— Считайте, вам повезло, что я случайно оказался здесь, — повернулся Альбер к Февру. — Если бы знал, кого бьют, я бы за километр объехал это место.
Малый слушал с угрюмым видом. Судя по всему, урок не пошел ему на пользу.
— Не рекомендую вам впредь ввязываться в драки. В следующий раз я не стану вступаться за вашу компанию.
Стечение зрителей было слишком велико, чтобы молодчики без звука проглотили такую обиду.
— И не надо за нас вступаться.
— Пусть только этот тип еще разок сюда сунется.
— Как вам будет угодно. Считайте, что меня здесь нет. Мосье, разрешаю вам выйти из машины.
Парни оторопело воззрились на него.
— Но вы не имеете права так поступать!
— Отчего же? Думаете, у меня есть время разнимать мелкие потасовки? Я расследую двойное убийство, и мне на ваши выбитые зубы наплевать!
Шарль с недоброй ухмылкой вылез из машины и снова направился к шайке.
Представление длилось еще минут пять. Альбер оттеснил парней позадиристее к машине, надел Февру наручники, когда тот попытался ударить Бришо, отбиваясь от полицейских, и с размаху влепил Февру затрещину, обнаружив у него в кармане куртки баллончик с краской. Наконец стражи порядка отбыли с чувством удовлетворения, надеясь, что им все же удалось внушить юнцам уважение к закону. Молодчики же смотрели им вслед также с удовлетворением: что ни говорите, а справедливость существует, если полицейские замели этого громилу. Шарль спрятал пистолет в карман, удобно откинулся на сиденье и лизнул руку.
— Черт бы побрал этого стервеца! Укусил до крови.
Женщина оказалась крепко сбитой, хорошо сложенной, от всего ее облика исходила какая-то животная чувственность. Здоровая самка — под пару своему мужу, здоровому самцу, — она одновременно влекла к себе и действовала отталкивающе.
Альбер не рассчитывал на это, полагая увидеть более дешевую разновидность мисс Нест из Нью-Орлеана. Та была во вкусе Бришо, эта женщина понравилась и Альберу. Даже сама мысль, что такая «аппетитная бабенка» каждый день приходит делать уборку у тебя в квартире, вызывала эротические фантазии. Делать уборку?…
Дом был просторный, обставленный в едином стиле, отвечающем запросам обитателей столичных окраин. Супруги Корню, по примеру опытных меблировщиков, приобретали обстановку явно по частям, подбирая одну вещь к другой. С креслом удачно сочетался столик, к столику подходил шкаф, удачно были подобраны ковры и обои, и в этот интерьер отлично вписывалась чета Корню. На женщине был просторный мужской махровый халат. Приятели на миг задумались, есть ли на ней что-нибудь еще, кроме халата, затем решили, что наверняка есть. Женщина не из ванны выскочила, это сразу видно. Ну что ж, значит, их встречают при полном параде.
— Проходите, — сказала мадам Корню. — Я вас ждала.
— Вот как? А почему?
— Муж предупредил, что вы придете. Желаете выпить? — Она открыла полированный шкафчик, где выстроились ряды бутылок. Задняя стенка бара была зеркальной, поверху шла световая трубка, вспыхивающая, как только открывалась дверца бара. Большинство бутылок стояли неоткупоренные. От одного вида спиртного Альберу снова сделалось муторно.
— Увы — нельзя! — с сожалением ответил Буасси.
— Красивый шкафчик, — похвалил Лелак.
— Красивый дом, — подхватил Шарль.
— Правда ведь? Это я сама выбирала.
Что она имела в виду: дом или шкафчик с баром — так и осталось не ясно.
— Но уж от кофе-то, надеюсь, не откажетесь?
— Выпьем с удовольствием, — поспешно отозвался Альбер, прежде чем этим ненормальным вздумалось бы отказаться. — Очень вам признательны.
— Скажите… — начал было Шарль и внезапно умолк. Мадам Корню нагнулась, чтобы достать чашечки с нижней полки бара, и Бришо, как и его коллеги, оцепенело уставились на обтянутый махровым халатом зад.
— Скажите, — начал он снова, — дорого вам обошелся этот дом?
— Минуту, — учтиво отозвалась женщина. — Сейчас позвоню мужу, только сначала поставлю кофе.
— Зачем вам звонить мужу?
— Чтобы он ответил на ваш вопрос. Он в таких делах лучше разбирается.
— В каких делах?
— Что сколько стоит и так далее.
— Но вы-то сами кое в чем тоже, наверное, разбираетесь?
— Ну, не очень…
— Брали вы взаймы у Ростана?
Женщина стала набирать номер. Шарль нажал на рычаг…
— Если нам захочется поговорить с вашим мужем, мы его посетим. Итак: просили вы денег взаймы у Ростана?
— Спросите у мужа.
— Спросим и у него. Так брали?
— Спросите у мужа!
Ситуация казалась тупиковой. Трое сработавшихся друг с другом полицейских способны сломить упрямство хоть какого закоренелого бандита. Поочередно, не давая одуматься, задают вопросы — в лоб, сбоку, сзади, — и можно не сомневаться, они выдержат дольше. Но этот метод бессилен против женщины, упрямой до тупости. Бандиту не безразлично, верят ему или нет. Женщине это без разницы. Вобьет себе в голову какую-нибудь чушь и цепляется за нее лишь потому, что так ей втемяшилось. «Спросите у мужа», — будет твердить свое, выспрашивай ты ее час или хоть две недели. А если проявить излишнюю настойчивость, то женщина и вовсе упрется и назло станет повторять одну только эту фразу даже в тех случаях, когда при прочих равных она бы ответила на вопросы, и не ссылаясь на мужа. Поэтому полицейские перестали допытываться, предпочитая молча наблюдать, как она хлопочет по хозяйству.
Корню производила впечатление хорошей хозяйки. Она работала проворно, все движения ее были точны и экономны. В комнате было чисто; должно быть, такая же чистота поддерживалась и у Ростана до взрыва. К кофе она выставила на стол ром, сахар, сливки, крохотное домашнее печенье, — и все это так быстро и естественно, что сыщики не успели возразить и спохватились, когда уже сидели за столом, отдавая должное угощению. Однако о цели визита они не забывали.
— Э-э… мадам… ах, как вкусно… Скажите, когда вы в последний раз были у Ростана, вы ведь вытерли пыль и с шахматного столика тоже?
— Конечно. — Мадам Корню уютно устроилась в кресле, поджав под себя ноги. Ее большие, зеленые глаза насмешливо и с вызовом смотрели на полицейских.
— Господин Ростан всегда уединялся после обеда для занятия шахматами?
— Откуда мне знать? Я уходила раньше.
— Где вы познакомились?
— Я работала в фирме «Франк-эль». Как-то раз я обмолвилась, что с удовольствием ушла бы с работы, если бы нашла место экономки. Могла бы приходить на несколько часов в день и делать все необходимое по хозяйству. Мне нет нужды надрываться по восемь часов, муж прилично зарабатывает.
— Сколько вы получали у Ростана?
— Пять тысяч франков.
Сыщики переглянулись, Шарль присвистнул.
— Неплохие денежки!
Женщина пожала плечами.
— Для него эти расходы окупались. Жена выставила его за порог, а он привык, чтобы в доме была чистота, белье выстирано, выглажено, рубашки накрахмалены, обед приготовлен, свежее домашнее печенье на столе… Мои услуги все равно обходились ему дешевле, чем жена, вздумай он снова жениться.
— У супружеской жизни есть и другие преимущества, к которым Ростан, вероятно, привык.
— Эти преимущества в оплату не входили, — жестко отрезала женщина.
— Как часто у Ростана бывали гости?
— Не знаю.
Альбер бросил на Шарля сердитый взгляд. Зачем без нужды обижать дамочку? Теперь из нее слова не вытянешь. Шарль обиженно уткнулся в тарелку с печеньем, предоставив Альберу сражаться в одиночку, коль скоро он такой умный.
— Знаете ли вы кого-нибудь, кто наведывался к нему постоянно?
— Знаю, господина Мартинэ. По утрам они всегда работали вместе. Одно время он даже обедал там каждый день и не давал себе труда поблагодарить меня.
— А этого человека вы не встречали? — Альбер сунул руку в карман и, конечно же, не нашел там нужной фотографии. Шарль, не обращая на них внимания, уминал печенье. Альбер под столом толкнул его ногой.
— Встречали вы у Ростана этого человека? — Шарль милостиво соизволил извлечь фотографию Марсо.
Женщина задумалась.
— По-моему, да. Только волосы у него тогда были длиннее…
— Чем они занимались?
— Откуда мне знать? Я находилась на кухне, они — в кабинете. Спросите Мартинэ, он тоже там был.
— А этого человека вам доводилось видеть? — Из папки вынули фотографию Фонтэна. Снимок был старый, более чем десятилетней давности; с тех пор сфотографировать террориста так и не удалось. В объектив улыбался симпатичный, белокурый молодой человек — из тех милых проказников, что обычно нравятся женщинам. Умное лицо, полные жизни глаза. Альбер не видел еще этой фотографии, и, когда мадам Корню, равнодушно покачав головой, вернула ее, он взял снимок. Господи, и он стрелял в этого человека! А тот на глазах у него убил двух полицейских! Вот этот самый человек.
Шарль тем временем достал очередную фотографию. Мадам Корню одобрительно разглядывала ее.
— На редкость красивая девушка! Такую я бы не забыла, если бы видела.
На фотографии длинные волосы Марианны были распущены по плечам, и от этого лицо ее выглядело еще более миниатюрным. Она смеялась, и Альбер подумал, как хорошо бы и в жизни увидеть ее такой вот смеющейся.
— Дело вкуса, — заметил Шарль. — Мне больше нравятся женщины другого типа.
— Сердцу не прикажешь, — сказала женщина и лениво потянулась.
Шарль смотрел, как колышутся под мягкой тканью ее упругие груди, и чувствовал себя подростком, впервые узревшим опытную кокотку. Будто и не было в его жизни великого множества интимных подруг. Наконец ему удалось взять себя в руки.
— Надо будет купить своей подруге такой халат, — сказал он.
Полицейские удалились, оставив после себя опустошенный стол.
— Завтра я, пожалуй, еще разок к ней наведаюсь, — мечтательно произнес Шарль.
— Только не забудь прихватить с собой деньжат побольше.
— Еще чего — Шарль потянулся всем телом — вероятно, чтобы лучше воскресить в памяти соблазнительный облик свидетельницы.
Движение было на редкость небольшое, и они за несколько минут добрались до объездного кольца. Буасси свернул вправо, чтобы по кольцу доехать до Сены, а затем по набережной — к управлению полиций. Пусть и в объезд, все равно этот маршрут займет меньше времени.
— Да, кстати напомнил, — сказал Альбер. — Как прошла вчерашняя встреча, удачно?
— Вчерашняя? — Бришо гнусно прикинулся, будто не понимает, о чем речь. Подобно любому холостяку, он полагал, что все женатые люди завидуют его свободе. — Ах, ты про рыженькую? Спасибо, не без приятности.
— Я имею в виду, сообщила она что-нибудь новенькое?
— О нет, ничего особенного. Долго доказывала, что их фирма не разорится из-за «Ультимата».
— М-да… — Альбер чувствовал себя вполне сносно. Печенье мадам Корню благотворно подействовало на его бунтующий желудок. — Любопытно, что все конкуренты твердят одно и то же. Можно подумать, им абсолютно безразлично, какое положение они занимают на международном рынке. Зачем же они врут?
— По-твоему, они должны плакаться для большего правдоподобия?
Альбер не удостоил его ответом. Будущему префекту полиции не пристало задавать дурацкие вопросы. Лучше приберечь их до вступления в должность.
— Или ты считаешь, своим притворством они пытаются скрыть какие-то шаги, направленные против «Ультимата» — настаивал Шарль.
— Вот именно, — Альбер не стал с ним спорить.
— В прошлом году «Интернэшнл Чесс Компани» заработала на шахматных компьютерах сто двадцать миллионов долларов, — с гордостью объявил Шарль.
— И после этого твоя рыжая приятельница утверждает, будто для них это не бизнес…
— Я не стал ей возражать. Наверняка для фирмы это не основной бизнес, иначе коммерческим директором не назначили бы смазливую женщину.
— Поздравляю. А не говорила мадемуазель Нест, какой у них оборотный капитал?
— Нет, не говорила. Но деятели из «Компьютой» наверняка скажут. Эти ловкачи, специализирующиеся на производстве компьютеров, все друг про дружку знают. По мнению Моники Нест, если бы не этот шахматный автомат, «Компьютой» уже в этом году потерпел бы крах. Она говорит, производство обходилось фирме слишком дорого, реализация шла скверно, и «Франк-эль» еще в прошлом году собирался ликвидировать свое дочернее предприятие.
— Возможно, — согласился Альбер. — Но факт, что не они же сами намеревались похитить свою программу.
— А кто сказал, что ее намеревались похитить? — насмешливо поинтересовался Шарль. — Хотели убрать создателей программы, вероятно, чтобы не платить им с прибыли. Конкуренты скорее взорвали бы компьютер.
— Должно быть, эту чепуху дамочка намолола тебе в постели, а ты и уши развесил. Какой смысл конкурентам уничтожать компьютер, если оба конструктора смогут за несколько часов или дней восстановить программу? Машины стоит выводить из строя уже после того, как покончено с их создателями. Люди шли на убийство ради сумм куда меньших, чем сто двадцать миллионов долларов.
Бришо обиженно молчал, и Альбер продолжил:
— Черное дело должно быть сделано именно сейчас, пока идет турнир. Как только чемпионат закончится, «Компьютой» пустит производство на конвейер и каждую деталь «Ультимата» запатентует и поставит на охрану. А до тех пор фирма бессильна. Ростан и его напарник завершили работу в последний момент. Автоматов изготовлено ровно столько, сколько задействовано в турнире, и с турнира нельзя снять ни единого. Вся их реклама основана на том, что каждый «Ультимат» выиграет каждую партию. Результат должен быть абсолютным: пять — ноль.
— Да, ты прав, — Шарль мрачно уставился в окно, словно никогда не бывал в этих местах.
Они проезжали Ситэ. Набережная Орфевр отсюда в нескольких минутах хода, проще было бы дойти пешком. Альбер попытался смягчить приятеля.
— Я ведь не говорю, будто твоя приятельница способна на убийство.
— А я не говорю, будто она моя приятельница.
«Пежо» свернул под арку полицейского управления и проехал мимо дежурных машин, стоящих наготове, чтобы ринуться на место происшествия по первому вызову.
Лелак сделал еще одну попытку.
— Ерунда все это. Возможно, конкуренты здесь ни при чем.
Шарль помедлил с ответом, пока машина не остановилась.
— Возможно, — заключил он — Однако я бы на твоем месте проверил, надежно ли охраняют этого Мартинэ.
Комиссар при виде его удивился. Альбер скромно улыбнулся, словно бы принял удивление шефа за выражение радости. Корентэн шел по коридору ему навстречу с объемистой папкой под мышкой. При слабом освещении лицо его казалось помятым, расстроенным и даже постаревшим.
— Чего ты заявился? Твоя жена сказала, что ты болеешь.
— Мне полегчало.
Корентэн шагнул было дальше, но тотчас остановился.
— Теперь уже поздно, мог бы оставаться дома. Мы отметили тебя больным.
— Я же не виноват, что утром мне было плохо.
— Пить надо меньше!
Альбер промолчал. Неужели Марта проговорилась шефу, что он вчера выпил лишнего? Нет, скорее всего Корентэн, по обыкновению, нечаянно попал в десятку.
— Ладно, не беда. Коль скоро пришел, берись за работу. На улице Афин зарезали старуху.
— Ну и что?
— Как это — «ну и что»? Откуда такая бесчувственность?
— Напротив. Мне очень жаль несчастную старушку, но я занят расследованием убийства Ростана.
— Дело терпит. — По лицу Альбера было видно: он думает, будто ослышался, и Корентэн поспешно добавил: — По правде говоря, конечно же не терпит, но во всяком случае расследование предстоит долгое. История запутанная, мотивов — уйма, подозреваемых и того больше, бог знает, когда нам удастся завершить дело. А убийцу старухи ты доставишь сюда через полчаса. Наверняка какой-нибудь подросток из местных, больше некому.
— Дело Ростана не терпит. Через неделю закончится чемпионат, и все пташки разлетятся. А сейчас они все в одном месте.
— Не валяй дурака. Старуху убили еще вчера, а мне некого послать на место происшествия.
Альбер вздохнул.
— Какова там ситуация?
— Труп увезен, квартира опечатана. Видишь, еще одна зацепка: старуху убили даже не на улице, а дома. Ясно, что кто-то из знакомых. Тебе только и остается, что съездить за преступником и доставить его сюда…
— С жильцами уже беседовали?
— Да. Как обычно, никто ничего не видел.
— Отпечатки пальцев, следы обуви, обрывки одежды?
— Никаких следов. Иначе я бы не стал тебя утруждать.
— Знаю, шеф. Тогда я отправляюсь и через полчаса доставлю убийцу.
Корентэн похлопал Альбера по плечу и ушел. Чудеса да и только, но сейчас шеф вроде бы не казался таким измученным и старым, как несколько минут назад. Уж не принял ли он всерьез это дурачество насчет незамедлительной доставки убийцы? С Корентэном никогда не знаешь наверняка. Он чересчур полагался на своих людей.
На столе Альбера поджидала записка на клочке бумаги. Он понятия не имел, кто ее оставил; в их комнате ни у кого не было такого почерка — угловатого и с наклоном в левую сторону. Возможно, кто-то, проходя мимо двери в комнату инспекторов, услышал звонки и снял трубку.
Альбер позвонил Мартинэ домой, но к телефону никто не подошел. Куда же шахматист мог запропаститься? Турнир начнется только в три часа. Уж не нависла ли над ним смертельная угроза? Альбер набрал номер гостиничного коммутатора. Отозвался вежливый, молодой женский голос.
— Мне нужен господин Мартинэ. Нет ли его где-нибудь поблизости?
— Соединяю вас с его номером.
Ну, конечно, ведь Мартинэ укладывал вещи как раз в тот момент, когда Альбер заходил к нему. Шахматист переселился в гостиницу, чтобы все время находиться рядом со своим детищем. Как же можно было об этом забыть?! Должно быть, и в самом деле лучше было бы сегодня остаться дома, подумал Альбер.
Трубку снял телохранитель, словно опасался, будто его подопечному смогут причинить вред по телефону.
— Добрый день, господин инспектор. Не сердитесь, что побеспокоил, но выяснилось одно обстоятельство…
— Рад, что вы позвонили. Я и так собирался поздравить вас с успехом.
— Благодарю. Не желаете ли сыграть партию с «Ультиматом»?
— Нет уж, спасибо… А впрочем, почему бы и нет? — Альбер вовремя вспомнил о новом пособии. — Может, найдется автомат послабее, для начинающих?
— Уж не обучаетесь ли вы игре в шахматы?
— Вот именно. Один человек сказал, что иначе мне никогда не поймать убийцу.
— Видите ли, если убийца мастер высшего класса, то вам потребуется лет десять-пятнадцать упорных занятий ежедневно по восемь часов, чтобы превзойти его.
— Но ведь это не шахматная партия, — засмеялся Альбер. — Это игра, где профессионалом выступаю я, а вашему мастеру-шахматисту потребовалось бы лет десять-пятнадцать заниматься вынашиванием преступных планов или же расследованием убийств, чтобы он смог соперничать со мной.
— Тогда за чем же дело стало?
— Я должен понять ход мысли шахматиста. Мне известна логика мысли мужчины средних лет, который на пустынной улице насилует женщину, а затем душит ее. Я знаю, что копошится в мозгу у подростка, попавшего под влияние профессионального преступника, когда мальчишка убивает банковского кассира лишь потому, что тот недостаточно быстро передает ему деньги. Я знаю даже, как мыслит заурядный добропорядочный обыватель, который после двадцати лет тихой супружеской жизни вдруг насмерть зашибает свою жену, а потом в ужасе от содеянного пытается замести следы. Но я не знаю, как работает мыслительный аппарат у шахматиста.
— Пожалуй, как у любого другого человека, — высказал предположение Мартинэ, — за исключением того, что мы лучше других умеем взвешивать шансы.
— Что ж, и это уже кое-что, — заметил Альбер. — Чем я могу быть полезен?
— Вы, вероятно, заметили, что шахматисты — народ падкий до сплетен. Кстати, можете даже обратить это в свою пользу. Словом, до меня дошли слухи, будто бы у бедняги Даниэля взорвался какой-то шахматный столик. Это правда?
Альбер на мгновение заколебался. Не принято посвящать посторонних в секреты расследования и давать информацию по телефону. И все же он решился сказать правду.
— Да, это так.
— Видите ли, я не знаю наверняка, не было ли там какого-либо другого столика, помимо обычного…
— Нет, не было.
— Тогда это был не столик, а шахматный компьютер.
— Ах вот как?! — Альбер почувствовал досаду. Ну чтоб ему поговорить с Мартинэ раньше! Уж кто другой, а Мартинэ, конечно же знал, на чем ежедневно играл его компаньон.
— «Р-43» — экстра-компьютер фирмы, их и было-то всего изготовлено дай бог несколько десятков. По внешнему виду — шахматный столик, да и по сути тоже. Кстати замечу, дивный экземпляр коллекционной мебели красного дерева. По-моему, в стиле необарокко, но если это важно, то лучше уточнить у кого-нибудь другого.
— Не думаю, чтобы это имело значение для следствия.
— У столика, разумеется, пристроены сбоку ящички для шахматных фигур, для блокнотов, бумаги и так далее, но главное, конечно, вмонтированная электроника.
— А что он умел этот столик?
— Да все, что угодно. Вот только играл слабее, чем «Ультимат». Но Даниэля побивал даже этот автомат, правда в самом сильном режиме.
— И разговаривал?
— Что? Ах да, понял, что вы имеете в виду. Обмен репликами за игрой… Но это ведь забава, дело несерьезное. «Р-43» прежде всего очень сильный шахматный компьютер, к моменту выпуска — один из сильнейших. Кроме того, в нем предусмотрены всевозможные мелочи: нажатием кнопки можно получить запись партии. Можно с его помощью анализировать партии. Можно переключить его на решение шахматных задач. В компьютер вмонтированы также кварцевые часы.
— И когда же Ростан купил этот автомат?
— Он его не покупал, а получил от меня в подарок, когда уже стало ясно, что мы доделаем «Ультимат». Не поверите, как я был счастлив и как благодарен. Мне хотелось чем-то порадовать Даниэля.
— Когда это было?
— Дай бог памяти… В прошлом году? Или года полтора назад? Обождите, сейчас попробую уточнить.
— Не так уж важно.
Альбер откинулся на стуле и, привычно зацепившись мысками за перекладину письменного стола, принялся раскачиваться взад-вперед. Судя по всему, разговор затянется надолго.
— Скажите, вы знали, что Ростан каждый день после обеда решает шахматные этюды?
— Конечно. Все это знали. Ему нельзя было мешать.
— Он всегда был в это время один? Даже вы не смели к нему входить?
— Почему же? Иногда мы на пару решали задачи. А почему вы спрашиваете?
— Лишь иногда вы бывали вдвоем или довольно часто?
— Можно сказать, довольно часто. Но… понял! Думаете, кто-то решил, что я тоже буду у столика.
Теперь в его голосе чувствовалась некоторая растерянность.
— Если бы вы не уехали, вы бы тоже там были?
— Наверняка. По утрам мы работали вместе, я и обедал у Ростана, а после не было смысла уходить, поскольку все равно предстояло еще работать. В последнее время я каждый день засиживался у него допоздна.
— А почему вы уехали?
— У меня заболела мать.
— Я думал, вы были за границей.
— Совершенно верно. Моя мать живет за границей. Она замужем за дипломатом.
— Вы говорили кому-нибудь, что уезжаете?
— Только Даниэлю.
Во время разговора Альбер извлек свои блокнотные записи.
— Могли бы вы мне продемонстрировать такой шахматный автомат, какой был у Ростана?
— Точно такой же? — В голосе Мартинэ прозвучали высокомерные нотки. — Это была экстра-модель, какие в настоящее время изготавливаются только по индивидуальным заказам. Но «Р-43» представлен на выставке в гостинице.
— Мне бы хотелось посмотреть в точности такой же.
Мартинэ вздохнул.
— Подумаю, чем тут можно помочь. Зайдите ко мне после обеда.
Пока они обменивались прощальными приветствиями, Альбер, плечом прижав трубку к уху, записал в блокнот: «Достаточно ли надежно охраняют Мартинэ? А в случае, если…»
Малый слушал с угрюмым видом. Судя по всему, урок не пошел ему на пользу.
— Не рекомендую вам впредь ввязываться в драки. В следующий раз я не стану вступаться за вашу компанию.
Стечение зрителей было слишком велико, чтобы молодчики без звука проглотили такую обиду.
— И не надо за нас вступаться.
— Пусть только этот тип еще разок сюда сунется.
— Как вам будет угодно. Считайте, что меня здесь нет. Мосье, разрешаю вам выйти из машины.
Парни оторопело воззрились на него.
— Но вы не имеете права так поступать!
— Отчего же? Думаете, у меня есть время разнимать мелкие потасовки? Я расследую двойное убийство, и мне на ваши выбитые зубы наплевать!
Шарль с недоброй ухмылкой вылез из машины и снова направился к шайке.
Представление длилось еще минут пять. Альбер оттеснил парней позадиристее к машине, надел Февру наручники, когда тот попытался ударить Бришо, отбиваясь от полицейских, и с размаху влепил Февру затрещину, обнаружив у него в кармане куртки баллончик с краской. Наконец стражи порядка отбыли с чувством удовлетворения, надеясь, что им все же удалось внушить юнцам уважение к закону. Молодчики же смотрели им вслед также с удовлетворением: что ни говорите, а справедливость существует, если полицейские замели этого громилу. Шарль спрятал пистолет в карман, удобно откинулся на сиденье и лизнул руку.
— Черт бы побрал этого стервеца! Укусил до крови.
Женщина оказалась крепко сбитой, хорошо сложенной, от всего ее облика исходила какая-то животная чувственность. Здоровая самка — под пару своему мужу, здоровому самцу, — она одновременно влекла к себе и действовала отталкивающе.
Альбер не рассчитывал на это, полагая увидеть более дешевую разновидность мисс Нест из Нью-Орлеана. Та была во вкусе Бришо, эта женщина понравилась и Альберу. Даже сама мысль, что такая «аппетитная бабенка» каждый день приходит делать уборку у тебя в квартире, вызывала эротические фантазии. Делать уборку?…
Дом был просторный, обставленный в едином стиле, отвечающем запросам обитателей столичных окраин. Супруги Корню, по примеру опытных меблировщиков, приобретали обстановку явно по частям, подбирая одну вещь к другой. С креслом удачно сочетался столик, к столику подходил шкаф, удачно были подобраны ковры и обои, и в этот интерьер отлично вписывалась чета Корню. На женщине был просторный мужской махровый халат. Приятели на миг задумались, есть ли на ней что-нибудь еще, кроме халата, затем решили, что наверняка есть. Женщина не из ванны выскочила, это сразу видно. Ну что ж, значит, их встречают при полном параде.
— Проходите, — сказала мадам Корню. — Я вас ждала.
— Вот как? А почему?
— Муж предупредил, что вы придете. Желаете выпить? — Она открыла полированный шкафчик, где выстроились ряды бутылок. Задняя стенка бара была зеркальной, поверху шла световая трубка, вспыхивающая, как только открывалась дверца бара. Большинство бутылок стояли неоткупоренные. От одного вида спиртного Альберу снова сделалось муторно.
— Увы — нельзя! — с сожалением ответил Буасси.
— Красивый шкафчик, — похвалил Лелак.
— Красивый дом, — подхватил Шарль.
— Правда ведь? Это я сама выбирала.
Что она имела в виду: дом или шкафчик с баром — так и осталось не ясно.
— Но уж от кофе-то, надеюсь, не откажетесь?
— Выпьем с удовольствием, — поспешно отозвался Альбер, прежде чем этим ненормальным вздумалось бы отказаться. — Очень вам признательны.
— Скажите… — начал было Шарль и внезапно умолк. Мадам Корню нагнулась, чтобы достать чашечки с нижней полки бара, и Бришо, как и его коллеги, оцепенело уставились на обтянутый махровым халатом зад.
— Скажите, — начал он снова, — дорого вам обошелся этот дом?
— Минуту, — учтиво отозвалась женщина. — Сейчас позвоню мужу, только сначала поставлю кофе.
— Зачем вам звонить мужу?
— Чтобы он ответил на ваш вопрос. Он в таких делах лучше разбирается.
— В каких делах?
— Что сколько стоит и так далее.
— Но вы-то сами кое в чем тоже, наверное, разбираетесь?
— Ну, не очень…
— Брали вы взаймы у Ростана?
Женщина стала набирать номер. Шарль нажал на рычаг…
— Если нам захочется поговорить с вашим мужем, мы его посетим. Итак: просили вы денег взаймы у Ростана?
— Спросите у мужа.
— Спросим и у него. Так брали?
— Спросите у мужа!
Ситуация казалась тупиковой. Трое сработавшихся друг с другом полицейских способны сломить упрямство хоть какого закоренелого бандита. Поочередно, не давая одуматься, задают вопросы — в лоб, сбоку, сзади, — и можно не сомневаться, они выдержат дольше. Но этот метод бессилен против женщины, упрямой до тупости. Бандиту не безразлично, верят ему или нет. Женщине это без разницы. Вобьет себе в голову какую-нибудь чушь и цепляется за нее лишь потому, что так ей втемяшилось. «Спросите у мужа», — будет твердить свое, выспрашивай ты ее час или хоть две недели. А если проявить излишнюю настойчивость, то женщина и вовсе упрется и назло станет повторять одну только эту фразу даже в тех случаях, когда при прочих равных она бы ответила на вопросы, и не ссылаясь на мужа. Поэтому полицейские перестали допытываться, предпочитая молча наблюдать, как она хлопочет по хозяйству.
Корню производила впечатление хорошей хозяйки. Она работала проворно, все движения ее были точны и экономны. В комнате было чисто; должно быть, такая же чистота поддерживалась и у Ростана до взрыва. К кофе она выставила на стол ром, сахар, сливки, крохотное домашнее печенье, — и все это так быстро и естественно, что сыщики не успели возразить и спохватились, когда уже сидели за столом, отдавая должное угощению. Однако о цели визита они не забывали.
— Э-э… мадам… ах, как вкусно… Скажите, когда вы в последний раз были у Ростана, вы ведь вытерли пыль и с шахматного столика тоже?
— Конечно. — Мадам Корню уютно устроилась в кресле, поджав под себя ноги. Ее большие, зеленые глаза насмешливо и с вызовом смотрели на полицейских.
— Господин Ростан всегда уединялся после обеда для занятия шахматами?
— Откуда мне знать? Я уходила раньше.
— Где вы познакомились?
— Я работала в фирме «Франк-эль». Как-то раз я обмолвилась, что с удовольствием ушла бы с работы, если бы нашла место экономки. Могла бы приходить на несколько часов в день и делать все необходимое по хозяйству. Мне нет нужды надрываться по восемь часов, муж прилично зарабатывает.
— Сколько вы получали у Ростана?
— Пять тысяч франков.
Сыщики переглянулись, Шарль присвистнул.
— Неплохие денежки!
Женщина пожала плечами.
— Для него эти расходы окупались. Жена выставила его за порог, а он привык, чтобы в доме была чистота, белье выстирано, выглажено, рубашки накрахмалены, обед приготовлен, свежее домашнее печенье на столе… Мои услуги все равно обходились ему дешевле, чем жена, вздумай он снова жениться.
— У супружеской жизни есть и другие преимущества, к которым Ростан, вероятно, привык.
— Эти преимущества в оплату не входили, — жестко отрезала женщина.
— Как часто у Ростана бывали гости?
— Не знаю.
Альбер бросил на Шарля сердитый взгляд. Зачем без нужды обижать дамочку? Теперь из нее слова не вытянешь. Шарль обиженно уткнулся в тарелку с печеньем, предоставив Альберу сражаться в одиночку, коль скоро он такой умный.
— Знаете ли вы кого-нибудь, кто наведывался к нему постоянно?
— Знаю, господина Мартинэ. По утрам они всегда работали вместе. Одно время он даже обедал там каждый день и не давал себе труда поблагодарить меня.
— А этого человека вы не встречали? — Альбер сунул руку в карман и, конечно же, не нашел там нужной фотографии. Шарль, не обращая на них внимания, уминал печенье. Альбер под столом толкнул его ногой.
— Встречали вы у Ростана этого человека? — Шарль милостиво соизволил извлечь фотографию Марсо.
Женщина задумалась.
— По-моему, да. Только волосы у него тогда были длиннее…
— Чем они занимались?
— Откуда мне знать? Я находилась на кухне, они — в кабинете. Спросите Мартинэ, он тоже там был.
— А этого человека вам доводилось видеть? — Из папки вынули фотографию Фонтэна. Снимок был старый, более чем десятилетней давности; с тех пор сфотографировать террориста так и не удалось. В объектив улыбался симпатичный, белокурый молодой человек — из тех милых проказников, что обычно нравятся женщинам. Умное лицо, полные жизни глаза. Альбер не видел еще этой фотографии, и, когда мадам Корню, равнодушно покачав головой, вернула ее, он взял снимок. Господи, и он стрелял в этого человека! А тот на глазах у него убил двух полицейских! Вот этот самый человек.
Шарль тем временем достал очередную фотографию. Мадам Корню одобрительно разглядывала ее.
— На редкость красивая девушка! Такую я бы не забыла, если бы видела.
На фотографии длинные волосы Марианны были распущены по плечам, и от этого лицо ее выглядело еще более миниатюрным. Она смеялась, и Альбер подумал, как хорошо бы и в жизни увидеть ее такой вот смеющейся.
— Дело вкуса, — заметил Шарль. — Мне больше нравятся женщины другого типа.
— Сердцу не прикажешь, — сказала женщина и лениво потянулась.
Шарль смотрел, как колышутся под мягкой тканью ее упругие груди, и чувствовал себя подростком, впервые узревшим опытную кокотку. Будто и не было в его жизни великого множества интимных подруг. Наконец ему удалось взять себя в руки.
— Надо будет купить своей подруге такой халат, — сказал он.
Полицейские удалились, оставив после себя опустошенный стол.
***
— Ну и бабенка, скажу я вам! — Лишь на своем привычном месте за рулем Буасси вновь обрел уверенность в себе.— Завтра я, пожалуй, еще разок к ней наведаюсь, — мечтательно произнес Шарль.
— Только не забудь прихватить с собой деньжат побольше.
— Еще чего — Шарль потянулся всем телом — вероятно, чтобы лучше воскресить в памяти соблазнительный облик свидетельницы.
Движение было на редкость небольшое, и они за несколько минут добрались до объездного кольца. Буасси свернул вправо, чтобы по кольцу доехать до Сены, а затем по набережной — к управлению полиций. Пусть и в объезд, все равно этот маршрут займет меньше времени.
— Да, кстати напомнил, — сказал Альбер. — Как прошла вчерашняя встреча, удачно?
— Вчерашняя? — Бришо гнусно прикинулся, будто не понимает, о чем речь. Подобно любому холостяку, он полагал, что все женатые люди завидуют его свободе. — Ах, ты про рыженькую? Спасибо, не без приятности.
— Я имею в виду, сообщила она что-нибудь новенькое?
— О нет, ничего особенного. Долго доказывала, что их фирма не разорится из-за «Ультимата».
— М-да… — Альбер чувствовал себя вполне сносно. Печенье мадам Корню благотворно подействовало на его бунтующий желудок. — Любопытно, что все конкуренты твердят одно и то же. Можно подумать, им абсолютно безразлично, какое положение они занимают на международном рынке. Зачем же они врут?
— По-твоему, они должны плакаться для большего правдоподобия?
Альбер не удостоил его ответом. Будущему префекту полиции не пристало задавать дурацкие вопросы. Лучше приберечь их до вступления в должность.
— Или ты считаешь, своим притворством они пытаются скрыть какие-то шаги, направленные против «Ультимата» — настаивал Шарль.
— Вот именно, — Альбер не стал с ним спорить.
— В прошлом году «Интернэшнл Чесс Компани» заработала на шахматных компьютерах сто двадцать миллионов долларов, — с гордостью объявил Шарль.
— И после этого твоя рыжая приятельница утверждает, будто для них это не бизнес…
— Я не стал ей возражать. Наверняка для фирмы это не основной бизнес, иначе коммерческим директором не назначили бы смазливую женщину.
— Поздравляю. А не говорила мадемуазель Нест, какой у них оборотный капитал?
— Нет, не говорила. Но деятели из «Компьютой» наверняка скажут. Эти ловкачи, специализирующиеся на производстве компьютеров, все друг про дружку знают. По мнению Моники Нест, если бы не этот шахматный автомат, «Компьютой» уже в этом году потерпел бы крах. Она говорит, производство обходилось фирме слишком дорого, реализация шла скверно, и «Франк-эль» еще в прошлом году собирался ликвидировать свое дочернее предприятие.
— Возможно, — согласился Альбер. — Но факт, что не они же сами намеревались похитить свою программу.
— А кто сказал, что ее намеревались похитить? — насмешливо поинтересовался Шарль. — Хотели убрать создателей программы, вероятно, чтобы не платить им с прибыли. Конкуренты скорее взорвали бы компьютер.
— Должно быть, эту чепуху дамочка намолола тебе в постели, а ты и уши развесил. Какой смысл конкурентам уничтожать компьютер, если оба конструктора смогут за несколько часов или дней восстановить программу? Машины стоит выводить из строя уже после того, как покончено с их создателями. Люди шли на убийство ради сумм куда меньших, чем сто двадцать миллионов долларов.
Бришо обиженно молчал, и Альбер продолжил:
— Черное дело должно быть сделано именно сейчас, пока идет турнир. Как только чемпионат закончится, «Компьютой» пустит производство на конвейер и каждую деталь «Ультимата» запатентует и поставит на охрану. А до тех пор фирма бессильна. Ростан и его напарник завершили работу в последний момент. Автоматов изготовлено ровно столько, сколько задействовано в турнире, и с турнира нельзя снять ни единого. Вся их реклама основана на том, что каждый «Ультимат» выиграет каждую партию. Результат должен быть абсолютным: пять — ноль.
— Да, ты прав, — Шарль мрачно уставился в окно, словно никогда не бывал в этих местах.
Они проезжали Ситэ. Набережная Орфевр отсюда в нескольких минутах хода, проще было бы дойти пешком. Альбер попытался смягчить приятеля.
— Я ведь не говорю, будто твоя приятельница способна на убийство.
— А я не говорю, будто она моя приятельница.
«Пежо» свернул под арку полицейского управления и проехал мимо дежурных машин, стоящих наготове, чтобы ринуться на место происшествия по первому вызову.
Лелак сделал еще одну попытку.
— Ерунда все это. Возможно, конкуренты здесь ни при чем.
Шарль помедлил с ответом, пока машина не остановилась.
— Возможно, — заключил он — Однако я бы на твоем месте проверил, надежно ли охраняют этого Мартинэ.
Комиссар при виде его удивился. Альбер скромно улыбнулся, словно бы принял удивление шефа за выражение радости. Корентэн шел по коридору ему навстречу с объемистой папкой под мышкой. При слабом освещении лицо его казалось помятым, расстроенным и даже постаревшим.
— Чего ты заявился? Твоя жена сказала, что ты болеешь.
— Мне полегчало.
Корентэн шагнул было дальше, но тотчас остановился.
— Теперь уже поздно, мог бы оставаться дома. Мы отметили тебя больным.
— Я же не виноват, что утром мне было плохо.
— Пить надо меньше!
Альбер промолчал. Неужели Марта проговорилась шефу, что он вчера выпил лишнего? Нет, скорее всего Корентэн, по обыкновению, нечаянно попал в десятку.
— Ладно, не беда. Коль скоро пришел, берись за работу. На улице Афин зарезали старуху.
— Ну и что?
— Как это — «ну и что»? Откуда такая бесчувственность?
— Напротив. Мне очень жаль несчастную старушку, но я занят расследованием убийства Ростана.
— Дело терпит. — По лицу Альбера было видно: он думает, будто ослышался, и Корентэн поспешно добавил: — По правде говоря, конечно же не терпит, но во всяком случае расследование предстоит долгое. История запутанная, мотивов — уйма, подозреваемых и того больше, бог знает, когда нам удастся завершить дело. А убийцу старухи ты доставишь сюда через полчаса. Наверняка какой-нибудь подросток из местных, больше некому.
— Дело Ростана не терпит. Через неделю закончится чемпионат, и все пташки разлетятся. А сейчас они все в одном месте.
— Не валяй дурака. Старуху убили еще вчера, а мне некого послать на место происшествия.
Альбер вздохнул.
— Какова там ситуация?
— Труп увезен, квартира опечатана. Видишь, еще одна зацепка: старуху убили даже не на улице, а дома. Ясно, что кто-то из знакомых. Тебе только и остается, что съездить за преступником и доставить его сюда…
— С жильцами уже беседовали?
— Да. Как обычно, никто ничего не видел.
— Отпечатки пальцев, следы обуви, обрывки одежды?
— Никаких следов. Иначе я бы не стал тебя утруждать.
— Знаю, шеф. Тогда я отправляюсь и через полчаса доставлю убийцу.
Корентэн похлопал Альбера по плечу и ушел. Чудеса да и только, но сейчас шеф вроде бы не казался таким измученным и старым, как несколько минут назад. Уж не принял ли он всерьез это дурачество насчет незамедлительной доставки убийцы? С Корентэном никогда не знаешь наверняка. Он чересчур полагался на своих людей.
На столе Альбера поджидала записка на клочке бумаги. Он понятия не имел, кто ее оставил; в их комнате ни у кого не было такого почерка — угловатого и с наклоном в левую сторону. Возможно, кто-то, проходя мимо двери в комнату инспекторов, услышал звонки и снял трубку.
«Лелак! Тебе звонил некий Мартинэ, просил связаться. Говорит, по важному делу».Альбер достал свой блокнот с записями. Дело действительно важное. Убийца старушки за полчаса не сбежит. В этом отношении шеф прав. Убийство Ростана было обдумано заранее, а старуху пырнули ножом впопыхах. Но вот очередность по степени срочности шеф определил неправильно. Убийца-шахматист. Использует каждую минуту преимущества. Хулиган, убивший старуху, способен разве что затаиться и помалкивать или же, наоборот, вообразив себя суперменом, начнет похваляться перед приятелями или девицами…
Альбер позвонил Мартинэ домой, но к телефону никто не подошел. Куда же шахматист мог запропаститься? Турнир начнется только в три часа. Уж не нависла ли над ним смертельная угроза? Альбер набрал номер гостиничного коммутатора. Отозвался вежливый, молодой женский голос.
— Мне нужен господин Мартинэ. Нет ли его где-нибудь поблизости?
— Соединяю вас с его номером.
Ну, конечно, ведь Мартинэ укладывал вещи как раз в тот момент, когда Альбер заходил к нему. Шахматист переселился в гостиницу, чтобы все время находиться рядом со своим детищем. Как же можно было об этом забыть?! Должно быть, и в самом деле лучше было бы сегодня остаться дома, подумал Альбер.
Трубку снял телохранитель, словно опасался, будто его подопечному смогут причинить вред по телефону.
— Добрый день, господин инспектор. Не сердитесь, что побеспокоил, но выяснилось одно обстоятельство…
— Рад, что вы позвонили. Я и так собирался поздравить вас с успехом.
— Благодарю. Не желаете ли сыграть партию с «Ультиматом»?
— Нет уж, спасибо… А впрочем, почему бы и нет? — Альбер вовремя вспомнил о новом пособии. — Может, найдется автомат послабее, для начинающих?
— Уж не обучаетесь ли вы игре в шахматы?
— Вот именно. Один человек сказал, что иначе мне никогда не поймать убийцу.
— Видите ли, если убийца мастер высшего класса, то вам потребуется лет десять-пятнадцать упорных занятий ежедневно по восемь часов, чтобы превзойти его.
— Но ведь это не шахматная партия, — засмеялся Альбер. — Это игра, где профессионалом выступаю я, а вашему мастеру-шахматисту потребовалось бы лет десять-пятнадцать заниматься вынашиванием преступных планов или же расследованием убийств, чтобы он смог соперничать со мной.
— Тогда за чем же дело стало?
— Я должен понять ход мысли шахматиста. Мне известна логика мысли мужчины средних лет, который на пустынной улице насилует женщину, а затем душит ее. Я знаю, что копошится в мозгу у подростка, попавшего под влияние профессионального преступника, когда мальчишка убивает банковского кассира лишь потому, что тот недостаточно быстро передает ему деньги. Я знаю даже, как мыслит заурядный добропорядочный обыватель, который после двадцати лет тихой супружеской жизни вдруг насмерть зашибает свою жену, а потом в ужасе от содеянного пытается замести следы. Но я не знаю, как работает мыслительный аппарат у шахматиста.
— Пожалуй, как у любого другого человека, — высказал предположение Мартинэ, — за исключением того, что мы лучше других умеем взвешивать шансы.
— Что ж, и это уже кое-что, — заметил Альбер. — Чем я могу быть полезен?
— Вы, вероятно, заметили, что шахматисты — народ падкий до сплетен. Кстати, можете даже обратить это в свою пользу. Словом, до меня дошли слухи, будто бы у бедняги Даниэля взорвался какой-то шахматный столик. Это правда?
Альбер на мгновение заколебался. Не принято посвящать посторонних в секреты расследования и давать информацию по телефону. И все же он решился сказать правду.
— Да, это так.
— Видите ли, я не знаю наверняка, не было ли там какого-либо другого столика, помимо обычного…
— Нет, не было.
— Тогда это был не столик, а шахматный компьютер.
— Ах вот как?! — Альбер почувствовал досаду. Ну чтоб ему поговорить с Мартинэ раньше! Уж кто другой, а Мартинэ, конечно же знал, на чем ежедневно играл его компаньон.
— «Р-43» — экстра-компьютер фирмы, их и было-то всего изготовлено дай бог несколько десятков. По внешнему виду — шахматный столик, да и по сути тоже. Кстати замечу, дивный экземпляр коллекционной мебели красного дерева. По-моему, в стиле необарокко, но если это важно, то лучше уточнить у кого-нибудь другого.
— Не думаю, чтобы это имело значение для следствия.
— У столика, разумеется, пристроены сбоку ящички для шахматных фигур, для блокнотов, бумаги и так далее, но главное, конечно, вмонтированная электроника.
— А что он умел этот столик?
— Да все, что угодно. Вот только играл слабее, чем «Ультимат». Но Даниэля побивал даже этот автомат, правда в самом сильном режиме.
— И разговаривал?
— Что? Ах да, понял, что вы имеете в виду. Обмен репликами за игрой… Но это ведь забава, дело несерьезное. «Р-43» прежде всего очень сильный шахматный компьютер, к моменту выпуска — один из сильнейших. Кроме того, в нем предусмотрены всевозможные мелочи: нажатием кнопки можно получить запись партии. Можно с его помощью анализировать партии. Можно переключить его на решение шахматных задач. В компьютер вмонтированы также кварцевые часы.
— И когда же Ростан купил этот автомат?
— Он его не покупал, а получил от меня в подарок, когда уже стало ясно, что мы доделаем «Ультимат». Не поверите, как я был счастлив и как благодарен. Мне хотелось чем-то порадовать Даниэля.
— Когда это было?
— Дай бог памяти… В прошлом году? Или года полтора назад? Обождите, сейчас попробую уточнить.
— Не так уж важно.
Альбер откинулся на стуле и, привычно зацепившись мысками за перекладину письменного стола, принялся раскачиваться взад-вперед. Судя по всему, разговор затянется надолго.
— Скажите, вы знали, что Ростан каждый день после обеда решает шахматные этюды?
— Конечно. Все это знали. Ему нельзя было мешать.
— Он всегда был в это время один? Даже вы не смели к нему входить?
— Почему же? Иногда мы на пару решали задачи. А почему вы спрашиваете?
— Лишь иногда вы бывали вдвоем или довольно часто?
— Можно сказать, довольно часто. Но… понял! Думаете, кто-то решил, что я тоже буду у столика.
Теперь в его голосе чувствовалась некоторая растерянность.
— Если бы вы не уехали, вы бы тоже там были?
— Наверняка. По утрам мы работали вместе, я и обедал у Ростана, а после не было смысла уходить, поскольку все равно предстояло еще работать. В последнее время я каждый день засиживался у него допоздна.
— А почему вы уехали?
— У меня заболела мать.
— Я думал, вы были за границей.
— Совершенно верно. Моя мать живет за границей. Она замужем за дипломатом.
— Вы говорили кому-нибудь, что уезжаете?
— Только Даниэлю.
Во время разговора Альбер извлек свои блокнотные записи.
— Могли бы вы мне продемонстрировать такой шахматный автомат, какой был у Ростана?
— Точно такой же? — В голосе Мартинэ прозвучали высокомерные нотки. — Это была экстра-модель, какие в настоящее время изготавливаются только по индивидуальным заказам. Но «Р-43» представлен на выставке в гостинице.
— Мне бы хотелось посмотреть в точности такой же.
Мартинэ вздохнул.
— Подумаю, чем тут можно помочь. Зайдите ко мне после обеда.
Пока они обменивались прощальными приветствиями, Альбер, плечом прижав трубку к уху, записал в блокнот: «Достаточно ли надежно охраняют Мартинэ? А в случае, если…»
Глава седьмая
Улица Афин проходила поблизости от вокзала Сен-Лазар, в округе которого все улицы носят имена разных городов мира: Милана, Пармы, Лондона, Амстердама, Москвы… Ни один из этих городов не поблагодарит за оказанную им честь. Альбер любил свой город, хотя иной раз, глядя на его улицы, удивлялся, почему он так нравится иностранцам. Проспекты, конечно, хороши. Триумфальная арка, площадь Согласия, музеи, Собор Парижской богоматери, мосты над Сеной прекрасны… Но что можно любить в самом городе? Знать бы, что это за штука такая «атмосфера Парижа», ведь, произнося эти слова, люди улыбаются, примерно как старики-супруги при воспоминании о медовом месяце. Грязная жижа, стекающая по крутым улочкам вдоль тротуаров? Канализационные решетки, прикрытые рогожей, чтобы задерживать крупный мусор? Подворотни, из которых разит миазмами? Дурно воспитанные люди, норовящие вас толкнуть? Официант, обсчитывающий иностранца и возводящий свое жульничество в ранг патриотического поступка? Слащавые продавцы с медоточивыми голосами и взглядами, полными холодного презрения? Это, что ли, считается очарованием города?