Любой полицейский вам скажет, что рано или поздно, вы осознаете каждую допущенную вами ошибку. Жизнь вынуждала его делать ошибки. Человеческой натуре свойственно ошибаться, а также создавать ситуации, которые порождают ошибки. Может быть, у Малыша Тони было время подумать, где он ошибся? Тони понял, что у Лиленда за спиной оружие, и все-таки он умер. Стеффи помогла ему всаживать в Тони одну пулю за другой. Она винила себя за то, то произошло с ее отцом. Она несла за это ответственность. Никто не подумал об этом.
Если бы он целился Тони в голову, он мог бы убить Стеффи. Если бы она вырвалась, он разрядил бы в него весь браунинг. Это помогло бы. Может, в перестрелке Лиленд и погиб бы, но это было бы лучше, чем то, что произошло.
Дойдя до начала лестницы, он постарался двигаться тише. Он чувствовал, что девушка находилась там, уверенная, что ей ничего не угрожает снизу. Он напомнил себе, что оказался жертвой, что его дочь — если бы не эти люди, в том числе эта девчонка, — была бы сейчас жива. Если бы он поймал ее, она бы уже давно была мертва. Лиленд с самого начала отдавал себе отчет в рискованности этого дела; Стеффи, может быть, тоже понимала это, но не смогла до конца оценить всю сложность положения.
Торопиться не надо. Может быть, они и догадаются, кто был виновником всего происшедшего за последние несколько минут и как все это случилось, но он не допустит никаких свидетелей, которые потом будут оспаривать его версию событий. Всю жизнь он носил то один жетон, то другой, не задумываясь, какой он полицейский — хороший или удачливый, но одно теперь он знал наверняка — как совершаются преступления. Кто-то сказал, что человек, оказавшийся жертвой преступления, не несет ответственности за свои действия. Этот довод не помог Патриции Херст, а ему поможет.
Итак, правило первое — никаких свидетелей.
Он не собирался садиться в тюрьму из-за шести миллионов корпорации-жулика. При данных обстоятельствах, когда погибли Тони и девять его подчиненных, а также Стефани, он не собирался щадить «Клаксон». Он еще заставит страдать этих людей, насколько это будет в его силах.
Он вскинул браунинг, наставив его на лестницу.
— Стоять!
— Камарад!
— Говорить по-английски. Руки за голову!
Это была маленькая девушка, пухленькая, розовощекая, с зелеными глазами. Она была чуть постарше Джуди, та была даже выше ростом. На верху лестницы были установлены пусковые устройства со снарядами и лежало другое вооружение, которое позволило бы им удерживать здание целую неделю. Если бы сегодня утром они были в полном составе, они бы вышли из здания, отбросив полицию, нанеся ей серьезные потери и уничтожая все на своем пути.
— У тебя здесь есть автоматическая винтовка или автомат?
Она растерялась на мгновение, потом кивнула. У нее был вид приходящей няньки. Сколько ей лет? Двадцать? Двадцать два?
— Я хорошо вижу тебя, — сказал Лиленд. — Ты понимаешь, что я хочу сказать, — от чувства гадливости к самому себе у него начали сдавать нервы. — Подними оружие за ствол и возьми две обоймы к нему. Не спеши.
Она сделала это, как ему показалось, с чувством облегчения. Он не так хорошо видел ее, как сказал: его слепил дневной свет, проникавший через дверь за ее спиной. У нее были красивые пышные темно-каштановые волосы до плеч.
— Спускайся, делая по шагу.
Он дрожал. Он ждал, когда она подойдет поближе, чтобы одним выстрелом прикончить ее, прежде чем она поймет что к чему. Не надо сентиментальничать из-за нее; он не знал, кто она, что делала, кого убивала. Если на рассвете она была здесь, то это она убила людей, находившихся в вертолете.
И пыталась убить его. Еще одна ошибка. Такова была цена поражения. Держа автомат, она спустилась по лестнице, испуганно глядя ему в глаза и силясь улыбнуться. У нее были превосходные зубы. Его пистолет был опущен, чтобы она не подумала, что он целится в нее. Он задрожал, его лихорадило. Он поднял пистолет, и она поняла, что он подарил ей эти несколько секунд жизни только для того, чтобы получить оружие. Она начала кричать. Лиленд понимал, что она еще совсем не жила, что она умрет, ничего не испытав в этой жизни. Но он вспомнил о своей погибшей дочери и застрелил эту суку, всадив ей пулю в основание переносицы.
В два приема он перевез часть денег к открытому окну, используя стул на роликах. Он вез деньги мимо изуродованных трупов Риверса и парня со сломанной шеей. Здесь он был единственным живым. Десяти-, двадцати-, пятидесяти— и стодолларовые купюры были сложены в пачки, перевязаны и надписаны неизвестными банковскими служащими из Сантьяго. После того что произошло, их следовало убить тоже.
Ему пришлось распечатать все пачки. Трупы Риверса и парня со сломанной шеей уже окоченели и успели посинеть. Они лежали как пара накрахмаленных и подсиненных сорочек. Умники. Доумничались.
Нога опять давала о себе знать изводящей болью. Он не знал, хорошо это или плохо. Первые пачки быстро растворились в утренней дымке, и он открыл еще пять, прежде чем бросить их. На улице раздались крики, радостные возгласы, визг. Лиленд слышал, что приближался вертолет. Он отодвинул стул, чтобы его не было видно, и распечатал оставшиеся пачки. Ветер вырвал банкноты из раскрытого окна, подхватил и понес вверх разноцветное облако. Люди на улице визжали, машины гудели, и он отправился за второй порцией денег. Шесть миллионов, и еще шесть миллионов, за здание.
Над зданием кружил вертолет из которого свисал человек с телекамерой. Лиленд отошел от окна, чтобы его не видели. Может быть, они и догадаются, кто разбрасывал деньги из окна, но пусть попробуют доказать это. Он распечатал все пачки, прежде чем провезти их мимо двух трупов, подкатил стул к окну, откуда они устремились вверх, словно последний залп фейерверка на Четвертое июля.
Лиленд слышал, как по всему городу гудели машины. Он собрал все свои пожитки, готовый спускаться вниз.
Он бросил автомат. Пусть полиция поищет отпечатки его пальцев, посмотрим, насколько успешно они справятся с этой задачей. Одного он точно не допустит — он не позволит полиции и «Клаксону» сделать из него козла отпущения.
Даже из-за этого фальшивого жетона. Шесть миллионов, пущенные на ветер, и разрушенное здание было ощутимым ущербом. Возможно, в общей сложности он составит двадцать пять миллионов долларов — достаточно, чтобы посеять панику на Уолл-стрит. Президент «Клаксон ойл» даже представить себе не мог, в какую пучину неприятностей ввергнет его Лиленд. Не мытьем, так катаньем.
Но что бы он ни сделал, ему ничто не вернет Стефани. Он мучился вопросом, когда — как давно — он упустил ее.
Он прибавил громкость.
— Говорит Лиленд. Я спускаюсь.
— Привет, Джо, — это был Эл Пауэл. — Где ты?
Он не хотел, чтобы его уличили во лжи.
— На тридцать девятом этаже. Спускаюсь с сорокового. Только что убил последнего. Вы уничтожили того, что был внизу?
— Мы никого не видели. Что ты имел в виду, сказав, что убил последнего?
— Я уже говорил, что их было двенадцать. Я вел точный подсчет. После девяти утра, когда я прервал связь, я убил еще четверых, в том числе Малыша Тони.
Тако Билл издал воинственный вопль.
— Мы видели двоих, — сказал Эл. — Они упали на патрульную машину.
— Нет. Один из них — Малыш Тони. Другая — женщина, которую он убил, — моя дочь, Стефани Лиленд Дженнаро.
— Успокойся, Джо.
— Нет, я хочу, чтобы была полная ясность. Помимо Тони, я убил еще троих — двух мужчин и женщину. Женщина была последней. Она лежит на сороковом этаже. Я считал и знаю, что убил одиннадцать человек.
— Послушай, Джо...
Он дошел до тридцать восьмого этажа.
— Нет, ты меня послушай, черт возьми! Один из них был внизу. Если вы его не видели, то надо выяснить, где он. Его зовут Карл. Я убил его брата, и он знает об этом. Это здоровенный озлобленный ублюдок, с ног до головы в грязи и крови, как и я. Найди мою внучку. Она расскажет, что один из них был весь грязный и окровавленный. Он — единственный, кого я не убил. Ты понял? Судя по описанию, такой мне не попадался.
— Джо, почему бы тебе не сесть и не дождаться нас. Если, как ты говоришь, на крыше никого не осталось, мы высадим на нее людей...
— У меня остался один патрон, а этот парень слушает нас. На каком вы этаже?
— Заложники спускаются по всем четырем лестницам. У нас нет доказательства, что ты убил столько человек и что их было всего двенадцать. Это мы знаем только с твоих слов. Я прошу тебя, Джо, я убедительно прошу тебя понять наше положение. Дай нам сделать свое дело.
— Значит, остался еще один, — сказал Лиленд.
Боль усиливалась, и он, чтобы хоть как-то ослабить ее, приспособился к медленному ритму движения, опираясь на перила руками и плечами. Он окончательно выдохся, и надо было выбираться отсюда. Ему срочно требовалась медицинская помощь. Если полиция будет двигаться с такой скоростью, они доберутся до него не раньше, чем через несколько часов, даже если высадят десант на крышу. Они могут попытаться поднять его на вертолет и при этом невзначай уронить. Всякое случается. Все заинтересованные в этом деле стороны вздохнули бы с облегчением, если бы оно так и осталось тайной.
Лиленд удивился самому себе: он боялся упасть даже после того, что случилось со Стефани. Опять подкатила тошнота. У него оставался один патрон, Карл бродил где-то здесь, а полиция все никак не решалась подняться наверх. Складывалось впечатление, что всем была нужна его смерть. Особенно президенту «Клаксона». После минувшей ночи список убитых Лилендом значительно расширился.
На тридцать втором этаже он решил было еще раз заглянуть в офис Стефани, но выкинул эту мысль из головы, понимая, чем это было чревато. После того как ему окажут медицинскую помощь, он примет ванну, поест и отдохнет — именно в таком порядке. Ему хотелось увидеть внуков. Он хотел поговорить с Кэти Лоуган. У детей был отец, но Лиленд сомневался, что они захотят жить с ним. Они были уже не маленькие, а Лиленд — еще не стар. В них заключался теперь смысл его жизни.
На двадцать восьмом этаже он остановился передохнуть. Он тяжело опустился, вытянув левую ногу поперек лестницы. Болело все — обе ноги, спина, грудь, руки. При ходьбе он пытался снять напряжение с одной части тела, отчего боль сразу же перекидывалась на другую, скручивая ее до спазмов. Он знал, что справится с этим. Он заставит себя сделать это, как только предстанет перед людьми, перед камерами. Он соберется. Ему хотелось скорее выздороветь, поправиться; он мечтал о куске жареного мяса и печеном картофеле, а на закуску он съел бы ассорти из креветок.
Он поднялся.
На девятнадцатом этаже он услышал, что его вызывают по рации. Он выключил ее, поскольку предстояло пройти опасную зону. Он гадал, в каком именно месте заминированный стул упал на кабину лифта. Судя по разрушениям, которые он видел по телевизору, опасность могли представлять все четыре лестницы. Если заложники укрылись в середине здания, то почему же он не видел их? Он не хотел видеть их. У него оставался один патрон, и жаль было истратить его, размозжив голову невиновному.
Лестница была цела. Ударная волна, по-видимому, ушла через окна. Может быть, и здание не так уж сильно пострадало. Он не стал осматривать два этажа, зная, что это связано с неоправданным риском. У Карла вряд ли было богатое воображение, но, чтобы взять под наблюдение два этажа, которые могли заинтересовать Лиленда, особого воображения не требовалось.
На пятнадцатом он еще раз отдохнул, растянувшись на полу. На потолке не хватало плит, стекла были выбиты, но во всем остальном это был обычный офис, готовый в понедельник принять своих служащих. Он сел на стол, откинулся назад, чтобы ничто не давило на бедра, потом лег. Ему пришлось тщательно протереть стекло на часах, чтобы узнать время. Был почти полдень, если они шли правильно.
Ему хотелось остаться здесь, на этом этаже.
Но надо спускаться. Его дочь умерла. Ее дети осиротели. Он должен идти, останавливаться нельзя.
Он поднялся с огромным трудом. Мышцы дрожали от перенапряжения, как будто его вздернули на дыбу. Солнце стояло уже высоко, и свет, лившийся в окна, играл перламутром. Кто будет убирать комнату его дочери? Когда его родители умерли, ему пришлось взять на себя все заботы. Может быть, поэтому Господь пощадил его, и в последний путь Карен снаряжал другой. Он не хотел касаться тела Стефани, не имел права вторгаться в ее интимную жизнь.
Карен бы это тоже не понравилось. Он опять был на ногах и шел.
— Билл? Я могу поговорить с Кэти?
— Конечно. Все, что угодно.
— Джо? С тобой все в порядке?
— Ты знаешь, что случилось?
— Да. Мне очень жаль. Скажи, я могу тебе помочь?
— Я убил всех, кроме одного. Он мечется где-то здесь.
— Телевидение сообщило об этом. Полиция сомневается в твоей информации. Ты не можешь остаться на месте? Сообщи, где ты, и жди их.
— Этот тип слушает нас. Он где-то здесь.
— Джо, им займется...
— Она права, Джо, — вмешался Эл Пауэл. — Послушай, я верю тебе. И не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось...
— Да я не ищу его! Я хочу выбраться отсюда!
— Пожалуйста, Джо...
«Ты впустую прожил свою жизнь. Что у тебя осталось? Все, что у них с Карен было самого дорогого, ради чего они жили, что уцелело после их мучительного разрыва, ушло навсегда и теперь принадлежало истории и времени». Он нажал на кнопку.
— Что там происходит? Что показывает телевидение?
— Улицы Лос-Анджелеса запружены машинами, — сказала Кэти. — Люди гонятся за деньгами, которые ветром несет на восток. Здание расположено между Беверли-Хиллз и тем направлением, куда несет деньги, поэтому «роллс-ройсы» никак не могут объехать автомобильные пробки. Если после всего того, что ты пережил, ты устроил и это, если ты разбросал деньги из окна, я безумно люблю тебя.
— Я ничего не знаю о деньгах. Я их даже не видел.
— Ты хочешь, чтобы я приехала?
— Сначала мне нужно в больницу. А ты отдохни. Не надо спешить.
— Я буду ждать тебя, — сказала она.
Он забыл, что внизу его поджидало телевидение. К нему начал подбираться незнакомый ему страх. Эл Пауэл прервал их разговор.
— Джо, послушай. К нам спускаются заложники — по двое, по трое. Они говорят, что наверху остались еще люди: то ли они выдохлись, то ли перепуганы насмерть, но идти не могут. Спустилось около сорока человек, но твоих внуков среди них нет. На основе твоей информации капитан Робинсон разработал план. Мы отправляем по всем лестницам группы офицеров. Они вооружены до зубов. Дойдя до каждого этажа, они будут информировать меня об этом по рации, а я сообщу тебе. Не надо говорить, где ты. Когда они дойдут до тебя, сядь на лестницу и заложи руки за голову. Мы спустим тебя, я обещаю тебе это, напарник.
Прошло еще целых сорок минут; они действовали с крайней осторожностью. Он был уже на шестом этаже, когда услышал их голоса и скрип их ботинок. Он сел, заложил руки за голову и позвал их.
— Как вы себя чувствуете?
— Нормально, все хорошо.
— Скажите, если будем очень трясти вас.
— Нет, все отлично.
Он услышал гул голосов, проникавший и доносившийся до второго этажа даже через стальную дверь, ведущую в вестибюль. Он что-то пробормотал, а офицер, несший его справа, сказал, что теперь ему надо привыкать к этому.
— Вот он! Вот он! Назад!
Дверь открылась, и он увидел стену людей, полицейских, операторов и корреспондентов; все кричали ему что-то, отталкивая друг друга. Яркий свет на время ослепил его. Врач стал разрезать штанину на левой ноге. Поставили носилки.
— Мне хочется постоять немного.
— Как вы себя чувствуете? — спросила женщина-корреспондент.
— Вы правда всех их убили?
— Где Эл Пауэл?
— Здесь, — он стоял сзади, в футах шести, держа руку на рукоятке револьвера тридцать восьмого калибра. Его глаза шарили поверх голов толпы, ища кого-то.
Лиленд улыбнулся:
— По телевизору ты выглядишь лучше.
— Я запомню это, — он посторонился, стараясь не смотреть на низкорослого темноволосого белого мужчину, стоявшего от него слева. — Это капитан Дуэйн Робинсон.
— Мы вынуждены задать вам несколько вопросов, Лиленд. Мы просматриваем видеозаписи, и нас очень интересует, кто разбросал деньги и почему.
Лиленд увидел, как Пауэл покачал головой: на пленках ничего не было.
— Я не отвечу ни на один вопрос без советов моего адвоката, — сказал Лиленд. — Думаю, прежде всего он посоветовал бы мне заняться здоровьем.
— Дайте нам поговорить с ним, — потребовал усатый корреспондент.
Лиленд сразу понял, что произошло, когда услышал первый звук, донесшийся от двери, ведущей на северо-восточную лестницу. Он хотел упасть на пол, но Робинсон мешал ему, прижав к стене. Карл закричал и начал стрелять по корреспондентам, чьи крики и визг заглушили грохот. Впечатление было такое, словно Лиленд смотрел на себя в зеркало. С головы до ног Карл был покрыт грязью и кровью. Он хотел убить всех. Охваченный безумием, он обрушил на них всю свою ненависть. Карл не успокоится, пока не перебьет всех, и кто-то должен его остановить. Хотя Стефани не смогла остановить Лиленда; даже ее смерть не смогла этого сделать.
Наконец-то Карл нашел Лиленда. Они смотрели друг на друга, как на свое отражение. Карл не видел никого, кроме Лиленда, и Лиленд знал это. Робинсон держал оружие в руках, но не стрелял. Карл выстрелил первым, и в этот момент Эл Пауэл схватил Робинсона за плечо и, толкнув, подставил под пулю, которая предназначалась для Лиленда. У Пауэла было такое свирепое выражение лица, что Лиленд не мог поверить, что это тот самый человек, которого он недавно видел по телевидению. Робинсон отпрянул назад и упал на Лиленда, причинив ему ужасную боль. Прежде чем он оказался на полу, погребенный под телом Робинсона, Лиленд увидел, как Пауэл, не торопясь, прицелился и сделал два метких выстрела, снеся Карлу верхнюю часть головы и разбрызгав повсюду мозги и кровь.
Лиленд пытался выбраться из-под Робинсона. Двумя руками Пауэл откатил тело Робинсона и вытащил Лиленда за штанины брюк, которые были все в крови, словно ему на колени вылили чашку супа.
— Врача! Врача!
Врач лежал мертвый рядом с Лилендом и Робинсоном. По всему вестибюлю стали подниматься люди. Увидев трупы, они закричали.
— Дай-ка мне этот чертов ремень, — сказал Пауэл и расстегнул его. — Надеюсь, ты не умрешь у меня, во всяком случае, не теперь.
Он крепко затянул ремень вокруг бедер Лиленда.
— Здорово ты нырнул за Робинсона.
Лиленд, не отрываясь, смотрел на него.
— Он умер, как герой, — сказал Пауэл. — Не забудь это.
— Лучше бы ты ничего не делал.
Пауэл посмотрел на него.
— Знаю. Но как-то не хочется, чтобы думали про меня так, особенно человек, которого я считаю своим напарником.
— Робинсон совершил ошибку, — сказал Лиленд вслух, но скорее самому себе.
— Он отдал жизнь за тебя, — сказал Пауэл. — Так надо относиться к случившемуся. Кровь у тебя уже не течет. Ты будешь жить.
— Ты чертовски хороший полицейский, — сказал Лиленд.
— Рядом с тобой я вообще никакой не полицейский, — он плакал. Вокруг Лиленда столпились полицейские, вытягивая шеи, чтобы взглянуть на него. Установили бутылку с плазмой. Появилось новое лицо.
— Держи ремень, парень.
— Сержант, — поправил его Пауэл.
— Извини, сержант. Именно так. Держи его, не отпускай.
— Успокойся, — сказал он Лиленду. — Ты еще сто лет проживешь.
Лиленд не ответил ему. Он хотел что-то сказать, но вдруг потерял всякое желание говорить. Пусть все катится ко всем чертям, он будет бездумно лежать. Вся прожитая им жизнь пронеслась в его памяти. Его подняли и быстро покатили к двери. Кто-то держал бутылку с плазмой и бежал рядом с ним и Пауэлом. Пауэл улыбался. Теперь он не имел ничего общего с тем человеком, лицо которого несколько минут назад было искажено выражением звериной жестокости.
Лиленд закрыл глаза. Теперь он будет думать о том, как хорошо летать.
Если бы он целился Тони в голову, он мог бы убить Стеффи. Если бы она вырвалась, он разрядил бы в него весь браунинг. Это помогло бы. Может, в перестрелке Лиленд и погиб бы, но это было бы лучше, чем то, что произошло.
* * *
Он ввалился на сороковой этаж, держа браунинг в руке. Прятаться было не к чему. Он прошаркал мимо комнаты правления, стол в которой был завален пачками денег, и двинулся к лестнице, ведущей на крышу. Надо было действовать быстро; если полиция была в здании, то они уже поднимались наверх, пусть медленно, осторожно, но поднимались. А это значило, что его свободе действий наступает конец.Дойдя до начала лестницы, он постарался двигаться тише. Он чувствовал, что девушка находилась там, уверенная, что ей ничего не угрожает снизу. Он напомнил себе, что оказался жертвой, что его дочь — если бы не эти люди, в том числе эта девчонка, — была бы сейчас жива. Если бы он поймал ее, она бы уже давно была мертва. Лиленд с самого начала отдавал себе отчет в рискованности этого дела; Стеффи, может быть, тоже понимала это, но не смогла до конца оценить всю сложность положения.
Торопиться не надо. Может быть, они и догадаются, кто был виновником всего происшедшего за последние несколько минут и как все это случилось, но он не допустит никаких свидетелей, которые потом будут оспаривать его версию событий. Всю жизнь он носил то один жетон, то другой, не задумываясь, какой он полицейский — хороший или удачливый, но одно теперь он знал наверняка — как совершаются преступления. Кто-то сказал, что человек, оказавшийся жертвой преступления, не несет ответственности за свои действия. Этот довод не помог Патриции Херст, а ему поможет.
Итак, правило первое — никаких свидетелей.
Он не собирался садиться в тюрьму из-за шести миллионов корпорации-жулика. При данных обстоятельствах, когда погибли Тони и девять его подчиненных, а также Стефани, он не собирался щадить «Клаксон». Он еще заставит страдать этих людей, насколько это будет в его силах.
Он вскинул браунинг, наставив его на лестницу.
— Стоять!
— Камарад!
— Говорить по-английски. Руки за голову!
Это была маленькая девушка, пухленькая, розовощекая, с зелеными глазами. Она была чуть постарше Джуди, та была даже выше ростом. На верху лестницы были установлены пусковые устройства со снарядами и лежало другое вооружение, которое позволило бы им удерживать здание целую неделю. Если бы сегодня утром они были в полном составе, они бы вышли из здания, отбросив полицию, нанеся ей серьезные потери и уничтожая все на своем пути.
— У тебя здесь есть автоматическая винтовка или автомат?
Она растерялась на мгновение, потом кивнула. У нее был вид приходящей няньки. Сколько ей лет? Двадцать? Двадцать два?
— Я хорошо вижу тебя, — сказал Лиленд. — Ты понимаешь, что я хочу сказать, — от чувства гадливости к самому себе у него начали сдавать нервы. — Подними оружие за ствол и возьми две обоймы к нему. Не спеши.
Она сделала это, как ему показалось, с чувством облегчения. Он не так хорошо видел ее, как сказал: его слепил дневной свет, проникавший через дверь за ее спиной. У нее были красивые пышные темно-каштановые волосы до плеч.
— Спускайся, делая по шагу.
Он дрожал. Он ждал, когда она подойдет поближе, чтобы одним выстрелом прикончить ее, прежде чем она поймет что к чему. Не надо сентиментальничать из-за нее; он не знал, кто она, что делала, кого убивала. Если на рассвете она была здесь, то это она убила людей, находившихся в вертолете.
И пыталась убить его. Еще одна ошибка. Такова была цена поражения. Держа автомат, она спустилась по лестнице, испуганно глядя ему в глаза и силясь улыбнуться. У нее были превосходные зубы. Его пистолет был опущен, чтобы она не подумала, что он целится в нее. Он задрожал, его лихорадило. Он поднял пистолет, и она поняла, что он подарил ей эти несколько секунд жизни только для того, чтобы получить оружие. Она начала кричать. Лиленд понимал, что она еще совсем не жила, что она умрет, ничего не испытав в этой жизни. Но он вспомнил о своей погибшей дочери и застрелил эту суку, всадив ей пулю в основание переносицы.
* * *
Рация молчала. Стрельбы не было слышно. На столе лежали не только шесть миллионов, здесь были документы, письма, справки корпорации, на некоторых стояла подпись Стеффи, похожая на цветок. Он не собирался забивать себе голову полицейскими проблемами. Больше его ничто не волновало. Интересно, кто-нибудь выстрелит в него, когда он будет разбрасывать деньги над городом? Может быть, полицейские сразу решат, что он тоже из банды. Или сразу сочинят какую-нибудь историю? Решение вопроса, кто прав, а кто виноват зависит исключительно от точки зрения, с которой он рассматривается. Если вы находились в вертолете, то тоже могли нажать на спусковой крючок, потому что деньги для вас были недосягаемы. И вы не сможете объяснить, почему так поступили.В два приема он перевез часть денег к открытому окну, используя стул на роликах. Он вез деньги мимо изуродованных трупов Риверса и парня со сломанной шеей. Здесь он был единственным живым. Десяти-, двадцати-, пятидесяти— и стодолларовые купюры были сложены в пачки, перевязаны и надписаны неизвестными банковскими служащими из Сантьяго. После того что произошло, их следовало убить тоже.
Ему пришлось распечатать все пачки. Трупы Риверса и парня со сломанной шеей уже окоченели и успели посинеть. Они лежали как пара накрахмаленных и подсиненных сорочек. Умники. Доумничались.
Нога опять давала о себе знать изводящей болью. Он не знал, хорошо это или плохо. Первые пачки быстро растворились в утренней дымке, и он открыл еще пять, прежде чем бросить их. На улице раздались крики, радостные возгласы, визг. Лиленд слышал, что приближался вертолет. Он отодвинул стул, чтобы его не было видно, и распечатал оставшиеся пачки. Ветер вырвал банкноты из раскрытого окна, подхватил и понес вверх разноцветное облако. Люди на улице визжали, машины гудели, и он отправился за второй порцией денег. Шесть миллионов, и еще шесть миллионов, за здание.
Над зданием кружил вертолет из которого свисал человек с телекамерой. Лиленд отошел от окна, чтобы его не видели. Может быть, они и догадаются, кто разбрасывал деньги из окна, но пусть попробуют доказать это. Он распечатал все пачки, прежде чем провезти их мимо двух трупов, подкатил стул к окну, откуда они устремились вверх, словно последний залп фейерверка на Четвертое июля.
Лиленд слышал, как по всему городу гудели машины. Он собрал все свои пожитки, готовый спускаться вниз.
* * *
На тридцать девятом он зарядил автомат и встал между компьютерами. Он остановился, осознав всю бессмысленность задуманного. Он был почти готов расстрелять обе обоймы и изуродовать все оборудование. А зачем? Чего он этим достигнет? Он тоже поддался магическому воздействию этих загадочных машин, так хорошо знакомому молодому поколению. Теперь ему было все равно. Все, что он разрушит, будет быстро заменено или работу передадут куда-нибудь еще. Что ж, возможно, люди, работающие здесь, и оценят его благородный порыв.Он бросил автомат. Пусть полиция поищет отпечатки его пальцев, посмотрим, насколько успешно они справятся с этой задачей. Одного он точно не допустит — он не позволит полиции и «Клаксону» сделать из него козла отпущения.
Даже из-за этого фальшивого жетона. Шесть миллионов, пущенные на ветер, и разрушенное здание было ощутимым ущербом. Возможно, в общей сложности он составит двадцать пять миллионов долларов — достаточно, чтобы посеять панику на Уолл-стрит. Президент «Клаксон ойл» даже представить себе не мог, в какую пучину неприятностей ввергнет его Лиленд. Не мытьем, так катаньем.
Но что бы он ни сделал, ему ничто не вернет Стефани. Он мучился вопросом, когда — как давно — он упустил ее.
Он прибавил громкость.
— Говорит Лиленд. Я спускаюсь.
— Привет, Джо, — это был Эл Пауэл. — Где ты?
Он не хотел, чтобы его уличили во лжи.
— На тридцать девятом этаже. Спускаюсь с сорокового. Только что убил последнего. Вы уничтожили того, что был внизу?
— Мы никого не видели. Что ты имел в виду, сказав, что убил последнего?
— Я уже говорил, что их было двенадцать. Я вел точный подсчет. После девяти утра, когда я прервал связь, я убил еще четверых, в том числе Малыша Тони.
Тако Билл издал воинственный вопль.
— Мы видели двоих, — сказал Эл. — Они упали на патрульную машину.
— Нет. Один из них — Малыш Тони. Другая — женщина, которую он убил, — моя дочь, Стефани Лиленд Дженнаро.
— Успокойся, Джо.
— Нет, я хочу, чтобы была полная ясность. Помимо Тони, я убил еще троих — двух мужчин и женщину. Женщина была последней. Она лежит на сороковом этаже. Я считал и знаю, что убил одиннадцать человек.
— Послушай, Джо...
Он дошел до тридцать восьмого этажа.
— Нет, ты меня послушай, черт возьми! Один из них был внизу. Если вы его не видели, то надо выяснить, где он. Его зовут Карл. Я убил его брата, и он знает об этом. Это здоровенный озлобленный ублюдок, с ног до головы в грязи и крови, как и я. Найди мою внучку. Она расскажет, что один из них был весь грязный и окровавленный. Он — единственный, кого я не убил. Ты понял? Судя по описанию, такой мне не попадался.
— Джо, почему бы тебе не сесть и не дождаться нас. Если, как ты говоришь, на крыше никого не осталось, мы высадим на нее людей...
— У меня остался один патрон, а этот парень слушает нас. На каком вы этаже?
— Заложники спускаются по всем четырем лестницам. У нас нет доказательства, что ты убил столько человек и что их было всего двенадцать. Это мы знаем только с твоих слов. Я прошу тебя, Джо, я убедительно прошу тебя понять наше положение. Дай нам сделать свое дело.
— Значит, остался еще один, — сказал Лиленд.
Боль усиливалась, и он, чтобы хоть как-то ослабить ее, приспособился к медленному ритму движения, опираясь на перила руками и плечами. Он окончательно выдохся, и надо было выбираться отсюда. Ему срочно требовалась медицинская помощь. Если полиция будет двигаться с такой скоростью, они доберутся до него не раньше, чем через несколько часов, даже если высадят десант на крышу. Они могут попытаться поднять его на вертолет и при этом невзначай уронить. Всякое случается. Все заинтересованные в этом деле стороны вздохнули бы с облегчением, если бы оно так и осталось тайной.
Лиленд удивился самому себе: он боялся упасть даже после того, что случилось со Стефани. Опять подкатила тошнота. У него оставался один патрон, Карл бродил где-то здесь, а полиция все никак не решалась подняться наверх. Складывалось впечатление, что всем была нужна его смерть. Особенно президенту «Клаксона». После минувшей ночи список убитых Лилендом значительно расширился.
* * *
Спускаясь вниз, он силился припомнить все события кровавой ночи и вспомнить, где находились тела убитых им террористов, но настолько вымотался и устал, что сильно сомневался что память вернется к нему даже после отдыха. «Ладно, пусть другие беспокоятся об этом». Он будет спать, ни о чем не думая. На все вопросы он ответит потом, после разговора со своим адвокатом.На тридцать втором этаже он решил было еще раз заглянуть в офис Стефани, но выкинул эту мысль из головы, понимая, чем это было чревато. После того как ему окажут медицинскую помощь, он примет ванну, поест и отдохнет — именно в таком порядке. Ему хотелось увидеть внуков. Он хотел поговорить с Кэти Лоуган. У детей был отец, но Лиленд сомневался, что они захотят жить с ним. Они были уже не маленькие, а Лиленд — еще не стар. В них заключался теперь смысл его жизни.
На двадцать восьмом этаже он остановился передохнуть. Он тяжело опустился, вытянув левую ногу поперек лестницы. Болело все — обе ноги, спина, грудь, руки. При ходьбе он пытался снять напряжение с одной части тела, отчего боль сразу же перекидывалась на другую, скручивая ее до спазмов. Он знал, что справится с этим. Он заставит себя сделать это, как только предстанет перед людьми, перед камерами. Он соберется. Ему хотелось скорее выздороветь, поправиться; он мечтал о куске жареного мяса и печеном картофеле, а на закуску он съел бы ассорти из креветок.
Он поднялся.
* * *
Ему пришлось вторично остановиться на двадцать втором этаже. Он лег спиной на лестницу, чтобы расслабились и отдохнули мышцы грудной клетки. Здесь, в двух шагах от лестницы, открывалась неведомая для него земля — лабиринты комнат и офисов, служившие своего рода важными бастионами на границах канцелярских территорий. Что если он войдет туда и обнаружит другие компьютеры, еще более дорогостоящие, загадочные и непостижимые для него? Он шел, думая, что пожилой человек сохраняет веру в себя, несмотря на меняющиеся обстоятельства, несмотря ни на что.На девятнадцатом этаже он услышал, что его вызывают по рации. Он выключил ее, поскольку предстояло пройти опасную зону. Он гадал, в каком именно месте заминированный стул упал на кабину лифта. Судя по разрушениям, которые он видел по телевизору, опасность могли представлять все четыре лестницы. Если заложники укрылись в середине здания, то почему же он не видел их? Он не хотел видеть их. У него оставался один патрон, и жаль было истратить его, размозжив голову невиновному.
Лестница была цела. Ударная волна, по-видимому, ушла через окна. Может быть, и здание не так уж сильно пострадало. Он не стал осматривать два этажа, зная, что это связано с неоправданным риском. У Карла вряд ли было богатое воображение, но, чтобы взять под наблюдение два этажа, которые могли заинтересовать Лиленда, особого воображения не требовалось.
На пятнадцатом он еще раз отдохнул, растянувшись на полу. На потолке не хватало плит, стекла были выбиты, но во всем остальном это был обычный офис, готовый в понедельник принять своих служащих. Он сел на стол, откинулся назад, чтобы ничто не давило на бедра, потом лег. Ему пришлось тщательно протереть стекло на часах, чтобы узнать время. Был почти полдень, если они шли правильно.
Ему хотелось остаться здесь, на этом этаже.
Но надо спускаться. Его дочь умерла. Ее дети осиротели. Он должен идти, останавливаться нельзя.
Он поднялся с огромным трудом. Мышцы дрожали от перенапряжения, как будто его вздернули на дыбу. Солнце стояло уже высоко, и свет, лившийся в окна, играл перламутром. Кто будет убирать комнату его дочери? Когда его родители умерли, ему пришлось взять на себя все заботы. Может быть, поэтому Господь пощадил его, и в последний путь Карен снаряжал другой. Он не хотел касаться тела Стефани, не имел права вторгаться в ее интимную жизнь.
Карен бы это тоже не понравилось. Он опять был на ногах и шел.
— Билл? Я могу поговорить с Кэти?
— Конечно. Все, что угодно.
— Джо? С тобой все в порядке?
— Ты знаешь, что случилось?
— Да. Мне очень жаль. Скажи, я могу тебе помочь?
— Я убил всех, кроме одного. Он мечется где-то здесь.
— Телевидение сообщило об этом. Полиция сомневается в твоей информации. Ты не можешь остаться на месте? Сообщи, где ты, и жди их.
— Этот тип слушает нас. Он где-то здесь.
— Джо, им займется...
— Она права, Джо, — вмешался Эл Пауэл. — Послушай, я верю тебе. И не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось...
— Да я не ищу его! Я хочу выбраться отсюда!
— Пожалуйста, Джо...
«Ты впустую прожил свою жизнь. Что у тебя осталось? Все, что у них с Карен было самого дорогого, ради чего они жили, что уцелело после их мучительного разрыва, ушло навсегда и теперь принадлежало истории и времени». Он нажал на кнопку.
— Что там происходит? Что показывает телевидение?
— Улицы Лос-Анджелеса запружены машинами, — сказала Кэти. — Люди гонятся за деньгами, которые ветром несет на восток. Здание расположено между Беверли-Хиллз и тем направлением, куда несет деньги, поэтому «роллс-ройсы» никак не могут объехать автомобильные пробки. Если после всего того, что ты пережил, ты устроил и это, если ты разбросал деньги из окна, я безумно люблю тебя.
— Я ничего не знаю о деньгах. Я их даже не видел.
— Ты хочешь, чтобы я приехала?
— Сначала мне нужно в больницу. А ты отдохни. Не надо спешить.
— Я буду ждать тебя, — сказала она.
Он забыл, что внизу его поджидало телевидение. К нему начал подбираться незнакомый ему страх. Эл Пауэл прервал их разговор.
— Джо, послушай. К нам спускаются заложники — по двое, по трое. Они говорят, что наверху остались еще люди: то ли они выдохлись, то ли перепуганы насмерть, но идти не могут. Спустилось около сорока человек, но твоих внуков среди них нет. На основе твоей информации капитан Робинсон разработал план. Мы отправляем по всем лестницам группы офицеров. Они вооружены до зубов. Дойдя до каждого этажа, они будут информировать меня об этом по рации, а я сообщу тебе. Не надо говорить, где ты. Когда они дойдут до тебя, сядь на лестницу и заложи руки за голову. Мы спустим тебя, я обещаю тебе это, напарник.
Прошло еще целых сорок минут; они действовали с крайней осторожностью. Он был уже на шестом этаже, когда услышал их голоса и скрип их ботинок. Он сел, заложил руки за голову и позвал их.
* * *
Ощущение было такое, словно он отсутствовал — не общался с людьми — долгие годы. После того как они разоружили его и Эл подтвердил, что это тот самый человек, двое офицеров подняли его и понесли вниз. Всего их было шестеро, и все они говорили в один голос. Ему было все равно, поскольку самому нечего было сказать. Он с ужасом ждал минуты, когда придется говорить. Он сильно потерял в весе, что сразу почувствовал по той легкости, с какой они несли его, передавая затем своим товарищам.— Как вы себя чувствуете?
— Нормально, все хорошо.
— Скажите, если будем очень трясти вас.
— Нет, все отлично.
Он услышал гул голосов, проникавший и доносившийся до второго этажа даже через стальную дверь, ведущую в вестибюль. Он что-то пробормотал, а офицер, несший его справа, сказал, что теперь ему надо привыкать к этому.
— Вот он! Вот он! Назад!
Дверь открылась, и он увидел стену людей, полицейских, операторов и корреспондентов; все кричали ему что-то, отталкивая друг друга. Яркий свет на время ослепил его. Врач стал разрезать штанину на левой ноге. Поставили носилки.
— Мне хочется постоять немного.
— Как вы себя чувствуете? — спросила женщина-корреспондент.
— Вы правда всех их убили?
— Где Эл Пауэл?
— Здесь, — он стоял сзади, в футах шести, держа руку на рукоятке револьвера тридцать восьмого калибра. Его глаза шарили поверх голов толпы, ища кого-то.
Лиленд улыбнулся:
— По телевизору ты выглядишь лучше.
— Я запомню это, — он посторонился, стараясь не смотреть на низкорослого темноволосого белого мужчину, стоявшего от него слева. — Это капитан Дуэйн Робинсон.
— Мы вынуждены задать вам несколько вопросов, Лиленд. Мы просматриваем видеозаписи, и нас очень интересует, кто разбросал деньги и почему.
Лиленд увидел, как Пауэл покачал головой: на пленках ничего не было.
— Я не отвечу ни на один вопрос без советов моего адвоката, — сказал Лиленд. — Думаю, прежде всего он посоветовал бы мне заняться здоровьем.
— Дайте нам поговорить с ним, — потребовал усатый корреспондент.
Лиленд сразу понял, что произошло, когда услышал первый звук, донесшийся от двери, ведущей на северо-восточную лестницу. Он хотел упасть на пол, но Робинсон мешал ему, прижав к стене. Карл закричал и начал стрелять по корреспондентам, чьи крики и визг заглушили грохот. Впечатление было такое, словно Лиленд смотрел на себя в зеркало. С головы до ног Карл был покрыт грязью и кровью. Он хотел убить всех. Охваченный безумием, он обрушил на них всю свою ненависть. Карл не успокоится, пока не перебьет всех, и кто-то должен его остановить. Хотя Стефани не смогла остановить Лиленда; даже ее смерть не смогла этого сделать.
Наконец-то Карл нашел Лиленда. Они смотрели друг на друга, как на свое отражение. Карл не видел никого, кроме Лиленда, и Лиленд знал это. Робинсон держал оружие в руках, но не стрелял. Карл выстрелил первым, и в этот момент Эл Пауэл схватил Робинсона за плечо и, толкнув, подставил под пулю, которая предназначалась для Лиленда. У Пауэла было такое свирепое выражение лица, что Лиленд не мог поверить, что это тот самый человек, которого он недавно видел по телевидению. Робинсон отпрянул назад и упал на Лиленда, причинив ему ужасную боль. Прежде чем он оказался на полу, погребенный под телом Робинсона, Лиленд увидел, как Пауэл, не торопясь, прицелился и сделал два метких выстрела, снеся Карлу верхнюю часть головы и разбрызгав повсюду мозги и кровь.
Лиленд пытался выбраться из-под Робинсона. Двумя руками Пауэл откатил тело Робинсона и вытащил Лиленда за штанины брюк, которые были все в крови, словно ему на колени вылили чашку супа.
— Врача! Врача!
Врач лежал мертвый рядом с Лилендом и Робинсоном. По всему вестибюлю стали подниматься люди. Увидев трупы, они закричали.
— Дай-ка мне этот чертов ремень, — сказал Пауэл и расстегнул его. — Надеюсь, ты не умрешь у меня, во всяком случае, не теперь.
Он крепко затянул ремень вокруг бедер Лиленда.
— Здорово ты нырнул за Робинсона.
Лиленд, не отрываясь, смотрел на него.
— Он умер, как герой, — сказал Пауэл. — Не забудь это.
— Лучше бы ты ничего не делал.
Пауэл посмотрел на него.
— Знаю. Но как-то не хочется, чтобы думали про меня так, особенно человек, которого я считаю своим напарником.
— Робинсон совершил ошибку, — сказал Лиленд вслух, но скорее самому себе.
— Он отдал жизнь за тебя, — сказал Пауэл. — Так надо относиться к случившемуся. Кровь у тебя уже не течет. Ты будешь жить.
— Ты чертовски хороший полицейский, — сказал Лиленд.
— Рядом с тобой я вообще никакой не полицейский, — он плакал. Вокруг Лиленда столпились полицейские, вытягивая шеи, чтобы взглянуть на него. Установили бутылку с плазмой. Появилось новое лицо.
— Держи ремень, парень.
— Сержант, — поправил его Пауэл.
— Извини, сержант. Именно так. Держи его, не отпускай.
— Успокойся, — сказал он Лиленду. — Ты еще сто лет проживешь.
Лиленд не ответил ему. Он хотел что-то сказать, но вдруг потерял всякое желание говорить. Пусть все катится ко всем чертям, он будет бездумно лежать. Вся прожитая им жизнь пронеслась в его памяти. Его подняли и быстро покатили к двери. Кто-то держал бутылку с плазмой и бежал рядом с ним и Пауэлом. Пауэл улыбался. Теперь он не имел ничего общего с тем человеком, лицо которого несколько минут назад было искажено выражением звериной жестокости.
Лиленд закрыл глаза. Теперь он будет думать о том, как хорошо летать.