Страница:
– Как хорошо, что я не отпустил вас. Бог помог мне! Я люблю вас, Анна. Теперь я осознал, что давно любил и никогда не перестану любить.
– О Филип! Я мечтала услышать, как вы скажете, что…
Все слова застряли у нее в горле, так как Филип прильнул к ее губам и мягким давлением заставил ее отдаться удовольствию поцелуя. Ее руки доверчиво обвили его шею, и она притянула любимого к себе.
О, как он мог даже на минуту допустить мысль о расставании? Его руки легли поверх оборок ее корсажа, жадно вбирая в себя нежное тепло.
Касаясь губами ее глаз, щек, шеи, Филип начал зубами покусывать восхитительную мочку ее ушка. Он дразнил ее и себя, желая попробовать на вкус каждую частичку ее тела, как изголодавшийся человек, которому долго отказывали в самом насущном.
Целуя, он большим пальцем поглаживал ее губы. А другая его рука расстегивала пуговицы на платье, осторожно, одну за другой, позволяя ему не торопясь возводить фундамент предвкушения. Отчаявшегося любовника-насильника, жаждущего недоступного удовольствия, больше не существовало. Сейчас ему было все дозволено. Но единожды вкусить – не значит познать. Теперь Филип мечтал о том, чтобы любить Анну целую вечность. Он хотел ввести ее в новую жизнь – медленно, чувственно, чтобы ее первый опыт стал бесценным сокровищем, способным связать их на долгие годы.
Покончив с последними пуговицами, Филип остановил пальцы у пояса. Больше ничто не удерживало платья, и оно, скользнув по ее плечам и бедрам, ярким пятном легло у ее ног.
Коснувшись Анны, он, не отнимая рук, смотрел, изучая как щедрый дар судьбы все доселе сокрытые уголки ее тела. На ней не было ничего, кроме прозрачного белья, и его взгляд страстного любовника был теперь и взглядом собственника, гордого своим правом на владение. Анна легко переступила через платье и с готовностью отдалась его объятиям. Это естественное и грациозное движение привело его в состояние, близкое к шоку, еще больше укрепив решимость любить и лелеять ее, медленно отдавая ей свою нежность.
Филип снова отыскал ее губы и жадно поцеловал, ведомый силой ее страсти. Теперь Анна хотела его так же сильно, как он ее. Он ощущал сладостный трепет ее губ и, сознавая податливость, с какой она вверялась ему, испытывал благоговение и искреннее желание быть достойным ее доверия.
– Ты не боишься, Анна? – спросил он. – Не надо бояться.
Филип наблюдал за ней в ожидании ответа. Анна спустила с плеч бретели сорочки и сама сняла ее через голову.
– Нет, я не боюсь.
Он посмотрел на ее грудь, вздымающуюся и опадающую в такт дыханию. Потрогал кончик соска и потер его подушечкой большого пальца. Потом наклонил голову к набрякшему бугорку и позволил своим губам младенческую слабость. Анна отклонилась назад, отдавая ему свою сладость с тихим исступленным стоном.
Под напором переполняющего его желания Филип вновь захватил ее губы, теперь надолго.
– О Боже! – прошептал он, заглядывая в ее зовущие глаза, мерцающие, подобно двум сапфирам. – Анна, ты так прекрасна! – Он завладел ее грудью, вновь сообщая ее телу трепетное волнение, а затем одним быстрым движением поднял на руки и перенес на кровать.
Анна погрузилась в мягкость стеганого покрывала и, пока Филип снимал с себя одежду, зыбко плавала на волнах желания, которое он в ней возбудил. Она ощущала томление между бедер, посылающее импульсы по всему телу. А там, где он касался ее, все жилки дрожали и пели, подобно туго натянутым струнам скрипки.
Когда он подошел к кровати, его пульсирующая плоть была готова соединиться с ней, но Анна встретила его без колебаний. Она обвила руки вокруг его шеи, побуждая лечь рядом с собой. Медленно, дюйм за дюймом Филип изучал ее тело, вызывая в ней предвкушение блаженства, изводя ее ласками, пока каждая ее клеточка не закричала, не потребовала смутного и загадочного завершения. Тогда он отыскал самую чувствительную точку ее тела и погладил чуткими пальцами. Все, что постепенно копилось в Анне, взорвалось с сокрушительной силой. Внутри ее глаз вспыхнули звезды, крупные, сияющие, слепящие – его и ее.
Наконец он раздвинул теплое влажное отверстие и скользнул внутрь пальцем. Анна изогнулась, и тихий стон сорвался с ее губ. Она сомкнула руки на затылке Филипа.
– Я хочу немного подготовить тебя, родная моя, – продышал он ей в ухо. – В первый раз всегда бывает немного больно.
– Ничего, – пробормотала Анна, поощряя его, нуждаясь в нем, не вполне осознанно, но с верой, что только он может дать ей полноту ощущений. – Не останавливайся.
Она ощущала себя возносящейся к какой-то выси, не зная, существует ли в природе такая гора. Но она отчаянно хотела, чтобы ее взяли туда. Все ее сомнения отошли в прошлое. Остался только Филип и чувства, которые он пробудил в ней.
Он развел ее ноги и медленно, мягко вошел внутрь. Она почувствовала, как ее плоть сомкнулась вокруг него, втягивая его в свою сердцевину странным, безумным спазмом сладострастия.
– Я люблю тебя, Анна, – прошептал ей в ухо Филип. – Теперь ты моя, отныне и навсегда.
Она добралась до его шеи и притянула к себе. Обжигающий поцелуй Филипа, казалось, был призван разорвать путы, сдерживавшие его желание. Он погрузился быстро и глубоко, причинив ей мгновенную острую боль, сменившуюся бархатным скольжением. После этого два тела в теплом соитии отправились в путешествие по шелковому пути – туда и обратно.
Анна отдалась дикому инстинкту, побежавшему по жилам, раскрепостившему ум и тело. Она крепче прижалась к Филипу, и два сердца в бешеном беге вместе продолжили восхождение. Наконец Анна достигла той неведомой горы, где еще никогда не бывала, и ее тело, готовое взорваться от неутоленной жажды, дернулось в конвульсии. Она громко вскрикнула, и тут же Филип изверг в нее свою страсть.
Для обоих наступили долгие сладкие минуты. Анна уютно устроилась подле Филипа, и он защищал ее сверху своими согнутыми руками. Потом баюкал ее как в люльке, покрывал ее лоб легкими поцелуями и тихонько поглаживал по руке.
– Ты спишь, Анна? – спросил он.
– Нет, мой капитан, – ответила она, наслаждаясь звуком его голоса. – Я думаю, действительно ли мы плывем в Бостон или ты везешь меня на остров с твоими кофейными зернами.
– Я бы с удовольствием не плыл ни туда, ни туда. Нет места прекраснее, чем то, где мы только что побывали, любовь моя. Но через восемь дней мы будем в бостонской гавани.
– И ты отведешь меня к бабушке?
– Миледи, я почту за честь сопровождать вас. Ваши поиски – мои поиски.
Анна поднесла его руку к губам и поцеловала ладонь, чувствуя, как благодарность переполняет ее сердце. И вдруг она ощутила какую-то странную неустойчивость, словно попала в центр большого облака, вздымающегося под могучими порывами ветра. Она приподнялась на локте и спросила:
– Что это?!
– Вот тебе на! – насмешливо хохотнул Филип, подкладывая согнутую руку себе под голову. – В одном ты по-прежнему осталась девственницей. Как морячка ты у меня не состоялась! Ты не согласна, дорогая?
– Филип! – Анна в тревоге ухватилась за него. – Опять! – Она явственно ощутила, как корабль носовой частью погрузился в пучину, а затем снова обрел равновесие.
– Расправляют паруса, только и всего, – объяснил Филип. – Вероятно, мы достигли залива, и Бернард наращивает скорость.
– Я хочу посмотреть! Давай пойдем на палубу!
– Хочешь – значит пойдешь! – сказал Филип. – Только сначала я напомню тебе, что тебя ждет, когда мы вернемся. – В порыве нежности он обхватил ее лицо ладонями и прильнул к ее губам. Когда закончились эти долгие сладкие муки, Анна едва могла открыть глаза. Она не желала разрывать колдовскую паутину, которой он ее опутал.
Они быстро оделись и вышли на палубу. Филип снял шаль с плеч Анны и покрыл ей голову. Ветер играл ее волосами, они стали похожи на шелковый золотой венец. Филип повернул ее кругом и притянул к себе. Тесно прижавшись друг к другу, они смотрели вверх, на три вздымавшиеся над ними мачты «Морского ястреба».
Команда начала распускать паруса. Подстраиваясь под бриз, матросы выбирали нужный угол отдельно для каждого паруса. Когда все они были расправлены, «Морской ястреб» начал постепенно набирать скорость. Корабль уверенно разрезал своим железным корпусом иссиня-черные воды, смело выдерживая увеличившуюся нагрузку.
Филип крепко обхватил Анну за талию. Она положила свои ладони поверх его рук и продолжала с интересом наблюдать за работой экипажа. Матросы ловкими движениями быстро ослабили веревки, потом снова туго их натянули и намертво закрепили в нужный момент.
– Прямо дух захватывает, – восхищенно сказала она.
– Ты попала в самую точку. – Филип перевел взгляд с мачты на ее макушку. – Со мной неожиданно произошло такое чудо, что у меня действительно захватывает дух от счастья!
Несмотря на то что его руки по-прежнему обнимали ее, а губы нашептывали слова любви, по телу Анны вдруг волной пробежала дрожь. Это был страх, незваный и непрошеный, сковавший ее леденящим холодом.
Их окутывала черная ночь, под ногами лежала черная морская бездна. И прошлое подобно призраку, вышедшему из могилы, встало перед глазами. Анна попыталась прогнать из головы страшные образы и крепче прижала к себе руки Филипа. Что, если ее поймают и отвезут обратно в Кейп-де-Райв? Как она перенесет утрату обретенного счастья? Как ни старалась Анна, ей не удавалось остановить вторгшийся поток сомнений и тревоги. Страшные видения вернулись, чтобы снова преследовать ее. «Не теперь, – мысленно умоляла она их. – Пожалуйста, только не сейчас!»
Глава 14
– О Филип! Я мечтала услышать, как вы скажете, что…
Все слова застряли у нее в горле, так как Филип прильнул к ее губам и мягким давлением заставил ее отдаться удовольствию поцелуя. Ее руки доверчиво обвили его шею, и она притянула любимого к себе.
О, как он мог даже на минуту допустить мысль о расставании? Его руки легли поверх оборок ее корсажа, жадно вбирая в себя нежное тепло.
Касаясь губами ее глаз, щек, шеи, Филип начал зубами покусывать восхитительную мочку ее ушка. Он дразнил ее и себя, желая попробовать на вкус каждую частичку ее тела, как изголодавшийся человек, которому долго отказывали в самом насущном.
Целуя, он большим пальцем поглаживал ее губы. А другая его рука расстегивала пуговицы на платье, осторожно, одну за другой, позволяя ему не торопясь возводить фундамент предвкушения. Отчаявшегося любовника-насильника, жаждущего недоступного удовольствия, больше не существовало. Сейчас ему было все дозволено. Но единожды вкусить – не значит познать. Теперь Филип мечтал о том, чтобы любить Анну целую вечность. Он хотел ввести ее в новую жизнь – медленно, чувственно, чтобы ее первый опыт стал бесценным сокровищем, способным связать их на долгие годы.
Покончив с последними пуговицами, Филип остановил пальцы у пояса. Больше ничто не удерживало платья, и оно, скользнув по ее плечам и бедрам, ярким пятном легло у ее ног.
Коснувшись Анны, он, не отнимая рук, смотрел, изучая как щедрый дар судьбы все доселе сокрытые уголки ее тела. На ней не было ничего, кроме прозрачного белья, и его взгляд страстного любовника был теперь и взглядом собственника, гордого своим правом на владение. Анна легко переступила через платье и с готовностью отдалась его объятиям. Это естественное и грациозное движение привело его в состояние, близкое к шоку, еще больше укрепив решимость любить и лелеять ее, медленно отдавая ей свою нежность.
Филип снова отыскал ее губы и жадно поцеловал, ведомый силой ее страсти. Теперь Анна хотела его так же сильно, как он ее. Он ощущал сладостный трепет ее губ и, сознавая податливость, с какой она вверялась ему, испытывал благоговение и искреннее желание быть достойным ее доверия.
– Ты не боишься, Анна? – спросил он. – Не надо бояться.
Филип наблюдал за ней в ожидании ответа. Анна спустила с плеч бретели сорочки и сама сняла ее через голову.
– Нет, я не боюсь.
Он посмотрел на ее грудь, вздымающуюся и опадающую в такт дыханию. Потрогал кончик соска и потер его подушечкой большого пальца. Потом наклонил голову к набрякшему бугорку и позволил своим губам младенческую слабость. Анна отклонилась назад, отдавая ему свою сладость с тихим исступленным стоном.
Под напором переполняющего его желания Филип вновь захватил ее губы, теперь надолго.
– О Боже! – прошептал он, заглядывая в ее зовущие глаза, мерцающие, подобно двум сапфирам. – Анна, ты так прекрасна! – Он завладел ее грудью, вновь сообщая ее телу трепетное волнение, а затем одним быстрым движением поднял на руки и перенес на кровать.
Анна погрузилась в мягкость стеганого покрывала и, пока Филип снимал с себя одежду, зыбко плавала на волнах желания, которое он в ней возбудил. Она ощущала томление между бедер, посылающее импульсы по всему телу. А там, где он касался ее, все жилки дрожали и пели, подобно туго натянутым струнам скрипки.
Когда он подошел к кровати, его пульсирующая плоть была готова соединиться с ней, но Анна встретила его без колебаний. Она обвила руки вокруг его шеи, побуждая лечь рядом с собой. Медленно, дюйм за дюймом Филип изучал ее тело, вызывая в ней предвкушение блаженства, изводя ее ласками, пока каждая ее клеточка не закричала, не потребовала смутного и загадочного завершения. Тогда он отыскал самую чувствительную точку ее тела и погладил чуткими пальцами. Все, что постепенно копилось в Анне, взорвалось с сокрушительной силой. Внутри ее глаз вспыхнули звезды, крупные, сияющие, слепящие – его и ее.
Наконец он раздвинул теплое влажное отверстие и скользнул внутрь пальцем. Анна изогнулась, и тихий стон сорвался с ее губ. Она сомкнула руки на затылке Филипа.
– Я хочу немного подготовить тебя, родная моя, – продышал он ей в ухо. – В первый раз всегда бывает немного больно.
– Ничего, – пробормотала Анна, поощряя его, нуждаясь в нем, не вполне осознанно, но с верой, что только он может дать ей полноту ощущений. – Не останавливайся.
Она ощущала себя возносящейся к какой-то выси, не зная, существует ли в природе такая гора. Но она отчаянно хотела, чтобы ее взяли туда. Все ее сомнения отошли в прошлое. Остался только Филип и чувства, которые он пробудил в ней.
Он развел ее ноги и медленно, мягко вошел внутрь. Она почувствовала, как ее плоть сомкнулась вокруг него, втягивая его в свою сердцевину странным, безумным спазмом сладострастия.
– Я люблю тебя, Анна, – прошептал ей в ухо Филип. – Теперь ты моя, отныне и навсегда.
Она добралась до его шеи и притянула к себе. Обжигающий поцелуй Филипа, казалось, был призван разорвать путы, сдерживавшие его желание. Он погрузился быстро и глубоко, причинив ей мгновенную острую боль, сменившуюся бархатным скольжением. После этого два тела в теплом соитии отправились в путешествие по шелковому пути – туда и обратно.
Анна отдалась дикому инстинкту, побежавшему по жилам, раскрепостившему ум и тело. Она крепче прижалась к Филипу, и два сердца в бешеном беге вместе продолжили восхождение. Наконец Анна достигла той неведомой горы, где еще никогда не бывала, и ее тело, готовое взорваться от неутоленной жажды, дернулось в конвульсии. Она громко вскрикнула, и тут же Филип изверг в нее свою страсть.
Для обоих наступили долгие сладкие минуты. Анна уютно устроилась подле Филипа, и он защищал ее сверху своими согнутыми руками. Потом баюкал ее как в люльке, покрывал ее лоб легкими поцелуями и тихонько поглаживал по руке.
– Ты спишь, Анна? – спросил он.
– Нет, мой капитан, – ответила она, наслаждаясь звуком его голоса. – Я думаю, действительно ли мы плывем в Бостон или ты везешь меня на остров с твоими кофейными зернами.
– Я бы с удовольствием не плыл ни туда, ни туда. Нет места прекраснее, чем то, где мы только что побывали, любовь моя. Но через восемь дней мы будем в бостонской гавани.
– И ты отведешь меня к бабушке?
– Миледи, я почту за честь сопровождать вас. Ваши поиски – мои поиски.
Анна поднесла его руку к губам и поцеловала ладонь, чувствуя, как благодарность переполняет ее сердце. И вдруг она ощутила какую-то странную неустойчивость, словно попала в центр большого облака, вздымающегося под могучими порывами ветра. Она приподнялась на локте и спросила:
– Что это?!
– Вот тебе на! – насмешливо хохотнул Филип, подкладывая согнутую руку себе под голову. – В одном ты по-прежнему осталась девственницей. Как морячка ты у меня не состоялась! Ты не согласна, дорогая?
– Филип! – Анна в тревоге ухватилась за него. – Опять! – Она явственно ощутила, как корабль носовой частью погрузился в пучину, а затем снова обрел равновесие.
– Расправляют паруса, только и всего, – объяснил Филип. – Вероятно, мы достигли залива, и Бернард наращивает скорость.
– Я хочу посмотреть! Давай пойдем на палубу!
– Хочешь – значит пойдешь! – сказал Филип. – Только сначала я напомню тебе, что тебя ждет, когда мы вернемся. – В порыве нежности он обхватил ее лицо ладонями и прильнул к ее губам. Когда закончились эти долгие сладкие муки, Анна едва могла открыть глаза. Она не желала разрывать колдовскую паутину, которой он ее опутал.
Они быстро оделись и вышли на палубу. Филип снял шаль с плеч Анны и покрыл ей голову. Ветер играл ее волосами, они стали похожи на шелковый золотой венец. Филип повернул ее кругом и притянул к себе. Тесно прижавшись друг к другу, они смотрели вверх, на три вздымавшиеся над ними мачты «Морского ястреба».
Команда начала распускать паруса. Подстраиваясь под бриз, матросы выбирали нужный угол отдельно для каждого паруса. Когда все они были расправлены, «Морской ястреб» начал постепенно набирать скорость. Корабль уверенно разрезал своим железным корпусом иссиня-черные воды, смело выдерживая увеличившуюся нагрузку.
Филип крепко обхватил Анну за талию. Она положила свои ладони поверх его рук и продолжала с интересом наблюдать за работой экипажа. Матросы ловкими движениями быстро ослабили веревки, потом снова туго их натянули и намертво закрепили в нужный момент.
– Прямо дух захватывает, – восхищенно сказала она.
– Ты попала в самую точку. – Филип перевел взгляд с мачты на ее макушку. – Со мной неожиданно произошло такое чудо, что у меня действительно захватывает дух от счастья!
Несмотря на то что его руки по-прежнему обнимали ее, а губы нашептывали слова любви, по телу Анны вдруг волной пробежала дрожь. Это был страх, незваный и непрошеный, сковавший ее леденящим холодом.
Их окутывала черная ночь, под ногами лежала черная морская бездна. И прошлое подобно призраку, вышедшему из могилы, встало перед глазами. Анна попыталась прогнать из головы страшные образы и крепче прижала к себе руки Филипа. Что, если ее поймают и отвезут обратно в Кейп-де-Райв? Как она перенесет утрату обретенного счастья? Как ни старалась Анна, ей не удавалось остановить вторгшийся поток сомнений и тревоги. Страшные видения вернулись, чтобы снова преследовать ее. «Не теперь, – мысленно умоляла она их. – Пожалуйста, только не сейчас!»
Глава 14
Бесчисленные суда шныряли в затоне, выискивая место для швартовки. «Морской ястреб», маневрируя между ними как в лабиринте, на одном главном парусе скользил к пристани. Филип и Анна стояли на палубе, наблюдая, как по мере приближения к берегу старые кирпичные здания приобретают все более ясные очертания. Не снимая руки с плеча Анны, Филип показал на пограничные вехи, порт и большой пирс с соответствующим названием «Длинный причал». Бостонская гавань с прилегающими товарными складами, множеством контор и одним из крупнейших на планете рынков являлась центром торговли, пульсом города.
Завидев многочисленные палатки, Анна пришла в восторг.
– Совсем другой мир! – восклицала она. – Держу пари, уж здесь-то ты накупишь всякой всячины!
Она была уверена, что ни Джейк Финн, ни другие охотники за наградой не станут разыскивать ее в Бостоне. Анне удалось уговорить Филипа дать ей свободно пройтись по рынку. Годы разъездов с дядей, выросшим, кстати, вблизи этой гавани, не прошли даром. Достаточно поднаторев в мелкой торговле, Анна чувствовала себя сейчас как рыба в воде. Пробираясь сквозь толпу, орудующую локтями, она цепко высматривала товар и ловко сбивала цену. Филип ходил рядом, не сводя с нее восхищенных глаз. Он готов был скупить для нее все сокровища мира, достать самую яркую звезду с неба и положить к ее ногам, пожелай она того. В результате ее успешных торгов они вышли с рынка изрядно нагруженные.
Филип пошел искать кеб, чтобы доехать до Бикон-Хилл. Анна, ожидая его, со смешанным чувством любопытства и грусти осматривала близлежащие кварталы. Глядя на большие дома из серого камня с сотнями крошечных квартир, она представляла себе узкие коридоры и тесные клетушки, в которых ютятся тысячи людей, вынужденных вести каждодневную борьбу за выживание. Пробегая глазами тусклые фасады с грязными темными окнами, она думала о своих родственниках, живших в подобных пчелиных сотах, долгие годы влача жалкое существование. В таких же холодных гранитных мешках выросли ее отец и дядя – мальчики, которых воспитал ее дедушка, гордый Симус Конолли.
Неудивительно, что ее отец хотел, чтобы его семья жила иначе. У них был маленький, но уютный домик на окраине Сент-Луиса. Ради этого отец с утра до вечера трудился в медеплавильном цехе. Понятно и то, почему дядя предпочел скитаться по дорогам и спать под открытым небом, чем ютиться близ бостонского дока и прозябать в этих гнетущих стенах.
– Что с тобой, дорогая? – спросил ее, вернувшись, Филип. – У тебя такой встревоженный вид. Какие-нибудь нехорошие мысли в связи с бабушкой?
– Нет-нет, – сказала Анна. – Просто вспоминала отца и дядю. Они жили здесь, возле гавани. Пока ты ходил, я глядела на эти места и вдруг стала лучше понимать братьев Конолли. Сейчас я ощущаю, как мне недостает их! Конечно, прошло много времени, и не стоило бы так грустить… – Анна подняла на Филипа глаза, тщетно пытаясь скрыть овладевшую ею тоску. – В конце концов, у меня есть ты. Это больше, чем я могла ждать от жизни.
Филип обнял ее за талию.
– Я знаю, милая, – сказал он, смыкая руки. – Все помню и хорошо понимаю тебя.
Во время длинных однообразных дней на «Морском ястребе» Анна часто рассказывала ему о своей семье. Теперь Филип имел достаточное представление об упрямом Томасе Конолли и покорившей его сердце очаровательной Кэтлин, наследнице Салливанов. Он знал также про пожар, отнявший у Анны родителей. Она поведала ему, как отец пытался вынести больную жену из пылающего дома и как они погибли вдвоем.
Вероятно, Филип действительно почувствовал, что она испытывает в эти минуты. И понял, почему ей так важна поездка в Бостон.
– Мисс Анна Роуз, я хочу сообщить вам нечто важное. В новейшую историю войдут по меньшей мере три удивительно удачливые личности. Первая – перед вами, ибо я имел счастье встретить вас. Стоя здесь, я представляю себе также Томаса и Мика, как бы парящих над этим причалом. Я не удивлюсь, если в этот самый миг они наблюдают за тобой. И, надеюсь, одобрят меня, понимая, что я буду любить тебя и заботиться о тебе всю жизнь. Я угадал, что у тебя на душе, Анна? Я ведь знаю, для чего тебе понадобилось свидание с их душами. Тебе хотелось раз и навсегда понять себя, суть своего бытия. Не потому ли ты так стремилась сюда?
Анна замерла, словно ее вдруг обдало теплой волной, но изумление тут же перешло в восхищение. Какое счастье, что судьба послала ей Филипа!
– А ты не зря ходил а l’ecole! Ведь ты овладел большим, чем голая цифирь и сухие факты. Ты научился быть мудрецом и произносить проникновенные речи.
– Помнится, ты не всегда так считала, – хмыкнул Филип. – Я просто вне себя от радости, что ты научилась видеть во мне что-то хорошее. – Он взял Анну за руку и повел к ожидающему у обочины кебу. – Карета подана, слово за вами, мисс. Вы готовы?
Анна вдохнула глубже.
– Как никогда.
– Но помни, любимая, ты не должна долго оставаться здесь, – наставлял ее по дороге Филип. – Ты можешь поехать со мной на остров. Сан-Себастьян прекрасен в это время года – кристальная вода и белые песчаные пляжи. Ты бредешь сквозь теплый прибой, и карибский бриз играет твоими волосами. Я уже рисую себе эту картину.
Анна бросила на него лукавый взгляд:
– Вы ведете нечестную игру, Филип Бришар. Я должна хоть чуточку обжиться на Бикон-Хилл.
– Ладно, так и быть, – с покорным видом согласился Филип. – Я и сам буду вынужден подолгу отсутствовать из-за этого самого кофе. Придется надзирать за погрузкой бочек, а ты, уж прости, будешь отвлекать меня. Но, Анна, это вовсе не значит, что я отказываюсь брать тебя. Мои дела не остановят меня.
Они вернулись к причалу, чтобы сложить свои покупки на «Морской ястреб». Затем Филип вынес загодя собранные чемоданы, после чего они с Анной снова сели в экипаж и покинули порт. Пока кеб петлял по узким бостонским улочкам, она с живым интересом следила за меняющимся городским пейзажем. Миновав портовую часть, они выехали на восходящую по склону более широкую улицу с рядом нарядных домов в несколько этажей. На пересечении этой улицы с соседней был виден городской сад – ухоженные деревья, кустарники разнообразных пород, пестрый ковер цветов в благоустроенных цветниках. Над садом как верные стражи возвышались мощные ивы, ограждая своими стволами широкий пруд. Длинные свисающие ветви покачивались у воды, колыхая траву, словно подметая мягкий ковер у корней.
У входа в сад стояло несколько городских экипажей, окрашенных в яркие цвета. Праздные извозчики в ожидании клиентов клевали носами на своих сиденьях. Лошади в нарядной сбруе пощипывали траву у обочины. Анна пришла в восторг от такого великолепия.
– Взгляни только на этот замечательный сад, Филип! Где мы?
– Любовь моя, это и есть Бикон-Хилл. Пора остановиться и уточнить у прохожих, где тут… – Филип внезапно умолк, и лицо его приняло изумленное выражение. – Я даже не знаю, кого мы ищем! Я только сейчас подумал. Как фамилия твоей бабушки?
– Офелия Салливан. А дедушку звали Патрик.
Она продолжала с любопытством смотреть в окошко на ряд домов, выстроившихся вдоль Бикон-Хилл. Каждый следующий особняк казался ей красивее и параднее предыдущего.
Филип уже собирался подозвать извозчика, но вдруг развернулся и схватил Анну за руку:
– Как ты сказала? Твоего дедушку звали Патрик Салливан?
Анна растерянно кивнула, не понимая, почему Филип так взбудоражился.
– Ты что-то слышал о моем дедушке?
– А чем он занимался?
– Я точно не знаю. Помню только, мама рассказывала, что дедушка много ездил, возможно, как и ты. Он часто бывал за границей и всегда привозил ей забавные безделушки. Она хранила их в сундуке на чердаке. Там были фарфоровые куколки, всякие зверушки из дерева, какие-то шляпы с широкими полями и бумажными цветами на тулье… Но, Филип, почему ты так смотришь? Ты пугаешь меня.
А Филип уже улыбался во весь рот:
– Я знал его! Дорогая, я знал твоего деда! Пат Салливан был известным коммерсантом. Он занимался отправкой грузов и торговлей. Продавал фарфор, разные поделки, много чего, в том числе и далеко отсюда, в Европе, на Востоке. Несколько раз наши пути пересекались на Карибах, и помнится, я был благодарен судьбе, что мы торговали, разным товаром. Он был очень прижимистым, твой дедушка, Анна, и его дело всегда процветало.
– Я думаю! – согласилась Анна. – Иметь дом в таком месте! Не могу поверить, Филип, что ты знал моего дедушку. Хотя какой смысл теперь говорить об этом! – И все же чудесно, что Филип знал ее близкого родственника. Однако первая радость тотчас сменилась тревожным сомнением. – Он, кажется, был не слишком приятным человеком? – неуверенно спросила Анна. – Да?
Филип выждал несколько секунд, взвешивая ответ, и он получился весьма обтекаемым:
– Некоторые считали Пата излишне суровым. Говорили, что он держал своих подчиненных в страхе. Не знаю, перегибал ли он с послушанием, но я никогда не сомневался в его деловых качествах. Вряд ли кто-то лучше его составлял контракты и при этом не мошенничал. Твой дед неизменно соблюдал кодекс коммерсанта, и за это его уважали. Больше я, пожалуй, о нем ничего не знаю. Был ли он приятным человеком? Честно говоря, я не могу применить это определение к его характеру.
– Я предполагала, что ты не станешь кривить душой. А ты сам когда-нибудь общался с моим дедушкой?
– Нет, я только видел Пата в иностранных портах. Действительно, как я мог с ним встречаться, если я был в Бостоне один или два раза. Но я думаю, с бабушкой у тебя все будет хорошо. Я уверен, ты полюбишь ее. Надо же… не так давно я даже сомневался в ее существовании, и вдруг выясняется, что она жена Пата Салливана! Что-то подсказывает мне, что это святая женщина!
Анна засмеялась:
– Ты имеешь в виду, что она смогла ужиться с ним?
Филип лишь пожал плечами, пряча улыбку в уголках рта. Затем он попросил извозчика подъехать к тротуару и обратился к прохожему – пожилому мужчине в щеголеватом котелке и с эбонитовой тростью в руках.
– Извините, сэр, мы разыскиваем родственников. Вы не подскажете, где здесь дом Салливанов, Патрика и Офелии?
– Старина Пат умер, да будет вам известно, – проговорил с сильным ирландским акцентом почтенный джентльмен. – Уже много месяцев назад.
– Я знаю, но не могли бы вы сказать, где он жил… где живет его вдова?
– Мог бы. – В глазах джентльмена промелькнуло недоверие. – Если вы сможете проследить за кончиком моей трости. – Он ловко, как жонглер, прокрутил свою прогулочную палочку, так что ее черный ониксовый кончик указал на дом, стоящий прямо за его спиной. – Вы как раз перед фасадом дома старого Пата. Странно, что вы не слышите, как его фантом ревет из окна!
Филип переглянулся с. Анной. Она прикрыла рот рукой, чтобы не прыснуть со смеху.
– Спасибо! Желаем вам удачного дня! – Филип приподнял шляпу.
Велев извозчику ждать их у дома, Филип помог Анне выйти из кареты и взял ее под руку. Они пошли по выложенной кирпичом дорожке к парадному подъезду.
Анне теперь было не до смеха. От волнения она словно окаменела, ее подрагивающие пальцы легли на руку Филипа.
– Дорогая, ты так бледна, – сказал он. – Ты не хочешь отложить? Нет? – Он чуть крепче прижал к себе ее руку.
– Просто я немного волнуюсь, – призналась Анна, останавливаясь посередине дорожки. – Нет, обманываю. Я боюсь до смерти!
– Офелию или ревущего призрака Пата? – спросил Филип, сохраняя полную серьезность.
Шутка вызвала желаемый результат. Анна тихо рассмеялась.
– Сама не знаю…
Филип приподнял бронзовый колокольчик на двери и позвонил. Через несколько секунд появилась молодая женщина в черном платье и белом крахмальном переднике, чуть прикрывающем ее пышный бюст. На голове у нее был небольшой домашний чепец, перевитый наверху черной атласной лентой. Это пышное сооружение из рюш не справлялось со своим прямым назначением, ибо не могло сдержать буйства спрятанных под ним волос. Они торчали вокруг лица и шеи наподобие туго скрученных красных спиралей. Из-под их сплетения выглядывали пронзительные глаза, подведенные сине-сиреневым. Служанка рассматривала гостей с нескрываемым интересом, особенно Филипа.
Анне не понравилось, как она беззастенчиво окинула его взглядом с головы до ног и скривила яркий рот в вызывающей улыбке. Едва ли бабушке подходила такая прислуга!
– Это кто же к нам припожаловал? – развязно спросила женщина с неистребимым акцентом кокни.
– Мы приехали, чтобы повидать миссис Салливан, – сказал Филип, явно не обращая внимания на ее заигрывание. – Она дома?
– Возможно, – сказала служанка, – смотря кто ее спрашивает. Не желаете ли оставить карточку, голубчик? – Женщина взяла серебряный поднос со стойки холла и протянула Филипу. – Наша леди как настоящая гранд-дама любит, чтобы все обставлялось на благородный манер.
Филип принудил себя снисходительно улыбнуться.
– Я не захватил визитную карточку, мисс. Доложите, пожалуйста, что это Филип Бришар из Нового Орлеана и мисс Анна Роуз.
– Из Нового Орлеана! – как попугай повторила служанка, съедая пару гласных. – Я туда давно собиралась. – Она рассматривала Филипа сквозь налепленные густые сине-черные ресницы и поигрывала оборками передника над своим объемистым бюстом. Ее прямые ногти свидетельствовали о том, что она не переутомлялась домашними делами. – Говорят, летом там жарко и влажно.
– Послушайте, мисс… – начал Филип, и Анна поняла, что нахальная служанка почти вывела его из терпения.
– Что происходит, Мира? – послышался изнутри дома женский голос, явно принадлежащий к другой культуре. – Кто там? – На пороге появилась пожилая дама в платье модного покроя из переливающегося лилового шелка со светлыми вставками на лифе. Бисерное шитье на атласе цвета слоновой кости делало ее плоский бюст пышнее. Деликатные кружевные воланы, достигавшие подбородка, прикрывали шею, оставляя место для медальона в виде тигрового глаза.
– Кажется, к вам гости, миссис Салливан, – сказала служанка. – Нежданно-негаданно, посреди дня.
Дама через порог окинула взглядом гостей. Зеленовато-мутные глаза внимательно посмотрели на Филипа и, судя по их одобрительному выражению, оценили его довольно высоко. Прежде чем он успел представиться, ее взгляд переместился на Анну и остановился на ее лице. Глаза Офелии Салливан в момент озарились вспышкой узнавания, и ее тонкие губы раскрылись в изумленном вздохе.
– Кэтлин, – с трудом произнесла она, поднося руку к горлу. – О небо, неужели это ты, Кэтлин?!
– Миссис Салливан, только, пожалуйста, не волнуйтесь, – сказала Анна, подходя к женщине и дотрагиваясь до ее руки. – Я не Кэтлин, хотя слышала, что мы очень похожи.
– Конечно же, нет, – тотчас поправилась Офелия. Она старалась сохранять подобие достоинства, изучая знакомые черты, вглядываясь в лицо, так похожее на лицо ее дочери. – Вы не можете быть Кэтлин. Моя девочка умерла много лет назад. – Зрачки женщины потускнели от выступившей влаги. – Но кто вы?
– Я – Анна, миссис Салливан. Дочь Кэтлин и Томаса Конолли.
Офелия заговорила задыхаясь. Слова с трудом пробивались сквозь сдавленные скрипучие звуки.
– О моя дорогая внученька, иди же скорее ко мне.
Анна, попавшая в ее объятия, почувствовала влагу у себя на щеках.
Офелия чуть отступила, держа в своих руках руки Анны, любуясь ею и тряся головой в нескрываемом восхищении.
– О Боже, да ты же красавица! Прямо вылитая Кэтлин. Ты помнишь свою маму, дорогая?
– Очень хорошо, миссис Салливан. Она была прекрасная и такая добрая! Я очень любила ее, и мне по-прежнему ее не хватает.
– Что значит не хватает! – воскликнула Офелия. – Мне это непонятно. Как может не хватать Кэтлин? – с грустью повторила она. – Я все годы живу с разбитым сердцем. – Затем, словно только что заметив Филипа, она протянула ему тонкую руку. – О Господи, где же мое воспитание! Твой молодой человек, Анна… кто он? Я вижу, он не в том возрасте, чтобы принять его за того упрямца… Мика.
Завидев многочисленные палатки, Анна пришла в восторг.
– Совсем другой мир! – восклицала она. – Держу пари, уж здесь-то ты накупишь всякой всячины!
Она была уверена, что ни Джейк Финн, ни другие охотники за наградой не станут разыскивать ее в Бостоне. Анне удалось уговорить Филипа дать ей свободно пройтись по рынку. Годы разъездов с дядей, выросшим, кстати, вблизи этой гавани, не прошли даром. Достаточно поднаторев в мелкой торговле, Анна чувствовала себя сейчас как рыба в воде. Пробираясь сквозь толпу, орудующую локтями, она цепко высматривала товар и ловко сбивала цену. Филип ходил рядом, не сводя с нее восхищенных глаз. Он готов был скупить для нее все сокровища мира, достать самую яркую звезду с неба и положить к ее ногам, пожелай она того. В результате ее успешных торгов они вышли с рынка изрядно нагруженные.
Филип пошел искать кеб, чтобы доехать до Бикон-Хилл. Анна, ожидая его, со смешанным чувством любопытства и грусти осматривала близлежащие кварталы. Глядя на большие дома из серого камня с сотнями крошечных квартир, она представляла себе узкие коридоры и тесные клетушки, в которых ютятся тысячи людей, вынужденных вести каждодневную борьбу за выживание. Пробегая глазами тусклые фасады с грязными темными окнами, она думала о своих родственниках, живших в подобных пчелиных сотах, долгие годы влача жалкое существование. В таких же холодных гранитных мешках выросли ее отец и дядя – мальчики, которых воспитал ее дедушка, гордый Симус Конолли.
Неудивительно, что ее отец хотел, чтобы его семья жила иначе. У них был маленький, но уютный домик на окраине Сент-Луиса. Ради этого отец с утра до вечера трудился в медеплавильном цехе. Понятно и то, почему дядя предпочел скитаться по дорогам и спать под открытым небом, чем ютиться близ бостонского дока и прозябать в этих гнетущих стенах.
– Что с тобой, дорогая? – спросил ее, вернувшись, Филип. – У тебя такой встревоженный вид. Какие-нибудь нехорошие мысли в связи с бабушкой?
– Нет-нет, – сказала Анна. – Просто вспоминала отца и дядю. Они жили здесь, возле гавани. Пока ты ходил, я глядела на эти места и вдруг стала лучше понимать братьев Конолли. Сейчас я ощущаю, как мне недостает их! Конечно, прошло много времени, и не стоило бы так грустить… – Анна подняла на Филипа глаза, тщетно пытаясь скрыть овладевшую ею тоску. – В конце концов, у меня есть ты. Это больше, чем я могла ждать от жизни.
Филип обнял ее за талию.
– Я знаю, милая, – сказал он, смыкая руки. – Все помню и хорошо понимаю тебя.
Во время длинных однообразных дней на «Морском ястребе» Анна часто рассказывала ему о своей семье. Теперь Филип имел достаточное представление об упрямом Томасе Конолли и покорившей его сердце очаровательной Кэтлин, наследнице Салливанов. Он знал также про пожар, отнявший у Анны родителей. Она поведала ему, как отец пытался вынести больную жену из пылающего дома и как они погибли вдвоем.
Вероятно, Филип действительно почувствовал, что она испытывает в эти минуты. И понял, почему ей так важна поездка в Бостон.
– Мисс Анна Роуз, я хочу сообщить вам нечто важное. В новейшую историю войдут по меньшей мере три удивительно удачливые личности. Первая – перед вами, ибо я имел счастье встретить вас. Стоя здесь, я представляю себе также Томаса и Мика, как бы парящих над этим причалом. Я не удивлюсь, если в этот самый миг они наблюдают за тобой. И, надеюсь, одобрят меня, понимая, что я буду любить тебя и заботиться о тебе всю жизнь. Я угадал, что у тебя на душе, Анна? Я ведь знаю, для чего тебе понадобилось свидание с их душами. Тебе хотелось раз и навсегда понять себя, суть своего бытия. Не потому ли ты так стремилась сюда?
Анна замерла, словно ее вдруг обдало теплой волной, но изумление тут же перешло в восхищение. Какое счастье, что судьба послала ей Филипа!
– А ты не зря ходил а l’ecole! Ведь ты овладел большим, чем голая цифирь и сухие факты. Ты научился быть мудрецом и произносить проникновенные речи.
– Помнится, ты не всегда так считала, – хмыкнул Филип. – Я просто вне себя от радости, что ты научилась видеть во мне что-то хорошее. – Он взял Анну за руку и повел к ожидающему у обочины кебу. – Карета подана, слово за вами, мисс. Вы готовы?
Анна вдохнула глубже.
– Как никогда.
– Но помни, любимая, ты не должна долго оставаться здесь, – наставлял ее по дороге Филип. – Ты можешь поехать со мной на остров. Сан-Себастьян прекрасен в это время года – кристальная вода и белые песчаные пляжи. Ты бредешь сквозь теплый прибой, и карибский бриз играет твоими волосами. Я уже рисую себе эту картину.
Анна бросила на него лукавый взгляд:
– Вы ведете нечестную игру, Филип Бришар. Я должна хоть чуточку обжиться на Бикон-Хилл.
– Ладно, так и быть, – с покорным видом согласился Филип. – Я и сам буду вынужден подолгу отсутствовать из-за этого самого кофе. Придется надзирать за погрузкой бочек, а ты, уж прости, будешь отвлекать меня. Но, Анна, это вовсе не значит, что я отказываюсь брать тебя. Мои дела не остановят меня.
Они вернулись к причалу, чтобы сложить свои покупки на «Морской ястреб». Затем Филип вынес загодя собранные чемоданы, после чего они с Анной снова сели в экипаж и покинули порт. Пока кеб петлял по узким бостонским улочкам, она с живым интересом следила за меняющимся городским пейзажем. Миновав портовую часть, они выехали на восходящую по склону более широкую улицу с рядом нарядных домов в несколько этажей. На пересечении этой улицы с соседней был виден городской сад – ухоженные деревья, кустарники разнообразных пород, пестрый ковер цветов в благоустроенных цветниках. Над садом как верные стражи возвышались мощные ивы, ограждая своими стволами широкий пруд. Длинные свисающие ветви покачивались у воды, колыхая траву, словно подметая мягкий ковер у корней.
У входа в сад стояло несколько городских экипажей, окрашенных в яркие цвета. Праздные извозчики в ожидании клиентов клевали носами на своих сиденьях. Лошади в нарядной сбруе пощипывали траву у обочины. Анна пришла в восторг от такого великолепия.
– Взгляни только на этот замечательный сад, Филип! Где мы?
– Любовь моя, это и есть Бикон-Хилл. Пора остановиться и уточнить у прохожих, где тут… – Филип внезапно умолк, и лицо его приняло изумленное выражение. – Я даже не знаю, кого мы ищем! Я только сейчас подумал. Как фамилия твоей бабушки?
– Офелия Салливан. А дедушку звали Патрик.
Она продолжала с любопытством смотреть в окошко на ряд домов, выстроившихся вдоль Бикон-Хилл. Каждый следующий особняк казался ей красивее и параднее предыдущего.
Филип уже собирался подозвать извозчика, но вдруг развернулся и схватил Анну за руку:
– Как ты сказала? Твоего дедушку звали Патрик Салливан?
Анна растерянно кивнула, не понимая, почему Филип так взбудоражился.
– Ты что-то слышал о моем дедушке?
– А чем он занимался?
– Я точно не знаю. Помню только, мама рассказывала, что дедушка много ездил, возможно, как и ты. Он часто бывал за границей и всегда привозил ей забавные безделушки. Она хранила их в сундуке на чердаке. Там были фарфоровые куколки, всякие зверушки из дерева, какие-то шляпы с широкими полями и бумажными цветами на тулье… Но, Филип, почему ты так смотришь? Ты пугаешь меня.
А Филип уже улыбался во весь рот:
– Я знал его! Дорогая, я знал твоего деда! Пат Салливан был известным коммерсантом. Он занимался отправкой грузов и торговлей. Продавал фарфор, разные поделки, много чего, в том числе и далеко отсюда, в Европе, на Востоке. Несколько раз наши пути пересекались на Карибах, и помнится, я был благодарен судьбе, что мы торговали, разным товаром. Он был очень прижимистым, твой дедушка, Анна, и его дело всегда процветало.
– Я думаю! – согласилась Анна. – Иметь дом в таком месте! Не могу поверить, Филип, что ты знал моего дедушку. Хотя какой смысл теперь говорить об этом! – И все же чудесно, что Филип знал ее близкого родственника. Однако первая радость тотчас сменилась тревожным сомнением. – Он, кажется, был не слишком приятным человеком? – неуверенно спросила Анна. – Да?
Филип выждал несколько секунд, взвешивая ответ, и он получился весьма обтекаемым:
– Некоторые считали Пата излишне суровым. Говорили, что он держал своих подчиненных в страхе. Не знаю, перегибал ли он с послушанием, но я никогда не сомневался в его деловых качествах. Вряд ли кто-то лучше его составлял контракты и при этом не мошенничал. Твой дед неизменно соблюдал кодекс коммерсанта, и за это его уважали. Больше я, пожалуй, о нем ничего не знаю. Был ли он приятным человеком? Честно говоря, я не могу применить это определение к его характеру.
– Я предполагала, что ты не станешь кривить душой. А ты сам когда-нибудь общался с моим дедушкой?
– Нет, я только видел Пата в иностранных портах. Действительно, как я мог с ним встречаться, если я был в Бостоне один или два раза. Но я думаю, с бабушкой у тебя все будет хорошо. Я уверен, ты полюбишь ее. Надо же… не так давно я даже сомневался в ее существовании, и вдруг выясняется, что она жена Пата Салливана! Что-то подсказывает мне, что это святая женщина!
Анна засмеялась:
– Ты имеешь в виду, что она смогла ужиться с ним?
Филип лишь пожал плечами, пряча улыбку в уголках рта. Затем он попросил извозчика подъехать к тротуару и обратился к прохожему – пожилому мужчине в щеголеватом котелке и с эбонитовой тростью в руках.
– Извините, сэр, мы разыскиваем родственников. Вы не подскажете, где здесь дом Салливанов, Патрика и Офелии?
– Старина Пат умер, да будет вам известно, – проговорил с сильным ирландским акцентом почтенный джентльмен. – Уже много месяцев назад.
– Я знаю, но не могли бы вы сказать, где он жил… где живет его вдова?
– Мог бы. – В глазах джентльмена промелькнуло недоверие. – Если вы сможете проследить за кончиком моей трости. – Он ловко, как жонглер, прокрутил свою прогулочную палочку, так что ее черный ониксовый кончик указал на дом, стоящий прямо за его спиной. – Вы как раз перед фасадом дома старого Пата. Странно, что вы не слышите, как его фантом ревет из окна!
Филип переглянулся с. Анной. Она прикрыла рот рукой, чтобы не прыснуть со смеху.
– Спасибо! Желаем вам удачного дня! – Филип приподнял шляпу.
Велев извозчику ждать их у дома, Филип помог Анне выйти из кареты и взял ее под руку. Они пошли по выложенной кирпичом дорожке к парадному подъезду.
Анне теперь было не до смеха. От волнения она словно окаменела, ее подрагивающие пальцы легли на руку Филипа.
– Дорогая, ты так бледна, – сказал он. – Ты не хочешь отложить? Нет? – Он чуть крепче прижал к себе ее руку.
– Просто я немного волнуюсь, – призналась Анна, останавливаясь посередине дорожки. – Нет, обманываю. Я боюсь до смерти!
– Офелию или ревущего призрака Пата? – спросил Филип, сохраняя полную серьезность.
Шутка вызвала желаемый результат. Анна тихо рассмеялась.
– Сама не знаю…
Филип приподнял бронзовый колокольчик на двери и позвонил. Через несколько секунд появилась молодая женщина в черном платье и белом крахмальном переднике, чуть прикрывающем ее пышный бюст. На голове у нее был небольшой домашний чепец, перевитый наверху черной атласной лентой. Это пышное сооружение из рюш не справлялось со своим прямым назначением, ибо не могло сдержать буйства спрятанных под ним волос. Они торчали вокруг лица и шеи наподобие туго скрученных красных спиралей. Из-под их сплетения выглядывали пронзительные глаза, подведенные сине-сиреневым. Служанка рассматривала гостей с нескрываемым интересом, особенно Филипа.
Анне не понравилось, как она беззастенчиво окинула его взглядом с головы до ног и скривила яркий рот в вызывающей улыбке. Едва ли бабушке подходила такая прислуга!
– Это кто же к нам припожаловал? – развязно спросила женщина с неистребимым акцентом кокни.
– Мы приехали, чтобы повидать миссис Салливан, – сказал Филип, явно не обращая внимания на ее заигрывание. – Она дома?
– Возможно, – сказала служанка, – смотря кто ее спрашивает. Не желаете ли оставить карточку, голубчик? – Женщина взяла серебряный поднос со стойки холла и протянула Филипу. – Наша леди как настоящая гранд-дама любит, чтобы все обставлялось на благородный манер.
Филип принудил себя снисходительно улыбнуться.
– Я не захватил визитную карточку, мисс. Доложите, пожалуйста, что это Филип Бришар из Нового Орлеана и мисс Анна Роуз.
– Из Нового Орлеана! – как попугай повторила служанка, съедая пару гласных. – Я туда давно собиралась. – Она рассматривала Филипа сквозь налепленные густые сине-черные ресницы и поигрывала оборками передника над своим объемистым бюстом. Ее прямые ногти свидетельствовали о том, что она не переутомлялась домашними делами. – Говорят, летом там жарко и влажно.
– Послушайте, мисс… – начал Филип, и Анна поняла, что нахальная служанка почти вывела его из терпения.
– Что происходит, Мира? – послышался изнутри дома женский голос, явно принадлежащий к другой культуре. – Кто там? – На пороге появилась пожилая дама в платье модного покроя из переливающегося лилового шелка со светлыми вставками на лифе. Бисерное шитье на атласе цвета слоновой кости делало ее плоский бюст пышнее. Деликатные кружевные воланы, достигавшие подбородка, прикрывали шею, оставляя место для медальона в виде тигрового глаза.
– Кажется, к вам гости, миссис Салливан, – сказала служанка. – Нежданно-негаданно, посреди дня.
Дама через порог окинула взглядом гостей. Зеленовато-мутные глаза внимательно посмотрели на Филипа и, судя по их одобрительному выражению, оценили его довольно высоко. Прежде чем он успел представиться, ее взгляд переместился на Анну и остановился на ее лице. Глаза Офелии Салливан в момент озарились вспышкой узнавания, и ее тонкие губы раскрылись в изумленном вздохе.
– Кэтлин, – с трудом произнесла она, поднося руку к горлу. – О небо, неужели это ты, Кэтлин?!
– Миссис Салливан, только, пожалуйста, не волнуйтесь, – сказала Анна, подходя к женщине и дотрагиваясь до ее руки. – Я не Кэтлин, хотя слышала, что мы очень похожи.
– Конечно же, нет, – тотчас поправилась Офелия. Она старалась сохранять подобие достоинства, изучая знакомые черты, вглядываясь в лицо, так похожее на лицо ее дочери. – Вы не можете быть Кэтлин. Моя девочка умерла много лет назад. – Зрачки женщины потускнели от выступившей влаги. – Но кто вы?
– Я – Анна, миссис Салливан. Дочь Кэтлин и Томаса Конолли.
Офелия заговорила задыхаясь. Слова с трудом пробивались сквозь сдавленные скрипучие звуки.
– О моя дорогая внученька, иди же скорее ко мне.
Анна, попавшая в ее объятия, почувствовала влагу у себя на щеках.
Офелия чуть отступила, держа в своих руках руки Анны, любуясь ею и тряся головой в нескрываемом восхищении.
– О Боже, да ты же красавица! Прямо вылитая Кэтлин. Ты помнишь свою маму, дорогая?
– Очень хорошо, миссис Салливан. Она была прекрасная и такая добрая! Я очень любила ее, и мне по-прежнему ее не хватает.
– Что значит не хватает! – воскликнула Офелия. – Мне это непонятно. Как может не хватать Кэтлин? – с грустью повторила она. – Я все годы живу с разбитым сердцем. – Затем, словно только что заметив Филипа, она протянула ему тонкую руку. – О Господи, где же мое воспитание! Твой молодой человек, Анна… кто он? Я вижу, он не в том возрасте, чтобы принять его за того упрямца… Мика.