Он вышел из машины, коротко поговорил по мобильному телефону, потом открыл дверцу с моей стороны и помог мне выйти. Обойдя лужу крови на полу парадной, мы зашли в квартиру, и я разрыдалась.
   Юрий Сергеевич заварил чай, достал печенье, отрезал лимон, почти насильно стал поить меня чаем и приговаривать:
   — Что же вы, голубушка, раньше на меня не вышли? Не доверяли? И зачем вы так неосторожно высказались? Вы же знали, что ваш телефон слушают. Видите, как они быстро среагировали! У меня язык, конечно, не поворачивается назвать это счастливой случайностью, но ведь — ждали в парадной вас.
   — Да, я понимаю, — всхлипывала я. — Если за мной ходили, то видели, что я ушла из дома в красном плаще, а Маша у меня его днем забрала. И у них сомнений не было, что это я, — наверняка ведь по ЦАБу проверяли, искали мой адрес. После того как Андрей наши карточки забрал, там осталась одна Швецова с такими же данными. У нас ведь даже отчества одинаковые… Кошмар какой! Сволочи, ненавижу!
   — Я, конечно, не столь пылок в силу возраста, — тихо сказал Арсенов, — но посадить негодяев хотел бы. Я ведь очень долго подводил туда, в эту карательную команду, своего человека…
   — Микояна? — спросила я.
   — Микояна, — кивнул Арсенов. — У меня был на связи еще его отец, а Лешу я подхватил после того, как он отсидел за вымогательство. У нас ведь возможностей больше, я почти все знал. Вы не догадались залезть в налоговую, а я «Форт Нокс» изучил по всем параметрам. По документам у них все хорошо, все сходится, но наемникам-то платить надо, а платили не скупясь, вы же знаете, поэтому они искали источники доходов, не облагаемых налогом. А что самое выгодное? Наркотики, оружие… У меня были сведения, что готовится закупка оружия с разворованных баз наших воинских частей, выведенных из Германии, причем туда должен был ехать человек с удостоверением майора ГРУ. Удостоверение получили, как документ прикрытия, только за него заплатили очень большую сумму денег. Разрешение давал лично генерал Екимов, вы его видели. Он полностью в курсе дел Боценко и Фролова и прикрывает их из Москвы. Вам удалось довольно долго работать, не возбуждая у них подозрений. Они вас, как всегда, недооценили. А Шермушенко — «крыша» фроловская, он зарвался, негодяй, стал разговоры записывать, попробовал шантажировать Фролова. Но Фролов — тертый калач, об него такие дилетанты, как Шермушенко, зубы обламывают… Фролов его приговорил, Степишин и Коротков исполнили. При этом, идиоты, даже документы не забрали у трупа и номер с машины не сняли, когда везли труп сбрасывать… Микоян ко мне пришел после убийства Хапланда, — продолжал монотонно, убаюкивающе рассказывать Арсенов. — Плакал. Да, я его спрятал. И буду прятать, пока не представится возможность использовать его показания. Успокойтесь, — повысил он голос, видя мой протестующий жест, — вашу подругу ранил не он. Это или Степишин, или Коротков. Вы видите, сколько я знаю благодаря Микояну. Я не могу его сдать, тем более что реальных-то доказательств на него нет ни по убийству Петухова, ни по Хапланду. Осмотр, догадываетесь, как проводили? Затоптали вес, что возможно было, разве что по стенам не ходили. А Микоян нам еще пригодится, я не теряю надежды.
   — А Ткачук? — спросила я.
   — Голубушка, вы когда-нибудь слышали про то, как откармливают бомжа? Подбирают гопника, про которого никто никогда не вспомнит, держат на даче или в квартире, кормят до гладкости. Потом прилично одевают и вывозят в лес, когда возникает необходимость уговорить какого-нибудь предпринимателя отдать часть доходов, а то и все имущество. Предпринимателя, образно говоря, усаживают в первый ряд партера, а с переодетым бомжом разыгрывают душераздирающую сцену — ставят на край могилы, требуют что-нибудь, тот отказывается, и тогда ему стреляют в голову. Предприниматель, который наблюдал эту сцену, — а ему дают даже потрогать тело убитого в лунном свете — готов на все. Бомж, конечно, знает все, кроме того, что убивать его будут взаправду. Догадываетесь, кого помог уговорить Ткачук?
   — Ткачука убили в пятницу, — вспомнила я, — а в понедельник Антаева продала свои акции Федугину. Так?
   — Совершенно верно. Все-таки у вас, Мария Сергеевна, острый мужской ум. Ну и, конечно, вы поняли, кто такой Федугин.
   — Да, конечно, правда, я поняла это случайно. А как ему удалось получить паспорт на другую фамилию?
   — Фролов действительно был уволен из милиции за действия, дискредитирующие звание, и у него в связи с этим неизбежно возникли бы проблемы с созданием охранной фирмы. Поэтому он официально, через органы загс, поменял фамилию на фамилию жены и, используя свои милицейские связи, старый паспорт на фамилию Федугин не сдал. А, как вы знаете, наверное, загсовская статистика не стыкуется с информационным центром ГУВД.
   — Знаю, — подтвердила я, у меня были дела, когда я точно знала, что клиент судим, а справки о судимости чистые приходили, и выяснялось, что фамилия изменена, причем официально.
   — Видите, сколько я знаю? — ласково говорил Арсенов. — Если бы вы раньше ко мне обратились! Я ждал этого.
   — Скажите, Юрий Сергеевич, а знаете ли вы, где у Фролова лежбище?
   — Знаю. И могу сказать вам адрес. Пишите. Там есть интересные вещи. А вы мне взамен скажите, что вы там придумали с оружием?
   — Юрий Сергеевич, сколько же меня народу слушало? Проще было по радио выступить…
   — Голубушка, мы вас слушали в целях обеспечения безопасности.
   — Что же не обеспечили? язвительно спросила я.
   — Почему же — вы ведь живы и здоровы…
   — Какой цинизм, — не удержалась я. — Впрочем, это не лучше, чем покрывать тройного убийцу. Юлю-то он за что убил?
   — Бедная девочка именно в тот день семнадцатого марта, поняла, что беременна от Xохлова. Он положил на нее глаз еще на конкурсе красоты, и два года они тайно встречались, но Хохлов разводиться не хотел из-за денежных соображений. А семнадцатого марта она решилась на поступок: хотела прийти домой к Хохлову и поговорить с его женой, наивная. У Хохлова-то детей не было, и она рассчитывала, что чего-то добьется, сказав, что беременна. Они с Хохловым поужинали вместе, потом она попросила высадить ее из машины недалеко от его дома. Выждала там в подворотне некоторое время и пошла, а на выходе столкнулась с Коротковым, который только что застрелил Хохлова. Она вошла в парадную и увидела труп, в ужасе выбежала и пошла — куда? — К своей лучшей подруге Кате Федугиной. Вы от нее знаете о Юлиных планах?
   — Да, она вместе с Катей этот план разрабатывала. Пришла она к подруге, конечно, невменяемая, а у Кати дома папочка, и Юлин папочка там тоже присутствует, и о чем-то они громко спорят в кабинете, кричат. А потом из кабинета выходит тот самый человек, с которым она столкнулась в хохловской парадной. Она девочка была неглупая, конечно, все поняла. И папину роль вычислила. Но для того, чтобы быть уверенной, она уговорила папу устроить ее к себе в Управление, и как только она дорвалась до компьютера, она оттуда вытащила все интересовавшие ее сведения — о заданиях на разработку Хохлова, подписанных ее папочкой. Переписала все это на дискету…
   — И, конечно, рассказала Кате. — А та — папе.
   — Значит, вот зачем на место происшествия примчалась вся «наружка» — нужно было забрать дискету.
   — А что же с оружием? Вы обещали, — деликатно напомнил Арсенов.
   — Я же тогда на экспертизе сама посмотрела в микроскоп продукты отстрела. Для того чтобы идентифицировать пулю и оружие, из которого она выпущена, требуется совпадение рисунка следа бойка и полей нарезов. На пулях с убийств — следы нарезов, похожие на контрольные, но боек не тот, или наоборот. Со своего табельного оружия боек спиливать — это чревато. Но киллеру желательно иметь свое, пристрелянное оружие, знакомое. А если в его распоряжении есть еще один «Макаров» — Фролов ведь получал в ГУВД четыре ПМа для охраны банка, — можно снять боек и переставить на свой пистолет. Потом восстановить статус-кво, и ни одна экспертиза пистолет к пуле из трупа не привяжет. Если, конечно, не представить эксперту оба пистолета…
   — Конечно, вы опасный человек, — с улыбкой глядя мне прямо в глаза, сказал Арсенов. — Я бы вас тоже убрал, если бы вы встали мне поперек
   Дороги. Хорошо, что мы на одной стороне баррикад…
   — Слушайте, Юрий Сергеевич, а может, вы знаете, на чем моего стажера сломали?
   — Неужели вы не поняли, голубушка? На нежных чувствах к вам. Ему показали некую видеозапись, на которой вы собственной персоной выделываете непристойные телодвижения на «чернореченской» тусовке, где-то на квартире, будучи, пардон, совершенно обнаженной. И пригрозили, что, если он людей арестует, эта пленка будет обнародована. Так что вы на него не сердитесь, он вашу честь спасал.
   — Что?! Но такой видеозаписи быть не может! Я никогда не была ни на какой тусовке!
   — Охотно верю, что не были, голубушка, но не сомневаюсь, что пленка есть. Вы не забыли, что существует монтаж?
   — Но ведь для того, чтобы смонтировать меня голую с тусовкой, надо меня голую где-то записать?..
   — Эх, Мария Сергеевна, вы забыли одиннадцатую заповедь следователя, или оперативника, все равно, эта заповедь для всех актуальна: «не подставляйся».
   — И где же я подставилась?
   — Назвать вам адрес?
   — Постойте, вы сами видели запись?
   — Сам я не видел, но мне в деталях изобразили, как все это выглядит.
   — Как именно я танцую?
   — Вы танцуете даже не одна, а в паре, сзади вас держит за плечи бритоголовый громила и вертите разные стороны. Ну как, напоминает что-то?
   «Тетина» квартира, зеркало в ванной, голос Толика: «Ну посмотри на себя, ты чудо, а не женщина, посмотри, какая у тебя фигура, какая кожа, какие глаза и волосы. А грудь, тем более для тридцатилетней женщины, — роскошь!..»
   — Судя по всему, кассета в тщательно скрываемой квартире Фролова? — тихо спросила я.
   — Безусловно, только вы туда не попадете. Вас туда не пустят.
   — Что значит «не пустят»? Да я и спрашивать не буду. Постановление на обыск, СОБР, — а потом пусть жалобы пишут.
   — Голубушка, а кто же вам обыск санкционирует у начальника отдела по расследованию особо важных дел прокуратуры города?
   — Вы хотите сказать, что Фролов живет с Недвораевой?
   — Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…
   Ночь кончилась. В справочной больницы отвечали: «Состояние тяжелое, в реанимации»…
   Рапорт на увольнение я написала через три дня, в больнице, под дверьми отделения реанимации.
   Просидев там все это время («состояние тяжелое, без изменений»), я зашла в свою квартиру за теплыми вещами и, еще открывая дверь, услышала телефонный звонок. Поколебавшись, я все-таки подняла трубку и услышала приятный голос вице-губернатора.
   — Ты дома? Привет, не мог тебя нигде поймать. Включи-ка телевизор.
   На экране показалось сияющее лицо Золотого Нарцисса:
   — Наши правоохранительные органы во главе со специалистом высокого класса Виталием Оковалко еще раз продемонстрировали обществу свою готовность дать отпор злым силам. Сенсация дня: убийца Бориса Хапланда заключен под стражу! Вот как он выглядит: покажите его крупный план. Наркоман, опустившийся человек, который в своей больной душе затаил злобу на Бориса Владимировича за отказ в регистрации продажи комнаты. Покажите документ крупно. Убийца выжидал больше полугода, за это время приобрел автомат и выследил Бориса Владимировича. Первого июля прозвучали роковые выстрелы… Светлая память выдающимся сынам отечества, и пусть горит земля под ногами их убийц…
   — Алло, Маша! — снова раздался в трубке голос Заболоцкого. — Собственно, я к тебе с прежним предложением. Вопрос с Недвораевой решен, развалила, понимаешь, лучший отдел, своими проблемами занималась, в общем, она переводится в Генеральную. А на тебя пишем аттестацию. Хорошо?
   — Вержа? А он в Монпелье. — Что-что?!
   — Извини, Коля, это я машинально. Хочешь, я тебе лучше анекдот расскажу: после футбольного матча команды слонов с командой муравьев, во время которого почти всех муравьев подавили, оставшиеся муравьи в раздевалке, и тут в дверь еле просовывается голова слона, и он говорит: «Ребята, вы извините, мы не нарочно, так уж вышло, мы вон какие здоровые, а вы мелкие, ну нечаянно вас подавили, простите!» А капитан муравьев ему отвечает: «Ничего-ничего, мы сегодня тоже жестко играли».
   Я положила трубку и выбросила из сумочки визитку полковника Арсенова.