Третьяков Вилл. Игра в Грааль

   - Вы пахнете по-особенному, не плохо и не хорошо, а по-особенному. Вы гоняетесь за приключениями. Вы жестоки, бессмысленно жестоки, как дети, хотя с виду нередко важные господа. Вы беспечны и легкомысленны и не дорожите ни своею жизнию, ни чужими. Вы появляетесь и вновь исчезаете в никуда, и все ваши подручные, богатства, бесчисленные армии несутся вслед за вами, точно сухие листья по ветру. Вы приносите в наш мир только кровь, только войны, с вами, для вашей забавы возникают страшные, невиданные прежде чудовища, и вы сражаетесь с ними, а потом ожидаете славословий от нас - стенающих на пепелищах и развалинах...
   - Я родился и вырос далеко на юге, в Церенгете - городе Золотых Шаров. Кто нынче помнит о Церенгете Алг-Тосиб? Несколько десятков легистов-книжников, да старик-отшельник на северной окраине Магоберских лесов. Ибо много лет назад один из вашего племени, гость ниоткуда, сразился над нашим городом с громадным Главиротом. Не знаю, какие силы помогают вам в бою, но тот злосчастный воин на летающей колеснице, мелькавший вокруг чудовища подобно комару перед альбатросом, рассек его своим огненным мечом и умчался в сторону уходящего солнца, не оглядываясь назад. Для нас же солнце померкло навсегда. Туша издыхавшего исполина рухнула на Старый Город и пристани, реки зловонной жидкости брызнули до небес, а из груди Главирота полыхнул язык пламени чуть не в милю высотой... Его лапы в предсмертных судорогах подгребали под брюхо обломки домов и башен будто ракушки на берегу. Пожары загасил проливной дождь, но на большее умения наших чародеев не хватило. Плоть чудовища начала гнить, пришел мор. Но люди оставались в городе - на всех дорогах стояли крепкие заставы. Сопредельные властители порешили задавить поветрие в его логове. Медленно умирали уцелевшие от мора - от голода, жажды и отчаяния. А потом в мертвый город пришли маги огня, и поветрие было выжжено в его логове. И по сию пору среди заросших черных развалин высится гигантский, за тридцать миль видный, обугленный костяк Главирота, и мореходы, направляющиеся в Аульрику, держат на него, проходя проливом Тосиба.
   Страшное чувство реальности пронзило меня. Кто, когда, как запрограммировал этот разговор, этого изжелта-седого старика, выжженный город на берегу теплого моря? Я слушал и задавал вопросы. И снова слушал.
   - Вы, сэр Ренато, непохожи на них, хотя так же пахнете и так же неудержимы в бою...
   Да, мир фантомов был полон не только звуков и красок, но и запахов. И вкуса дичины, жаренной над угольями, и козьего молока. И вчерашнего хлеба с вересковым медом. И боли, и гнева.
   - И здесь, в лесу, я не раз встречался с ними. В обличии рыцарей, девиц и наемников, монахов, разбойников и колдунов. И все они спешили, требовали ночлега и ужина, и рассказов об окрестностях и дальнейшей дороге, да покороче, и я был для них словно мерный столб на скачках. Не полосатый красно-белый деревянный шест, а просто какой-то знак, символ...
   - Очередная авентюра, - поддакнул я.
   - Да, они любят это слово. И назавтра они торопливо собираются и пропадают навсегда.
   - Стремятся завладеть Чашей Грааля, святой отец, - очень кстати сообщил я. Так, просто разговор поддержу. Лицо его исказилось, он отшатнулся в тень.
   - Мать Алимна! И ты! И ты о том же!
   - Да вы что, padre, - удивился я, - Будто я на стол змею бросил!
   Кум, часто дыша, поспешно нащупал на шее нечто, и на свет появился маленький белый кружок на цепочке, блеснувший на миг серебряной звездочкой.
   - Свет пронзает тьму и рождает тени! Тебе не удалось перехитрить меня, подлый чужак! Я больше ни слова не скажу!
   Он судорожно прижал кружок ко лбу и замер, зажмурив глаза, как перед ударом. Я-другой оцепенел. Я-сам вгляделся в амулет старика. На тонкой серебряной цепочке... Компьютер ожил на секунду прежде, нежели я его узнал.
   - Ваши действия?
   - Какого цвета мой амулет на тонкой серебряной цепочке? спросил я хрипло, не отрывая глаз от экрана.
   - Белого.
   - Мы с ним единоверцы?
   - Вопрос не понят.
   - Я хочу показать ему, что мой амулет тоже белый.
   Я-другой тотчас расхохотался с видимым облегчением и совершенно моим голосом сказал, мягко и негромко: - Тени выходят из тьмы, отче, но стремятся к свету! Вот мой амулет.
   Старик опустил руку и испуганно уставился на меня-того.
   - И молния не побила тебя?! Дай! - Он жадно схватил мой амулет и потянул к себе, я инстинктивно дернулся вслед, чтоб цепочка не порвалась.
   - Дивные чудеса творятся! - сказал он, со вздохом возвращая мне вещицу. - Брат, приветствую тебя в моем убежище! Моя вина, что под маской невежества я не распознал высокую и благородную душу.
   - Любезный Кум! - ответствовал я-сам, подлаживаясь под его цветистый слог, - Не мне судить о достоинствах моей души. Но ты прав в другом - едва ли в этих лесах найдется чужак, менее моего искушенный в здешней жизни. Я вступил в игру... - я прикусил длинный свой язык и продолжил по-другому, - Я очутился тут лишь вчера и без должной подготовки.
   Я пристально всматривался в лицо отшельника, страшась уловить некую тень.
   - Но ты знаешь и имеешь право произносить формулу Белых, - отвечал он живо, - И этого достаточно, сын мой. Я впервые за долгую жизнь встречаю чужака такого превосходного белого цвета.
   - Неужели все чужаки так черны? - спросил я наугад.
   - Конечно нет. Ведь они постоянно совершают подвиги. Но в момент выбора они почти всегда малодушно предпочитают сменить цвет, чтоб победить наверняка.
   - Ничегошеньки не понял, - пробормотал я по-итальянски, и когда старик недоуменно вскинул на меня блеклые голубые глаза, повторил для него, - Я не постигаю смысла ваших речей, отец Кум.
   - Мать Алимна, да ведь это основы знания! - воскликнул он. Я пожал плечами, но с экрана это движение он все равно не увидел, и пришлось мямлить какие-то оправдания.
   Старик тяжело поднялся и вышел в сени. Я потянулся было к клавише вызова, но он почти тотчас вернулся с охапкой поленьев и неторопливо уложил их на крошившиеся багрово-черные угли. Первой вспыхнула березовая кора на одном, постепенно занимались и остальные. За окном его хижины внятно два раза прокричала неведомая ночная птица.
   - Я буду краток, - торжественно сказал Кум Гараканский, - Так, как это доступно немногим. Мир, в котором мы живем и умираем, велик. Сотни стран, народов, наречий, обычаев. Люди, карлики и исполины, говорящие звери и рыбы, чудовища и герои - все они уживаются под одним солнцем, единым для всех. И для всех един мировой закон. Закон Добра и Зла. Белого и Черного.
   Поистине, так кратки могут быть только немногие! Ему было сладко слушать себя после лет молчания, он упивался каждой новой фразой, он плел паутину из них, и на ее серебристых нитях подрагивали искрившиеся радугой капельки росы. И оплетала меня эта паутина, хотя уже давно следовало плюнуть на все, прервать игру хоть на час и хорошенько подзакусить.
   Короче говоря - в обычном понимании этого выражения - суть миропорядка Игры заключалась в том, что при единоборстве примерно равных противников больше шансов на победу имел Черный. То-есть злодей. Это-то и считалось закрытой информацией. Это следовало постигать на собственном опыте и шкуре. Либо на курсах подготовки.
   Для того, чтоб амулет приобрел белый цвет, надо было совершать бескорыстные подвиги. Чем более бескорыстия в ваших действиях зафиксирует компьютер, чем над более черным противником вы одержали верх своими силами, будучи в белом состоянии, тем белоснежнее становится ваш амулет. И наоборот.
   Для того, чтоб изменить его цвет, достаточно сообщить об этом компьютеру (по Куму - Матери Алимне). Допустим, в бою вы слабеете. Удача на его стороне. Узнав от компьютера вероятность вашей победы в белом и черном состоянии (по Куму это знание нисходит свыше), вы можете изменить цвет на черный. Но за это позже, как только представится удобный случай, вы должны совершить злодейство. Его тяжесть соответствует степени черноты амулета. Если же вы уклоняетесь от явной возможности творить зло, вас побивает молния. Если вы произносите внятно и громко формулу Белых, будучи Черным (и наоборот, естественно), вас побивает молния. Вообще-то все - и черные, и белые - на самом деле серые, поскольку стопроцентных Белых и Черных не существует.
   - Мир не терпит их, - откровенничал отшельник, - Для таких и в пустыне чудесным образом возникнет соблазн, возможность выбора между цветами, да что возможность - нужда! А если кто не внимает такому явному знамению - того побивает молния. Как говорится в гимне Алимны-Матери трав: "... и горячего, и холодного изблюю от уст моих... "
   - Знакомая присказка, - ухмыльнулся я про себя. - А до чего ж схема примитивная - зло побеждает добро... Последние слова я проговорил вслух и опомнился, когда они уже достигли ушей фантома. Тот, однако, не выглядел уязвленным.
   - Такова жизнь. Не нам ее изменить.
   - Ну, а какой же смысл убивать абсолютно белых? - спросил я, малость поразмыслив. - Их раздавит любое черное ничтожество. Я понимаю, если надо заслонить путь непобедимому черному злодею - он весь мир иначе уничтожит. Но белые...
   Я осекся. Старик смотрел на меня со странной смесью одобрения и укора.
   - Браво, сэр Ренато, - тихо-тихо сказал он. - Вот за такую ересь и были осуждены двенадцать отцов-толкователей Патнайрской обители. Светская власть, восприняв их из рук стражей основ, очистила грешников в озере Келли. Вода в нем кипит даже зимою...
   - Да бросьте. Мы здесь одни. На нас-то никто не донесет. Вы же мудрец, padre. Мудрец может себе позволить судить о мире по-своему.
   - Я не могу, - прошептал он и боязливо схватился за амулет. Никто не может. Мать Алимна вездесуща. Стоит мне хоть ненадолго заняться запретными спекуляциями, как отдаленный гром предупреждает меня о недозволенности свободы мысли.
   - Какой такой гром? - возмутился я, - Что вам до этих суеверий?
   Экран моргнул и погас, а потом осветился двумя красными строчками на черном фоне: "Опасность! Смените тему разговора!!! " В наушниках прерывисто загудело. Представление длилось не дольше нескольких секунд, в течение которых я обескураженно взирал на недобро мерцавшие в полумраке комнаты буквы. Потом я снова увидел себя-другого и Кума. Они вскочили каждый со своего места и испуганно уставились друг на друга. Первым Кум нарушил молчание.
   - Ты слышал гром! - сказал он убежденно. - Поговорим о чем-нибудь другом. Поговорим о странах за морем - есть и такие. Поговорим о диковинках магии. Что слышал ты об искусстве оружейников Тас-Казаноры, об их белокаменных доспехах?..
   Видно было, что он был готов болтать о чем угодно, лишь бы отвести от себя гром небесный.
   - Доспехи Тас-Казы? - с готовностью отозвался я, - Слышал только, и не больше того...
   Старик на глазах отходил от унизительного чувства червяка под каблуком. Я умирал перед пультом.
   - Прошу помощи!
   - Ваша проблема?
   - Как мне выйти из игры, на время, минут на двадцать?
   - Вы хотите приостановить игру?
   - Да, заночевать у Кума, да и сам отдохну.
   - Ваш пароль?
   И вскоре я весело стряпал единственное кушанье, которое мне всегда удается, то и дело откусывая то хлеба, то колбасы. Яичница улыбалась и скворчала на сковородке, стол был заставлен вскрытыми консервными банками, и в каждой уже торчала ложка. Впрочем, нет. Пиво-то я пью так. Врываясь в комнату за зажигалкой, я бросил взгляд на немой экран. Отшельник продолжал свой бесконечный рассказ, водя руками в воздухе, беззвучно шевеля губами. А я-другой бессовестно дремал, изредка вскидывая осовелые глаза на двужильного старичка. Я вдруг остро почувствовал, что слова отшельника теряются безвозвратно. Ну не я же другой, совершенно замотанный за день, будет мне потом суть беседы докладывать. Я с грохотом придвинул стол поближе, натаскал на него из большой комнаты всякой всячины, и банки, и яичницу, подложив под горячую сковородку дефектную плату. Плата скользнула по столу, но потом успокоилась. Завершающим штрихом к сковородке привалились шесть желтых бананов, холодных таких... С них я и начал, плюхаясь в скрипнувшее кресло и врубая звук...
   - ... колодезных дел мастер Макитон... Но это - великая тайна, и лопни мои глаза, если я знаю, как это я ее вдруг раскрою первому встречному чужаку...
   Я дружелюбно подмигнул Куму и накинулся на яичницу. Но поперхнулся.
   - Э, да ты... Ты слышишь меня, сэр Ренато? - Я-другой не откликался. Я-другой завалился в темный угол, и дыхание мое уже сбивалось на легкий храп. Кум долго смотрел на меня-другого, теребя волосы чахлой бородки.
   - Ну что ж, сэр Ренато, - пробормотал он еле слышно. - Видно, так оно и лучше. А я... - Он вдруг засуетился, бросился в дальний конец хижины и потащил - один, задыхаясь и ломая ногти, - неподъемный деревянный ларь, на крышке коего весьма искусно был вырезан волк с оскаленной пастию, к очагу, поближе к свету... Я не успел.
   - Чаша Грааля. Вход - продолжение. Вы...
   Кум выпрямился во весь рост, хрипло втянул воздух, руки его дернулись к вороту.
   - ... хотите узнать свой статус?
   - Нет! - кричал я, и Кум бесконечно долго сгибался и плыл вниз, прямо на ларь... Я-другой вскочил. Кум замертво свалился на земляной убитый пол, разбив лоб об кованный медью угол ларя.
   - Что с ним?
   - Разрыв сердечной мышцы. Обширный атеросклероз, усугубленный событиями прошедшего дня...
   - Я бы... - мой голос сорвался и я покашлял. - Я бы хотел...
   Похоронить его? На дворе ночь...
   - Убрать его за дверь пока, - Я покраснел...
   А потом...
   - Я хочу просмотреть его вещи, - сказал я твердо, и ларь раскрылся передо мною.
   * * * * * * * * *
   Дон изогнулся, насколько позволяла спинка, вытянул руки и коснулся стены позади себя. В тот же миг (ну конечно! ) кто-то рванул дверь, и Дон поспешно принял положение, более приличествующее дежурному системному оператору, только-только заступившему в наряд. И снова расслабился. Это был Торовски собственной персоной, старина Джошуа Пейн Торовски-младший, воротник черной водолазки ровно обхватывает его крепкую шею, серый пиджак задраен на все пуговицы, а стекла старомодных очков в толстой пластиковой оправе так и сверкают. Его отработанная улыбка приоткрывала рот чуть-чуть, рукопожатие было, как всегда, коротко и твердо. Присаживаясь в кресло обратно, Дон украдкой глянул на живот. Ну так и есть - пуговица расстегнулась.
   - Ну что, старый козел, - совершенно в своем стиле начал Торовски, поворачиваясь туда-сюда на стуле перед терминалом, - Даже не загорел за полмесяца?
   - Невада не Флорида! - огрызнулся Дон, под защитой высокого стола копаясь с пуговицей на рубашке. - Там работать надо...
   - А одно другому не помеха, - Торовски играючи, не надевая сенсорный шлем, прошелся одним пальцем по световой панели пульта, и карта на экране изменилась. - В свое время, лет семь назад, - заговорил он снова, резко и отчетливо, поворачиваясь к экрану и спиной к Дону и разворачиваясь сызнова. - нас троих - меня, рыжего Торнгалла и Юджина из отдела освоения - тоже послали в тамошний центр. Нашего филиала там еще не было, всем заправляли ребята из "Рино энтерпрайзиз"... И один малый из Ар И, Икибати, но все его Майком звали, так вот, мы вчетвером с этим малым двадцать дней только этим и занимались... - Торовски употребил непечатное выражение, опять повернулся к экрану и, словно не глядя, побарабанил пальцами по панели. Пробежал текст сообщений, но Торовски уже опять сидел лицом к Дону.
   - Как его хватило на вас троих? - выпалил тот в один дух, радуясь внезапно пришедшей этой незамысловатой шуточке. Торовски поморщился, но глаза его смеялись, и привычно поползли кверху уголки губ.
   - Вы пошляк, молодой человек, - внушительно сказал он. - Что же до Икибати, то на двадцатый день только он был бодр и свеж, как петух в воскресное утро. Торнгалл менял баб через день и отделался нервным тиком, папаша Юджин потом прорву денег скормил психоаналитикам... - Он замолчал.
   - А ты, Джош? - спросил Дон ему в спину, не выдержав паузы.
   - Ну, что я? Что со мной сделается? Мой девиз - умеренность во всем, aurea mediocrita. Зубрил Горация, нет? - Он ткнул в красный огонек в правом углу панели, и экран очистился от сообщений. И на нем родились волны, и белые скалы вдали, и шальная чайка низко пронеслась над водою, словно влетев на мгновение в тесную комнатенку без окон, освещенную дьявольским белым светом гудевших трубок на потолке.
   - Эй, Джош, поосторожнее, это не мой участок!
   - Ну так вот, была там одна мулаточка из технического обеспечения, которая по вечерам в варьете подрабатывала... - Торовски безошибочно провел операцию перехода, и на экран вернулась карта. Дон, приподнявшись, быстро окинул ее взглядом. Все, порядок!
   - ... и когда мы ее там впервые увидели, и Майк талдычил, что мол она это, а мы с ним поспорили и проспо...
   Дверь отворилась.
   - Хай, Дон! Здравствуйте, сэр! - Донован, стажер из сектора Торовски.
   - Хай, Ральф! Проблемы?
   - Да. Клановец на моем участке.
   - С чего ты взял?
   - Полчаса назад, сэр, был неприятный звонок. Один наш заграничный абонент. Его убил какой-то вооруженный всадник, который работал на автомате. В Магоберских лесах, в номинальных пределах владений барона Горн-и-Фаулер. Когда я заступил на дежурство, мне это сообщение передали, я с ним связался еще раз...
   - Стоп! Что за бред? А с чего ты взял, что это был клановец?
   - М-мм, сэр, в инструкции, в третьем томе, указано, что на автомате...
   - Да ну, ладно, так ты позвонил тому, которого убили и...
   - Да, сэр, я с ним связался по спутнику, и он...
   - Так какого лешего ты торчишь здесь, Донован? - Торовски повысил голос. - Ты на дежурстве, а не я. У тебя нарушитель на участке. Ты его локализуешь, обезвреживаешь, всю информацию заносишь в первую базу. И все!
   - Сэр, он Белый!
   Дон удивленно посмотрел на Донована поверх журнала.
   - Кто Белый-то? - нетерпеливо спросил Торовски, поджав короткие ноги и делая полный оборот вокруг оси.
   - Клановец!
   Торовски и Дон непроизвольно одновременно взглянули сперва на стажера, потом друг на друга, и Дон покрутил пальцем у виска.
   - Ага, Белый. Ты совсем ку-ку, парень? - строго осведомился Торовски, снимая очки. Без них его лицо показалось непривычно голым. Он протер стекла, и без того сверкающие. - Или он нас разыгрывает, Дон?
   Дон хмыкнул и перелистнул страницу. - Ложный вызов, - проворчал он вполголоса.
   - Ладно, не бери в голову, малыш, - внезапно смягчился Торовски, и даже не добавил как обычно "а бери в рот". - Я этим сам займусь, попозже.
   Ральф еще раз смущенно улыбнулся, неловко кивнул и исчез поспешно. Дон снова хмыкнул.
   - Ты посмотри, что пишут!
   Торовски нехотя оторвался от телевизора и перегнулся через стол. Дон показывал на блестящий глянцевый разворот, четверть которого - и не меньше занимала шикарная эмблема их конторы. Золотая корона с лучистыми рубинами, развитая лазурная лента, белые буквы "Мадж" и "тик".
   - А... курсы...
   - Да ты послушай! Так... Увлекательный мир приключений... для детей и родителей... Ну, прочая лабуда... Вот. " Свои услуги предлагает Фу Тян-Хоа, the witty winner of four Majestic Grand Prizes... так... во! Древнее знание Востока... ага, у нас, да?.. гарантировано овладение призом Маджестик за два года целенаправленной... полное описание примет и знамений на пути к Чаше... но путь опасен... хм-м... научный подход... " Эк как его! Я улетаю! Джош, и это печатают!
   - Вдобавок еще и читают! Такие вот, как ты! Слушай, Дон, если честно, я уверен, что мы с тобой говорим о разном. Что тебе не нравится-то?
   Дон воззрился на приятеля.
   - Так ясно же! Тьма несообразностей!
   - Угу! И первая?..
   - Ну - древнее знание Востока. Этот аутсайдер заврался вконец!
   - Может и нет. Но это вопрос другой. А первая - и главная - нелепица четыре Больших Приза у этого типа. За эти тринадцать лет сколько, по-твоему, Больших Призов пришлось отдать игрокам?
   - Ну, этого точно никто не говорит... Но если покопаться в архивах...
   - Три! Всего три! И больше никому он не достанется - во веки веков!
   - Да ну!
   - Ты меня слушай! - Джош присел на стол, боком к Дону, болтая короткой ногой. - Старый Руфус был гений. Именно так. И вовсе не полоумный маньяк, ты, конечно, читал все сказки для пользователей идея была подхвачена, и под руководством профессора Каббера... за три года... Вранье. Не маши руками, дует. Ты знаешь, что Руфус пятнадцать лет читал курс системной топологии в Токийском университете? Не слышал? И не веришь? А если я тебе скажу, что семьдесят процентов модулей "Чаши" для нас закрыты до сих пор? Не веришь... А ведь над этим и бьется сколько уж лет лаборатория Каббера... Да вот. Прости меня, Дон, ты второй год на фирме, кому-то надо наконец открыть тебе глаза. А я к тебе давно присматриваюсь. Есть мнение рекомендовать тебя в клуб "Инвестигейтор".
   - Спасибо, Джош, - Дон ошарашенно потер стриженый затылок. Чудеса!
   - Слушай дальше, козлик! О Больших Призах. Всякое большое дело начинается с большой приманки. Первые два приза ушли в год основания игры. Об этом на весь мир трубили. И кому они достались, ты знаешь... наверное.
   - Ну да. Какой-то художник. И коммивояжер... из Огайо. Верно?
   - Так, черт возьми! А третий был школьником из Луисвилля! Не слыхал? Так я тебе расскажу! Участие в прибылях было слишком жирно даже тогда. И третий случай за три месяца - чересчур даже для старой доброй теории вероятностей. Решили оспорить права третьего кандидата. Договорились с родителями. Все полюбовно кончалось. Но он успел войти в игру, стервец... В общем, когда наш спикер вошел в контакт с Монастырем Света, те уже знали, как надули их избранника. Я дублировал спикера. они встретились за пределами монастыря, светлый Перон и наш, Энтон Блаунт. Я видел их издали, но слышал все. Скверное было положение, ох какое паршивое... Ты знаешь, какие гарантии обещаны победителю.
   - Программа самоуничтожения? Тоже блеф.
   - Это серьезно. И страшно, дружище. Перон все знал и лучше нас понимал, чем все кончится. Он умолял спикера не рушить уговор. Но ведь решал-то не Энтони. Ему были даны четкие указания. Они так и не договорили... Энтони почувствовал это раньше всех. Он что-то замычал и начал срывать с головы застегнутый шлем. А потом мы видели, как с неба посыпались огромные черные монолиты. Они не падали, а медленно опускались вниз, этак непрерывно и непреклонно, и вписывались в каждую складку местности, и на глазах заполнили ущелье и долины на юге, и везде, везде - только черные глыбы с неба.
   Джош перевел дух. Никогда его Дон таким не видел. Джош поднял на него глаза, тусклые и тоскливые.
   - Повезло нам тогда. Потеряли восемнадцать процентов полигона со всеми параферналиями. Системные блоки уцелели все. Вовремя изолировали Страну Света.
   - Это... черная стена за морем... в третьем секторе?
   - Да. Там остался Монастырь Света, погребенный, и теперь мы не знаем, кто в Игре явно представляет ее миропорядок. Может быть и никто. Хотя вряд ли... А так все обошлось. Вот только семеро игроков с ума соскочили. И Блаунт тоже, вот кого жалко-то... Через два дня после катастрофы, все системщики еще рыскали по Игре и прикидывали, что уцелело, а что нет, группа Джонсона объявила, что они идентифицировали модуль, конструировавший само понятие Большого Приза. Тут же демонтировали его связи и стерли из памяти. На удивление легко оказалось... Я до сих пор думаю...
   - То-есть ты хочешь сказать... И Большой Приз, и Чаша - такой же обман...
   - А вот этого я не говорил, не надо! Единственное, что я знаю наверняка - Чаша Грааля существует! И если совет директоров не передаст контрольный пакет тому, кто ее отыщет, Игра кончится. Навсегда. Для всех. И наша главная задача - не выпустить Чашу в чужие руки. А нарушители правил - вздор, сказки... А клановцы... - просто конкуренты, понимаешь, и гоняются за той же добычей, только не поодиночке, а скопом, Кланом...
   - И ты так спокойно о них говоришь? Это же мафия!
   - Да не повязаны они с мафией, будь проще! Вот я о Джонсоне говорил...
   - Это человек Каббера, Ричард Ли Джонсон?
   - Так вот, он - клановец. И что ты на это скажешь?
   - А Руфус - гений?
   - Да! А Каббер - тупица! Может, он и специалист по системам волоконной связи, но сейчас занимает чужое место и держится за него всеми четырьмя.
   - Чем держится? - не понял Дон, и Джош со вкусом повторил, Всеми четырьмя! Лапами. Ну, пойду я...
   Дон машинально хлопнул по протянутой ладони. Торовски помедлил, покачался на ногах, переступая с носков на пятки, повернулся к двери. Он медлил. Его беспокоило молчание Дона. Он обернулся, уже прикрывая за собой дверь. Дон смотрел на него пристально, не моргая, его искусственный глаз чуть косил. Торовски ждал.
   - Джош, - сказал Дон неуверенно, - Я все понял. Ты меня проверял?
   Торовски легко вздохнул.
   - Ты, Дональд, угрюмый и подозрительный субъект. К тому же тугодум и тайный развратник. Но чем-то ты мне, коллега, симпатичен. Я сам такой. В ту пятницу будет заседание совета, постарайся уж сэкономить на девках полсотни на вступительный взнос. Или мальчики твоя слабость?
   - Моя слабость - слюнявые сатиры вроде тебя, - шутливо рявкнул Дон и закашлялся. Торовски подмигнул ему на прощание и быстро пошел к лифтам.
   В кабинете он первым долгом нажал кнопку Ричарда Ли Джонсона, доктора философии.
   - Ли? Торовски здесь. Я узнал код допуска в двенадцатый сектор на май месяц. Готов? Два ключа - Нортгейт - два ключа - четырнадцать... Как? Это уж мое дело, голубчик. Скажем так - косвенно... Как твое драгоценное? Так, а Алиса с малышом?.. Вот, вот, это и есть самое главное. Поцелуй ее от меня... Сам знаешь куда, не маленький... - и сразу, без перехода - А если твои ребята еще сунутся в мой сектор, то я тебе обещаю большой скандал и тихую разборку. Именно в такой последовательности... И кое-что от меня лично, на память. Я понимаю, что говорю... Нет, нет, нет, не благодари! Мы же... мы же с тобой друзья, Ли... Эт-то хорошо, это от-лич-но! До связи, мой генерал! И хрипло каркнул своему отражению в погасшем дисплее Пся крев!