Томасон Синтия. Песня реки

   – Действительно, я не подумала об этом, – призналась она.
   Филип попытался повернуть голову. В его затуманенных болью глазах мелькнуло легкое изумление.
   – Я полагаю, вы еще кое о чем не подумали, – насмешливо заметил он. – Иначе не стали бы выбрасывать на ветер сорок долларов. Лучшие французские духи от Лили! Им можно было найти более достойное применение.
   Но Анна так не считала – она была вполне довольна собой.
   – Лучшего применения не придумаешь, – сказала она, блеснув улыбкой. – Негодяи пропахнут духами на годы!
   Филип тихонько усмехнулся.
   – А. вообще-то это безумие. Войти в номер в такой ситуации! Вы хотя бы понимаете, чем вы рисковали? Но это было великолепное представление, мисс Анна Роуз! Поистине вдохновенное! И я ваш вечный… – Он замолчал на полуслове. У него подогнулись колени, а его руки, ухватившиеся за спинку кровати, медленно соскользнули вниз.
   – Филип! – Анна бросилась к нему, когда он, потеряв сознание, упал возле кровати. – О Боже, что же делать? – Глядя с испугом на его распростертое тело, она схватила с кровати подушку и подсунула ему под голову, затем стала осторожно снимать пиджак. Когда ей наконец удалось это сделать, она расстегнула пуговицы на рубашке и принялась обмахивать его лицо ладонью.
   – Очнитесь, Филип! Очнитесь, пожалуйста! – Она твердила как заклинание эти слова, продолжая словно веером обмахивать его рукой.
   Не дождавшись желанного ответа, она побежала в свою комнату за кувшином с водой. Смочила полотенце и, отжав его, стала освежать лицо и шею Филипа. Осторожно отодвинув волосы с висков и лба, она ласково гладила его брови, глаза и щеки. Затем обвела влажным полотенцем скулы и распухшие губы. Она едва сдержала слезы при виде глубоких ссадин на его красивом лице. Вытерла капельки крови, уже начинающей подсыхать, в уголках его чудесного чувственного рта.
   – Не умирайте, Филип, – в горе шептала она, – прошу вас, не умирайте! Я ужасно себя вела с вами, я знаю. Но я была так сердита на вас. Мне очень жаль, вы ведь хотели помочь мне. Я понимаю, вы делали это искренне. А я неверно судила о вас. Пожалуйста, не умирайте, Филип!
   Во время всей этой исповеди Филип оставался недвижимым, несмотря на переполнявшее его желание немедленно заключить Анну в объятия. Когда минуту назад она приложила полотенце к его лицу, он собрал всю свою волю, чтобы выбраться из полузабытья. Но, очнувшись, намеренно не открывал глаза, наслаждаясь касанием нежных рук, ухаживающих за его ранами.
   А Анна все повторяла и повторяла свой призыв, и ему хотелось бесконечно его слышать. И еще он не переставал удивляться тому, как звучит его имя в ее устах.
   – Филип, – молила она, – пожалуйста, отзовитесь. Когда же вы придете в себя! – Она вытащила края сорочки из брюк и распахнула ее, чтобы обтереть его шею и грудь. Потом прижалась щекой ко лбу и положила ладонь ему на грудь – грудь мерно вздымалась и опадала, сердце билось ровно. – Вы слышите меня, Филип? Скажите только, что не умрете!
   Неожиданно его пальцы сжали ее запястье и крепко прижали к груди. Анна резко отпрянула. Ее удивленный взгляд встретился со жгучим взглядом его серых глаз. В них она увидела не боль, а голод… мучительно сладкое желание, такое страстное и притягивающее, что Анна не могла отвести взгляд… да, не могла. Даже чуть отодвинула от него лицо, чтобы лучше видеть его глаза.
   – Нет, я не собираюсь умирать, Анна, – срывающимся голосом сказал Филип. – Отнюдь! Сейчас мне этого меньше всего хотелось бы.
   Он отпустил ее запястье и положил руки на затылок. Медленно сокращая расстояние между ними, он наклонил ее голову к своему рту – и устроил пожар. Огонь, затеплившийся в них обоих как теплый свет участия, превратился в костер желания, едва сомкнулись их губы. Филип склонил ее голову еще ниже, почувствовав, что разогрел обоюдную страсть. Его рука пробралась под ее халат, ритмично гладя ее по спине, вводя в соблазн, заставляя извиваться и продвигаться все ближе.
   Его опытные руки заставляли ее трепетать с ног до головы и склоняться к нему все ниже и ниже. Анна давила на Филипа тяжестью своего тела, испытывая потребность быть рядом. Но, прижимаясь к Филипу, она старалась делать это мягко и нежно – ведь ему так больно. Ее рука скользнула по его груди к округлости мускулистого плеча.
   В ответ Филип был так же нежен и осторожен. Его пальцы, до поры покоившиеся у нее на боку, двинулись выше и остановились возле нежного полушария. Когда указательный палец начал совершать легкие движения, Анна почувствовала, как по телу пульсирующими волнами заструилось тепло. Она сейчас обожала эти руки. Его палец отправился на поиски дальше, остановившись на затвердевшем центре. Анна едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.
   А Филип продолжал творить свою чувственную магию языком, пытаясь раздвинуть податливую линию губ. Когда она открылась ему, он с готовностью проник в сладкие тайные глубины. Его пальцы дерзко спустили шелковую ткань халата, медленно двигаясь от плеча к груди. Положив ладонь над лифом ночной сорочки, он крадучись пустил пальцы еще ниже, чтобы обхватить соблазнительную выпуклость, минуя тонкий слой материи. Анна тихо застонала, когда его рука накрыла ее грудь. Пальцы затеребили сосок, усиливая проснувшуюся страсть.
   Анна слышала, как колотится ее сердце. Ласки Филипа доставляли ей адские муки. Она забыла обо всем на свете. Ее желание воспарило к невиданным высотам, ее жажда росла с каждой секундой, готовая слиться с чувством Филипа. Она ощущала его потребность в утолении голода так же явственно, как и свою.
   Когда из горла у него вырвался тихий сиплый звук, она распрямилась, уверенная, что причинила ему боль.
   – Я навредила вашим ранам, – сказала она. – Извините.
   – Нет-нет, – возразил Филип, – вы ничем не навредили. – Он попытался притянуть ее обратно.
   Но сигнал предупреждения, прозвучавший у нее в мозгу, загасил накал страсти. Анну по-прежнему сводил с ума негаснущий огонь в глазах Филипа, но она смогла сосредоточиться на дыхании, пытаясь размеренным вдохом и выдохом успокоить себя.
   – Филип, пожалуйста, не надо, – проговорила она. – Вы ведь понимаете, что это нехорошо…
   – Это хорошо, Анна, – хриплым голосом возразил он. – И вы тоже это чувствуете.
   Она отвернулась от него. Филип дотронулся до ее руки.
   – Что с вами? – спросил он. – Что же в этом плохого?
   Его стремление изображать из себя невинного мальчика только усилило ее отпор. Она оттолкнула его руку и решительно сказала:
   – Вы не свободны, Филип. Я читала бирки на платьях, я разговаривала с Лили. У вас есть Моника Бришар, ваша обожаемая жена!
   – Что?! – Он даже подскочил и, подавшись вперед, вперился возмущенным взглядом в ее лицо.
   – Только не пытайтесь ничего отрицать. Я знаю, какая это добрая и очаровательная женщина. Лили сказала, что Моника – замечательная мать и любой мужчина должен быть счастлив иметь такую жену.
   – Я совершенно согласен, – спокойно заметил Филип, и Анна увидела, как губы, только что творившие с ней чудеса, изогнулись в иронической улыбке. – Так оно и было с моим отцом, вечная ему память. Он был вполне счастливым мужем, а я – не менее счастливый сын. – Филип вдруг широко заулыбался. – Анна, все, что вам рассказала Лили, правда. Я действительно обожаю Монику Бришар, но она – моя мать. Не жена.
   – Не может быть! – Анна мысленно вернулась к столь убедительной для нее беседе в ателье. – Лили даже говорила о вашей дочери…
   – О моей сестре Клодетт, – уточнил Филип.
   – И сыне Анри…
   – Моем брате, он адвокат. Помните, я говорил вам о нем?
   – Лили так хвалила Монику за ее благоразумие, за то, что она не стесняет вашу свободу и не слишком посягает на ваше время. Еще она сказала, что Моника безумно предана вам…
   – Она хорошая мать, Анна, – сказал Филип, поддразнивая ее своей улыбкой. – Подождите, приедем в Новый Орлеан, я вас познакомлю, и вы узнаете ее поближе. Надеюсь, тогда вы согласитесь, что она заслужила все эти похвалы.
   Чтобы не видеть более его насмешливых глаз, Анна встала и подошла к окну. Она глядела на улицу и, вспоминая детали разговора в ателье, все больше осознавала свою глупость. Как можно было делать заключения на основании своих домыслов? Лили много чего рассказывала о семье Филипа, но ведь она не говорила, что Моника – его жена. Анна чувствовала себя униженной, глупой, но Филип, казалось, не замечал ее состояния.
   – Мама всегда терпимо относилась к моим слабостям, – продолжал он, – и любит меня вопреки им. Естественно, она догадывается, что в моей жизни были женщины. Но то были, пожалуй, самые неожиданные и пылкие чувства, какие я могу припомнить. Вам больше нет нужды беспокоиться по поводу Моники Бришар, поэтому мы могли бы продолжить то, что мы прервали. Почему бы вам не вернуться, Анна?
   Причисление ее к длинному перечню недавних любовниц Филипа Бришара отнюдь не улучшило ее настроения. И Филип это почувствовал незамедлительно. Когда она резко повернулась к нему, на лице ее не было выражения униженности, оно пылало гневом.
   – Я не думаю, что мне нужно возвращаться к вам, – заявила Анна. – Я порядком устала, Филип. Действительно устала. А за скоропалительные выводы извините. Относительно вашей семьи я была совершенно не права.
   «Только, пожалуйста, больше не открывайте мне своих объятий», – про себя взмолилась она, зная, что не сможет противиться его желанию. Она отвернулась, прежде чем он успел взглядом снова приковать ее к себе, и решительно пошла в свою комнату.
   Филип силился встать на ноги, преодолевая неподдельную, неожиданно возникшую острую боль в нижней части спины.
   – Анна, не уходите, – простонал он и поморщился, когда кинжальная боль пронзила также и ребра. – Я хочу, чтобы вы остались.
   Анна не могла не услышать страдание в его голосе, но она подозревала, что причиной тут недавние побои, а не ее отказ.
   – Я сильно сомневаюсь, что вы действительно хотите, чтобы я осталась, Филип, – сказала она. – Но даже если это и так, у кого-то, вероятно, короткая память. Если я не ошибаюсь, совсем недавно кто-то сказал: «Может, как-нибудь в другой раз».
   Филип, почувствовав укол, заключенный в словах, бумерангом вернувшихся к нему, растерянно смотрел, как она уходит. Он еще долго смотрел на закрывшуюся дверь. Закрывшуюся так некстати.

Глава 8

   Анна вернулась в свою комнату и легла в постель. Но сон не шел к ней. В возбужденном мозгу, теснясь, беспорядочно громоздились образы и события последнего получаса. Она ворочалась и металась в постели, с содроганием вспоминая, как они с Филипом вели опасную борьбу с грабителями, но с еще большим трепетом – как пылко они обнимались после своего избавления.
   Что касается ее недавнего открытия, то и оно не успокоило ее взвинченные нервы. Пока в ней жила уверенность, что Филип несвободен, она чувствовала себя лучше. Во всяком случае, могла делать себе внушения и отметать несбыточные фантазии. Это давало хоть какое-то утешение. Теперь безвестной сироте, дочери бедного ирландского эмигранта оставалось принять голый факт, что француз с «голубой кровью», как окрестил Филипа Мик, столь же недосягаем, как звезды в небе. Только вряд ли ее сердце забудет сладкий вкус его поцелуя и обжигающие ласки рук.
   Анна в досаде ущипнула подушку и перекатилась на другой бок.
   – Лучше бы вовсе его не встречать! – проворчала она, хотя знала, что лукавит с собой.
   Его находчивость и щедрость спасли ей жизнь. Он рисковал своей репутацией, ведь его могли обвинить в содействии преступнице. Могли даже арестовать. Но не взирая ни на что, он везет ее в Новый Орлеан и обещал через брата устроить ее дела.
   А что он просил для себя? До сегодняшнего вечера ничего. Но она помнила те прикосновения, от которых у нее пробегала дрожь по спине, и его севший от волнения голос, каким он просил ее остаться на ночь. Если Филип Бришар этого хотел за свою помощь, тогда он просил слишком много. Он предлагал ей одну ночь в его объятиях, но не будущее рядом с ним. Он не мог любить Анну Конолли, потому что различия между ними слишком велики. И значит, ей нужно быть осторожной с ним. Не стоит путать его плотский голод с любовью! Да и свою страсть – тоже!
   Но как теперь добираться в Бостон? Что, если Филип не простит ей высокомерия? Что, если он не станет помогать ей, получив отказ? Анна не могла позволить себе даже думать о такой возможности. Как человек здравомыслящий, он должен внять доводам разума. Если бы он согласился посадить ее на судно, отправляющееся на восточное побережье, это было бы несомненным благом для всех – для самого Филипа, для его родных, но главным образом для нее. Естественно, Анне Конолли это было нужно больше всех.
   Только необходимо научиться соблюдать дистанцию. Иначе она не сможет поручиться за то, как долго ей удастся противостоять соблазну. Искушение так велико! Будь у нее возможность уехать от него за тридевять земель, она сделала бы это хоть сейчас.
   Пока же ей оставалось только ждать утра для разговора. Она должна убедить Филипа, что самым разумным и честным с его стороны будет помочь ей попасть в Бостон. Лучшего варианта для себя она не видела.
   С этими мыслями Анна и проворочалась в постели всю ночь. Лишь когда серый рассвет начал пробиваться сквозь тяжелые шторы, она наконец погрузилась в тревожный сон.
   В половине восьмого ее разбудил стук в дверь.
   – Анна! – громким шепотом позвал Филип из соседней комнаты.
   – Да? – Анна мгновенно проснулась и села в постели. – Что случилось?
   – Если вы собираетесь завтракать, поторопитесь. Я зайду за вами через полчаса. Успеете?
   – Да, конечно.
   Анна откинула покрывало и соскочила на пол. Она начала суетливо бегать по комнате, собирая свои вещи. Вчерашнюю одежду и прочие вещи сложила в коробки, оставив только платье из бледно-персикового муслина. Одно из новых платьев от Лили – с глубоким декольте и длинным рукавом, резко расширяющимся от локтя, со слегка расклешенной юбкой с кружевными оборками, создающими сзади эффект турнюра. Анна расчесала волосы, собрала с боков все локоны и закрепила их на темени черепашьим гребнем. Затем вытянула несколько тонких вьющихся прядей и оставила их свободно падающими по щекам до плеч.
   Она управилась на пять минут раньше срока и села ждать. Ее ужасно раздражало, что она не может унять волнение и заставить сердце биться ровно, как обычно. Анна барабанила пальцами по деревянной ручке кресла, распекая себя за то, что похожа сейчас на влюбленную школьницу во время первого свидания.
   Филип прибыл минута в минуту. Услышав его стук, Анна медленно пересекла комнату, чтобы унять дыхание. Филип ждал ее в коридоре, не входя в номер. Выглядел он после вчерашних баталий куда лучше, чем можно было ожидать.
   Судя по его новому костюму, не только она приобрела вчера шикарный гардероб. Темно-серые брюки и белая рубашка с манжетами, украшенными кружевом шириной в дюйм, необыкновенно шли ему. Анна нашла, что он очень красив и, на удивление, в хорошей физической форме, если не считать синяка у глаза и припухлости над губой. По тому, как он с изящной небрежностью встал в дверном проеме, можно было заключить, что чувствовал он себя неплохо. Она еще не видела его таким умопомрачительно привлекательным и… соблазнительным.
   – Вы неплохо выглядите, – сдержанно заметила она, – особенно если вспомнить ваш вид в три часа ночи.
   Филип принялся медленно осматривать ее от мысков туфель до макушки пшеничных волос. Затем его взгляд упал на ее полные, чуть приоткрытые губы.
   – А вы, Анна, выглядите просто замечательно. И ни чуточки не изменились. Вы так же прелестны, как в три часа ночи.
   – Я собралась в срок, как вы желали. – Анна отвела взгляд от внимательных серых глаз, вводящих ее в соблазн, и чуть отступила в свою комнату, сердясь на себя за дрожь в голосе, выдающую волнение.
   Он кивнул ей, отступив от двери. Она заметила, как у него слегка дрогнули плечи, и поняла, что его внешнее спокойствие и легкость движений лишь фасад, под которым скрывается боль от жестоких ночных побоев.
   Как можно небрежнее Филип сказал:
   – Я велел рассыльному, чтобы он прислал слугу за вашими вещами. Мы же можем идти в столовый зал. – Он церемонным жестом предложил ей руку, чтобы сойти вниз.
   Анна посмотрела на него с улыбкой сочувствия и, просунув руку ему под локоть, спросила:
   – Может быть, вам все же лучше опираться на меня?
   – Ни за что, – решительно бросил Филип, ведя ее к лестнице немного чужой для него походкой, не такой уверенной, как обычно, отметила про себя Анна.
   За завтраком, когда их беседа снова стала непринужденной, Анна решила как бы невзначай коснуться возможной поездки в Бостон. Она поставила фарфоровую чашечку с кофе на блюдце и с невинным видом спросила:
   – Сколько нам осталось до Нового Орлеана?
   – Сегодня у нас воскресенье? Значит, в четверг утром мы будем на Френчмэн-Пойнт. «Герцогиня» идет медленно. Видите, какие она делает длинные остановки, чтобы дать нам время для развлечений и покупок.
   – Но за все это время, Филип, мы ни разу не говорили, что будет дальше. Я имею в виду, когда мы прибудем на место. Я и так слишком долго нахожусь на вашем попечении. Не может же это продолжаться до бесконечности. Ведь я не бездомная калека, которую вы подобрали на улице.
   Филип пожал плечами.
   – Не самое удачное выражение и совсем не отражает смысла происходящего. Я взялся помочь вам по иным соображениям. И пока не берусь сказать, как это произойдет. Давайте сначала поговорим с Анри. Тут важно знать точку зрения юриста. Я обещал вам посоветоваться с братом и собираюсь сдержать слово.
   – Я ценю это, Филип. Очень ценю. Но я не уверена, хорошо ли это с моей стороны.
   Филип, не сводя с нее пристального взгляда, вопросительно поднял брови.
   – Я поясню вам, что я имею в виду, – продолжала Анна. – Мы с вами знаем, насколько все это серьезно. И не думаете ли вы, что из-за моих трудностей ваши родственники могут навлечь на себя беду?
   – Анна, я и мои родственники – люди сильные. Мы можем и сумеем обеспечить себе безопасность. И мы никогда не отступаем перед трудностями, как вы только что изволили сказать, будь это наши трудности или трудности друзей.
   Анна опустила глаза в тарелку и тронула вилкой вареные яйца.
   – Это вы сейчас говорите, – сказала она, – в Ганнибале, возле тех конюшен у меня сложилось другое впечатление. Тогда вы были ужасно озабочены, как бы мои планы не навредили семье Бришаров.
   Несомненно, Филип вспомнил, как она с его саквояжем и в платье его сестры собралась ехать в Кейп-де-Райв и как он сдерживал ее. Он посмотрел на нее с виноватой улыбкой:
   – Это правда, но я более имел в виду остановить вас, чтобы вы не предприняли ничего опасного и опрометчивого. Согласитесь, это было бы крайне неразумно, – добавил он.
   Если он ожидал, что Анна станет с ним спорить, то он ошибался. Избранная ею тактика и зависимое положение вынуждали ее к соглашательству.
   – В тот день вы были действительно правы, – согласилась она. – Конечно, было бы глупо возвращаться в Кейп-де-Райв, но я боюсь, что задерживаться у вас на Френчмэн-Пойнт – очередная глупость.
   Филип чуть сполз вниз в своем кресле, принимая удобную для себя позу, сложил ладони пирамидкой, подперев подбородок, и спросил:
   – Анна, я вижу, вы пытаетесь меня к чему-то подвести. Почему бы вам не сказать прямо?
   – Хорошо, я скажу. – Она положила руки на стол, выпрямила плечи, став почти одного роста с Филипом, и начала решительно: – Я уже знаю, что мне делать. Но мне не обойтись без вашей помощи. То, о чем я хочу просить вас, может показаться вам чрезмерным. И вы посчитаете, что я не заслуживаю такой большой милости.
   – В любом случае говорите.
   – Во-первых, я хочу сказать, что обязана вам очень многим. В Кейп-де-Райве вы вытащили меня из-под экипажа Уилкса и спасли мне жизнь. Вы дважды прятали меня, и только благодаря вам меня не опознали.
   Филип молча пожал плечами, но его глаза с расширившимися зрачками выражали настороженность и готовность выслушать ее до конца.
   – Поверьте, я так благодарна за все, что вы для меня сделали. И спасибо судьбе за то, что этой ночью я смогла отплатить вам хотя бы за толику вашего добра. Я рада, что появилась у вас, когда вы нуждались в помощи. Страшно даже подумать, чем все могло кончиться…
   – Страшно подумать, – повторил Филип.
   В его голосе уже сквозила подозрительность. Анна поняла, что это плохой признак, и поспешила продолжить:
   – Есть еще один немаловажный вопрос. Деньги. Вы изрядно потратились на меня. Вы одели меня. Кормили все это время. Чего стоит одна только комната в этом отеле! Я этого даже представить себе не могу, но уверена – много. И само по себе пребывание на «Герцогине Орлеанской» – это такая роскошь. Более шикарного судна нет на всей Миссисипи…
   – Предполагается, я должен все это суммировать, так, что ли?
   – Да, но суть моей просьбы не в этом. Ночью я помогла вам спасти ваш выигрыш. По-моему, вы называли десять тысяч долларов. Куча денег. Наверное, их хватит, чтобы с лихвой покрыть мои долги… Вы не согласны?
   – То, что я потратил на вас, и близко не лежало к этой куче. С этим я согласен.
   – Прекрасно. Но если б не я, вы могли потерять все эти десять тысяч.
   Филип убрал руки со стола, наклонился вперед и подвинулся ближе. Она съежилась и подалась назад, когда он остановил на ней свой пронзительный взгляд.
   – Я и не подозревал, что мы с вами ведем счет, – спокойно заметил он.
   Анна тут же попыталась исправить впечатление, которое она могла произвести на него своей меркантильностью.
   – Я не имела в виду никаких счетов. Просто мне хотелось знать, не обманываюсь ли я в своих ожиданиях. Может, то, о чем я вас попрошу, для вас неприемлемо. Я только хочу, чтобы вы взяли в расчет мою просьбу и решили, можете ли вы ее выполнить.
   – Надо думать, вы продвинетесь дальше и скажете наконец, что вы хотите. Тогда я буду решать, насколько это соизмеримо с моими возможностями… и согласуется с моими убеждениями или желаниями.
   Анна вздрогнула от ледяного тона Филипа. Похоже, своей попыткой установить деловое соглашение, как это принято у бизнесменов, она только внесла путаницу. Однако и откладывать то, что должно быть сказано, не годится. Она взяла себя в руки и выпалила:
   – Я хочу, чтобы вы отправили меня одним из ваших судов в Бостон, и как можно скорее.
   – Куда?! – с искренним удивлением воскликнул Филип. – В Бостон? – Он осекся, заметив, что его восклицание привлекло к ним внимание. Понизив голос до шепота, он спросил:
   – Вы отдаете себе отчет в том, что сейчас сказали?
   – Да, конечно. Но пожалуйста, выслушайте меня. У меня в Бостоне бабушка, но я совершенно не представляю, как мне добраться туда.
   – А эта… бабушка, – скептически продолжил Филип, – хочет, чтобы вы приехали?
   – Да, однажды она высказала такое пожелание, но это было еще до того…
   – Вероятно, она не знает о ваших теперешних проблемах.
   – Да, но у нее есть деньги, и она может помочь мне. Во всяком случае, я думаю, что поможет. Ее муж, мой дедушка, недавно умер, но, несомненно, оставил ей свое состояние. Они люди богатые, и бабушка, полагаю, сможет компенсировать ваши затраты. Я думаю, она как-нибудь…
   – Что-то вы говорите не очень уверенно.
   – Нет, я уверена. Обещаю вам, она все заплатит.
   Глаза Филипа под нахмуренными бровями превратились в злые щелочки.
   – Анна, а как давно вы встречались со своей бабушкой?
   Это был тот единственный вопрос, которого она так боялась и очень надеялась, что он не будет задан. Опустив глаза, она едва внятно пробормотала:
   – Мы действительно не общались… долгое время.
   – А вообще когда-либо вы видели ее?
   – Нет…
   – Но вы переписывались?
   – Лично я нет. Но дядя писал ей несколько раз.
   – И он считал, что эта милая, благородная старушка, сидящая в своей шикарно обставленной гостиной в Бостоне, с кучей денег на счете, враз пожелает расстаться с ними? Ваш дядя действительно верил, что бабушка готова помочь внучке, которую она в глаза не видела?
   – Да, он был уверен, – сказала Анна, расстроенная тем, что все получилось совсем не так, как она надеялась. Филип Бришар поставил ей подножку. Ничего не скажешь, мастерский ход.
   – Я знаю, это может показаться безумием, – не сдавалась она, – но мы с Миком пытались собрать деньги на билеты. Собственно, этим мы и занимались в Ривер-Флэтс, когда вы впервые увидели нас в тот вечер.
   – Я помню вашу маленькую пьеску, – сказал Филип с холодной сдержанностью обвинителя на судебном процессе. – Как же! Вы пытались разжалобить доверчивую публику, чтобы вам дали деньги. Теперь выясняется, для чего вы это делали. Оказывается, вам нужно было попасть в Бостон. Вы собирались постучаться в дверь абсолютно ничего не подозревающей состоятельной родственницы. Кажется, картина начинает проясняться.
   – Ничего вам не ясно! Да, в Ривер-Флэтс мы сыграли спектакль. Я согласна. Но это не касается моей бабушки. Сейчас я не играю. Она действительно хочет, чтобы я приехала.
   Анна поняла – надо защищаться. Пришло время показать зубы. Сентиментальностью и смирением этого мужчину не возьмешь.
   – Не вам судить меня! – огрызнулась она. – Я только прошу вас отправить меня в Бостон. Не так уж много, особенно после того…
   – Я знаю… особенно после того, как я задолжал вам… этак около девяти тысяч пятисот долларов. Я правильно подсчитал, Анна?