
– Только скажи – и я перестану, – сказал Камден и тут же снова приник к ее соску.
Джиджи прекрасно понимала, что он собирался сделать. Он хотел извлечь дамский колпачок. Будь она в состоянии выражаться связно, она бы запротестовала. Но она сумела лишь тихо застонать. В следующее мгновение Камден вытащил колпачок и отбросил его в сторону.
– Теперь между нами ничего нет, – сказал он.
Джиджи в ужасе содрогнулась. Теперь все, абсолютно все принадлежало Камдену – ее чрево, ее будущее, вся ее жизнь! И вместе с тем ее накрыла волна всепоглощающего желания. Она жаждала, чтобы он ворвался в нее, овладел ею, заполнил ее, сметая все преграды.
Со стоном отчаяния Джиджи схватила мужа за плечи и привлекла к себе, впившись в его губы страстным поцелуем. Но Камден тотчас же отстранился и, взяв ее лицо в ладони, поцеловал по-своему – осторожно, нежно, с любовью.
Джиджи еще шире раскинула ноги, и он вошел в нее, не прерывая поцелуя; плоть его была горяча и напориста. Она обвила ногами его бедра, понуждая действовать как можно энергичнее, но Камден опять поступил по-своему – он входил в нее медленно, неторопливо, одновременно целуя маковки ее грудей. Заставляя жену вымаливать каждый сладостный толчок, он доводил ее до неистовства, так что она металась по постели и извивалась, громко кричала и жалобно всхлипывала. И когда Джиджи, уже отчаявшись, решила, что вечно будет биться в лихорадке страсти и что эта сладостная пытка никогда не прекратится, Камден наконец-то отбросил сдержанность, и она с криком зашлась в экстазе.
Только бы время остановилось. Только бы никогда не расставаться с теплым кольцом его рук и блаженной негой их соития. Только бы весь мир сузился до размеров этой темной комнаты, пропитанной сладковато-мускусным запахом любовной близости и надежно отгороженной от завтра и послезавтра чудесной стеной ночи.
Получай она по золотой, гинее за каждое «только бы» в своей жизни, то смогла бы вымостить ими шоссе от Ливерпуля до Ньюфаундленда.
Часто и неровно дыша, Камден отстранился, и, почти не задев ее, перекатился на спину. Джиджи закусила губу, чувствуя, как жестокая реальность уже подбирается к ее сердцу своими холодными, липкими щупальцами.
Нет, он не сказал ничего обидного. Но его молчание живо напомнило ей обо всех зароках, которые она давала после его возвращения. Неужели все ее громкие речи о любви к Фредди были лишь болтовней, причем совершенно пустой?
– Я заходил к тебе в отель в Копенгагене, – неожиданно сказал Тремейн.
Прошла добрая минута, прежде чем до Джиджи дошел смысл его слов. Собравшись с духом, она спросила:
– Но ты… ты не оставил карточку?
– Ты уже уехала. Торопилась на «Маргарет».
Джиджи ослепила вспышка восторга, на смену которой тут же пришло беспомощное удивление прихотям судьбы Судорожно сглотнув, она пробормотала:
– Я не успела на «Маргарет». Корабль уже отчалил, когда я приехала в порт.
– Что???
Джиджи услышала в его голосе не только изумление, но и отчаяние, или ей просто показалось? Она молчала, и он спросил:
– Куда же ты отправилась?
– Обратно в отель. Я уехала только на следующий день.
Он горестно усмехнулся:
– А портье не сказал, что к тебе приходил какой-то болван с цветами?
Она покачала головой. Ей вдруг подумалось, что все это до боли напоминало случай, когда она обнаружила, что ждет ребенка, а через три недели залила кровью всю квартиру.
– Дневной портье скорее всего уже ушел, когда я решила, что мне надо где-то переночевать.
Он приходил к ней! Не важно зачем, но он приходил к ней. И они разминулись, словно сам Шекспир сочинил их историю в тот день, когда у него случился особенно жестокий приступ человеконенавистничества.
– Какие цветы ты принес? – спросила она, потому что больше ничего не приходило на ум.
– Так, ничего… – Его голос сорвался, чего раньше за ним не водилось. – Ничего особенного. Голубые гортензии. Кажется, они были не первой свежести.
Голубые гортензии. Ее любимые. Внезапно ей захотелось разрыдаться.
– Они бы мне не помешали. – Джиджи продолжала говорить, чтобы сдержать слезы. – Я так расстроилась, что… Как только я сошла с корабля, я сразу поехала к Феликсу… и узнала, что он женился, пока меня не было в Англии. Но я все равно выставила себя дурой.
Тремейн со вздохом пробормотал:
– Боюсь даже спрашивать…
– Не волнуйся, ничего не было. Он не поддался на мои заигрывания. А потом я пришла в себя, то есть образумилась.
– Через некоторое время я тоже пришел в себя, – медленно проговорил Камден. – Я убедил себя, что прошлое не перечеркнешь. А наше – тем более.
– И нельзя ничего начать заново. Потому что заново уже не получится, – в тон ему подхватила Джиджи. Слезы закипали в ее глазах, превращая комнату в расплывчатое пятно.
Только сейчас Джиджи отчетливо поняла, чего лишилась, когда решила заполучить Камдена любой ценой. Только теперь ей стало ясно: она вовсе не уберегла Камдена от ошибки, а оскорбила своей ложью. Ей долгое время не хотелось это признавать, но сейчас она наконец-то осознала, что вела себя как несдержанная, не видящая дальше своего носа эгоистка.
– Я наделала глупостей. Прости.
– Да я тоже не был ангелом с крылышками. Надо было встретиться с тобой и поговорить начистоту, каким бы неприятным ни вышел разговор. А я затеял глупейшую игру, перепутав месть со справедливостью.
Джиджи горестно усмехнулась. Два вполне разумных человека, а делали глупости на каждом шагу, где только можно.
– Как жаль, что… – Она осеклась. Что толку сожалеть? У них был шанс, и они его упустили.